***
Недалеко от моего старого дома была выстроена железная дорога. Бабушка рассказывала, что она стояла там ещё с XIX века. В нашем маленьком городе была только одна железнодорожная станция. Ни киосков с билетами, ни зоны ожидания на ней предусмотрено не было. К перрону вела заросшая травой лестница. Сколько я себя помню, ровно в 18:30 по местному времени и не минутой позже, мы с сестрой бежали на отшиб и провожали старую электричку. Мы гнались вслед за ней, радостно смеялись, приветствуя машинистов и пассажиров в зелёных, пошарпанных ретро-вагончиках. Счастье было осязаемым. Настоящим. Сестра любила ловить руками солнечные лучи, отражённые от окон, бегать вдоль железнодорожной арки из яблонь и кустов сирени. Летом казалось, что они создают своими ветками живой тунель, и когда кто-то проезжал на электричке сквозь, то попадал в иное измерение. Когда-то я так попадала в детство. Время шло. Электричку заменили на скоростной поезд. Деревья вырубили, потому что они мешали движению. Больше не было этого сладкого запаха. С грустью подумалось: "Всё на свете взаимозаменяемо". Зная, что мне вряд ли удастся уловить аромат сирени в октябре, я всё равно поднималась на перрон. Возможно, я надеялась снова проскочить через портал воспоминаний и впасть в блаженную детскую беспечность. Вновь увидеть краски, взглянуть бы одним глазком, прикоснуться... Да, я вновь бежала от самой себя, от этой тоскливой реальности, своей чёрно-белой жизни. На первый взгляд здесь всё было новым, пластиково-стерильным и таким же серым. Несмотря на внешнюю мишуру, мир оставался прежним. Время застыло. Я наблюдала привычную картину: длинный, графитовый перрон, обрисованный с ног до головы граффити. Да, рисунки были свежие, но сути это не меняло. В единственной кабинке, предусмотренной для работников, свет не горел. Загляни —найдёшь остатки от шприцов, разбитые бутылки и горы пыли. Обновляй хоть сто раз — от нутра не избавишься. От меня всё ещё несло кладбищенской нищетой и духами Рика. Смесь, я вам скажу, адски неприятная и режущая глаза. Несмотря на ваниль и табак, пахла я прокрастинацией и отчаянием. Моя одежда промокла почти насквозь и покрылась грязными, рыжими пятнами. За спиной висел водонепроницаемый рюкзак (очень предусмотрительно), в котором валялись подарки Рика и пару вещей, привезённые с собой. В плеере играли старые песни: по большей части они были грустными, ведь моя любовь к бета-эндрафину превышала весь мыслимый и немыслимый мазохизм. Жутко хотелось курить. Я всегда думала, что удовольствие от курения — достойная плата за неизбежные неприятности со здоровьем. Бальзак когда-то сказал: “Курить сигарету – значит курить огонь”. Он обрушился с жесточайшей критикой на табак, пытался отговорить своё поколение от повторения его ошибок. Эта фраза имела место быть, но на меня действовала иначе. Для идиотки, не ценящей собственное существование, курение было способом согреться, а не спалить себя изнутри. Несмотря на ненависть к собственной жизни, деперсонализацию и синдром самозванца, убить себя мне не хватало духу. Либо свободы, о которой в полудрёме, самой тёмной ночи, вспоминал мой побитый дух. В такие моменты сигарете я приписывала спасительные черты — никотин волшебным образом обрубал на корню все панические атаки, многообещающие истерики и тленные мысли о праве жить по-настоящему. Даже медитация не давала такого хорошего результата. Сигаретный дым заменял мне еду и сон. Курить табак, завёрнутый в красивую бумагу, было... тепло. Словно сидеть у горящего костра, пить чай и слушать интересные рассказы путешественников. Всегда приятно и до одури заманчиво. Пачка сигарет была сухой, ведь я надёжно спрятала её во внутреннем кармане пальто. В рюкзаке было ещё несколько закрытых, оставшихся с прошлого винного вечера. На мгновение мне стало любопытно, что подумал персонал на кассе, когда я, разговаривая сама с собой, просила принести мне блок Винстона? Прозвали