Рокировка

Вик прожил жизнь такой величины, что вопросы беспокойства за будущее обратились в единственно определенное: «Поживем, увидим». Одновременно с тем, заводить друзей стало не то чтобы сложнее — страшнее. Такие вещи в молодости в голову не приходят. Иллюзия могущества над реальностью и революционные теории работают, как пара кофейных шотов. Подменяют ясность ума озаряющей вспышкой эйфории. Теперь же, набравшись и стажа, и репутации, Вик выражал свою заботу о людях самым искренним способом из возможных — держал их на расстоянии. Нет слабых мест — нечем и шантажировать. Ви на этот порядок ожидаемо наплевал — по-другому и не умел. Вроде бы импульсивный и наглый, совсем еще мальчишка — но ведь хватило же ума пойти не в лобовую, а на измор. Без лишних слов. Без вычурных жестов. Без требовательности, свойственной детям. Сегодня благодарная улыбка; завтра — «проверенный, надежный поставщик — тебе понравится»; послезавтра — «посоветовал тебя клиентке, очень состоятельной». Ни разу не забыл сказать «спасибо», даже когда Вик ставил в долг уже настолько часто, что как будто бы бесплатно. Особое отношение считал за особое отношение, и никогда, ни на краткую секунду, не позволял себе свыкнуться. Но никогда и не поднимал эту тему. Вик не позволял себе лишнего взгляда, а когда лишний взгляд позволял себе Ви — становился слепым. И пытаться не собирался — тоже. Потому что ломать молодому парню жизнь старческими притязаниями и унылым подвалом Уотсона — считал нечестным. Молодость нужно проживать вдвоем, а не так, чтобы один — за двоих. Ви, впрочем, почти не пытался тоже — и это, как ни странно, кололо сильнее мыслей об одинокой и ненужной старости. Слова Джонни, — столь же древнего, как и Вик, ублюдка с парой принципов про отсутствие принципов, — добили окончательно. Джонни не сделал ровным счетом ничего, чтобы получить доступ к душе, о которой Вик едва ли мог грезить — хоть бы и во сне. Читал теперь ее, как чужой дневник, покуда владелец временно «отбыл», и только из-за одного этого Вика трясло, как прежде бывало только на ринге после глупого поражения. — Не надо так переживать, док, ладно? — сказал Джонни, садясь в кресло. Вик сморгнул. Обнаружил Джонни перед собой, хотя будто всего минуту назад набирал номер Ви, чтобы в очередной раз услышать в ответ интонацию Джонни. Телефон частично съедал и разницу, и душу, но, когда Джонни приходил лично — начинался новый виток пытки. — Без дурацких шуток, — сухо прищелкнул языком Вик. — Ты понял меня? — Поверь, док, мне совсем не смешно. Джонни поежился — опять и странно. Иногда откровенно сквозил жестами и реакцией Ви, которые Вику были особо дороги — той робкой, колкой неуверенностью и попытками спрятаться от прямого прожекторного света на медицинском кресле. Джонни не издевался — не в эти разы, — поскольку сам выглядел порядком раздраженно и пытался как можно быстрее взять себя в руки. Поначалу Вик думал в порядке шутки-издевательства: хорошо бы подключить Джонни к датчикам и глянуть, что с ним происходит. Правда, потом Джонни сам предложил это сделать — и стало как-то несмешно. — Сколько ты вчера выжрал? — машинально спросил Вик, когда Джонни откинул на кресле голову. Мигом стали видны и тени под глазами и синева кожи. В голове пронеслось призрачным воспоминанием: «…Ви, ты зачем так напился?» Это он тогда впервые заглянул к Вику после мучительной операции на мозге, выпив столько, что начал говорить с Виком еще в «Эзотерике», перепутав его с Мисти. — А ты многогранный, док, — проворчал Джонни. — Умеешь найти подход к каждому. Прямо напомнил, что был здесь, в этой клинике — гораздо чаще, чем Вику тогда казалось. И слышал, наверное, тоже — чрезвычайно много. — Будем работать с разными пластами сенсорной системы. Поочередно, — сказал Вик. — Наебешь меня — сделаю так, что весь мир будешь видеть исключительно в розовом цвете. Джонни не стал ни