VI. Tomorrow I'm gonna get better
10 апреля 2021 г. в 09:38
— Лайт, — осторожно зову я, заходя в комнату Лайта, не включая свет, но оставляя дверь открытой, давая свету из корридора заполнить его комнату. Лайт тут же двигается, наверное, сразу же проснувшись.
— В чем дело? — спрашивает парень, вставая и тут же присев на кровати, одной рукой упираясь об матрас. Я сглатываю, понимая, что должна сказать ему, что мои мама и отчим мертвы, при этом сама не чувствуя ровным счётом ничего. Что со мной такое? Почему я не плачу? Почему я онемела внутри?
— Что случилось? — быстро встав с кровати, Лайт направляется ко мне, смотря на меня непонимающим взглядом.
— Мама и мой отчим… — начинаю я, но тут же сглатываю, застывая с осознанием того, что тошнота подступает к горлу. Боже, мне противно от себя из-за того, что я ничего не чувствую. Но как заставить сердце хоть что-то почувствовать? Как заставить этот мертвый кусок мяса почувствовать скорбь от потери? Почему я не плачу?
— Они мертвы, — заканчиваю я, поднимая взгляд на Лайта. Сердце почему-то бьётся ровно, лишь странное чувство горечи во рту, словно я проглотила что-то ядовитое, но не умерла от яда, только ощутила его привкус. Почему я не могу ничего почувствовать? Они мертвы, Хитоми! Почему твое гребаное бесчувственное сердце не может даже екнуть? Лишь лёгкое, словно утренний ветер качающий занавески, чувство, что пугает меня в глубине души, чувство облегчения…
— Как это случилось? — не сразу спрашивает Лайт, наверное, собравшись со словами, ведь не каждый день он сталкивается со смертью, хоть даже и чужой.
— Мне позвонили сейчас, сказали приехать, но я не…я не знаю, — начинаю я, затем путаюсь в словах, не зная, что и сказать, понимая, что выгляжу странно с непонятной миной на лице. Ладно отчим, этот извращенец заслужит попасть в могилу ещё будучи живым, а вот мама…сколько бы зла она не сделала мне, она все же остаётся моей мамой, я должна что-то чувствовать.
— Ты в порядке? — наклоняется ко мне Лайт, заглядывая в глаза, дотрагиваясь тёплыми ладонями до плеч. Его теплое прикосновение как-то успокаивает, даже если сейчас мои мысли запутаны. Мне так хочется, чтобы он меня просто обнял меня, прижал к себе и удержал так несколько минут, пока я не задышу снова.
— Не знаю, — просто отвечаю я, посмотрев куда-то за спину парня, вглядываясь в темноту.
— Мне даже плакать не хочется, — констатирую факт я, сглотнув и как-то странно мотнув головой, словно в знак непонимания. Я ведь не до конца понимаю, почему у меня такая притупленная реакция.
— Я…я просто не могу заплакать, это нормально? — спрашиваю я, поднимая взгляд на парня. Лайт смотрит на меня с какой-то опаской, что я подметила в его чертах лица даже при тёмном освещении.
— Я должна вернутся домой, — сообщаю я, понимая, что Лайт так и не ответил на мой вопрос и убираю его руки с плеч. Да и откуда он знает, почему я не могу заплакать? Я сама не понимаю, что не так в моем больном мозгу.
— Я пойду с тобой, подожди, я оденусь, — произносит быстро Лайт, когда я выхожу из его комнаты. Мне тоже нужно переодеться, не идти ведь мне в таком виде. Я тут же останавливаюсь на этой мысли. Идти… А куда я пойду? В свой дом, где меня встретят мертвые тела моего отчима и родной матери? Посмотреть на то, что они совершили групповой суицид, чтобы в очередной раз покалечить мне психику, что они умудряются делать даже будучи мертвыми? Я не верю, что эта адовая вещь происходит в моей жизни, не верю, что опять я переживаю очередное дерьмо, но теперь дерьмо похлеще.
Меня одновременно переполняет тяжесть случившегося, ведь я осознаю произошедшее, но в то же время я будто бы абстрагировалась от того, что случилось, и от того, что я должна испытывать. В голове столько мыслей о том, что же будет дальше, как себя вести и что делать, когда я увижу их трупы, ведь эта кромешная темнота, эта пустота внутри меня пугает меня саму. Я не знаю, почему все мои чувства притупились и единственное, о чем я думаю это то, что мне придется, вероятно, притворяться, что я скорблю, в то же время, когда мое бесчувственное «Я» взяло вверх над обычной версией меня. Внутри словно всё замёрзло, всё в тумане, я ничего не чувствую, и это пугает…
— Хитоми? — слышу голос офицера я. Мы стоим у крыльца моего дома, что окружён полицейскими машинами. Мои ноги становятся ватными, когда я понимаю, что мне придется опознать их.
— Да, — отзываюсь я, посмотрев в сторону молодого офицера полиции.
— Мне очень жаль, — говорит он, посмотрев на меня, из-за чего я лишь кратко киваю, поджав губы. Все ещё не верю, что это случилось. Похоже на слишком реалистичный сон; вся эта история сплошной сюрреализм, все люди и их действия кажутся лишь хорошо отрепетированым сюжетом какой-то мыльной оперы с драматичным подтекстом. Боже, о чем я думаю сейчас?
Меня отвлекает звук задвижки замочки, из-за чего я резко поворачиваю голову назад, и меня тут же пробирает дрожь. Я содрогаюсь всем телом, обнаруживая то, что в нескольких метрах от меня лежат мертвые тела моего отчима и матери.
— Мне нужно…мне ведь нужно подойти? — сбившись, спрашиваю я, сглотнув и посмотрев в сторону офицера. Лайт все это время стоял рядом со мной, сохраняя свое привычное молчание даже в такой ситуации, чему я удивлялась. Хотя, сама я ничего толком не чувствую сейчас, кроме какого-то зябкого чувства страха и неизвестности.
— Необязательно, но… — начинает молодой человек, затем поднимает голову и несколько секунд смотрит на меня, словно не решаясь что-то сказать.
— Хитоми, — произносит Лайт, положив руку мне на плече. Я сглатываю, переводя на него взгляд.
— Тебе не стоит, — произносит он совсем мягким и осторожным голосом, из-за чего я почти готова удивиться, хоть мои эмоции и притуплены. Я не узнаю в нем безразличного Лайта, хоть его спектр эмоций всегда находится на холодном уровне, но сейчас он проявляет заботу и сострадание, хотя, я сомневалась, что он на это даже способен.
— Кто-то должен их опознать, — говорю я, поджав губы и убирая руку Лайта со своего плеча.
Мне страшно это делать, но я делаю шаг вперёд, направляясь в сторону двух черных мешков, которые лежат в горизонтальном положении на какой то кушетке. Дико или нет, но в этот момент в мою голову подкралась мысль о том, что такое я видела только в фильмах.
— Это их дочь, — произносит женщина врач, которая стоит рядом с офицерами. Они несколько секунд смотрят на меня, словно взглядом проверяя способна ли я на то, чтобы увидеть это. Я лишь смотрю вниз, пока офицеры расстёгивает замок пакетов, давая мне узреть их лица. Я вздрагиваю, застывая на месте. Казалось, что что-то овладело моим телом и парализовало его и мои мысли частично, ведь все казалось мне каким-то слишком странным и страшным. Впервые за все время мое сердцебиение участилось, увидев бледное лицо матери и отчима. Они мертвы. Я чувствую свое сердцебиение, но других чувств или их проявления я не ощущаю. Должно быть, у меня шок, или меня настолько сильно и часто избивали, что отбили всю способность что-либо чувствовать.
Боковым зрением я вижу, как ко мне подходит Лайт, дотронувшись до моего запястья, и я тут же перевожу взгляд с тел на него, понимая, что его присутствие помогает мне, иначе я бы почувствовала себя сиротой. Какими бы плохими родителями они ни были, все же, она была моей матерью, хоть на отчима мне плевать и я считаю, что его конец должен был придти раньше, но мама…мне жаль, что она умерла.
