невидимая нить

Чжун Ли не знает, что с ним происходит, когда он знакомится с этим суматошным мальчишкой из Фатуи Тартальей. Он знает, что с этого момента они вдвоем связаны деловым контрактом, согласно которому должны сотрудничать с целью выполнения всех поставленных обязательств, но в какой-то момент все между ними выходит за рамки контрактов. Это происходит совсем ненамеренно и спонтанно, когда одним вечером они пересекаются на набережной Ли Юэ. — Здравствуй, — произносит Чжун Ли, подходя к Тарталье, который в это время разглядывает горизонт, окрашенный в цвета пожара. Он слегка вздрагивает, словно бы его вырывают из своего мира размышлений, и удивленно взглядывает на Чжун Ли, будто бы он и вовсе забыл, что помимо деловых встреч у них могут произойти и подобные — вполне повседневные. Хотя, наверное, действительно забыл, потому что у него с Чжун Ли все постоянно как-то натянуто и слишком формально, поэтому он решает что-то в этой их тенденции поменять. — Можно не так официально, ладно? — Тарталья даже мимолетно улыбается, чтобы разрядить обстановку, но почти сразу же тушуется, натягивая свою привычную надменно-горделивую маску. — Давай просто «привет», как у нормальных людей. В повседневной жизни мы ведь не связаны никакими контрактами, верно? Или у вас в Ли Юэ тут они везде и всюду? Чжун Ли хочется рассмеяться из-за глупых вопросов, возразить, что Ли Юэ строился на контрактах и стал столь процветающим лишь благодаря им, но получается лишь неловко усмехнуться и ответить: — Ладно, так уж и быть, — выходит немного скомкано и почти по-дружески. — Привет! Тарталья довольно улыбается, словно бы ребенок, которому угодили: на его щеках появляются небольшие ямочки и расцветает румянец. — Привет! Так и начинаются их повседневные встречи. Вечерами они вдвоем прогуливаются по набережной Ли Юэ, глядя на догорающий закат, тонущий в океане, пока Тарталья рассказывает о своей семье, которая осталась в Снежной. Когда солнце прячется за горизонтом, они вдвоем прогуливаются по оживленным улочкам Ли Юэ, заглядывая в разные ларьки и покупая там самые разные вкусности. Тарталья говорит, что ему больше всего нравятся редисовые шарики, и Чжун Ли это зачем-то запоминает, хотя сам не понимает почему. Прощаются они всегда совсем нехотя, потому что знают, что на следующий день их снова свяжут тягостные обязательства контракта. Чжун Ли каждый день ненамеренно ждет вечера, чтобы провести его с Тартальей. Он понимает, что за всей этой его надменной маской скрывается обычный человек со своими мечтами, стремлениями, ценностями и надеждами, и этот человек нравится Чжун Ли куда больше, чем Тарталья, потому что он искренний и настоящий, не скованный собственными обязательствами и всеобщими ожиданиями. — Можешь звать меня Аякс, — однажды произносит почти смущенно Тарталья, отводя взгляд куда-то в сторону, лишь бы не пересекаться со взглядом Чжун Ли, — это мое настоящее имя, так что я хотел бы, чтобы ты сохранил это в секрете. Чжун Ли мягко улыбается, кивая в ответ, когда видит румяное лицо Тартальи — таким откровенным он видит его впервые. В последних золотых лучах солнца он выглядит абсолютно нереальным, похожим на какой-то мираж, и оттого Чжун Ли слегка теряется то ли в словах, то ли в своих чувствах. Его сердце пропускает несколько быстрых ударов, и это неожиданно заставляет Чжун Ли удивиться и неровно выдохнуть. — Это тоже часть нашего контракта, так что никому не говори! — не унимается Аякс, глядя на Чжун Ли и причитая о том, что он вовсе его не слушает. А на деле внутри у Чжун Ли бушуют давно забытые чувства, которые его изумляют, потому что он уже и не помнит, каково это — испытывать нечто подобное: легкое, трепещущее, порхающее бабочками в животе и сияющее солнечными зайчиками перед глазами. Он боится как-то называть это странное чувство, но не может не признать, что постепенно привязывается к этим вечерам у набережной и к Аяксу. \ Странные чувства, которые незаметно прокрались Чжун Ли в грудь, потрясают его, но больше — пугают, потому что они