кивать, ни переубеждать — самую последнюю, дрожащую и острую грань, — чувствовал всегда. И они начали. Вообще говоря, идея была идиотской с самого начала — такая, про которую говорят: «Не могу поверить, что это сработало» или «Везучий ты, сукин сын!» Джонни ставил на оба варианта. Вик — ни на один. Вообще ни на что не ставил — чтобы не разочаровываться. Джонни не был неврологом, не был нейробиологом, и его представление о человеческой анатомии кончалось там же, где гениталии. Вик же был хирургом; ту часть жизни, которую называют лучшей, проработал врачом, но о том, что сказала Альт, раньше не слышал ни слова. Чип с цифровым слепком разума, еще и полностью меняющий ДНК? А как насчет черной магии и Иисуса Христа — они тоже где-то неподалеку? В одном Вик и Джонни сходились. Биочип, — частично и порой внахлест, — переписал нервную систему Ви под нервную систему Джонни. Вывод отсюда следовал вроде как очевидный — нужно переписать обратно. Просто? — Просто. Правда, рождался один крохотный вопрос: откуда взять «чистый» конструкт Ви, если единственный существующий — уже с примесью Джонни, а сам Джонни — с примесью Ви? Восстановить — по памяти. И вот совершенно случайно — удивительное совпадение, не правда ли? — но Джонни буквально лично знал одного парня, который побывал и в голове Джонни, и в голове Ви. И Вик начал «читать». Раскладывать нейросетку Джонни&Ви на показатели, чтобы потом из осколков паззла собрать один целый. Правда, одна мысль настойчиво стучалась из подсознания, но он запрещал ей быть. Та самая, в которой Вик кристально ясно понимал, что Ви и Джонни, на самом деле, уже никогда не будут полностью разделимы.        Ви не мог закрыть глаза в полном смысле этого слова. Мог лишь вообразить, как опускаются разгоряченные уставшие веки; как тускнеет свет; как накатывает дремота под ворчащий телевизор и — сквозь волны легкого алкоголя. Когда попробовал первый раз — едва не обплевался. Это, правда, ему тоже было недоступно. Фальшивка, фальшивка, фальшивка. Везде — одно проклятое наебалово. Как фантомная боль. Интересно, что ощущал Смешер, когда его… ампутировали целиком? Ко второму разу приступил почти из принципа. Сабуро назидательным тоном повторял, что попытки Ви погрузиться в прошлое и вообразить реальность — доведут его до безумия. Что он перестанет отличать существующее от выдуманного и превратится в дикий, блуждающий за Стеной вирус. Разумеется, когда он исчез, а вернулась Альт — сказала ему то же самое. Удивительным образом раздражала даже больше — то ли самого Ви, то ли частицу Джонни внутри него. Но мысль о том, что здесь, — в цифре, в мире безграничных возможностей воображения, — Ви может отрисовать буквально что угодно, будоражила так, будто внутри строчек кода, из которых он состоял, текла какая-то особенная цифровая кровь. Сначала Ви представил старые апартаменты — вроде и дом, а вроде и ночлежка. То тут, то там валялись родные сердцу вещи, но всё — одноразовое, пустое, слишком разноцветное. Не за что зацепиться ни взглядом, ни памятью. Вспомнил, как Бриджит говорила про мощный эмоциональный след в памяти Джонни, связанный с Альт — и попробовал зайти с другого угла. Какое место во всем Найт-Сити, — пустом, до смоли черном и осточертевшем, — мог бы назвать домом? Хотя бы и навскидку? Перезвон воздушных колокольчиков почудился прежде, чем перед «глазами» поплыла нечеткая картинка. Даже потянуло терпкими благовониями, а вслед за тем мелькнул блеск на покачивающихся бронзовых маятничках. Мисти, — смазанная серая фигурка, — проступала едва-едва, как бы Ви ни пытался на ней сфокусироваться. С людьми всегда выходило тяжелее — слишком сложные формы и текстуры, чтобы подгрузить в оперативную память по одному запросу. А может быть, просто не хватало мощности даже того железа, на котором работали сервера Сети. Ладно, это оставим на потом. Ви принялся «ходить взглядом» по