Я несколько раз моргаю, смотря на тело матери и меня вдруг пробирает дрожь. Я ощущаю острую боль скорби где-то в сердце, осознание того, что я лишилась, наверное, моего самого близкого человека, даже если она относилась ко мне как к животному, все же, она была моей матерью. Но она мертва.
Чувствуя, как мое дыхание становится тяжёлым, я сглатываю, ощущая, как мой подбородок начинает предательски дрожать.
— Хитоми, ты в порядке? — спрашивает Лайт, опустив голову, пытаясь заглянуть мне в глаза, которые уже наполняются горячими слезами, а сердце болезненно скулит.
Мне страшно, ведь я осталась одна, и это заставляет переосмыслить всё своё существование и суть окружающей меня действительности. Хотя, я всегда была одинока, ни моя мать, ни мой родной отец, ни тем более отчим никогда не помогали мне, а наоборот ущемляли мое существование. Но все же, теперь я сирота с официальным статусом, и это меня пугает. У меня никого нет…никого, кроме Лайта.
Я поднимаю на него глаза, замечая капли слез на дрожащих ресницах, которые затуманили мне взгляд.
— Со мной все в порядке, — произношу я, утерев слезы рукавом и взглянув в лицо Лайта. Он несколько секунд смотрит мне в глаза, и та забота, которую я видела или, как мне казалось я видела, помогла мне вздохнуть в тот момент.
— Как это случилось? — спрашиваю я, обратившись к стоящим позиди меня людям в форме.
— Суицид. Вероятно, они решили покончить с собой вместе, — произносит мужчина в форме, который что-то записывает.
— Но почему? — спрашиваю я, смотря на них, затем поднимаю взгляд на Лайта, понимая, что вопрос мой действительно бессмысленный, ведь никто, кроме моих родителей не сможет ответить на этот вопрос, а они мертвы, и как известно — мертвецы не разговаривают.
— Они отставили вам записку, — произносит он, протягивая мне какую-то бумажку в пакетике, вероятно, чтобы не наложить отпечатки. Хотя, зачем им расследовать это в дальнейшем, это ведь суицид.
Дрожащими пальцами я беру эту бумажку, чувствую странное волнение и потрясение одновременно. С чего бы матери, которая меня ненавидела и отчиму, который хотел меня убить, оставлять мне прощальную записку?
«Хитоми, прости нас, что мы губили твою жизнь. Надеемся, что без нас ты сможешь жить счастливо. Прости и прощай. Мама, и Кехиро.»
Я сглатываю, вновь и вновь перечитывая строчки короткого письма, понимая, что эти строки никогда не совпадут с тем, что они делали с моей жизнью. Я чувствую горячие слезы, что льются у меня по щекам. Я не ненавижу маму, я прощаю ее, но все же я злюсь, что она так поступила. А мой отчим… о нем мне жаль только одну вещь, и это то, что он так поздно решился на это. Но то, что они всю жизнь ненавидели и мучали меня, а затем решили «пожертвовать» собой ради меня не укладывается у меня в голове. Все странно и запутанно.
Все медленно расходятся, тела увозят в морг, сообщив, что в ближайшие пару дней будут похороны. В моем доме убираются люди в форме, а я лишь стою поодаль, замечая то, что они выходят, вынося на улицу запачканные кровью простыни и подушки. Значит, они перерезали себе вены… От этих мыслей меня передёргивает, заставляя дрожь бежать по спине.
Смысла оставаться там больше не было, тела увезли в морг, а полиция разъехалась, на время опечатав дом. Остались только мы с Лайтом, который все ещё, почему-то, был рядом со мной, хотя я не понимала почему, наверное, из чувства жалости, ведь я теперь сирота.
Я сглатываю, смотря на бледное свечение лампы в моем доме. Теперь я одна, и я не знаю, хорошо ли это или плохо. Теперь я не знаю, что будет дальше, хотя и тогда я не могла кристально чисто видеть свое будущее. Я сглатываю, чувствую, что чем дольше я нахожусь здесь, тем сильнее я погружаюсь в депрессивные мысли.
Мне пришлось пойти к Лайту, чтобы переночевать у него. Сказать честно, я все ещё не понимаю, что происходит между нами и почему он все ещё помогает мне. Определенно, мы не друзья, наверное, он временно решил проявить ко мне сочувствие. Вопрос только зачем? Зачем ему это нужно?
— Тебе плохо? — спрашивает Лайт, лёжа на другой стороне кровати, когда наши лица смотрят друг на друга. Я всё ещё плачу, чувствую, как подушка, на которой лежит моя голова, уже промокла. Я тихо плачу, слыша лишь холодный дождь за окном и тихое дыхание Лайта. Я не сразу понимаю его вопрос, ведь очевидно, что мне плохо, или у него есть причины сомневаться?
— Да, — кратко отвечаю я, сглотнув ком в горле, чувствую, как некая дрожь подкрадывается ко мне, заставляя голос звучать ещё более жалко. Да, я жалкая, я только что потеряла мать и мне плохо, я не вижу смысла притворяться, что все хорошо.
— Я чувствую себя отвратительно, — говорю я, положив руку под щеку.
— Все будет хорошо, — произносит странно спокойным и бесстрастным голосом Лайт, словно произошедшее его никак не трогает, хотя, наверное, это его действительно не трогает.
— Не будет, Лайт, — протестую я, поднимая на него взгляд. Ничего хорошо уже не будет. Я одна, у меня только что умерла мать, отец оставил меня в далёком детстве, и ты тоже меня оставил, Лайт.
— Теперь будет, — говорит он тем же спокойным голосом, смотря на меня взглядом без какой-либо присущей ему заносчивости и высокомерности.
Почему он так говорит? Почему выделяет это «теперь», словно это период после смерти родителей, после которого мне обязательно должно стать лучше. Я непонимающе смотрю на Лайта.
— Ты с ними столько страдала, Хитоми, — говорит тихо парень, неожиданно дотронувшись до моего лица, утирая большим пальцем слезы с моей щеки. Я слишком устала чтобы удивляться словам Лайта, хотя, он всегда такой безразличный и видит во всем лишь рациональность и холодный расчёт.
— Но теперь у меня никого нет, — говорю я, сглотнув неприятный от слез ком в горле, что не даёт мне нормально дышать. Это правда. Теперь я одна в этом мире, без родителей, хотя родителями их назвать было сложно.
— Я совсем одна в этом мире, понимаешь? — снова плачу я, чувствую, как сердце больно сжимается от такого количества слёз и страданий.
— Это не так, — произносит Лайт, заставляя поднять на себя взгляд. Мое сердце начинает вдруг быстро колотиться, не знаю, то ли из-за прикосновения Лайта к моей щеке, то ли из-за мизерной надежды, что его «это не так» подразумевает, что он есть в моей жизни. Хотя, наверное, это глупые надежды все ещё влюбленной по уши девушки. Ты жалкая, Хитоми. Ты просто жалкая…
— Я так устала, Лайт, — говорю я, чувствуя, что не могу найти в себе сил продолжить разговор.
— У меня больше нет никаких сил, — прикрываю глаза я, чувствую, как сердце болезненно сжимается в груди. Я не хочу допускать более депрессивные мысли, мне и без этого так плохо.
— Очень хочу спать, — произношу я уставшим голосом, чувствуя, как горячие слезы текут по моим щекам, а глаза из-за этого щиплет.
— Хорошо, — произносит Лайт, убирав волосы с моего лица, заправив их за ухо. Мое сердце всё же быстро бьётся из-за этого жеста, хотя, между нами стена недосказанностей, но Лайт почему-то проявляет свою человечность по отношению ко мне.
