Плохая идея Быть гостем злодея.
Грегор проснулся, но не открывал глаз. Щебетали птицы, где-то далеко, за закрытым окном. Помещение было большое — точно не его спальня… Он быстро понял, где находится. Вспышки событий вереницей пронеслись в памяти, Грегор ужаснулся, но сразу успокоился. Что сделано, то сделано. Он попробовал перевернуться на бок. Это получилось не сразу. Он завозился на очень приятной мягкой кровати и запутался в покрывале. — Господин чародей проснулся, — пропел где-то поблизости женский голос, по неясной причине очень настораживающий. — Наконец-то!.. Грегор узнал Демьяна, даже смог различить его лёгкие шаги и очень обрадовался. — А ты куда прёшься? — раздражённо бросил Демьян. Ему в таком же скандальном тоне невнятно что-то проговорили. Он ответил: — Пошла вон, шаболда! — Чтоб тебя черти дрючили, шлюхин сын! Шарахнула дверь. Грегор открыл глаза, увидел угол просторной светлой комнаты с большим окном, яркие тёплые пятна зелени и своего встревоженного хмурого друга. — Ох, Григорий Волховский, — сказал Демьян, подбоченившись, — ну и хлопот же ты всем обеспечил! — Ты всё ещё здесь? Я так рад тебя видеть!.. — Я снова здесь! Я уже два раза смотался из города в поместье туда-обратно. Дома из-за тебя с ума сходят: Агата делает вид, что держится молодцом, а сама с зелёным видом заламывает руки и спрашивает, не помер ли ты. Я уже весь в мыле! Благодарность и почти счастье затопили сердце Грегора. Столько людей переживали за него и проявляли заботу! Приятно, конечно, но нежные чувства мешались с тоской. Он действительно заслужил всё это? Грегор потёр лицо. В теле ощущалась странная лёгкость, но не слабость. Он вполне отдохнул, хотя чувствовал себя иначе, чем обычно. Демьян сел на край кровати. — Чем всё закончилось? — спросил он. — Чем закончилось? — хрипло ответил Грегор. — Как тебе сказать? Не катастрофой и ладно. Я должен поблагодарить тебя. Если бы не вмешательство графа Рэнделла, я бы окончил свой жизненный путь. — Благодари его. Я ничего не сделал. Грегор улыбнулся из вежливости. В уме у него крутились его же собственные последние слова. Окончить жизненный путь? Что это вообще значит? — До меня дошли слухи, что всё началось с того парня… Степана. С ним-то что стало? — Знаешь, — проговорил Грегор медленно, всё ещё размышляя о своём. — Он сделал с собой кое-что, что делают внешне спокойные одинокие люди, когда доходят до белого каления. — Он помолчал и подумал. — Когда внутри много обиды и злости, всё это сжимается в такой плотный комок — в провал в бездну. И она изнутри начинает звать тебя… Звать, — повторил он. — Не так давно я вдруг понял, что запутался. Ноги сами вывели на край скалы над рекой. Это был крутой каменистый обрыв, метров двадцать. Передо мной была та самая бездна, головокружительная пропасть; она так сильно звала шагнуть вниз, тянула, как на верёвке, а во мне было столько боли, злобы и обид, что я просто сиганул туда, долго не раздумывая. Это было легко до разочарования, потому что для меня никакого облегчения смерти не последовало. Я сдавался тяге саморазрушения так часто, что выработал к смерти иммунитет… Однако не у всех людей получается остаться живыми после самоубийства. — Я понимаю, о чём ты, — сказал Демьян очень серьёзным тоном, и, поскольку Грегор больше ничего не говорил, вздохнул и показал рукой: — Вот твоя одежда. Грегор сел. Его вещи, в том числе нож, лежали на изящном буковом стуле с изогнутыми ножками. Глядя на мрамор в отделке спальни и паркет из ценных пород, не приходилось сомневаться, что стул был оригинальным изделием фирмы Конов прямиком из Вены. Гостевая спальня