Рокировка

Неоновый город. Мокро-серый, бесконечный, в разлетах блестящих полос фонарей — до одури знакомый и неотвратимо изменившийся. Тоскливо-раздраженные сигналы машин-точек — слишком медленных, чтобы запомнить номер или очередное лицо. Вик бы назвал подобную скорость безответственной — Джонни бы вдавил педаль в пол, пока не развернет и не перекрутит о грязно-бежевый отбойник. Ви балансировал где-то между — ускорялся и притормаживал — на два голоса в голове. Один из живой памяти, другой — из мертвой. Если раньше и жил на грани, то теперь — сорвался окончательно. …куда уже падать? Холо мигало раздражающими сообщениями разного калибра — Такемура, Роуг, Йоринобу, Джуди, Панам — множащиеся уведомления в списке контактов едва ли не по алфавиту. Весть о чудесном воскрешении, никем не афишированная, разлетелась в инфополе во все концы и начала: его приглашали на бутылочку пива, забивали стрелу, глумились над тем, что он жив, «но это ненадолго», умоляли заглянуть как можно скорее или хотя бы прислать весточку. К черту. Потом. Все они — потом. Внутри билось живое и самоубийственное — он здесь, он настоящий. Может все — после смерти такое бывает. Ви выкрутил руль в очередной раз — в очередной раз скрипнули натруженные шины не позабывшей его Quadra — даже царапины на лобовом все те же. Развернулся, едва не разворотив задний бампер, чудом вписался в поворот, чтобы пролететь почти по встречке — конечно же на красный — и скрыться во влажно-разноцветном потоке спешащих машин под какофонию разъяренных гудков. Подушечки пальцев холодило дорогой кожей, радио разрывало новой композицией — кажется, Кэрри, и те три девчонки с ассиметричными стрижками? — справа на пассажирском загадочно постукивало содержимое красивой пластиковой коробки. Самое меньшее, что он мог бы сделать после всего, что Вик — [11:11] Vic: Ви? Vic: Скажи, что это программная ошибка Vic: И ты не едешь на скорости 70 миль? Поставил-таки датчики слежения то ли прямо в Ви, то ли в его машину — неважно уже как и отчего-то до хрупкой дрожи правильно. Особенно, когда сообщения такие — с прописной буквы, правильно расставленными запятыми и знаком вопроса. Кто еще так пишет, если не Вик?.. reVIved: ноуп reVIved: 73 reVIved: пришлось сбросить перед поворотом Беспокойство Вектора — само по себе наркотик, с которого Ви не пытался слезть даже в те времена, когда дорожил собственной жизнью. Теперь вызывало лишь искорки смеха — мальчишеского, почти инфантильного, такого, что еще и еще, и еще, и наплевать — на самом деле наплевать, во сколько оно ему встанет. Им обоим. В конце концов, Вик генетически запрограммирован на заботу; Ви — на то, чтобы ее испытывать. Архитектура идеального симбиоза. Коробка согласна поддакнула, хлопнув крышкой и кованым замочком; чуть развернулась к окну на очередном повороте, будто в окно выглянула. Ви мотало по городу с самого утра — магазинчики с дешевым жирно-сладко-соленым фастфудом; кричаще-дешевые вывески и голограммы с незапоминающейся рекламой; гладко-мраморные полы торговых центров Корпо-Плазы. Он пожирал город целиком — за сутки пытался прожить потерянный год. Обезумев и обессилев, после — целый час пролежал на пирсе, глядя в гладко-голубое небо. Щурился, считая вагонетки на медленно проворачивающемся колесе обозрения, которое — вот те на — до сих пор работало. У него с Ви явно было кое-что общее. Окунуться в город, который однажды прожевал его с потрохами, чтобы вот так — усмехнуться, щелкнуть по носу и даже показать язык — оно того стоило. И чтобы потом, в сумрачно-блеклом вечере — выцветшие ступени лестницы, неповоротливо-железный лифт и фальшиво-радостные новости со встроенного динамика. Все то, что отделяет его