невидимая нить

О дне рождения Сяо Итэр узнает совсем случайно во время очередного поручения Гильдии приключений. На этот раз запрос был направлен лично ему хозяйкой постоялого двора «Ваншу» Верр Голдет, о чем ему и сообщила Катерина и посоветовала отправляться как можно скорее, потому что как заявляла хозяйка «дело неотложное, а помочь с ним может только путешественник». Итэру не привыкать к срочным делам и вечным приключениям, поэтому он не раздумывая отправляется в путь к постоялому двору. В эту весеннюю пору Ли Юэ весь цветет и благоухает в теплых солнечных лучах — все еще очень нежных и не обжигающих подобно летнему зною. Легкий теплый ветер осторожно ласкает кожу, оставляя на ней следы лепестков только распустившихся глазурных лилий. Дышится так легко и свободно, словно бы все тяжкие мысли, обязательства и переживания разом отступили и стали какой-то незначительной мелочью, но Итэр уже настолько сильно к ним привык за все то время, что пробыл в Тейвате, что уже и не может представить себя без них. Наверное, он и есть одно сплошное обязательство. — Добрый день! У вас случилось что-то срочное? — первым делом спрашивает Итэр у Верр Голдет, прибывая в «Ваншу». Та, не сразу его замечая, слегка вздрагивает и сразу же отвечает: — Да, срочное, — отвечает она немного суматошно, — и только ты можешь помочь, больше никто не справится. Паймон в тот же миг причитает о том, что им вновь придется разбираться с кучей хиличурлов в округе, но, прежде чем объявить это во весь голос, Верр продолжает: — Путешественник, сегодня день рождения у Сяо, а он совсем один, и ты же знаешь, что он никого к себе даже не подпускает, — Итэр немного удивляется, потому что, несмотря на все, через что он прошел с Сяо, все равно до сих пор не знал даже даты его рождения, — а вы ведь так близки, нужно его обязательно поздравить! Итэру хочется что-то ответить, но он даже не знает что, ведь от той мысли, что как бы он ни был близок с Сяо, он никогда не откроется ему полностью, ему становится чуточку больно. Когда-то давно Итэр пообещал сам себе, что заставит Сяо вновь стать неравнодушным ко всему человеческому, заставит понять, что он дорог, и если все на белом свете забудут про него, то Итэр будет помнить до конца веков. — Он, как и обычно, на балконе на верхнем этаже, — добавляет Верр, — у тебя есть идеи по поводу того, что бы ему подарить? Почему-то даже без раздумий первой идеей в голове у Итэра возникает миндальный тофу, а следом жареная на гриле тигровая рыба, и этот самый подарок ему кажется самым уместным и ненавязчивым, ведь что-то более грандиозное может Сяо просто-напросто спугнуть, как маленького котенка, даже если обычно он скорее походит на рысь или пуму, но Итэр прекрасно знает, что это лишь внешняя оболочка, за которой скрывается ранимый и добрый Сяо — это та его сторона, которую он никому и никогда не показывает. Приготовить нужные блюда получается довольно быстро: может, так выходит потому, что Итэр раньше часто готовил Сяо миндальный тофу, а может, просто суета подготовки к небольшому торжеству увлекла их всех с головой, что и время пролетело незаметно. Сяо ожидаемо разглядывает горизонт на верхнем этаже «Ваншу» и, кажется, думает о чем-то своем, слишком поглощенный в мир грез, даже чтобы услышать суматошных Паймон и Верр Голдет, спорящих по поводу того, кто и как будет поздравлять Сяо. В конечном итоге это задание, конечно же, падает на плечи Итэра. Он не успевает выглянуть из-за угла, а его уже тут же суетливо подталкивают в спину Паймон и Верр, и тот чуть не роняет из рук усердно приготовленные подарки, а после хмурым взглядом одаривает их двоих и что-то бормочет под нос. Когда же Итэр вновь оборачивается, чтобы подойти к Сяо, тот уже смотрит на него, и от этого его взгляда у Итэра внутри что-то трепещет. — Привет, — произносит негромко Сяо первым, и Итэр готов поклясться, что в этот самый момент увидел на его губах след еле заметной улыбки, которую он в тот же миг искусно скрывает, словно бы боится ее, словно бы так подвергает себя смертельной опасности, обнажая не видевшую долгие годы солнца кожу из-под тяжелых доспехов. Но Итэру с Сяо хватает даже этого мимолетного мгновения, чтобы… чтобы что? Ему все еще слишком тяжело сформулировать то, что у него на кончике языка остается невесомой нежностью, а в груди томится закатными вечерами, пахнущими пряными травами, свежей зеленью и магнолиями. — Привет, — вылетает у него в ответ неловко и недостаточно громко, чтобы быть праздничным. Итэр соврет, если скажет, что уже не боится Сяо, что понимает все его взгляды, что слышит его немые фразы, и потому при виде него всегда тушуется, пугается и покрывается еле заметным румянцем. Он протягивает ему на подносе блюда и, отводя взгляд в сторону, смущенно