соседствовала с небольшой ванной комнатой. Грегор умылся, отмечая и фарфор, и натуральный камень, и расписанную ирисами японскую ширму с алыми шёлковыми кистями. Всего этого накануне он не заметил. — Ты же расскажешь мне подробности? — спросил Демьян, помогая всё ещё слегка осоловелому Грегору вдеться в рукава пиджака. — Вчера ты был такой убитый, я не посмел расспрашивать. — Это очень мрачная история. Охота тебе её слушать? — усмехнулся Грегор. — Ох, потом, когда захочешь… Пойдём. Господин граф и хозяйка звали к себе. Грегор, несмотря на странное недомогание, чувствовал себя полным сил, хотя и очень голодным. Он позволил повести себя. Дом был поэтично пуст и огромен. Светлые лестницы и залы с высокими потолками полнились только эхом шагов. Они прошли, как понял чародей, из «гостевого» крыла в «хозяйское», более обжитое, и оказались, наконец, в комнате, выходящей прямо в сад. Возле высокой и узкой приоткрытой двери, что вела под тень портика, стояла ярко-пурпурная оттоманка с наброшенной на спинку шалью. Это помещение, хоть и проходное и такое же пустынное и просторное, всё же веяло жизнью и присутствием. Кто-то создал для себя этот уютный уголок. Быть может, читал на оттоманке или смотрел, как за деревьями садится солнце. Они вышли под сень больших колонн коринфского ордера, спустились по лестнице и попали в часть обширного — это чувствовалось — английского парка. Когда обернулся, Грегор увидел только фрагмент прекрасного здания из тёмного камня — роскошного и строгого. Обзор закрывали вековые деревья, как бы обступившие этот величественный дворец за века, но на самом деле тут угадывался замысел: здание было новым, а эффект поэтики заброшенности — продуманным. Был ранний вечер. Солнце под низким углом било в глаза, Грегор не видел ничего, кроме блеска золота и густой зелени; стрекозы и мошкара мельтешили в свету, как серпантин и блёстки. — Господин Рэнделл сказал: «Грегор проснётся часам к шести, тогда и будем подавать первый ужин». Надо же, оказался прав, — проговорил Демьян. — Они полдничают и ужинают в саду. — Голос у него был несколько напряжённый. Вдруг из-за куста гортензий возникла высокая девушка с кружевной наколкой на волосах. Она хитро поглядела на чародея, сделала книксен, а Демьяна смерила презрительным взглядом. — Хозяин зовёт тебя на кухню, — процедила она. — Я отведу нашего гостя в сад. — Ладно, иду, — Демьян коснулся плеча Грегора и поспешно ушёл куда-то в другом направлении. Грегор понял, что если его сейчас оставят в этом запутанном саду одного, то он попросту заблудится. Тут он вдруг осознал, что девушка мёртвая, сильно мёртвая. Он даже чуть мотнул головой, удивляясь, что природное чутьё дало какой-то странный сбой, и он сразу не определил откровенную нежить. Девушка улыбнулась всё с таким же хитрым видом. Её длинные русые волосы разделялись на прямой пробор и лежали в низком пучке, лицо было очень красивое, изящное, но и форма глаз, и брови, и вырез ноздрей делали его несколько лисьим и в совокупности придавали такое злое выражение, что она казалась уродиной. Закрытое длинное платье из бежевого муслина и белый передник не скрадывали её роскошной фигуры. Несмотря на магическую природу, она так и дышала чувственностью. — Меня зовут Вивьена, — сказала она, — рада служить, господин Волховский. — И она снова чуть присела и наполовину ядовито, наполовину сладко улыбнулась в ответ на невольное удивление на лице Грегора: значение её имени — «живая» — не очень-то совпадало с состоянием, да к тому же она вела себя чрезвычайно нахально для простой служанки. В домах, подобных этому, прислуге