Light or Dark? /// Свет или Тьма

Когда ты летишь с моста, то понимаешь, что все твои проблемы решаемы. Кроме одной. Ты уже летишь с моста… © «Выживший самоубийца»

      Проснувшись от солнечных лучей, что через щели в стенах падали мне на лицо, я неприятно нахмурилась. На секунду я забылась и сначала не поняла, где я сейчас нахожусь. Мне на секунду представилось, что я сплю в своей комнате, затем увидев состояние дома, я поняла, где я и что лежу я в странном положении. Я засыпала на плечах Лайтах, но сейчас моя голова лежит на его коленях, и к тому же, на моих плечах его куртка. Откуда столько заботы? Я грустно усмехаюсь от этой мысли. Повернувшись, я заметичаю, что он все ещё спит, при это выглядя по ангельски. Его светло каштановые волосы блестят от солнечных лучей, что падают на них, а белая кожа кажется совсем фарфоровой. Залюбовавшись, я отвлекаюсь и даже не замечаю, как по моим губам пробегается непроизвольная улыбка. Но тут же я очнулась, понимая, что нельзя снова влюбляться в него. Это как падение куда-то вниз, в неизвестный туман, который ещё, к тому же, отравляет тебя. Но, чёрт возьми, что я могу сделать со своими чувствами? Как мне избавиться от того, что я к нему чувствую? Ведь чувства не похожи на выключатель, они похожи на психическое расстройство, которое с каждым днем прогрессирует…       Подняв голову, я встаю, снимая со своих плеч куртку Лайта, чьим ароматом духов теперь пахла я. Звуки скрипящего дивана разбудили Лайта, из-за чего он открывает глаза. Я тут же отвожу взгляд от Лайта, не желая, чтобы он понял, что я смотрела на него, пока он спал. — Сколько времени? — спрашивает он тут же, зевая. Взяв телефон, я смотрю на часы. — Семь тридцать, — говорю я, из-за чего Лайт тут же засуетился. — Поторопись, мы можем опоздать на первый урок, — произносит тот, беря с дивана свою куртку и надевая ее. Первое после пробуждения, о чем подумал Лайт- это опоздание в школу. Надо же, его мозг запрограммирован на учебу, чему я не удивляюсь.       То, что произошло вчера, а именно то, что Лайт решил остаться со мной показалось мне чем-то странным, учитывая наш разговор двухнедельной давности. Но все же, что это за проявление заботы? Почему он ведёт себя так, словно мы все ещё встречаемся, при этом половину времени игнорируя меня? Странное отношение… — Не спросишь меня о том, что случилось вчера? — спрашиваю я, когда мы сворачиваем на главную дорогу, что ведёт к школе. Мы идём уже десять минут и все это время он не проронил ни слова, а молчанием сыт не будешь. Лайт не посмотрел на меня, оставляя свой взгляд блуждающим где-то на дорожных знаках. — Зачем спрашивать, если все уже ясно, — произносит он, из-за чего я непонимающе хмурюсь. — Что ясно? — спрашиваю я, глядя на его профиль; бледная кожа, слегка взъерошенные светло каштановые волосы и вздёрнутый к небу нос. — Айка уже все всем рассказала. Керо поехал крышей и спрыгнул вниз, — произнес Лайт, одарив меня безразличным взглядом, будто бы произошедшее для него ничего не значило. Что, черт подери, ты за человек? Бесчувственная машина? Конечно, Керо не был хорошим человеком и то, что он пытался сделать — это самое отвратительное на что способен человек, но Лайт то об этом не знает, и ведь они были одноклассниками и даже приятелями, ну, если слово дружба можно вообще отнести к такому, как Ягами. — Тебе не кажется это странным? — спрашиваю я, смотря на Лайта с ожиданием. Почему он не реагирует на вещи так, как среагировали бы нормальные люди? — Есть только одно объяснение, кроме того, что он сошел с ума и решил покончить с собой, — вздыхая, произносит Лайт, остановившись на месте. Я делаю шаг ближе к нему, смотря на него с ожиданием. Что у него на уме? — То, что это ты скинула его с крыши, — произносит Лайт, из-за чего его слова эхом отражаются в моих ушах. Я удивлённо смотрю на него, пока он поворачивается ко мне лицом, глядя на меня прямым взглядом. — Что… Почему ты так говоришь? — спрашиваю я, запнувшись, удивлённо смотря на него. — Ты же сказала, что то, что он спрыгнул сам было странным, — говорит он, смотря на меня таким же взглядом, не выражающим заинтересованность или какие-либо эмоции. — И какой же ещё может быть вывод; либо он сам сбросился, либо его скинул человек, который был на крыше, а точнее — ты, — произносит он спокойно, смотря на меня, будто бы выжидая мою реакцию. Он что, черт