невидимая нить

Любить Чайльда казалось чем-то противоправным, неправильным в каждой детали, порочащим всю его суть. В то же время любить его оказывалось так же естественно, как дышать или чувствовать собственное надрывное сердцебиение. Чувства, стирающие грань между абсолютным безумием и самой преданной привязанностью. Все это жутко пугает Чжун Ли. Ощущать все с такой силой он, кажется, давно разучился, но теперь думалось, что каждая клеточка его тела превратилась в отдельный кусочек его личности с собственными сердцем и душой. Маленькие светлячки. Крохотные звезды. Переливающиеся сахарные кристаллы. Чайльд – пороховая бочка. В то же время он – сладкий дневной сон. Привкус металла на губах. Ромашковый чай. Рубиновая сережка. Карта из шрамов и веснушек. Измученная душа и слишком большой груз на плечах. Чжун Ли всегда думалось о том, что Чайльд предпочтет умереть в полном одиночестве, истекая кровью от бесчисленных ран, а еще с привычной ухмылкой, но совсем не ироничной, а искренней и уязвимой, словно он вспоминает самые счастливые моменты своей жизни – в последний раз. Он хотел бы умереть так, чтобы никто и никогда не смог найти его бездыханное тело. Хотел бы умереть так, чтобы другие думали, что он просто решил сбежать на другой конец света и начать новую жизнь. Будто бы он никогда не существовал. Словно Чайльд был лишь глупой ошибкой, которой суждено было однажды исчезнуть. Потому что так будет правильнее и лучше для всех. От подобных мыслей Чжун Ли становится жутко больно в груди. Это нечто колет и ломает его. Он слишком точно знает это чувство, а потому пугается, но знает, что от него избавиться не так-то просто. Правда только Чжун Ли избавляться от него не будет: ни от чувства, ни от Тартальи. – Аякс, – его настоящее имя в тишине звучит, словно начало поэмы или окончание молитвы. Тот в ответ лишь взглядывает на него своими привычными стеклянными голубыми глазами, в которых тяжело что-то прочесть. Чжун Ли так странно глядеть в них и видеть собственное отражение, будто это единственный ответ в котором он нуждается от Чайльда. – Останешься со мной? – Чжун Ли скользит по его обнаженной коже плеч пальцами, спотыкаясь о глубокие шрамы, невесомо застывая на мгновение там, где расцвели пурпуром недавние гематомы. Тарталья слегка улыбается. Такие его улыбки, почти незаметные, редкие и немного неловкие – самые искренние. На мгновение, кажется, в его глазах появляется что-то живое и настоящее, от чего Чжун Ли невольно задерживает дыхание. – Я боюсь, что если останусь, то все сломаю. Слова Тартальи режут, но он говорит откровенную правду. Чжун Ли и сам это знает, но ему искренне наплевать, ведь они вдвоем и так поломаны. И если понадобится он будет вновь и вновь склеивать крохотные кусочки воспоминаний, чувств и надежд, чтобы сохранить этот момент, этого самого Аякса, лежащего в его кровати и глядящего на него с какой-то неподдельной заботой. Чжун Ли будет держаться за него, даже если в конце концов они сломаются окончательно и бесповоротно, и кусочки уже будет никак не склеить. Ничего не починить. Тогда Чжун Ли соберет их в ладони и будет бережно хранить до конца времен. Чжун Ли осторожно берет ладонь Тартальи в свою и оставляет на его щеке невесомый невинный поцелуй, от чего тот щурится и хихикает. – Я хочу, чтобы ты знал, что нужен мне, – звучит достаточно тихо, чтобы показаться, словно этих слов и вовсе не было, и они возникли лишь в голове Чайльда, и одновременно достаточно громко, чтобы отразиться звонким эхом в комнате подобно раскатам весеннего грома. Тарталья смотрит на Чжун Ли с долей изумления, будто слышит от него нечто подобное впервые. Да и вообще, словно ему никто и никогда прежде не говорил чего-то подобного. Так честно и неподдельно. Без толики гнусных намерений или насмешек. Нужный. Это так необычно тепло – быть нужным. Знать, что тебя всегда кто-то ждет. Знать, что этот кто-то всегда о тебе думает, заботится, переживает. Любит, даже если это любовь не на поверхности, а где-то в глубине – это совсем неважно. Тарталье не нужны поэмы, праздные речи, романтичные признания, цветы, подарки, свидания, поцелуи под луной – ему только важно знать, что есть куда вернуться в этом огромном и страшном мире, что у него есть тихое и укромное пристанище, где ему всегда рады без корысти. Чжун Ли это знает, а потому отдает всего себя, становится его уютным убежищем во время долгих проливных дождей и ярким безоблачным голубым небом, когда все эти чертовы ливни окончательно осточертевают. – Хорошо, – выходит почти по-детски невинно, что совсем не вяжется с привычным образом Чайльда. Кажется, это обнажает свою душу Аякс, – я буду знать. Эти слова застывают в спальне летним свежим ветерком, ароматом цветущих олеандров и морского бриза.