even though i have it all (i want you more, more)

Чан пытается. Он действительно пытается. Ему не нравится быть беспорядком, он ненавидит разваливаться на части, не любит пугать своих друзей, беспокоить их или заставлять грустить. Поэтому Чан старается есть, спать и работает максимум восемь часов, причем, с перерывами. Он пытается общаться с людьми. Это сложно, даже если Чан только думает об этом. Легче сделать это ради друзей, хотя Чан знает, что было бы лучше, если бы он мог сделать это для себя. Ему просто не хватает чего-то еще. Может, когда-нибудь все станет нормально. А пока что Чан пытается. Иногда у него все получается хорошо, иногда Чанбин вытаскивает ноутбук из его рук, а Хёнджин дает ему снотворное. Джисон обнимает его в постели. Чонин посылает ему милые мемы, Сынмин молча делает домашнее задание вместе с ним, а Минхо берёт всех своих трех котов и оставляет их на коленях у Чана, при этом сопровождая строгими инструкциями о том, что гладить питомцев надо очень особым образом. Очевидно, Чан извиняется перед всеми. Перед каждым и перед всеми. И они прощают его, но это как-то больнее, чем то, что они напуганы и злятся на него (за него). Даже Минхо, который обычно больше защищает Джисона от всего, что вызывает у того беспокойство. Даже Сынмин, у которого есть все основания ненавидеть Чана за сильную обиду одного из лучших друзей. Но они прощают его и просят больше не изолироваться от них, а Чан обещает, что это не повторится. Он рассказывает Чанбину, что сделал, и Чанбин ничего не говорит, просто крепко обнимает его. Чан не знает, в курсе ли остальные, но они перестают пытаться узнать у него о произошедшем, так что они, вероятно, обо всем знают. Либо Бинни рассказал им, либо Феликс рассказал Сынмину, который рассказал всем остальным. Тем не менее, никто из них не осуждает его. Также никто не говорит о Феликсе, по крайней мере так, чтобы Чан смог что-либо услышать. Чан не представляет, за какие заслуги ему посчастливилось иметь таких замечательных друзей. Он очень сильно любит их. Чану интересно, как чувствует себя Феликс. Он задается вопросом, есть ли у Феликса друзья, которые его так поддерживают. Чан знает, что Сынмин рядом с Ликси, и знает, что Феликс близок с Эриком и Синьлуном из пекарни, но Ханна живет далеко, а сосед по комнате Марк — кусок дерьма, поэтому Чан беспокоится. Он знает, что не имеет на это права, но все равно волнуется. Чаще всего его разъедает чувство вины. По дюжине раз в день Чан думает о том, чтобы написать Феликсу и попросить прощения. Думает о том, чтобы позвонить ему, навестить на работе или поймать в университете, или даже приехать к нему домой. Но, честно говоря, Чан напуган. Слишком сильно напуган, вдруг Феликс откажется его видеть, проигнорирует сообщения или будет чертовски сильно зол на то, что Чан вообще посмел приблизиться к нему. В пятницу Чанбин уезжает в квартиру Чана, чтобы что-то забрать, и Хёнджин стучится в комнату Чана. — Привет, — начинает он, — у тебя… есть минутка, чтобы поговорить, хён? Чан отставляет в сторону ноутбук и электронное письмо, которое немногим ранее писал для работы, и кивает, а Хёнджин садится на кровать напротив него, изящно поджав под себя ноги и обхватив руками его лодыжки. — Что-то случилось? — спрашивает Чан. Хёнджин отвечает не сразу. Затем он делает глубокий вдох и торопливо произносит: — Может, это не моё дело, но я хотел знать, в порядке ли ты и не хочешь ли ты поговорить с кем-то, кто немного больше вне всего, чем все остальные, вот, и если тебе хочется, то я здесь, рядом. Сквозь боль в груди Чан улыбается. — Спасибо, Хёнджин, — благодарит он, и Хван свистяще выдыхает, как будто ожидал, что Чан закричит на него, впадет в истерику или что-то в этом роде. На самом деле Чан даже не винит его, учитывая свое состояние, в котором он был, когда Чанбин привел его к себе домой во вторник. Пару секунд Чан молчит, собираясь с мыслями. Большая часть его хочет мягко свести на нет зарождающийся разговор, но Чан знает, что это просто защитный инстинкт. — Я даже и не знаю, что сказать, правда, — в конце концов, признаётся Чан. — Я не… Феликс имеет