не полагалось заговаривать, пока хозяева не обратятся с вопросом. — Пройдёмте. — Вивьена сделала жест и шмыгнула в узкую аллейку. В саду было много цветов и много насекомых. Самые разнообразные мухи, пчёлы и осы вились над кустами, лезли в лицо и садились на одежду. Грегор машинально отмахивался. — Не стоит, — сказала девушка, — они не укусят. Они, знаете ли, здесь вокруг многих летают. — Она хмыкнула и посмотрела через плечо двусмысленно и вызывающе. — Проще позволить, чем сопротивляться. Грегор поднял глаза, щурясь от солнца. У Вивьены все рукава и кокетка покрывались маленькими жуками и двукрылыми насекомыми. Мелкие осы и мухи ползали по её лицу. Впереди показалась просторная, но заросшая травой поляна в окружении высоких старых ив и тополей, пустой круглый стол недалеко от дорожки и несколько садовых кресел. За столом сидела женщина. Она улыбнулась, Грегор поклонился. Женщина заговорила с ним на языке сидов. Волшебник ответил, отрекомендовался настолько развёрнуто, насколько позволяло знание языка. — Граф скоро будет, — сказала сида нежно, переходя на местный диалект. — Я леди Розалинда. Можете так и обращаться ко мне, дорогой гость. Она протянула руку для поцелуя; при движении с её одежды и волос вспорхнули сотни мелких бабочек: совок, сенниц, голубянок. Руки у неё пахли розами. Грегор, приглашённый присесть, смахнул с лица приставшую паутину. — Счастлив познакомиться! — сказал он и заметил, что нить белёсой паутины прилипла и к обшлагу рукава. — Простите, — несколько виновато проговорила Розалинда и сощурилась. Грегор почти не видел её глаз, полуприкрытых и вытянутых, под длинными чётко очерченными бровями. Глаза Розалинды — очень большие на приятном овальном лице — почти всегда были в тени чёрных густых ресниц. Она принимала гостя в домашнем виде: платье без отделки из серовато-зелёного шёлка. Её густые распущенные волосы никак не убирались и лежали каштановой волной, создавая убежище для мотыльков. Из украшений Грегор заметил только тонкое золотое кольцо на безымянном пальце. В кольце сверкал совершенно непомерный ярко-синий камень. — Не ваша вина, — сказал Грегор, всё пытаясь смахнуть невидимую нить и одновременно отгоняя назойливых бабочек, — осенью паучки пускаются в путешествия на своих паутинках… Розалинда смущённо засмеялась и сказала: — Пожалуй, вы правы… Только сейчас, посмотрев на неё на просвет солнечного луча, Грегор заметил, что паутина отделяется от её голого предплечья. — А вы близки с графом Рэнделлом! — вдруг проговорила Розалинда. — Близки?.. К сожалению, не могу похвастать близким знакомством с графом. Накануне имел честь встретить его впервые, а он был так любезен, что пригласил меня в свой дом. — Ах, — сказала Розалинда, — вот как!.. Грегор избегал смотреть на неё. Во-первых, это в ситуации тет-а-тет было бы не очень учтиво, во-вторых, хоть глаз её он не видел, смотреть на сиду — не самая лучшая идея. Из-за природного магнетизма и врождённой магической силы эти живые существа располагают к себе, и влюбиться в сиду даже проще, чем в иную ведьму. Не так далеко за акациями позванивала посуда. Скоро из-за поворота дорожки возник Рэнделл, внезапный, как чёрт из табакерки. Он с громкими приветствиями и любезностями водрузил на стол поднос, самолично принесённый. За хозяином появился Демьян с большим кофейником, и несколько слуг, в том числе та странная девица и ещё какая-то такая же не очень живая женщина. Скоро стол был накрыт. — Хотел угодить вам, Грегор, — сказал граф, откупоривая вино, — сам готовил соусы… Вы не стесняйтесь, у нас всё по-простому — все едят, как хотят, начинайте хоть