Дело в том, что я не знаю, где мой дом.
Всю свою жизнь я не могла найти себе места в этом огромном, чужом мире. Он будто выплюнул меня неосознанно, по ошибке, не сказав ни единого слова, даже не выдав в руки инструкцию по выживанию. Тогда как, другие рождались с брошуркой и дополнительными купонами на кофе в Старбакс. По крайней мере, мне всегда так казалось. В моём случае приходилось искать «дом» вслепую, на ощупь. В начале было интересно. Я задавалась вопросом: где же эта сакральная точка на карте? Восьмое чудо света. Незабываемое ощущение, о котором все твердили направо и налево, счастливо улыбаясь и порхая от радости. Мне же приходилось притворяться, натянуто кривить губы и кивать в ответ, чтобы не выдать в себе полнейшую идиотку. Наблюдая за людьми исподлобья, я задавалась вопросом: «Что со мной не так?». Почему я просто не могу радоваться жизни, вдыхая её через фильтр нашей реальности? Почему не люблю по расчёту, на дух не переношу капитализм, но при этом совершенно не хочу разбираться, что это такое и как всё в этом мире устроено? Почему я не могу стать нормальной, заинтересованной в своём благополучии личностью? Почему ухожу сознанием в другие реальности, воображаю миры, которых на самом деле не существует для меня? С первого вздоха всё пошло не по плану. Будто моё появление приравнивалось к системной ошибке. Только вот я была слишком мизерным багом, чтобы антивирус или программист обратили на меня внимание. Ещё при рождении мне диагностировали остановку сердца. Мама родила меня в девятнадцать лет — молодая, неопытная девчонка. Её привезли в больницу на седьмом месяце беременности, с осложнениями и преждевременными родами. Так появилась я. Кристель Фейт, пол женский, вес — 1700 грамм. Размером не больше папиной ладони. Кристель Фейт, крик которой услышало и запомнило всё родильное отделение. Меня отняли сразу, не дали матери побыть рядом со мной и пары минут. Поместили в стеклянную барокамеру — замкнутое герметичное пространство, похожее на капсулу. Маленький кокон для младенцев, рождённых преждевременно и не способных дышать самостоятельно. Внутри этого маленького мира создавалась особая газовая среда, в которой я дышала медицинским кислородом под повышенным давлением. Мама наверняка наблюдала за мной сквозь смотровое окно, в то время как отец, разгорячённый юнец, ругался с врачами, потому что они вкололи матери не тот препарат, из-за чего я родилась с осложнениями. Из-за их оплошности я могла умереть уже там, будучи в этом мире всего пару минут. Смерть была моим ангелом хранителем. Нераскрытое лёгкое, пару тяжёлых вздохов. Вместо рук матери — трубки для подачи кислорода, прикреплённые к детскому тельцу. Вместо объятий отца — холодная коробка. И сплошное одиночество. Мама вымолила меня прямо в больнице, стоя коленями на холодном кафеле, плача навзрыд. Она просила Бога дать мне пожить ещё немного. Смерть сжалилась и через полгода забрала маминого отца, моего дедушку. Я выжила, несмотря на прогнозы врачей. Это был первый раз, когда Смерть обошла меня стороной. Во вторую нашу встречу Смерть подготовилась получше, но меня спас папа, вытянув прямо из-под колёс огромного автобуса. Резкие оглушающие звуки, отборные отцовские маты и мои стёртые в кровь коленки. Я — всего лишь улыбающийся ребёнок, пять лет отроду. Ничего не понимающая девочка, ставшая опорой и надеждой для всех, кроме себя. До самого конца я ходила по лезвию ножа, балансируя над пропастью, словно акробат. Без страховки. Жонглируя девятью кошачьими жизнями. Каждую из них я растрачивала с усердным рвением, ведь воспитанный во мне идеализм не позволял что-то делать спустя рукава. Я окончила с отличием детский сад. Школу. Университет. Я рвалась вперёд, достигая всё новых и новых высот, потому что меня так учили. Отшлифовать до идеала свои оценки, своё поведение, своё видение мира. Выучить несколько языков. Прочесть множество книг. Научиться рисовать. Стихи читать только под музыку, по-актёрски чеканить слова, надевать новые маски и роли, играть до последних аплодисментов, несмотря на животный страх быть непринятой этим чертовски неправильным обществом. Я старалась внести лепту в каждый проект и в каждого человека, которого встречала на своём пути. Пыталась быть лучше всех, подавать пример, потому что на меня равняются. Заводила новых друзей, чтобы быть им полезной, быть преданной, доброй и любящей без остатка. Ведь меня так учили с самого детства. Сиять для других. Не быть эгоисткой, проявлять милосердие и делиться своим ресурсом сполна, ибо Бог позволил мне жить. Иногда мне казалось, что в Небесном Банке на меня открыли кредит. И в какой-то момент мне придётся платить по счетам. Время шло. К пятнадцати годам во мне что-то сломалось. Ангел Смерти вступил на тропу, напоминая мне о том, что моя жизнь мне никогда не принадлежала. Иллюзия радости и комфорта развеялась, как туманная дымка. Дом мне не удавалось найти даже в самых потаённых уголках своей души, потому я начала искать это чувство в других. Растворяться в людях, выпрашивая у них милостыню-любовь. Тепло ускользало от меня, как ускользает ленточка от воздушного шарика из рук неопытного ребёнка. А потом он плачет, капризничает и просит маму купить новый шарик. Вот только никого рядом нет. И попросить некого. В период становления личности меня раздавило вселенским