право злиться на меня, и… я не хочу говорить о личных вещах. Я не знаю, как много ты знаешь о том, что случилось. — Думаю, я знаю достаточно, — ссутулившись, тихо говорит Хёнджин. Чан мрачно смеется и кусает себя за щеку. — Да, я так и думал. Я, хм… наверное… я не знаю, я в этом не разбираюсь, — глаза наполняются слезами, но Чан быстро смаргивает их, так как устал плакать. — У меня было не так много отношений, понимаешь? И мне действительно нравится… нравился… Феликс. Я не знаю. Я все сделал неправильно, я все испортил. Он знает, что в его словах нет никакого смысла. Чан даже не понимает, что вообще можно сказать, но Хёнджин кивает с задумчивым видом. — Можно вопрос? — интересуется он. — Ты можешь не отвечать, и я не буду тебя беспокоить. — Хорошо, — Чан пожимает плечами и мысленно напрягается. — Как вы с Феликсом начали встречаться? Официально? Не по договору? — Ой, — явно не ожидая подобных вопросов, Чан растерянно моргает. — Хм. Ну, в прошлую субботу он пришел ко мне домой весь… розовый. И у меня вроде как снесло крышу? А потом он… м-м-м… а потом он сказал мне, что я ему нравлюсь. И… — Чан прокашливается, смотрит вниз и растерянно теребит браслет на запястье, — он сказал мне, что я ему нравлюсь, и… и что он хочет, чтобы мы были вместе по-настоящему. А потом он поцеловал меня. Боже, прошла всего неделя, а кажется, будто много лет. Просто Чану так долго нравится Феликс, и он так долго был уверен, что между ними ничего не может быть, пока Минхо не посоветовал ему попытаться нормально познакомиться с Феликсом и посмотреть, получится ли поверить, довериться своим чувствам и понять, настоящие ли они или возникли из-за искаженного чувства долга. Как же наивно с его стороны думать, что это единственная проблема, с которой они могут столкнуться… — А потом? — напоминает Хёнджин, прерывая ход мыслей Чана, и тот бросает на него взгляд, чувствуя, как уши предательски краснеют. — Мы немного увлеклись, — шепчет он. Хёнджин усмехается, но ухмылка быстро пропадает с лица. — Так вы, ребята, на самом деле… не разговаривали? Чувствуя себя виноватым, Чан качает головой. — Нет, — признаётся он. — Я сказал ему, что он тоже мне нравится, и на этом все закончилось. Боже. Как же это глупо. Я знаю. Мы… мы предположили, что находимся на одной стороне, я думаю. И мы были… мы просто были счастливы. Веселы. А потом, м-м-м. А потом наступил понедельник. Немного откидываясь назад, Хёнджин присвистывает. — Да, ребята, двигались вы очень быстро, — рассуждает он. — Неудивительно, что это большое недоразумение произошло. — Я думаю, это больше, чем недоразумение, — Чан гримасничает и почесывает затылок. — Хён, нет, — Хёнджин сжимает запястье Чана до тех пор, пока тот не посмотрит на него. Хван хмурится. Атмосфера между ними становится немного напряженной, но Чан спокойно выдерживает это, и Хёнджин говорит: — Как человек, который… как мой психотерапевт назвал это? Ах, да, катастрофы. Пожалуйста, поверь мне, как человеку, который постоянно становится причиной катастроф, когда я говорю тебе, что то, что между вами случилось, ребята, реально просто дурацкое недоразумение. Я думаю… я думаю, если вы поговорите, то все прояснится, понимаешь? Да, я не знаю Феликса, но Сынмин сказал… Чан хмурится. — Ну, честно, на самом деле Сынмин не стал много рассказывать, но он сказал, что Феликс прошел через кое-что, что теперь вынуждает его негативно реагировать, когда дело доходит до денег. Так что, возможно, ты случайно спровоцировал что-то, что вызвало у него такую реакцию. И если вы, ребята, поговорите, я уверен, что с вами все будет в порядке. — Хёнджин… — слабо начинает Чан, потому что, хотя это и мило со стороны Хёнджина, но он не знает, по какой причине поругались Чан и Феликс. Даже если они поговорят, то ничего не станет лучше, потому что ни у Чана, ни у Феликса не может в мгновение ока произойти фундаментальный сдвиг личности. Но Хёнджин только хмуро смотрит на него. — Послушай, судя по тому, что я сам видел, Феликс очень милый парень. Он не показался мне злым, а ты явно не из тех, кто влюбится в неприятного, злого и плохого человека. Так просто… просто дай