от простого прямоугольника одной безымянной двери. Жить с Виком — он никогда бы и не помыслил о таком — но возвращаться… Да, возвращаться. Подниматься, почти бегом, спешить, знать, что вот сейчас — спустя минутку — увидишь знакомое лицо, подвернутые рукава рубашки на чернеющих татуировках и эту скупую усмешку, в которую упрятано живое и искреннее беспокойство — Ви остановился на пороге с занесенной у терминала ключ-картой. — по-настоящему любимый момент. Всего лишь третий за прошедшие несколько дней, и каждый раз — бьющий в мозг тяжелее «кружева». Насмерть. — Вик, я… …дома. Ви сощурился — от света или неожиданности, так сразу не разберешь. Изнутри царапнуло предупредительным — чистые рефлексы, собачьи и вшитые в подкорку. Потому что — чужая массивная тень, заказанная еда на стеклянном столе и две открытые бутылки пива, обе — не для него. Хлестнуло неприятно и по оголенному мясу. Как будто то, что у Вика могут быть друзья; и то, что он может пригласить их к себе домой — такое уж необычайное открытие. С чего он взял, что быть здесь — исключительная возможность для него одного?.. Они не заметили его сразу: Ви успел услышать и обрывок фразы, сказанной умиротворяющим баритоном, и поймать улыбку Вика в ответ на понятную только им двоим шутку — искреннюю и светлую. Сделал шаг вперед, намеренно задевая рукавом звонкий графин на краю столешницы, остановился. Внутри разлилось знакомое — резкое и едкое — остатки Джонни, как он это называл. — Ви, — знакомо-расслабленное, беззащитное — Вик еще не почувствовал тех шипов, что вывернулись прямиком изнутри и сверкнули остриями навстречу. Неспешно поднялся с дивана, кивнул в сторону: — Знакомься, это Грег. Мой старый друг. Из Травмы. Вот так просто. Знакомься. Ви удержал лицо — сумел, пусть и титаническим усилием, чтобы не выдать ни разочарования, ни усмешки, ни живого раздражения, обжегшего под ребрами ледяным и колючим. Зажало в тисках: с одной стороны — привычно-бархатистое и хриплое «мой старый друг», сказанное кому-то другому, не ему — с другой… из Травмы, да. Коллега, наверняка риппердок. Что-то вроде маленького уютного консилиума для одного не самого типичного пациента. Грег плавно поднялся навстречу — с грузной, обманчивой ленцой, выдававшей старого хищника; слишком крупного, чтобы растрачиваться на резкие жесты и явные эмоции. Ви подошел медленно, склонил голову — то ли приветственно, то ли угрожающе — покорно пожал протянутую руку, даже пальцы не дрогнули. Рукопожатие сухое и теплое, чуть шершавое. Точь-в-точь, как у Вика, даже страшно до смешного. И невозможно отвести взгляд. Плотный пиджак на массивных по возрасту плечах, скупая внимательная усмешка сквозь прозрачные стекла очков и профессиональная задумчивость. Пожалуй, два Виктора Вектора, пусть одного и зовут иначе — это немножко чересчур. — Вектор многое о тебе рассказывал, — и хрипотца конечно, словно голоса им раздавали с одного конвейера. — Да?.. Что конкретно? Вышло обиженным до детского — всполох той глупой ревности, которой будешь корить себя и прокручивать в голове еще недели. Джонни, да — так отреагировал бы только он. А теперь еще и Ви. — Талантливый соло с пониженным инстинктом самосохранения, — Грег усмехнулся. Добавил примирительное: — То есть исключительно хорошее. Проницательный до противного взглянул на напряженного Вика, затем снова на Ви; мягко отступил на шаг — не от страха, но исключительно тактично. Нераскуренная сигара лениво провернулась в аккуратных пальцах. Молчание затягивалось: Вик хмурился непонимающе, не способный прочитать всю ту эмоциональную смесь, которой Ви напитывал пространство; Грег напротив — читал ситуацию как по буквам и улыбался задумчиво. «Уйди», — подумал