Право, я даже не хотел бы быть человеком, если бы только не было раз навсегда принято считать это чем-то особенным! Я подмечал самые невероятные вещи у женщин, у мужчин, у родителей и даже у их милых бесподобных деток. Я видел то, чего никто не должен знать, но что всем так хочется знать — тайные пороки и грехи людские. Издавай я газету, вот бы ее читали! Но я писал непосредственно заинтересованным лицам и нагонял на них страх во всех городах, где мне приходилось бывать. Меня так боялись и так любили! Ганс Христиан Анднрсен, Тень
***
Чёрный коридор напоминал портал между зачарованными дверями, даже пустота на уровне солнечного сплетения была точно такой же, как при магическом переходе. Знакомо пахло лошадьми, сыроватой штукатуркой, пыльным плюшем кресел и кукурузой, жареной в масле, — в восприятии Грегора всё это смешивалось в букет, непременный для культурных мероприятий, будь то поход в театр в новогодний сезон или прогулка по осенней ярмарке. Эти запахи всегда предвещали что-то необычное!.. Он отодвинул занавес и не без трепета ступил на главную арену цирка. Вот он — идеальный круг — традиционные тринадцать метров диаметра в приглушённом свете. Амфитеатр был тёмен, только ткань на бортах ограждений горела яркой брусничной лентой. В центре арены шла отработка одного из известнейших фокусов. Невысокий мужчина в скромном костюме опустил над своей белокурой ассистенткой крышку ящика и замер в задумчивой позе. Грегор, затаив дыхание, не решался вмешиваться. С того самого дня, как отец когда-то отвёл их — Грегора, выводок его старших братьев и младшую сестру — в цирк, престидижитация, она же манипуляция разными мелкими предметами очаровала Грегора. Фокусы сделали с наивным сознанием ребёнка именно то, что должны были — показались чудом. Ещё большим чудом они стали для него, когда он повзрослел, вник в их суть, но не разочаровался ни на йоту. В ловкости рук, пластике, в той артистичности, какой нужно владеть, чтобы верно показать фокус, и состояла вся прелесть пропавшей монетки и угаданного пикового туза. Это было чистое, искреннее волшебство, то самое, какое так любил мастер. Безделица, но такая, какой может при желании овладеть каждый, ведь чтобы быть ловкачом, не нужно иметь магического дара и уметь искажать пространство. Чтобы быть волшебником на арене цирка необязательно заключать истинную сделку с дьяволом. Достаточно быть хорошим актёром. Искусство сложных иллюзий впечатляло не меньше, но уже не ловкостью, а хитроумными механизмами, такими техническими штуками, какие Грегора изумляли просто потому, что он, как гуманитарий, в механике и всяких новомодных машинах был не сильно искушён. Разгадка шокирующей иллюзии будто девушку распиливают на уровне пояса всем известна, но этот номер каждый мастер преобразовывал и совершенствовал по-своему. Грегору было ужасно любопытно, что же сейчас будет. Фокусник развёл в стороны части вытянутого ящика, снова задумчиво поглядел на свою тихую располовиненную ассистентку и вдруг обернулся. В первый миг он почему-то показался знакомым. Что-то узнаваемое было в призрачном пустоватом взгляде, в бледности лица. Некоторые люди даже на пороге старости сохраняют мальчишеские черты… Этот человек напомнил Грегору его самого в юности. Господина шталмейстера звали Георг Мельес. Он сдержанно выслушал короткий и бурный поток восхищения от гостя. — Я тоже своего рода волшебник, — Грегор, вдруг смутившись, неловко рассмеялся. Ему хотелось для налаживания отношений щегольнуть фокусом с монеткой, какими он любил развлекать детей и удивлять случайных знакомых, но перед