Герои и Злодеи

      Алексей чистил снег и иногда посматривал на уже расчищенный участок, где Александра учила Лаириэль кататься на коньках. Он бы тоже покатался, но присутствие новой подруги его несколько сковывало. Ничего не хотелось, кроме как скрести лёд лопатой. От физической работы он всегда чувствовал себя лучше.       Если бы она узнала про его чудовищную сторону, что бы она подумала?       Лаириэль имела репутацию чудачки и гордячки, но Алексей узнал её совсем не такой. Она по-прежнему приводила с собой в гости своего мини-пига, и эта её забота о питомце и непосредственность казались Алексею очень милыми. Ей было наплевать, что о ней говорят. Она, должно быть, очень сильная. Значит, есть вероятность, что она лишена предрассудков и не испугается, даже если узнает о нём что-то, чего он сам боится… Но чего об этом рассуждать теперь? Александра сдружилась с Лаириэль, но он сам едва ли перекинулся с ней парой фраз. Алексей отшвырнул в камыши здоровый комок снега и вытер лоб варежкой. Становилось жарко, и он устал.       Снег ещё не слежался, поэтому хорошо счищался с ледяной поверхности пруда. Алексей начал чистить каток, как только во второй неделе декабря установились крепкие морозы. Место, им выбранное, подходило идеально, и довольно скоро стало известно не только их маленькой компании. Пруд возле вязовой рощи имел один пологий берег и один крутой. Группка детишек из окрестных дворов устроила на этом высоком берегу горку, и кругом теперь валялись куски упаковочного картона, потому что ни санок, ни, тем более, коньков у детворы не было.       Александра и Лаириэль осторожно шли по чуть припорошённому льду вдоль берега, подальше от горки. Вернее, Александра медленно скользила, уверенно держась на коньках, а Лаириэль дрожала на каждом шагу, как новорождённый жеребёнок.       — Ох, — сказала она и поспешно поправила выбившуюся из-под берета прядь, — я же совсем не даю тебе кататься! Ты, верно, и замёрзла уже?       — Нет, — смеясь ответила Александра, — я же тоже шевелюсь.       — Ну-ка, может быть уже получится без поддержки…       Лаириэль, балансируя руками и глядя под ноги, двинулась вперёд и подъехала к месту, где Алексей боролся с сугробом. Она неуверенно зашаталась, и он поддержал её за руку.       — Давай, я покатаюсь с тобой, — предложил он.       Лаириэль смешалась, но Александра ей помогла:       — Покатайся конечно, иначе зачем было брать с собой коньки? Ты же, как пришли, так и вцепился в эту лопату. Смотри, снег-то уже не валит!       Весь день снег шёл крупными хлопьями, хотя оттепелью и не пахло. Мороз щипался, и нечего было и думать снимать варежки. Сейчас чуть-чуть прояснилось. День клонился к вечеру, был уже шестой час. Алексей осмотрелся, с удивлением отмечая, как переменился свет. Небо на западе в распахнувшихся тучах стало нежно-розовым, и в воздухе, как маленькие мошки, блестели только отдельные последние снежинки. Они ложились Лаириэль на плечи, хорошо читаемые на тёмно-коричневом драпе её пальто. Он надел коньки и подъехал к Лаириэль, обогнув малыша, который, сидя на картонке и кружась вокруг своей оси с писком выкатился на лёд.       — Как это ловко у тебя получается!       — В нашем районе был каток… ну, там, где мы жили до переезда. Всю зиму только там сопли и морозили.       Она несколько нервно засмеялась.       — Что, подмораживает? — спросил Алексей, заметив, что Лаириэль дышит на пальцы. — Надень сверху мои рукавицы.       Поскольку Лаириэль в знак протеста только невнятно бормотала, он сдёрнул варежки и надел ей на руки поверх тонких перчаток. Его варежки были ей очень велики.       — И правда холодно, — сказала она, краснея сильнее прежнего. Она уже не могла устоять на коньках ни минуты — с непривычки к физическим нагрузкам у неё от боли сводило бёдра, но она не решилась бы признаться.       — С дороги!       