— Когда проснешься я буду рядом, — произносит он мягким голосом, снова заставляя мое сердце пропустить несколько тяжёлых ударов. Почему он такой заботливый и милый со мной? Почему он разбивает мне сердце снова и снова? И почему моё сердце всё так же тянется к нему? Почему оно так стремиться быть разбитым? Почему после всего я снова отдаю своё сердце в его руки? Но всё же, он единственный человек, с которым я предпочла бы быть в это тяжёлое время, хоть это и временно, и наверняка, из жалости, но мне плевать. Мне всё равно потому, что сейчас я думаю только о том, как сильно он мне дорог и время, которое мы можем с ним провести вместе. Время лечит, но только тогда, когда это время проведено с близким человеком, который может залечить твои раны. Мне лучше с Лайтом просто из-за его присутствия, хоть звучит это и жалко.
— Правда? — почему-то спрашиваю я, нервно улыбнувшись.
— Да, — все так же мягко произносит Лайт, смотря на меня, слегка улыбаясь уголками губ. Я вздыхаю, смотря на парня, разглядывая черты лица, которые я так люблю. Смотря на него хочется сказать «вот, бери мое сердце, можешь снова сломать его», хотя, я все же понимаю, что мои чувства иррациональные, но все же, человеческие чувства и любовь настолько неизученные и непонятные вещи, что, по моему мнению, никто не имеет права судить их.
Я осталась одна, но Лайт все ещё в моей жизни, хоть и, наверное, временно, но я боюсь его потерять. Если он снова отвернётся от меня, моё сердце, да и вся я буду разбита, хоть собирай на пазлы. Но всё же, я позволяю ему быть сейчас рядом, хоть и не знаю истинную природу его чувств. Он снова играет со мной? Или же, возможно, он чувствует что-то ко мне, но я не могу читать мысли людей.
В голове весь день столько мыслей, но почему-то с Лайтом они буквально рассасываются, становятся второстепенными. В такой страшный момент моей жизни, когда я лишилась матери, я чувствую острую потребность в Лайте, надеюсь, что я смогу побыть с ним хотя бы до тех пор, пока я справляюсь с потерей. Мне нужен кто-то рядом по одной простой причине: я боюсь оставаться наедине с собой. Да, это правда. Но мне нужен именно Лайт, ведь только с ним я чувствую себя лучше. Ты мое лекарство, Лайт.
Я засыпаю, погружаясь в царство Морфея, даже не заметив этого, как это обычно происходит.
Проснувшись, я застаю Лайта спящим, что выглядит ещё прекраснее, чем в бодрствующем виде, что я неосознанно подметила, замечая улыбку на своем лице от этой мысли. Странное чувство привязанности и любви мучают меня, но я не могу ему в этом признаться, хотя, эти чувства противоречат мне и здравому смыслу, ведь между мной и Лайтом все кончено; он сломал мне сердце, я страдала, пыталась убить эти чувства и продолжить жить без него. Но, черт возьми, я словно стою на пороге открытой двери без возможности перешагнуть порог и выйти. Я всё же не могу избавиться от чувств, и как назло, судьба нас всегда сталкивает.
— Уходишь? — внезапно открыв глаза, спрашивает Лайт, тем самым напугав меня.
— Да, я пойду домой, думаю, так лучше, — говорю я, присев на кровати, смотря на то, как солнечный свет падает на белую кожу лица Лайта.
— Спасибо, что утешал меня прошлой ночью, — произношу я, чувствую себя при этом странно.
— Мне правда было это необходимо, — дополняю я, устало вздыхая. Чувствую себя неловко, говоря ему открыто о каких либо своих чувствах, не зная при этом, плевать ли ему на меня или нет. Но всё же, я благодарна ему за то, что он был рядом вчера.
Зайти домой я не решалась долго, но все же пересилила себя. В мыслях было то, что если я не сделаю этого сейчас, то не смогу потом.
Вся кровь была убрана, но все же, осталась та, которая впиталась в край ковра и паркет, из-за чего глядя на это место каждый раз, тошнота подступала к моему горлу. Надо же, как пусто в этом доме и так оглушительно тихо…
Я прикрываю глаза на несколько секунд, прислушиваясь к тишине, не к звуку криков и ругани, разбитой посуды, матов отчима, а просто к тишине. Удивительно, но сейчас мне спокойно, хотя, я была почти уверена в том, что мне будет страшно заходить в этот дом.
За эти дни мне мое настроение с нормального перескакивало на ужасное и депрессивное, что конкретно пугало меня. Похороны родителей усугубили ситуацию, но, к счастью, на них пришли только я, Айка, и к удивлению, Лайт. Всё произошло молча и тихо, хотя, моё сердце болезненно сжималось от осознания, что я никогда больше не увижу маму, хотя, я уверена, что она меня ненавидела и по ее словам, та жалела о моем рождении, но все же, я любила ее. А по поводу отчима…будь моя воля я бы раскопала его и сожгла бы его кости. Жаль, правда, что отец не удосужился отправить хоть письмо с извинениями.
Айка вела себя странно, впрочем как ведёт себя со дня смерти Керо, объяснения чего я не нахожу, хотя надеюсь все скоро наладится и она всего лишь тоскует по своему другу, хоть он был и ублюдком.
Прошло лишь три дня со дня смерти матери и Кехиро, но все же, это не освободило меня от посещения занятий.
— Привет, — говорю я, садясь рядом с Айкой, но та тут же дёргается, когда я сажусь рядом, словно испугавшись меня.
— Привет, — говорит тихо Айка, всё ещё смотря куда-то вперёд, не поднимая на меня глаза.
— Хитоми, — тихо произносит она, медленно шевеля губами. Она выглядит так, словно чем-то очень сильно напугана и это вселяет страх теперь и в меня. Её внешний вид казался мне не таким жизнерадостным и весёлым, каким он был раньше. С ней что-то не так, да вот я только не могу понять, что именно.
— Айка, ты в порядке? — спрашиваю я, дотронувшись до её руки, но девушка тут же резко дёргает рукой, словно избегая моего прикосновения. Я хмурюсь, с непониманием наблюдая за ней.
— В порядке, — сухо отвечает та, как я замечаю, что она всё время нервно дёргает плечом.
— Выглядишь не очень хорошо, — говорю я, сглотнув, чувствую странную атмосферу между мной и подругой.
— Просто…мне нужно тебе кое-что сказать, — говорит она, резко поворачиваясь ко мне, как я замечаю, что её зрачки сильно расширились, а глаза покраснели от слёз.
— Что? — хмурюсь я, ощущая, как неприятное предчувствие подкрадывается ко мне.
— Я должна тебе кое-что рассказать, Хитоми, — резко схватив меня за руку, снова повторяет Айка, смотря мне в глаза. Сказать честно, это меня пугает, но я не пытаюсь убрать руку. Она выглядит довольно напуганно.
— Уже давно, с тех пор, как Керо…с тех пор как он погиб, — сглатывая слезы, произносит она, я же замечаю, как её зрачки нездоровым образом быстро метаются из стороны в сторону, что пугает меня. С ней что-то не так, ибо я никогда не видела Айку в таком виде.
— Что именно? — спрашиваю я, накрыв своей ладонью руку подруги, чувствую, что её рука абсолютно ледяная. Что, черт побери, происходит? Моё сердце начинает быстро стучаться, словно это предчувствие возникло не само по себе, словно есть что-то, что так сильно подсказывает мне моя интуиция. Я знаю Айку, она никогда себя так не вела, а сейчас она выглядит так, словно одержима злым духом. Сотни и тысячи плохих мыслей подкрадываются в мою голову пока я наблюдаю за тем, как подруга пытается подобрать какие-то слова, нервным взглядом карих глаз смотря на меня в страхе.
— Это связано с Керо, — говорит она затем останавливается, словно сомневаясь, стоит ли продолжать дальше. Я смотрю на нее в ожидании, застывшем в моих глазах. Керо? Со смерти Керо прошло уже много дней, даже школа успела забыть о случившемся, но, почему-то, Айка решила поговорить об этом. Может, она что-то знает об этом, возможно, за его смертью кроется что-то ещё.
— И с тобой, Хитоми, — заключает она, из-за чего я удивлённо смотрю на неё. Что может связывать меня и Керо, кроме того несчастного случая?
— Я должна была сделать это раньше, прости, я просто… просто не могла, — вдруг начинает плакать Айка, из-за чего я напрягаюсь, не понимая, в чём дело.