с первого, хоть со второго, как пожелаете! Скатертью хозяева не озаботились, сервировки не было, просто стояли две стопки тарелок, супница и чугунок со вторым, однако скоро перед Грегором оказался превосходно составленный итальянский обед. Тут были маленькие аккуратные ньокки под соусом песто, благоухающим базиликом и оливковым маслом, тушёное с овощами мясо и до золотой корочки обжаренный молодой картофель. В корзине лежал припудренный мукой свежий хлеб с чесноком, на большой тарелке в центре стола расположились фрукты и сыры с такими ядрёными ароматами, что улавливались они издалека. Голубоватые прожилки и итальянский дух трапезы намекали на горгонзолу, а вторым сыром оказался пармезан с чёрным перцем. Граф, как глава стола, раскладывал еду. Он подал Грегору высокий бокал, мокрый от неудачно налитого пенного вина, и улыбнулся, потому что чародей уже придвинул к себе тарелку, нашёл вилку и принялся за первое. Слуги незаметно утекли с лужайки, Демьян тоже собрался тихо удалиться, но Рэнделл окликнул его: — Ты куда собрался? Садись! Парень попытался отнекаться. Грегор даже поднял глаза от еды, потому что впервые видел, чтобы нахальный Демьян отказывался от обеда, да ещё краснел от смущения. — Не хочу вас стеснять, — пробормотал Демьян, вежливо улыбаясь, — да я и не голодный. — Сядь, — сказал Рэнделл таким тоном, что Демьян вздрогнул. — Не рассказывай мне про голод, уж я-то чувствую его. Ты всегда голодный. Парень повиновался и придвинул стул между Грегором и Розалиндой. — Если доведётся голодать хотя бы раз в жизни, человек уже не забудет этого чувства и всегда будет иметь хороший аппетит, как и запас продовольствия. Я прав, господин чародей? — усмехнувшись, спросил граф. — Подтверждаю, — вздохнул Грегор. Он уже разделался со своими клёцками и только подумал, что вкуснее ничего не едал, как жаркое с овощами опровергло эту мысль. Непонятно, что было лучше: мясо, мягкое и нежное, или обволакивающий всё это соус, что вобрал ароматы специй и трав. Грегор на миг оказался в раю. Он прослезился и, чтобы этого никто не заметил, отпил игристого вина. Простое молодое вино так выгодно оттенило сложный букет подливки, что чародея накрыл новый пароксизм удовольствия. То ли граф так хорошо готовил, то ли Грегор был в самом деле голодный как волк. — Ты устал и проголодался, зачем отказываться? — уже мягче обратился Рэнделл к Демьяну и протянул и ему бокал. — Ты большой молодец, дорогой мой! Хорошо, что догадался обратиться ко мне ради подмоги господину чародею. — Я надеюсь, что у меня ещё будет шанс поблагодарить вас как должно, — сказал Грегор. В эту минуту он общался с Рэнделлом, так, как общался бы с любым человеком его статуса, закрыв глаза на истинную суть. Рэнделл, казалось, тоже следовал заданному тону. — Ты уже благодаришь меня, не отказываясь быть моим гостем! Ах, люблю смотреть, как люди едят со здоровым аппетитом! Вы только гляньте на это! — Рэнделл, действительно в упор глядя на сотрапезников, подпёр подбородок ладонью. Грегор смущённо усмехнулся, однако доедать жаркое не перестал. Демьян сидел, ровно держа спину, и ел как ни в чём не бывало. Чародей был воспитан в такой среде и вёл дела с такими людьми, что манеры, этикет за столом, тонкости беседы, да и вообще вся культура, присущая обществу, которое принято называть высшим — были для него обыденностью, в отличие от Демьяна, который даже в обычной светской школе не учился. Грегор почувствовал, что парню пришлось совершить внутреннее усилие, чтобы преодолеть скованность и держаться непринуждённо. На такое способен был не каждый. — Как ты находишь клёцки? — спросил