профессионалом очень уж боязно было показаться смешным. Попытавшись звучать солидно, он привычно представился: — Моё имя Грегор Волховский. Я чародей, учился у Велеслава из Кургана. Когда-то это казалось таким странным — представляться чужой фамилией. Со временем он забыл, что никакой он не Волховский. До сих пор с лица Мельеса не сходила рассеянная, несколько мечтательная улыбка, будто он думал о чём-то своём, но едва он услышал названные имена, взгляд сфокусировался на Грегоре и сделался очень внимательным и жёстким. — О, — тихо проговорил Мельес, — ещё один ученик Велеслава? Грегор замер с протянутой рукой. Обжигающие мысли одна за другой омыли его ум, накатывая и опадая. Он машинально улыбнулся. — «Ещё один»? Простите, но… У чародея не может быть нескольких учеников. Он выбирает преемника единожды и… Мельес печально закивал. — Да-да, — проговорил он негромко и мягко, — я знаю. Такова традиция. Но разве для него писаны правила? — добавил он внезапно зло, без сочувствия, почти с ненавистью. — А тебя как давно он бросил? Грегор стремительно подошёл к лакированному чёрному ящику, где так и лежала заключённая ассистентка. Её глаза были спокойно закрыты, но шея, видневшаяся в круглой прорези, казалась совершенно окаменевшей, будто мышцы сковало судорогой. Грегор выдернул поперечную створку из той части ящика, что якобы скрывал нижнюю половину тела, и увидел идеальный срез всех органов, костей и тканей в аксиальной плоскости. Раньше ему приходилось видеть такое только в анатомическом театре. Он со стуком захлопнул створку обратно. — Собери её назад!.. — бросил он. От злости всё темнело. Покрытие арены, наоборот, слепило. Грегор скрестил руки на груди, стискивая в кулаках ткань рукавов, и попытался дышать медленно и размеренно. Мельес пожал плечами, собрал ассистентку и отпустил её. Она покорно побрела прочь, слегка покачиваясь на высоких каблуках и то и дело озадаченно встряхивая кудрями. Грегор вскинулся, глубоко вдохнул и развернулся к господину шталмейстеру. — Чёртов шарлатан!!! — Кто? Учитель? — Ты! Ты! — взревел Грегор, тыча пальцем. — Как это, дьявол забери, называется?! Использовать настоящую магию на цирковой арене?! Серьёзно?! Так искусство Жана Эжена Робер-Удена ещё не оскорбляли! — О, — спокойно удивился Мельес — ты оскорбился за Робер-Удена? Почему же не за Гермеса Трисмегиста? — Об этом я уж вообще молчу и даже вообразить боюсь, как чародей может расплатиться за такое банальное использование магической науки. Но Mercurius ter Maximus сам может за себя постоять, как и другие Боги. Меня больше возмущает, как ты смеешь так нагло врать своим зрителям?! Ты никакой не артист — ты просто жулик! Мельес досадливо поморщился и махнул ладонью, призывая Грегора прекратить орать. — Ах, бывали на свете авантюристы и почище… — Великие авантюристы! — воскликнул Грегор. — Калиостро, Сен-Жермен и иже с ними не были настоящими волшебниками! Они выдавали себя за магов, но настоящий чародей, выдающий себя за фокусника — это нечто за гранью добра и зла. Он помолчал, злобно раздувая ноздри. Подлог не слишком талантливого мага не возмущал его так уж глубоко. Его потрясло другое. И дыра в центре груди никуда не делась. Он мог бы хоть битый час орать, она не делась бы никуда. Грегор, ощутив вдруг ещё один источник боли, усталым жестом приложил руку к спине, отодвинув полу пальто. Рубашка на боку чуть выше поясницы была мокрой и липкой. Он отнял руку. На ладони темнела кровь. — Что такое? — спросил Мельес. — Магическая печать вскрылась? В тебе полным-полно чертей, как я погляжу, господин чернокнижник! Только