***
— Ты можешь угомониться хотя бы сейчас? Ты же на месте дырку роешь! — Но ты же мне так и не дал ответа о чёрном мраморе! Я не могу расслабиться, если всё не решено… Яромир занавесил двери бани плотным пологом и заглянул в парилку. — Тихо, — сказал он и положил руку маркизу на плечо, — я понимаю твои чувства, Альберт, но говори на полтона ниже. Ты его нервируешь. — Прости. Так что насчёт мрамора? Яромир начал раздеваться. — Такая роскошь обойдётся мне страшно дорого, — проворчал он. Альберт фыркнул и, заговорчески изогнув бровь, посмотрел принцу в глаза. — Я выкопаю его для тебя и организую доставку. С моими слугами это ничего не будет тебе стоить… — В том то и дело, друг мой! — Яромир бросил куртку на диван. — Как бы хорошо я к тебе ни относился, я не хочу зависеть от тебя слишком сильно. На меня и так уже косо смотрят: «он приблизил к себе адскую тварь и»… И делает, что хочет, — сказав последнее, Яромир помрачнел. — Извини, — он постарался усмехнуться как можно добродушнее, — чем больше ты для меня делаешь, тем более похожи мы становимся. Ведь даже если ты совершаешь бескорыстные поступки — для меня это сделка. Мой учитель и так-то недоволен мной… — Чья бы корова мычала! Гедз просто старый зануда. — Так! — сказал Яромир довольно строго. — Не выражайся! Есть и другие причины. Мрамор — это слишком претенциозно, в конце концов я хочу получить всего лишь замок, а не храм отгрохать! — Скажи уж сразу, что ты просто слишком костный для моих новаторских решений! — выдал маркиз. — Я не пойму, чего ты тут из себя строишь?! — в тон ему ответил принц, не задумавшись ни на секунду. Альберт не смог сохранять серьёзную мину и рассмеялся. — И прекрати уже жужжать, — добавил Яромир. — Я пришёл в баню, чтобы отдохнуть, а не чтобы спорить. Чего и тебе советую… — он улыбнулся, смягчившись. — Кстати, спасибо, что пошёл со мной. — Я всегда рад составить компанию. И помочь, чем смогу. Из парилки раздалось приглушённое ворчание. Яромир снова тяжко вздохнул. — Когда столь многое приходится делать самому, больше начинаешь ценить труд своих слуг, — проговорил он и стянул через голову рубаху. Открылось его тело. Принц не мог похвастаться богатырским ростом, уступая в этом и дылде маркизу, и своему учителю барону Гедзу, но сложён был хорошо. Он был широкоплеч и ширококостен. Его молодое атлетичное, как у любого человека воинского сословия, тело, с бледной чистой кожей, портило только одно: оно было мертво наполовину. Он в свой двадцать один год только-только начал постигать таинственное искусство некромагии, и его собственная колдовская суть сыграла с ним злую шутку. — Ну-ка, покажись, — попросил Альберт. Яромир откинул с лица отросшую чёрную чёлку. — Да-а, — констатировал демон, — голый череп на половине лица смотрится жутко, но зато костяная броня на левой стороне тела — не только шикарно выглядит, но и очень утилитарна. Рёбра так плотно сомкнулись, что никто не сможет ткнуть тебя в сердце!.. — Надеюсь, я смогу в скорости исправить это, — Яромир сжал и разжал кисть. Он утолщил свои кости, превратив их в сплошной доспех и сохранив таким образом герметичность организма и уравновесив его. — Этой рукой я всё ещё мало что чувствую… Что ж, пойдём и мы немного погреемся? Вячеслав меня уже заждался.***
Рыцарь Вячеслав сидел на полке во влажном полумраке бани и смиренно ждал. Тепло ему нравилось. Оно медленно проникало в его холодное тело. Он умер, едва ему стукнуло девятнадцать, и остался таким, как в тот день два года назад: огромным и мощным, как молодой олень. Даже его светлые волосы, подстриженные в скобу и падающие на глаза, когда он низко склонял голову, больше никогда не отрастут. И швы на месте ран не затянутся, если только его хозяин не залечит их своей магией. Выражение правильного и благородного лица Вячеслава, — даже более привлекательного, чем лицо принца, — всегда оставалось умиротворённым и сосредоточенным, будто он был погружён в глубокую молитву. Он слегка вскинулся, когда в парилку шагнул Яромир, и навсегда помутневшие глаза его блеснули жизнью, но когда из-за плеча принца показался Альберт, рыцарь издал низкий угрожающий рык. Сложно было и представить, что столь благообразный облик — Вячеслав после смерти даже ещё больше стал походить на архангела с витража — может мгновенно и так разительно перемениться: его лицо исказилось звериным оскалом, и из углов рта потекла слюна. — Нельзя, Вячеслав! — с сожалением воскликнул принц. Вячеслав покосился на него, снизу-вверх поднимая глаза, точно собака. Яромир погладил его по голове, рыцарь привалился к его плечу и замер в каком-то