Герои и Злодеи

      Демьян шёл скорым шагом по тёмной дороге. Пешие переходы были для него плёвым делом, он умел беречь дыхание и знал, что скоро нагонит хилого Грегора, который едва ли успел уйти далеко. Ночь стояла приятно свежая, ветер, медленно гнавший мягкие волны туч, холодил разгорячённую кожу и пах болотной сыростью, не затхлой, а навевающей на мысли о мягком мхе и крупной сладкой клюкве, которую собирают после первых ночных заморозков. Уже скоро.       Близкий к природе, он чувствовал, что недели через две благодатное оранжевое от тыкв и опавших листьев бабье лето закончится, и с севера ветра принесут первый снег. Всё заканчивается в свой срок, и лето, и любая жизнь. Может быть, сегодня, когда в иных племенах в жертву приносят животных и умирает Солнечный Бог, самое подходящее время, чтобы свести счёты с жизнью. Не позволить ли несчастному безумному леснику вздёрнуться в самом деле? Демьян усмехнулся, вспомнив, как загорелись глаза Грегора, и тот так и вскочил с места, поняв, что задумал Айзек. Грегру нужно было совершить этот подвиг — не дать человеку погубить себя. Хлебом не корми, дай сделать доброе дело! Демьян снисходительно смотрел на малахольное желание Грегора быть «хорошим», но в душе понимал его стремления.       Грешник, который во что бы то ни стало желает искупить свои преступления — что за идиллическая картина! За этот наивный идеализм Демьян одновременно презирал и любил бедолагу чародея. Любил, потому что Грегор был в своих стремлениях честным перед самим собой. Это не могло не вызывать уважения и даже умиления какого-то. Чародей вечно пытался вести себя покровительственно, корчил из себя то ли старшего брата, то ли папочку, хотя сам в душе был просто нашкодивший ребёнок, страшно желающий выслужится перед собственным учителем, или кто у него там был… Он сам нуждался в заботе. Демьян вздохнул. Как бы там ни было, Грегор был единственным человеком, которого Демьян считал равным себе и при этом был к нему привязан добрым чувством. Другими словами, Грегор был его единственным настоящим другом. На лесника плевать, а вот желание Грегора нужно удовлетворить. Куда он успел учесать так далеко, между прочим?       Демьян всматривался в дорогу впереди, но всё не видел человеческого силуэта. Впрочем, учитывая полностью чёрный наряд его друга-некроманта, разглядеть его в ночи всегда весьма проблематично. Он ещё прибавил шага. И тут, когда он поравнялся с чистым песчаным участком берега, он услышал тихий плеск, поглядел туда и замер на месте, как вкопанный.       И Грегор, и дружба, и Айзек с его кудрявым спаниельчиком, и весь белый свет отодвинулись куда-то к чёртовой матери на задний план, как и всегда, когда Демьян видел эту женщину. Это странное существо.       Река, в этом месте неширокая и закрытая от ветра высоким противоположным берегом, парила, как котёл с горячим варевом на морозе, и будто мерцала светом откуда-то из глубин. Розалинда стояла по колено в воде, в слоях тумана, как среди отрезов прозрачной ткани. Демьян бросил несколько быстрых мрачных взглядов по сторонам в поисках её свиты. Наверняка графская невеста прогуливается по обычаям своей далёкой призрачной страны верхом в сопровождении хотя бы той мерзкой девчонки, которая к ней всё время липнет, но он не увидел никого. Только такая же серая, как туман, лошадь виднелась очертаниями возле кустов ракиты. Внезапно Демьяну пришло в голову, уж не решилась ли она сбежать от своего жениха. Он весь задрожал, пронзённый этой мыслью.       Даже Рэнделл — уроженец ада — с его мрачной мистической властью не смог бы удержать сиду. Если бы захотела, она бы упорхнула как мотылёк. Просто растаяла бы в воздухе. И ему на какой-то миг страшно захотелось чтобы она в самом деле провалилась пропадом. Сегодня самое подходящее время, ночь, когда годовое колесо смещается. Если её больше не будет на этой земле, с ней уйдёт эта несносная боль и жажда, которая, кажется, выжигает душу. Чародеи не зря предупреждают людей не смотреть в глаза женщинам сидов. Если древние герои и могли уйти вместе с королевой фей в лучший мир, то для нынешнего простака-обывателя один взгляд обернётся бедой. Для музыкантов, художников, прочей богемной братии, и даже для вдохновлённых людей, занятых наукой, красота — источник силы, но слишком впечатлительные натуры не могут спокойно созерцать её. Если неизъяснимая прелесть восходов, затактов и нежная притягательность цветов вдруг сконцентрируются в одном объекте, сжатые, как вещество в ядре звезды, — вот, что такое женщина сидов. С ней ничего нельзя сделать. К ней нельзя прикоснуться. Хочется уловить её образ, сохранить в памяти, как хочется забрать с собой тот грандиозный закат или восход огромной медовой луны над крышами, но это так же тщетно, как попытки поймать солнечный зайчик. Когда смотришь на неё, вспоминаешь о всегда манящих, всегда таинственных далях на границе с горизонтом, но от осознания, что до горизонта невозможно добежать, не делается легче. Это не свобода продолжать путь к мечте вечно. Это — беспомощность. Чувство собственной ничтожности причиняет самую реальную боль. Демьяна доводило до бешенства одно только существование сиды. Она подпускала его так близко, но даже имени его не помнила. И точно так же, как мысль об её уходе обожгла его радостью секунду назад, та же мысль его испугала.       Вокруг Розалинды сейчас не вились ночные насекомые, обычно роящиеся столбами. Даже возле Демьяна за те полминуты, как он подошёл к берегу, скопились лесные светлячки, а возле неё не виднелось ни огонька.       — Леди Розалинда… — позвал он, охрипнув от волнения.       Она медленно обернулась и улыбнулась совсем непривычной улыбкой. На ней было платье, какое горожанки почитают нижним бельём, — оно оставляло обнажёнными руки и почти не скрывало груди. Вернее, грудь Розалинды была прекрасно видна через непрозрачный, но облегающий мокрый шёлк.       — О, и ты здесь, — сказала она, поводя плечом, — сегодня в лесу людно! Праздничная ночь не обещает быть тихой.       — Вы одна?       Она снова вздёрнула плечи, гладкие и белые как у мраморной статуи, и закатила глаза.       — Теперь нет, — сказала она, улыбаясь, и протянула руку. — Раздевайся и иди ко мне. Вода совсем тёплая.       Демьян долго смотрел в её глаза, тёмные в сумраке, и прислушивался, как её слова звенят и стихают у него в сознании. До того, как это станет больно, это было даже приятно. Он прислонился спиной к ветле и скрестил руки на груди.       — Думаю, это было бы не очень прилично с моей стороны, как ни крути, — сказал он, усмехаясь.       Она тоже засмеялась, запрокидывая голову и встряхивая своими роскошными каштановыми волосами. Никогда раньше он не видел её такой весёлой и игривой. Он любовался ею, ловя момент, и параллельно думал. Её острая, как лезвия, красота уже несколько закалила его. В душе со сладким чувством самоуничижения он истекал кровью, но всегда оставался способным соображать.       — Демьян, — позвала она ласково, и он вздрогнул. — Не будь таким насупленным и нервным, как твой друг-чародей. Если будешь пренебрегать мной, я могу подумать, что ты, как и он, предпочитаешь сильное мужское плечо нежному женскому телу. Оставь церемонии!       Розалинда медленно вышла на берег, нагнулась и скинула через голову своё мокрое платье, взмахнула волосами, и выпрямилась, сверкающая мягким сиянием в струях белёсого тумана.       Демьян, ступая как кошка, медленно пошёл в её раскрытые объятья.