не вздумай выпускать их здесь! Он подошёл ближе и заглянул Грегору в глаза, на этот раз почти без враждебности. Доброжелательности в нём тоже не было, но Грегор снова почувствовал своё с ним родство. Они были разными по способностям, но совершенно одинаковыми по своему положению. Мельес страшно завидовал ему — почти настоящему магу, и только это «почти» и не давало ему ненавидеть всей душой. Оно оставляло место для злорадства. Я не одинок. Не одного меня мастер бросил, не завершив обучения. Грегор умирал от ревности. И только то, что он был не единственным брошенным учеником, что не он один оказался недостаточно талантливым для мастера, не давало ему соперника ненавидеть. Одинаковое горе их сблизило. — Грегор? Так, кажется?.. — быстро переспросил Мельес, нервно усмехнулся и неуловимым изящным жестом извлёк из воздуха белый платок. — Я серьёзно, не стоит давать волю своим демонам. Если цирк погубит очередной пожар, мы все по миру пойдём. Дела мои идут не самым лучшим образом, знаешь ли. Сейчас фокусы, лошади, да дрессированные собачки не очень-то привлекают капризного зрителя. Только патронаж местного коннозаводчика, что сидит в геленском Сенате, позволяет держаться на плаву. Грегор не сразу понял, откуда идёт запах дыма. Он рассеяно принял платок и только тогда обнаружил, что из глаз текут слёзы, капают на утоптанные опилки арены и загораются там голубыми огоньками, как подожжённый керосин.***
— Вот ведь шлюха… Грегор полусидел полулежал, уткнувшись лбом в столешницу. Мельес сидел напротив печально-спокойный. — Кто? Учитель? В ответ Грегор издал только утвердительный стон. — Прости, — извинился Мельес без сочувствия. — Не думал, что эта информация так тебя расклеит. Да и неужели ты и вправду не знал, что ты не единственный? Как долго ты у него проучился? Грегор выпрямился. На лбу у него краснело пятно, и он его рассеяно потёр. — История моей… жизни, — проговорил он, — сложна. Я умер однажды… Но к мастеру это отношения не имеет. Мельес хмыкнул. Он слушал, сложив пальцы домиком и спрятав за ними нижнюю часть лица. В кабинете, как в деканате любой кафедры любого университета обшитом лакированными панелями, почему-то было странно пусто. Висело несколько афиш в деревянных рамках, но таких старых, что бумага их пожелтела и потрескалась. — Почти четырнадцать лет я жил с ним бок о бок, — сказал Грегор, подумав. — Путешествовал с ним. Был его подмастерьем… Теперь я не знаю, как это назвать. Он называл меня своим учеником. — О… Пожалуй, теперь я могу понять твоё потрясение. Это долгий срок. — Мельес легко улыбнулся и откинулся на спинку кресла. — Должен попросить у тебя прощения, но, думаю, и ты поймёшь мои чувства. Ревность к вниманию учителя здорово держала меня за глотку, когда он упоминал прежних своих учеников. Более талантливых, чем я. А поначалу я подумал, что ко мне заявился кто-то, на кого он меня променял, но теперь я понимаю, что ты — один из тех, о ком он столько рассказывал. Ты — тот самый чёрный маг, о котором мастер вспоминал с таким теплом… Грегор молча схватился за виски, что заставило Мельеса рассмеяться. Он вынул из стола пару стаканов и бутылку неплохого портвейна. Налил, подвинул стакан унылому Грегору и отсалютовал своим. — Надеюсь, что ты его найдёшь и ввалишь ему за нас обоих. Хотя… — Мельес отпил и улыбнулся с довольно скептическим видом. — Теперь мне на него наплевать. Странный тип, слишком уж непредсказуемый! Ну и бог с ним… — Кстати говоря, — Грегор поднял голову, — что это за история с медведем? — Вот уж ума не приложу, ради чего Велеслав это сделал. А, собственно, что