наполовину настороженном, наполовину блаженном оцепенении. — Ох-ох, — в который раз вздохнул Яромир, — будь я порасторопнее, твои мозги не сгнили бы так сильно! Альберт сел так, чтобы принц оказался между ним и Вячеславом, и плеснул воды на каменку. — Ты ведь можешь заново воссоздать его тело, — заметил он, когда шипение унялось. — Почему до сих пор не сделал этого? Если волнуешься, что не получится, Гедз может тебе помочь. Или… — Это не решит проблему, — ответил Яромир, поразмыслив. — Ты так думаешь? — Когда он… умер, — заговорил принц, снова выдержав паузу, — он был или погружён в тяжёлое уныние или совсем помешался. Он в таком плачевном состоянии, потому что болен его разум. Тело здесь ни при чём. — Извини, что заговорил об этом. — Ничего страшного. Кому-то же я должен был рассказать. — О чём рассказать? — Альберт поглядел на Яромира, вдруг осознав, что чего-то долгое время не понимал. — Эта сквозная рана на его груди, — сказал принц. — Рана, от которой он погиб… Когда я нашёл его, он лежал на снегу, насквозь проткнутый своим собственным мечом. Я думаю, что он сам бросился на оружие. Если бы церковники знали, что их благородный святой барон фон Ансбах — самоубийца, они бы дружно охренели и не устроили бы ему пышные похороны в соборе, а закопали бы его за оградой, как собаку. — О, Дьявол… Теперь я ещё больше жалею, что поднял эту тему. Но почему ты мне раньше не сказал? — Я пытался понять, почему он это сделал. И, знаешь… Иногда я даже рад, что он в таком жалком состоянии. — Яромир вдруг зло усмехнулся и его чёрные живые глаза блеснули тем жестоким блеском, хорошо Альберту знакомым. — Пока что я ничего не могу сделать, кроме как молиться за него. Зато он подчиняется мне и полностью от меня зависит. Я его не понимаю, зато могу контролировать. Больше он никогда не уйдёт без моего дозволения. Яромир так сильно сжал кулак, что кости заскрипели. Вячеслав поднял голову и встревоженно и глупо уставился на своего господина, пытаясь поймать его взгляд и силясь понять, что случилось. Вид у него сделался такой несчастный, что Яромир сжалился и снова похлопал его по голове. — Тише, тише, — приговаривал он, — не тревожься, друг мой, всё в порядке.***
Яромир вылил на своего подопечного последний ковш воды и осторожно убрал с глаз Вячеслава налипшие волосы. Всё время, пока принц собственноручно мыл его, Вячеслав не сводил с него глаз. Этот непередаваемый взгляд: и вопросительный, и тревожный, полный преданности, как взгляд собаки, и доверия, как взгляд ребёнка, содержал в себе так много любви и так мало ума, что Альберт, наблюдавший и наливавший воду по мере требования, не выдержал. — Если бы кто-то, кого я люблю, ты, например, смотрел на меня такими глазами, у меня от горя и жалости разорвалось бы сердце! — сказал он. — Он так близко и так далеко! Яромир, как ты можешь выносить это?! Яромир застегнул на Вячеславе обтянутый мягкой кожей стальной ошейник. — Его разум спит глубоким сном, — проговорил Яромир, — но он сам всё ещё здесь, со мной. Пусть его тело изменилось, но я-то помню всё, за что полюбил его. Я помню его преданность, его отвагу и искреннюю веру. Это ничто изменить не сможет. Вот ты, — Яромир обернулся к маркизу и улыбнулся. — Ты был таким сильным и красивым, когда я впервые тебя увидел. Мне тоже казалось, что у меня разорвётся сердце, если я причиню вред такому привлекательному созданию, но ничего, я пережил это. Ты представал предо мной в таких разных обликах, но это по-прежнему был ты! Тело не важно… Он провёл рукой по могучей спине рыцаря, обозначая завершение помывки, и несколько озадаченно осмотрел себя. — Пора и самому хорошенько помочалиться, — сказал он и тихо и сконфужено добавил: — Скажи честно, от меня очень несёт падалью? Альберт вытаращился на него с довольно глупым видом и храбро выпалил, глядя при этом куда-то мимо: — А мне нравится! — Я знаю, что тебе нравится, трупоед ты чёртов! Разве я это у тебя спрашивал?! — Яромир, это всего лишь тело! Как бы ты ни пах, люди любят тебя за другое… — А, заткнись!***