***

      Грегор стоял по пояс в болотной трясине и не чувствовал под ногами дна. Только оттого, что масса была такая вязкая, он ещё не погрузился в неё с головой. Но он увязал. От таких приключений хмель из него как-то сразу повыветрился, Грегор начал соображать довольно ясно. И перспективы его были самые безрадостные, потому что, если кто-то бы захотел погубить его — чернокнижника, имеющего в запасе неопределённое количество ворованных жизней, ему следовало закопать такого чернокнижника живьём. И там, в гробу под двумя метрами земли он будет мучительно умирать раз за разом. Хорошей альтернативой такой темнице станет болотная топь. Грегор, неприятно холодея, осмотрелся по сторонам, ища какую-нибудь большую ветку, на которую можно опереться. Кругом рос только рогоз, стрелолист, да темнели моховые кочки. До твёрдого берега, впрочем, было не так далеко — метра полтора. По возможности сильно расставив руки, Грегор попытался продвинуться, и почти сразу понял, что двигается не столько вперёд, сколько вниз. Топь его засасывала. Он замер и запрокинул голову, тяжко дыша от усилий и нахлынувшего страха. Он столько раз умирал в одиночестве, но всё ещё не был готов к окончательной смерти! Наверное, потому, что он, всю жизнь изучавший Смерть, понятия не имел, что Она такое. Он не знал, что ждёт его за чертой. Да и утонуть один раз не страшно. Страшно подвергнуться этой пытке неизвестное количество раз. Так, оцепенев от бессилия, он медленно шёл на дно и пытался соображать до тех самых пор, пока не почувствовал боль. Там, внизу, болотная жижа была холодной, словно лёд, и промораживала до костей.       — Боль, — стиснув зубы начал шептать Грегор и всё повышал голос с каждым словом: — моя вечная спутница. Ты как истинная женщина — так давно я знаком с тобой, но каждое свидание по остроте ощущений как в первый раз!!! Боги, как же адски больно! Э-э-эй-ей-ей, есть здесь кто-нибудь?!..       Своими криками он только распугал болотных птиц и потревожил нескольких совсем прозрачных призраков. Он понимал, что шансы не велики, но надежда умирает последней. В сегодняшнюю ночь в лесу обещало быть неспокойно, да и Демьян мог услышать, если эти поганые девчонки не увели его слишком далеко от дороги. Мысль о Демьяне заставила сердце Грегора сжаться от страха. Что если он не придёт на помощь, потому что уже… Грегор отрицательно помотал головой.       Не стоит предаваться отчаянию! Парень настолько злобный, что его тяжело обидеть какой-то захудалой нечисти, он способен себя защитить. А зов некроманта кто-то должен услышать. Не живой, так мёртвый.       И через несколько мучительных минут Грегор уловил невдалеке человеческие шаги.       — Демьян! — крикнул он. — Это ты? Я здесь! Я, блин, в болото провалился!       Из темноты появился человеческий силуэт, и по комплекции Грегор понял, что это не Демьян. Это был молодой человек, насколько Грегор смог рассмотреть в темноте, в одежде мастерового. Он, сунув руки в карманы, встал на самой границе топи и стоял так, рассматривая чародея и не говоря ни слова.       — Эй, приятель, — сказал Грегор, — сделай божескую милость, вытащи меня.       — Здорово ты увяз, — проговорил незнакомец, наконец, — как это тебя угораздило?       — В хэллоуиновскую ночь лучше не доверять кому попало, — угрюмо ответил Грегор. — Две маленькие утопленницы решили надо мной подшутить… Доберусь я ещё до них!.. Слушай, дай-ка мне вон ту большую ветку.       Незнакомец присел на корточки, чтобы проще было смотреть увязшему в глаза.       — Нет, — сказал он.       Грегор помолчал, несколько озадаченный таким ответом.       — Почему? — спросил он.       — Потому что я хочу посмотреть, как ты утонешь.