подери, подозревает меня? — Я не это имела в виду, — говорю я, удивительно округлив глаза. Неужели он может подумать о том, что я способна на убийство? Из нас двоих более жестокий человек — это он сам, но отнюдь не я. К тому же, если он подозревал меня в убийстве, то почему остался со мной этой ночью, рискуя собой? — Если не хочешь, чтобы все подумали, что ты убийца… — начинает Лайт, слегка сузив глаза и сделав шаг ко мне на встречу. Я задерживаю дыхание, смотря в его глаза, зрачки в которых были расширены. — Держи рот на замке и не выдвигай глупых теории, что его самоубийство было странным, — произносит он, из-за чего я хмурюсь. Он прав, однако… — Я не… — начинаю я, затем останавливаюсь, понимая, что он прав. — Если, конечно, ты не убивала его, — произносит с усмешкой Лайт, из-за чего я удивленнно приподнимаю брови. Почему он так подозрительно смотрит на меня. Я лишь сглатываю, ничего не сказав, понимая, что его усмешка лишь насмешка надо мной, а не подозрение. Лайт не подозревает меня… Почему-то от этой мысли мне стало легче. Думаю, за несколько месяцев, что мы встречались, Лайт успел понять, какой на самом деле я человек и что я не способна на такого рода преступление. Я вообще не способна на преступления.        Дойдя пешком до школы, я тут же вижу, что коридоры, на удивление, пусты и все присутствующие пугающе молчаливы. Они же в трауре. Почему-то я постоянно забываю о том, что школа теперь будет горевать по этому насильнику несколько месяцев. Ну, конечно, они же не знают о том, что он пытался сделать и в их глазах Керо — все тот же хороший и весёлый человек, который был душой компании. Я лишь горько усмехаюсь, остановившись в коридоре, смотря на памятную фотографию Керо, что стояла в центре. Почему-то у меня странное желание сказать всем правду о нем. Интересно, оплакивали бы его так яростно, зная, что он грязное животное? Конечно, все подумали бы, что я наговариваю, и что я убийца… Лучше я буду держать рот на замке и прикидываться будто бы мне не плевать. — Хитоми, — тут же подбегает ко мне Айка, затем с удивлением замечает, что я стою рядом с Лайтом, который, почему-то, ещё стоит со мной. — Привет, Лайт, — говорит она, странно посмотрев на него. — Что говорит полиция о самоубийстве Керо? — спрашивает Лайт, посмотрев на Айко серьезным взглядом. — Твой отец полицейский, я думала, ты уже знаешь… — подозрительно тихо произносит Айка, словно знает какой-то большой секрет. — Знаешь о чем? — спрашиваю я, смотря на подругу. Неужели кто-то считает, что это убийство? Посмотрев на Лайта, я вижу, что он тоже с ожиданием смотрит на Айку. — В школе пытаются не распространяться об этом, — говорит так же тихо Айка, подходя к нам с Лайтом ближе. — В крови Керо нашли наркотики, похоже, он вколол себе больше обычного и затем решил свести счёты с жизнью, — произносит Айка, сглотнув. Я чувствую, как с души падает камень, из-за чего облегчённо вздыхаю. Они считают, что это самоубийство, а значит меня не подозревают. — Наркотики свели его с ума, кто бы мог подумать. — говорит печальным голосом Айка, смотря на меня, а затем на Лайта. Парень ничего не ответил, лишь смерил нас безразличным взглядом, затем отошёл от нас, направляюсь в сторону кабинета. Он отстраненный, всегда был таким. — Вы с Лайтом снова вместе? — спрашивает Айка, смотря на меня с удивлением. Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но не успеваю. — Я знала, что это снова произойдёт, но когда вы успели? — спрашивает она, смотря на меня, подозрительно сузив глаза. — Мы не вместе, — говорю я твердо, смотря на Айку с раздражением. Хотя, мы смогли бы вчера сблизиться снова, если бы Лайт не был настолько холодным. — Что ты имеешь в виду, что знала, что это произойдет? Разве я не рассказала тебе, как он со мной обошёлся? — спрашиваю я, чувствую раздражение из-за нахлынувших воспоминаний. — Я… Я просто предположила, ведь он вчера, вроде как, волновался за тебя, — запнувшись, произносит подруга, смотря на меня странно виноватым взглядом. — Волновался? Когда? — спрашиваю я, не поверив своим ушам. — Ну, когда сказали, что кто-то прыгнул с крыши, Лайт начал искать тебя, спрашивать, где ты, — произнесла она смотря на меня, словно, пересказывая какую то историю. Я удивлённо смотрю на девушку. Лайт просил Айку сходить на крышу? Но зачем? Неужели он волновался за меня? Я почему-то подмечаю, что уголки