— В чём дело, Айка? — спрашиваю я, дотронувшись до плеча подруги, чувствуя крайнее беспокойство из-за её состояния. Выглядит она не лучше: круги под глазами, красные глаза, дрожащие губы.
— Айка, — зову я её, но её взгляд останавливается где-то за моей спиной. Я замечаю, что около двери стоят несколько парней, которых я знаю лишь по слухам, при этом не очень хорошим.
— Я… Хитоми, я должна идти, — нервно произносит девушка, задержавшись и тут же начиная собираться, дрожащими руками запихивая книги в портфель.
— С этими парнями? — спрашиваю я с волнением, остановив её за руку.
— Они ведь наркоманы, Айка, ты в своем уме? — я гневно смотрю на подругу, не понимая, какого чёрта она связалась с этими людьми, которых избегает вся школа.
— Хитоми, — стиснув зубы подруга перебивает меня, вырывая свою руку.
— Что ты хотела рассказать? — спрашиваю я, подозрительно смотря на людей, остановившихся у порога. Мне это не нравится.
— Потом, обещаю, я расскажу потом, — говорит она, нервным взглядом пробежавшись по моему лицу. Я не успеваю ничего сказать, как она срывается с места, схватив портфель.
— Айка! — кричу ей в след я, но она скрывается за дверью, уходя из моего поля зрения.
Весь оставшийся день Айка не появляется в школе, а на телефонные трубки она, следовательно, не отвечает из принципа. Я нервно сжимаю трубку, понимая, что она, вероятно, во что-то вляпалась. Лайта я вижу на уроках, но не успеваю подойти, как он уже скрывается за школьными воротами. Чёрт. Он ушел. Хотя, может это и к лучшему, ибо я не знаю, о чем бы я с ним говорила. Так или иначе, что-то заставляет меня позвонить ему в восемь часов вечера, хотя логики в своих поступках мне не удаётся уследить.
— Алло, — слышится голос парня, из-за чего я невольно улыбаюсь. Что мне ему сказать?
— Лайт, это Хитоми, — говорю я на случай того, если он всё же удалил мой номер.
— Я знаю, — отвечает он спокойно, что наталкивает меня на мысли о том, что он, всё-таки, не удалил мой номер.
— Ты что-то хотела? — спрашивает парень более торопливо, не дождавшись моего ответа. Чёрт. Я снова веду себя как прилипало?
— Да нет, я просто…просто позвонила, — говорю я, прикусив губу от нервозности.
— Я сейчас занят, — отвечает Лайт, из-за чего я опешила, понимая, что я всё-таки не вовремя.
— Оу, прости, — говорю я сразу же, ударив себя по лбу.
— Я…я потом позвоню, — нервно проговориваю я, затем поспешно вешаю трубку.
Глупая, глупая Хитоми. Зачем ты только позвонила ему? Что ещё ты хотела услышать от вечно занятого и хладнокровного Лайта? Пытаясь прогнать мысли, я просто сажусь на диван, стоящий посреди комнаты. Смахнув рукой крошки от пиццы, которую я ела, я замечаю записку, которую я перечитывала уже сотни раз. Но всё же, сколько бы раз я не читала её, я не понимаю, что довело моих мать и отчима до суицида? Они никогда не были душевными или глубокомысленными созданиями, которые размышляли о смысле жизни и смерти, да и религиозным не были тоже. Единственным их божеством был алкоголь.
Я потираю лицо ладонями, понимая, что чем глубже я ухожу в размышления, тем хуже мне самой. Я никогда не узнаю, что случилось, ведь они унесли эту тайну с собой в могилу. Я не могу сказать, что сильно горюю, но все же, я скучаю по матери, каким бы она плохим человеком не была. Интересно, почему отец, узнав о смерти матери, ещё не позвонил мне? Ему, очевидно, как бывшему мужу матери и моему опекуну, уже сообщили о произошедшем.
Неужели ему настолько плевать на меня? От этой мысли я чувствую, что начинаю злиться, из-за чего больно вжимаю ногти в кожу рук.
Сейчас не время для этого. Я постараюсь поспать, чтобы хоть как-то выветрить плохие мысли из головы.
Положив голову на спинку дивана, я, не удосужившись выключить свет, засыпаю. Просыпаюсь я от телефонного звонка, который будит меня без четверти двенадцать. Кому, черт возьми, потребовалось вспомнить обо мне в такой час? Взяв телефон, я открываю его.
Лайт? Мои глаза расширяются.
Я удивлённо приподнимаю брови, смотря в экран телефона, на котором высвечивается его имя, я паралельно подмечаю, что всё ещё не смогла убрать его фотографию с экрана телефона, ну, или просто не желала этого. Странно, почему он мне звонит? Поймав себя на мысль, что времени на раздумья у меня нет, я тут же поднимаю трубку.
— Алло, — шаблонно произношу я, вслушиваясь в трубку.
— Ты звонила сегодня, — произносит спокойным голосом парень, как показалось, он должен быть сейчас свободен и свободного времени у него столько, что он решил позвонить мне. Надо же, у Ягами Лайта нашлось время на смертную Хитоми.
— Да не бери в голову, я просто позвонила по ошибке, — произношу я первое, что пришло на ум, понимая, что это звучит странно, из-за чего я бью себя по лбу рукой. Черт, Хитоми, почему ты такая странная? Почему не можешь вести себя, как нормальная девушка подросток? Хоть, я и не особо нормальная девушка, да и не могу отнести себя к людям, имевшим дело с пубертатным периодом и с бушующими гормонами, это словно прошло мимо меня. Или же, проблем было достаточно, что я не имела возможности показать буйный подростковые дух. Я всегда была крайне замкнутым ребёнком, и с возрастом это качество усилилось, иногда, как сейчас, мне кажется, что у меня отсутствуют простые навыки непринужденного общения. Давай же, Лайт, скажи что нибудь, я не могу поддерживать разговор, это слишком трудно для меня.
— Понятно, — просто отвечает Лайт, наверное, приняв меня за социально общительную девушку, которая обычно болтает по телефону с кем-то. Открою секрет; я никогда так не делаю.
— Я думала, ты уже спишь, — говорю я первое, что пришло к голову, чем я, кстати, обычно грешу в реальной жизни, из-за чего зарабатываю себе проблемы.
— Не совсем, — так же неторопливо отвечает Лайт.
— Я у твоего дома, — говорит он, тем самым буквально выбивая почву из-под моих ног. Что? Я удивлённо приподнимаю брови, пытаясь понять, в каком месте Лайт решил допустить шутку, потом же понимаю, что Лайт никогда вовсе и не шутит.
— Что? — спрашиваю я удивлённо, тут же вставая с пола, где я сидела.
— Сможешь выйти ненадолго? — спрашивает Лайт, из-за чего я тут же гляжу в сторону зеркала, понимая, что выгляжу странно; мешковатая футболка, старые джинсы, да и пучок на голове не очень опрятный. Впрочем, я не изменяю своему стилю «нелепость от Хитоми».
— Да, конечно, — тут же кидаю я, сложив телефон и кинув его в сторону дивана. Конечно, я выйду. Что ещё он ожидал услышать? Правда мое сердце нервно колотиться от предстоящей встречи, из-за чего я наверное, стала вся красная. Черт, Хитоми, это ведь не свидание!
Я направляюсь к двери, пытаясь изгнать эти мысли из головы.
— Лайт, — говорю я с улыбкой, которая становится все шире и шире, а я это уже не контролирую, как и радость от того, что я вижу его.
— Привет, — слегка улыбается он, подходя ко мне своей обыкновенно лёгкой походкой.
— Не ожидала тебя тут увидеть, — говорю я честно, наблюдая за ним.
— Не рада? — почему-то спрашивает Лайт, из-за чего я опешала. Издеваешься?
— Нет, конечно же я рада, но… — говорю я честно, даже не пытаясь скрыть улыбку, которая снова расползалась по моему лицу.
— Звонка было достаточно, просто, ты живёшь почти в десяти кварталах, — говорю я, посмотрев на парня.