***

      Демьян подошёл совсем близко к Розалинде. Он уже видел её прекрасные раскрытые в улыбке губы и сверкающие зелёные глаза. И когда руки обвили его шею, он выхватил нож и, если бы она не отпрянула быстро, как змея, пырнул бы её в живот.       — Не уйдёшь, сука! — прошипел он.       — Догадался всё-таки, гадёныш! — Болотная ведьма усмехнулась. — Ну и ладно. Я тебя и силой утащить под воду сумею!.. Оттого, что ты стал служить маркизу демонов, Кир только всё ходил и строил кислую мину. Представляю его бешенство, когда он узнает, что его сынка в услужение смогла заполучить я! Ха-ха-ха!       Демьян недобро сощурился и, чуть пригнувшись, выставил перед собой клинок.       — Не о том ты сейчас думаешь, — прошептал он. — За то, что ты посмела принять вид моей леди, я тебя, падаль вонючая, на перо посажу.       — Что за мерзкие выражансы? — Ведьма, прожигая Демьяна глазами, горящими, как светляки, пошевелила чёрными когтями длиной с хороший нож каждый. — Ты разговариваешь со Спиродэлой с Болота, невежда! Перед смертью не гневи меня, ведь с будущей хозяйкой говоришь.       Демьян плюнул на землю и уверенно пошёл на ведьму без всякой опаски, прикрывая корпус руками. От такой самоубийственной уверенности Спиродэла на миг смутилась, но тут же в ней проснулось раздражение. Чьим бы сыном мальчишка ни был, сам он не блещет ничем, кроме высокого роста и нахрапистости, а его грязный язык — уже достаточная причина, чтобы сгноить наглеца на самом дне топи.       Однако стальной нож вызывал у неё опасения.       Мальчишка не смог бы её зарезать. Но она уже столетия была мертва, столетия не грелась у печи и не ела хлеба, её кровь превратилась в болотную воду, оттого железо, помнящее жар горнила, жгло её призрачную кожу, как огонь. Заманить бы его в воду… С этим расчётом Спиродэла пятилась от уверенно наступающего мальчишки. В какой-то момент, решившись, она бросилась вперёд и полоснула перед собой когтями, но Демьян даже не попытался уйти в сторону. Она порезала ему рукав на предплечье, и тут же поняла, что совершила оплошность. Он схватил её за запястье и дёрнул на себя. Ведьма, извернувшись угрём, пропустила опасно сверкнувший нож мимо бока, но Демьян не выпустил её руки. Он со всей немаленькой силы дёрнул её снова и шарахнул спиной об дерево. У Спиродэлы дух вышибло от такого удара, хоть дышать ей было не обязательно, и тут, только потому что её повело в сторону, она снова едва не получила нож в живот.       Демьян вложил слишком много сил в этот выпад. Нож глубоко воткнулся в ивовый ствол, засев в коре, да ещё пальцы соскользнули с гарды на лезвие. Он сильно порезал руку, но оружия не выпустил. Он прекрасно понимал, что железо — его единственная защита от нечисти. Единственная. Окажись он безоружным, и Хозяйка Болота, имеющая в ночь Самайна почти ничем не ограниченную власть, заберёт его.       Раскачав, Демьян выдернул нож из коры. Спиродэле хватило заминки, чтобы подобраться и во второй раз полоснуть его когтями. Горло он прикрыл свободной рукой, но она смогла поднырнуть и шваркнуть его по корпусу, продрав тонкую рубашку. По животу к ремню брюк потекла кровь, тут же ставшая холодной. Демьян со злобным рыком метнулся следом за отпрыгнувшей ведьмой и сильно ударил её прямо в переносицу. В его скользком от крови кулаке всё ещё была зажата рукоять тяжёлого ножа, поэтому его и без того сильный удар получился сокрушительным.       Она упала, разбрызгивая тёмно-зелёную кровь, откатилась в сторону и вскочила, дико хохоча и скаля игольчатые зубы.       — Много ли силы надо, Демьян, чтобы ударить женщину?! — прокричала она. — Это так просто, правда? Но правда в том, что придётся отвечать за каждый раз, когда ты, щенок, распустил руки! Ха-ха-ха! Уж я-то тебя перевоспитаю. Буду тебе вместо мамочки, а то отец, видать, мало тебя драл, раз ты такой хамоватый вырос!       В ответ на это Демьян, замахнувшись, плеснул кровью с ладони прямо ей в лицо. Спиродэла испуганно выдохнула, замерла, и вдруг закричала так пронзительно, что, казалось, даже вода в реке всколыхнулась. Кровь закипела на её коже и пошла красным паром. Страшно воя, ведьма схватилась за невидящие глаза. Вода в реке забурлила, сотни и тысячи чёрных рыбьих спин, а, может быть, странных тёмных тел поднялись из неё, из прибрежных камышей, из земли. Ведьма вознеслась над берегом в вихре холодного ветра, и бледные духи мерцающими огнями окружили её. Демьян затравленно огляделся по сторонам. Он был окружён шорохами, пощёлкиванием и перешёптыванием, что совсем не походили на природный шум во время бури.       — Где он?! — прокричала ведьма. — Подайте сюда проклятого мальчишку, принесите мне его потроха!       Мальчишка был отважен, но потроха свои ценил очень высоко, оттого всегда знал, когда следует отступить. Он бросился бежать, и серая лошадь, что смирно стояла в кустах поодаль крикнула ему в след низким человеческим голосом:       — Куда?! Не уйдёшь!       За спиной он слышал смех, скрежет и топот.

***

      — Что ты имеешь ввиду? — проговорил Грегор, растерявшись от такого ответа.       — Что слышал, — сказал прохожий. — Я не стану тебя вытаскивать. Я хочу посмотреть, как ты утонешь в этой трясине.       — Какая тебе выгода, позволь узнать? — Грегор погрузился уже почти по грудь, и полуулыбочка на лице парня его нервировала. Но болтовнёй он неосознанно тянул время, потому что сквозь марево алкогольного тумана в крови начал что-то чувствовать. Холод болотной трясины, от которой ломило кости, трезвил как ничто другое хорошо, да и времени последнего глотка джина прошло уже порядочно. Он снова мог колдовать. — Какой смысл дать человеку погибнуть?! Между прочим, не посодействовать спасению, имея такую возможность, значит совершить убийство!       — Это сложный вопрос, — отвечал парень, поудобнее устраиваясь на корточках у бережка прямо напротив Грегора. — Знаешь, говорят, можно приобрести нечто необычайно важное, если увидишь смерть. Опыт, который закаляет характер. Я молод, — тут его голос стал странно бесцветным, из бодрого и нагловатого, перейдя в монотонный шёпот, — я не успел увидать, как человек умирает…       — О, — так же тихо и зловеще проговорил Грегор, глаза которого мягко засветились призрачным огнём. — Значит, ты не получил что-то? Что-то очень важное? Так?       — Да.       — И ты всё ещё хочешь это получить?       — О, да, приятель, — сказал парень, усмехнувшись, — сегодня я получу это от тебя.       — Сказано — сделано, — сказал некромант. — Держи.       И он протянул парню руку.       — Ты ведь этого хотел, — сказал он, — чтобы тебе дали руку помощи, когда это так было нужно. Ну, что замер? Я даю её тебе.       Даже в сумрачном свете неба, что клубилось тяжёлыми тучами, было видно, как парень побледнел. Он, не сводя напряжённого взгляда с ладони некроманта, медленно осел на колени, медленно протянул дрожащую руку, нагнувшись вперёд, и схватился за протянутую.       — Держись, не отпускай!.. — прорычал Грегор, совершая нечеловеческие усилия и вырываясь их объятий топи. — Чего ты смотришь, как баран на новые ворота, придурок?! Помоги! Встань и вытащи меня!       Со странным новым чувством в душе парень понял, что не может не повиноваться этому человеку. Что-то произошло и накрепко связало их. А когда человек этот с кряхтением выполз на твёрдый берег, весь покрытый чёрной грязью, парень понял, что теперь свободен.       — Ну, — сказал Грегор, с трудом поднимаясь и не чувствуя ног, — признаю, увиденное мной в твоих воспоминаниях было очень неприятно, тем более, что такая страшная участь грозила и мне. Мне жаль, что в своё время тебе пришлось испытать это… смерть от утопления в грязи — что может быть неприятнее?.. Ты хотел передать это проклятье мне, чтобы больше не скитаться по болоту, сделать с кем-то ещё то, что сделали с тобой… — Грегор вздохнул и с досадой выплюнул какой-то кусочек ряски, что попал на язык. — Тебе не посчастливилось и одновременно повезло встретить некроманта.       — И что это значит? — прошептал призрак, всё ещё сжимая чужую ладонь.       — Можешь идти на все четыре стороны.       Грегор выдернул руку из хватки, и в тот же миг призрак рассеялся всполохом мягкого голубоватого света. Свет подхватил ветер, и он угас где-то там — выше, чем верхушки самых высоких елей, выше облаков.