Алексей успел дёрнуть Лаириэль на себя и увести в сторону, иначе она оказалась бы сшиблена с ног. Некто, съехавший с горки, со свистом прокатился по льду, врезался в сугроб и с хохотом вскочил.       — Поосторожнее… — проворчал Алексей и оборвал себя, не выругавшись. — Поосторожнее, дамочка.       — «Дамочка»?! И как ты это понял? — спросила «дамочка».       — По визгливому смеху.       — Вот уж критерий! Слыхала я, при иных обстоятельствах парни тоже визжат.       Это была невысокая девчонка. Она сильно выделялась как из толпы беспризорной малышни, так и не соответствовала тому, как должна выглядеть благопристойная молодая девушка. Хотя бы по тому, что вместо верхнего платья до щиколоток или юбки на ней были надеты брюки и высокие сапоги для верховой езды. Она отряхнула свой довольно короткий приталенный дублет, поправила сбившуюся набок меховую шапку и подошла ближе.       — Мадмуазель Майер… — сказала она и протянула руку. — Лаириэль, верно? Ты должна меня помнить. До тех пор, пока не стали слишком взрослыми, мы каждый год встречались на ёлке у бургомистра.       — Бриджит! — Лаириэль улыбнулась. — Что ты сделала со своими прекрасными волосами? Они такие короткие!       — Они обгорели к чёртовой матери! — воскликнула Бриджит, взмахнув руками. — Я едва вообще не осталась без волос!       — О Боже мой! Прости, я совсем забыла, что произошло с вашим хозяйством. Слышала, среди людей обошлось без жертв… Надеюсь, конезавод не потерял ценных производителей?       — Ты говоришь, как истинный животновод, Лаириэль, — Бриджит криво усмехнулась. — Это ты от отца понахваталась манерам дельца или уже выскочила замуж за бюргера? А помнится, ты всегда хотела выйти замуж по любви и непременно за принца.       — Мне не требуется, я уже принцесса, — сказала Лаириэль, и на лице её появилась такая же холодная, но ещё и утомлённая усмешка, — Свиная Принцесса, слыхала?       Бриджит расхохоталась.       — Ты мне всегда нравилась! — воскликнула она.       Лаириэль, как единственный сознательный взрослый человек, представила брата и сестру Биркс по всем правилам этикета.       — Привет, красотка! — сказала Бриджит Александре.       — Ради Бога, веди себя прилично, ты же леди, — одёрнула её Лаириэль снисходительно, но по-доброму, как ворчливая бабушка. В ответ на это Бриджит саркастично прыснула, скорчив рожу, совсем не подобающую леди.       — Где твоя няня? — просила Александра, совсем сбитая с толку: Бриджит была чуть-чуть выше неё только благодаря небольшим каблукам на сапогах. — Или ты гуляешь с компаньонкой?       — Я на конной прогулке, малышка. И я гуляю одна, я ведь уже взрослая.       — Правда? — с сомнением спросил Алексей. — И сколько тебе лет?       — Неприлично спрашивать такое у женщины, ты, невежда.       — А в таком виде ходить прилично? Ты будто с маскарада сбежала.       — Тебе разрешают носить мужскую одежду? — присоединилась к вопросам Александра, всё больше изумляясь.       — Пф!.. В юбке верхом ездить неудобно.       Она скрылась за кустами и скоро предъявила своего скакуна. Это был грузный чёрно-белый конь, дышащий густым паром, одетый в попону.       — Я бы покатала вас, — сказала Бриджит, — но в последнее время Сэр Пигвиггин немножко нервный.       Конь произвёл на Алексея смешанное впечатление. С одной стороны, животное-то в самом деле было красивое, но с другой совсем не внушало доверия. Было в нём что-то нехорошее.       — Как же, однако, он здорово воняет!.. — пробормотал Алексей, отъезжая немного подальше. Он не сразу сообразил, что только он со своим чутким звериным обонянием чувствует это, потому и брякнул, не подумав. Но запах и правда был жуткий: будто кто-то приготовил омлет из не самых свежих яиц, да ещё и сжёг его.       — Да как ты смеешь, мужлан! — возмутилась Бриджит.       — Простите, но это правда, — парировал Алексей. — Это точно конь, а не бегемот?       Он показательно отвернулся и подал руку Лаириэль.       — Давай пройдёмся ещё кружок?..       Бриджит презрительно цыкнула и сделала вид, будто её сейчас стошнит.