с ним? Кловис, вроде как, усыновил парнишку, так что проблема рассосалась. — Так коллектив им очень недоволен, — возразил Грегор. — Разве ты не в курсе? И вообще, разве вы не потерпели убыток от пропажи артиста? Мельес отвёл взгляд и улыбнулся так, как Грегор улыбался, когда у него во времена учёбы спрашивали за невыученный урок или заваленный зачёт. — Понятно, — проговорил он, — похоже, ты не очень-то следишь за настроениями. Занят своими собственными проектами, а цирк живёт сам по себе. — Я отвечаю за внешние социальные вопросы, — Мельес беспечно развёл руками. — Внутри коллектива у меня есть доверенные лица, которые за всем бдительно следят. Пока мне никто о недовольных не докладывал! Да к тому же, — он чуть нахмурился, глядя в стакан, — разве это плохо, что животное таким волшебным способом… очеловечилось? — Кто бы мог подумать, что он на такое способен… — Грегор снова нахмурился и вдруг воскликнул: — Нет! Быть этого не может! Это какой-то фокус с его стороны — какое-нибудь глупое временное проклятье, которое снимается элементарным способом!.. Он постоянно делает глупости… Будто специально расставляет их у меня на пути, чтобы подразнить, чтобы показать, мол, вот, я был здесь, а я всё бегу за ним, как дурачок! Мельес молча пожал плечами. — Я решу эту проблему, — заявил Грегор сурово. — Почти уверен, что смогу. Я верну тебе в труппу этого медведя. — Не надоело тебе пытаться впечатлить Велеслава? Допусти на минутку, что ты надумал, что заколдованный медведь — испытание для тебя. — Но хуже же не будет? Мельес снова пожал плечами и допил остатки портвейна. Грегор поглядел на свой стакан, будто только его заметил, и осушил одним глотком. — Спасибо! — Вот, что значит быть настоящим волшебником? — почти с сожалением проговорил Мельес, внимательно глядя на Грегора и словно бы куда-то мимо него. — Быть вами — значит вечно скитаться по земле, делать глупости и никогда не возвращаться в посещённые места, опасаясь, что поколотят? Сделал добро - и беги? — По большей части — да, — вынужден был согласиться Грегор. Мельес патетически взмахнул руками. — Слава Богу, что он не доучил меня! Магия практического применения не имеет — вот, что я понял. Можно ли в промышленных масштабах обращать свинец в золото и не обрушит ли это мировую экономику? Маги навсегда останутся закрытой кастой для избранных, чьё существование для обывателей под большим вопросом, и они всегда будут изгоями для светских кругов. Вы будто не здесь, не в реальном мире… Я хочу быть настоящим. — Да? — протянул Грегор, изогнув бровь. Это заявление фокусника показалось ему немного обидным. — Как это? — Оставлю всё это, — Мельес с кислой миной дурашливо помахал своими белыми перчатками. — Займусь кинематографом! Вот где будущее и вот где только и будет скрыто настоящее чудо.***
— Узнали что-нибудь новое? — вежливо поинтересовался Неуравновешенный Сэм, который подпирал косяк и, казалось, дожидался чародея. — Нет, — ответил Грегор. — Господин шталмейстер понятия не имеет, где искать Велеслава… Но больно он нам нужен! — Думаете сами заняться расколдовыванием парня? — Да. Грегор, моментально потерявшийся в переплетениях коридоров, зашёл в дверь, которую распахнул перед ним Сэм, и остановился несколько озадаченно. Он оказался в чьей-то тесной гримёрке. — Давайте-ка потолкуем об этом, — проговорил Сэм и запер дверь.***