всегда идут рука об руку с печалью, которой за свою долгую жизнь Чжун Ли вкусил предостаточно, будучи Мораксом во всех его возможных воплощениях. Пускай все его потери и чувства давно покрыты толстым слоем пыли, но он все еще прекрасно помнит каждую свою влюбленность, каждую свою привязанность и каждую свою разлуку. Чжун Ли помнит историю Ли Юэ наизусть, потому что видел ее своими собственными глазами. Он видел каждого человека, который тяжким трудом создавал этот город, который ныне стал торговой столицей Тейвата. Он наблюдал за судьбой каждого из них, а в некоторых из них он даже принимал непосредственное участие, став знакомым, близким другом или кем-то куда более важным. Моракс знает, что такое разлука, поэтому прекрасно понимает, что каждое первое знакомство — это первое прощание, за которым следует ещё бесчисленное количество подобных, пока одно из них не станет последним. Но теперь будучи Чжун Ли совсем не хочется прощаться с Аяксом в последний раз, потому что он стал ему дорог. Когда-то он пообещал себе, что больше никогда не будет испытывать подобных чувств к человеку, но теперь, кажется, впервые за долгое время нарушает свое собственное обещание и корит себя за это, потому что знает, что в конечном итоге все то, что есть сейчас между ними, станет лишь болезненным светлым воспоминанием, привкусом морской воды на губах и еле ощутимым ароматом застывшего летнего воздуха. И самое страшное то, что время нельзя повернуть вспять, чтобы воплотить в жизнь эти ценные воспоминания, которые с течением времени размываются, становятся совсем нечеткими, лишенными деталей и лиц. И лишь знакомый аромат или вкус могут напомнить вновь о том моменте и на краткий момент возродить в памяти бесценный миг, потерянный в потоке времени. Время боль не лечит — оно лишь ее причиняет, и Чжун Ли знает это как никто другой. Аякс маячит у него перед глазами каждый день, селится у него в сознании и даже снится ночами. Как же это странно вновь ощущать все те прежние чувства, которые в какой-то момент казались утраченными навсегда. Аякс будит в Чжун Ли его человечную сторону, которая заставляет его испытывать эмоции, которые он запечатал где-то глубоко в груди многие годы назад. Чжун Ли смотрит на Аякса и замечает в нем каждую его несовершенную деталь, которые в совокупности становятся совершенством. Его рыжие растрепанные волосы неаккуратно спадают на лоб, то и лезут в глаза, тогда Аякс сдувает их или поправляет рукой, зарываясь ладонью меж прядей. Веснушки на щеках и самом кончике носа Чжун Ли сначала и вовсе не замечает, пока не сталкивается с пьяным Аяксом почти лицом к лицу: он еле удерживает равновесие и валится, в последнюю секунду хватаясь за плечо Чжун Ли. Аякс смотрит на него немного удивленно, а затем облегченно выдыхает, словно бы все это время только его и искал: — Вот и ты, — произносит он, легко хватаясь за плечи Чжун Ли, чтобы не рухнуть на землю. Тот чувствует, как сердце в его груди заходится в сумасшедшем ритме от ощущения тепла Аякса, от его неловких пьяных прикосновений и горячего дыхания где-то на шее. Он бы соврал, если бы сказал, что в этот самый момент не понял, что именно чувствует к Аяксу, потому что ощущает к нему он слишком многое, но одно чувство слишком сильно ему знакомо, чтобы принять его за что-то другое. И это любовь: нежная, трепетная, невинная. Чжун Ли провожает Аякса до постоялого двора, в котором тот поселился, заводит в комнату, доносит его на руках до кровати и осторожно кладет на мягкую перину, чтобы не нарушить его эфемерный полусон. В полумраке комнаты, залитой лишь мерцающим сиянием луны, он любуется Аяксом — безобидным, уязвимым и до невыносимого красивым. Чжун Ли ловит себя на мысли, что хочет его поцеловать, но знает, что так нельзя, знает все последствия и знает, что после этого поцелуя довольно скоро его настигнет ноющая боль в сердце, ведь Чжун Ли как никто другой понимает, что человеческая жизнь — это лишь мимолетное мгновение в бесконечной истории мира, а он сам — и есть история, на страницах