башмаком, как букашку. Скорлупа лопнула. На место улыбчивой и активной девочки пришла депрессия, дереализация и усталость. Больше не было Кристель. Осталось её жалкое подобие. Спустя года я стала просто Крис. Смирилась. Привыкла. Приспособилась и поняла, что нужно просто выжидать своей очереди на приём к доктору. Ведь он пропишет мне таблетки, способные поправить настройки. Заглушить стон сердца. Притупить чувства и сделать из меня подходящего этой системе человека. Только во снах, самыми тёмными ночами, я могла ощутить себя свободной от оков. Уснуть здесь, чтобы проснуться дома — в мире, струны которого резонируют со струнами моей дырявой души. Меня тянуло совершенно в другие миры. Это вызывало дереализацию и другие тревожные звоночки, но мне было всё равно. Во снах, книгах или своих рассказах я чувствовала себя живее, чем в реальности, в которой мне довелось родиться. Чертовски занимательная ирония. Потому, столкнувшись лицом к лицу со своим самым ярким сном, я не ощутила себя ошибкой.***
Время беспощадно перед нашими надеждами, планами, чувствами. Оно стирает всё подчистую, освобождая пространство для чего-то нового, необходимого. Время забирает у нас воспоминания, людей, жизни и цели. Оно безмятежно и холодно до наших страданий, мечтательных вздохов и желаний. Времени всё равно. По прошествии лет каждый чувствует на себе его незыблемую силу. Как бы мы не любили и не держали в голове самые важные моменты нашей жизни, в конечном итоге всё забывается. Голоса. Запахи. Образы. Лица. Они выцветают и покрываются пятнами, как старая изношенная папина рубашка. И сколько бы ты её не любила, в какой-то момент ты обнаруживаешь себя на заднем дворе родительского дома, кидающей в костёр те самые воспоминания. Да, со временем всё забывается. Но встречу с человеком, который стал моим вторым шансом на искупление, я постаралась унести с собой в могилу. Историю нашей встречи можно описать двумя состояниями: панический страх и слёзы. Слезами она и закончиться. Впереди ещё целая вечность из гигабайтов его сарказма, моей самоиронии и нашего несбыточного завтра. Будь мы в реальном мире, у меня не было бы ни единого шанса привлечь его внимание. У меня не было этого шанса даже во снах, но почему-то судьба определила иначе. Итак, всё началось с того, что Он был как всегда до раздражения прямолинеен и груб: — Не будь таким резким, Леви! Я лежала на траве, с трудом понимая происходящее. Вокруг столпились какие-то люди. Галдёж и пустозвонная суматоха сбивали с толку, не давая сосредоточиться на деталях. Рядом слышались шаги и чьё-то ворчание. Всё, что мне удалось понять на момент пробуждения, — я ни хрена не вижу и меня крепко держат мужские руки. Стальная хватка — не оттолкнуть, не вырваться. Голова кружилась. Думалось заторможено. Меня мутило: желудок сжимался и прилипал к позвоночнику. Тело норовило вывернуться наизнанку. Глаза бегали под плотно сжатыми веками, красные блики всплывали в поле моего видения. Я пыталась найти ответы на сумбурный поток вопросов. Безрезультатно. Вспомнились последние моменты перед ударом: огни электрички, холодный ливень, отчаянные попытки подняться на ноги, скользкие рельсы, недокуренная сигарета. И темнота. — Отойдите, ей нечем дышать! Мне снился сон? Кто-то постоянно кричал. Истерика взяла на себя роль мучителя, отбивая мои мозги кухонным молотком. Я воспринимала звуки слишком резко, гиперболизировано. Казалось, что колонки вывернули на максимум. Вероятно, я бредила, бесцельно бормоча себе под нос о нереальности происходящего. — Это сон, это сон, это сон, — безрезультатное утешение. Глаза всё ещё не удавалось распахнуть, потому я постаралась сосредоточиться на пальцах, которые всё ещё крепко держали мои запястья. — Ты мне снишься. Опять. Что тебе нужно? Это был отчаянный шёпот. Хватка внезапно ослабла, пальцы дрогнули. Мужчина напряжённо выдохнул и я словила губами этот порыв воздуха. Засопела. Перевела фокус внимания на окружающее меня пространство. Когда-то врач мне сказал, что остановить паническую атаку возможно при помощи считалки: пять чувств, пять осязаемых предметов, звук, вкус, запах. Судя по ощущениям, меня нашли на траве, далеко за городом, ибо из звуков были лишь чужие голоса, шелест листвы и свиристель птицы. Воздух был спёртым, сухим и немного землистым. Жара окутала знойной дымкой. Пахло хвоей, кровью и потом. Я нервно сглотнула, чувствуя всем телом накрывающую меня волну паники. Считалка не помогала. Над ухом склонилась женщина и нежно спросила: — Бедняжка, ты пить хочешь? — Я как раз собирался дать ей воды, Ханджи, — горячие пальцы перехватили меня под локоть, подтянули ближе к себе. В нос ударил незнакомый запах, который было сложно осознать в подобной ситуации. Кровь перебивала все ноты. От страха меня затрясло сильнее. Я поспешила отвернуть голову, вжимая её в плечи, скручиваясь всем телом как маленький ребёнок перед ударом. Но его не последовало. — Ты её напугал, — напрягла слух. Сердце билось так громко, мне казалось его слышно за километры. Пульс отбивал ритм в горле, животе, ушах. Он наверняка чувствовал импульс животного страха, исходящий от меня волнами. Я всхлипнула. По щекам полились слёзы. В висках пульсировало сильнее. Дыхание участилось, сбиваясь на вздохе. Мне было так жутко от этой беспомощности и внутренней пустоты, что я не смогла сдержать