записка #6. чун юнь/син цю: 'лето в ли юэ'
10 апреля 2021 г. в 17:47
Лето в Ли Юэ всегда немилосердно жаркое, душное и бесконечно солнечное.
В дни, когда солнце припекает чуть меньше обычного, Син Цю нравится прятаться в тени крон деревьев где-то за городом посреди бескрайних просторов Ли Юэ и читать очередную книгу о невероятных подвигах, воображая себя на месте героев. Как бы это ни было странно, Син Цю почему-то чаще всего воображает себя на месте тех самых прекрасных девушек, оказавшихся в заточении, и которых всегда непременно спасает отважный принц на белом коне. Не то чтобы Син Цю не может постоять за себя сам — еще как может, но иногда ему хочется, чтобы его тоже спасли. И он даже не знает от чего или от кого.
За городом дышится чуточку легче, тут дует несильный ветерок, от которого моментально становится немного прохладней. Син Цю сейчас хотелось бы окунуться в прохладную морскую воду с головой и не вылезать оттуда до самого вечера, пока палящее солнце не зайдет за горизонт, но желание прочитать очередную книгу все же больше, чем оказаться в прохладе, даже от воображения которой по телу проходится стая мурашек.
Знойный полдень. Син Цю увлечен чтением героической истории почти у самого обрыва скалы на берегу моря. Отсюда открывается невообразимый вид, от которого захватывает дух: величественная гавань Ли Юэ, полная торговых кораблей, сияющая золотом в лучах солнца, и бескрайнее синее море, сливающееся с таким же синим чистым небом. Син Цю нашел это укромное место совсем недавно и теперь проводит здесь почти каждый день, снаряжаясь в небольшой поход яблоками, водой, редисовыми шариками и непременно книгой. Ветер несильно треплет тонкую рубашку Син Цю, проникает под нее своими прохладными эфемерными ладонями и щекочет изнеженную кожу.
Свое лето Син Цю проводит с книжками — так он говорит всем другим, но у его лета есть ещё одна очень важная деталь — абсолютно незаменимая в любой возможной ситуации — это Чун Юнь. Син Цю не знает, в какой именно момент этот для всех окружающих столь странный и холодный мальчишка, стал ему так близок. Наверное, просто все странные люди притягиваются друг к другу, да? Но Чун Юнь совсем не такой, каким его представляют все остальные: просто они не знают его настолько, чтобы понять, что внутри у него — горячее-горячее сердце. В чем-то Син Цю и Чун Юнь даже похожи.
Чун всегда так добр к Син Цю, как никто другой, и делает это не из любезности или из уважения к его семье. И от того Син Цю всегда становится так тепло на душе, когда Чун Юнь рядом, ведь он, кажется, его первый настоящий друг за исключением огромной библиотеки книг. Он может обсуждать с ним все на свете, может позвать гулять в полночь по берегу моря, а может пойти вместе с ним изгонять злобных духов, а после пугаться от любых шорохов. Чун Юнь в такие моменты всегда его успокаивает и осторожно касается его плеч своими прохладными ладонями — от этого у Син Цю внутри каждый раз что-то на мгновение замирает — и говорит, что все это ему показалось, а если нет, то он сможет их защитить от любого духа, каким бы страшным и сильным он ни был.
Син Цю это кажется милым.
— О чем читаешь в этот раз? — негромко произносит Чун, сидящий рядом под деревом, наслаждаясь прохладным ветерком, касающимся его обнаженных плеч.
Син Цю неспеша листает страницы старой книги, лежа на траве в тени кроны дерева. Его голова почти на бедрах Чун Юня: еще бы немного, и его ноги стали бы отличной подушкой, но.
— О путешественнике, который однажды пытался покорить Колпачный пик.
— Он достиг вершины? — с неподдельным интересом спрашивает Чун Юнь, глядя куда-то то ли вдаль, то ли на запястья Син Цю, слегка прикрытые тонкой тканью рубашки.
— Нет, не смог, — отвечает как-то немного печально Син Цю и взглядывает на Чун Юня, закрывая книгу и приподнимаясь на локтях. — Он так и не дошел до вершины, хотя это было мечтой всей его жизни.
— Разве это не грустно?
— Зато благодаря ему сейчас существуют глайдеры, — Син Цю глядит куда-то в сторону далекого горизонта, — он всегда хотел летать, подобно птицам, чтобы достичь любой вершины, и теперь благодаря его мечтам каждый человек может взмыть в небеса и лететь-лететь-лететь, пока не коснется самых облаков или пока не обожжется о солнце.