ли меня местной сумасшедшей, или просто понимающе вздохнули, приписывая мне черты своих собственных страданий? Ведь люди так любят персонализацию и сравнение в пользу ощущения обособленности, общности и иллюзорного взаимопонимания. Зажала фильтр между зубами, оскалилась на секунду и медленно подожгла табак. Втянула всеми лёгкими обжигающий дым. Голова закружилась и на мгновение перед глазами всё поплыло. Для меня первая тяга всегда была чем-то сложным и особенным. Она задерживалась в лёгких надолго, на пару секунд сливалась со мной воедино, а после — выдыхалась. Протяжный и долгий выдох, словно первый стон. Даже во время секса я не испытывала такого удовольствия. Я усмехнулась. Сексуальная аллегория пришлась мне по душе. — Хах, — внутри запекло. Перехватив сигарету пальцами, сделала очередную тягу. — Что-то этот мир чертовски меня заебал. Хотелось забыться. В голове до этого роились мысли, хаотично бегали и бились о стенки черепа. А после — внезапно затихли. Дым накрывал вуалью моё промокшее тело. Губы дрожали. Горло саднило. Я слушала собственное сердцебиение и чувствовала, как в груди разрастается чёрное ничто. Дождь лил пуще прежнего. В наушниках играл пьяный lo-fi. Я сделала шаг вперёд — к самому краю перрона. Зашла за черту. Глянула вниз. Механическим, отточенным движением стряхнула пепел с тлеющей сигареты. Поискала глазами горизонт, прикидывая примерное время в голове в ожидании поезда. Мне хотелось побыстрее его увидеть. Чувств как таковых не было. Как и не было отрицания или предостережения, стопора в уставшем мозгу. Там было так тихо и так хорошо, что я невольно рассмеялась. В какой-то момент от подобных мыслей меня охватывает восторг. Адреналин кипит в венах. Осознание собственной свободы опьяняет и пленит. И я ожидала её покорно, смиренно расправив плечи, понимая, что под отчаянными попытками уйти красиво, маленькая Кристель растеряла всю свою гордость и желание жить. До самого конца меня сопровождали тревога. Она раздражала, как скрежет металла. Временами, клянусь, я слышала как Смерть точит для меня особенную косу. Но я не шла с Дьяволом рука об руку, и демоны не тянули за собой в пляс. Во мне не было ничего особенного. Не понимаю, что заставило меня тогда передумать. Это произошло неожиданно, после едва слышного вдали гудка. В кармане раздалась вибрация. Я отключила плеер, раздражённо делая тягу. Ответила на звонок не глядя, потому что понимала, что никто не может меня остановить от решения сигануть с перрона под поезд. Никто не мог заставить меня поступить иначе, потому что тьма, что я чувствовала внутри, одиночество, которым я жила все эти долгие годы, внезапно достигли своей цели. Мне правда было чертовски наплевать на всё. — Кристель, ты в порядке? Ты домой собираешься? — это была мама. Просто... мама, внезапно ворвавшаяся в мою безмятежность. Человек, о котором я напрочь забыла. — Тебя так долго не было, на улице дождь. Я начала волноваться. Папа приготовил твоё любимое блюдо. Ты ведь помнишь про ужин? Что? Почему моё сердце сжалось? Мир застыл на короткий миг. Шум поезда перебил шум дождя. — Л-лазанья? — запнулась. Задрожала. Заплакала... Почему? — Да, милая, как всегда, — мама выдохнула в трубку. Я представила, как она перебирает пальцами свои волосы, накручивая их, старается отвлечься. Она всегда так делала, когда волновалась. — Стейси едет домой на выходные, чтобы тебя увидеть. Она вот-вот сойдёт с поезда. Папа так соскучился по вам, девочки. Он хоть и ворчит, старый дурак, но очень переживает за вас. И я тоже. Вина. Горькая, тягучая вина сжала горло. Мне вспомнилось, что отец сегодня был молчалив. Когда мы встретились, он похлопал меня по плечу и просто вышел из дома. Весь путь до двери он отшучивался и хитро переглядывался с мамой, бубня под нос список продуктов. Папа редко готовил ужин, в своей отцовской традиционной манере предпочитая работать и отдавать домашние дела матери. Но когда