Кровью брызгая из глаз, В муке искривляя рот, Ты в первый раз целуешь грязь, Набирая оборот. Отчего немеют зубы, Как дрожат от страсти губы, Ты поймёшь, когда поцелуешь грязь. Ты увидишь, что напрасно называют грязь опасной. Ты поймёшь, когда поцелуешь грязь. «Агата Кристи»
Очень поздним утром Рэнделл ворвался в спальню Грегора, застав его за усердным завязыванием галстука, и объявил, что стол к бранчу уже почти накрыт. — Ох, — сказал Грегор, спавший очень тревожно, — я уж думал, я проспал всё на свете… — А я только вас и ждал! — донеслось ему в ответ. Грегор побрёл на голос. Лёг накануне он поздно, даже для своих привычек поздно поднялся и теперь не мог отделаться от странного впечатления, что в голове — сплошная вата. Он, ероша волосы и щурясь, прошёл коридорами света и спустился с высокого мраморного крыльца на лужайку. Хозяин дома уже был там, схватил чародея под руку, и тот скоро обнаружил себя за накрытым столом в сени могучих ветл. В руку Грегору сунули чашку, он сделал глоток крепчайшего, во многом благодаря ликёру, кофе и окончательно пробудился. — Двенадцати дня ещё нет, а господин чародей уже подкрепляет здоровье? — раздался где-то позади спокойный голос Демьяна. Грегор обернулся, всё ещё держа чашку у рта. — Тебе-то что, собственно?.. — сказал он и озадаченно умолк, сбитый с толку видом Демьяна в абсолютно приличной рубашке. Рубашка была цвета кофе с молоком, по фигуре, единственное что рукава Демьян по привычке закатал до середины предплечья. Он стоял, сунув одну руку в карман, в другой держа за гриф свою драгоценную гитару, вид у него был бодрый, а вечно вихрастые волосы зачёсаны назад. — Ты выглядишь, как представитель городской шпаны, собравшийся на свидание с гимназисткой, — сказал Грегор. — Извините. Я не опоздал? — Как видишь, опоздавших мы не дожидаемся, — улыбнулся Рэнделл, делая приглашающий жест. — Я смотрю, ты сегодня разговорчивей обычного, мой юный друг, и с самого утра уже с инструментом! Хорошее настроение? — День сегодня хороший, — Демьян обвёл взглядом кроны ив, похожие на высокий прозрачный шатёр, уже редеющий, но ещё зелёный. — Осень, а тепло, словно лето вернулось… А леди Розалинде, кажется, нравится меня слушать. — Очень! — подтвердил Рэнделл с готовностью. — Что-то моя госпожа задерживается, между прочим… Однако, как я и говорил, мы опоздавших не ждём, потому что горячее их тоже дожидаться не будет. В качестве горячего подали перловую кашу с жареными овощами, удивительно вкусную, порцию которой чародей уничтожил в мгновение ока и тут же принялся за приятно хрустящий, на сливочном масле поджаренный тост с беконом и яйцом пашот. Также на столе были разнообразные зелёные салаты: из руколы, базилика, листьев горчицы и рапунцелевидного колокольчика и других культурных и диких трав; сэндвичи из круассанов с форелью и пастами из творога, свежие фрукты, сладкая выпечка, словом, такое количество сытных закусок, что глаза разбегались. Даже слегка перекусив, Грегор, глядя на нежные золотисто-коралловые ломти рыбы, ощутил, как слюна наполняет рот, и вдруг понял, что подобный зверский аппетит он испытывает только из-за влияния Рэнделла. Он, конечно, всегда был не дурак пожрать, однако такое острое наслаждение вкусом заметил за собой только теперь, после того, как это существо — демон — поделилось своей силой. Не слишком, наверное, хорошо живется таким как он, с высокой способностью получать удовольствие и совсем не имея к этому возможностей. Припоминая вчерашние разговоры, Грегор невольно, с некоторым внутренним трепетом покосился на Демьяна. Парень, хоть манерам обучен не был, схватывал многие вещи чисто интуитивно, например, догадался принарядиться к бранчу. Воротник рубашки, на удивление застёгнутый почти на все пуговицы, даже украшался галстуком. Галстук, впрочем, был очень неформальным — он состоял из кожаного ремешка и медной бусины. Демьян, сохраняя спокойное достоинство, бухнул по своему обыкновению две ложки варенья прямо в чай и теперь ел сырники, даже не руками, а в качестве исключения используя вилку. Грегор понимал, по какой причине Рэнделл хочет завербовать этого парня. Настоящий чародей на службе — это хорошо, но, за неимением чародея, любой человек, имеющий хоть каплю волшебной крови, не будет в хозяйстве Рэнделла бесполезным. Другое дело, от каждого ли он требует, как он изволил выражаться, «доказательств верности»? — Так вы подумали над моим предложением? Грегор и Демьян оба синхронно передёрнули плечами и начали переглядываться сначала друг с другом, потом с Рэнделлом, не понимая, к кому он обращается. Демьян, соображая быстрее Грегора, уткнулся взглядом в чай, и господин чародей остался с графом один на один. — Не теряйтесь так, Грегор, я же говорил, что мне есть, что вам предложить, даже если вы не готовы идти ради меня на большие жертвы. Ведь вам нужен заработок, не правда ли? Вы в городе человек новый, вас пока мало знают, отчего работу приходится искать