***

      Грегор, с трудом совершив эти шаги, опёрся о древесный ствол. После упокоения у него потемнело в глазах. Бродячее привидение, да ещё и привязанное к земле проклятьем? Кто бы мог подумать!       — Чтоб я ещё раз так нарезался!.. — пробормотал некромант и подышал на заледеневшую руку.       Едва он отдышался и хоть чуть-чуть отогрелся, как до него дошло, что в лесу ненормально шумно. Ветер был порывистым, и ветки трещали как во время настоящей бури… Что-то приближалось. Некромант встал, как вкопанный. Он не мог не чувствовать этого — огромная волна ужасной беснующейся природы двигалась на него из глубины леса. Это было похоже на оползень… Хотя, нет. Это было похоже на облаву. На Дикую Охоту.

***

      Парень выбежал на небольшую поляну у края топи, увидел чародея и вцепился в его рукав, будто утопающий за брошенный ему спасательный круг. Лицо у него было как обычно не слишком-то выражающее эмоции, но по кровоточащим царапинам на нём и по затравленному взгляду Грегор понял, что дело плохо. И через секунду ему пришлось в этом убедиться.       Полчища нечисти всех мастей высыпали на поляну. Это было зрелище удивительное и зловещее даже для Грегора, повидавшего всякое. Они казались ожившими частями леса: вывороченные из топи скользкие чёрные коряги вдруг обрели способность ходить, как чудовищные палочники; покрытые зелёным мхом скелеты и мумифицированные в торфе покойники из незапамятной древности смотрели на живых с насмешкой и завистью, скаля жёлтые зубы, полулюди полуптицы били исполинскими крыльями, жутко и радостно хохоча, и келпи — голодные до человечины водяные кони с белёсыми глазами и водорослями в гривах, и русалки-утопленницы, кикиморы с птичьими лапами вместо рук, и кого там только не было.       Все тёмные твари по зову Болотной Ведьмы выбрались под осеннее небо в эту праздничную ночь. Она и возглавляла всю эту ужасную кодлу, и её сопровождали две уже знакомые Грегору девчонки, парящие рядом с матерью, как прозрачные медузы, и отвратительно гогочущие. В глазах некроманта она не была похожа на ту красивую рослую женщину — когда-то молодую ведьму, пропавшую в болоте, — которая пыталась нежностью и хитростью утопить его друга. Грегор видел нечто большее, нечто, что в себе до некоторых пор не видела даже она сама. Сегодня новолуние выпало на ночь Самайна, и двум самонадеянным простакам не посчастливилось встретить её — Старуху, Мать всех болот. Почтение перед воплощением Богини столкнулось в душе Грегора с упрямством и злостью. Нет уж! Если бы он так уж сильно почитал Богов, то не стал бы якшаться с демонами. И сегодня у него никто ничего не заберёт: ни его жизнь, ни, тем более, жизнь дорогого ему человека.       Грегор повёл рукой, зажигая на земле кольцо голубоватого огня. Оно получилось не слишком широким, но нечисть остановило. Все они сгрудились кругом, напирая друг на друга и испуганно повизгивая, когда чей-то извивающийся хвост случайно касался горячих углей.       — Ну привет, голубки, — кривляясь, пропела одна из мёртвых девчонок. — Ха-ха-ха! Ты глянь, как пацан вцепился в колдуна! Знает, хитрый гадёныш, за чью спину прятаться!       — Ничего, доченька, — прошептала Мать, и её шёпот был громче свиста ветра и гомона нечисти, и чёрные когти шевелились в предвкушении. — Чернокнижник имеет власть над мёртвыми, но есть на свете вещи сильнее его нечестивой власти. Эта ночь принадлежит нам — тем, кто живёт под порогом! Сами Боги разрешили неприкаянным забирать нечестивцев, попирающих законы! По праву равновесия, мы сегодня — карающая длань для вас! Кто бродит по тёмному лесу ночами. Кто собирает траву на могилах. Кто проливает невинную кровь.       И ей отвечал многоголосый хор:       — Тот достанется нам! Тот достанется нам!       — Вы достанетесь нам! — прокричала девчонка. — Не только тебе наводить страху, чернокнижник. Ты ничем не лучше нас!       — Вы двое даже хуже… — вторила её сестра.       Демьян осмотрел землю под ногами, но, не найдя подходящего камня, чтоб швырнуть в утопленницу, сунул руку в карман.       — Заткись, падлюка! — прошипел он и замахнулся. В его кулаке блеснуло что-то светлое и тёплое, отчего сердце Грегора вдруг испуганно пропустило удар, как от холода электрического тока.       — Стой! — крикнул он, подчиняясь наитию. — Что это?       Он схватил Демьяна за запястье и заставил разжать кулак. На окровавленной ладони лежал жёлудь. Даже сквозь тёмную кровь он светился мягким золотистым светом.       — Я выиграл его… кажется, — сказал Демьян.       — Грегор, — прошептала Мать, — вернись ко мне. Ты помнишь покой смерти? Тебе было так хорошо!.. Нельзя вечно бегать от того, что естественно, как закаты и рассветы, настанет время и всё неизбежно распадётся на воду и прах в моём великом котле. Зря ты вырвался из его недр сегодня. Мог бы уже быть свободным. Ты мог бы отдохнуть.       Грегор, не обращая внимания на голос, внимательно всмотрелся в жёлудь. Он был полон энергии, настолько чуждой сути некроманта, что у него волосы встали дыбом, как шерсть на горбу испуганной кошки. Жёлудь был сорван со священного дуба, откуда-то из заповедных рощ. В этот дуб когда-то ударила молния. Говорят, все тёмные твари боятся самого чистого огня во вселенной — небесного огня. Об Илие Пророке, гоняющем чертей на грохочущей колеснице, и сейчас можно услышать в каждом селе. Грегор был склонен верить в эти домыслы, ибо сам не боялся ни одного природного явления так сильно, как грозы. От этих звуков демоны, накрепко пришитые заклинаниями к его телу, пытались скрыться в преисподней, причиняя ему сильную боль. От звуков грома и от этих ярких стрел — молний Индры — нечисть пряталась под землю с мая месяца и по сегодняшнюю ночь. Хоть всё естество противилось этому, но вызвать на себя гнев небес для Грегора было не так уж сложно.       — Не слишком ли рано вы вышли погулять из своей топи, госпожа Болотная Ведьма? — прошептал Грегор, и по его стиснутому кулаку проскочило несколько ярких электрических змеек. Он вытянул руку вверх, как громоотвод.       — Если я не ношу Ключи, — прокричал Грегор оскорбительно тыча указательным пальцем прямо в клубящееся чёрными тучами небо, — если я не открывал могилы, если я не вор чужих душ — грешник из грешников — пусть небесный огонь тотчас же не поразит меня!       И тучи над лесом осветились изнутри фиолетовыми всполохами.       — Что?! — испуганно выдохнула ведьма, услышав ворчание грома, и затравленно заозиралась. — Быть этого не может! Где это видано, чтоб гроза случилась в конце октября?!       В этот миг всё кругом залил ослепительный и беспощадный свет. Нечисть с воем ужаса бросилась бежать кто куда — кто в воду, кто под землю. Одна дуга молнии расколола высоченную ель, оставив сердцевину дерева пылать углями, другая ударила в Грегора.

