невидимая нить

Знойное лето в Ли Юэ. Картинка перед глазами плывет, искажается от потоков раскаленного воздуха, вздымаемого легким ветром ввысь. В воздухе ощущается скорая гроза, тяжелая влага, оседающая на кончиках пальцев испариной, хотя небо сейчас чистое-чистое, но уже в этот момент в дуновении ветра можно почувствовать отдаленный запах приближающегося дождя. В один из таких томительно жарких дней Итэр вновь встречает Казуху. Он не совсем уверен намеренной, запланированной или же абсолютно спонтанной выходит их встреча, ведь неосознанно все последние дни искал повод с ним увидеться: насладиться солнцем, приготовить рыбу на костре, перекинуться парой фраз, ведь вместо слов из уст Казухи вылетают цветы, нежные лепестки сакуры, подымаемые в воздух легким ветром. Его голос – мед для ушей. Когда тот о чем-то рассказывает, Итэру тяжело оторваться, будто бы в каждом слове или многозначном молчании заключен огромный, непостижимый смысл, который не дано познать каждому встречному. Итэр постепенно учится все это понимать. – В воздухе чувствуется скорая гроза, – произносит негромко Казуха, подтверждая мысли Итэра, и фраза его звучит, будто начало выразительной поэмы. Ее приближение действительно можно ощутить по тому, как все вокруг застыло – даже ветер прекратил дуть. В этой неподвижной тишине почти что различимы далекие раскаты грома, вспышки молний, запах петрикора. Все это становится осязаемым вместе с Казухой, потому что каким-то волшебным образом тот позволяет ощутить размеренное дыхание природы, словно он сам и есть ее неотъемлемая часть. С Итэром они в чем-то похожи: такие же одинокие, такие же верные поставленной цели, такие же безнадежно отчаянные найти хоть что-то, что смогло бы оправдать всю непостижимую жестокость этого хрупкого мира. Но в то же время они невероятно разные, и в этом есть что-то завораживающее. Казуха всегда кажется столь взрослым и мудрым на фоне Итэра, каждая короткая фраза или немой взгляд многословнее любой прочитанной им прежде книги, а изящные движения катаной в бою – и вовсе искусство. Иногда Итэр просто наблюдает за ним со стороны, и у него внезапно появляется желание к нему прикоснуться, чтобы удостовериться – правда ли настоящий или же просто его разыгравшееся воображение. Весенний теплый ветер. Морось после долгой засухи. Первые лучи солнца утром, отражающиеся разноцветными искрами в росе. Дождь и правда вскоре начинается. За секунду мир полностью затихает, будто бы совсем останавливает свой ход время, а затем в один миг на них обрушивается ливень, омывающий их двоих прохладой и свежестью. – Нужно укрыться, – говорит Казуха, идя чуть впереди по протоптанной дороге, – гроза закончится нескоро. Прячутся они в одном из заброшенных, полуразрушенных домишек у дороги, который так кстати прямо сейчас оказался у них на пути. Внутри пускай и совсем пусто и царит разруха, но жаловаться не приходится. Все лучше, чем ночевать под дождем. Пока Итэр оглядывается внутри небольшого дома, Казуха уже успевает развести огонь в камине, бросая туда ветки, обломки старой мебели и книги, уже настолько изувеченные временем, что и не прочитать ни слова – только их краткие отрывки, слоги, осколки. Откуда-то Итэр помнил, что слово было первым, но его всегда интересовало, что же будет последним: яркая вспышка, вечный покой или, быть может, что-то другое. Пока что он не уверен, что хочет это знать, ведь тогда все может пойти под откос, потому что слишком боится, что во всем его существовании просто-напросто может не быть никакого смысла. Тепло, которое в тот же миг разливается по всей комнате, контрастирует с прохладой промокшей насквозь одежды, потому Итэр садится у самого огня рядом с Казухой и глядит на трескучее пламя, языки которого сейчас