Рэнделл у Демьяна ласково, не из вежливости, а с неподдельным интересом. Демьян поднял глаза и спокойно, но чувством сказал: — Этот соус — просто чудо, господин граф. Рэнделл рассмеялся. — Хах! Базилик и все другие приправки выращены на собственном огороде!.. Вот сейчас отобедаем, и я покажу вам все свои владения! — он сделал широкий жест, охватывая округу. Оса, привлечённая яблоками и треснувшими гранатами, начала виться у Грегора прямо перед лицом. Он отогнал её и кое-что вспомнил. — Извините, господин Рэнделл, — сказал он, — не могу не справиться о здоровье Зефирчика. — Ах, да, ваш подопечный! — Рэнделл повернулся к Розалинде. В этот момент Грегор даже усомнился в своём первом впечатлении о нём. Тогда он магическим зрением видел нечто грозное, и он так часто в своей жизни контактировал с демонами, что не мог обознаться. Сейчас же перед ним был только мужчина. Граф с нежностью во взгляде смотрел на свою возлюбленную. — Не беспокойтесь, — отозвалась Розалинда, — он жив, здоров и гуляет по нашей клеверной лужайке. Скоро вы его увидите. Грегор снова отогнал от себя ос, уже нескольких. — Да, на счёт живых существ… — проговорил Рэнделл. — Должен предупредить, что это будет продолжаться некоторое время. Вы переняли мои силы вместе с восстановленными тканями тела. Часть даже, возможно, останется с вами, а побочный эффект в виде любви насекомых придётся некоторое время потерпеть. — Останется? Что вы имеете ввиду? — Не волнуйтесь, — граф снова успокаивающе улыбнулся. — Разве это плохо? Вы попробуйте, прикажите осам улететь. Грегор невольно нахмурился, но последовал совету и перешёл в то особое состояние сознания, какое требуется для колдовства. В этот момент к нему вдруг подключилось некое дополнительное чувство, словно его физическая оболочка стала рассеяннее и больше. По нуждам работы ему приходилось выходить разумом из тела, путешествовать так и вселяться в тела зверей, чтобы видеть их глазами, однако это новое чувство было совсем другим. Множество — сотни и сотни — маленьких живых существ стали его частью, и он знал каждое наперечёт и отделял одно от другого. В полуметре от стола под пядью земли спала куколка хруща. Земляные черви перемешивали почву. Это ощущалось даже тактильно. Грегор сосредоточил сознание, и осы отлетели от стола. Он повёл рукой над густо-зелёным дёрном, и черви и жуки-могильщики закипели на траве плотным комом. Грегор отдёрнул ладонь. — Прошу прощения, — хрипло прошептал он. Жуки разбежались. — Это очень необычно для меня… — Грегор невольно бросил взгляд на Демьяна, сам не зная почему, как бы желая оправдаться. Демьян пожал плечами. — Ты меня уже ничем не удивишь, — сказал он. — Пройдёт! — беспечно воскликнул Рэнделл. — Кофе стынет!***
Рэнделл не замолкал ни на минуту, но навязчивым не казался. Он говорил, меняя темы, темп речи и интонации так грамотно, будто исполнял симфонию, и совершенно не хотелось, чтобы он куда-то отлучился, потому что, когда такой персонаж вдруг покидает компанию, на те несколько минут его отсутствия всегда повисает тягостная тишина даже в кругу друзей. От обаяния этого человека сложно было спастись. На него приятно было даже просто смотреть. Возраст определялся сложно: он мог быть как и очень зрело выглядящим сорокалетним, так и моложавым мужчиной за пятьдесят, украшенным благородной сединой. Чертами лица Рэнделл не походил на мастера Велеслава, но Грегор то и дело улавливал что-то знакомое то в воистину лучезарной улыбке, то в выражении точно таких же как у мастера очень синих глаз. Рэнделл томно смотрел на Розалинду, доброжелательно на чародея и с каким-то