моих губ приподнимаются в улыбке. Быть может, он все ещё что-то ко мне чувствует? — Не улыбайся так, — бьёт меня по руке Айка, нахмурившись. — Вся школа в трауре, мы вчера видели, как Керо сбросился с крыши, — говорит она, осуждающе смотря на меня. — Прости, я задумалась, — прикусываю губу я, понимая, что улыбаться здесь нельзя ещё несколько месяцев. Я почему-то хочу улыбаться ещё шире, понимая, что все мои подтверждения имеют возможность оказаться верными, Лайт все ещё чувствует ко мне что-то, даже если боится это признать. Прозвучит безумно и нездорово, но мне даже не необходимо, чтобы он говорил мне этого, мне достаточно просто знать, что он все ещё чувствует что-то ко мне, все ещё беспокоится обо мне… Это даёт мне какую-то надежду, просто знать, что кому-то на свете на меня не все равно, а особенно тогда, когда это человек, которого ты любишь. Да, именно любишь, ведь, несмотря на то, как плохо со мной обошёлся Лайт, несмотря на все мои попытки забыть о нем, утвердить его в своих глазах как плохого человека, я не могу его разлюбить. Я все ещё люблю его и совершенно не знаю, что с этим делать…        Звонок с урока становится для меня спасительным кругом, и я тут же выхожу из класса. Нужно идти домой, а я не уверена можно ли мне туда уже возвращаться?        Достав телефон из кармана, я набираю номер матери, надеясь, что она возьмёт трубку. Черт. Гутки сливаются в сплошной шум, из-за чего я от досады бью каблуком туфли по стене. — Алло, — произносит мать, по чьему тону голоса я не могу определить, в хорошем ли она настроении или нет. Пусть окажется, что отчим уехал и мне можно будет вернуться домой, просто для того, чтобы почистить зубы, принять душ и переодеться. К тому же, я два дня нормально не ела и у меня уже кружится голова. Надеюсь, я не упаду в голодный обморок где-то на улице. — Мам, это я, — говорю я поспешно, стараясь не медлить, пока она не бросила трубку. — Чего тебе? — спрашивает уже раздраженным голосом женщина, из-за чего я сглатываю. — Мне…мне можно уже вернуться домой? — спрашиваю я, волнительно вслушиваясь в шум на ее фоне. — Нет, — говорит она довольно резко, из-за чего я поджимаю губы, чувствую, как обида колит мое сердце. — Ну, пожалуйста, — умоляю я, осознавая, как же жалко звучит мой голос и надеясь, что никто не подслушивает за мной. — Можно я приду, приму душ и поем, потом я сразу же уйду, хорошо? — спрашиваю я, надеясь на то, что она смилуется и позволит мне вернуться домой. — Мам, пожалуйста, — говорю я, чувствую, как слезы подступают к моим глазам, а подбородок начинает дрожать. — Не смей появляться перед моими глазами ближайшую неделю, — произносит женщина, злобно процедив сквозь зубы свои жестокие слова. Мое сердце болезненно сжимается и я чувствую, как слезы стекают с моих щек, затем с подбородка. Мне больно. Мне чертовски больно слышать такие слова от человека, на которого люди обычно надеются в первую очередь. Слышать от родной матери, что та не хочет видеть родную дочь, что мне даже нельзя принять душ, переодеться или просто поесть… В этот момент я чувствую себя ужасно, что готова упасть на колени и зарыдать. Черт, почему мир настолько жесток ко мне? Что я успела за свою короткую жизнь натворить такого, что вынуждена так мучаться? Я плачу, наплевав на то, что кто-то может меня услышать, слыша на том конце провода лишь оглушающие гудки, что капают на мое сердце словно яды, с каждой каплей, прожигая его, или то, что от него осталось. Я плачу, осознавая свою ненужность и никчемность. Я ничего не чувствую, кроме пустоты и ненужности, что просто проглатывает меня в свою темноту. — Хитоми, что случилось? — ко мне подбегает Айка, смотря на меня расширенными от удивления глазами. — Можно…можно я поживу у тебя? — заикаясь, спрашиваю я, поднимая взгляд на подругу, смотря на нее сквозь пелену слез. Она ничего не отвечает, лишь смотрит на меня, а взгляд ее ползет куда-то вниз. — Айка? — спрашиваю я, чувствую, как надежда медленно покидает меня, угасая, как слабое пламя свечи. — Я не уверена, что мои родители разрешат, — произносит она, опуская взгляд, я же чувствую, как последняя капля надежды оставила меня. Мое лицо холодеет, даже слезы перестают литься. — Но ты же сказала, что они не против, — говорю я, смотря на подругу с непониманием. — Они были не против, но сейчас, когда погиб Керо и ты была с ним на крыше… — начинает