Ви и прикусил язык. Даже и в мыслях это прозвучало жалко. — Мне пора, Вектор, — вежливая улыбка им обоим, только Вектору — на порядок теплее. — Я напишу. Прошел мимо Ви, напоследок кивнув с вымораживающей учтивостью. Пах меддоками и хорошим табаком — толику опасный, старый ветеран Травмы, с которым Ви не сумел бы конкурировать ни при каких условиях. — Напишет о чем? — не был уверен, что дверь за Грегом уже закрылась, но тормоза привычно снесло к чертям. Вик вскинул брови — прочитал наконец явное, и ему это не понравилось. — По моей просьбе. Я консультировался с ним по ребятам, которые выходили из комы после длительного отсутствия. Честно до скрипа на зубах. — Думаешь, я буйный? Или больной? Ну теперь-то точно подумает. Ви бы и сам так подумал. Укоряющий вздох, сцепленные пальцы на переносице: — Твое поведение абсолютно норма… — Мое поведение? Ви с грохотом обрушил коробку на журнальный столик. Прошелся туда-сюда, бессмысленно подхватил пальцами открытую бутылку пива, тут же брезгливо поставил на место, опознав чужеродную этикетку — Вик предпочитал подешевле и исключительно темное. — Ты нестабилен. Пережил чудовищную психотравму и еще не пришел в себя. «Чудовищную». Вик такими словами предпочитал не бросаться — тоже выбирал попроще и понейтральнее. — Допустим, — Ви отвернулся, медленно стягивая куртку, как будто бы мог от этого успокоиться. Лопатки свело от тяжелого взгляда. — Допустим, я нестабилен. Но ты мог бы… предупредить. И плевать, что это он, Ви, здесь бесправный гость; что Вик прав (как всегда) и что любая претензия после того, как он разогнал машину до семидесяти миль в час в городской черте — мягко говоря, оправдана. — Допустим, я до черта нестабилен, — впечатал Ви в ломкий воздух. — Допустим, я больной на голову и допустим… Допустим. Но, черт побери, это не значит, что… Ладонь, тяжелая и крепкая, как монолит башни Арасаки, опустилась на плечо. Развернула. Вик смотрел в упор, пусть и сквозь черные линзы — если бы без них, Ви вообще бы унесло — поджимал губы, хмурился, но ни в одной черточке и толики гнева или осуждения. Словно Ви вместе с воскрешением получил карт-бланш на любую прихоть. Как будто если прямо сейчас он врежет Вику — тот отряхнется и скажет, что Ви «просто устал» — И следом очередной удар под дых: — Сделаю тебе чай. Ты просто устал.        «Сделаю тебе чай» приравнялось к «схожу в один магазинчик специй неподалеку, он еще открыт». Что-то вроде негласного — «дам тебе время успокоиться и перестать вести себя, как малое дитя». Брошенный напоследок взгляд — больше удивленный, чем укоряющий — до сих пор жег чувством вины за необъяснимую вспышку. Запоздалый праздничный торт, вытащенный из холодильника, в тон ему осуждающе взирал с кухонной столешницы. Ви вздохнул. Очень странно есть праздничный торт, который для тебя купил человек, обменявший свою жизнь на твою еще тогда, когда ты сам — был мертв. Очень. Еще свечки эти… Ви качнул пальцем одну — с изогнутым фитилем и глупыми розово-оранжевыми витыми узорами. Джонни мог бы оставить какое-нибудь марципановое послание вроде «ненавижу тебя меньше всех». Мог бы, но не оставил — стоит отдать ему честь. Дверь отъехала с негромким щелчком и столь же плавно вернулась на место. Почти убаюкивающий звук. — Зажечь? — усмехнулся Вик с порога. Вернулся с улицы бесшумный и насквозь пропахший ночным дождем. Зыбкая тревога, помноженная на злость и чувство вины, поджалась — вытеснилась из комнаты и воздуха с его возвращением. Ви, как обычно, вскинулся на часы, сверил внутреннее время со внешним, раздосадовано прищелкнул языком. — Почему, когда тебя нет — время такое быстрое, а когда ты есть — наоборот? Спросил и прикусил язык. Получилось