очень уж явным интересом на бедного музыканта, и всё рассказывал про свои грандиозные хозяйственные планы. Планы у него были наполеоновские. После кофе он повёл Грегора ещё и показывать. Розалинда немного сонная и до этого почти не участвовавшая в беседе тоже оживилась и, приняв протянутую Демьяном руку, встала с кресла. Грегор был совсем не прочь прогуляться по столь эффектному месту, как эта усадьба; после обеда он был странно-беспечен и почти что счастлив, кругом цвели особенно пышные и яркие цветы — цветы осени: астры с изысканно закрытыми чашечками, хризантемы, воистину королевские георгины — пылающие и огромные, маленькие и деликатные, с цветками, похожими на кремовые украшения на торте. — Вот тут, ближе к берегу, у нас весной цветут сибирские ирисы, — говорил граф. — Хочу навозить верхового торфа и немного подтопить этот участок, чтобы создать искусственное болотце… — О, это интересно. — Грегор по своей природе любил болота и стоячую воду. — Собираетесь развести мшаник? — Лучше, — усмехнулся Рэнделл. Розалинда поманила за поворот дорожки. Там на переднем плане перед обширным розарием стояло несколько невысоких широких вазонов, заросших изумрудными мхами и высокими стройными растениями. Одни были зеленовато-красными, другие — более рослые — жёлтыми. — Это саррацении, — узнал Грегор, — никогда не видел их в живую, только в ботанических атласах. — Выписал их из Америки специально для леди Розалинды. Развлекаю мою госпожу как могу! — Вы ещё оранжерею не видели, — сказала Розалинда, любовно глядя на кувшины саррацений, — там у меня орхидеи… Граф, покормите цветочек! Рэнделл повёл рукой, и случайная неудачливая муха против своей воли залетела под крышечку кувшина. — А вот тут будет зимняя дача! — Рэнделл указал вниз с холма. Они прошли ещё немного, в совсем уж заросший уголок парка. Там развернулась стройка среди ив и красных по осенней поре кустов бересклета. Над пологим берегом речки вставал очаровательный несколько рустикальный деревянный коттедж на сваях; приятно пахло лаком и свежей стружкой. — Леди не очень уютно в холодных спальнях наших местных особняков, — сказал Рэнделл, прикасаясь к руке Розалинды. — Вот, строю для неё купельку. — Зимняя дача? — переспросил Грегор, опомнившись. Его из чисто научного интереса всё подмывало спросить, как же сиде удаётся оставаться в срединной земле так чётко проявленной. Сентябрьское солнце уже должно было просвечивать её тело насквозь. — Простите моё любопытство, я, возможно, слишком много себе позволю таким вопросом, но, вы, леди Розалинда, не испытываете неудобств, находясь так далеко от дома? — Мой дом теперь рядом с господином графом, — проговорила сида вежливо и расплывчато. Рэнделл печально вздохнул. — Розалинда — моя невеста, — сказал он иным, не легкомысленным тоном. — Я всё сделаю, чтобы она могла оставаться со мной. Уж как-нибудь переживём эту зиму!***
Так они гуляли по парку до самых сумерек. У Рэнделла по территории сновало множество слуг и работников, одних садовников был целый штат, не говоря уж о строителях, трудящихся на сразу нескольких возводимых павильонах. Одно крыло особняка всё ещё оставалось незаконченным, и Рэнделл планировал продолжать стройку до холодов. Каким-то образом он смог всё разместить таким образом, что парк оставался уединённым, несмотря на обилие хозпостроек. Были у него и конюшни, и пасека, и птичник, и огород, и пруд у переднего фасада… Юго-восточная сторона основного дома граничила с зимним садом со стеклянными стенами и куполом-фонарём.***
