Черное Солнце.Восхождение

«Я начал понимать, на что способны люди. Всякий, прошедший войну и не понявший, что люди творят зло подобно тому, как пчела производит мёд, — или слеп, или не в своём уме». Уильям Голдинг POV Стефана С дня казни дезертиров прошло двое суток. Как утверждал после этого Клаус: «Ты стал одним из нас, Стефан». Но я то был, то не был с ним согласен. Герда по-прежнему сидела в камере тюрьмы и «плевалась кислотой», крича, что я и Клаус — изменники и военные преступники. И из-за этого однажды при допросе Клаус её чуть не избил телефонной трубкой. А ведь и убить мог. Наступление Республики было остановлено, и республиканцы перешли к обороне, но мы были вынуждены оставить «Шишары» из-за нашего неблагоприятного стратегического положения на основном фронте. Лишь поэтому сейчас мы все готовились к спешному отступлению. — …Грузите быстрее! — кричал Штрассман на своих подчинённых, которые грузили папки и кипы бумаг Имперского Министерства народного просвещения в камуфляжно-белый «VW Engel» с брезентовой крышей. — Эти бумаги стоят дороже ваших шкур, черви! Я и Клаус стояли возле его чёрного штабного «Opel Kapitän» и готовились уже уезжать. В багажник были погружены два огромных чемодана: один — с вещами, а второй — с различным барахлом. — Что внутри? — спросил я брата, закутываясь в серую шинель. — И чё с Гердой делать будем? — Подарки жене, — ответил Клаус, подправляя свою железную маску. — А Герде я приказал переодеться в униформу адъютанта. Если она хочет остаться в живых, согласится. — Надеюсь, что… — хотел сказать я и тут же услышал голоса. — Пошла! — сказал Шут, таща за собой Герду, которая была одета в серое пальто Националистов. — Пошёл ты! Я и так в это шутовское вырядилась! — Это униформа вообще-то! — сказал я, когда они к нам подходили. — А мне чхать на это! — сказала Герда и сдула с лица свою русую прядку волос. — И чё теперь?! — Вот, — сказал Клаус, отправив жестом Шута прочь. — Я тебе исправил документы. И с этими словами он протянул Герде бумагу. — Герда Кристиан. Адъютант майора Клауса Альтмана. Что это всё значит?! — Ты довольна? — спросил я девушку. — Так теперь ты меня ещё и в Наци определил?! — крикнула Герда. — Да я тебя!… И с этими словами она чуть не кинулась на Клауса. — Стой! — сказал я. — Сейчас ты с нами уедешь отсюда и потом мы решим, что с тобой делать. — Да-да, — сказал Клаус и подправил свою железную маску, которая съехала на бок. — Пойми, я тебя люблю, Герда! — сказал я. — Я тебя тоже люблю, Стефан, — сказала Герда, — и вытерплю всё это только ради тебя. И с этими словами она гордо прошагала в автомобиль и села на заднее, кожаное, сидение. Спустя полчаса оставшийся гарнизон «Шишар» покинул крепость. Нам лежал путь на деревню Голашовице, где находилась 116-я танковая дивизия «Виндхунд», 13-я пехотная дивизия (моторизованная), 3-я горнострелковая дивизия и 11-я добровольческая танково-гренадерская дивизия СС «Нордланд», которая шла на защиту крепости как возможного стратегического опорного пункта. Планы «Гельб» и «Рот» уже в силе. *** Мы, а именно — пять грузовиков, нагружённых всяким барахлом и боеприпасами и в которых находились уставшие солдаты, и два штабных автомобиля, ехали уже три часа. Были и те, которым не хватило места в грузовиках, и они шли пешком по замёрзшей осенней распутице. Грязи на дорогах не было, это было плюсом. Все мы молчали. Я и Герда сидели на заднем сиденье, а Клаус — рядом с солдатом-водителем. Погода была, в целом, морозная. Дороги замёрзли и дышалось паром. Зима постепенно вступала в свои права, хотя было только двадцать первое ноября. — Зима близко, — сказал я. — Мы почти приехали, — сказал Клаус с переднего места. — Приедем, нужно будет устроить солдатам человеческие условия и найти нам отдельный дом для проживания. — Так и сколько мы там будем торчать? — спросила меня Герда. — Две