неловко — даже оскорбительно, что ли. Как будто компания Вика ему наскучила. Вик понятливо прищурился, усмехнулся еще глубже. Наклонил голову. — Сниженная мозговая активность может приводить к ускорению внутреннего времени. Поэтому и гонки, и семьдесят миль в час, — прошел за спиной Ви, после чего послышался шелест одежды. — В моем присутствии — наоборот. Ты поглощаешь больше информации в единицу времени и тебе кажется, что оно тянется медленно. — А… — Ви обернулся вслед за ним на круглом барном стуле, уткнулся взглядом в чуть сведенные лопатки. Смолк. Внутренне обругал себя за то, что получилось громче нужного, но Вик, к счастью, кажется, не услышал. Или не захотел. Обычно — если это слово применимо к тому сроку, что он жил здесь — Вик уходил переодеваться в ванную, очевидно нарушая свои привычки. И дверь за собой закрывал тоже — Ви знал это просто потому что. Потому что ни один человек, что живет один, не закрывает эту долбанную дверь. Но сегодня, по всей видимости, Вику это надоело. Или он просто забыл. Свыкся с присутствием Ви в квартире настолько, что тот стал для него, как кот или — Ви медленно сомкнул губы, тихонько вздохнул. Остается надеяться, что Вик не обернется в самый неподходящий момент. На спине его не было ни единой татуировки — только редкие, едва заметные шрамы — такие остаются с детства и половине ты даже не можешь дать названия. Ансамбль безупречных мышц, чуть смягченных возрастом и теряющей упругость кожей. Ни толики лишнего на боках — только рельефная кожа, прикосновение к которой будто уже вязнет на подушечках пальцев — как будто по-настоящему — Вик уже взялся за пряжку ремня, остановился резковато — вспомнил о чем-то или о ком-то. Вздохнул, неуютно поведя плечами, и потянулся к только что брошенной на кровать рубашке. Пошел в сторону обычной, неспешной походкой, но Ви видел чуть сведенные в напряжении лопатки — как если бы непрошенный взгляд жег ему спину. Не заметил сам, как выдохнул, как только раздвижная дверь ванной встала на место — обреченно, разочарованно, потерянно. Нет, не забыл и не свыкся. Все еще гость, все еще надо закрываться за ширмой вежливости. Силуэт Вика темнел сквозь мутное от пара и грубой шлифовки стекло. Двигался плавно, будто замедленно — а может, Ви снова мерещилось. Он наблюдал за тем, как чужая-родная тень движется и перетекает; вслушивался в шелест воды — горячей и живой. Хотел было закрыть глаза, раствориться в звуке, но так и не смог. Вообще, с некоторых пор пытался делать это как можно реже. Не выдержал — дурацкий порыв, импульсивный настолько, что мысль остановиться сгинула прежде, чем постучался костяшками о толстое стекло. Вик услышал, будто бы ждал. Вырубил воду, отфыркиваясь и кутаясь в полотенце, приоткрыл — посмотрел по-медицински внимательно. — Ви? Пауза. — Извини, — глухо и по-детски угрюмо. — За что конкретно? И снова — на то же лезвие. Можно сказать что-то вроде: мне не понравилось, что ты позвал другого риппера за моей спиной. Или — я разозлился, что ты считаешь меня больным. Или — у меня крыша едет после воскрешения. А можно честное: я приревновал. Ну, чтобы сразу и контрольный, после которого только вперед или в стену, или с крыши. — Кто он… этот Грег? — Старый друг, — повторился Вик, тут же понимающе поморщился. — Работали вместе что-то около с десяток лет. Прикрывали друг другу спину. Я доверяю ему. Ответ нейтрально-аккуратный, почти бессмысленный в той ровной вежливости, нарушить которую нужна смелость — и ни у одного из них ее нет. Как будто бы каждое слово, сказанное «вне» — окажется последним. Партия, в которой невозможно сделать ход и не проиграть. — Он… — Ви примиряюще вздохнул. — Выглядит надежным. — Ты