На подсвеченную пурпурным небом оранжерею опустился вечерний полумрак, и она стала казаться частью настоящего тропического леса, даже в тени монстер невнятно шуршало что-то и горели фосфоресцирующие огни. Воздушные корни чёрных как ночь фаленопсисов и синих ванд свисали над проходом плотными комьями серебристых червей. — Сюда, сюда, господин чародей, — прозвучал где-то за пологом цветов хриплый и взволнованный шёпот Розалинды. Показалась она сама, проплыла, как бабочка, в своём воздушном платье. За ней следовала стайка светлячков, пытаясь укрыться в волосах, и её тело слабо светилось еле заметным лунным светом. Если бы всё это происходило в диком лесу, а не в культурном парке, Грегор ни за какие коврижки не пошёл бы за манящей его сидой в тень и чащу. Он знал, чем заканчиваются такие истории. И теперь, в безопасности, так приятно было поддаться искушению и любопытству. — Что экзоты! — прошептала сида. — Вот тут у меня орхидеи умеренного климата! Могу заставить их цвести, когда захочу. Рэнделл зажёг газовый фонарь. На отдалённых стеллажах ближе к окну красовалась неплохая коллекция циприпедиумов, пафиопедилумов, словом — венериных башмачков. Был здесь и башмачок настоящий — милый глазу жёлто-вишнёвый цветок, и тибетский розово-полосатый, и множество других, неизвестных Грегору сортов и гибридов. Розалинда склонилась над цветами, вскинула голову, и Грегор впервые пересёкся с ней взглядом. Глаза у неё были тёмно-серые, лучистые как звёзды, и такие пустые и жаждущие, возбуждённые и безразличные, как у детей, чьё внимание вечно скачет с одного занимательно объекта чувств на другой, а в глубине сидит неизбывная скука. И она показывала ему свою коллекцию, как ребёнок хвастается игрушками, или женщина выставляет напоказ драгоценные камни. До Грегора долетал запах её волос и мешался со сладким чувством материального обладания, таким заразительным, что он чуть не застонал от желания владеть этой женщиной. Он сильно удивился, чуть отстранился от сиды и посмотрел по сторонам. Он обнаружил, что оказался между Рэнделлом, что не без любования смотрел на свою невесту, и Демьяном, который всё это время как собака следовал за ними и теперь стоял, прислонившись плечом к колонне. Всю прогулку Демьян казался только задумчивым, а посторонний человек просто счёл бы его молчаливым и спокойным. Грегор схватил его истинные чувства случайным взглядом. По лицу Демьяна, бледному и измученному, было видно, что ему почти физически больно, но он стойко продолжает истязать себя и наблюдать за этими двумя: за графом и его невестой. Только слепой мог не заметить мрака, сгустившегося над ним. Грегор каким-то чутьём постиг чужие эмоции, видимо, в кои-то веки смог настолько сблизиться с кем-то, что приобрёл способность понимать чужую душу без слов. И он не завидовал Демьяну. Его собственная светлая нежность к Агате, не шла ни в какое сравнение с этой бешеной болью от желания и невозможности. Парня жрала изнутри какая-то чернота, жгла его, как горячие угли на голой коже. Грегор растерянно опустил глаза на изящные орхидеи. Их штопором закрученные боковые лепестки и вздутые нижние в розовых прожилках глянцево блестели. — Прелестные цветы, — сказал Грегор, чтобы что-то сказать. — Чудесный сад! Грегор, вообще довольно рассеянный, когда дело касалось области чувств, не мог думать вширь и замечать тайные знаки, как это умеет любая женщина. Откровение несколько шокировало. Он помнил задним умом, что у Демьяна появился любовный интерес, но всё это так заслонилось насущным, что вылетело из головы. И вот — пожалуйста! — Спасибо, — сказал Рэнделл, — надеюсь, вы не устали от впечатлений, Грегор. У меня ещё есть на вас планы… и разговор.