Демьян быстро нашёл общий язык с Рэми и Кловисом. Парни, видя, что он вовсе не «из приличных», а, в общем-то, такой же простой артист, как они, начали общаться с ним запросто. Он помогал сначала Рэми кормить собак, потом они перебрались на конюшню, где были кое-какие повседневные заботы уже у Кловиса. — Животные тебя любят, — проговорил Кловис, наблюдая за реакцией на постороннего особо ретивой гнедой кобылы. — Даже Чайка не выкидывает свои обычные капризы. Говорят, звери чувствуют добрых людей… — Это неправда. Демьян сказал это с неожиданной даже для себя твёрдостью в голосе. Он улыбнулся чтобы смягчить впечатление и пояснил: — Звери послушны не с добрыми людьми, а с теми, кто сильнее. Они чувствуют и ориентируются только на твёрдую волю и характер. Покажи хоть на миг неуверенность, и даже маленькая комнатная псина сгонит тебя с дивана… Тебе ли не знать, раз ты дрессировщик. Кловис хмыкнул с пониманием. — Ты прав! — согласился он. — Чем умнее животное, тем лучше оно тебя считывает и тем опаснее проявить слабость. Все они — хитрые засранцы! Но доброта и хорошее отношение не менее важны, чем строгая дисциплина. Разве можно подчиняться тому, кто искренне не желает тебе добра? — Можно, — сказал Демьян задумчиво. — Только недолго… — и добавил, поразмыслив: — Да, думаю, тут ты прав. Для долгосрочных отношений, как вот у тебя с животными, куда важнее уважать друг друга. А вот встречи с дикими зверями в лесу — дело другое. — Тебе часто приходилось встречать диких зверей? — спросил Рэми. Вечерело, поэтому он принёс фонарь с толстыми стеклянными стенками и поставил на высокий ящик. — Мой отец друид, — ответил Демьян. — Я много знаю о животных. — Понятно тогда, чего ты якшаешься с чародеем!.. — Правда, что все люди раньше были зверями, а звери когда-нибудь станут людьми? — задал вопрос Кловис очень серьёзно, но при этом глядя своими распахнутыми голубыми глазами совершенно по-детски. — А ты посмотри на большинство людей — они уже ведут себя как зверьё. Сам-то как думаешь? Любимая лайка Рэми не сидела в вольерах, как большинство собак-артистов, а крутилась тут же, норовя потереться о чьи-нибудь брюки. Когда по стенам просторной конюшни загуляли тени от небольшой свечи в фонаре, она легла и стала вертеть головой, следя за ними. Демьян со смутной тревогой проследил взгляд собаки и почему-то подумал о Грегоре. — Вот и куда он запропастился? Кловис тоже осмотрелся будто искал что-то взглядом, запер денник и погладил по носу Чайку, которая тут же любопытно высунула голову над дверцей, чтобы видеть и всех присутствующих, и своих коллег. — Слушай, Демьян, — проговорил Рэми, — как думаешь, твой приятель-волшебник сможет превратить Рольфа обратно в медведя? — Не стоит говорить об этом!.. — встревожено перебил его Кловис. — Он не хочет, чтобы медведь вернулся. Вы и так уже сегодня болтали при нём об этом, и он разозлился, хоть и не показал вида при чужих. Разозлился не на то, что вы ограбили парня, а именно на то, что искали чародея! — Не парься, её здесь нет, — ответил Рэми раздражённо, но тоже обвёл углы взглядом. — Он же не может быть всюду одновременно. — Вы о ком? — О Сэме, — проговорил Кловис неохотно. — Понимаешь, у нас тут обычно не делается ничего, чего бы не хотел Сэм. — Это я заметил, — сказал Демьян. Он вздохнул, но оставил слова, которые так и хотели сорваться с губ, при себе. Ему было жаль Кловиса, но не настолько, чтобы вмешиваться в чужие дела. Парень хочет заниматься дрессировкой хищников, но у старшего авторитета есть другое мнение на этот счёт, а значит Кловис будет работать в паре с Сэмом. Ничто не ново под луной! — Не надо постоянно всё делать с оглядкой на Сэма, — продолжил Рэми. — Выскажи ты ему, наконец, чего хочешь сам. В конце концов, номинально не он наш хозяин, хоть и держит, тварь, всех тут в кулаке… — Тебе