***

      Когда Демьян снова смог видеть, он обнаружил себя стоящим на коленях. Всё кругом усеивали белые щепки. Некромант лежал навзничь, и от его тела курился пар. Поляна была пуста, будто никого на ней и не было минуту назад, только угли шипели в стволе поваленной ели, да сердито выл ветер.       Демьян осторожно коснулся плеча чародея.       — Эй. Ты умер?       Грегор застонал и медленно поднялся сначала на колени. Он посмотрел на свою руку. И рукав пальто и рукава нижней одежды разорвало в клочья до самого локтя. По коже предплечья змеились тёмные линии ожога, образуя странный и сложный рисунок, похожий на морозный узор.       — Я не умер, — сказал Грегор, заворожённо глядя на оставшийся след.       — Ага, да я вижу теперь. — Демьян не понял, что чародей имеет в виду.       — Мне повезло. Заряд прошёл через тело и ушёл в землю. Бывает же такое!       — Клянусь, я на миг увидел все твои кости.       — Красиво, наверное?.. Хотел бы я, знаешь ли, увидеть все твои кости.       Демьян с досадой пихнул его в плечо так, что Грегор едва снова не повалился.       — Хотел бы я отрезать твой поганый язык и сделать из него брелок для ключей! — прорычал Демьян. — Боги!.. Вот тебе и спасение утопающих — чуть сами не подохли на хрен!       Грегор нервно рассмеялся. Заразившись этим смехом Демьян, быстро отошедший от вспышки злости, расхохотался тоже.       — Ай, эта сука мне бочину разодрала, — проговорил он, осторожно трогая заскорузлую от крови рубашку. Ткань прилипла к царапинам, и от смеха ему стало больно. — Да ещё и порезы всё кровят.       — Надо перевязать.       — О себе позаботься! — Демьян попытался обмотать ладонь носовым платком, но не смог. Руки и него так тряслись, что не слушались.       Грегор подошёл ближе и просто смотрел на это. Первым порывом было помочь ему, но вдруг Грегор вспомнил, что позволил себе, когда та мелкая нежить одурачила его совсем недавно, приняв вид мальчишки. Ему стало невыносимо стыдно.       — Ты так? — выдавил он из себя, преодолевая неловкость.       — Я испугался до усрачки! — сказал Демьян, нервной рукой стиснув своё запястье. — Она… Зря мы сунулись в лес в такое время, да ещё и в пьяном виде!       Грегор криво усмехнулся. Парень был как всегда прозорлив, но при этом наивен.       — Если бы она могла взять своё, поверь, мальчик, ничто бы её не остановило, — сказал некромант.       — Кто это был?       — Кто? Хм… Иногда люди после смерти становятся духами — стражниками местности. А духи в иные дни могут соединиться с теми силами, что принято называть Богами. Но, раз мы ушли от неё, значит это не спроста. У нас есть дело, помнишь? — Грегор осмотрел себя и недовольно одёрнул всё ещё влажное и грязное пальто.       — Идём! Теперь просто найти человека не кажется таким уж сложным, не правда ли?       Теперь, когда он ещё не совсем оправился после череды таких странных и стремительных событий, ему вдруг стало кристально ясно, что он своими малыми силами пытается помешать тому, что уже давно предопределено. Что сейчас в этом лесу, ставшем призрачным, действуют какие-то воистину вселенские силы. Но отступать он не собирался. Он часто принимал скоропалительные решения, но о хороших своих порывах Грегор никогда не жалел. Теперь он здесь, чтобы помешать человеку совершить тяжёлое преступление, и даже если всё предопределено, это не значит, что только и остаётся, что сидеть сиднем. Он знал, что Боги, когда желают что-то сделать, совершают это руками людей.

***

      Себастьян, как и предполагал чародей, нашёл своего друга Айзека первым. Уж звериный нюх вывел ли его на след или Себастьян шёл по зову сердца, неясно. Он нашёл Айзека, и тот встретил его очень встревоженным взглядом. Погода ужасно испортилась, и в скрипе ветвей, вое ветра и грохоте внезапного грома оба они — и лесничий, и егерь — различили нечто, что опытный слух не спутает с другим шумом — два ружейных выстрела.       — Ты что здесь забыл в такую пору? — спросил Айзек, беря Себастьяна за рукав и заставляя глубже встать в заросли боярышника.       — Тебя ищу, — бросил Себастьян. — Ты слышал стрельбу? Сейчас, вот буквально минуты две назад?       Услышав первую брошенную фразу, Айзек нахмурился и опустил глаза с таким странным потерянным выражением на лице, что Себастьян ужаснулся. Боже! Малахольный волшебник Волховский оказался прав в своих подозрениях!.. Но что могло заставить доброго христианина, пусть и лютеранина, покуситься на собственную жизнь? Впрочем, это можно выяснить позднее. Завтра же Себастьян возьмёт его за грудки и заставит выложить всё, что тревожит, объяснить, что всё-таки случилось… Расскажет всё, что случилось с ним самим и почему пришлось отдалиться от друга. Айзек всегда был хорошим человеком, он сможет понять, иначе зачем вообще нужны друзья? Слава Богу, сейчас его планы сорваны. Кто-то посторонний стрелял на территории лесничества. По всему видать, тот, кто решился на самоубийство не преминет в последний раз выполнить свою опасную для жизни работу.       Двое мужчин внимательно вслушивались в звуки леса. Трезор тоже слушал, приподняв уши, стоя шагах в десяти поодаль на еле заметной тропе. При появлении Себастьяна от отбежал в сторону, опасливо ворча, но, будучи умным псом, натасканным на охоту, громко лаять без команды не стал. Он понимал, что сейчас они на работе. Вдруг он обернулся и тихо настороженно гавкнул в ответ на какой-то неслышный людям далёкий звук.       — Тихо, Трезор, — сказал Айзек.       Но Себастьян тоже услышал это. Человеческие голоса. Они раздавались где-то позади.