думаешь? Вик усмехнулся по-доброму, открыл дверь полностью и вышел из ванной как был — домашние штаны и мокрое полотенце, переброшенное через шею. Едва прикрывающее тело и пресс, которого у мужчин его возраста обычно нет. И без очков, конечно. Ви не выдержал или не удержался — взглянул кратко везде, куда смог дотянуться. Воспользовался разовой акцией, не зная, будет ли еще — попытка или предложение. Вздрогнул, отодвигаясь, когда Вик аккуратно кашлянул — Ви перегораживал ему выход настолько, что пришлось бы оттолкнуть. Или коснуться ладонями — привычным жестом положить руку на плечо, чуть отвести в сторону, направляя. И потом — он ведь даже не пил ни капли, ничего подобного, просто немножко устал и еще… — У вас что-то было с ним? Вик оглянулся — едва только сделал шаг мимо Ви и теперь стоял слишком близко. Наверное, даже ближе, чем до этого — дотягивался и взглядом, от которого раскачивало в стороны; и запахом дома, про который Ви даже не знал, что такой существует. Смотрел, как человек, который очень сильно сомневается, а не послышалось ли. — В смысле — раньше, — торопливо добавил Ви, с каждым оправданием ухудшая ситуацию многократно. — Ну… в Травме. — Было что-то?.. — Ну… Знаешь, когда люди работают вместе, то… «А если они вместе живут?» — С чего ты взял? «Зачем ты спрашиваешь, Ви?» — Я… Вы похожи, — Ви проглотил колючий стыд. — Как братья. И… я никогда не видел, чтобы… Рядом с тобой. Ну, кроме Джеки или… «Или себя». Молчание затягивалось петлей на шее — той самой, что бесконечности. Как вообще можно было спросить такое после всего? Как можно было решить, что у него право-то есть? — Допустим, нет. И следом взгляд — режущий, не ледяной, но отдающий стылым и невысказанным. Совершенно непонятным. Глубокая эмоция, похожая на промороженный колодец с воющими призраками и черными медузами. Желание запустить туда руку, чтобы обжечься — запредельное. Что вообще значит это дурацкое «допустим»? Неужели нельзя было ответить нормально? — Ладно, — Ви прижал язык к нёбу — прищемил недооформленный вопрос прежде непоправимого. Шевельнулся, обходя Вика по кругу с неприсущей себе мягкостью — позорное отступление, не иначе. Вик остался недвижим, проводил движение взглядом, будто видел подле себя ту самую медузу — существо бестелесное, странное и довольно-таки безмозглое. — Ладно, — выдохнул Ви увереннее, когда взгляд Вика скрылся за собственной спиной. — Я тут… — Он неловко дотронулся пальцами до коробки. — Принес кое-что. Пальцы не слушались, замок не поддавался, и коробка издевательски елозила гладким дном по скользкому стеклу столика. Чертовски длинное неуютное мгновение, пока — Ви дернулся, когда чужие руки знакомым механическим жестом — безупречно и ладно отщелкнули замок и открыли крышку. Чужое плечо, все еще в блестящих каплях воды, возникло на периферии, заслонив собой остатки самоконтроля. Краткое тепло мазнуло по щеке и исчезло, когда Вик отступил. Вздохнул кратко и удивленно, ласково поджал губы. Антикварный виниловый проигрыватель ответил дружелюбным бликом на лакированном дереве. — Не стоило, Ви, — тише на пару тонов. — Я хотел отблагодарить. Хоть как-то. «Хоть как-то» встало ему во все те сбережения, что остались на старых, незаблокированных еще счетах, пару разбитых челюстей и небольшую драку этим утром с местной бандой скупщиков. — Пустяки. Мне все равно нечем было заняться. Вик конечно же не поверил и конечно же не стал спорить. Посмотрел долго и тоскливо — в упор и без очков, не так, как раньше. Иначе, будто… будто бы перестал защищаться. Или сопротивляться. Чему-то. — Пойдем, — сказал мягко настолько, что Ви едва не задохнулся от пролившегося внутрь тепла. — Отпразднуем твой новый день рождения.