которой сохраняются эти самые человеческие жизни. Поэтому он лишь осторожно поправляет рыжие растрепавшиеся пряди, убирает их с лица Аякса и шепотом желает ему спокойной ночи, собираясь покинуть его. Но его заставляют остаться. — Постой, — сквозь сон неразборчиво шепчет Аякс, и Чжун Ли застывает, взглядывая на мирно спящего Тарталью — того самого Тарталью, который предвестник Фатуи, а сейчас лишь обычный безобидный мальчишка, — останьтесь со мной, мне так одиноко. И внутри Чжун Ли на этих словах что-то надламывается, потому что перед его глазами проносятся бесконечные кадры истории, которую он помнит слишком ярко, и это подобно страшному проклятью. Перед ним останавливается столь знакомый родной образ человека, ради которого когда-то он был готов пожертвовать всем на свете, нарушить любой контракт, даже отдать собственную жизнь, если потребуется, и находит между этим образом и Аяксом слишком много сходств. Это заставляет его остаться, и это в очередной раз заставляет его нарушить обещание. \ Просыпаются они в объятиях друг друга, и это похоже на какую-то магию. Свет утреннего солнца скользит по бледной коже Аякса и, соприкасаясь с ней, сияет серебром, отблескивает золотом от прядей волос. Его веки еле заметно вздрагивают. Грудь несильно вздымается при каждом вдохе и опадает при выдохе. Чжун Ли очарованно глядит на Аякса и не может поверить, что такие красивые люди правда существуют, ведь он повидал такое бесчисленное количество лиц, но в Аяксе красиво не только его лицо, усыпанное веснушками-звездочками, тело, покрытое шрамами, но и его сердце, которое на первый взгляд может показаться ледяным осколком, но на деле оно пылает огнем, способным согреть весь народ Тейвата. Чжун Ли хотелось бы провести так целую вечность, лежа рядом с мирно спящим Аяксом, который неосознанно обнял его во сне, но он слишком хорошо знает, что ничто не вечно: даже он сам однажды исчезнет и разлетится песком, осколками скал и бесчисленными легендами. Веки Аякса несильно вздрагивают, он легко зевает и приоткрывает глаза, первым делом сталкиваясь с проницательным взглядом Чжун Ли и незамедлительно вздрагивая от удивления. — Что ты тут делаешь? — вырывается у него, когда он почти сразу подскакивает на месте и хватается за разболевшуюся от похмелья голову, ойкая. — Спал с тобой, потому что ты попросил, — отвечает преспокойно Чжун Ли, приподнимаясь на локтях. Аякс морщится то ли от головной боли, то ли от тщетных попыток припомнить прошедшую ночь, и произносит спонтанно, почти шепотом и дико смущенно: — Мы что… переспали? Чжун Ли глядит на Аякса и в первую секунду думает, что тот шутит, но, когда понимает, что тот абсолютно серьезен, замечая его раскрасневшиеся уши, негромко смеется, заставляя Аякса смутиться еще больше. — Я бы не посмел, — отвечает, наконец, Чжун Ли. — Да и как бы мы это сделали в одежде? — Точно… Наблюдать за таким Аяксом — одно удовольствие для Чжун Ли, потому что он чем-то похож на наивного ребенка, а не одного из самых приближенных к Царице приспешников. Он очарователен в каждой своей детали, и это потихоньку сводит Чжун Ли с ума. — Скоро состоится фестиваль фонарей, — меняет тему разговора Чжун Ли, чтобы Аякс окончательно не сгорел от смущения, — не хочешь пойти? У Аякса в глазах загораются какие-то по-детски игривые огоньки, и он незамедлительно тараторит в ответ: — Да, конечно, было бы замечательно, — он щурится от головной боли, но изо всех сил старается сделать вид, что все нормально — Тогда встретимся через пару дней на набережной вечером, как обычно? — Хорошо, — выходит почти робко. — Буду ждать с нетерпением, — Чжун Ли умиляется всей этой ситуации и действительно ждет праздника с нетерпением впервые за долгие-долгие годы. — А я пока заварю тебе чай от похмелья, только нужно немного подождать, ладно? \ Фестиваль фонарей в суете дней наступает довольно скоро, и впервые за долгое время Чжун Ли ждёт чего-то с таким предвкушением, как сейчас, когда он не может усидеть на месте, словно бы он сам впечатлительный ребенок. Чжун Ли