самому… Друзей вы себе находите весьма влиятельных: Агата Бергманн, Лаириэль Майер, ваш покорный слуга, — Рэнделл прижал руку к сердцу, — всё это — не последние люди. Однако несмотря на победы, вы имели и репутационные убытки тоже… Не подумайте, что я давлю, только потому что вы мой должник! — Рэнделл поставил чашку на блюдце и посмотрел Грегору в глаза абсолютно честным взглядом. — Я спас вас из благородных побуждений, а не для того, чтобы обязать, поверьте. Просто не хочу терять молодого перспективного специалиста из виду! У меня для вас найдётся непыльная работёнка в архиве. Хотя, вру, она как раз-таки пыльная… Я не так давно купил здоровущую библиотеку, а руки разобрать всё это богатство никак не доходят. Сделаете это для меня? — Это, — озадаченно проговорил Грегор, — неожиданно… — По сравнению с тем, что я предлагал вчера? — Рэнделл поднял бровь. — Да, звучит не так круто, однако это дело я доверить кому попало тоже не могу. — Редкие книги? — Грегор, прихлёбывая кофе, мало по малу заставил мозги хоть как-то скрипеть. В нём даже зародился зачаток интереса. — Вы угадали. Главным образом, труды по магии и оккультизму. Только специалист сможет определить настоящую ценность коллекции, каталогизировать её и привести в порядок. Мне некогда, а для вас это будет небезынтересно… За оплатой дело не станет. Грегор прищурился. Над столом витали ароматы ванили и померанцевого ликёра, и всё это в совокупности с радостным почти полуденным сентябрьским солнцем, мягким и робким, приводило чародея в благодушное настроение. Вчерашние события вселили в него самоуверенность, ведь он ни много ни мало отказался от сделки с демоном, и теперь чувствовал себя просто чемпионом. Ситуацию он контролировал. Новое предложение от Рэнделла никакой дьявольской сделкой, конечно же, не было. А монет в карманах у Грегора, тем временем, и правда не хватало. Поступить на службу к члену правительства даже в такой мелкой должности — это неплохо. К тому же, будучи у графа при дворе, он будет иметь возможность наблюдать за ним и контролировать ситуацию и дальше. В этом был главный резон. А не только в том, что можно будет получать крошки с графского стола. — Может быть, что-то ценное вам и достанется, — произнёс Рэнделл. — Перестаньте читать мои мысли. — Я этого не умею, просто вы чистосердечны и от этого довольно предсказуемы. Коллекция книг вас очень заинтересует. Она долго переходила из рук в руки, терялась, находилась, пополнялась и ценными экземплярами, и совсем бестолковыми… Но главный интерес представляет её наиболее старое ядро — библиотека, когда-то вывезенная из прекрасного замка Грифенхауз, что выстроен на скале высотой восемьсот пятьдесят четыре метра над уровнем моря. Грифоны — существа, неподчиняющиеся земному тяготению, поэтому замок парит высоко над лесом, а пешеходам только и остаётся, что узкий каменный мост. Я строил его для Яромира. Он хотел, чтобы никто и никогда не смог взять штурмом его резиденцию. Грегор, услышав пространное вступление о достоинствах очередной фортификации, потянулся было к бутерброду, но замер. — Хотите сказать, у вас дома хранится библиотека Короля-Некроманта? — уточнил он. — Не возбуждайтесь слишком сильно, — улыбнулся Рэнделл, — главной книги — гримуара Короля там нет. Я это точно знаю, ибо, как вам конечно же известно, подобные артефакты охраняются могущественными духами, и их грозное присутствие нельзя не ощутить. К тому же, даже будь он у меня, доступа к нему я бы вам так просто не дал. Но там могут быть другие любопытные труды… Для простого человека опасные, но для некроманта — очень ценные. Что же, заинтересованы? Признайтесь, что руки уже так и чешутся приняться за работу! — Вы — дьявол, — сказал Грегор, угрюмо спрятавшись за чашку. Рэнделл весело расхохотался и вдруг умолк, улыбаясь и склоняя голову набок. Грегор тоже прислушался к звуку, который его смутно отвлекал последние несколько минут. — Вы тоже слышите это? — спросил он. — Это же иволга, разве нет? С чего это им петь посреди осени? — Это не иволга, — подал голос Демьян. — Кто-то играет на флейте. Рэнделл хмыкнул, задумчиво вглядываясь в глубь парка. — В моих владениях всё больше и больше народу… — пробормотал он. — Я гостям всегда рад, но предпочитаю сам их приглашать… Ладно, надо приманить её поближе. — Он показал пальцем на Демьяна. — А ну, спой-ка мне балладу о герре Маннелиге. Знаешь её? — Само собой. Демьян бросил салфетку на стол и с готовностью взялся за гитару. По большей части Грегору приходилось слышать заунывные и неторопливые варианты исполнения этой песни, но Демьян начал энергично и бодро. Этот чуть более быстрый темп заставил старую балладу звучать по-новому зловеще, и кто бы ни гулял в рэнделловском парке в этот час, он удивлённо умолк и, казалось, начал прислушиваться.— Ты видишь этот меч? Он так долго был ничей. Как рассвет, клинок его ярок. Он ярче ста свечей, это главный из мечей, Это самый лучший подарок.