что, жить надоело?! — прошептал Кловис встревожено. — Не будь таким слюнтяем. На своих он её не натравит. — А чего это вы всё оглядываетесь по сторонам? — не выдержал Демьян. — Не натравит, но подслушивать она может… — сказал Кловис и поглядел на Демьяна. — Видишь ли, Неуравновешенный Сэм может делать так, что его тень ходит отдельно от него. — Тень? Это что-то вроде духа-охотника? — Не знаю, что это, приятель, — пробормотал Кловис неохотно. — Но она может прятаться в темноте. И очень сильна по ночам. Демьян машинально сложил пальцы в знак, отгоняющий злых духов, и только теперь заметил, как темно стало в конюшне. За пределами круга света от фонаря мрак стоял кромешный, светлых прямоугольников неба не виднелось в узких окнах, хотя вечер был ещё не поздний, только лошади фыркали и переступали с ноги на ногу. — Ох, пресвятые угодники, — печально вздохнул Кловис, — она ведь здесь, да? Ну точно, здесь, не надо было болтать лишнего. — Можно подумать, ты бы отважился сболтнуть чего лишнего, — сварливо отозвался Рэми. — Ну, говорили мы о нём, и чего теперь? Демьян нарисовал в воздухе солнечный знак. Руна слабо замигала, как уголёк на ветру, едва не исчезая, и вдруг откуда-то снизу выросло нечто, похожее на щупальце, состоящее целиком из черноты, коснулось руны, поглотило её с тихим шипением, и снова опустилось вниз и растеклось по невидимому в темноте полу, как амёба. Росинка тихо заскулила и прижалась плотнее к ногам хозяина, и только теперь Демьян обратил внимание, что собака давно уже лежит, свернувшись клубком, а остромордая тень на стене — вовсе не тень собаки. Тень повернулась так, что длинная морда исчезла, казалось, посмотрела на человека в упор и уползла. В конюшне сразу стало на порядок светлее. — Что-то мне с вами неуютно, парни, — сказал Демьян. — Пойду, поищу волшебника.***
В отличие от пустоватого кабинета шталмейстера, эта комнатка была увешана афишами, большими и маленькими, аккуратно вставленными в тонкие деревянные рамы. Цирк, цирк, цирк — одно и то же слово пестрело разными латинскими буквами на разных языках, и почти на всех афишах вставали на дыбы белые лошади. Полки заполнял пёстрый самый разнообразный реквизит; на столе перед зеркалом Грегор заметил коробки с театральным гримом. — А в каком жанре вы работаете? — вдруг спросил Грегор. — В смешанном. — Сэм улыбнулся и пододвинул ему стул. — Я эквилибрист-эксцентрик. Грегор сначала вежливо хмыкнул, а потом, оценив оксюморон, рассмеялся. Голова как-то нехорошо закружилась, и он сел, проговорив: — Простите… — Никогда не извиняйтесь за смех — это самая искренняя эмоция! Будь на то моя воля, я разрешил бы смех даже на похоронах, на то я и грустный белый клоун. Иногда я даю репризы, но моя специальность — падать с лошади. Это классика. С таких сложных номеров и пошла клоунада. — Он умолк и как-то посерьёзнел. — Я бы хотел, чтобы всё оставалось как есть, как можно дольше. Пока я ещё могу выходить на сцену и работать… я бы хотел захватить все оставшиеся мне сезоны и продолжить обучать Кловиса. У него отличные акробатические задатки, он создан для вольтижировки и при этом достаточно артистичный, чтобы быть смешным. Думаю, если всё сложится, он заменит на арене старика Сэма. Старейший из жанров будет жить. Что такое по-вашему настоящий цирк? — спросил Сэм внезапно. — Вы интеллигент, должны разбираться. Разве цирк — это то же самое, что ярмарочные балаганы, на которых показывают этих замученных диких хищников в ярких воротничках? Поглядите на бедных мишек, из которых от тяжёлой работы и постоянной опоенности успокоительным, шерсть