— Захотелось увидеть тебя, — произносит Лайт, из-за чего я немедленно поднимаю голову, встречаясь с его глазами, что, как мне показалось, смотрят на меня с мягким выражением. Он окончательно решил довести меня до сердечного приступа.
Я сглатываю, опуская взгляд вниз, чувствую, как мое сердцебиение катастрофически ускорилось, беспокоясь, что я могла покраснеть, как это обычно бывает в глупых романтичных фильмах. Он проехал столько, чтобы увидеть меня? Эта мысль определенно не даст мне сегодня ночью уснуть и станет почвой для размышлений завтрашнего дня.
— Правда? — почему-то спрашиваю я, сделав шаг вперёд к Лайту.
— Да, — тихо отвечает он, смотря на меня.
— Решил узнать, как ты, — произносит парень, и я делаю его несколько шагов к нему, как между нами остаются, наверное, два шага.
— Все хорошо, точнее, не знаю, Айка ведёт себя очень странно со дня… — вздыхая, начинаю жалобно тороторить я, хотя, мне не хотелось бы, чтобы это выглядело так, словно я жалуюсь Лайту на жизнь. Но, наверное, так оно и есть.
— Со дня смерти Керо, — произносит он, как я не успеваю докончить фразу.
— Откуда ты знаешь? — непонимающе смотря на Лайта, спрашиваю я.
— Все говорят об этом, — тут же произносит парень. Надо же, тогда всем известно, какой стала Айка со дня смерти Керо. Конечно, они общались, но не были настолько близкими друзьями, чтобы она по нему так горевала. Тут определенно есть что-то ещё.
— Понятно, — киваю я, поджав губы, понимая, что я не хочу говорить о них сейчас.
— Я думала, ты заговоришь со мной в школе, — произношу честно я, опуская взгляд и скрестив руки на груди.
— Я хотел, но… — начинает, потом тут же останавливается Лайт, из-за чего я понимаю, что продолжать он не намерен. Все ясно.
— Ясно, — говорю я кратко, пытаясь не вкладывать в свои слова тон обиды. Я не обижена на него, я просто… наверное, мне больно.
— Да ничего, я привыкла, — поспешно добавляю я, осознавая, что звучу жалко.
— Просто…не знаю почему все шарахаются от меня и избегают, теперь и ты, — на выдохе произношу я, чувствую, как от нервозности мои пальцы начинают слегка трястись. Говорить перед Лайтом о том, что все меня избегают было не лучшей идеей, но все же, мне нечего скрывать.
— Я вовсе не избегаю тебя, мне предстоят экзамены, — говорит спокойно Лайт, словно объясняя это ребенку. Я недолго молчу, смотря себе под ноги и облокачиваюсь об стену спиной, не зная, куда себя деть.
— Я понимаю, — говорю я, смотря себе куда-то под ноги.
— Не беспокойся, — зачем-то добавляю я, смотря вниз, чувствуя на себе взгляд Лайта, но не находя в себе силы или желания поднять на него взгляд.
— Нет, не понимаешь, — произносит Лайт, резко поддавшись вперёд и уперевшись рукой об стену позади меня. Я задерживаю дыхание, чувствуя, как волнительно начинает биться сердце, когда между нами столь малое расстояние. Я могу разглядеть слегка увеличенные зрачки Лайта, когда он так близко.
— Ты и понятия не имеешь, что происходит, — повторяет Лайт более тихо и медленно, смотря мне прямо в глаза, как я чувствую, что моё сердце начинает стучаться в бешеном ритме.
— О чем? — спрашиваю я на одном дыхании, понимая, что не ожидала такого поворота сюжета. Сердце выпрыгивает из груди, я, которая всегда пыталась усмирить все чувства перед ним, сейчас просто робею.
— Думал, ты мне скажешь, — произносит мягко Лайт, как я вижу блеск в его глазах, из-за чего слегка удивляюсь.
— Скажу что? — спрашиваю я почти беззвучно, чувствую, что сердце вновь ускорилось в странном ритме, не позволяя мне нормально дышать. Лайт действует на меня странно, всегда действовал, и я не могу предсказать свои поступки если я под его влиянием. Я не могу сказать, что эти плохо, ибо быть с Лайтом мне хорошо, но с ним я делаю то, чего не делала бы, думая я рационально и будучи собранной. И с другой стороны, без него мне почти всегда плохо, что тоже не очень рационально. Хотя, мне плевать на рациональность, я два раза пыталась покончить с собой, поэтому свои поступки, которые я совершаю ни под чьим-либо влиянием не могут похвастаться логикой.
— Что происходит между нами, — спрашивает тот спокойно, как мне показалось, рассматривая моё лицо, я же время от времени смотрела на него, а от неловкости временами могла расфокусировать зрение, смотря куда-то за его плечо. Лайт несколько секунд смотрит на меня, вероятно, ожидая от меня ответа, которого у меня не находилось. Я не знаю. Я не знаю, что между нами происходит, но мне это нравится; нравится эта непоследовательность, наши случайные встречи, переглядывания в школе, ведь это навевает прошлые воспоминания о том, как у нас всё зарождалось, и мои раздумия о том, сможет ли всё начаться заново? Я не знаю, что у Лайта на уме, хочет ли он быть со мной, если да, то почему так холоден по отношению ко мне. Если нет, то с чего бы ему заботиться обо мне и пытаться всячески помогать. Черт. Не могу ничего понять, и это терзает мои мысли, оставляя меня по ночам без сна.
— Странно, — усмехаюсь я, отводя взгляд куда-то за деревья, что неторопливо качает из стороны в сторону ветер, заставляя ветки касаться электрических проводов.
— Я ожидала ответа от тебя, — говорю я, переведя взгляд на Лайта, и подметив, что он ожидающе смотрит на меня со слегка открытии губами, что немного приподняты в слабой улыбке, или это была усмешка.
— Я думала, что у Ягами Лайта всегда найдутся ответы, — произношу я, слегка усмехнувшись и подняв взгляд. Я несколько секунд смотрю на Лайта, вглядываясь ему в глаза, как вижу, что Лайт неожиданно подаётся вперёд. Я замираю, ощутив его тёплые губы на своих. Сердце стучит в бешеном ритме. Этот поцелуй выбивает весь воздух из лёгких, не оставляя ни единой мысли в голове. Я приоткрываю губы, давая ему углубить поцелуй, чувствуя, что с каждой секундой хочу ощущать его ближе. Я задыхаюсь, от нехватки кислорода или же от непреодолимого желания. Я продолжаю целовать его, рукой притянув его к себе за шею, но тут же Лайт останавливается, прервав поцелуй. Я непонимающе смотрю на него, пытаясь перевести дыхание.
— Прости, не нужно было, — произносит Лайт, быстро отстраняясь от меня. Я несколько секунд в шоке смотрю на него, не понимая его реакцию, и что ещё хуже, я не понимаю свою реакцию на него. Почему он останавливается? Почему я не хочу останавливаться? Он опять будет делать вид, что ничего не было, и мы снова будем идти по этому кругу, не в силах и без возможности прервать это колесо сансары. Я сглатываю, понимая, что это было чем-то лишним.
— Почему? — спрашиваю я тихо, смотря куда-то вниз на пятна оставшиеся от дождей на асфальте. Лайт поднимает на меня ожидающий взгляд, из-за чего я вздыхаю.
— Почему ты остановился? — вновь спрашиваю я, подняв взгляд на шатена.
— Я не знаю, — произносит спокойно парень, смотря куда-то вперёд себя.
— Почему поцеловал меня? — спрашиваю я, сглотнув, понимая, что желаю сейчас расставить все точки над «i».
— Я не знаю, Хитоми, — говорит он тихо. Я вздыхаю, осознавая, что от Лайта конкретности уж точно не добьешься.
— Лайт, что происходит между нами? — спрашиваю я вновь. Я не понимаю, что происходит, и мне не нравится это незнание вещей.
— Все сложно, — произносит он, вздохнув.