он готовил, всё было по-особенному вкусным и уютным. Он никого не пускал на кухню, когда раскатывал тесто для лазаньи, а в соус добавлял секретный ингредиент — сельдерей с баклажанами (я жутко ненавидела эти два продукта, но отец доказал обратное, когда приготовил первую лазанью). Ужин под его руководством всегда был особенным. Обязательным правилом было сидеть за столом всем вместе, без телефонов и других отвлекающих средств, пить вино и говорить. Говорить много: о себе, о жизни, о людях и о том, что последним тебя поразило. Делиться переживаниями по любой теме, не затрагивая только политику или религию. Ведь это "семейный ужин, а не заседание парламента в синагоге", как любила говорить Стейси. Стейси! Я ударила себя по лицу резко. В голове прояснилось на миг, глаза сфокусировались на рельсах, мокрых, грязных, опасных. Запахло серой и восковыми свечами. Стейси была уже взрослая. Мне вспомнилось, как пару лет назад мы праздновали день рождения младшей сестры. Она сама приготовила торт, но мне предстояло поджечь свечи и вынести десерт в зал. Ровно 16 свечей, расставленных по кругу шоколадного бисквита. "Знаешь, ты единственная моя подруга, Крис". "Когда мы будем путешествовать вместе, у нас будет кошка по имени Ненси! Ненси и Стейси, звучит неплохо, да?" "Загадай желание, вот так..." Почему я вспомнила это? Мне же было совсем плевать. Сигарета обожгла пальцы, выпала и с треском покатилась вниз. Озноб пробежал по всему телу. — Мам, я встречу сестру и мы пойдём домой! — якорный трос натянулся до треска, меня отдёрнуло в сторону от осознания собственного эгоизма. Секунду назад я прощалась с жизнью, ни о чём не жалея и не думая о том, что меня дома ждёт семья. Даже если я не ощущала себя живой, думала, что мне нет места в этом мире, у меня всегда было место за столом. Справа от входа, третья тарелка, место рядом со Стейси. Место, которое я отвоевала потом и кровью, когда спорила с сестрой, ругалась до последнего. Моё место в доме, который всегда казался мне чужой декорацией. — Мама, прошу, дождись меня. Прекрати! Прекрати сейчас же вести себя, как последняя дрянь! — Кристель, солнышко, с тобой всё хорошо? Поезд подъезжал на станцию, немного скинув скорость, но всё ещё опасно мчался в сторону города. Свет фонарей ослепил меня — и я вскрикнула от страха. Сердце застучало, как сумасшедшее, гулко отбиваясь внутри грудной клетки. Я поспешила сдвинуться с места, назад, подальше от железнодорожных путей, к жизни. Но просчиталась, глупо полагая, что Смерть принимает прохожих в свою обитель и отпускает их обратно. Моя нога соскользнула. Так просто и глупо. Чертовски смешная ирония. В прошлый раз меня спас Рик, в этот раз я наивно полагала, что он возьмётся из ниоткуда и вновь спасёт мою задницу. Но этого не произошло, несмотря на все мои попытки вызвать галлюцинации, ведь таблетки я уже выпила. Они спасали меня от раздвоения реальности, но никак не от смерти. Потеряв равновесие, рухнула головой вниз, к железнодорожным шпалам. Прямо под поезд, который когда-то подарил мне детство. Не было замедленной съёмки или просветления. Я просто резко грохнулась на землю, царапая запястья, разбивая свой лоб. Не было просветления, о которых пишут в книгах. Всё, о чём я тогда подумала, прежде чем ощутить резкую боль в голове и залить глаза кровью, — это Стейси. Ей наверняка достанется самый большой кусочек лазаньи. Она этого заслужила, потому что, к сожалению, ей досталась ужасно тупая и невезучая сестра. В глазах потемнело. Ноги задёргались в отчаянной попытке отползти. Мне стало грустно, что я не докурила последние тяги. Поезд приехал на станцию вовремя.***