вам обоим шанс? Чан улыбается, хотя его сердце трещит и раскалывается на кусочки. — Хорошо, — соглашается он, признавая свое поражение. — Я постараюсь. Спасибо, Хёнджин. Хван лучезарно улыбается и сжимает его руку. — Вот и замечательно, — щебечет он. — Хэй, может, пойдёшь со мной в танцевальную студию? Мы целую вечность не танцевали вместе! Чан открывает рот, намереваясь сказать о рабочем письме, которое необходимо дописать и отправить, но затем вспоминает, что не занимался спортом всю неделю, а в данный момент ему крайне необходимо исправить отношения со своими друзьями. — Конечно, — говорит он, сразу же чувствуя себя немного лучше, когда Хёнджин буквально светится от радости. Когда в субботу пишет Феликс, спрашивая о встрече, Чан оказывается практически полностью погребенным под грудой объятий. Чанбин и Джисон лежат по бокам от него, Хёнджин спит на его груди, ноги самого Чана лежат на коленях у Минхо, а Чонин, пользуясь случаем и прикрываясь словами «о перерыве в использовании технологий во имя групповых обнимашек», забирает себе смартфон Чана и видит уведомление о новом сообщении. Чан думает, что Сынмин с Феликсом, но решает не спрашивать друзей об этом. — Хён? — тихо зовет Чонин, и Чан открывает глаза, чтобы понять, к кому именно обращается младший. — У тебя сообщение. Хм, от Феликса. Сердце Чана сильно сжимается. — Что случилось? — Хёнджин просыпается и, нахмурившись, смотрит на него. Большие пальцы Чана дрожат так сильно, что ему требуется не меньше трех попыток, чтобы утвердительно ответить. Встретимся у Сынмина, немногим позже пишет Феликс. Пожалуйста, принеси свою копию договора. — Хён, мне нужно, чтобы ты сосредоточился на своём дыхании, — мягко произносит Джисон и кладет руку на грудь Чана. — Повторяй за мной, хорошо? На счет два, три, четыре, вдохни, два, три, четыре, выдохни. Отлично, давай еще раз. Замечательно. Чан размеренно и ровно дышит, глядя вверх на своих друзей, которые с тревогой смотрят на него. — Я в порядке, — пытаясь осознать, говорит он. — Феликс хочет меня видеть. Я, эм, я… я пойду… — Чан прикрывает глаза и делает еще один медленный вдох. — Кто-нибудь может пойти со мной? Сначала все хотят поехать вместе с ним, но по итогу Чана сопровождает только Чанбин. Со объясняет, что лучше не создавать вид, будто все ополчились против бедного Феликса, и добавляет, что уже встречался с ним пару дней назад, когда было холодно. — Думаю, он не прочь увидеть меня снова, — говорит Чанбин. Чану отчаянно сильно хочется расспросить Чанбина о том, как, когда и почему он встречался с Феликсом, и как тот отреагировал на незванного «гостя», но решает отставить все вопросы в сторону. Вместо вопросов Чан распечатывает фотографии договора, сделанные три месяца назад, собирается, обувается и надевает куртку. Чан позволяет всем обнять себя на прощание, и у него складывается ощущение, что он словно уезжает в далекую поездку, а не едет на встречу с… другом? Чан не уверен, что ему вообще можно так называть Феликса. Всю дорогу Чанбин крепко держит Чана за руку и не отпускает, потому что машина Чанбина с автоматической коробкой передач, в отличие от автомобиля Чана. Когда они подъезжают к дому Сынмина и Чонина, то видят, что на улице стоит полностью укутанный Сынмин. — Привет, — Сынмин обнимает Чана и отталкивает его, чтобы яростно взглянуть поверх своего пушистого голубого шарфа. — Послушай Феликса, — просит он, — хорошо? Чан кивает. Сынмин поворачивается к Чанбину. — Я заледенел и хочу горячий шоколад, — немного нагло объявляет он. — Напиши нам, когда вы закончите разговаривать. — Все будет в порядке, — заверяет Чанбин Чана, когда Сынмин идет к машине так твердо, словно своей походкой тоже констатирует этот факт. Чан пытается поверить им. А потом он заходит в дом Сынмина, где на оранжевом мягком диване ждет его маленький, бледный и измученный Феликс. Для Чана он по-прежнему один из самых прекрасных людей из всех, кого он когда-либо видел за все время. Феликс улыбается, а улыбка его словно призрак и слабый отголосок привычной солнечной улыбки, но она все равно так сильно согревает Чана. — Привет, — шепчет Феликс.