стенам, дорисовывая раз за разом все больше и больше деталей. Как картину — штрих за штрихом, мазок за мазком. Это оставить — это убрать. Звеньице за звеньицем — подцепились эмоции. Каждому предмету — свои собственные. Зачастую, комплексные, состоящие из целого сонма параметров. И снова — мощностей не хватало, чтобы просчитать и декомпозировать на отдельные частицы; все полилось одним потоком и иногда — с жуткими лагами. Ви едва не «рассмеялся». Цифровое бессмертие — вот оно, только руку протяни. Образно выражаясь. А цифровой рай все еще требует ресурсов, программ и техники — уровня, которого человечество до конца не достигло. Может быть, все-таки не с того начали, а? Ви попробовал вообразить в «комнатке» что-то новое — чего в реальности никогда не было. Например, живое дерево. Воссоздал из тех жалких обрывков знаний, коими владел. Получилось не очень — текстуры мазали, дерево гнуло и так, и эдак, и в фон оно не вписывалось, постоянно проваливаясь то сквозь пол, то сквозь стены. Ладно — это тоже на потом. Вернулся назад — к режиму «чтения», отказался от внесённых изменений. Память в киберпространстве работала безотказно — простая и логичная древесная структура папок на жестком диске. И даже поиск по меткам работает. Старое доброе психологическое «представьте внутри коробку, положите внутрь все неприятные воспоминания и запечатайте ее» приобрело радикально новый смысл. Правда, одна такая коробка в сознании Ви, — намеренно безымянная, но почему-то очень знакомая и родная, — стояла едва приоткрытая. Ви знал, как может знать искусственный интеллект, что конкретно в ней лежит. Осталось только открыть и посмотреть. Строчками, картинками, нарезками видео, целым фильмом — весь нужный софт в его распоряжении. «В этой коробке лежат файлы с пометкой «Мисти», — сказал себе Ви. — Ничего, в самом деле, такого». И они правда там лежали, но, — будь проклято ассоциативное мышление, — там лежало и кое-кто еще. Еще один неприятный сюрприз — будучи строчками кода, лгать самому себе довольно сложно. Альт держалась за свое имя, чтобы не сойти с ума. Как и Сабуро. Ви — за то, которое не сумел бы произнести ни вслух, ни про себя, хоть здесь два эти понятия — одно и то же. Ну ладно… ладно, нужно попробовать. Он бы облизнул губы, если бы только мог. Заставил себя «произнести» сначала одну букву. «В». Вторую. «И». Третью. «К». Совсем не сложно, правда?.. Поисковой запрос ушел в сеть, и система послушно обработала информацию, подходящую ключевому слову. Безукоризненно быстро и без промедлений — выдала ответ, отфильтровав результаты по приоритету. Крышка с коробки слетела — будто ее толкнули изнутри, как мертвец — крышку гроба. Ви порадовался, что не может задохнуться. «Попятился» от собственных воспоминаний, едва не «споткнулся» о следующие, поджидавшие его как будто бы за спиной. В голове зазвенели набатом воздушные колокольчики, ароматические свечки качнулись на ветру, и огонек пополз сначала к шторам; потом к прозрачным, расшитым платкам. Пламя сожрало комнатку в считанные такты процессора. И внутри него как будто бы стоял человек. Смотрел в упор, пронзительно, сквозь черные очки — смотрел отовсюду, куда ни повернись. Смотрел укоряюще, с той страшной надтреснутой надеждой, какую Ви запомнил в его глазах перед тем, как подняться на крышу. Крохотная мысль о том, что Ви сейчас мог бы вообразить с участием себя, его, и своей отчаявшейся фантазии — показалась сплошь кощунственной. Не так, неправильно и нечестно. Даже если он — совсем не он, а просто голограмма. — Вик, — «прошептал» Ви. Губы, которых больше не было — дрожали. — Вик, я пытаюсь, правда… Пытаюсь не сдаваться.        