рыдания. Ещё никогда мои сны не были настолько реальными. — Пожалуйста, прекратите, — жалкая просьба зависла в воздухе. Мне было очень душно. И причиной этому могло послужить всё, что угодно: свитер, зимнее пальто, жаркая погода, не свойственная канадскому октябрю. А ещё Он, непростительно реальный на фоне происходящего. Снова и снова входящий в мою жизнь. Уничтожающий к чертям все правила приличия, личные границы и мои знания о самой себе, как о человеке. — Тц-ц, скорее её напугали твои крики, очкастая,— тело затрясло от смеси неосознанных чувств: страх, ужас, растерянность, паника, возбуждение. В тех местах, где меня касались его пальцы, кожа покрывалась ожогами. Загоралась мгновенно, как спичка. Я поспешила увернуться. Упёрлась ногами в землю, но ослабшие мышцы не удержали моего веса и я соскользнула вниз. Мою голову перехватили. На затылок аккуратно легла тёплая ладонь, спасая от удара. Сердце дрогнуло. — Чёрт, идиотка, я же сказал тебе не дёргаться. Успокойся, всё хорошо. Дыши. И мне пришлось дышать. Это была наглая, самонадеянная фривольность — думать, что он заботиться обо мне, что ему есть до меня дело. — Отойдите от девушки, — прозвучал приказ. Человек, который отдал его, обладал невероятно громким, грубым тембром, с едва слышимой хрипотцой. Меня удивляла моя наблюдательность и сосредоточенность на деталях. В голову подкрадывалась предательская мысль о том, что во сне невозможно так хорошо подмечать моменты. Все внезапно стали отдаляться, но Он остался, удерживая меня в сознании и равновесии. Жутко хотелось открыть глаза, взглянуть на него. И я попыталась это сделать через силу. Слизистую запекло, веки стянуло. Из моей глотки вырвалось жалкое мычание. Плечо накрыла чужая рука, останавливая. — Меня зовут Кит Шадис, я — Главнокомандующий Разведкорпуса. Тебе нечего бояться, с нами ты в безопасности. Сейчас тебе промоют глаза, окажут первую помощь. Не сопротивляйся. Слушайся приказов и всё будет хорошо. Поняла? — П-Приказов?! Разведкорпус? — растерянно прохрипела и закашлялась. — Что это всё значит? Где я? Кто вы такие? — Я же сказал успокоиться и не дёргаться, — над левым ухом послышался вздох. Меня грубо приподняли, заставив принять сидячее положение. — Ты доставляешь много хлопот. Это вода. Пей. Не подавись. — Но я ничего не вижу, — жалко скривилась, ощущая слёзы на своих щеках. Мне стало легче дышать. — Раздражаешь, — к губам поднесли что-то похожее на флягу. Впервые за всё время мне пришлось обратить внимание на жажду. Не особо думая, я накрыла своей ладонью чужие пальцы и жадно начала пить. Один глоток, другой. Вода лилась мимо рта, к уголкам и вниз по шее. Воротник моего свитера напитался влагой, неприятно прилипая к коже. Пальцы дрожали, с каждым глотком тело становилось ватным и непослушным. В груди неприятно закололо. Вода попала не в то горло. Я закашлялась. — Неряха, кто так пьёт? Всё мимо рта льётся. — Мх-хм, — фляга быстро опустела. — Ещё… — Хватит с тебя. Нужно было пить аккуратнее. — Леви! — обладательница звонкого голоса оказалась рядом так внезапно, что я подпрыгнула от страха. — Прекрати ворчать, она сейчас расплачется. Так его зовут? Леви. — Она мне все руки запачкала, — брезгливо, резко ответил мужчина. Сердце сжалось от обиды. — Посмотрела бы я на тебя после того, как ты пролежишь без сознания, придурок, — я огрызнулась очень тихо, чтобы никто не расслышал. Меня обуревало раздражение и усталость. Почему каждый раз, когда я слышала его голос, он был либо раздражённым, либо таким грубым? — Видимо, я умерла и попала в Ад, где ты раз за разом меня оскорбляешь. — Ты ещё жива, но Ад я тебе гарантирую, — холодно произнёс мужчина, наклоняясь к уху. Стало не по себе, желудок скрутило в тугой узел. Меня отпустили также быстро, как и схватили до этого. Запястья зудели после прикосновений. Похолодало. — Сама с ней разбирайся, Ханджи. Моя помощь здесь больше не нужна. — Промойте ей глаза. Ханджи, у вас остался раствор? — я жадно вдохнула воздух, поворачиваясь на голос Кита Шадиса. Ущипнула себя за ляжки, отчаянно всхлипнула. Мне не удалось бы проснуться, даже если бы я приложилась головой о дерево. В носу неприятно защипало. Я прикусила губу, чтобы не разрыдаться, как младенец. Уголки рта саднили и кровоточили. Утрата зрения мешала ориентироваться в пространстве. Тело сжалось. Спина сгорбилась. Я попыталась подтянуть ноги к себе, защититься, спрятаться от всего. Проснуться. Открыть наконец глаза. — Леви, проверь с группой местность, вдруг при ней были вещи. Телефон! Мне звонила мама в последний раз! — Рюкзак, мой рюкзак, — лямок на плечах не обнаружила и стала шарить по траве, судорожно вдыхая ртом сухой воздух. Двигалось тело тяжело, мне приходилось приложить много усилий, чтобы сместить вес с корпуса на колени. Пальцы натыкались на мелкие камни, траву, ветки. Моих вещей не было. — Где он? Чёрный рюкзак, сумка... Где мой телефон? — Понял. Не дёргайся, — я послушно замерла. Поневоле повернула голову на звук его умиротворяющего голоса. Мне показалось, что Леви стоит в метре от меня и если я протяну руку, то смогу коснуться его вновь. Нездоровое желание обрести вновь опору и защиту овладело моим сердцем. — Эрд, Петра, за мной. — Так точно! — А что такое те-ле…? — чужие голоса отдалялись. Леви уходил, оставляя за собой звонкую пустоту. Мне стало сложнее дышать. Глаза