845 год. Вторая экспедиция за стены в нынешнем году. Солдаты, под руководством Кита Шадиса, 12-го командующего Разведкорпусом, возвращались обратно к стене Мария. Разведчики попытались проникнуть в намного дальние территории, чем обычно, однако натолкнулись на группу Титанов и потерпели поражение. Из 120 солдат, которые отправились за Стены, выжило лишь человек 30 от силы. Экспедиции за стены всегда приносили огромное количество потерь. Многие были ранены и навсегда остались калеками. Такова была цена, уплаченная человечеством за крупицу истины. Отряды только что вошли в Древесный Лес на севере. Он не был настолько огромным, как лес Гигантских Деревьев на западе от Шиганшины, но служил хорошим местом для укрытия и небольшой передышки. Было слишком тихо для того, чтобы расслабляться по-настоящему. Об отдыхе не было и речи. Очередное поражение саднило открытой раной на репутации Разведкорпуса. Надо бы рассказать Вам, что такое Разведкорпус. Данный род войск был основан относительно недавно. Было множество причин дать развитие новому ответвлению войск, но основные лежали на поверхности: человечество "мирно" сосуществовало с титанами вот уже сотню лет. Народ королевства не процветал, а прогнозы на будущие десятилетия были неутешительными. Человечеству, заточённому в трёх стенах и окружённому беспощадными тварями, грозил голод. Ближайшие десятилетия ожидался кризис. Да и людское любопытство не унять никому, если дело касается свободы и открытия нового, неизведанного. Разведчики стали ответственны за исследование и поиск территорий, когда-то принадлежавших людям, а также освобождение их от титанов. Откуда взялись титаны? Что находится за стенами? Есть ли выжившие люди там, по ту сторону Ада? Кто выстроил три ряда стен, защищающие людей от чудищ? Вопросы, оставшиеся без ответов. Кит Шадис в очередной раз доказал себе, что особенный человек на деле является простым куском мяса, пущенным на убой в надежде добиться справедливости и отыскать истину. Корпус постоянно страдал из-за нехватки солдат, а те немногие, кто все же решался в него вступить ради спасения человечества, как правило, отдавали за это свои жизни. Огромное количество новобранцев погибают уже во время своего первого сражения. Да, каждый выживший, каждая из успешных операций увеличивали шансы разведчиков на выживание. Этот факт делал тех, кто уже в течение многого времени состоит в Корпусе, самыми опытными солдатами во всей имеющейся армии. Кроме того, даже при нехватке солдат, их дисциплинированность была лучшей среди трёх имеющихся родов войск: Разведовательный Корпус, Войск Гарнизона и Военной Полиции. Простые люди, без особых сил, пытались вершить судьбы выживших за стенами людей. Неопытные выбирались за черту, чтобы почувствовать вкус настоящей свободы, чтобы ощутить крылья за спиной — иронично, что несмотря на небольшой успех в результате деятельности разведки, члены организации по-прежнему символизировали «надежду человечества», а их знаки отличия были известны как «Крылья Свободы». Но Кит знал, у свободы привкус металлический и кровавый. Когда это повторилось, Кит ощутил дежавю. Он сидел вдали от всех солдат, уставшим взглядом блуждая по лицам выживших. Сколько же было трупов, замотанных в пропахшие смертью тряпки. Кровь. Её было много, она просочилась вместе с отчаянием в каждый уголок этого Богом забытого места. "Нет в этом мире Бога", — подумал мужчина, сжимая кулаки. — "Его никогда и не было". Тишина в глубине леса оглушала. Сквозь деревья пробивались солнечные лучи, разрезая пространство, словно лезвием. Время тянулось к полудню, от жары в горле пересохло и стало душно. Кит расстегнул верхние пуговицы рубашки, чудом оставшейся целой. Спустил шнур зелёного плаща. Он душил его за горло, напоминания о совершённых ошибках. Напоминая обо всех его грехах, из-за которых сейчас они недосчитались почти восемьдесят человек. Двадцать из них были новобранцами. Их сожрали, распотрошили титаны, а Кит наблюдал за всем с ужасом. Осознавая, что он погубил столько людей, выстроил горы трупов под своими ногами из-за его самообмана. Сладкого, красивого и будоражащего сознание самообмана о собственной незаменимости. Индивидуальности. Особенности. Мужчина