Вик выселил Джонни в «приемную» — то есть, в «Эзотерику» тремя часами позже. Вернее, коротко захлопнул перед его носом дверь и велел ждать (правда, не сказал, сколько). Джонни справедливо рассудил, что ждать в компании — всяко повеселее. Во всяком случае, ему. Мисти как будто бы не обращала на него внимания. Переписывалась с подружками, разжигала благовония, тасовала карты — удивительно самодостаточный человек. Джонни ни разу не видел, чтобы ее — и не было на месте. В какой-то момент провоцировать Мисти случайно сбитой конфетницей или статуэткой буддистского божка — стало окончательно пресно, и Джонни ради разнообразия погрузился в изучение «матчасти». — Нет, нет, — сказала Мисти по холо. — Конечно же, я могу с вами поговорить. Я почти не занята. Джонни, наклонившийся над коллекцией четок, украдкой повернул голову. Голос Мисти изменился неуловимо — стал… измученным, как у человека, который не умеет говорить нет. — Вы же знаете, что я не ем мясо, — мягко, но надтреснуто. — Да, большое спасибо. Да. Что?.. В субботу? Почему бы и нет. Я приду. Мисти замолчала на долгие девять минут, пока с той стороны холо в ее мозг вливался голос. Джонни даже перестал притворяться, что занят делом, и сел напротив Мисти, усмехаясь. Терпение никогда не было его сильной стороной, но конкретно в этот раз — ему нравилось просто наблюдать. Голографический свет в глазах Мисти погас через сорок три минуты — Джонни засек, — и она как-то сразу обмякла, устало облокотилась о стол и вздохнула. Опустила голову, вжимая в виски пальцы. — Кто это? — спросил Джонни: он готовил речь, но ему не хватало данных. — Мама Уэллс. — А, точно. Я помню, ты говорила… Ви. Ты говорила об этом Ви, — поправился Джонни. — Знаешь… тебе стоит научиться говорить людям нет. Мисти подняла голову. — Тебе недостаточно того, что ты влез в голову Ви и Вика? Теперь настала моя очередь? Джонни сухо рассмеялся, подтянул к себе ноги, согнутые в коленях, и закурил — Мисти подняла было брови, но только неловко махнула рукой. — Видишь? — он приподнял сигарету. — Тебе это не нравится, но ты терпишь. — Мне не сложно. Проще, чем с тобой препираться. — А я помню другое. Если задеть пару важных для тебя тем — и в твоей душе найдется унция динамита. — Чего ты добиваешься, Джонни? — Мисти взглянула на него сверху-вниз, несколько рассеянно и даже слепо. — Тебе недостаточно было разворошить один улей? Принципиально добиваешься, чтобы тебя недолюбливали вообще — все? — Я мертвец и мне наплевать, — пожал плечами Джонни. — А вот ты жива. Теряешь друзей одного за одним. Как медсестра — наверное, видишь смерти еще чаще. Высоковатая цена за то, чтобы оставаться в стороне и в мнимой безопасности, не находишь? — Не все могут взять в руки оружие и начать убивать людей. Кто-то же должен их спасать, — в голосе Мисти мелькнула сталь — та самая, которую Джонни пытался нащупать, и тут же довольно осклабился. Дверь позади Мисти с шумом отворилась. — Я сказал тебе ждать, а не утомлять Мисти, — холодно сказал Вик, бросил, уже отворачиваясь: — Пойдем, есть разговор. Джонни ухмыльнулся. Вскочил на ноги, в который раз с удовольствием отметил, что тело Ви — гораздо более отзывчиво и натренировано, чем его предыдущее. — Разворошу-ка я еще один улей, — сказал он низко, проходя мимо Мисти. — Вику понравится.        Вик не стал проверять, идет ли за ним Джонни — и так слышал эту раздражающую и непривычную походку. — Ну как, Вектор? Что-то вырисовывается? — Я даже не знаю, зачем согласился на это, — дернул плечом Вик, отталкивая ногой стул в сторону стола. — Проще сделать новое тело, чем… — Поверь мне, док. Ты не понимаешь, о чем говоришь. Вик кивнул сам себе, указал рукой на соседний стул. — Почему ты называешь меня «док»? — спросил он ровно. Вопрос вроде бы простой и незатейливый, но Джонни тут же паскудно дернул уголком губы — значит, услышал правильно. Повел плечом, явно подбирая слова, но пошел все равно с козыря — посмотрел на Вика в упор и негромко сказал: — Вик. Вик вздрогнул. Показатели на мониторах, к которым он сам все еще был подключен — зашкалили. Различать Джонни и Ви оказалось простейшим