произносит: — Это тебе, — Сяо, кажется, недоумевает, — поздравляю с днем рождения! Тот лишь потирает затылок и сначала совсем не понимает, что происходит, а после к нему, похоже, приходит осознание — точно, это же мой… день рождения. — Спасибо… Сяо выглядит обескураженным и самую малость смущенным, забирая в руки бережно приготовленные блюда. Итэру думается о том, что таким он видит Сяо невероятно редко — если вообще видит — и потому глядит на него, как завороженный, наблюдает за слегка подрагивающими ресницами, приоткрытыми губами и осторожно сжимающими поднос изящными пальцами. Теми самыми пальцами, которые держат оружие, покрытое незасыхающей кровью, сожалениями и ненавистью. Итэр хотел бы отобрать у Сяо это оружие, омыть его ладони, заставить забыть все ужасное, что случалось в его жизни. Итэр хотел бы сделать Сяо именно такой подарок, но не уверен, позволит ли Сяо. Этот день — необычайно умиротворенный и спокойный — так похож на самого Сяо. Вот только немногие знают, что за этим спокойствием внутри скрывается что-то темное, съедающее Сяо изнутри, пережевывающее его страшными клыками. Итэру эту тьму хочется искоренить, забрать себе, если потребуется, несмотря ни на какие преграды и испытания. Он даже не знает, чем объяснить свои чувства, не знает, почему ради него готов пойти на невероятные поступки, не знает, как сможет жить, если в один день его просто не станет: он растворится дымкой в закатном солнце, рассеется благовониями по ветру, разлетится кленовыми листьями по изнеженным солнцем лугам Ли Юэ. — Обычно меня никто не поздравляет, — произносит негромко Сяо, нарушая тишину. Его голос сливается с теплым ветром, становится его частью и осторожно оглаживает кожу Итэра, будто бархатом. — С течением времени все обесценивается, а какие-то особые даты и вовсе забываются, стираются из памяти и в итоге меркнут. Сяо глядит куда-то вдаль, и Итэр хотел бы знать, о чем тот сейчас думает, что сейчас его терзает, ведь тогда бы он смог его хотя бы обнять, и сказать, что все хорошо, все наладится, что он всегда будет рядом, а если и нет, то оставит после себя теплый-теплый след, сияющий золотом в кромешной мгле. — Может, это и к лучшему, — Сяо поджимает губы. Ветер осторожно треплет его волосы, приоткрывая изящную линию скул, родинку на щеке и небольшой шрам — почти незаметный, если не вглядываться — прямо под ней. — Ведь тогда внутри что-то перестает надрывно выть лишь при одной-единственной мысли о человеке, который однажды был неотъемлемой частью тебя самого, — он ладонями крепче сжимает деревянную ограду, от чего на руках выступают вены. — Знаешь, как бы это ни было иронично, даже жизнь в итоге обесценивается. Итэра эти слова почему-то задевают за живое, режут, немилосердно терзают. Золотые листья, падающие с огромного дерева, на котором держится весь «Ваншу», медленно плывут по воздуху. Сяо ловит один из листков, похожий на маленькую бабочку, себе в ладонь, крутит между пальцев и рассматривает его, а после отпускает дальше в свободный полет. Возможно, он приземлится где-то далеко-далеко отсюда, где ни разу не ступала нога ни человека, ни бога. А возможно, порывы ветра вернут его обратно сюда, к самым корням дерева, с которого листок и сорвался. — Я хочу показать тебе одно место, — произносит Сяо, вырывая Итэра из потока бессвязных, спонтанных мыслей. — Хочешь пойти со мной? Итэр без сомнений кивает, соглашаясь на маленькое приключение, и Сяо протягивает ему руку, а Итэр без замедления берет его ладонь в свою, словно бы давая немую клятву — я последую за тобой хоть на край света. Сяо на это отвечает лишь легкой улыбкой и мягким: — Только не отпускай мою руку. И Итэр знает, что точно ни за что не отпустит, но все равно кивает. И в следующий миг они уже вдвоем летят по воздуху, взмывая ввысь с балкона «Ваншу». Перехватывает дыхание, сердце бьется быстро-быстро, а картина внизу открывается невероятная: огромные, бескрайние просторы Ли Юэ, словно бы на ладони, все кажется таким маленьким, даже крошечным, словно игрушечным. Становится тяжело дышать от резко настигнувших чувств. Итэру кажется, что с Сяо они шагают по ветру, опираясь на невесомые облака. Сяо оглядывается и вновь улыбается, замечая изумленное лицо Итэра, оглядывающего то поля под ногами, то вечернее небо, раскрашенное в алые, оранжевые и лимонные цвета. Тому думается, что он во сне, потому что ветер кажется почти что осязаемым, а ладонь Сяо — мягкая, теплая, чуточку больше ладони самого Итэра, и потому она так идеально ложится в руке Сяо. Странно. Волшебно. Неописуемо чудесно. Итэру хочется смеяться и плакать от завораживающего дух зрелища вокруг, от непонятных захлестывающих с головой чувств и мимолетного пересечения взглядами с Сяо. Спустя несколько минут, которые кажутся