***

      Лаириэль потупила взгляд. То, что Бриджит в такой презрительной манере обратила внимание на то, что Лаириэль сама ещё не отваживалась определять, как ухаживания со стороны Алексея, её дико обожгло. Хотелось, чтобы эта несносная девчонка сквозь лёд провалилась со своим конём.       Её поражали его манеры, но она не могла сказать, что Алексей ей не нравился. Он и его простодушная сестра были чуть младше, но казались Лаириэль обществом куда более приятным, чем все её прежние подруги. Лаириэль Майер хорошо понимала своё положение ни тут, ни там. Она — купеческая дочка — какую бы аристократку из себя ни строила, гордясь высоким происхождением матери, в настоящую аристократическую среду не входила: бюргеры вертелись в своём обществе, знать — в своём. Слуги Лаириэль — престарелый лакей, которого приставили сопровождать её на прогулках, и компаньонка — женщина добрая, с хорошим образованием, и от этого довольно чванливая, косо посматривали на мещанских детей, но тоже понимали настоящее положение вещей. Лаириэль не отличалась от детей Биркс ничем, кроме громадного состояния своего отца. Поэтому все помалкивали, и дружить она была вольна с кем угодно, даже с этим мальчишкой, который не носил ни гимназистской формы, ни формы какого-либо училища и вообще непонятно, чем занимался.       — Очень холодно… — сдалась Лаириэль. — Может быть, лучше попросим чаю?       Они прошли к пологому берегу, где стояла деревянная скамья, и слуги семьи Майер коротали время, дожидаясь свою барышню, а вернее, бдели. Компаньонка бдела, уже попивая чай. Лаириэль, желая быть любезной, предусмотрительно распорядилась взять на прогулку здоровущий термос и позаботилась даже об угощении: у неё с собой были бискотти и апельсины.       — Ах, как хорошо! — воскликнула Александра, получив свою кружку с чаем и отхлебнув. — Здорово же иметь собственный экипаж! Вот нам всегда приходилось брать извозчика… Впрочем, чего это я? Вы же живёте за городом, как вам иначе добираться! — Она, болтая, ела бискотти и глядела по сторонам. — На, возьми, печенюшку! — Александра протянула второе печенье маленькой незнакомой девочке, укутанной поверх пальтишки в большую шерстяную шаль.       Мелочь, заметив, что что-то дают, покатилась с горки, как горох, и печенье разошлось довольно быстро. Лаириэль, беззвучно шевеля губами, посчитала присутствующих. Она уже начала чистить свой апельсин и теперь понимала, что от него придётся отказаться.       — У нас не хватит апельсинов на всех, — сказала она.       — Можно разрезать на четверти, — предложил Алексей, что и сделал, вооружившись выкидным ножом.       Компаньонка Лаириэли поджала губы на такое варварство, тем более, что у них с собой был специальный нож для фруктов, но, видя, как обычно бойкая и громкая хозяйская дочка ведёт себя при этом мальчишке тише воды ниже травы, понимающе усмехнулась — она тоже в своё время была влюблена в хулигана.       Одним словом, апельсинами все были одарены более-менее равномерно, печенье досталось даже Сэру Пигвиггину, все согрелись чаем и ещё успели покататься, пока совсем не стемнело. Пруд был на самой окраине посёлка, отчего о фонарях и разговору не было. Дети ушли.       Розовая полоса на юго-западе погасла, а снег всё сыпал. Геленбург накрыла ещё одна тёмная туча.       — В сочельник!.. — воскликнула Лаириэль, как будто бы решившись, когда Алексей переобулся в ботинки. И добавила совсем тихо: — Вы будете на праздновании в городе? Мы всегда приезжаем семьёй. Может быть, сможем там встретиться?       — Да, было бы здорово, — согласилась Александра, — а что планируется?       — А вы не знаете? — встряла Бриджит. — В центре под Рождество проходит ярмарка. Ещё танцы… А ещё каждый год устраивают конкурс на лучший костюм Крампуса. Потом он помогает Санте дарить подарки на городской ёлке, которую даёт господин бургомистр. Это считается почётной должностью. И я, кажется, — добавила она с таинственным видом, — знаю, кто будет лучшим Крампусом в этом году!       — Позволь уточнить, — проговорила Александра несколько озабоченно. — В Геленбурге Крампус — это большой рогатый чёрт или просто злая версия Санты?       — Большой шикарный рогатый чёрт, — воскликнула Бриджит. Лаириэль нахмурилась, не зная, хорошая это информация или плохая.       — Слава Богу! — Александра прижала руку к груди. — Я как-то в детстве слышала сказку про злого Санту, который приходит в сочельник за непослушными детьми… Она меня напугала. С тех пор мне сложно спокойно смотреть на людей, одетых, ну, знаете, как святой Николай, или Дед Мороз… Кто знает, что у него там в мешке?       — Что же это за злой Санта такой?       — Ну, — уклончиво начала Александра, ковыряя пальцем дырку в варежке, — про Рождественского Деда везде рассказывают по-разному. Это не всегда добрый святой Николай. И не всегда такой лохматый рогатый тролль с мешком. Странно, но тролля я не боюсь. Но вот мысль о сверхъестественном существе, которое выглядит в точности как добрый Санта, но на самом деле пришёл, чтобы похитить тебя, меня не на шутку пугает.       — Не надо близко к сердцу принимать страшилки, — проворчал Алексей. — Ты иногда сама себя запугиваешь. И вообще большая часть «сверхъестественных существ» — это фигня для дошкольников!       Тут все как-то невесело усмехнулись, и Алексей и сам осознал некоторое несоответствие правде в своих словах. Так это было раньше, пока они сами не столкнулись с колдовством и чудовищами.       — Надо бы спросить у Грегора про это… — пробормотал Алексей.       — Не надо! А вдруг злой Санта настоящий!       — От незнания тебе легче?!       — Я думаю, злой Санта настоящий, — сказала Бриджит вдруг довольно серьёзным тоном. — На всякий случай нужно думать, что все демоны и твари из темноты — настоящие. Тогда ничто не сможет застать тебя врасплох… И, кто знает, может, с ними удастся подружиться.       — А вот это дельная мысль, — согласился Алексей, впервые почувствовав, что она не соврала, когда говорила, что уже взрослая. По тому, как она иногда улыбалась, он понял, что она вообще много чего знает, но молчит.       — Так что же? — тихо просила Лаириэль — Увидимся?       — Увидимся! — Александра, вздрогнув от прикосновения пальцев к обжигающему стальному лезвию, повесила коньки на локоть. Сейчас всё казалось холодным, даже жёсткие шнурки. Алексей пошёл доставать из сугроба свою лопату.       — Хорошо… А, подожди! Вот, я приберегла для вашего младшего брата, — Лаириэль протянула последний апельсин. — Передавай привет госпоже Бергманн и господину Волховскому.       — Передам, если увижу его, — вздохнула Александра. — Спасибо, Лаириэль. — Она пожала руку подруге довольно крепким и от этого каким-то особенно искренним пожатием, отчего Лаириэль засмущалась.       — До встречи, — бросила Бриджит, и добавила, уже взобравшись на крутой берег: — И смотри, красотка, если увидишь на пороге подозрительного деда в костюме Санты — не открывай!       Александра в ответ натянуто улыбнулась и на прощание помахала рукой. На иронию над таким глупым страхом она не обиделась, но незнакомая девчонка в мальчишеском костюме оставила странно тягостное впечатление. Она была как воспоминание, царапающее совесть. У Александры не осталось несданных зачётов на минувший триместр, но чувство было именно такое: будто она веселится в то время, когда нужно учить уроки.