напряжённо бегали в поисках чего-то важного. — Сиди спокойно, ты очень бледная! — ко мне наклонилась Ханджи, коснулась лица, нежно провела по щеке пальцем. У неё были тёплые, немного шершавые ладони. Она ворвалась в моё личное пространство так внезапно, что я не успела испытать испуг или вскрикнуть. От девушки веяло медикаментами и чем-то похожим на аромат шоколада. В голове вспыхнула картинка старого детского лекарства, сиропа от кашля, которым меня поила мама при бронхите. Образ материнской заботы так контрастировал с происходящим вокруг ужасом, что я опешила и замешкалась на пару секунд. Мне захотелось довериться Ханджи. Послушно замерла. В нос ударил запах трав: шалфея, мяты и чего-то эфирного. Она приложила мокрую тряпку ко лбу, повела ниже, касаясь моих век. Приятная прохлада успокоила, отвлекая от головной боли. — Не бойся. Теперь ты в безопасности. Вот так. Сейчас мы вытрем кровь. — Спасибо, — хотелось верить, что она улыбнулась. Мои чувства понемногу приходили в норму, страх отступал. Я сделала глубокий вдох. — Ханджи, мне страшно. Я ничего не понимаю. — Всё хорошо, я тоже мало чего понимаю сейчас, — моё откровение заставило её замереть на пару секунд. Я усмехнулась этой глупой фразе и попыталась представить, как она выглядит. Судя по низкому, хрипловатому голосу, она могла быть кем угодно. Если честно, я до последнего не была уверена, кто передо мной: женщина или мужчина. Мои догадки стреляли в небо холостыми. Самое время было думать о гендерах и полах. — Скажи пожалуйста, а что такое те-ле-фон? — Ты что шутишь? — нервно засмеялась, но почему-то казалось, что этот человек не шутит. — Почему я здесь? Кто вы такие? — Ой, я же не представилась! Меня зовут Ханджи Зоэ, я из Разведкорпуса, как и остальные, — и всё таки, она была девушкой. Мне протёрли нос, стало легче дышать. Я чувствовала, как размякает застывшая корочка на моих ресницах. Своими неудачными попытками разлепить веки, я могла лишиться пары-тройки пучков. — Ты находишься за стеной Мария. На территории титанов. Я не шучу. Мне правда интересно, что ты тут забыла. — Титанов? — это точно был сон. Абсурдный и глупый сон. Титанов не существовало в моём мире уже много сотен лет, а те истории, в которых о них упоминалось, были лишь античными мифами, далёкими от нашей реальности. — Да, титанов, — мои глаза защипало от раствора, которым Ханджи старательно вытирала кровь. Я вспомнила, что приложилась головой на перроне. Это объясняло головную боль и сильное головокружение. Я думала о галлюцинациях, коме и предсмертном бреде. — Теперь можешь открыть глаза, только медленно. — Хорошо. Свет ослепил меня на пару секунд. Я часто заморгала, смахивая слёзы и мутную плёнку с глаз. Они болели, отвыкшие от солнечного света. Сколько я провалялась в отключке? Моргнула один раз. Второй. Слёзы потекли самостоятельно, без каких-либо на то причин или триггеров. Сфокусировала взгляд. Первым, что я увидела в этом мире, были счастливая улыбка и безумные карие глаза Ханджи Зоэ, смотрящие на меня в упор из-под квадратных очков. Пару каштановых прядок выбивались из высокого хвоста, обрамляя её вытянутое лицо. — Привет! — Привет, — я неуверенно приподнялась на руках, отодвигаясь подальше от незнакомки. Осмотрела её с ног до головы, замечая в какую странную одежду она одета: ремни, белая униформа, зелёный плащ. За спиной Зоэ я насчитала десяток таких же офицеров. Они не выглядели угрожающе. Послышалось ржание лошадей. На секунду подул ветер, взъерошил листву, поднял пыль в воздух. Моё внимание переметнулось на окружающую среду. Мы правда были далеко от железной дороги. В лесу. Теперь понятно, почему вокруг всё пропахло хвоей. Огромные деревья возвышались над нашими головами, словно великаны. Так много зелени я видела в последний раз, когда мне было семь лет и мы с родителями отправились в путешествие к океану. Напрягая память, я пыталась вспомнить, как далеко от моего города находится лесная местность. — Это лес. Не может быть такого... — Да! Мы в лесу! Молодец! — меня похвалили с энтузиазмом. Стало как-то неловко. — Что за идиотизм, — язвительно произнёс кто-то в стороне, за спиной. Я резко повернула голову. В глазах на секунду потемнело. Уткнувшись взглядом в коричневые сапоги, я медленно стала осматривать знакомого мне человека. Тёмные волосы, бледная кожа, всё, как мне представлялось во снах. Законченный образ моего бесконечного кошмара. — Нашёл. В руках у него был мой чёрный, потрёпанный временем рюкзак. Мне кинули его в ноги, не церемонясь. — Не может быть, — из тела будто вырвали кусок души и поместили обратно с опозданием. Внутри заныло сердце. Горло сжалось. Он смотрел сквозь меня, не удосужившись встретиться прямым взглядом. Уши заложило, как во время снижения самолёта. Какого это, когда на тебя смотрят твои собственные иллюзии, Кристель? — Прекрати пялиться. — Ты настоящий? — шёпотом задала вопрос. Это вырвалось совершенно внезапно, неуверенно. Было ощущение, что передо мной стоял кромешник, которым пугали детей перед сном. Неуместный восторг вперемешку с ужасом читался на моём лице. — Живой. Не может быть. Где твой шрам? — Что ты там бубнишь? — Леви выглядел раздражённым, уставшим. По двум сторонам от бёдер, на его поясе, было закреплено странное устройство. Знаний мне явно не хватало, чтобы понять, что это за механизмы. Мозги соображали