Итэру сказочными часами, они оказываются на одной из самых высоких гор заоблачного предела, откуда открывается вид на далекие просторы, догорающие в последних алых лучах солнца, которых отсюда Итэр, кажется, даже может коснуться. Может, тогда он обожжется, и на его пальцах останутся маленькие следы солнца, искрящиеся золотым свечением. Эти следы бы всегда напоминали Итэру об одном-единственном... — Мне нравится быть здесь в те дни, когда на меня накатывают воспоминания о прошлом, — произносит Сяо, и только сейчас Итэр понимает, что до сих пор крепко держится за его ладонь, от чего несильно смущается, отводит взгляд, но не отпускает: так будет правильно. — Но сегодня мне не хочется цепляться за прошлое, потому что есть ты — мое будущее. Итэр затаивает дыхание, потому что Сяо глядит на него с убийственной нежностью, режущей добротой, непоколебимой преданностью. — И я бы не хотел, чтобы ты становился моим прошлым, даже если я этого не заслуживаю, — Сяо осторожно касается свободной ладонью руки Итэра, словно бы он сделан из хрупкого фарфора. Кажется, он понемногу задыхается от осознания чувств, подкатывающих к горлу комом. Ему хочется о них кричать, хочется о них слагать песни, хочется о них рисовать картины и посвящать подвиги, но вместо этого у него получается лишь произнести тихое и ласковое: — Я бы хотел, чтобы это будущее было вечным. Пряди волос, отливающие изумрудным сиянием. Небольшие шрамы. Теплые ладони. Смущенная улыбка. Покрасневшие кончики ушей. Слегка подрагивающие пальцы. Искорки в глазах. Закатное солнце, утопающее за горизонтом. Итэр, тонущий в своих чувствах. Он влюбился, и это случилось не за минуту, не за день и не за месяц. У него это копилось долгие недели, тлело заботой и нежностью в груди, согревало долгими промозглыми ночами. Это любовь у Итэра к Сяо во всех его несовершенных совершенствах. — Хочу тебя поцеловать, — полушепотом произносит Сяо, боясь спугнуть то, что сейчас застыло в воздухе золотым свечением и запахом бесконечно долгой цветущей весны. Итэр не находит в себе сил даже, чтобы просто ответить, чтобы дать знак, чтобы просто кивнуть, потому Сяо делает первый шаг — мимолетный и легкий, словно морской бриз, — и мягко убирает светлые пряди волос с лица Итэра, чтобы взглянуть на него, чтобы в очередной раз удивиться красоте и самой ее сути, которая затерялась во временном потоке. Эти краткие мгновения растягиваются чередой бесконечно долгих кадров, из которых можно было бы составить сборник поэм, картинную галерею, полку с самыми ценными воспоминаниями, расписанными до единой детали, чтобы все эти моменты не стерлись из памяти, чтобы не стали менее яркими, менее живописными и живыми, чем они есть сейчас. Чтобы их будущее никогда не заканчивалось, даже если ему не суждено случиться. Поцелуй Сяо похож на прикосновение теплых летних лучей солнца, подобен каплям свежего весеннего дождя. Потому Итэр застывает в моменте, ощущая, как даже его сердце замедляет темп, а после на миг останавливается, чтобы сделать очередной удар, от которого Итэр задыхается. Но задыхаться в поцелуе оказывается так приятно, потому что в нем он находит свое дыхание и смысл продолжать двигаться дальше. Итэр цепляется за плечи Сяо, словно бы боится, что в следующий миг он исчезнет. Он так сильно боится потерять Сяо, что одна лишь мысль о том, что его не будет рядом, пугает до слез. Он потеряет все свои силы. Станет никем. Медленно и мучительно завянет, как цветы в осеннюю пору во время ночных заморозков. Поэтому Итэр утыкается ему в ключицы и вдыхает еле ощутимый запах, напоминающий ему о уже давно забытом родном доме. Хотя он уже и не уверен, где же его настоящий дом. Наверное, он здесь и сейчас — в объятиях с Сяо. Тут спокойно, тихо, тепло и бесконечно счастливо, так почему Итэр не может назвать его своим домом? Домом, который не хочется покидать. — Пообещай, что никогда меня не оставишь, — шепчет Итэр, ощущая одну ладонь Сяо на своем затылке, перебирающую пряди волос, а другую — на спине, — иначе, мне кажется, я не выживу. И он совсем не драматизирует, потому что знает, что без Сяо он просто не выдержит всего того груза, что пал на его плечи: ноги подкосятся, он упадет на землю лицом в грязь и больше никогда не увидит ясного неба, потому что перед глазами будет вечная темнота — беспроглядная и пугающая. — Обещаю, — ветра Ли Юэ уносят эту клятву куда-то вдаль, а алое закатное небо становится вечным свидетелем этой незримой связи. Одно лишь это слово заставляет Итэра чувствовать себя важным и нужным. И это волшебнее всего того, что происходило с ним за всю жизнь, чудеснее всего того, что он видел, слышал и ощущал, ведь это чувство, поселившееся отныне у него в груди похоже на собственное крошечное солнце, согревающее Итэра изнутри.