И вот, после третьего куплета во время припева, флейта зазвучала снова, близко, на расстоянии нескольких шагов, хотя по-прежнему никого постороннего не виднелось. Приятный тёплый, чуть глуховатый звук лился со стороны большого цветника. Увядание леса не распространялось на пышное цветение сада, тут всё только начиналось: сортовые тысячелистники — алые, коралловые, нежно-сиреневые — стояли на своих крепких жёстких стеблях и игнорировали первые ночные заморозки. Шапки низкорослых хризантем только раскрывали бутоны, всё ещё цвели шикарные крупные лилейники, гелениум осенний, жёлтые рудбекии и шалфей, привлекающий пчёл и поздних бабочек. На заднем плане цветника, отделяя его от ряда деревьев, стояли заросли колокольчика среднего или, как сказал бы Грегор, сampanula medium с крупными голубыми цветками. Вот от колокольчиков и шёл звук флейты, сопровождая гитару. Демьян начал четвёртый куплет:— Твои кузены — черти, твой прадед — водяной! Ты креста не носишь на теле. Поэтому тебе не бывать моей женой И в моей не греться постели!*
В этот момент невидимая флейта запнулась, кто-то прыснул и звонко расхохотался. Между стеблей с пронизанными солнцем голубыми цветками медленно проявилась фигура сиды. Сида, запрокинув голову, самозабвенно смеялась. Сначала Грегору показалось, что у её тёмно-синего платья длинный капюшон спускается по спине, но она повернулась полубоком, хлопнув себя ладонью по бедру, и чародей рассмотрел короткие пёстрые крылья. Они, светло-коричневые, с ярко-бирюзовой переливчатой вставкой, больше всего походили на крылья сойки и явно не предназначались для полёта — были элементом чисто декоративным, хотя принадлежали её телу. Сида шевелила ими, расправляя маховые перья. — Это забавно! — с трудом проговорила она. — Какой грубый отказ! Этого варианта стихов мне ещё не приходилось слышать!.. «Прадед — водяной…» — она пискнула на конце фразы. — Ха-ха-ха! — Слыхали, что народ холмов — легкомысленные существа? — сказал Рэнделл чародею. — Раньше я думал, что это стереотип, но теперь и у меня складывается подобное убеждение. — Господа, простите мою грубость, — отдышавшись, сказала сида, делая робкий шажок из колокольчиковых зарослей. — Я всё никак не могла решиться подойти и поздороваться, но вдруг услышала музыку и не удержалась. — Она посмотрела на Демьяна. — Вы хорошо поёте! Демьян взял аккорд. В ответ на это сида тут же поднесла к губам свою большую поперечную флейту, прикрыла глаза, и из флейты этой, простой системы — без клапанов, сделанной из тёмного как ночь дерева, потекли такие же тёмные глубокие звуки. Под аккомпанемент гитары сида доиграла припев, а потом выдала неожиданную стремительную импровизацию. Старая мелодия, так странно звучащая, заставила Грегора испытать новую волну душевного подъёма, словно напомнив о его вчерашней победе. Отказаться от дьявольских соблазнов непросто, но, если твёрдо придерживаешься моральных принципов и способен быть счастливым от того, что уже имеешь, даже жена — волшебная принцесса, слава и богатство выглядят не такими уж соблазнительными… Грегор снова вспомнил об Агате, мысли о которой доставляли ему в последние дни столько терзаний. А что насчёт этой женщины? Она — такая чистая и нежная — тоже всего лишь дьявольский соблазн? Сида открыла глаза, глубоко вздохнула и подошла к столу. Рэнделл, до сих пор мерящий её несколько подозрительным прищуром, вежливо поднялся с места и предложил ей стул. Грегор опомнился, что не встал при появлении дамы и вообще забыл о всяких приличиях, но сида, заметив смятение от своего появления, засмеялась и махнула рукой. — Где мои манеры! — воскликнула она. — Вломилась так внезапно и даже не представилась. — Как и я! — ответил Рэнделл. — Простите, леди, мою неучтивость… — Я вас знаю, уважаемый граф, — заявила сида. Она, как существо, к человеческому обществу отношения вообще не имеющее и от этого условностями этикета не обременённое, вежливостью мало озадачивалась. — Кто вас не знает? О вас я тоже слышала, господин волшебник… Вы умеете наделать шума! Грегор невольно вздрогнул, потому что она вдруг посмотрела на него, и впечатление от этого взгляда широко открытых немного безумных глаз было как от пригоршни ледяной воды. — А вот вас, господин музыкант, не имею чести знать, — сказала сида Демьяну, который с отрешённым видом проверял строй гитары, тихо трогая струны, — а жаль. — Я Демьян, — проговорил он вежливо, но, как Грегор безошибочно почувствовал, только желая казаться вежливым, — Демьян из Ильмов. — Дэми-ан… Это тоже что-то древнегреческое? — Она говорила в точности с таким же акцентом, что Розалинда, чуть растягивая гласные. — Моё имя — Титания. — Сида улыбнулась, заметив, как брови Грегора озадаченно взметнулись вверх, и в глазах у неё снова заплясали искры. — Удивлены? Странно, что девушку нашего племени так зовут? Креста на теле я не ношу, зато имя у меня модное — христианское. — Похоже, она думала, что «греческое» и «христианское» — это понятия равнозначные. — Может быть, знаете такого поэта из Англии — Уильяма