уже почти и забыл, каково это — чувствовать себя столь живым. Даже со стороны не трудно заметить, как за последние пару месяцев с момента встречи с Аяксом он переменился, словно бы все темное, тяжелое и печальное разом отпустило его в свободный полет. Сам Чжун Ли даже не обращает внимания на то, как во всем находит Аякса: в бескрайнем океане, в закатах и рассветах, в запахе утренней росы и в нежности первых лучей солнца после темной ночи — все это становится привычкой и почти зависимостью. С самого утра Чжун Ли почему-то весь на нервах. Даже поглощенный работой он то и дело отвлекается на что-то, суетливо перебирает бумаги и не может ничем себя занять, потому что ждет сегодняшнего вечера и совсем не ради фонарей, загадывания желаний, почтения традиций и прочего — ждет он этот вечер, как бы страшно сильно ему бы не хотелось этого признавать, ради Аякса. \ — И снова ты рассматриваешь океан, — негромко произносит Чжун Ли, подходя к Аяксу, стоящему на набережной Ли Юэ в последних лучах солнца. Он сам становится олицетворением закатного часа, когда свет самый мягкий и ласкающий кожу, когда воздух становится легким, а все эмоции, которые копятся внутри, становятся чуть более читаемыми. — А ты опять портишь всю атмосферу, — негромко смеется Аякс и оборачивается на Чжун Ли, у которого на лице неосознанно расцветает улыбка — так же постепенно одна за другой расцветают серебристыми огоньками на небе звезды. Солнце скрывается за горизонтом, и Ли Юэ погружается в золотистое свечение фонарей и гомон собравшегося народу. Чжун Ли и Аякс теряются в толпе, растворяются в легком радостном хохоте и разговаривают обо всем и ни о чем сразу, теряя счёт времени. Чжун Ли понимает, что с Аяксом ему до невозможного спокойно, словно бы он сам — корабль, а Аякс — тихое море, на водной глади которого зеркалом отражается ночное небо, похожее на вышитое мельчайшими драгоценными камнями полотно. Чжун Ли невольно теряет суть разговора, потому что засматривается на Аякса, на его увлеченное лицо, когда тот замечает лавки со вкусностями и хочет их все попробовать; когда видит старичка, предлагающего сыграть с ним в какую-то игру, и потом проигрывает, закусывая губу, потому что не привык проигрывать; когда взглядывает вверх и видит над своей головой море золотых фонарей и впечатленно выдыхает. — Невероятно, — на выдохе произносит он, глядя на золотое море фонариков, проплывающих прямо над ними стаей светлячков. Чжун Ли невольно завороженно смотрит не на небо, а на Аякса: на то, как в его глазах золотыми отблесками сияют огоньки, и сам неровно выдыхает от резко подступивших чувств, которые не покидают его с самой первой встречи с Аяксом, и эти чувства в какой-то мере непостижимы ни самим Чжун Ли, ни кем-либо другим, потому что у него они на грани привязанности и нежности, одиночества и отчаяния, ведь с Аяксом он ощущает себя живым, но осознание того, что в один день он его покинет, как и все другие, ломает. Но Чжун Ли все равно не может ничего с собой поделать, поэтому чуть ли не впервые в жизни просто поддается течению, позволяя себе эти чувства — хотя бы на одну ночь. Аякс, отрывая взгляд от сияющего желтым неба, в какой-то миг расстроенно глядит по сторонам, понимая, что он сам не сделал себе фонарик, и потому не сможет его запустить. Чжун Ли каким-то образом читает его по взгляду и достает подарок, который кропотливо готовил несколько дней. — Я сделал один для тебя, — произносит Чжун Ли, протягивая небольшой бережно сделанный бумажный фонарь, на котором изящно красуется рисунок дракона, пролетающего над океаном. — Загадай желание и запускай. — А как же ты? — лепечет Аякс, сам не осознавая, каким обеспокоенным он сейчас выглядит. — Я ничего не загадываю уже долгие годы, — произносит с толикой необъяснимой печали тот и легко улыбается, и в этой его улыбке читается горе многих утрат. — Тогда почему бы в этот раз не загадать? — произносит Аякс и ярко улыбается, заставляя Чжун Ли застыть в немом удивлении. — Никогда ведь не бывает слишком поздно, верно? Чжун Ли