***

      — Пойдём-ка, пройдём немного вперёд, — тихо сказал Айзек. — Пропустим их мимо и поглядим кто это и куда направляются.       Себастьян молча кивнул и бесшумно двинулся по тропе. Они прошли метров пятьдесят, и Себастьян понял, что чувство направления его не обмануло. Впереди светлела опушка. В какой-то миг порыв ветра бросил в лицо шедшему впереди Себастьяну запахи. Резкие запахи пороха, человека и крови. Что-то шевельнулось в нём. Что-то, чего он боялся, но, в тайне от себя, любил. Он несколько раз глубоко вдохнул холодный ноябрьский ветер, чтобы зверь внутри успокоился. Невыносимо хотелось просто сбросить с себя это неповоротливое человеческое тело и бежать, бежать, не разбирая дороги, просто упиваться свободой, ночью и силой, но… Он вышел из-за деревьев, забыв об осторожности. Там под большим, чуть в стороне стоящим дубом, рядом с тушей крупного благородного оленя на коленях стоял человек. Трезор зарычал, и человек немедленно вскочил на ноги, бросил нож, которым потрошил оленя, и схватился за ружьё.       — Проклятье, — пробормотал он, — лесничие!       Себастьян нёс своё ружьё в руке, а Айзек спустил с плеча охотничий арбалет, который, впрочем, в такой ситуации оружием обороны считаться не мог — натянуть тугую тетиву и быстро перезарядить его было не так-то просто. Браконьер качнул двустволкой и приказал:       — Ты, дылда! А ну-ка брось.       Себастьян отбросил ружьё и показал пустые руки. Незнакомец, не опуская оружия, несколько раз свистнул в два пальца. Получилось это громко и пронзительно, и это определённо был какой-то привычный ему условный сигнал. В лесу и очень близко прозвучал ответный свист, прорывающийся даже через шум беспокойного ветра. Скоро на поляну вышло трое рослых мужчин, все вооружены, при чём один из них — обрезом. На кой чёрт браконьеру понадобилось спиливать стволы у охотничьего ружья?! Да на тот, подумал Себастьян, что так его очень удобно прятать и в седельную сумку, не привлекая внимания егерей, и под одежду, когда встречаешь на дороге далеко от жилья какого-нибудь горожанина. Это были не браконьеры, а разбойники.       — У, Верд, — сказал один, обращаясь к тому, что убил оленя, — тебе, как обычно, везёт, как покойнику.       Тот недовольно дёрнул головой и нахмурился.       — Чего делать-то с ними будем? — спросил он.       — Может, штраф с нас возьмёте и отпустите с миром? — посмеиваясь, сказал первый. Кривая улыбка, застывшая на его лице, доброй не была. Себастьяну хватало света от сумрачного неба, чтобы рассмотреть его. Он глядел куда-то в даль с таким почти мечтательным выражением, будто видел больше прочих. Вдруг взгляд его пал на Трезора, который при появлении незнакомцев залился лаем и, уже не в силах стоять на месте, начал носиться кругом, продолжая злобно гавкать. Напасть на незнакомцев он не решался, но и сбежать от хозяина не мог.       — Чёртова псина… — негромко проговорил разбойник.       Неприятно было стоять и ждать, когда твоей судьбой распорядятся. Себастьян попытался поймать взгляд стоявшего рядом Айзека, но главарь, тот, что злобно зыркнул на собаку, тут же заметил это.       Он сделал знак двоим другим окружить егерей. Тычками в спину их заставили пройти ближе к дереву и обыскали. Отняли ножи, патроны и деньги. Верд взвесил в руке тяжёлый арбалет Айзека и, состроив понимающую мину, бережно положил его и связку болтов рядом со своим ягдташем.       — Давай отпустим их, Леон, — сказал он, — пускай катятся к чёртовой матери.       — Ага, хочешь, чтобы всё геленбургское лесничество заодно с полицией на нас сегодня же облаву устроило, тупой ты сукин сын?       — Темно, как в погребе, они и лиц-то наших не разглядели, — продолжил Верд. В его делано-пренебрежительном тоне читалась скрытое подавленное раздражение. — Лошади недалеко, а этим ребятам до ближайшей заимки час пешего ходу. Нас будет не найти. — Он усмехнулся, уже вполне искреннее. — Я три месяца как охочусь в геленбургских угодьях, и местные увальни меня даже ни разу не видели, не то, что не поймали!       — Заткнись, Верджил, — веско проговорил главарь и улыбка сползла с лица Верда, сменившись тяжёлым взглядом. — Во-первых, твоя беспечность угрожает всем нам. Во-вторых, я на твоём месте не стал бы хвалиться своими подвигами при уважаемых представителях закона. Да, ребята? — Леон посмотрел на Себастьяна. — Теперь вы знаете, что этот недоумок — настоящий браконьер. Знаете наши имена и сколько нас. Как теперь вас отпустишь?       Он, стоя всего в нескольких шагах, небрежным жестом направил обрез на Себастьяна и у того подкосились колени так ощутимо, что его качнуло. Чувства — злость, страх, взвинченность, вина и желание во что бы то ни стало выйти из этой неприятной переделки и поговорить с Айзеком — всё это смялось в какой-то комок в груди и теперь буквально распирало его изнутри. Но в то же время эти горячие чувства медленно, но верно накрывало странной пеленой. Это было не отстранение. Это было похоже на потерю связи с собственным разумом… как уже не раз бывало. Лай спаниеля не делал лучше. Лай собаки. Он, громкий, полный паники и злобы, раз за разом бил по слуху и сознанию, как молот по наковальне. Себастьян быстро часто задышал и схватился за грудь.       Увидев такую реакцию, Леон презрительно фыркнул и усмехнулся.       — Мужик, не обделайся со страху, — сказал он. — Но я тебя понимаю. Умирать никому не хочется.       — Слушай, отпусти… — тихо начал Себастьян, пытаясь сказать, чтобы он отпустил хотя бы Айзека с его псом. О себе Себастьян мог позаботиться. Лишь бы увести этих двоих.       Леон расхохотался с какими-то горькими нотами в голосе.       — Кончай, — грубо бросил ему Верд. — Ещё тушу разделывать и тащиться до лагеря. Хорошо бы хоть под утро немного поспать.       — Это точно, — тихо согласился разбойник у Себастьяна за спиной.       — Днём отоспитесь, бездельники! — рявкнул Леон повысив тон. — Наша профессия — ночное ремесло, или до вас всё ещё не дошло это? А? Что придётся не спать ночами, раз уж вышел на большую дорогу и, представь себе, господин Верджил, мразь ты сердобольная, марать руки. Каждого не отпустишь… — он, тихо прошептав последнее, снова вперил свой странный потерянный взгляд, блуждающий как бы по пустоте, в глаза Себастьяна. — Вот господа егеря догадались, что грабителя нужно ловить ночью, да? Вы ведь меня, ребята, искали?       — Я тебя не знаю, парень, — сказал Себастьян, понадеявшись честным тоном усыпить его осторожность, но сделал только хуже. Леон нахмурился и лицо у него как-то напряжённо дёрнулось.       — Как тебя звать, егерь? — спросил он.       — Хансон, — ответил Себастьян. Он всё пытался собраться с мыслями, сделать глубокий вздох и выразить свою мысль и просьбу одной фразой чётко и понятно, но мысли у него путались.       — Ты ведь хочешь жить, правда, господин Хансон? Я вижу, что хочешь. — Он подобрал собственный Себастьяна нож в чехле, вынул его и протянул рукоятью вперёд. — Держи. Некоторые думают, что я трус или сумасшедший, раз не позволяю каждому встречному-поперечному, кого ночь послала мне в руки, уйти. — Он помахал рукой, изображая порхание. — Но я не какой-то там жестокий безумец. Вот, смотрите, парни! Смотри, Верд! Ты можешь уйти, — сказал он Себастьяну, — если своей рукой убьёшь его. — И он указал на Айзека.       Себастьян взял протянутый нож машинально, из желания хоть как-то вооружиться.       — Да твою мать, Леон! — сказал Верд. — Тебе здесь что, драмтеатр?!       — Тихо, — не повышая голоса и не сводя с Себастьяна взгляда, проговорил главарь, подняв указательный палец. — Что скажешь? Настолько ты хочешь жить? Это твой коллега? Может быть, твой друг? Сможешь разменять его жизнь на свою? Сможешь оценить её дороже, так же, как вы цените жизнь егеря дороже жизни простого человека, которого нужда заставила взяться за топор и выйти на дорогу?       — Себастьян, — тихо сказал Айзек.       И Себастьян обернулся к нему.       — Сделай это, — сказал Айзек. — Если это поможет тебе спастись, то…       — А ну-ка заткнись, блаженный! — взревел Себастьян, которого сдерживаемой яростью вдруг обожгло, как кипятком. — Ты! — он обернулся к Леону. — Ты кем себя возомнил, ублюдок? Господом Богом? Решил представление тут под открытым небом поставить, как в старой, блядь, сказке? Слыхал и я эту сказочку про двух друзей и разбойников, да вот только заканчивается она очень плохо! — Говоря это, он удобнее перехватил в руке нож.       Трезор не выдержал нагнетания. Гнев в голосе хозяина заставил бедную собаку действовать, забыв об собственной маленькой жизни. С тем же злобным визгливым лаем он кинулся к Леону, намереваясь вцепиться в него, но получил сапогом в бок. Трезор взвизгнул, но не отступил. Он развернулся, чтобы прыгнуть на обидчика, но тут Леон направил на него ствол, и грянул выстрел. Трезора отбросило, он рухнул на жухлую листву на бок, и его лапы судорожно дёргались несколько мучительных мгновений. Когда он замер, Себастьян вдруг с удивлением заметил, какой он, оказывается, маленький. Как какая-то кучка ветоши. Как горсть коричневых палых листьев. От привычного, казалось бы, запаха пороха стало невозможно вдохнуть. Себастьян поднял глаза на Леона, и понял, что патрон во втором стволе предназначен ему.       Он увидел вспышку выстрела перед собой, но удар пришёлся в плечо. Мгновение спустя Себастьян понял, что Айзек оттолкнул его и получил заряд дроби прямо в голову. Там, где должно быть лицо, Себастьян увидел только пятно темноты, неотличимое от мрака леса за спиной Айзека. Потом Айзек упал.