кружатся, гнутся, а после исчезают, чтобы снова начать свой причудливый танец в камине. Эта картинка чарует. Итэр весь дрожит. Наверное, замерз, а жар, исходящий от огня, только сильнее обостряет весь тот лед, который инеем покрыл всю его одежду и даже кожу. Скорее всего дождь не единственная причина его резко появившегося озноба. Может быть, он копился уже давным-давно чувством одиночества и отчаяния – тяжело ведь, даже если Итэр этого никогда не признает. Невероятно сложно проходить через все то, через что проходит он чуть ли не каждый день, а потому нужно держать лицо, не проявлять ни малейшей толики слабины, ведь он знает, что после все сломается окончательно, и он больше не сможет двигаться дальше, как прежде, не сможет каждый день натягивать привычную жизнерадостную маску и верить в лучшее. Казуха, кажется, самым краем глаза замечает, как легко дрожит Итэр, а потому двигается к нему чуть ближе, и они вдвоем оказываются плечом к плечу. От него пахнет корицей, медом и осенью, несмотря на то, что на улице – лето. Итэр на миг затаивает дыхание, пересекаясь с ним взглядом, опуская глаза на его губы, которые вскоре волнительно произносят: – С тобой все в порядке? – ветерком по комнате. – Да, просто немного замерз, – улыбка выходит не совсем искренней, недостаточно яркой и достоверной, чтобы поверить на слово, и Итэр сам это прекрасно понимает, хотя совсем не предсказывает того, что произойдет дальше. Казуха неожиданно прислоняется лбом ко лбу Итэра, и за это краткое мгновение их близости у Итэра внутри что-то на миг замирает, бьется, ломается, крошится, а после вновь оживает и снова замирает. Потому что его губы так близко к губам Казухи. Потому что он может ощутить его размеренное дыхание, похожее на легкий ветерок. Потому что прямо сейчас ему хочется, чтобы этот момент не заканчивался никогда, ведь такого близкого человека Итэр не знал уже давно. Его он чувствует и в воздухе, и в дождевых каплях, и в тепле, исходящем из камина. Так глупо, но так отчаянно нужно. Почувствовать хотя бы что-то. И это просто невыносимо, ведь Итэр знает, что однажды их пути непременно разойдутся. А после – не знает никто. – Тебе и правда нездоровится, – негромко, с еле уловимым беспокойством в голосе произносит Казуха, отстраняясь, а Итэр почти что машинально начинает двигаться за ним, вовремя останавливаясь, замирая и отводя взгляд куда-то в сторону. – Я могу собрать трав и сварить из них целебный отвар, разжечь посильнее огонь, сидеть с тобой рядом, пока ты не уснешь. Его голос тонет в звуках. Тихий треск камина. Капли дождя разбивающиеся о землю снаружи дома. Раскаты грома. Быстрое сердцебиение. Все смешивается в одну сплошную несуразную мелодию. – Просто дай мне тебя обнять, и мне станет лучше, обещаю, – вырывается у Итэра одним сплошным потоком слов. – Но- – Правда, – выходит почти беззвучно, произнося одними губами. Казуха немо соглашается, будто давая разрешение одним взглядом и легким движением губ, словно по ним можно прочитать – конечно. Он оказывается очень теплым, похожим на лучи осеннего солнца – яркого, но уже не палящего, как летом. С ним мягко и спокойно. Казуха дышит размеренно, ровно, тихо, и это похоже на тихую убаюкивающую мелодию, которую напевает легкий ветер. Все мирские заботы отходят на второй план, и Итэру действительно постепенно становится легче. Позже Казуха и правда делает какой-то отвар, разжигает посильнее огонь, а после держит Итэра за руку, лежа с ним рядом, разглядывая его лицо и еле заметно улыбаясь. Губы Итэра, кажется, тоже невольно изгибаются в легкой улыбке, но он на это даже не обращает внимания, потому что ему тепло-тепло, а на душе резко стало так спокойно, что он без труда впервые за долгие недели скоро проваливается в счастливый сон.