девушка, из-за чего я тут же отхожу от нее на шаг. — Но ты ведь была там со мной, ты видела, как он прыгнул, — говорю я, не в силах поверить в то, что думает обо мне Айка и ее семья. — Тебя никто не подозревает, но пока все не утихло… — начинает она, затем замолкает, из-за чего я сглатываю. Мое лицо приобретает ледяное выражение, из-за чего Айка непонимающе смотрит на меня. Я понимаю, что это, очевидно, была последняя капля для меня. Надежды нет, увы, я поняла это слишком рано для своей жизни. Ничего не сказав, я просто отхожу от подруги, случайно задев ее плечом. Она что-то говорит мне вслед, а я лишь иду к выходу, понимая, что только что потеряла человека, единственного оставшегося у меня человека на которого я могла надеятся. Я потеряла всех, в одночасье оказавшись сиротой, ненужной никому вещью. Никто не нуждается во мне, никто никогда не спросит все ли у меня хорошо, никто не заинтересуется, нужна ли мне помощь. Чем же я отличаюсь от бездомных людей? Я такая же, как и они. Никому не нужна, брошена всем миром, словно я бомба, которую перебрасывают с одного края на другой. Почему у меня никого нет? Как так получилось, что оглядевшись, я не обнаруживаю никого на своей стороне? Почему я чувствую себя так, будто бы я и не человек для них? Словно я и не человек вовсе, а полчеловека. Будто бы во мне отсутствует то, что есть у каждого человека, чем я так сильно отличаюсь от других. Почему я такая? Когда и как я совершила ошибку, которая поставила меня в то положение, в котором я нахожусь?        Я сбрасываю рюкзак с книгами у школьной стоянки на землю, понимая, что есть только единственный путь, который мне остался.        Я знаю, не принадлежу этому миру больше. Я не знаю, куда мне идти и что делать с той жизнью, которая так стремительно разрушается под гнетом обстоятельств. Пустить все на самотёк, это, наверное, единственное, что мне остаётся. Я ничего не вижу, кроме этого выхода. Я просто хочу, чтобы все закончилось, быстро и сразу. Никто не будет плакать по мне, все только будут непонимающе переглядываться, называя меня теперь уже не Хитоми, а той самоубийцей из старшей школы Токио.        Самоубийца? Звучит странно, когда в голове я ассоциирую это с самой собой. Я вздыхаю прежде, чем дать тихим рыданиям снова вырваться наружу. Мой подбородок начинает дрожать. Да, мне все ещё страшно, хоть я все уже для себя решила. Бессмысленно продолжать существование, которое не ведёт ни к чему, не считаете?        Я двигаюсь к дороге, к сотням тысячам и автомобилей, гадая, какая же из них заберёт мою жизнь. Возможно, некоторые на моем месте пересилили бы себя, сказав себе то, что со временем откроются новые горизонты и жизнь не всегда будет такой мрачной, нужно только подождать рассвета жизни. А что, если я не могу больше ждать? С каждым разом на мои плечи вываливается груз, который я не способна нести. И что я должна ждать от жизни? Что появится человек, который бескорыстно захочет спасти мою жизнь из грязи в которой она находится? Ничего такого не бывает. Не бывает хэппи эндов, не сюжетов, где герои обычно уходят в закат, взявшись за руки. Не бывает моментов, как в кино, когда человек понимает, что он будет бороться и идти против всего. Этого не бывает потому, что в реальной жизни человек понимает, что он на краю пропасти, а оглядевшись он ничего уже не видит. Человек просто перестает видеть этот грёбаный свет в конце туннеля, который должен направить его. Возможно, есть только один свет в конце туннеля, и он находится по ту сторону жизни. Не знаю, правда это или вымысел, но я сейчас собираюсь проверить это на себе.        Я снова плачу, не сумев сдержать истерику, которая нахлынула на меня с осознанием того, что я собираюсь покончить со своей жизнью. Покончить со всем. Руки предательски дрожат, ведь эта мысль сама по себе ужасная. Покончить с собой, взять свою жизнь в свои же руки, и став своим собственным палачом, решить свою судьбу с плачевным итогом. Умереть — значит никогда не видеть мира вокруг, не просыпаться по утрам, не чувствовать солнечного света на своей коже, не видеть лица любимых людей, не увидеть новые места, которых так хотелось открыть для себя. Это страшно. Но страшнее осознавать, что тебе суждено прожить пустую жизнь без надежды на то, что все, что тебе хочется — никогда по итогу не сбудется. В моей жизни нет того, чем я наслаждаюсь. Каждый