— Когда-нибудь я смогу это исправить. Гедз считает, что есть способ изолировать себя от собственной некротической магии — оделить душу от тела. Это довольно сложно, но возможно… Когда-нибудь, я исправлю всё… Голос принца отдалялся и гас, но вдруг усилился. Теперь это был не обрывок давным-давно отзвучавшего разговора. Он обращался напрямую: — Ты слышишь меня, Грегор? Ты видишь меня? Грегор сосредоточился и увидел так чётко, как видишь только во сне. Область зрения, впрочем, была ограничена узким пятном, зато в этом самом пятне всё читалось до мельчайших деталей. Он увидел некий стеклянный сосуд с прозрачной жидкостью. Сосуд размером с литровую банку оплетала металлическая филигранная сеть, представляющая собой сплошной рисунок запрещающих и охранительных печатей. Внутри на изящной серебряной подставке лежала удивительно крупная и удивительно красивая чёрная жемчужина. Она была идеальной — ровная, гладкая, и размером и формой похожая на перепелиное яйцо. — Неудивительно, что он выбрал жемчуг, — прозвучал близко, но не так чётко другой мужской голос. — На его гербе был чёрный лебедь в серебряном поле. Столько пафоса! Был развратником, но взял себе в герб символы святости и отречения… Но тут оказался удивительно точен. Яйцо — значит возрождение. Бессмертие. Грегор попытался увидеть говорящего, но не смог. Его зрение сместилось правее, и увидел он странную картину: стеллаж с множеством полок, и все полки рядами были заставлены человеческими черепами разной степени сохранности. Их тут были сотни. Он вернулся к сосуду с жемчужиной и увидел рядом ещё кое-что. На поверхности чёрной скатерти в прямоугольном деревянном ковчеге со стеклянной крышкой лежала скелетированная левая рука, отсечённая по середину предплечья. В тот же миг, как он её увидел, его собственное пострадавшее предплечье пронзило жуткой фантомной болью. — Спасибо, что поделились такой ценной костью, мастер, — сказал кто-то. Этот голос был немного моложе. — Вот, поглядите! Чёрный ферзь закончен! Все фигуры в сборе. — Хорошая работа. На шахматной доске стояло четыре ряда фигур. И Грегор был готов поклясться, что все они были вырезаны из человеческих костей. Рука, украшенная печаткой на безымянном пальце, взяла чёрного ферзя. — Кости важны. Они хранят связь с духом так же долго, как камни… Он чрезвычайно шумно ведёт себя в последнее время. Видно, маленький некромант слишком много о себе возомнил. Думаю, пора всерьёз браться за господина «Волховского», как он изволит себя называть. Посмотрим, чего стоит хвалёный ученик чародея Велеслава! — Грегор!.. Грегор! Кто-то потрепал его за плечо, и Грегор очнулся. Рэнделл, с перепачканным кровавыми разводами лицом, но живой на вид и то ли испуганный, то ли растерянный, стоял рядом на коленях. — Что, получше тебе? Ох, прости за это, мне так неловко! Хорошо, что ты смог хоть частично сам себя исцелить и умирать не пришлось. Я бы не расплатился за потерянную жизнь! — Рэнделл смущённо рассмеялся. — А это не страшно. Можно напустить на себя чары и никто ничего не заметит!.. — Сами-то как?.. — хрипло спросил Грегор и сплюнул кровь. — Я думал, вы покойник. — Мгновенно умер и мгновенно воскрес! — воскликнул Рэнделл картинно раскинув руки. — Рана серьёзная, но повреждения незначительные. Тело быстро возродилось, я ведь недавно столько органики пожрал!.. — Как?! — Грегор схватил его за грудки и притянул ближе. — Как?! Рэнделл расхохотался и, не пытаясь вырваться из хватки, похлопал Грегора по руке. — Я понимаю твои чувства, но… Знаешь Грегор, прямо сейчас глобальная проблема бессмертия на втором плане. Тебе бы привести тело в порядок. Тут Грегор вспомнил, что только что видел какой-то странный сон, который тут же напрочь вылетел из головы. Но там было что-то про левую руку. Будто она отделена от тела. Он схватился за предплечье и ощутил под пальцами голые кости. Его левая рука была скелетирована почти до самого локтя. Кости стали толще и плотнее. Сухожилия при движении слегка светились, напитанные магией. — Какого чёрта… — выдохнул Грегор. Рэнделл с немного виноватыми бровями, но при этом как-то подозрительно заинтересованно смотрел на его лицо. Грегор схватился за левую щеку. Кости. Он чувствовал здоровой рукой собственные обнажённые зубы, скуловую кость, края глазницы и перемычки внутри неё. — Боги, да что я с собой сделал! — воскликнул он. — Ты выглядишь, — заверительно проговорил Рэнделл, — просто прекрасно! Этот облик идёт тебе даже больше, чем принцу Яромиру в своё время. — Да идите вы нахер! Как я в таком виде буду по улице разгуливать? Как я Агате покажусь?! Рэнделл поднялся на ноги и шикнул на медведку, которая беспрестанно скребла когтями, вися на цепи на месте, пытаясь подобраться ближе и, видимо, доесть Грегора. — А ну, брысь! Плохой мальчик! Хотел выпустить тебя на солнышко, но теперь будешь тут сидеть в наказание ещё какое-то время. Ясно тебе?! Неизвестно, поняло ли его это создание, но замерло оно с виноватым видом. — Грегор, — сказал Рэнделл, протягивая руку. — Тебе надо отдохнуть. Давай, сходим в баню. Грегор принял руку, встал и посмотрел в ответ довольно угрюмо. — А тёмное пиво у вас есть? — спросил он.