недели, не более, — сказал Клаус. — Будем ждать поезда. И тут показался дорожный указатель, который гласил: «Голашовице». Мы прибыли в деревню. *** Сама деревня была полузаброшенная. Жителей почти не было. При виде наших солдат они убежали по домам. Таких полупустых или брошенных деревней и населённых пунктов в прифронтовой полосе было весьма много. Всех жителей, которые остались в деревне, согнали на улицу возле сельского клуба по приказу брата. Сами жители были весьма потрёпанны, голодны и грязны и явно испуганы происходящим. Всех их держали на прицеле пулемёта «Косторез». — С этого дня деревня вновь часть Великого Богемского Государства! — говорил Клаус с балкона деревенского клуба. — Кто в этом поселении представитель власти или полиции? И тут из толпы выступил седовласый старик, одетый в потрёпанное пальто. — Я староста, — сказал дед. — Расквартируй моих людей по домах! — приказал Клаус. — И чтоб по хорошим! — Слушаюсь, Герр Офицер! — Жители! — сказал Клаус.— Согласно указу, принятому начальником штаба верховного командования Вермахта и Национальной Армии Богемии «Об особой подсудности в районе Республики и особых полномочиях войск», с солдат и офицеров снимается ответственность за будущие преступления на освобождённых от немыслимой для современного человека тирании территориях Республики. Нам предписывают быть безжалостными, расстреливать на месте без суда и следствия всех, кто окажет хотя бы малейшее сопротивление или будет сочувствовать партизанам. Так что в ваших же интересах не создавать нам проблем. Так прошло два часа. Солдаты были расквартированы по домам местных жителей. Я, Клаус и Герда расположились в усадьбе местного помещика, которого убили республиканцы. Как сказал староста, поезд прибудет в конце недели и что в лесах прячутся отступившие республиканцы. *** Мы сидели в огромной зале местного бывшего дворянского поместья, которое было выбрано, как штаб, из-за размеров и местоположения. Сам зал был не электрифицирован, так что пришлось разжиться свечами. — Да уж, — сказал я, подкидывая поленьев в огонь, — застряли в этой дыре. — Война-войной, — сказал брат, проведя рукой по своей маске, которую он держал у себя в руках, и надел её обратно себе на лицо. Подойдя к старому роялю, он принялся наигрывать мотивчик из какой-то оперы. — Страшное это дело — война, — сказал я и уселся на диван. — Я с тобой согласен, — сказал Клаус. — Война — это место для всего. — Да, — кивнул я. — А где Герда? — Она закрылась в выделенной для себя комнате, — сказал мне Клаус. — Пытается не сломаться, но мы её сломаем. И с этими словами, захлопнув рояль, он покинул зал и направился к себе в кабинет. — Обязательно сломаем, — сказал я и, достав фляжку, отпил из неё. Я посмотрел на старинные часы с маятником. Было ровно шесть часов вечера. Я решил прогуляться по деревне, посмотреть на жизнь местных, но и проверить наших. Было просто интересно, как тут всё обстоит, и тому подобное. *** Голашовице были почти вымершей деревней. Изредка слышались оклики солдат, обращённые некоторым местным жителям. — Глушь, — пробормотал я, поправив свою армейскую кепи, и пошёл дальше по улицам деревни. При виде меня некоторые жители старались уступить мне дорогу. Было понятно, что они меня боятся, как и остальных наших. И тут я услышал крики: — Отдай курицу, вражина! — кричал старческий голос. — Согласно приказу, я вынужден конфисковать вашу курицу на нужды армии, — говорил немного быстрый и нервный голос. Когда я завернул за угол, мне предстала такая картина: солдат Националистов в сером мундире и в каске медика пытался отобрать жирную и кудахчущую курицу у старика, одетого в потрёпанный полушубок. Это был Шут. — Что здесь происходит? — спросил я у обоих сразу. —Герр Офицер, этот «солдатик» пытался забрать мой единственный источник еды! — сказал дед, указывая на Шута и явно