лезет клочками: «Я — гордый зверь, раньше был страхом доисторических лесов, а теперь умею ездить на велосипеде. Пожалуйста, господа хорошие, дайте мне яблоко, а то я с голоду подохну!» — Он, говоря это, так похоже изобразил безнадёжно-монотонное раскачивание медведя, которого во время представления заставили сесть на тумбу, что Грегор невольно усмехнулся. — Если я не смогу отговорить Кловиса от этой идеи, он раздобудет другого медвежонка. Это не проблема. Но, право слово, жаль, если в парне погибнет талантливый наездник. — Так от меня вы чего хотите? — Не лезьте в это дело, — наиграно-умоляюще попросил Сэм. — Не хочу, чтобы этот глупый медведь снова начал отнимать у меня славу. — О… Так вы с Велеславом договорились, что ли? Чтобы он помог вам избавиться от звезды популярного номера? Сэм поморщился. — Нет, не усложняйте! Что нищий артист мог предложить волшебнику? Просто прихоть Велеслава удачно совпала с моими интересами. Мне, можно сказать, здорово повезло. Почти как человеку, у которого ураган смыл дом в море, но взамен выбросил сундук добра. Вы, чародеи, народ хуже чумы. Думаете, можно ворваться ни с того ни с сего и начать колдовать налево и направо? Одно дело, когда вас просят об этом… и когда вы, с позволения сказать, добрые маги. Но вот вы, Грегор… — Сэм с крайним скепсисом уставился на собеседника, подперев подбородок кулаком. — А что я? — Грегор даже не насторожился. Развязная манера Сэма общаться настраивала на какой-то несерьёзный лад. На него не хотелось злиться, и Грегор подсознательно ждал, что мужик этот вот-вот отмочит что-нибудь забавное. — Как бы это сказать, чтобы не обидеть?! — воскликнул Сэм с виноватым видом беспомощно разводя руками. — Смею предположить, когда, закончив обучение в университете, вы надевали мантию бакалавра, это была некро-мантия. Грегор, сам от себя не ожидая, прыснул со смеху, но тут же взял себя в руки и нахмурился. — Ужас какой, — проговорил он. — Даже когда я учился в университете, а это было, поверьте, давненько, у этой шутки уже была вот такенная борода! Слушайте, — он приложил ладонь к внезапно потяжелевшей голове, — вот вы пеняете мне, что волшебники лезут в чужие дела, но какого чёрта вы лезете в дела мои? Это вопрос решённый. Велеслав, может быть, и мастер из мастеров, но никому не дозволено нарушать законы природы. Я исправлю то, что он наворотил! — сказав своё решительное слово, Грегор попытался встать, но не нашёл в себе сил и плюхнулся на стул обратно. — Ох, и зачем я пил тот портвейн? Голова, как булыжник… Он помолчал и проговорил: — Эта тварь у вас за спиной… Что она делает? Как-то отнимает силы? — Она питается чужими эмоциями. Смех — лучшая пища. Он не только питателен, но и связывает её с энергетическими каналами человека. Как только засмеёшься — дашь ей доступ к своей душе. — Как интересно… Хищная тень, значит? Это серьёзно… - Грегор потёр лицо, пытаясь взбодриться. — И что же вы задумали? — Подумываю скормить вас своей тени с потрохами. Нет чернокнижника — нет проблемы. Грегор усмехнулся, слишком поздно одёрнув себя. — О, тут вы просчитались, — сказал он. — Что мертво, умереть не может. Тень за спиной Сэма разрасталась. Окно под потолком словно покрывалось копотью, пропуская всё меньше и меньше света. — Но попытаться-то я могу, — пожал плечами Сэм. — Тень — это не ваши фокусы, она настоящий демон. Кому как не ей тягаться с вашими демонами, господин колдун? — Как так получилось, что одержимый вроде тебя бродит на свободе? — проговорил Грегор. — Как так получилось, что на свободе бродишь ты? — тихо ответил Сэм вопросом на вопрос.