день я иду в школу, в это учебное заведение, которое как мусор выплюнет нас через год и мы все будем в колледже или если не так повезет, то на улице. Каждый день я просыпаюсь не с улыбкой, а с тревожным ожиданием того, что что-то плохое произойдет в этот день, ещё одна ошибка, ещё одно разочарование, ещё один триггер, который станет для меня очередной причиной ненавидеть свою жизнь. В моей жизни нет никого, кроме временных людей, которые со временем, как песок, отсеиваются, оставляя за собой лишь прозрачные воспоминания, которыми нельзя даже себя тешить, ведь время проведенное с этими людьми не такое уж хорошее. Все события моей жизни похоже на то, что бог просто играется с русской рулеткой, гадая, когда же выстрелить. Я сама устрою свой же конец, ублюдок, ведь ты, если ты существуешь, уже испоганил мою жизнь. Смотри на свое творение, узри то, от чего ты отклеиваешь с каждым днём кусочек пазла, пока моя жизнь не рассыпается от нехватки деталей. Я чуть ли не спотыкаюсь, пока иду к дороге, слыша лишь гулом звуки проезжающих автомобилей. Даже это раздражает меня, давит на все окончания нервных клеток в моем, не совсем здоровом, мозгу. Но это скоро закончиться…        Я вздыхаю, понимая, что скоро закончатся все эти мучения, разочарования, бессмысленное скитание по этой жизни в надежде найти скрытый смысл своего существования, или же просто дать себе шанс на то, что твое существование не бессмысленное, что оно значит хоть что-то. Увы, в моем случае ничего оно не значит. Я не изменю мир, не стану той, за кем последуют, не смогу полететь в космос или изобрести лекарство от рака. Я никто, я тот человек, у которого не будет того, кто бы запомнил его после смерти, когда от меня останутся смутные воспоминания и тире между двумя датами. А кто будет по мне тосковать? Айка, наверное, придет в шок от того, что я сделаю. Она будет пытаться отыскать предпосылку того, что я сделала, затем через пару недель забудет о том, что я вообще была в ее жизни, тусуясь со своими крутыми друзьями, которые торгуют травой, как было с Керо, с которым она хорошо общалась. Я лишь очередная ее подружка на побегушках, с которой она общается в перерывах между парами, но которой она не поможет, если та в беде. А что насчёт Ягами Лайта? Он, наверное, даже не подаст виду, что мы с ним когда-либо были вместе, ведь, кто захочет портить себе репутацию тем, что он когда-то знавал девочку-суицидницу, тем более такой прилежный ученик, как Лайт. Он, возможно, будет сбит с толку, ведь не узнает причину, если Айка ему не расскажет, ведь в то время, когда мы с ним встречались, я как то умудрялась скрывать от него то, что происходит в моей жизни. Он будет думать, но потом, когда все разойдутся, подойдёт к могиле и скажет «Дура, зачем ты это сделала?» и уйдет с тысячами вопросов, но их тут же изгонят из его головы учеба и друзья. И он меня забудет. Моя мать, наверное, выдавит из себя жалкие крокодильи слезы для показной скорби, но затем, когда все разойдутся, она пойдет пить со своими друзьями алкашами и в пьянстве забудет о том, что у нее когда-нибудь была дочь. Моему отчиму, наверное, будет обидно за то что у него не будет в доме человека, жизнь которого он сможет испортить, но плюс в том, что этот козел больше не будет ко мне лезть и приставать, когда матери нет дома. Мой отец, очевидно, даже не узнает о том, что его дочери уже нет. Он забыл обо мне, как об ошибке своей молодости, и сейчас он где-то в одном из крупных районов Японии, проживает идеальную жизнь с идеальной семьёй. Одноклассники и учителя будут носить траур несколько дней, затем просто забудут. Меня забудут. Я исчезну, как пыль, как песок, который стряхнул ветер. Но даже упоминание обо мне будет зарождать в головах людей отторжение и внутренний конфликт, ведь я — самоубийца, человек, добровольно лишивший себя жизни, а таких у нас осуждают. Но проблема в том, что даже в причинах этого общество не будет разбираться, люди не понимают, что есть что-то, толкающее людей на самоубийство, есть что-то за пониманием нормальных людей, то, что поймет только самоубийца. Отчаяние и одиночество — это именно то, что толкает нас на это. Осознание того, что в какой либо группе людей ты не находился, ты всегда одинок, а одиночество это как рак, каждый день размножается, пока не доберется до твоего мозга и не засеит его суицидальным мыслями. Только пробыв в одиночестве достаточно долго, можно понять его, и осознать, что это самое страшное, что человек может для себя открыть.        