***

      — Забыла! — сказала Александра по пути домой.       — Что?       — Подсолнухи. Хотя, это ты забыл провертеть в них дырки, так что подвесить их всё равно было бы нельзя. Что толку просто бросить на землю? Заметёт ведь снегом.       — Проверчу. Подвесим в саду, там тоже живут и снегири, и синицы. Ладно?       — Ага. Но ведь и лесным птицам надо что-то есть…       — Обо всех не позаботишься, — проворчал Алексей.       Он все чаще замечал, что у сестры настроение скачет, как погода весной. Когда была ребёнком, она была просто угрюмой и неразговорчивой. Повзрослев, стала такой, как сейчас — приобрела взрывной характер, стала деятельной, весёлой, хохотала громко до неприличия… но сникала так же быстро, как начинала веселиться.       — Показания барометра всё ниже и ниже, — сказал Алексей. — В праздники будет тепло и снежно, морозов не обещается. Ничего не сделается твоим лесным птицам.       Александра только вздохнула.       — Я пообещала Лаириэль, что мы придём на городские гуляния, но знаешь, — сказала она, — мне бывает до жути совестно развлекаться на праздниках, когда мама сидит взаперти. Как думаешь, она на свежем воздухе-то хоть гуляет?       — Думаю, это в лечебнице обязательно.       — Хорошо, если так. Но всё-таки нечестно, что нам хорошо, когда ей так плохо… Алексей недовольно цыкнул.       — Не много ли ты на себя берёшь? Думаешь, если мы не будем позволять себе веселиться, Марине станет легче? — спросил он. — Не надо вешать на себя несуществующую вину. Позволь себе жить спокойно, у нас и без того забот хватает… Я вот если не буду давать себе время развлечься, просто свихнусь.       — Прости, — тихо сказала Александра, не поднимая глаз на брата и нервно вертя в руках холодный бугристый апельсин. — Я не пыталась приуменьшить твои проблемы. Я очень переживаю и за тебя тоже, и за Дмитрия. Кстати, — она встрепенулась, — сегодня же суббота. Думаешь, Грегор придёт?