очень туго. — Ты сильно приложилась головой. Мне хотелось возразить, но в этот момент уровень стресса достиг высшей точки. Я не хотела осознавать происходящий вокруг меня хаос. Не хотела верить, что вижу перед собой живое воплощение противоположности моих самых отвратительных черт характера, моих чувств вины, непринятия себя и слабости. Голова закружилась, мир вокруг стал терять очертания, смазываться, как в объективе старых камер. Мне казалось, я падаю куда-то в бездну, глубоко погружаясь в темноту навсегда. Моя рука потянулась к рюкзаку в поисках таблеток и телефона. Таблеток — для самозабвения, чтобы исчезли галлюцинации. Телефон — как надежда на решение всех проблем. — Эй, тихо-тихо, — меня подхватила Ханджи. Рядом оказался высокий светловолосый мужчина. — Эрвин, у неё сильная потеря крови. Нужна перевязка. — Эрвин? — пробормотала неразборчиво, переминаясь с ноги на ногу, опираясь всем телом на плечо кареглазой. Слабость заполнила каждый уголок моего уставшего тела, словно в кровь впрыснули транквилизатор. Онемение. Я чувствовала, как постепенно теряется связь с реальностью? Интересно, а можно ли потерять связь со сном? Если я упаду в обморок здесь, я проснусь у себя в кровати? — Чш-ш-ш, ты сейчас свалишься в обморок, — Ханджи попыталась привести меня в сознание, потрепав по щекам. Встряхнула меня за плечи. Мне захотелось плакать от её тёплого взгляда и непонятной заботы. Глаза слипались. Неестественно медленная реакция организма на стресс. Взмах ресниц. Тяжёлый вздох. Фокус внимания на Ханджи, следом взгляд на светловолосого мужчину. — Командир! Даже находясь в полубреду, я не могла не заметить какие красивые глаза были у мужчины, стоящего рядом со мной. Голубые, большие глаза, чем-то похожие на глаза Рика. — Ты снишься мне впервые, — глупо подметила, поджав губу, понимая, что если буду думать о том, что это образ Рика, меня прорвёт потопом слёз. — Глаза... — Что случилось? Болят глаза? — Ханджи обеспокоенно дёрнулась, от чего меня зашатало ещё сильнее. Офицер подхватил меня с другой стороны, позволяя опереться. — Так легче будет. Эрвин, помоги. Держишься? — Нет, то есть, да, — я прокашлялась, медленно поворачивая голову на Эрвина? Вроде его так звали. Мужчина аккуратно перехватил меня за талию, юркнул рукой под ноги. Поднял на руки с лёгкостью, словно я ничего не весила. Сердце забилось чаще. Пелена перед глазами мешала разглядеть человека, который теперь держал меня на руках. У блондина были аккуратные, благородные черты лица, нос горбинкой. — Красивые глаза. Я констатировала факт, не задумываясь о том, как это могло выглядеть со стороны. — Она уже бредит, Эрвин. — Всё нормально, Леви, мне не привыкать к комплиментам. — Если вы не прекратите обмениваться любезностями, на это чудное чаепитие пожалуют титаны. Опять титаны? Во сне ничего не имеет смысла, так ведь? В происходящее мне не верилось, как подростки не верят в Санту. Отчаянно, категорично и с упрямо задранным подбородком. Мои желания и эмоции сменялись каждую секунду. Если ещё пару секунд назад я чувствовала ужас и растерянность, то сейчас в голове было пусто. Сердце внезапно окутало теплотой и спокойствием. Будто на старые шрамы и не затянутые раны нанесли обезболивающую мазь. Я попыталась прийти в себя, силой распахнуть веки. — Простите, я просто не понимаю. Это похоже на сон, но я не просыпаюсь. Титаны, стены и Он, — неразборчивые слова вылетели из моего рта. Эрвин посмотрел на меня, перевёл взгляд куда-то в сторону. Густые брови сдвинулись на переносице. — Я умерла? —Нет, — ответил офицер. Почему-то мне хотелось ему верить. Меня крепче прижали к груди. — Тебе нужно отдохнуть. Скоро ты будешь в порядке. — Придержи голову, я перевяжу, — Ханджи пропала из моего поля зрения на пару долгих минут и вернулась с бинтами. Я напрягла шею, принимая её помощь. — Такое рассечение, ты могла умереть. — На это и рассчитывалось, — хрипло подметила, сжимая челюсть. Это было сказано почти шёпотом, незаметно. Даже если Эрвин услышал мои слова, то не подал виду. Мне было стыдно за неудавшуюся? попытку суицида. — От неё одни проблемы, стоило так волноваться за умалишённую? — я чувствовала на себе взгляды десятка людей. Тревога снова вспыхнула в груди, напоминая о том, что никуда мне не деться от осуждений. Даже во снах мне опасно быть слабой. Ты приносишь одни неприятности... — Это не тебе решать, Оуро, — красное облако паники развеял стальной голос. За меня заступились? — Простите, капитан. — Нужно отвезти её в город и сообщить военной полиции, — в разговор наконец вмешался командир. Он оглядел меня с ног до головы, пронзая глазами, как лезвиями. Ханджи туго завязала узел на моём затылке, послышался звук рвущейся ткани. — Военной полиции? — недовольно переспросил Эрвин. Мне стало не по себе от его тона. И я поняла, что военная полиция — это опасное словосочетание. — Она же просто гражданская. — Ты знаешь, что это не так, — отчеканил Кит Шадис, седлая лошадь. — И это не тебе решать. Эрвин, твой отряд в ответе за гражданскую. Не забудьте ничего. — Так точно, — он взглянул на меня. Я была в полудрёме, ослабевшая полностью, едва осознавая происходящее. — Поедешь со мной. На лошади? Верхом?! Нервно сглотнула. Эрвин загадочно усмехнулся, заметив с каким страхом я гляжу на всё происходящее. В его глазах я видела отражение жалкой трусихи, дрожащей от каждого шороха. Немудрено, что мне было страшно увидеть себя рядом с этими благородными, огромными животными. Верхом мне приходилось ездить только в далёком детстве, в зоопарке, в сопровождении взрослых и отца. Тогда это казалось увеселительной прогулкой — сейчас мне трудно представить, что я могу продержаться дольше получаса в седле. Судя по их экипировке и серьёзным лицам, верхом они ездили чаще меня. Но выбирать не приходится. — Выдвигаемся. Мы не можем больше задерживаться.***