Сердце болезненно сжимается, когда я больно втыкаю ногти в кожу рук, причиняя себе боль, пытаясь прогнать страх. Я делаю несколько шагов, пока не оказываюсь у бардюра. Один шаг. Один шаг и все закончится. Нужно сделать лишь один шаг.        Эти мысли заполняют мою голову и я делаю шаг вперёд, сомкнув глаза, оказываясь на дороге. «Конец» — что это? Каким оно будет? Резким настолько, что я даже не успею почувствовать его и понять, что это было?        Я слышу звук быстро приближающегося ко мне автомобиля что, наверное в двух метрах, но я тут же от неожиданности вздрагиваю, когда чья-то рука со всей силы тянет меня назад, в сторону бардюра. Я чуть ли не падаю, столкнувшись об бардюр ногой, и тут же падаю в объятия человека, что потянул меня к себе. Сердце болезненно колотиться, а я даже боюсь разомкнуть глаза и встретиться с осуждающим взглядом этого человека, который только что спас неудавшуюся самоубийцу.        Я сглатываю, молясь, что мне хотя бы удастся уйти от сюда, пока кто-то не вызвал полицию или что-то типа того, понятия не имею, что делают люди, когда видят самоубийц.        Я цепляюсь руками за воротник костюма человека, пока мои ноги все ещё дрожат от осознания того, что только что могло произойти. И открыв глаза, я беззвучно ахаю, увидев перед собой знакомое лицо, что выбивает меня из колеи. Его руки все ещё крепко держат мои запястье, наверное, чтобы я не смогла повторно скинуть на дорогу, хотя, кто из самоубийц делает вторую попытку сразу же после спасения? — Ты? — спрашиваю я, несколько раз поморгав, чувствуя, как быстро заколотилось мое сердце от осознания того, что это именно он. Ягами Лайт. — Хитоми, — произносит он, смотря на меня широкими от удивления глазами. Я смотрю на него своим ничего не выражающим взглядом, не понимая, зачем он меня остановил. — О чем ты думала? — спрашивает он, будто бы не в силах понять, почему я решила так поступить. Я и сама не знаю, просто хотелось завершить все. Мое сердце бешено бьётся, а я смотрю на Ягами взглядом, который смотрит с немым вопросом «зачем?». — Зачем? — спрашиваю я, несколько раз поморгав, чувствую холодные слезы на своих ресницах. Парень непонимающе смотрит на меня, вглядываясь в мои глаза. Что ты думаешь там увидеть, кроме боли и разочарования, чем наполнена моя жизнь? — Зачем ты меня остановил? — спрашиваю я тихо, смотря куда-то за его плечо. Он не отвечает, лишь все ещё держа меня крепо за запястья. Ты не отвечаешь, тебе плевать, и ты не можешь понять, почему остановил меня? Наверное, ты подумал, что и моя жизнь чего-то тоже стоит… Я грустно усмехаюсь, понимая, что ты так и ничего не ответил, Лайт, и видимо, я права. — Хитоми, ты в порядке? — к нам сразу же подбегает Айка, которая смотрит на меня с удивлением, граничащим с шоком. Черт, как она тут оказалась? Видела ли она все? — Что произошло? — спрашивает она, подойдя ко мне. — Ничего, — как-то резко отвечает Ягами, посмотрев на Айку каким-то враждебным взглядом, из-за чего я непонимающе смотрю на нее. Лайт лишь берет меня за руку, заставляя меня сдвинуться с места и идти с ним, сама ещё не зная, куда. Лучше бы я не пыталась покончить с собой перед школой, иначе завтра, если это видела Айка, поползут слухи. — Вы куда? — спрашивает Айка вслед. Я ничего не отвечаю, как Лайт, который никогда не был щедр на слова. — Куда мы идём? — спрашиваю я, непонимающе посмотрев на Лайта, за руку с которым я иду. Я прекрасно понимаю, что он делает это лишь для того, чтобы на его совести не было смерти. — Какая разница? — произносит спокойно он, из-за чего я непонимающе смотрю на него. — Тебе же все равно некуда идти, — дополняет он лаконично, что, разумеется, ничего мне не объяснило. Я хмурюсь, смотря на его профиль, который постоянно смотрит куда-то вперёд себя. Он никогда не даёт никаких объяснений, просто делает что-то, что знает только он, а ты узнаешь об этом только после.        Мы идем где-то пятнадцать минут, а то и больше, он все ещё не отпускает мою руку, заставляя чувствовать меня пятилетним ребенком, наверное, думая, что я убегу и попытаюсь снова попасть под машину. Неверное суждение, Лайт, каким бы гениальным ты ни был, о самоубийцах ты знаешь самую малость, и это то, что вторую попытку они делают с большим интервалом времени. — Зачем мы здесь? — спрашиваю я, когда мы останавливаемся у придорожного мотеля. — Идём, — только говорит он, потянув меня, я же иду за ним.        