делом. Разные повадки, эмоции и мотивация к действию — хоть они трижды сольются, частицу Ви он различит всегда. Другое дело, что Джонни до того не был уличен в… хорошем актерском мастерстве. Сейчас же — сделал все, чтобы достать Вика до сердца и еще глубже. Спрятал и ухмылку, и диковатый оскал, правильно наклонил голову и расправил плечи — даже интонацию сделал, какой надо. — Собственно, поэтому, — подытожил Джонни, возвращая на лицо «свое» выражение. Как будто закрыл крышку гроба над покойником. Вик отвернулся. Вопрос, который он собирался задать изначально, заколотило обратно в горло — да так, что перемкнуло все остальные звуки. Он привычно спрятался за работой, начал считывать показатели, разносил параметры, творил свою особую магию под меткой «спасаю жизни даже мертвым», и Джонни не перебивал. Без слов поднялся, сам взял пиво, сам же сел обратно и уткнулся в телефон. Надолго его, разумеется, не хватило. — Слушай, — сказал Джонни, заканчивая вторую банку из личных запасов Вика. — Все никак не могу взять в толк, почему ты делал парню такие огромные скидки на хром. В чем смысл? — Извини, Джонни, — Вик не поднял головы. — Но ты не мой психотерапевт и не моя подружка. — А что? — хохотнул Джонни. — У тебя есть хоть что-то из этого? Вик шумно вздохнул; прищурился, сверяясь с цифрами и записями. Мучительно зудящие внутри слова поднялись чуть выше и еще выше, и еще: поползли вверх, продавливаемые разрастающимся изнутри раздражением. Наконец, не выдержал. — Ви — правша, ты — левша, — Вик повернулся. Коротким грубым жестом вырубил монитор, тоже — посмотрел в упор. — Ты куришь, он — нет. Ты по девочкам, он — по всем. Я понимаю, что это непросто. Но должно быть что-то еще, чтобы ты был здесь и позволял мне тебя «читать». — Ты что-то говорил про совесть, док? — Джонни поднял брови так же паскудно, как и всегда, но Вик уловил что-то еще. Ворочающееся на глубине. — Чтобы у такого, как ты, заработало что-то такое, как совесть, — вкрадчиво сказал он, — нужен мощный триггер. Внешний. Джонни ссутулился, упираясь локтями в колени. Стал серьезным. — Ты читаешь мои нервные реакции, — он постучал пальцем по виску. — Рецепторные ответы. Пишешь мой мозг. По сути, копируешь меня, как это делает Душегуб — только вручную. — И? — Вик сложил на груди руки. — Значит, скоро сам все узнаешь, — усмехнулся Джонни и прикусил фильтр сигареты передними зубами. Сказал нечетко: — Всему свое время, Вик. Показная насмешка пятном проступила на его лице: и Вик вцепился в нее зубами. Нащупал в Джонни сомнения — его редкое слабое место, — которое можно продавить. — Это особая форма садизма или ты ко мне такой добрый? — Если я назову причину — ты мне не поверишь, — Джонни неопределенно повел плечом. — Пока не увидишь сам. — Если не назовешь — мы заканчиваем прямо сейчас, — блефовал, конечно, но с таким непроницаемым лицом, как у себя, мог это позволить. Джонни хмыкнул. Сощурился, наклоняя голову — так стал делать Ви, когда обнаружил, что под определенным углом и при правильном освещении можно разглядеть глаза Вика даже сквозь линзы. — Ладно, — вздохнул Джонни. — Раз тебе не хватает острых ощущений — я отвечу. Почему бы и нет. Вик медленно кивнул; машинально сделал глоток холодного горького кофе, отвернувшись от лица Джонни. Второй раз поднять голову и заставить себя смотреть — оказалось, несоизмеримо сложнее. Джонни же смотрел в угол — между плечом Вика и неоновыми вывесками. Сейчас — и это было видно, — действительно подбирал слова. Так, что Вик немедленно пожалел, что вообще полез. — Когда Ви еще был здесь, — осторожно начал Джонни удивительно мягким тоном, — у нас были некоторые сложности с коммуникацией. Не только потому, что я мудак. Был лаг по времени — он делал что-то, например, получал пулю в брюхо, — а до меня доходило спустя минуту. Или полчаса. Так я понимал, где свое, а где чужое. А сейчас — оно идет