— Поверни голову медленно направо, вот так. Потом налево, да, молодец. Посмотри на меня. Да, умница. Сфокусируйся на моём голосе. Закрой правый глаз, левый. Нескончаемые вопросы вертелись в моей голове, но животный страх перед неизвестностью заставлял помалкивать. Реагировала я на всё заторможено. Пустым взглядом прошлась по помещению. Вдохнула, выдохнула. Повторила все действия заново. — Видишь хорошо? — Мгм. Уже битый час я находилась в каком-то здании, похожем на медицинский пункт первой помощи. Всё, как обычно: небольшой кабинет, стол, лежанка для пациентов — на деле, простая деревянная кровать, поверх которой было накинуто набитое шерстью серое одеяло. Такого же противного цвета стены, неровные, с выцветшими коричневыми пятнами, в углах на потолке — плесень и паутина. Брезгливо скривившись, я тихо фыркнула. За несоблюдение простейших санитарных норм в нашем городе их давно бы прикрыли. Проблема была в том, что это был не мой город. Не моя страна. И, если верить моим безумным догадкам, совершенно другая Вселенная. — Внимание сфокусировать можешь? Видишь эту ручку? — перед моим лицом помахали перьевой ручкой, сделали запись в журнале. — Да, всё нормально, — устало выдохнула, нервно теребя края свитера. Мужчина (видимо, доктор) в коричневом винтажном пальто и с таким же старым кейсом недавно вошёл в комнату. Он без лишних разговоров стал ощупывать меня. Проводил стандартный осмотр. Мне приходилось подчиняться. Что-то внутри подсказывало, что если я начну истерить и метаться по комнате, меня прихлопнут, как маленькую муху. Рик всегда говорил, что с людьми в халатах, в военной форме и поварами лучше не спорить. — Голова болит. На самом деле мои глаза жутко слипались. А когда я их закрывала, помимо жжения под веками, я чувствовала головокружение и тошноту. Но мне хотелось как можно быстрее покинуть это гнетущее место. Я шумно втянула воздух ртом. Судорожно выдохнула, чувствуя импульс. Мне было страшно. К горлу подкатил ком. Где я нахожусь? Что происходит? Кто этот человек? — У тебя сотрясение мозга. Истощение. Может мутить, — объяснил он, а затем, словно прочитав мои мысли, представился. — Меня зовут доктор Йегер. Гриша Йегер. — Здравствуйте, доктор Йегер, — фамилия была немецкая. Это меня ещё больше озадачило. — А твоё имя? — Я, — запнулась, недоверчиво покосилась на врача. Внимательно осмотрела его с ног до головы. Гриша был довольно высоким мужчиной, крепкого телосложения, привлекательной внешности: широкий нос, серые глаза, длинные гладкие тёмные волосы, причёсанные пробором на обе стороны, небольшие усы, борода. Его стиль был похож на джентльменский и отличался от того, что я видела на улицах своего города каждый день. Он был одет в коричневый костюм с белой рубашкой, жабо и носил круглые очки. Поверх всего этого старое пальто, накинутое впопыхах, казалось чем-то совершенно неприемлемым, лишним. Выглядел человек прилично, у многих людей он вызывал доверие и желание открыться. Но выбора у меня не было. — Меня зовут Кристель Фейт. — У тебя очень красивое имя, Кристель. — Просто Крис, — резко поправила его, чувствуя напряжение. Мне жутко захотелось домой, к маме. Как иронично, что я вспоминала о ней каждый раз, когда мне было плохо, но не думала об этом, когда поднималась на смерть. Лицемерная. — Простите. Зовите меня Крис. — Ты сильно ударилась головой, Крис, — понимающе сказал Гриша, касаясь пальцами моих висков, — на затылке ссадина, мне нужно её обработать и зашить. Ты потеряла много крови, но ребята её остановили. Череп не пострадал. Но перед этим я хочу проверить тебя на наличие других травм. Возможно, повреждены кости, — доктор повернулся в сторону и проговорил в темноту. — Не могли бы вы выйти на пару минут? Принесите мне чистые тряпки с тёплой водой. Мне нужно проверить девушку. Наедине. Шорох. Звук удаляющихся шагов. Шаркающий отзвук грубых, тяжёлых ботинок. Хлопнула дверь. Мои глаза сфокусировались мгновенно на дальнем правом углу комнаты. — Я сказал, чтобы вышли все, капитан, — грубее отчеканил мужчина, сверкнув глазами из-под круглых очков. Из тени вышел парень, одетый в светлую военную форму. Все солдаты здесь носили стандартную униформу: короткие, светло-коричневые, кожаные жакеты, светлые рубашки, тёмно-коричневые пояса вокруг талии, крепления, ремни, белые брюки, и тёмно-коричневые кожаные сапоги до колен. Мне казалось, что при первой встрече с военными я видела на них тёмно-зелёного цвета плащи. Удивительно, что я никогда не видела ничего подобного. Разве форма не должна быть удобной, тёмных оттенков? Мы недалеко от степи? Пустыни? Я ни черта не понимала, чувствуя себя глупым маленьким ребёнком в огромном мире загадок. Это будоражило, заставляя бесстыдно пялиться на капитана во все глаза. Цепляться взглядом. Переваривать в голове увиденное ранее. Меня пугала его аура. Устрашающее могущество давило. Мне стоило больших трудов не опустить глаза в пол. Несмотря на невысокий рост, капитан не казался маленьким человеком. За слоем формы просвечивалась хорошо развитая мускулатура. Осязаемая. Подойди ближе, коснись пальцами и ощутишь живое тело. Во плоти. Мне хотелось крикнуть: “Я тебя знаю!”