Зайдя внутрь, я сажусь в небольшое кресло, что стоит у лобби, а Лайт о чем-то говорит с человеком у ресепшн. Что мы тут вообще делаем? Зачем мы сюда пришли? В моей голове столько вопросов и так мало ответов, однако я больше не спрашиваю, лишь дожидаюсь, пока Лайт мне не объяснит. Я выхожу за Лайтом, который взял ключи от номера, и направился к номеру пятнадцать, который находился в конце коридора первого этажа. Открыв дверь, он пропускает меня. Зайдя внутрь я вижу небольшое светлое помещение размером с мою комнату, которая устроена так же скромно, как и моя. — Что мы тут делаем? — спрашиваю я, положив сумку на пол, затем подхожу к Лайту, который стоит у стены, лишь смотря на меня ничего не выражающим взглядом. Затем он делает шаг в направление ко мне и взяв мою ладонь, кладет в нее ключи от номера. — Я оплатил тебе два дня, — произносит шатен, поднимая на меня взгляд медово карих глаз, что всегда смотрят на тебя, заставляя тебя гадать, что же на уме у этого человека. Я удивлённо приподнимаю брови, непонимающе смотря на Лайта. Он оплатил мне номер, чтобы мне не пришлось ночевать на улице или же в заброшенном доме, значит он уже догадался о положении вещей. — Моих карманных хватило лишь на это, — говорит он, убрав взгляд и смотря куда-то в глубь комнаты. Мое сердце волнительно бьётся, пока я смотрю на Лайта. Он беспокоится обо мне, но с чего бы? Настолько развитое чувство сострадания? — Зачем тебе это нужно? — спрашиваю я, опуская руку с ключом. Я нервно сглатываю, поднимая на парня взгляд, но обнаруживая то, что он мне, скорее всего, не даст никакого ответа. В этом и весь Лайт, он делает понятные только для себя вещи, а остальным приходится гадать, что у него на уме. Хотела бы я знать, что тобой движет Лайт; жалость, стыд, сожаление, или все вместе? — Ты можешь мне ответить, Лайт? — не вытерпев его абсолютно игнорирующего молчания, спрашиваю я, чувствуя, как этот ничего не выражающий взгляд заставляет меня сомневаться, способен ли он вообще что-то чувствовать. — Зачем ты спас меня и зачем помогаешь мне? — спрашиваю я, сведя брови к переносице, всем видом выражая свое непонимание. — Не можешь просто спасибо сказать? — спрашивает парень слегка раздраженно, смотря на меня своим, по обыкновению, серьезным взглядом, который своей холодностью только и делает, что ранит меня. — Не хочешь чтобы я была на твоей совести? — спрашиваю я, смотря на парня, в ожидании. Наверное, это так, хотя он мог бы просто пройти мимо, подумав, что кто-то другой стащит эту сумасшедшую с дороги. Но тот лишь томно опускает взгляд вниз, затем вздыхает. — Что? — спрашиваю я непонимающе, с ожиданием смотря на него. Дождусь ли я каких-либо ответов? — Тебе, должно быть, больно, — говорит он неожиданно, что заставляет меня на несколько секунд замереть, смотря на него застывшим взглядом. — Из-за меня, — дополняет он, подняв на меня взглядом. Я лишь вздыхаю, опустив глаза вниз, смотря на ярко бордовый ковер под нашими ногами. — Было, — кратко подтверждаю я, сглотнув ком в горле, из-за чего я имею неосторожность заплакать, но я пытаюсь сдержать себя. — Две недели назад, — поднимаю я взгляд, пытаясь сделать его таким же холодным и безразличным, как у Лайта, который всегда держит его при себе, даже когда происходят вещи выводящие обычных людей из строя. — Если ты не понимаешь, из-за чего я собиралась это сделать, то это точно не из-за тебя, — говорю я, слегка приподнимая брови. Это частично правда, ведь Лайт является одной из причин, которые заставили меня вновь и вновь возвращаться к этой мысли, пока мысль сама не начала руководить мной и моими поступками.        