— Что тут сложного? — усмехаюсь я, смотря на него требовательным взглядом. Почему такой человек как Лайт не может решить этот вопрос между нами.
— Просто решить, друзья ли мы или… — начинаю я, вдохнув воздух в лёгкие.
— Мы друзья, — твердо произносит Лайт, перебивая меня на полуслове. Я застываю, понимая, что точки все же расставлены. Наверное, он давно это решил, но был не в силах сообщить мне это, я ведь недавно потеряла родителей.
— Хорошо, — произношу я, чувствую какое-то облегчение от разрешённой ситуации. Друзья? Я усмехаюсь, пытаясь не показывать этого. Какие мы к черту друзья? Разве друзья целуют друг друга так, как мы только что сделали? Не знала, что все друзья кидаются друг на друга с поцелуями. Если ты думаешь, что сказав это пресловутое «мы друзья» ты все решил, ты глубоко ошибаешься, Лайт. Мы не друзья, и мы оба прекрасно знаем об этом. Точки над «i» не расставлены, ничего не решено между нами, но я оставлю все так, как хочет Лайт, пусть он думает, что между нами не осталось вопросов. Я настолько отчаянно боюсь потерять его, что согласна даже на эту «дружбу», что зародилась между нами, хоть и понимаю, что дружбой это никогда не станет.
— Рад, что мы все решили, — произносит Лайт, поднимая глаза на меня. Я сглатываю, не понимая, говорит ли он всерьез или нет. Почему мне кажется, что все, что он делает какая-то странная проверка? Ибо, такое ощущение, что логики его действия не имеют. Зачем целовать меня, а затем говорить, что мы друзья? В какую игру ты играешь, Лайт?
— Я тоже рада, — вру я, приподняв уголки губ, пытаясь подделать улыбку. Мне больно, мне чертовски больно, неужели ты этого не видишь?
— Надо же, уже двенадцать, — произносит Лайт, смотря на часы на своей руке. Я все ещё смотрю на него; на аккуратные черты, гладкую кожу лица и опущенные длинные ресницы.
— Так поздно, — говорю я зачем-то, опустив взгляд, пытаясь не придавать своему взгляду такое явное негодование.
— Ага, времени не было придти раньше, я готовился к экзаменам, — произносит Лайт, убрав руку и отстраняясь от стены, около которой мы стояли уже продолжительное время, смотря друг на друга.
— Ты можешь остаться, — говорю я тут же, побоявшись, что он снова уйдет, ведь такое в его стиле. Побоявшись… Почему я боюсь, что он уйдет? Он множество раз уходил из моей жизнь, и надо подметить, мои старые шрамы от ран ещё не до конца зажили. Он несколько секунд смотрит на меня, ничего так и не сказав.
— Если тебе конечно разрешают, — говорю я зачем-то, затем понимаю, что его родители, наверняка, разрешают ему подобное в отличии от моих.
— Ну, или если не боишься оставаться в доме где кто-то умер, — говорю я зачем-то, затем опускаю голову в смятении. Черт, что я несу? Какого черта сейчас нужно было упомянуть это? Я мысленно бью себя по лицу.
— Не боюсь, — произносит спокойно Лайт, из-за чего я перевожу на него взгляд. Сердце быстро колотиться то ли от того, что было, то ли от того, что Ягами Лайт будет ночевать у меня дома.
Постелив Лайту на диване, я иду в сторону двери, но затем останавливаюсь, увидев то пятно крови, что пропиталось в паркет. Черт, наверное, Лайт это заметил.
Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на парня и замечаю, что его взгляд был направлен в сторону пятна. Я сглатываю, ощущая лёгкую судорожную тревогу, что накатывает на меня и тут же отпускаю дверную ручку, не открывая дверь.
— Это… — начинаю я, чтобы отвлечь его взгляд от пятна. Мне самой приходилось оттирать тут все от крови, но это место в доме было ниже других и поэтому кровь стекла именно туда.
— Не отмывается, — говорю я слегка нервным голосом, смотря на Лайта, что сидит на светло зелёном диване в моей гостиной. Парень переводит взгляд на меня, затем снова на пятно.
— Наверное, придется сменить паркет, — говорю я, затем сглатываю, ощутив сухость в горле.
— Как думаешь, почему они так поступили? — спрашивает парень, вставая с дивана и неспешным шагом подходя ко мне, все ещё не отрывая взгляд от того места.
— Я много об этом думала, — признаюсь я честно, облокотившись об стену спиной.
— Хочется верить, что они правда заботились обо мне и решили свести счёты с жизнью из-за чувства вины, — произношу я, опустив голову вниз, чувствую, как от этих слов мне становится липко на душе, такое неприятное и тягучее чувство, что я словно благодарна за то, что они, возможно, сделали это во благо мне.
— А не… — начинаю я, затем тут же останавливаюсь, поднимая нервный взгляд на Лайта.
— Не что? — спрашивает он чуть обеспокоено, из-за чего я отвожу взгляд куда-то вниз. Лайт облокачивается об стену рядом со мной, стоя полубоком ко мне.
— Не то, чтобы они покончили с собой будучи в хлам, — говорю я, сглатывая ком в горле, что начинает меня душить.
— У мамы было биполярное расстройство, и по совпадению, у отчима тоже, — говорю я зачем-то, хотя не хочу, чтобы Лайт подумал, что вся моя семейка это больные суицидники, хотя он, вероятно, уже так думает.
— Хочется думать, что они хоть беспокоились обо мне, и сделали это, чтобы дать мне шанс на лучшую жизнь без них, — говорю я горькие слова, и я чувствую, как слезы начинают течь по моим щекам.
— Так и есть, — говорит Лайт, из-за чего я тут же перевожу взгляд на него. Он стоял, облокотившись об стену, слегка касаясь ее головой, стоя боком ко мне. Я же стояла спиной к стене, скрестив руки на груди, и подперев ногой стену.
— Они ведь оставили тебе записку, значит думали о тебе, — продолжает он, засунув руки в карман черных брюк, я же замечаю, что рукава его белоснежной рубашки были закатаны до локтей.
— Надеюсь, — говорю я, покачав головой, ощущая боковым зрением, что взгляд Лайта сосредоточен на мне.
— В любом случае, правду никто никогда не узнает, — говорю я, сглотнув слезы.
— Единственные, кто знали её уже мертвы, — зачем-то добавляю я, наверное, чтобы закрыть эту тему. Лайт несколько секунд смотрит на меня, затем подходит ко мне на шаг ближе.
— Не нужно винить себя за то, что ты считаешь случившееся лучшим исходом, Хитоми, — говорит Лайт, подняв одну руку и убрав большим пальцем слёзы с моих щек.
Я судорожно сглатываю, понимая, что он только что сказал то, о чем я все это время думала. Он произнес то, мысли о чем я избегала и не могла принять как что-то чужеродное в своей голове.
Мое сердце быстро стучится, понимая, что Лайт прав. Я не радуюсь их смерти, но считаю, что они загубили бы и мою жизнь в придачу.
— Думаю, это эгоистично так думать… — говорю я, сглатывая слезы, пока Лайт все ещё держит меня за подбородок.
— Вовсе нет, — говорит Лайт, пока я не могу остановиться плакать. Это, наверное, слезы вины.
— Это разумно, — произносит он, как я перевожу на него взгляд и встречаюсь со взглядом его каштановых глаз. Лайт не кажется сочувствующим, вернее, никогда не казался и не был таким. Но, почему-то, его слова о том, что мои мысли о произошедшем не так уж и отвратительны, заставляют меня убрать часть вины от себя. Он просто видит происходящее со стороны, что позволяет ему трезво оценить ситуацию, я же всё время нахожусь в центре событий, а поток моих мыслей идёт кругом, и я не вижу настоящей картины. Лайт каким-то образом видит во мне то, что я пытаюсь избегать, ту часть меня, которая рада, что выжила, даже ценой смерти родителей.
Я сглатываю, всматриваясь в темные глаза Лайта и понимая, что от его слов мне легче, он словно снял половину груза с моих плеч.