. Даже в голове это звучало неуверенно. Если быть честной, то всё, что сейчас происходило со мной, я ставила под сомнение. — Я останусь, — он осмотрел меня настороженно, с тем же сомнением. Мы будто были совершенно лишними в этом мире. Он — в моём, я — в его. С самой первой встречи я вызывала в нём недоверие. — Прекрати пялиться. Чеканил каждый слог. Отрезал. Нет, скорее даже рубил топором. Одним махом — и голова с плеч. Его голос был идентичен моим иллюзиям. Только теперь осязаемый, живой. Неужели это действительно был он? Стоял здесь, на расстоянии пяти шагов. Воплощение моих лучших кошмаров. Всё ещё слабо верилось в реальность происходящего. Моё сердце забилось чаще, норовя выпрыгнуть из груди. Мы были знакомыми незнакомцами, которые встретились на секунду взглядами и прошли мимо друг друга. Мне казалось, что я знаю о нём всё. Но глаза его кричали: полнейший бред! Враньё! Ни черта ты не знаешь о нём, Крис. В комнате стало прохладнее на пару градусов. Удивительно, как один человек мог вызывать во мне столько эмоций. Казалось, будто я страдаю горячкой или меня лихорадит, и я не стою здесь, обезоруженная перед своими демонами, а нахожусь в нормальной больничной палате. Запах сырости и медикаментов витает в воздухе, моё сознание бредит, пугая очередными кошмарами. И всё, что вокруг, — лишь плод больного воображения. Я вздрогнула всем телом, чувствуя, как скручивает желудок от животного страха. Первобытного. Первородного ужаса. Мужчина снова смотрел сквозь меня. Безразлично. Скучающе. Раздражённый одним только фактом, что он находится здесь. Возится со мной. Уставший человек в огромном мире идиотов. Одной из таких идиоток сегодня, видимо, была я. — Мне нужно осмотреть её полностью. Рёбра, грудную клетку, капитан, — на последнем слове доктор поставил многозначительное ударение. — Переживёт, — холодный голос прошёлся по моим нервным клеткам стальным лезвием, вырезал целый отряд нейронов. Это привело меня в чувства. Заставило сосредоточиться на ситуации, воспринимать всё серьёзно, анализировать. Было странное ощущение дежавю. Мне почему-то жутко хотелось, чтобы капитан проявил ко мне хоть малейший интерес. Чтобы увидел меня. Осознал присутствие, как это было не раз в моих воспоминаниях. Как это было тогда, в лесу. — Это в ваших приоритетах. Безопасность. Эту девушку нашли за стенами, хрен знает как она попала туда и как выживала всё это время. Стенами? О каких стенах идёт речь? Я не помнила, как мы добрались до города. Даже этот факт был лишь моей догадкой, так как за окном мне слышался отдалённый крик людей — горожан, не обременённых жизненными трудностями. Мне показалось странным, что я не слышу гул машин. Вздрогнув, я осмотрелась вновь. Старалась подмечать необычное: здесь не было розеток, лампочек или чего-то отдалённо напоминающего электричество. Моё сознание слабо воспринимало информацию, когда меня заперли в этой маленькой комнате. Память вновь подводила. Детали ускользали, словно вода сквозь пальцы. Мы приехали верхом на лошадях. В какой глуши я оказалась? Мужчины заметили мою нервозность и напряглись. Воздух стал спёртым, густым. Захотелось открыть окно. Выдохнуть, а лучше — сбежать, как я делала множество раз до этого. — У меня есть имя, — тихо огрызнулась, поворачиваясь всем туловищем к капитану. Сжала пальцы в кулаки, готовая защищаться. — Знаю, — как же ему было плевать. — Где я? Это какое-то поселение? Что вообще происходит? Мы всё ещё на территории, — собиралась сказать “Канады”, но вовремя заткнула рот. Что-то подсказывало мне, что сейчас не время задавать вопросы. Две пары глаз резко уставились на меня. На секунду все перестали дышать, затаив дыхание. Капитан напрягся, подошёл ближе. Осмотрел меня осознанно, анализируя. Мне показалось, что меня просканировали. — Видимо, удар был сильный. Ничего не помню. Мужчина сузил глаза, прищурился, всем своим видом показывая, что мне его не провести вокруг пальца. — Мистер Йегер, Вы совершенно правы, — продолжала неумело врать, делая из себя дурочку. Доктор печально усмехнулся, мне показалось, что он замешкался, подозрительно обдумывая в голове что-то пару секунд, а после сдался и вздохнул. — Хорошо, — он оглядел мою одежду и немного смущённо попросил. — Сними верх. Это какой-то бред! Опешила. Замешкалась, сжимаясь всем телом. Скрестила бёдра и руки в защитной позе. Стало неловко и как-то противно. Взгляд бегал с офицера на доктора и обратно. Мне не хотелось раздеваться перед незнакомыми людьми, в незнакомом месте. Всё было для меня в новинку. Память подводила. Последнее, что я видела перед тем, как внезапно оказаться в этом нелепом сне, — поезд проносится перед моими глазами. Возможно, он проехал по мне? Я мертва? Я ведь не могла умереть? И это простое слово “смерть” эхом раздалось в моей голове. В моём мире у смерти стерегущие глаза, и свой особый, пряно-тленный запах. Она всегда элегантно одета. Её любимый цвет — благородный чёрный. Она пьёт чай с Сатаной ровно в пять по Гринвичу, в свой законный обеденный перерыв. А