***

      Нож выпал из руки Себастьяна. Он тяжело дышал, уже не соображая ничего, уже плохо чувствуя тело. Разбойник спокойно вынул стреляные гильзы, бросил их на землю, взял два новых патрона.       — Леон! — прозвучал взволнованный голос Верда. — Что-то не так! Парни!..       Он, мечась между зовом интуиции, что кричала ему убираться куда подальше прямо сейчас, и сомнениями, подскочил к Леону и дёрнул его за рукав.       И тут они оба увидели, как Себастьян превратился.       Это увидели и двое их подельников. Все бросились бежать. От нечеловеческого рёва, что издал оборотень, невозможно было не броситься в бегство — это диктовала самая животная природа. Но их ошибка оказалась в том, что все они побежали примерно в одном направлении. Человекоподобное чудовище двухметрового роста настигло людей в два прыжка. От волка оно унаследовало ужасное строение шейных позвонков, позволяющее отрывать огромные куски мяса от тел, используя принцип рычага, и ему уже приходилось убеждаться, что человеческая голова отрывается от тела так же несложно, если правильно ухватиться за шею зубами. Себастьян обезглавил одного, прыгнул, повалив, на другого и едва ли не пополам разорвал его, погрузив когти в беззащитную спину. Главаря разбойников он настиг так же быстро. Одного взмаха когтей оказалось достаточно, чтобы мгновенно выпустить человеку кишки. Верд замешкался. В какой-то миг ужасное желание, столь же непреодолимое, сколь гибельное, заставило его обернуться и это стало его ошибкой. Оборотень ударил его когтями по лицу.       Тут трансформация пошла дальше и завершилась. Себастьян рухнул на все четыре лапы, став волком невиданных размеров. Пытаясь выразить всё, что рвалось наружу, он издал пронзительный тоскливый вой и унёсся в чащу леса.