***

      Тем временем Грегор уже был в пути.       Он приехал в город ещё засветло, успев погрузиться в эту прелестную атмосферу грядущего праздника на торговой улице, полюбовался на украшенные витрины, кое-что купил. Сегодня он никуда не торопился, потому из центра домой пошёл пешком.       Над рекой почти в самом районе особняков было такое место на возвышенности, откуда просматривался и Старый Город с его узкими старинными улочками, башнями двух соборов и помпезными жилыми домами высотой все пять этажей вдоль набережной, и довольно уединённые места: улицы-террасы, сады, что взбирались с холма на холм. Дом Агаты был где-то там на западе, где всё утопало в золотом и розовом свете воздушной перспективы. Над Геленбургом же уже нависла ночь. Как ни хорош был городской пейзаж там, куда предстояло идти, Грегор стоял, прикованный взглядом к северо-восточному направлению, откуда явно веяло арктическим холодом. Сегодня был особенный день — самый короткий день в году, и, соответственно, эта ночь должна стать самой длинной. Это было его время. Время мёртвых.       Люди проводят зимние праздники в кругу семьи. Даже одиноким есть куда пойти в самоё тёмное время, ведь для них всегда открыты двери друзей. В самые лютые морозы люди дарят друг другу больше всего любви и тепла. Грегор поправил под мышкой бумажный свёрток и натянул шарф до самого носа. Его сердце сжали холодные пальцы неуверенности. Ему стало совестно даже за то, что он так сильно хотел повидать Агату. Будто он хотел совершить то, на что не имел права. Будто там было не его место, и он это знал в глубине души, но всё пытался обманывать себя. Так на него действовало зимнее солнцестояние. С октября по конец декабря — во время правления самых тёмных Богов, его покровителей — он был скорее мёртв, чем жив. Его сердце отвергало всю ту трепетную любовь, что он в нём лелеял, как нечто инородное. Он мог бы уйти, как делал раньше. Попытаться снова жить отшельником. Он представил себя в месте, наиболее подходящем такому, как он. Это было то заснеженное поле, которое лежит где-то там, за городом, и над ним уже раскинулась ночь и эта арктическая туча. Только чёрное небо, мгла и белая пустыня. Покой, тихий свист ветра. И никаких чувств, причиняющих боль. Свист ветра…       Грегор поднял голову, прислушиваясь и осматриваясь. Ветра не было. Травинки, припорошенные снегом, стояли, не шелохнувшись. Он слышал ветер в Воротах. Будто кто-то настежь распахнул их.       Грегор усмехнулся и с сомнением потряс головой. Нет, он уже пожил затворником, ничем, кроме упаднического сосредоточения на самом себе и, чёрт возьми, казни на костре, это для него не закончилось. Мастер объяснил, в чём он был не прав. Силы смерти вовсе не обрекают на одиночество. На одиночество обрекаешь себя сам. Можно позволить себе хоть немного счастья, даже если кажется, что ты его не достоин.       А из Ворот всегда тянуло сквозняком, особенно в такое время года.

***

      В прихожей он столкнулся с Дмитрием, застёгивающим пальто, и постарался спрятать за спину свой довольно увесистый бумажный пакет.       — Привет, — сказал Грегор.       Мальчик поднял глаза, несколько секунд проницательно смотрел на Грегора, который аж устыдился своего долгого отсутствия, и ответил:       — Бонжур.       Грегор подозрительно прищурился, потому что почуял какой-то особенный напор на слово «бон», и потрогал левую часть лица. Чары иллюзии, скрывающие от людей его дефект, всё ещё работали.       — Не пугай так, ничего же не видно!       Дмитрий поднял бровь.       — Никому, кроме тебя, малолетний гений! — огрызнулся Грегор. — Куда это ты, между прочим, собрался на ночь глядя?       — К приятелю. Готовимся к олимпиаде по математике.       — У тебя появились приятели?       — Соревнования командные, так что мне пришлось.       — И ты… не против?       — У меня очень сильные сокомандники. Честь работать с такими людьми.       — Ладно… — Грегор улыбнулся. Он уж было подумал, что парнишка заставил сверстников дружить с собой силой. — Рад за тебя. Я останусь до завтра, так что займёмся чем-нибудь. Если у тебя время будет, конечно.       — Я втисну тебя в своё расписание, — безэмоционально ответил Дмитрий, обматываясь шарфом, но по мысленному посылу Грегор понял, что это была шутка. Тут Дмитрий немного нахмурился.       — Сегодня весь день у меня было такое чувство, будто что-то должно случиться, — сказал он. — Агата уронила нож, и он воткнулся в пол. Хорошо, что это оказался всего лишь ты!