вспоминает, как ему говорили это уже прежде, но уже даже не помнит, кто же это был, хотя точно знает, что это был важный сердцу человек. Как это странно, что сейчас в его сердце волшебным образом обосновался Аякс. — Верно, — отвечает Чжун Ли и тоже улыбается, глядя на океан золотых фонариков, летящих ввысь к звездам, чтобы стать очередными надеждами, мечтами и стремлениями людей. — Запустим его вместе, — Аякс протягивает бумажный фонарь, добавляя: — и желание загадаем тоже вместе: одно на двоих. Чжун Ли подносит свои ладони к фонарику и невесомо касается рук, покрытых старыми шрамами, каждый из которых хранит собственное воспоминание. Он поджигает фитиль, и в их ладонях разгорается маленькая звезда, готовая взмыть к небесам в любой миг. Аякс прикрывает глаза, загадывая желание, — Чжун Ли делает так же, моля судьбу, чтобы она ни в коем случае не отняла у него еще одного дорогого ему человека. Приоткрывая веки, они встречаются взглядами, глядят друг друга мимолетную секунду и почти одновременно отводят взгляды. Вдвоем они запускают фонарик, и тот взлетает с их ладоней, словно бы порхающая бабочка. Аякс зачарованно смотрит ввысь на океан летающих золотых огней, похожих на мириады звезд, пролетающих над их головами, и следит за их фонариком, в котором заключены их желания. Он улыбается, а Чжун Ли в этот момент снова понимает, как сильно хочет поцеловать Аякса, и это желание на этот раз почти неудержимо. — Интересно, куда они попадут, — почему-то почти шепотом говорит Аякс. — Никто не знает, куда летят наши желания, но все мы точно знаем, что их свет озарит ночное небо даже в самый темный час, — негромко произносит Чжун Ли, когда Аякс наконец-то в последний раз провожает фонарь и взглядывает на него. — Что ты загадал? — Чтобы моя семья была в порядке, — Аякс глядит куда-то в сторону, лишь бы не на Чжун Ли, — и кое-что еще, но не хочу этого говорить. Он неловко хихикает и предлагает купить еще редисовых шариков, хватая Чжун Ли за руку подобно маленькому ребенку. Они вновь растворяются в толпе, смеясь и разговаривая обо всем на свете. Время пробегает в мгновение ока, и вот они вдвоем уже идут по опустевшим улицам молча, потому что, кажется, обсудили уже почти все, что только можно было. — Тогда до завтра? — совсем нехотя произносит Аякс и глядит на Чжун Ли то ли с надеждой, то ли с ожиданием. — До завтра, — тот прощается так же неловко и совсем без желания расставаться, даже если это расставание продлится лишь одну ночь. Между ними повисает неловкое молчание. Они вдвоем понимают, что между ними остается какая-то необъяснимая недосказанность, которая висит между ними непреступной каменной стеной. Чжун Ли хочется столько всего ему объяснить, но он слишком боится последствий, поэтому предпочитает хранить все это в тайне, даже если все их недосказанности причинят им боль. Но эта боль никогда не сравнится с болью расставания. Аякс в этот момент хмурится, вздыхает и беззлобно ругается себе под нос: — Да к черту это все! И почти секундно притягивает Чжун Ли к себе почти вплотную, вовлекая в поцелуй. Он выходит немного смазанным, неловким и нетерпеливым. Чжун Ли, опешив, кажется, понемногу задыхается, прикрывая глаза. Аякс своими ладонями скользит по его плечам, а тот в ответ лишь податливо отвечает на его поцелуй, ведомый нежной привязанностью. Они вдвоем, освещенные светом молодой луны и мириад звезд, сейчас поцелуями стараются сказать все то, что словами выразить невозможно. Аякс разрывает поцелуй, и Чжун Ли не может отдышаться, глядя на него — смущенного, раскрасневшегося, вытирающего губы, которыми только что так бесстыдно ласково касался губ Чжун Ли. — Ещё я загадал желание, чтобы ты наконец-то понял, что нравишься мне, — произносит Аякс, не глядя Чжун Ли в глаза, и уходит, оставляя того стоять посреди улицы обескураженным и отчего-то смущенным, словно бы он вовсе не Моракс, а лишь совсем юный, впервые влюбившийся подросток. Может быть, Чжун Ли все-таки на этот раз стоит отпустить свое прошлое и дать еще один шанс своему сердцу.