***

      — О, — тихо проговорил Грегор. — Мы опоздали.       Под дубом, что был назначен местом встречи, они нашли Айзека мёртвым. Демьян безразлично скользнул взглядом по его развороченному выстрелом лицу, но нахмурился, заметив убитую собаку.       — Проклятье, — тихо сказал он и со злости плюнул в траву. — Мы ничего бы и не смогли сделать!.. Вот ведь твари! Но, смотри-ка, Себастьян всё-таки нашёл их, а?       Он прошёл к окровавленному телу разбойника и небрежно пихнул его носком ботинка. Тут чуть в отдалении раздался стон.       Двое разбойников пережили гнев оборотня. Один из них был ранен и жив, как Грегор мгновенно определил, только пока что. Все его внутренности лежали на земле. Он ещё не истёк кровью только по собственному невезению и был едва в сознании. Другой сидел, привалившись спиной к дереву, и, тяжело дыша, зажимал рукой ужасную рану на лице. Осмотрев бледного доходягу с кишками наружу, Демьян, так же безразлично выдержав его мутный от боли взгляд, снял с пояса нож. Грегор, сам удивившись своим смешанным чувствам, поспешно отвернулся.       Демьян пожал плечами. С его точки зрения перерезать горло человеку, обречённому на долгую и мучительную смерть — было нормальным актом милосердия, но вот Грегор едва смог бы заставить себя убить кого-то так легко. По крайней мере теперь. Для парня не было никакой разницы между людьми и животными, хотя последних он жалел чуть больше за их беззащитность перед человеком.       — Как странно, — тихо сказал Грегор, когда парень вытер лезвие и спрятал нож, — хотели спасти человека, а в итоге… С другой стороны, мы хотели спасти хорошего человека, а эти ребята… Эй, — он повернулся к везучему парню, всё так же зажимающему рукой покалеченный глаз, — в какую сторону побежал оборотень? Очень бы не хотелось с ним пересечься.       Разбойник указал направление.       — Только бы, — с трудом проговорил он, — эта зверюга не вернулась сюда.       — А это возможно, — сказал волшебник. — Будем надеяться, что он не голодный, потому что, учитывая, сколько здесь…       Тут он замолк, вдруг увидев, что у покалеченного парня изменилось лицо, и единственный его уцелевший глаз прикован к чему-то за спиной Грегора. Тот быстро обернулся, готовясь обороняться от взбешённого дикого зверя, но увидел не оборотня. Он увидел что-то, что по началу не мог даже определить, но, когда этот образ облёкся для его магического зрения в понятную картинку, колени у чародея дрогнули и горло сжалось, заперев любые слова. Почтительное молчание легло на окровавленную поляну под ветвями древнего дуба. Демьян обернувшись, испуганно вздрогнул и широко раскрыл глаза. Он медленно опустился на колени и склонил голову, прижавшись лбом к земле — в йогических практиках такое молитвенное положение называется позой ребёнка. Однажды Грегор встретил в лесной чаще крошечного оленёнка — тот выскочил на человека случайно, опасно приблизившись. Едва поняв это, он лёг перед замершим чародеем в траву, пытаясь стать незаметным. Вот так и поступают люди, выросшие в лесу, когда встречают Богов.       Под деревом стоял Охотник. Грегор подумал о нём именно так, потому что в этом существе уже очень мало было от прежнего Айзека. Он казался несоизмеримо выше, больше, на него прямо сверху, будто поток воды, падал золотой солнечный луч, освещая его фигуру резким, но тёплым светом. Его глаза тоже мягко светились золотом, с лица, залеченного неизвестной силой, стекала кровь. Она была зелёной. Зелёной, как свежая сочная трава. От могучего присутствия Охотника каждый нерв и каждая вена в теле чародея пронизались гулом, как провода под напряжением; воздух стал плотным и насыщенным, как во время летнего зноя. Грегор уловил запах — густой аромат цветущей липы. Ему даже показалось на миг, что он слышит гудение пчёл. Это было необычайно тяжело, но, когда золотые глаза Айзека пересеклись с его, Грегор смог выдержать этот взгляд.       — Прощай, Айзек, — тихо прошептал чародей. — Ещё увидимся.       И луч солнца погас. Божество скрылось, оставив у корней дуба только пятно вдруг зазеленевшей посреди осени травы.

***

      На следующий день Грегор проснулся к обеду. Всё тело привычно болело, но на удивление он, искупавшись накануне в болоте, даже не схватил насморк. Из урона телу остались только ветвистые ожоги на руке, но отчего-то удар молнии вспомнился Грегору с улыбкой. Счастливый желудь спас от смерти. Кто бы мог подумать…       Он подошёл к окну. День был ясный и солнечный.

***

      В кухне он встретил Александру, обоих её братьев и Демьяна, выглядящего несколько сумрачно. Девочка и парни поздоровались приветливо, даже слишком как-то приветливо, и Александра тут же умчалась в кухню, подхихикивая. Демьян промолчал, только кивнув. С того самого момента, как они в последний раз увидели Айзека после его преображения, Демьян не проронил ни слова. Грегор знал по практике, что с людьми, увидевшими что-то странное, запретное или, как в их случае, обладающее колоссальной силой, порой случается немота от нервного потрясения. Демьян получил что-то вроде такого вот шока, но снимать с себя это впечатление волшебнику не давал, предпочитая перетерпеть. Он только махал рукой и играл бровями. Впрочем, мимика у него была богатая, когда он этого хотел, и его настроение легко читалось по лицу. Теперь он сидел, подперев лицо ладонью, хмурился, но чему-то со значением улыбался.       — Грегор, хочешь кофе? — крикнула Александра с кухни.       — О, — ответил чародей, интенсивно потирая всё ещё гудящую после тяжёлого сна голову, — спасибо, не отказался бы.       Она тут же вошла, неся гигантский кофейник и поднос с чашками.       Вслед за ней в столовую шагнула сияющая Агата в новом праздничном нежно-розовом платье и поставила на стол сияющий белизной торт. Все присутствующие уставились на Грегора. Он растерялся.       — С днём рождения, Грегор! — улыбаясь, сказала Агата.       Он посмотрел на торт. Это был классический «Чёрный лес», украшенный шоколадом и компотными вишнями, что сделали белые сливки розовыми за ночь в холоде. Точно такого же цвета был румянец на нежном лице совершенно счастливой Агаты.       — Это ведь сегодня? — спросил Алексей, озадаченный пустым взглядом Грегора и его молчанием. — Мы же ничего не перепутали? У тебя ведь первого ноября день рождения?       Грегор закрыл лицо руками.       — Да, — смог, наконец, сказать он, когда отнял ладони от горящего лица. — А я ведь совсем забыл про него, ребята.