сплошным потоком, так что не открестишься. — Ты об этом уже говорил, Джонни. — Если ты не заметил — я щажу твои чувства. Начинаю издалека. Джонни взглянул на Вика исподлобья, усмехнулся сам себе. Вик на автомате отзеркалил его усмешку. И правда забавно — сидят друг напротив друга, молчат, пыжатся, что два быка, и ни один — не умеет в разговоры. Джонни, видно, подумал о том же. — Парнишку на тебе повернуло, — просто сказал он, и не стал отводить взгляда. — Сильно. Вик не вздрогнул — вообще, перестал шевелиться и даже моргать. Зафиксировался в пространстве, как зависшая голограмма. В голове щелчками срабатывали предохранители: те самые, которые отрицают правду прежде, чем она разнесет своим колючим неповоротливым телом остатки психики. Джонни же дал ему время поразмыслить над сказанным — секунд десять, — но для Джонни это, наверное, вечность. — Я знаю, что он меня уважал, но… — начал Вик, глядя примерно в никуда. — Вектор, не тормози, — Джонни щелчком загнал окурок в чашку — одну из десятка на столе Вика. — Я не об уважении говорю — о… привязанности. Если тебе так легче. Включи мозг и подумай сам. Мальчишка пошел на поединок в Пасифику — чтобы впечатлить тебя. Из кожи вон лез, чтобы расплатиться за всю твою благотворительность. В этот подвал спускался чаще, чем заходил к себе домой. И не только потому, что подыхал. Лицо Вика смягчилось, подернулось непривычной теплотой, и резкие линии губ и бровей едва-едва расслабились. Даже несмотря на то, что услышанное — исходило из уст Джонни. Он сам не понял, как это произошло и как он вообще себе позволил подобное в присутствии этого человека. Как будто они оба вспомнили очевидное — Ви действительно существовал. Ходил по этой клинике. Пил свое пиво. Дышал, улыбался, говорил слова. Возвращался. — Я даже не знаю, кто из нас, — Джонни указал рукой на дверь, — причина тому, что я здесь. Мой здравый смысл или та собачья преданность, которой Ви меня накачал. Я же не тупой, Вектор. Я понимаю, что изменился, что я — это уже не только я. Вик неопределенно покачал головой, уворачиваясь от прямого взгляда и прямого ответа. Просто сидел и бессмысленно потирал сухие, шершавые пальцы. Слова Джонни, сказанные родным голосом, пусть и с чужой интонацией, падали внутрь шипящим мятным шариком. Вспенивали тихую воду, переворачивали все с ног на голову. — Жить с этим не очень-то просто, — продолжал Джонни. — И как-то нечестно. Свечку над вами обоими держать — не совсем мое, тем более… — Замолчи. Вик поднялся резко — столь же резко отвернулся. Сгорбленный и теперь действительно страшный. Джонни замолк мгновенно — будто его выключили. Только молча развел руками — мол, ты же сам меня спросил, что ж теперь жалуешься. — Я не хочу об этом больше слышать, — медленно проговорил Вик. — Никогда. Ты понял меня? Джонни кивнул. Не таким уж и деревянным он был. Понимал, что некоторые слова нужно слышать от определенного человека, а не от паразита полувекового срока годности. Джонни дождался, когда Вик перестанет выглядеть, как бывший боксер-тяжеловес в состоянии острого аффекта, ну и еще отойдет подальше. Сухо напомнил, наблюдая, как Вик бродит по клинике загнанным в угол, израненным зверем: — Тебе придется работать с этим, Вик. Когда ты соберешь все данные нервной системы — тебе придется разбираться, что принадлежит мне, а что — Ви. И есть только один человек, который сможет тебе ответить. Я. — И это единственная причина, по которой ты еще не лежишь в криокамере, Джонни, — ответил Вик непроницаемым, почти мертвым голосом. — Я позвоню, когда буду готов видеть тебя в следующий раз. Это — ясно? — Вполне.  Джонни поднялся, добрел до двери, но все-таки не выдержал. Обернулся, бросил как будто небрежно, хотя внутри невесть с чего кислотой разлилось раздражение:  — Подбери сопли, Вектор. Не у всех есть шанс сказать то, что при жизни не успели. Будь благодарен хотя бы за это.