***

      Когда Грегор вошёл в ароматную, мягко освещённую кухню, Агата, стоя у плиты, порывисто обернулась и рассмеялась.       На ней было новое богатого оттенка тёмно-зелёное платье. Оно прошелестело подолом, и на мгновение Грегор увидел её обтянутые чёрными чулками тонкие лодыжки над изящными замшевыми туфлями. Её щёки горели и казались горячими, губы были яркого ягодного цвета. Его сердце дало трещину и разбилось, будто на нём треснула ледяная скорлупа. Благодаря этому льду он так редко вспоминал об Агате, мог заставить себя не навещать её дом почти целый месяц, чтобы поскорее расквитаться с работой, но стоило увидеть её, и он снова стал живым.       — Извини! — воскликнула Агата. — Я варю глинтвейн и уже попробовала его! А что это у тебя в пакете?!       Она распахнула глаза и быстро подошла ближе.       — Ах, Гриша, только не говори, что…       — Да я купил немного гостинцев детям. Тут шоколадные конфеты.       Агата запрокинула голову и обречённо рассмеялась.       — Ну, я так и знала. Им тётка прислала посылку со сладкими подарками, и я ведь тоже купила конфет! Бог ты мой… — Она вытащила свёртки из пакета. — Да тут шоколада килограмма на полтора! Не слишком ли объёмными получаются в этом году сладкие подарки?       — Можно подумать, конфет бывает много! — отозвался Грегор.       — У Александры вся мордаха прыщами пойдёт, если она получит доступ к такому количеству сладкого за раз, — резонно возразила Агата. — Ох, ну и дела… Впрочем, беда невелика. Так или иначе я каждый год жертвую в пользу благотворительной ёлки. Нынче часть отдам шоколадом. — Она улыбнулась. — Ты с мороза… Хочешь горячего вина?       Он кивнул и, почему-то смутившись, сел за стол, не зная, куда девать руки.       — А запах-то идёт! — Агата поставила перед Грегором высокий керамический стакан и снова заглянула в свёрток из хрустящей коричневой бумаги. — Холодная бумага и холодный шоколад так сильно пахнут, если занести в тепло. Так и хочется откусить кусочек.       — Кто нам запретит съесть по парочке конфет?       — Нет. Эти мы спрячем до поры. — Агата убрала свёрток в кухонный ящик и взяла в руки свой стакан. Вид у неё стал такой, будто она затевает каверзу. — Пойдём ко мне. У меня в комнате есть твои любимые, вишня в шоколаде.       — С коньяком?       Агата закусила нижнюю губу и кивнула.

***

      Грегор закинул на угли несколько поленьев, и они мгновенно разгорелись от одного его взгляда. Огонь в печке в комнате Агаты мерно загудел. Агата придвинула ближе низенький столик, села рядом и положила на расстеленный перед печкой плед точно такой же бумажный пакет из кондитерской.       — Расскажи, как твои дела, господин волшебник? — спросила она, запуская руку в пакет. — Будет ли его светлость звать гостей на праздники? Рождество ты встречаешь с нами или у него дома?       — Ох, сколько вопросов! — рассмеялся Грегор. — Я бы хотел быть с вами, если честно… У Рэнделла дома… иногда бывает тягостно. А новогодние праздники — это для меня очень важно.       — Тебе нравятся Новый Год и Рождество?       — Да. Обожаю сезонные праздники! Они не просто так стали частью человеческой культуры — они очень важны. С эзотерической точки зрения даже цивилизованный светский праздник — это жертвоприношение. Люди делятся друг с другом своей энергией, своей любовью. В итоге каждый получает куда больше, чем отдал. Это даёт силы жить дальше… Потому что жизнь она такая. Никогда не знаешь, когда начнётся чёрная полоса.       «Как же много я болтаю!», — подумал Грегор и отпил едва ли не половину налитого глинтвейна. Ему попалась гвоздичка, её пришлось выплюнуть назад в стакан.       — Ты поставила ёлку в гостиной, — сказал он.       — Да! Ещё увидишь её. Никаких орехов и карамели на ветках, иначе её уже давно бы раздели, только стеклянные шары.       — Я сразу почувствовал, как вошёл… Такой сладкий запах.       Агата улыбнулась, видя его улыбку.       — Мне тоже нравится, — сказала она. — Говорят, это полезно.       — Когда я был ребёнком, мы ставили ёлку каждое Рождество. Этот запах… не хвои — хвоя сама по себе такая, кислая на вкус, — это запах смолы, разогретой теплом дома. Как в детстве. Мама как раз-таки вешала угощения на ветки: конфеты и карамель. Весь год мы копили разноцветную упаковочную бумагу, а потом делали из неё гирлянды в виде цепочек.       — Много детей было у твоих родителей? — спросила Агата. Она так давно его знала, и знала о нём так мало. Сейчас он немного раскрылся, и Агата тихо замерла.       — У меня было шестеро старших братьев и одна младшая сестра.       — Ого, большая семья!       Грегор улыбнулся и опустил глаза.       — Я не знал их слишком хорошо. Некоторые мои братья были уже студентами, когда я родился. А детские отношения едва ли можно назвать настоящей дружбой, но… я очень любил свою сестру. Только для неё я был старшим. Это было очень давно!.. — Как бы ставя точку, Грегор отпил из стакана и начал рассматривать плавающую там дольку яблока.       — Вот, мне повезло! — Агата показала яркую красную обёртку. — Теперь и тебе найду… Держи.       Он развернул и раскусил протянутую ему вишню в шоколаде. Её корпус легко поддался с полым мягким звуком, и язык коротко обожгло коньяком.       — Боги всемогущие, как же я люблю горький шоколад… — проговорил Грегор.       В последнее время, главным образом из-за тесного общения с Рэнделлом, чувство вкуса у него было обострено. Это было переживание почти эротическое. Он мельком поглядел на Агату с благодарностью за её деликатность и чуткость. Свет огня мягко ласкал её щёку и её каштановые волосы, уложенные сегодня так, что локоны обрамляли лицо, но не скрывали серьги с тёмными, загадочно мерцающими камнями. Сегодня она была такая новогодняя, но пахло от неё летом.       — Агата…       — Что?       — Ничего… Я люблю твоё имя. Оно тебе подходит. Ты как драгоценный камень, столько граней в тебе. Сколько бы раз я на тебя ни посмотрел, ты всегда новая и прекрасна по-новому.       Она сняла с его губ крошку шоколада, положила себе в рот, и та в ту же секунду растаяла у Грегора на языке. Чародей сам потянулся к Агате, а она не отпрянула. Поцелуй этот был как шоколад, как сама жизнь, горький и сладкий. Грегор забылся на мгновение, он всё тянулся к ней с жадностью оголодавшего, от того, как доверчиво она замирала, у него перехватывало дыхание. С жестом какого-то животного, у которого могут забрать добычу, Грегор метнул взгляд в сторону и увидел зеркало. Комната, отражённая наоборот, освещалась мягким жёлтым светом, платье Агаты горело, как живой лесной мох, её кожа была такой белой и бархатистой даже на вид, и так ярко пылал румянец на щеках. И вплотную к её лицу прижимался оскаленными зубами голый череп. Грегор вздрогнул, увидев своё отражение. И отпрянул от Агаты так резко, что она потеряла равновесие и едва не упала.       — Извини, я… — Он отвернулся и коснулся левой щеки. Иллюзия работала, но не могла обмануть это зеркало. — Прости меня. Я не должен был!..       — Гриша, — слабо проговорила Агата, не в силах подняться. Она только робко протянула руку и тут же опустила её и упёрлась взглядом в пол.       Грегор вдруг понял, что неуверенность, что он сможет удерживать иллюзию, может заставить её и правда пропасть. В тоже время ему срочно потребовался свежий воздух. Он вышел и сам не понял, как добрался до кухни. Александра и Алексей там складывали мокрые варежки на печку.       — Привет, — сказала Александра. — Господи, ты чего такой бледный?!