Шекспира? — Кажется, я где-то о нём слышал… — проговорил Рэнделл, подпёр щёку кулаком и уставился на сиду с нескрываемым интересом. — В одно время он был, знаете ли, очень популярен. Моя достопочтенная мать любила тайно посещать постановки его пьес. У него есть комедия: «Сон в летнюю ночь», там действие происходит в лесу вокруг Афин, и там живёт «волшебный народ», крошечный такой, — она, смеясь, показала пальцами несколько дюймов. — Их королеву зовут Титания. — Вот оно как!.. — Да, — Титания снова вздохнула. — Вот и думай теперь, в честь кого меня назвали: в честь титанов или какой-то букашки?.. Мне больше нравятся истории вроде «Герра Маннелига»… Не все человеческие мужчины такие привередливые, как Маннелиг, не все отказывают волшебным женщинам, и тогда нам удаётся изменить друг друга. Томас-Рифмач принял Маб за Деву Марию и, может быть, только потому и не испугался её поцеловать, хотя она и предупредила, что поцелуй королевы альвов имеет для человека непоправимые последствия… — Кого я вижу. — У стола бесшумно возникла Розалинда. — Какими судьбами? Титания вся просияла и радостно заявила: — Я здесь по твою душу, дорогая! Леди Розалинда раздала улыбки и приветствия и заняла отодвинутый графом стул, сев напротив гостьи. Она была, как и накануне, немного сонная, хотя томной расслабленности в её жестах уже не наблюдалось. С Титанией она разговаривала непринуждённо, кажется, даже была рада её видеть, но между бровей то и дело мелькала сердитая складка, будто Розалинду мучила мимолётная головная боль. Сегодня она была одета иначе, нежели вчера, — простой раскрепощённый наряд сменился тёмно-малиновым изящного силуэта платьем, скроенным по последней моде: с турнюром, широкими у плеч рукавами и высоким узким воротом. Пышная грива Розалинды оказалась поднята вверх и удерживалась в несколько небрежном узле шпильками и гребнем. Однако несмотря на попытку выглядеть обыденно, сида отличалась от человеческой женщины примерно так же, как волчица отличается от пуделя. Причёска Розалинды соответствовала образу приличной горожанки, блестящие и прямые, словно чёрный шёлк, волосы Титании свободно ниспадали по спине, но эти две женщины, такие разные, были похожи, как сёстры. — Моя дорогая, я пришла проведать тебя и позвать назад, домой, — сказала Титания, когда всем заново разлили чай и кофе. — Твои родственники места себе не находят от беспокойства. Она встревоженно свела брови и несколько раз хлопнула ресницами, вперив в Розалинду неподвижный взгляд своих прозрачных голубовато-серых глаз. — Тебе здесь плохо? — прошептала она, еле слышно. — Как ты здесь держишься? Мне с трудом удаётся не провалиться обратно… — Титания, — сказала Розалинда откладывая в сторону едва надкусанный кусочек тоста с маслом и цветами анютиных глазок, — разве это плохо, что от далёкого родственника не слышно никаких вестей? Это всего лишь значит, что у него всё в порядке. У меня всё в порядке. Так моей матери и передай. Или кто отправил тебя на такую позднюю вылазку? Отец? Или Иден? — Иден. — Ах! Так и знала, что матери до меня дела нет! — воскликнула Розалинда, поставила чашку и схватилась за висок. Титания начала что-то поспешно тараторить на их языке, а Розалинда страдающим тоном отвечать, но перепалка быстро стихла, поскольку они обе опомнились и взяли себя в руки. Розалинда бледно улыбнулась, извинилась перед гостями и больше не притронулась к еде. Титания не без аппетита доела эклер, допила свой чай с молоком и поблагодарила Рэнделла за гостеприимство. Скоро обе сиды уже прогуливались вокруг клумбы, негромко беседуя. Титания, легко помахивая флейтой, указывала ей то на один цветок, то на другой. Они остановились под деревом у куртины не очень высоких белых цветов с лиловыми крапинами на лепестках. — А это? — с интересом спросила Титания, беря Розалинду за запястье. — Орхидеи? — Ах, это?.. Это трициртис, жабья лилия. Привезли из Японии. В этот момент резкие диагональные тени от их фигур на траве вдруг растаяли. Розалинда попыталась выдернуть руку, но Титания держала её крепко. — Вот и астрономический полдень, — сказала она, взглянув на солнце. — Отпусти! — Нет, Розалинда, не сопротивляйся. Будет лучше, если ты пойдёшь со мной. У Грегора в голове ощутимо щёлкнуло. Обе сиды стали похожи на рисунки на прозрачном стекле. Демьян поднялся со своего места так порывисто, что тряхнуло всю посуду. Лицо у него было каменно-спокойно, но глаза почти почернели. Он взял столовый нож, медленно поднял руку и метнул его как цирковой артист жестом сильным и выверенным. Нож молнией мелькнул в воздухе и вонзился в дёрн у ног женщин, точно между ними. Титания ахнула и отпрянула, не выпуская запястья Розалинды, но её рука прошла сквозь чужую руку. Розалинда обрела плотность, а Титания продолжала таять в солнечном свете. — Ах, ты!.. — донёсся её уже далёкий голос. — Не так-то прост… — Дьявол забери этих проклятых ши! — взревел Рэнделл, стремительно подходя к Розалинде, что, растеряно потупясь, потирала запястье. — Пронырливые, как хорьки, и вечно норовят спереть чужое!.. Ты испугалась? — Он обнял свою леди за плечи. — Нет, — ответила Розалинда еле внятно и вдруг повисла на руках Рэнделла. Он едва успел её подхватить и сгрести в охапку. — Она уснула, — сказал он. Рэнделл завернул сиду в её же пышный подол, соорудив что-то вроде шёлкового кокона, и унёс её, имея довольно угрюмый вид.***