В этом и ужас суицидальных мыслей; они закрадываются в твою голову и остаются там навсегда. Ты можешь забыть о них на дни, недели, месяца и годы, пока с тобой происходят лишь хорошие вещи, но стоит одной плохой ситуации подкосить тебя, мысли о самоубийстве вновь прорывают для себя почву, как та трава, которая прорвав асфальт, вырастает на улицах. — Тогда из-за чего? — спрашивает тот спокойным и как всегда отстраненым голосом, словно он где-то ещё помимо этой комнаты. — Какая к черту разница? — нервно ответив ему, начинаю злиться я. С каких пор его вообще волнуют мои проблемы и поиски их решения? Его жалость нужна мне в последнюю очередь, ведь она заставляет меня чувствовать себя ещё более жалкой. — Как ты сможешь мне помочь, если я скажу в чем дело? И зачем тебе вообще мне помогать? — спрашиваю я, тем же раздраженным голосом, повысив тон, смотря на него с непониманием. Как он может быть до тошноты настолько спокойным? — Моя жизнь для тебя вообще что-то значит? — спрашиваю я, посмотрев ему прямо в глаза, и от нервозности сглатываю ком в горле. Он несколько секунд смотрит мне прямо в глаза, а я, приняв его за очередной трюк с умалчиванием и игнорированием меня, ещё больше начинаю злиться. Я хочу добавить что-то, но парень тут же делает шаг в мою сторону, и взяв меня за подбородок, целует меня. Я застываю от неожиданности, чувствуя нежное прикосновение губ на своих, пока его пальцы осторожно держат мой подбородок. Мысли путаются, а ритм сердца просто выходит из нормального режима, сбитое с толку. Мне, вероятно, нужно было оттолкнуть его и спросить «какого черта ты делаешь?», но я лишь прикрываю глаза и приоткрываю губы, давая ему углубить поцелуй. Мне следовало его оттолкнуть, что сделала бы каждая нормальная девушка, которую целует парень, что бросил ее две недели назад, растоптал ее сердце и доводил ее до истерик. Любая нормальная девушка, но я же не нормальная. Я ненормальная, и это очевидно. Я просто наслаждаюсь этим поцелуем, не зная, сколько он продлится. Чувствуя нежное прикосновение его мягких губ, я лишь углубляю поцелуй, поддавшись вперёд, почему-то за считаные секунды теряя рассудок. Я не соображаю, понимаю только то, как же приятно его целовать. Но он останавливается. Я непонимающе смотрю на Лайта, замечая, как в светло карих глазах с медовым оттенком расширены черные зрачки. Мое сердце готово выйти из строя, а в голове тысячи вопросом, ответы на которые Лайт точно не даст. Он смотрит на меня несколько секунд, не тем хладнокровным взглядом, а каким-то растерянным и волнительным, что выбивает меня из колеи. Затем, опустив взгляд, он резко отходит от меня, направляясь в сторону двери. Он ушел.        Я, замерев стою на месте, непонимающе смотря куда-то перед собой, не способная уложить в голове то, что только что было. Мое сердце катастрофически быстро бьётся, намного превысив нормальное сердцебиение человека. Что это было? В мозгу витает ненормальная мысль, что я сплю или же придумала это наяву, ведь Ягами Лайт просто не мог взять и поцеловать меня. Да и с чего бы ему это делать? Но, оставшийся на губах приятный привкус поцелуя, а именно теплоту его горячих губ и румянец, что остался у меня на щеках, доказывают, что это произошло на самом деле. Черт подери, Ягами Лайт только что поцеловал меня, а я, что ещё мне оставалось делать, ответила ему на поцелуй. Щеки все еще горят, а в мозгу буквально исчезли все те мысль, что блуждали там, даже то, о чем я переживала все это время, все словно рассеялось на эти несколько минут, которое длилось это чувство эйфории после поцелуя. Словно в один момент все взяло и стало вновь прекрасным, на этот краткий и беспечный момент, которого я не могу себе позволить, но мой серый мир снова засиял красками, и я снова слышу, как бьётся мое сердце.        Я томно вздыхаю, садясь на заправленную односпальную кровать, стоящую в центре комнаты. Свет уходящего солнца просачивается сквозь неплотно закрытые жалюзи, падая косыми лучами на светло-коричневый паркет. Я со вздохом падаю на застеленную постель, ощущая запах порошка; лаванды и вербены. Смотря в потолок я вижу, как фары машин отражаются на нем. Так тихо, ни криков, не ругани и мата, ни матери, что выгоняет меня, ни отчима, что врывается в мою комнату, только я и тишина, только мысли о произошедшем несколько минут назад. Иронично думать о том, что сегодняшний день закончился не совсем так, как я это планировала, но, удивительно или нет, я рада этому стечению обстоятельств. Рада, что именно Лайт спас меня, и на миг, глупо или нет, мне кажется, что это и есть мой второй шанс на жизнь. Жалею ли я о том, что хотела покончить с собой? Нет, не жалею, ибо на тот момент я чувствовала, что мои плечи несут на себе непосильный груз и я падала замертво от этого. Но сейчас я просто смотрю в будущее, надеясь, что в нем произойдут события, которые заставят меня пожалеть о том, что я когда-либо хотела покончить со своей жизнью…