Герои и Злодеи

      — Кто бы говорил! Думаешь, в наше время забыли историю знатных семей Вельдэна? Не ваш ли род получил проклятье крови, благодаря самому дикому демонопоклонничеству? Ты, Гедз, имея кровососущее насекомое в гербе, получил всё, что имеешь, благодаря возвышенному владыке, князю демонов Вельзевулу! Не смей корчить из себя светлого рыцаря только потому что воевал вместе с Королём-Некромантом! Ты меня ничем не лучше!       — Что?! — воскликнул Гедз так, что в ушах у Грегора загудело. — Ты сравниваешь меня с собой? Мои предки поклонялись старым Богам и каждый из них был воином, храбрецом и героем сотен битв. Я использовал силу крови во благо — чтобы защитить свой народ. Что ты можешь знать о жизни истинного героя, ты — заблудший, несчастный, только грезящий о величии мастеров? Ты всегда тыкался по мрачным закоулкам магии, словно слепой котёнок. Похищал страшные инструменты, как дитя, не ведающее, что держит в руках смертельное оружие. Даже та единственная сила, которой ты можешь гордиться — это твое «бессмертие» — ты получил случайно, поддавшись порыву мести, из бессилия и отчаяния. Люди воспользовались твоей глупостью, все поимели что-то: друзья, учителя, даже твои палачи, а потом вышвырнули тебя. И демоны воспользовались твоей бессильной злобой. Они получат все твои жизни, они уже получают их. Или вымогают одну за одной, или забирают силой, а ты ничего и сделать не можешь. Скольких беззащитных горожан ты погубил? Сколько жизней у тебя осталось? Сколько раз мне придётся убить тебя, колдун из Лангау?       Грегор стиснул руку в кулак и усмехнулся.       — Ох и давно же я не слышал этого прозвища… Ну, разворошил ты мою память, и что с того? Я сам не знаю, сколько народу погибло тогда! Кто бы мне назвал точные цифры?!       — Так ты оценил свою жизнь? Она действительно стоила смертей сотен женщин, детей и стариков, которые тебя даже не знали? Ты смотрел, как они мучились, сжираемые чумой, а когда достаточно напитался болью, сжёг их заживо.       — Замолчи! — сдавленно прорычал Грегор. — Не знали?! Да весь город и весь ворох деревень кругом знал меня, столько добра я им сделал! И те же самые люди, крестьяне и горожане, добрые мамочки, старики и старухи радостно кидали в меня камни и плевали мне в след, когда меня тащили на эшафот! Никто не вступился, когда меня оговорили! А меня оговорили! Я не сделал ничего плохого этим чёртовым обывателям!       — Все малефики так говорят, — усмехнулся вампир.       — Ты видел мою память! Ты знаешь, что это правда!       Сначала Грегор подумал, что ему показалось, но в следующую секунду горячий запах тлеющей древесины так и ударил в нос. Ладонь обожгло. Он испуганно зашипел и выронил топор, на рукояти которого остались угольные отпечатки пальцев. Грегор уставился на свои руки. Они были все чёрные от сажи. Запах гари усиливался, угрожая вот-вот превратиться в ужасающий тошнотворный запах палёной кожи и горящих костей.       Грегор, запрокинув голову, вдохнул поглубже, чтобы успокоиться. Он судорожно соображал, что же сделал не так. Возможно, не надо было ломать печать мастера. Возможно, из-за одной сломанной и из-за призванных Врат, ослабли и другие. Если полетит печать Саламандры, на волю вырвется огонь. Хоть Грегор минуту назад и грозился сжечь вампира в крайнем случае, он совсем не был уверен, что сможет погасить это пламя, просто потому что смертельно боялся элементаля огня. Он сделал два осторожных шага назад и рефлекторно помахал ладонями, чтобы их охладить. К его ужасу от этого действия по воздуху полетели искры.       Гедз повесил оружие на пояс, медленно поднял руки и снял шлем. Открылось его лицо, похожее и совсем не похожее на старые тёмные от лака портреты. Те же черты: правильные, без особых примет, на чуть полноватых щеках рыжая щетина. Широкие выразительные брови и большие глаза делают лицо даже красивым. Только выражение глаз оказалось совсем не таким, как его запечатляли современники; оно было печальным и казалось полным глубокого понимания и сочувствия.       Когда Гедз слегка тряхнул головой, по плечу и вниз упали длинные тяжёлые красно-рыжие волосы. Таким барона тоже не рисовали; обычно он завязывал волосы в хвост или косу, и они прятались под доспехами. Он поправил эту огненную гриву, чуть зачесав назад, и внимательно посмотрел Грегору в глаза. Некромант мгновенно потонул в его ненавязчивой благодатной воле, даже боль в горящих руках ослабла.       — Но я тебя понимаю, — проговорил Гедз. — Твоё преступление отвратительно, но тебя вынудили это сделать. Ты хотел мести за свою смерть, потому что в самом деле не заслуживал костра.       — Им нужен был виноватый! Я оказался козлом отпущения, но они поплатились за то, что сделали со мной! И я забрал их всех себе!       Под конец фразы Грегор закашлялся и выдохнул дым. Из глаз брызнули невольные слёзы.       — Бедный ребёнок! Столько природных талантов, столько стремления к знаниям! Тебе только и нужно было, чтобы тебя оставили в покое, ты даже не просил благодарности в ответ на помощь, но люди всё равно затравили тебя.       Грегор не заметил, как барон оказался так близко, что взял его за руки, провёл холодной сталью латных перчаток по ладоням, и огонь погас. Некромант вздохнул с облегчением. Запах гари отступил, зато усилился смрад гниения, чего Грегор уже не заметил, как и какого-то неприятного гула, издаваемого будто сотнями насекомых.       — Я понимаю твою злость, — сказал Гедз. — Но, наверное, тяжело носить в себе столько человеческих душ? Они знают, что умерли по твоей воле, и они не дают тебе покоя, рвутся наружу. Ты слышишь стоны умерших от чумы, ты слышишь крики и проклятия сгоревших. И я знаю, как ты устал умирать снова и снова. Твой учитель и хотел бы избавить тебя от столь тяжкой ноши, но ему не хватило сил, он смог только запечатать призванных тобой демонов. Я же смогу забрать у тебя все эти несчастные погибшие души. Истинное бессмертие достигается иными путями. Доверься мне, мальчик, и тебе больше не придётся умирать.       — Вы правда можете это сделать? — спросил Грегор, не веря своему счастью.       Гедз мягко улыбнулся и провёл по лицу некроманта когтями перчатки.       — Милый ребёнок, я старше, чем кто-либо, кого ты знаешь. Я раскрою такие тайны, о каких твои учителя и не грезили.       — Я… — только и смог пробормотать Грегор, которого потянуло в сон.       — Держи! — вдруг воскликнул кто-то.       Гедз пошатнулся от удара. Грегор услышал голос капитана как сквозь плотную стену.       — Господин колдун, очнись! Кровосос заморочил тебе голову! Я до тебя докричаться не мог… Ох, берегись!       Некромант шарахнулся в сторону. Гедз с яростным рыком занёс шестопёр над головой и обрушил его на капитана Яцкевича, который осмелился ударить его в лицо. Несчастную нежить разметало на куски эктоплазмы и расколотые кости. По щеке Гедза текла кровь из небольшой рубленной раны. Грегор подхватил выроненный капитаном топор и натянул назад рукав рубашки. Он с удивлением обнаружил, что Гедз успел расстегнуть ему воротник и оголить шею.       Некромант и вампир обменялись злобными взглядами. Оба в этот миг поняли, как недооценили друг друга.       — Так легко воплощаешь умертвия? — проговорил Гедз. — Неплохо! Но эта трухлявая падаль тебя не убережёт! Ускользнул от меня на свою беду. Так бы умер на моих руках, достойно и почти без боли — я бы выпил твою кровь и поглотил и твою, и все ворованные души. Теперь не рассчитывай на милосердие!       Земля под ногами Грегора заходила ходуном, он едва смог удержать равновесие. Под почвой поднимались волны. Она вздувалась и опадала буграми, не как обычная твёрдая земля, а как кисель. Отвратительный смрад сделал стоячий воздух плотным, из вскрытых каверн взметнулись полчища мух и жуков-могильщиков. И плоть. Из-под земли, как подвижная густая лава, потекла мёртвая плоть. Она, склизкая, зеленовато-багровая, перемежаемая фрагментами костей, собралась на секунду в плотный ком высотой все три метра, но тут же вновь растеклась.       — Эта масса — не часть меня, — сказал вампир, — но она подвластна мне, и я могу соприкасаться и сливаться с ней в одно целое. Я поглощу тебя целиком. Всё достается мне — и твое тело, и все пять литров твоей сладкой крови, и твои демоны, и твои мистические силы! Ты станешь частицей меня, некромант.       — Да что это за дрянь такая! — невольно воскликнул Грегор, в панике высматривая пути отступления. Он не знал, как с этим бороться. Оно было мертво, но ему не подчинялось. Оно и так разлагалось каждое мгновение и за счёт этого текло и двигалось, и его нельзя было заставить распасться естественным образом, забрав его время.       — Я не кусаю всех подряд, когда дело касается людей, — ответил Гедз спокойно. — Убить человека — большая ответственность. Ведь он навсегда останется со мной. Сущности животных бессознательны, оттого их легко отделить от себя… Я, на первых порах после пробуждения, был вынужден обворовывать фермы. Кровь свиней я выпивал, а туши приходилось закапывать в саду. Их тут скопилось порядочно!       «Сожги! — шептал назойливый голос в голове, — сожги это! Огонь разрушит колдовство немёртвого! Пусть горит! Всё должно гореть!» По рукам снова побежали искры, к горлу подступила тошнота. Грегор вдруг понял, что дышит часто и поверхностно, как раненое животное. Не желая терять главного врага из вида, он снова пересёкся со взглядом Гедза и как новичок попал под мощный удар ужаса. Грегор оцепенел от страха, на что вампир и рассчитывал, но только на мгновение. К счастью, боль в горящем теле и тошнотворный запах палёного, заставили Грегора развернуться и побежать. Он бежал, как любое животное спасается в панике от лесного пожара.       Могилы вскрывались со взрывом почвы по обе стороны от тропы. В какой-то момент что-то полезло из земли прямо у Грегора под ногами. Он запнулся, рухнул в ворох влажных листьев и успел перевернуться на спину, чтобы увидеть, как дохлая свинья сливается с массой шевелящейся плоти. Над некромантом нависла стена гниющего мяса, грозящая обрушиться. В ней снова показалась голова, открыла пасть и извергла поток зловонной жидкости вместе с адским визгом. Грегора окатило как из ведра. Отчаяние вырвалось ответным криком — некромант заорал, загородился рукой, и, в ответ на этот жест из земли вырос большой осколок кости. Гора плоти насадилась на него, как на копьё, дав Грегору секунду, чтобы вскочить и побежать снова. Он взлетел на террасу, перескакивая через две ступеньки, и только тогда рискнул обернуться.       Гора из мёртвых свиней текла в его сторону, как монструозная гигантская амёба, с треском валя по пути кусты. Над ней стоял пар, кружили огни светляков и ненормально крупные мясные мухи. От этого зрелища — непристойно-сюрреалистичного — в уме у Грегора помутилось, и он просто пятился, пока не упёрся спиной в каменную стену.       «Теперь ты не просто умрёшь, — сказал привратник, — ты перестанешь существовать. Выпусти саламандру! Это твой единственный шанс!»       — Нет! — прошептал Грегор, тупо мотая головой, — нет, нет, нет!..       «Не будь дураком! Твоё тело не сгорит полностью! Пойми ты, руки — проводник твоей силы, горят только твои руки, когда ты работаешь с элементом Огня».       В словах привратника Грегор вычленил крупицы смысла, хотя они едва просачивались в сознание сквозь пелену отчаяния. Казалось, что он скорее согласился бы, чтобы Гедз пожрал его столь омерзительным способом, чем снова пережил сожжение заживо. Но тогда, разве не выйдет, что все, кто хотели просто избавиться от него, окажутся победителями? Его сожгли как еретика. Повесили на него даже то, чего он не делал. Хотели просто забыть о нём, но он восстал из Ада своим убийцам на зло. Если огонь победит его теперь, всё пережитое окажется напрасным.       Грегор медленно поднял обе ладони, направляя их к подножью лестницы. Он уже почти ничего не чувствовал, ни страха, ни боли, ни неуверенности. Он умел, когда надо, отключаться и действовать машинально. Теперь в его отупевшем уме была одна мысль: нужно преодолеть себя.       — Отче, — начал он шёпотом и осёкся.       Ни одна из древних молитв, ни одно заклинание, призванное подчинить саламандр, не вызывало отклика в его сердце. Огонь называли отцом всего сущего, дарителем жизни, тепла, великим Богом, сметающим с пути препятствия и уносящим в иные сферы жертвоприношения людей. Молитвы огнепоклонников прославляли небесное пламя, Солнце и домашний очаг. Но Грегор не мог молиться огню, как стихии жизни. Для него пламя означало только разрушение и смерть. Сухой треск древесины, невыносимый жар углей… Он знал, что христианский Ад не врёт, изображая преисподнюю именно такой — огненной. Воистину это Пекло. Руки уже горели. Их обдувал раскалённый ветер дыхания элементаля огня, унося хлопья черного пепла.       Всё сгорело тогда. Всё, чем он дорожил, всё, что было для него смыслом жизни. Дом родителей, который всегда был убежищем от внешнего мира. Книги. Их — бесценные тома, добытые таким трудом — казнили тоже, свалив прямо в костёр. Репутация. И, в конце концов, он сам.       «Но ты жив!» — прозвучал голос саламандры, плеснув эту мысль в мозг, как горящий керосин.       И это были единственные слова, что сказал ему дух огня, но их оказалось достаточно. Грегор стал с саламандрой одним целым, когда пережил катарсис смерти в её пылающих объятьях. Они были ближе некуда, ближе, чем родитель и ребёнок, ближе, чем любовники. Они понимали друг друга без слов.       Она забрала только ненужное. Он скопил много мусора, и в жизни, и в душе, и это-то его и погубило. В конце концов то аутодафе избавило его не только от тяжёлой шелухи вроде огромной библиотеки и семейной недвижимости, но и от глупости. Он стал тем, кто он есть сейчас — странствующим чародеем. И ещё он вспомнил то, что они учинили, когда он избавился от физического тела… Саламандра по его воле танцевала на костях его врагов, взметая пламя от земли до неба.       — Помоги мне, — сказал Грегор. — Пожри эту скверну! Очисти здесь всё!