— Завтра… завтра в школу, — говорю я, опуская взгляд вниз, пытаясь не подать виду, что слова Лайта показались мне правдивыми.
— Спокойной ночи, Лайт, — говорю я, отходя от парня и быстро подойдя к двери, выходя из гостиной.
Эти мысли, которых он только что вытащил наружу, бились в моём разуме с того дня, как они покончили с собой, но я пыталась унять их, думая, что это просто странное мышление, которое перекосил шок от трагедии.
Проснувшись, я быстро одеваюсь, понимая, что за очередное опоздание я имею возможность быть отстраненной от уроков или же отчисленной из школы.
На часах всего шесть тридцать, что даёт мне лишнее время приготовить завтрак. К сожалению, единственное, что я умею готовить — это лапшу. Но, как оказалось, Лайт был не против. Я с улыбкой, которую пыталась скрыть, пометила, что его присутствие здесь эмоционально меняет мое состояние на более позитивное, хотя, мне всё ещё не известно, что происходит между нами. Это дружба? Если это дружба, то зачем меня целовать. Это снова начало отношения? Если так, то почему он прямо не скажет мне, что хочет вновь начать всё сначала. Это пережиток прошлого к которому мы оба время от времени возвращаемся? Тогда почему мы остановились посередине, почему продолжаем эту дилемму, которая идет от одной крайности к другой? Я ничего не понимаю, но и не хочу начать всё выяснить, ибо боюсь, что Лайт тоже не понимает истинную природу происходящих между нами вещей, заставляя меня думать, что для всего нужно своё время. Признаться честно, мне не очень комфортно, ибо я не знаю как себя вести с ним. Я та Хитоми, с которой он встречался? Я та, которая была до наших отношениях, с которой у него были только дружеские мотивы? Или я перешагнула эти две версии себя, оставшись той неопределенной собой? В голове каша, я не знаю, следует ли вновь начинать эту тему, но всё же, я понимаю, что так не может продолжаться и когда нибудь я решу поговорить с ним об этом снова.
— Слишком жестоко, — говорю я, палочками для еды беря лапшу, паралельно наблюдая за бегущей строкой в телевизоре, где сейчас шла прямая трансляция расследования убийств Киры, которые он совершил вчера в период с семи до десяти часов ночи.
— Разве преступники не заслуживают быть наказаными? — спрашивает Лайт, как я вижу, что он смотрит на меня. Черт, а я и забыла что наши мнения с ним в этом вопросе расходятся.
— Да, но… — сделав паузу, говорю я.
— Не таким способом, — произношу я, слегка приподняв брови.
— Ты думаешь, что Кира зло? — спрашивает он зачем-то, заставляя поднять на себя взгляд. Он правда хочет поговорить на эту тему сейчас? Я долго думала об этом, но ещё не пришла к единому мнению. С одной стороны Кира нужен этому миру, а с другой — он убийца, который заслуживает, чтобы его наказали наряду с преступниками, которых он карает сам.
Я вздыхаю, понимая, что так и не могу дать ответ на его вопрос.
— Я не знаю, правда, — мотнув головой, произношу устало я, чувствую, что моя утренняя сонливость никуда не ушла.
— Когда он убивает жестоких преступников, то я не особо осуждаю его, — начинаю я, приподняв брови.
— Но когда убивает репортёров или кого-то из полиции, я считаю, что это жестоко, — говорю я, поджав губы и снова потянувшись в сторону супа.
— Как думаешь, — начинает Лайт, отвлекая меня от еды.
— Что такое «Кира»? — внимательно смотря на меня, спрашивает он. Я останавливаюсь, несколько секунд смотря ему в глаза, не понимая, почему его так интересует моё мнение.
— Человек, наверное, — с сомнением говорю я, хотя, возможно, Кира — это система правосудия, выдвинутая правительством, но тогда получается, что правительство убивает своих же граждан.
— Злой на мир, одержимый чувством справедливости, желающий истребить на свете все, что, как ему кажется, не вписывается в картину идеального мира, — излагаю свое честное мнение я, смотря в сторону Лайта, видя, как тот внимательно слушает меня.
— А зло разве вписывается в идеальную картину мира? — спрашивает тот, наблюдая за мной, из-за чего я опешила. Он прав.
— А Кира разве не зло? — хмыкнув, отвечаю я, затем кладу ложку на стол.
— То есть, он тоже убивает, — сделав паузу, произношу я.
— Думая, что вершит справедливость, он сам становится злом. Даже если все преступления исчезнут, то Кира останется единственным на свете, кого все будут бояться, — говорю я, смотря на телевизор, где всё ещё бегущей строкой мелькает имя Киры, хоть передача новостей и сменилась давно.
— Ты боишься? — спрашивает Лайт, из-за чего я перевожу на него взгляд, непонимающе смотря на него.
— Киру, — дополняет он, из-за чего я несколько раз моргаю, чувствуя, что не могу ответить на его вопрос.
— Думаю, что да, — честно признаюсь я, хотя, мне нечего его или её бояться, я ничего из себя не представляю, но само существование Киры заставляет волосы на теле встать дыбом.
— Мы опоздаем в школу, Лайт, — говорю я, посмотрев на часы, замечая краем глаза, что Лайт все ещё внимательно смотрит на меня.
В школе все казалось по старому, или же, мне просто хотелось так думать, пытаясь не подмечать тех вещей, которые изменились со дня смерти моих родителей.
— Айка, — вздрогнув, произношу я, замечая, что Айка стоит прямо у двери в помещении, где я нахожусь. Своим только видом Айка способна напугать меня; грязные немытые волосы, огромные мешки под глазами, покусанные губы, и бледная кожа лица. Она выглядит как изголодавшаяся сирота, как когда-то выглядела я, когда меня выгоняли из дома холодной зимней ночью и мне приходилось несколько дней, а то и недель жить у соседей. Мое детство и юность были ужасными, но я более чем уверена, что обеспеченные родители Айки не оставили бы своего единственного ребенка на такую тяжёлую судьбу.
— В чем дело Айка? — я делаю один неуверенный шаг в её сторону, видя по выражению её лица, что та будто бы начала колебаться, словно боялась меня. Она выглядит дерганой, испуганной, дрожащей, словно…снова она под чем-то. Ужасная мысль, пришедшая в мою голову являлась не небеспочвенной, ибо я видела ее раньше в компании странных парней с сомнительной репутацией.
— Ты…ты что-то принимала? — сглотнув, произношу я ужасную гипотезу вслух.
— Это не важно, — говорит она тихо, смотря куда-то вниз, что заставляет мою кожу покрыться мурашками.
— Что происходит? — спрашиваю я, дёрнув плечами, понимая, что своей скрытностью она только и бесит меня. Что с ней, черт возьми, такого произошло? С каких пор одна из самых богатых учениц выглядит, как побитый уличный котёнок?
— Со смерти Керо ты так сильно изменилась, — говорю я, сглатывая ком в горле. Не знаю, что тут не так, но ее словно подменили с того дня, иначе не скажешь; Айка закрылась, и я даже не могла бы предположить, что она настолько мучается с его смертью.
— Изменилась? — хмыкает девушка, как я замечаю какую-то горькую усмешку, которая тут же искажает ее лицо в гримасе.
— Да, я даже в глаза тебе смотреть не могу, — говорит она, резко сменив тон на крик, тем самым заставляя меня вздрогнуть, словно как тогда, каждый раз, когда на меня кричала мать или отчим.
— Что…что я сделала? — спрашиваю я тихо, смотря на девушку с широко открытыми от удивления глазами.
— Не ты, — говорит она, смотря вниз, как я тут же замечаю, что её подбородок дрожит, а темная копна волос падает на её лицо.
— А я, — говорит она, резко поднимая голову и посмотрев на меня.
— Что? — говорю я, непонимающе покачав головой.
— Я просто хочу признаться, — говорит она, плача, я же делаю шаг навстречу подруги, но та выставляет руку вперёд, не подпуская меня к себе. Что происходит? Я нервно смотрю на неё, пока она, по всему видимому, собирается с моральными силами.