Ближе к вечеру Грегор стал просить, чтобы его отпустили домой. Он провёл в гостях у графа почти двое суток, Агата наверняка волновалась, да и закончить кое-какие дела было необходимо. Грегор пережил немало волнений, передумал немало мыслей, отчего чувствовал себя утомлённым, хотя ничего последние два дня не делал, только ел и спал. — Так вернётесь вы ко мне? — спросил Рэнделл, когда к крыльцу уже подали экипаж, чтобы отвезти господина чародея в город. — Вы знаете, — сказал Грегор уверенно, — вернусь. — О! Грегор повертел в руке трофейную чёрную шляпу, с которой не расставался с того самого вечера, как одолел вампира, надел её и сунул руки в карманы брюк. — Господин граф, я человек без предрассудков, в отличие от большинства обывателей. Говорю так без надменности, просто осознавая, что это правда, а мне, тем временем, среди этих людей надо жить и с ними уживаться. Чтобы жить хоть как-то прилично, нужно иметь хорошее имя и связи… Своё положение в обществе я осознаю. Глупо было бы с моей стороны не воспользоваться вашей любезностью и не продолжить водить с вами дружбу. — Я счастлив! — воскликнул Рэнделл и протянул Грегору ладонь. Грегор ответил на рукопожатие. — Когда планируете приступить к работе? — Когда скажете. Вы теперь главный. — В любое время! Как разберётесь со всеми нерешёнными вопросами, так сразу вас и жду. Мои двери для вас всегда открыты. К крыльцу подошла Вивьена, неся в руке плетёную корзинку и под мышкой держа Зефира, вдетого в шлейку. — Вот ваш маленький друг, — сказала она. — Наконец-то отправляется домой? — Кстати, почему «Зефир»? — спросил граф. — Уж не в честь ли бабочки — зефира превосходного? — Едва ли девица Майер так искушена в лепидоптерологии. — Грегор взял Зефира на руки и заглянул в его сообразительные карие глаза. — Да, теперь домой к хозяйке… — Я слышал, — негромко заговорил Рэнделл, — что ради него ты прям рисковал жизнью! Почему так важно было спасти поросёнка? Так расстроился, что того незадачливого парня спасти не смог? Грегор осуждающе поглядел на Рэнделла, состроив откровенно кислую мину. В душе у него в этот миг шевельнулось сомнение в правильности своего решения. Если во всё время, какое займёт работа в архиве, демон будет лезть в душу и проводить психоанализ, то, возможно, игра не будет стоить свеч. — Если чародей не будет держать слово, его заклинания потеряют силу, — ответил Грегор неохотно. — Да, парня я спасти не смог, так хоть в отношении Зефира слово сдержу.***
Розалинда сидела в саду в плетёном кресле, с трудом подпирая рукой тяжёлую голову и борясь с тошнотой. Сил прибавилось, спать больше не хотелось, но жжение в груди было просто несносным. Она терпела его, грелась в остывающих лучах осеннего солнца и размышляла. Кто-то заслонил собой свет. Розалинда открыла глаза и увидела снисходительное лицо младшей горничной, с которого почти никогда не сходила кривая улыбочка. Розалинда кое-как вспомнила имя этой девчонки — её звали Вивьена — и недовольно поморщилась. У неё была собственная служанка и только ей Розалинда доверяла готовку. — Где Симона? — Симона занята, — ответила Вивьена, ставя перед Розалиндой кружку горячего молока так небрежно, что часть выплеснулась на скатерть. — Если ты снова плюнула мне в молоко, я тебя собственноручно вышвырну за забор. Пойдёшь, куда глаза глядят… Вероятно, в ту канаву, откуда тебя выловили. Вивьена хмыкнула — Фи, какие грубые слова от благородной дамы, — заговорила она, скрестив руки на груди. — Можно подумать, у тебя хватит сил со мной сладить, ты же на ладан дышишь!.. К тому же, — добавила она запальчиво, — хозяин не позволит меня и пальцем тронуть! Не тебе решать, кому из слуг уходить, а кому оставаться!.. Меня хозяин уж точно не выгонит. — Чем же ты такая особенная? — Розалинда вяло усмехнулась. — Тем, чем не особенная ты, — процедила Вивьена, так же усмехаясь в ответ. Собственная смелость её разгорячила, и она, видно, решила выдать всё, что накопилось. — Думаю, хозяин понимает, что ты здесь ненадолго, но тебя огорчать не хочет. Что б ты знала, у нас с ним отношения ближе, чем у него с другими и даже с тобой. Если честно, не знаю, на что ты надеешься. Розалинда подняла голову. — Да что с тобой такое? У тебя совсем мозги сгнили? Перестань пищать и позови Симону. Вивьене не понравился её спокойный тон. — Со мной всё в порядке, — выдала она злобно, — в отличие от тебя, фригидная сука. Розалинда раздражённо махнула рукой, отгоняя бабочек и мух, которые нагло лезли прямо в лицо. Её не злили слова Вивьены, но звонкий повизгивающий голос так и впивался в мозг. Неплотно сидящее кольцо соскользнуло с безымянного пальца и упало на газон. Вивьена заметила его и проворно подобрала. — Ой, — издевательским