Он почти незаметно улыбается, и у Чун Юня внутри что-то екает.
— А какая у тебя мечта? — невольно задается он вопросом.
— А у меня ее нет, — отвечает преспокойно Син Цю, словно бы над ответом на этот вопрос он думал целую вечность: каждую ночь перед сном и даже во время самого сна. — У меня есть все, чего я хочу, а большего мне и не надо.
Морской бриз подхватывает его фразы, и они взмывают куда-то ввысь, уносятся вдаль и становятся неслышным эхом. Чун Юнь внимает словам Син Цю, как завороженный, и глядит на его задумчивое лицо, немного растрепанные пряди волос и ключицы, выглядывающие из-под расстегнутой на верхние пуговицы белоснежной рубашки. Син Цю — искусство, которое Чун Юнь с особым трепетом пытается рассмотреть и понять, но каждый раз терпит неудачу, потому что Чун так же далек от искусства, как человек от высоких-высоких небес, ведь некоторым просто-напросто суждено топтаться по земле, и это совсем неплохо, но...
Син Цю же в это время парит где-то под самым солнцем, обжигается, но продолжает лететь все выше и выше, чтобы коснуться далеких звезд, насобирать их в ладони, поранить пальцы, а после все эти сверкающие искорки подарить Чун Юню. Если бы только он мог составлять созвездия, то создал бы такие же, как у Чун Юня на предплечьях — из еле заметных родинок на белоснежной даже в знойное лето коже, а после любовался бы ими каждую ночь, даже если Чун Юня нет под боком, и рассматривать тайком его тело он не может. Возможно, Син Цю просто хочется оставить губами на его коже легкие следы, тлеющие искрами.
Наверное, о таком не думают просто знакомые; да что там, о таком не думают даже лучшие друзья. Но с каких-то пор Син Цю не хочется быть с Чун Юнем просто знакомыми, просто лучшими друзьями, просто близкими людьми, и это желание у него в груди теплится нежными солнечными лучами, блестящими искрами на водной глади по утрам.
— А мне не хватает только одного, — произносит немного неуверенно Чун Юнь, глядя на совершенный профиль Син Цю.
Тот в ту же секунду оборачивается, щурится от яркого солнца, поправляя растрепанные волосы и спрашивает:
— Чего?
— Тебя, — произносит Чун, моментально краснея, пряча лицо в своих ладонях, лишь бы не смотреть Син Цю в глаза, потому для него это слишком. Слишком откровенно. Слишком влюбленно. Слишком нежно. Совсем не так, как он привык. — Мне не хватает тебя каждый раз, когда мы расстаемся, потому что мне становится жутко одиноко и холодно.
Холод, который чувствует Чун Юнь, совсем не похож на зимний, он не похож на холод, к которому так привык он сам, и Син Цю понимает это, как никто другой. И следующее, что Чун чувствует, — это теплые ладони Син Цю на его собственных ладонях, которые тот отводит от его лица, а после легонько улыбается, и у Чун Юня внутри что-то застывает, а после трепещет, щекочет изнутри грудь и заставляет невольно задержать дыхание.
— Ты такой дурачок, — тихо произносит Син Цю, и его голос похож на летний ветер в Ли Юэ, похож на звучание в родном доме Чун Юня, похож на колыбельную, которую ему пели в младенчестве, несмотря на то, что он ее уже давно не помнит.
— Я знаю, — отвечает он и осторожно кончиками пальцев заправляет прядь волос Син Цю за ухо, любуясь его чертами лица, которые — настоящее искусство, слишком возвышенное, чтобы Чун Юнь даже мог приблизиться.
Но Син Цю позволяет.
Чун Юнь мягко-мягко его целует, делает это почти невесомо и с особым трепетом, словно бы он — летний ветерок, морской бриз, когда снаружи — снежная вьюга. Потому что ему не хочется ранить Син Цю, не хочется его ни в коем случае обидеть или расстроить, ведь тогда у самого Чун Юня внутри что-то слегка надломится, и он никогда не станет тем прежним Чун Юнем, который был до Син Цю. А может, Чун Юня вообще не было без Син Цю? Может, они вдвоем — это константа, аксиома, закон природы, не требующий доказательств?
Этим летом в Ли Юэ Син Цю задыхается от нежности Чун Юня и в нем же находит нужный глоток свежего воздуха.
Наверное, Чун Юню не обязательно летать, чтобы достичь солнца, а Син Цю вовсе не обязан ловить звезды ладонями, потому что как минимум одна — невероятно яркая и теплая — у него есть прямо здесь и сейчас.