чуть плача. — Капрал, потрудитесь объясниться! — Да я хотел одолжить у него эту курицу и… — пытался оправдаться солдат. — И потом вернуть с процентами? — спросил я, сложив руки на груди. — Сейчас идёшь туда, где ты расквартирован, и чтоб такое было первый и последний раз! — Но, сержант, — удивился Шут, — приказ же развязал нам руки. — Приказ послужил инструментом борьбы с партизанами Республики, а не с мирными гражданами нашей великой страны! Сейчас идёшь, туда где ты расквартирован, а завтра тебя вызовут в штаб для написания, в присутствии всех офицеров регулярной армии и даже СС, объяснительной. — Да, сержант, — сказал Шут. — Честь имею! И с этими словами он быстро зашагал по улице прочь. — Спасибо! — сказал старик. — Вы меня спасли от голодной смерти. — Честь имею, — сказал я и, отдав честь, пошёл дальше. Так прошёл ровно час. Уже начало смеркаться на улице, и я вернулся обратно в усадьбу. *** В зале играл патефон, а Клаус сидел за столом, на котором уже был приготовлен ужин. Клаусбыл явно чем-то доволен, а его железная маска лежала на рояле, блестя позолотой. — Чем ты так доволен? — спросил я брата, усаживаясь напротив него. — Жизнью моей весёлой, — сказал Клаус и выпил вина из рюмки. — Понятно всё, — сказал я и подмигнул ему, хотя было понятно, что Клаус подвыпил. Так прошло полчаса. И я решил навестить Герду. Проверить, как она. *** Я постучал в дверь. — Кто? — Это я, Стефан. — сказал я. — Можно? — Я открою, — сказала Герда. И спустя минуту я был у неё в комнате. — Чего тебе? — спросила меня Герда, закрыв дверь. Сама она была одета в белую женскую офицерскую рубашку и серые штаны с сапогами. — Я пришёл поговорить, — сказал я. — Послушай… — Это ты меня послушай, Стефан! — сказала Герда. — Я бы лучше, на твоём месте, сдохла, а не стала лизоблюдом Наци, как твой тупой брат! — Послушай! — сказал я. — Нет, это ты меня послушай! — крикнула на меня Герда. — Ради чего, Стефан, ты стал одним из них?! — Ради… — хотел сказать я, но тут Герда прервала меня. — Да пошёл ты к чёрту, лжец, изменник! — кричала она на меня. И тут я не выдержал. — Я тебя спасти пытаюсь! — крикнул я и дал ей пощёчину тыльной стороной ладони. Она упала на пол, схватившись за горящую щёку. Я поднял её с пола и принялся срывать с неё одежду. — Ты чё творишь, мразь?! — кричала на меня Герда. — Прекрати! — Молчи, потаскуха! — крикнул я, отвесив ей ещё одну пощёчину, повалил её полностью голую на кровать и принялся снимать с себя свой серый мундир и другую одежду. — Стефан… — сказала она, прикрывая обнажённую грудь и сдвигая ноги. — Пора начинать! — сказал я и набросился на Герду, раздвигая ей ноги в разные стороны. Когда она попыталась ударить меня по спине, я сжал её руки. Было понятно, что Герда заплакала, когда я увидел блеск на её щеках и отвёл её руки в сторону. — Тихо, — прошептал я, проведя рукой по её щеке. И тут я резко вошёл в неё и принялся двигаться в ней, чувствуя её внутреннее тепло и обхватив её спину. Постепенно быстрее, учащая мои движения в ней. — Ты… подонок… — со стоном пробормотала она перед тем, как я успел излиться ей на живот и между ног на её аккуратный русый пушок и ложбинку. — Я люблю тебя, — сказал я, поцеловал её в губы и принялся покрывать поцелуями всё её тело. — И я тебя, Стефан, — сказала Герда и сдула прядку русых волос с лица. — Любила и всегда буду любить. И мы вновь поцеловали друг друга в губы, и я принялся массировать её и так возбуждённую грудь второго размера. Спустя полчаса мы уснули в обнимку, и я чувствовал, как Герда сопит, положив свою голову на моё плечо. — Вот такие пироги! — услышал я сквозь сон голос Клауса, поднимаясь с кровати, но Герда не дала мне встать. — Ну вот тебе и доброе утро! — сказал я, увидев напротив кровати своего брата, который стоял без своей железной маски на лице и одетый в свою пижаму, поверх которой был халат.