тоном протянула она, — как жалко будет, если такое дорогое кольцо потеряется! — Она сильно размахнулась и швырнула кольцо в глубь парка, в сторону некошеной поляны. Там уже лежали предвечерние сумерки, и трава стояла высотой по колено. Розалинда встала с кресла, уронив шаль, и растеряно уставилась в ту сторону. Она начала озираться, и как назло кругом не виднелось никого из других слуг. Но тут ищущий взгляд Розалинды пал на Демьяна, который на свою беду спускался с крыльца, чтобы потихоньку слинять. — Эй!.. — крикнула Розалинда. Она судорожно напрягала память, но никак не могла вспомнить, как зовут этого паренька. — Эй, мальчик, иди сюда! Демьян на секунду замер, но развернулся и послушно приблизился. — Окажи мне услугу, — проговорила Розалинда и указала на надменно усмехающуюся Вивьену. — Ударь её. Демьян удивленно поднял бровь, но перевёл на Вивьену взгляд абсолютно бесчувственный. Вивьена вздрогнула и ощерилась. — Это не должна быть пощёчина, — уточнила Розалинда. — Я хочу, чтобы ты ударил её, как мужчины бьют друг друга. — Только попробуй, тронь! Хозяин… Вивьена не успела договорить и даже попятиться. Демьян развернулся и ударил её кулаком в лицо. Вивьена была такая хрупкая, а он имел такой рост и силу, что просто сшиб её этим ударом с ног. Она рухнула и сжалась в комок, вся дрожа. Через несколько секунд от неё начали исходить приглушённые рыдания. Демьян поморщился от отвращения и потёр костяшки. — Давно хотел это сделать, — процедил он. — Ты — даже не говорящая мебель, а мусор, который вышвырнули. Хозяин сжалился над тобой, а ты так возгордилась, что смеешь открывать тут свой грязный рот, ты, тупая мёртвая шмара. Он поднял глаза на Розалинду, но она в сторону слуг уже не смотрела. Розалинда стояла, одной рукой держась за кофейный столик, другую развёрнутой ладонью держа вытянутой в сторону затенённой поляны. Рука её слегка дрожала от напряжения. Зазвучал мерный низкий гул. Из травы поднялся большой жук-носорог и подлетел к Розалинде, вертикально зависая в воздухе как маленькая не очень ловкая птица. На его роге ярко сверкало синим камнем золотое кольцо. Розалинда взяла его, надела на палец и облегчённо выдохнула. В этот момент всё её тело содрогнулось, она сдавленно кашлянула и прижала ладонь ко рту. Между пальцами потекла чёрная жидкость. Демьян похолодел. — Что с тобой? — прошептал он. Розалинда отняла руку от лица и равнодушно на неё поглядела. По подбородку и шее текли разводы, но она не обращала на это никакого внимания. От этих отвратительных чёрных пятен её чистая кожа казалась ещё белее, и такой вид — запятнанной, но совершенной красоты — вызвал в Демьяне болезненный приступ обожания и какого-то странного удовольствия. Розалинда взяла было кружку с молоком, но жестом досады выплеснула его на траву и устало села обратно в кресло. Вивьена поднялась и, пряча лицо и всхлипывая, убежала прочь куда-то по тропинке. — Как же тяжело найти толковую прислугу, — проговорила Розалинда в пустоту и вдруг поглядела на Демьяна слегка встревожено. — А ты уходишь? Его перестали держать ноги, всё тело наполнилось оцепенением, хотя сердце бухало где-то в горле так сильно, что не давало дышать. Демьян, сам не зная почему, медленно опустился на колени. Это был первый раз, когда они оставались с ней наедине, если не считать того самого раза, когда он её впервые увидел. Тогда он, ради сокращения пути, шёл через графские владения, такие обширные, что значительная их часть никак не огораживалась, и местные давно протоптали через лесопарк тропинку. То ли он заблудился, свернув туда, куда не следовало, то ли она решилась гулять вдалеке от дома, но в какой-то момент Демьян поднял глаза и встретился взглядом с нечеловечески прекрасной женщиной. Она стояла по пояс среди цветущих ирисов, замерших на длинных цветоносах как бабочки, и её каштановые волосы волнами лежали на обнажённых плечах. Сейчас она была другой, немного болезненной, но такой она нравилась ему даже больше. Она нравилась ему всё сильнее с каждым днём, и он понятия не имел, что делать с этим мучительным чувством. Ему нравилось в ней всё: и этот алый цвет шёлка, и прядь волос, выбившаяся из причёски, и кровь, размазанная по щеке. — Ты здесь, похоже, единственный, кто хоть немного меня слушается, — сказала Розалинда тихо. — Я понимаю, граф может быть пугающим, потому ему так сложно найти последователей… Людей, кому можно доверять. Если ты его не боишься, то, пожалуйста, оставайся с ним. — Я уважаю графа Рэнделла, — проговорил Демьян. — Именно поэтому остаться не могу. — Иногда мне бывает так одиноко… Я далеко от дома, граф хорошо ко мне относится, но ему всегда не хватает на меня времени. Запереть меня — разве этого недостаточно? — Розалинда горько усмехнулась. — Горничные меня ни во что не ставят, не со всеми проблемами я могу к ним обратиться. Вот если бы был рядом со мной хоть кто-то, кому я могу доверять… — Что тебе нужно? Только скажи. Розалинда улыбнулась. — Для начала, не уходи от нас. Ты нужен Рэнделлу, а если будет счастлив граф, буду счастлива и я. Не слишком это большая жертва?***