оскалился. Он ненавидел это слово. Он ненавидел мысль о том, что мог оправдывать свою вину перед человечеством таким бездарным словом. Тяжело вздохнув, Кит прикрыл глаза. Внутри него что-то ломалось. Все надежды, мечты стать свободным, сотворить что-то невероятное для мира, все обещания, которые он себе давал в начале своего пути — всё горело. Он чувствовал, как сгорает внутри вера в самого себя, как понимание незначительности человека обрывает полёт надежды. Как же он устал. Вымотался. Когда Кит вновь открыл глаза и заметил приближающегося Эрвина Смита, внутри всё до конца перегорело. Он понял, что сдаётся. В тот момент, ничтожный человек подарил миру исключительного Дьявола — 13-го Главнокомандующего Разведотряда. — Гражданский! — крик разведчика привлёк внимание всех остальных. Эрвин Смит прибыл на место раньше со своим отрядом, обогнув лес с восточной стороны. Его люди успели проверить местность в глубине, до самой чащи Древесного Леса. Кит всегда удивлялся смекалке своего протеже. Смит был хорошим стратегом, сообразительным офицером. Он даже предложил Строй дальнего Обнаружения Отряда, благодаря которому почти все солдаты в его подчинении остались живы. — В лесу обнаружили гражданского. Шадис пришёл в себя, в глазах немного прояснилось. Он резко встал, двинулся в сторону разведчика. — Что ты сказал? Как такое возможно? — он знал, что это возможно. Пятнадцать лет назад в этом самом лесу молодой Шадис обнаружил мужчину, который ни черта не помнил о своей жизни до. Йегер не знал почти ничего о титанах, о разведке, не знал ничего о жизни в стенах. Это поражало и пугало одновременно. — Доложите обстановку. Эрвин Смит спешился с лошади, размял запястья и приблизился к командующему. Они поравнялись. Кит превосходил Эрвина почти на целую голову, но всё равно рядом с ним чувствовал свою незначительность. Во взглядах сквозило уважение и немое понимание. Солдат отдал честь — вывернул руку, прижав правый кулак к сердцу, левую руку спрятал за спину, к лопаткам. — Группа Леви нашла в лесу женщину, всю в грязи и крови. Бес сознания, но живую, — когда Эрвин говорил, его глаза по-обычному были холодными и непроницательными. Но Кит заметил, как в них загорался голубой огонь любопытства. Эрвину не терпелось. В груди бился интерес. Решительность волшебным образом сквозила в каждом его движении: в положении головы, прямом контакте глаз, сдвинутых к переносице бровях. — Я её ещё не видел, поспешил к Вам. Мне доложил Тарк. — Хорошо, — выдавил Шадис, ощутив, как капелька пота скатывается вниз по лбу. Человек? Живая девушка? — Мне нужно на неё взглянуть. История повторялась. Смит прищурился, голубые глаза проследили за каждым движением командующего. — Леви с командой скоро прибудет сюда, — Смит продолжил, подмечая, что Шадис был немного взвинченным и уставшим, но совершенно спокойным, как для того, кто только что узнал про человека, попавшего за стены и выжившего. Это был самый удивительный и вдохновляющий факт, который мог частично перебить горечь от тяжёлых потерь. — Командующий? Разрешите обратиться? — Что? — Кит вновь взглянул на повозки с трупами. Один из солдат сидел неподалёку, держа в руках свёрток в кусом плоти погибшего товарища. Захотелось поскорее окончить вылазку, несмотря на то, что их ожидало после. В стенах. — Вы совершенно не удивились. Ведь это странно, гражданский за стенами, — Эрвин был уверен, что поражён не меньше Шадиса. Вот только у командующего больше не было сил на эмоции. Его достало быть. В мыслях всё ещё вспоминался доктор Йегер. И Карла. "Как твои дела, Карла?" — Просто мне не привыкать к подобному. Повисла давящая тишина. Стая чёрных ворон взмыла в небо, заставляя напрячь слух и повернуться в сторону леса. Среди деревьев показался отряд Эрвина, включая группу под командованием Леви Аккермана. За его спиной один из солдат нёс на руках бездвижное тело девушки. Солнце скрылось за тучами. Ничто не предвещало дождя.