— Я знала, что Керо собирался сделать с тобой на крыше, — ее слова звучат так громко и близко, что на минуту эти слова — единственное, что я могу вообще расслышать; ни звука сердцебиения, ни звука машин за окном, ничего…
Я застываю, понимая, что это не какая-то больная шутка, не прикол, а самое страшное и откровенное признание Айки.
Сердце бьётся болезненно быстро, оно будто бы проваливается куда-то вниз, падая в бездну, где раньше было что-то светлое и чистое, где раньше внутри меня сидела надежда на светлое и прекрасное. Ничего нет. В моем сердце уже пусто, его опустошило количество несчастий и разочарований, что отбили у меня всякую способность и желание что-то чувствовать. Чувства ранят, и я в этом убеждена, ибо я любила Айку, любила её и она отплатила мне предательством в самой изощрённой её форме.
— Айка…что ты? — сглатываю я, будучи наивной, все ещё пытаясь не верить в эти страшные слова, ведь будь это правдой, они будут способны уничтожить меня, они будут способны заставить меня убить себя. Я открываю рот, почувствовав, что из-за тишины и молчания Айки у меня в горле заложило комом, и я не могу вдохнуть.
— Что ты такое говоришь? — почувствовав слезы, спрашиваю я, как мой голос кажется мне почти что беззвучным. Этого не может быть. Такого просто не могло случиться. Айка не могла так поступить со мной.
— Я знала, что он собирался сделать с тобой, — повторяет она теперь более спокойно, из-за чего я отступаю назад, чувствуя, как слезы начинают стекать по щекам.
— Но я его не остановила, — произносит она, смотря на меня с ожиданием. Что? Почему она так говорит? Я ожидала услышать, что она скажет, как слышала, что он собирается сделать, но не смогла найти нас или что-то…но не то, что она просто не остановила его. Как это вообще возможно? Она вообще человек?
— Айка, — произношу я, пытаясь сдержать рыдание, которое вот вот вырветься у меня из горла. Я хочу просто остановить все, остановить и перемотать назад.
— Почему ты не предупредила? — спрашиваю я, понимая, что подруга ещё что-то скрывает. Она несколько секунд не отвечает, просто смотрит куда-то вниз, наверное, всё-таки не сумев поднять взгляд.
— Он сказал, что достанет дозу, если я буду пытаться сводить вас, — произносит она, из-за чего я резко ощущаю панику. Так значит, что она всё-таки принимает.
— Но в этот раз он потребовал кое-что другое, — продолжает она, а я лишь смотрю куда-то в пустоту.
— И он сказал мне, что собирался сделать с тобой, но мне очень жаль, я не смогла бы разубедить его, мне нужно было…я бы не смогла без новой дозы, — ее слова проносятся у меня в голове словно это бред сумасшедшего, какой-то сюрреализм, что-то парадоксальное, чего не может быть в моей жизни, что-то чужеродное, словно я попала в какую-то альтернативную реальность, где со мной случаются только дерьмовые вещи.
— Боже, — на одном вздохе произношу я, отступая на шаг назад. Сердце бьётся словно в ожидании сердечного приступа, а губы предательски дрожат. Я смотрю в лицо подруги, пытаясь понять, почему я не могла увидеть её истинное лицо столько времени? Почему я не могла рассмотреть эту гадкую и предательскую гримаса на её лице каждый раз, когда она улыбалась мне, пыталась подбодрить и говорила о Керо в исключительно хорошем ключе. Она всегда так хорошо относилась к тому, чтобы я начала с ним встречаться, хотя в здравом рассудке и без меркантильных мыслей я бы никогда не встречалась бы с человеком, которого не люблю. Теперь, когда все вещи встали на свои места, мне все стало ясно… абсолютно все. Я считала её одним из самых дорогих мне людей, несмотря на то, что она не помогала мне в тяжёлые минуты, когда мне было некуда идти, но все же, ей я доверяла больше всех, все мои секреты и тайные желания я рассказала ей. Как же я была глупа, полагаясь на неё, считая, что наша односторонняя дружба может длиться всю жизнь и не понимаю одной простой вещи, а именно той, что она может продать меня за дозу.
— Хитоми, прости, мне очень жаль, — с рыданиями, Айка опускается на колени, из-за чего я лишь сглатываю, понимая, что мне сейчас противно на неё смотреть. Как же низко…как же низко она пала в моих глазах.
— Мне очень нужна была доза, я…я бы не смогла без этого, понимаешь? — спрашивает она, словно из-за этого я поменяю свое мнение насчёт этого вопроса. Конечно, для неё мир уже не такой, как раньше, теперь когда её глаза покрыты пеленой наркотиков и единственное, что она действительно хочет — это доза, для нее я была лишь способом получить ее.
— Ты…ты продала меня ради дозы? — спрашиваю я безэмоциональным голосом, чувствую, как холодные слезы стекают по подбородку. Меня сейчас стошнит от этого, насколько противно думать о себе в таком ключе.
— Мне жаль, — рыдает она, снова упав на пол, закрывая лицо руками. Ей жаль…ей жаль, и это все, чем она может искупить свою вину?
— Я не могу спать ночами из-за этого, я не знаю, что было бы со мной, если бы он всё-таки сделал это, — говорит она, из-за чего я сглатываю. Что было бы с ней? А что было бы со мной? Я бы просто прыгнула с той крыши, иначе никак, я бы не смогла жить с этой грязью в себе. Я бы покончила с собой без раздумий, и это было бы на её совести, но волновало бы её это? Сейчас передо мной лишь дешёвое представление той, кто чуть ли не столкнула меня с крыши, при этом не применяя физических сил.
— Я так виновата перед тобой, — вставая с пола, девушка подходит ко мне, протянув ко мне руку.
— Не смей трогать меня, — произношу я сквозь зубы, понимая, что её прикосновения, её улыбки, её голос, её лицо…всё в ней сейчас противно мне.
— Хитоми, пожалуйста, прости, — слышу я её голос, когда выбегаю из этого помещения, оставляя Айку там одну.
Бросившись бежать, я почувствовала, что голова была залитая свинцом, а глаза покрылись пеленой тумана, что застилало мне обзор. Я просто бежала куда несли меня ноги. Хотелось убежать от всего; от событий, мыслей у себя в голове, только бы не ощущать это ужасное чувство опустошенности, что разрывает мне грудную клетку. Я не могу больше выносить этого предательства длиною в целую жизнь. Куда бы я не ступила, меня уже авансом ждут разочарования и предательства. Я давно проклята. Я не могу вынести того, что люди, которым я доверяю больше остальных безжалостно вонзают ножи мне в спину. Моя жизнь наполнена предателями и разочарованиями настолько, что здесь нет места для нормальных событий. Со мной не бывает легко, но, я ведь тоже человек, и то, что со мной обычно случается дерьмо не значит, что это даёт ей право на то, чтобы она использовала меня вот так.
Я бегу, зная, что приду только к одному финалу, который я всегда пыталась отложить, но, увы, злой рок преследуют меня. Я по обыкновению и своей же тупости настолько доверчивое и наивное создание, что никогда бы не заподозрила что-то неладное.
Айка, как ты могла, Айка?
Я плачу, ускоряя шаги. Сердце разрывается. Пробегая мимо дверей и окон, я понимаю, что людей в школе уже не осталось, ведь уже конец учебного дня.
Я не могу унять дрожь в руках, а рыдания все сильнее вырываются у меня изо рта. Я не могу дышать, не могу справиться с этим, лишь продолжаю бежать, в мыслях перематывая все, что произошло только что.
Я бегу домой. Дом это единственное место, где я в безопасности, где близкие люди не могут меня ранить, не смогут воткнуть мне нож в спину. Я устала от предательств, устала от того, что меня кидают лицом в землю из-за того, что я подумала, что могу быть счастливой, или же, просто быть нормальной. Но я не нормальная, моя жизнь имеет свойство меняться каждый раз с плохого на более худшее, и так продолжается вечно. Я не знаю, что мне придется пережить, но я знаю лишь одно - завтра станет лучше.