Мальчишка, бледный от нервного напряжения, ушёл, но скоро ему на смену из дома вышла Симона. Она — предусмотрительная и заботливая — несла новое горячее молоко, и её одну Розалинда была искренне рада видеть. — Снова приключение с молоком? — спросила Симона насмешливо. — Я вижу, и благодать от господина графа у вас сегодня не пошла. Розалинда только сокрушённо вздохнула, закатила глаза и выпила кружку залпом. Симона намочила платок и, как мамочка умывает ребёнка, начала оттирать с лица Розалинды кровавые разводы. — Вот так, порядок! А где эта строптивая дурочка? — Где-то рыдает. Мне пришлось её наказать, а теперь придётся утешать. Идём, надо найти её. Если нежить очень расстроится, то может совсем рассыпаться… Где ты была? Симона издала сконфуженное «эхе-хе!» и показательно поправила растрепавшуюся причёску. Розалинда скорчила несчастное лицо, выражая полное отвращение. — Простите, моя госпожа, — сказала Симона, — надеюсь, это действительно не причиняет вам мук ревности. Если нежить не будет получать магию от хозяина, то тем более рассыплется. — Меня мало волнует, с кем и как граф развлекается, — отозвалась Розалинда вполне искренне, хотя про себя отметила, что Симона даже более достойна любовных утех, чем наглая девчонка Вивьена. Симона умерла роскошной женщиной лет где-то сорока, и смерть придавала её по южному смуглой коже таинственную оливковую бледность. Фигура у неё была худощавая, но мягкие густые тёмные волосы и глубокие глаза делали её очень притягательной. Она имела ироничный нрав, была зрелой, по своему своевольной и, несомненно, умной, поскольку своё подневольное положение понимала и принимала без истерики, а даже как-то философски. Они нашли Вивьену, плачущей под деревом в глубине парка. — Я пришла извиниться, — проговорила Розалинда, усаживаясь возле девушки на колени. — Прости меня, моя дорогая. Я поступила слишком себялюбиво. Вивьена всхлипнула и подняла голову с травы, всё ещё закрывая лицо руками. Она невнятно проговорила: — Кажется, это животное мне нос сломал!.. — Ну-ну, не кисни, на сопельках повисни! — Симона дала и ей платок и заставила высморкаться. — Всё в порядке с твоим носом. Что ты устроила? Что за драматические сцены? Неужели и правда думала, что для хозяина ты не просто проходная горничная-вертихвостка? Да у него нас таких полный дом! Он, конечно, господин очень особенный… — Симона многозначительно изогнула бровь, — …но даже он — всего лишь мужчина. А мужчины, ты же знаешь, все как один одинаковые кобелины. Губы Вивьены трагично искривились, и она снова зашлась в рыданиях. — Он благородный человек, но главное для него — его собственные цели. — Тихо проговорила Розалинда. — В отношении тех, кто слабее, он не лучше всех остальных мужчин. Неужели ты и правда верила в то, что мне говорила, Вивьена? Разве не думала, что он поступил бы с тобой так же, как те негодяи, что тобой воспользовались? А ведь он уже пользуется тобой. Вивьена отчаянно помотала головой. — Я не дура, — проговорила она, наконец, когда смогла говорить. — Я просто ненадолго поверила, что чудо бывает. Что кто-то будет ценить меня!.. Симона вздохнула, а Розалинда положила Вивьене руку на плечо. — Никогда я не думала, что буду жестокой хозяйкой… — проговорила она. — Прости меня, если сможешь. Я только хочу, чтобы ты знала. В этом доме настоящую безопасность ты будешь иметь только рядом со мной. Думаешь, моё положение здесь намного лучше твоего? Ха!.. Посмотри на меня: я еле живая, в чужом мире, без родни, без друзей… И только этот великий демон, который держит меня здесь, как пленницу, даёт мне силы для существования. Вы с Симоной мне очень нужны, а я нужна вам. Я имею, хоть и небольшое, но влияние на графа… Иными словами, враждуя со мной, ты ничего не добьёшься. — Розалинда доверительно заглянула в несчастные глаза Вивьены. — Дорогая моя, я не хочу, чтобы ты страдала, понимаешь? Ты никому не можешь доверять здесь, кроме меня. А посему, давайте будем держаться вместе. — Хорошо, — прошептала Вивьена и потянулась к хозяйке. Розалинда обняла её и прижала к себе. — Охох, ну ты и горе луковое! — сказала Симона. — Он тебя сильно ударил?.. Да как его, этого мальчишку?! — спросила Розалинда заботливо. — Если хочешь, я сегодня же скажу графу, и он его выгонит. Жалко, конечно, он графу, вроде как, нужен, но ради тебя я его упрошу… — Нет, — проговорила Вивьена испуганно, — не надо уж!.. — Кажется, он хозяину понравился, так пусть тогда хозяин его и наказывает, — проговорила Симона, хитро усмехаясь. — Согласись, детка, ведь тебе делать то, что велит делать граф, не всегда приятно, м? Заплаканное лицо Вивьены приобрело обычное злорадное выражение. Розалинда снова поморщилась, а её служанки обе неловко, но не без ехидства рассмеялись.***
— Моя госпожа! — воскликнул Рэнделл, встретив Розалинду в холле. — Как ваши успехи? — Кажется, сегодня я добилась расположения одной горничной. Той, молоденькой… — Розалинда бросила шаль на оттоманку и устало запустила пальцы в волосы. — Теперь я — лучшая подруга, а не дрянь и соперница. Да что же творится у людей в головах?.. А вы, дорогой граф, как ваша охота за душами? Уломали своего драгоценного чародея? Рэнделл рассмеялся. — Ох, этот Грегор!.. Я предложил ему такую горькую приманку, что он от неё тут же с возмущением отвернулся и так от этого возгордился! Знаете, стоит посидеть на диете с недельку, как гордость за такую железную силу воли заставляет вознаградить себя угощением. Знает, что от незнакомцев нельзя принимать подарки, но всё же соглашается на маленький кусочек. Так по крошке и съест весь пирог. — А мальчишка с гитарой? — А мальчишка, я думаю, будет проглатывать всё, что я ему даю, с большей покладистостью. Одна только загвоздка — ты его сильно тревожишь, твоя красота — это огонь в котором его молодое сердце так и горит. Он понимает, как непросто ему будет находиться так близко от источника жара. Сегодня он чуть было не убёг, но ты же его и остановила. Спасибо. — Мой граф, — проговорила Розалинда, позволяя взять себя под локоть и вести вверх по лестнице, — вы подбираете хороших слуг, а я, по возможности, слежу, чтобы они были послушными. Она просочилась за приоткрытую дверь своего будуара, мягко отстранив Рэнделла, который попытался протиснуться следом. — Так и не пустите меня в свои покои? Розалинда, улыбаясь, предоставила графу для поцелуев только руку и сказала на прощанье: — Идите, возьмитесь лучше за мальчишку, пока он в замешательстве. Спокойной ночи, дорогой граф… — Да, — усмехнулся Рэнделл. — У меня для него тоже есть кое-что горячее.***
Демьян впервые был приглашён в библиотеку графа. Он медленно озирался, осматривая богатые коллекции. Кроме прочего, стены, обитые тёмно-зелёным шёлком с орнаментом в виде бражников, украшались собранием живописи и гравюр. Всё это были довольно гротескные образы, в основном офорты Гойи и Босха. Демьян равнодушно скользил взглядом по ведьмам, демонам, фантастическим зверям, женщине, похищенной конём, пожирающим друг друга рыбам и по осьминогу, который играл на саксофоне. По обе стороны от камина расположились картины из серии «Блаженные и проклятые»: «Земной Рай» и «Восхождение в эмпирей» справа, «Падение грешников» и «Ад» — слева. Демьян с классической живописью не был знаком, потому качеству репродукций не удивился. Голова носорога впечатлила его больше, но по-настоящему заинтересовала блистательная естественнонаучная коллекция. Чего стоило одно собрание тропических бронзовок! Глубоко-синие, фиолетовые, как самые яркие танзаниты, чёрные, зелёные с золотым металлическим блеском, пёстрые и матовые однотонные, словно покрытые нежной замшей… Отдельное место в этом замечательном подсемействе занимали жуки-голиафы — они у Рэнделла и хранились в отдельном боксе — потрясающих размеров рыцари, закованные в чёрно-белую броню. — Впечатляют? — проговорил Рэнделл, бесшумно встав у плеча Демьяна. — Ты когда-нибудь видел настолько гигантских жуков? — Видал я жуков и покрупнее… — тихо проговорил Демьян и шагнул к следующему стенду. Там хранились другие пластинчатоусые и разнообразные рогачи. — Луканус цервус, — прочитал он, — жук-олень!.. О, Лето до смерти их боялась, а мне, когда был маленький, они так нравились, что я мог часами наблюдать, как они бодаются и пытаются скинуть друг друга с дерева… Ого, вот это рог! — Это геркулес — крупнейший представитель рода. Красивый цвет, не правда ли? — Да. Но мне больше нравится вот этот… Этот самый красивый. Демьян показал на этикетку Chalcosoma caucasus — крупного изящного жука с выростом-рогом на голове и двумя такими же длинными тонкими, слегка изогнутыми выростами на переднеспинке. Он был весь глянцево-чёрный, только едва видный фиолетово-зелёный отлив пробегал по его гладким надкрыльям. — Ты видишь меня, не так ли? — хрипло прошептал Рэнделл. — Да. — Как давно? — Я всегда вас видел. — Всегда? — воскликнул Рэнделл не без удивления. — Вот как! И что же ты обо мне думаешь, мальчик? Демьян повернулся к Рэнделлу лицом и набок склонил голову. — Что? Я же сказал: вы мне так нравитесь, что я мог бы смотреть на вас часами. Он вытянул руку и коснулся гладкой чуть прохладной поверхности чёрного полированного хитина. — Какой огромный! Руками не обхватить. — Демьян провёл по этой глянцевой броне другой ладонью, шагнул ближе и прижался щекой. Глаза Рэнделла находились ненамного выше уровня его глаз, светясь по обе стороны от вверх вздымающегося центрального рога. Два других — боковых — терялись во мраке под потолком. — Сегодня вы спрашивали, подумал ли я над вашим предложением. Я подумал… Я согласен. На какую бы службу вы меня ни пристроили, я не буду против, только не прогоняйте меня. Мне и правда больше некуда пойти. — Наконец-то! — тихо проговорил Рэнделл. — Я счастлив!.. Однако прежде чем ты сможешь называться моим, я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал… Он отошёл в тень и поманил Демьяна за собой. Открыв небольшую деревянную шкатулку, он показал ему содержимое. — Возьми. — Что это? — спросил Демьян, протягивая руку. — Уголь?