после возвращается к своему расписанию. В её конторе множество помощников и секретарей, но каждый раз, когда я пытаюсь связаться со Смертью, ей нет до меня дела. И никогда не было. Сколько не оставляй сообщений, её автоответчик твердит — занято. Несмотря на то, что с ней я сталкивалась постоянно, мне ни разу не удалось подержать её за руку. Порой мне думалось, что я попала в её белый список. Тот самый, в котором тебе суждено находиться до определённого часа и умереть от какой-то старческой болезни. Естественной и отвратительно долгой. Я играла со своей жизнью, ставила её на кон так много раз, что попросту не заметила, как пошла в ва банк. И проиграла? Неужели меня сбил поезд? Тогда почему я всё ещё здесь? Почему я отделалась лёгкими ссадинами и сотрясением мозга? Совершенно запуталась. От этого непонимания мне казалось, что я окончательно схожу с ума. Встряхнула головой, словно пыталась отмахнуться от мыслей, как от роя назойливых пчёл. Я вновь выпала из реальности на время. Да и была ли это моя реальность? — Не могли бы Вы отвернуться? — мои слова были обращены к капитану. Его полного имени я не знала. Товарищи по отряду, с которыми я столкнулась до этого, обращались к нему просто: — Леви. Капитан Леви? Он безразлично осмотрел меня, немного раздражённо дёрнул губой, как будто ему самому нахождение здесь не доставляло никакого удовольствия. Он выглядел очень уставшим, хуже, чем при первой нашей встрече в лесу. Мужчина сжал на секунду свои пальцы, прищурился. Видно было, что моё обращение по имени ему пришлось не по вкусу. Меня же от него бросило в жар. “Ле-е-ви-и…” — повторила про себя в голове, смакуя по слогам, словно самый вкусный в мире шоколад. Теперь у моего кошмара было имя, непривычно сладкое, протяжное, терпкое. Захотелось глотнуть вина и покурить. Кстати, где мой рюкзак? Где мои сигареты? — Нет. Ты не в том положении, чтоб ставить условия, — это было выплюнуто грубо, хотя он замешкался на секунду. Мне всё ещё казалось, что капитан злиться на меня за нашу первую встречу. Я умоляюще посмотрела на доктора, но тот молчал. — Раздевайся. И мне пришлось раздеться. Отключить свои эмоции. Стянуть жаркий свитер, дёрнув широкий воротник резко вверх. Под одеждой было спрятано истощённое тело. Бледная кожа, выступающая линия рёбер. Старый чёрный бра с треугольными чашками. Грудь у меня не была особо большой или красивой. Стандартный размер, округлая, стрии от постоянных наборов веса и похудений. Шрамы. Много шрамов. Мне это никогда не нравилось. От резкого холода соски затвердели, выпирая через чёрную прозрачную сетку. Мне пришлось прикрыться руками. Когда я подняла глаза на Леви, он не смотрел на меня. Это успокоило. Я облегчённо выдохнула и подошла ближе к доктору. — У тебя ссадины на рёбрах, кровоподтёки, — поправляя очки, проговорил Гриша. — Могу я прикоснуться? — Конечно. Вы же врач. — Простая формальность, чтобы ты перестала бояться, — он коснулся тёплыми руками моего живота, от чего тело покрылось мурашками. — Я не боюсь, — пока меня осматривали, Леви подошёл ближе к моей кровати. Окинул взглядом мои вещи: пальто, свитер, вязанный шарф. На последнем его внимание задержалось. Мне стало неловко, будто бы он не вещи осматривал, а меня, голую. — Я упала. — Упала? — Йегер удивлённо вздёрнул бровями. — Как? Расскажи, что произошло. — Я не помню особо, но вроде я поскользнулась на перроне, тс-с-с!— зашипела от боли, доктор побледнел, крепче сжав меня за талию. Меня прервали намеренно, заставляя заткнуться на полуслове. Непонимающе глянула на Гришу, глупо вздёрнула бровь. Доктор смотрел на меня в упор, не моргая. Глаза его потемнели, превращаясь в бездну опасных тайн и недомолвок. — Поскользнулась, дальше не помню. — Наверное, временная амнезия, — врач облегчённо вздохнул. — Кости на месте, можешь одеваться. Леви потянулся за шарфом, и я резко дёрнулась в его сторону. Это произошло внезапно. Голова закружилась, меня повело в сторону, ноги почти не держали. Я не совсем осознавала, что делаю в тот момент. Просто пыталась защитить то единственное, что осталось мне от Рика. Перехватила запястье, шарпанула со всей силы на себя. — Не прикасайся! В меня отрикошетило током. Его рука была горячей. Мои пальцы — сплошной лёд. Тело завибрировало от столкновения. Леви медленно повернул голову в мою сторону, сверкнув серыми, устрашающими глазами. В тот самый день он впервые посмотрел на меня. Не сквозь, как обычно, не скучающе, как это было всё это время, не брезгливо или с ненавистью, а прямо. В упор. Режущим взглядом. И мне показалось, что от молний, которые метались в мою сторону, у меня кровь застынет в жилах. Он перехватил мою руку, крепко сжав её пальцами. Я вспомнила, как во сне он ломал мне кости. Нервно сглотнула, приходя в себя. — Что ты сказала? — смотрит в душу, так нагло. Так просто. Хмурится от злости и раздражения, челюсть сжимает. А меня будто ушатом воды окатило, отрезвило. — Повтори. Немедленно. — Эта вещь, — снова запнулась, разнервничалась совсем, ощущая его так близко. Втянула ртом воздух, вновь чувствуя сладкий привкус на языке. Леви скрипнул зубами в ожидании ответа. Наверное, он думал, что я законченная идиотка. — Эта вещь очень дорога мне. Не прикасайся. — Я не про это. Последнее, о чём ты говорила. — Я упала. Не думала, что выживу после этого. Он молчит. Смотрит на мою руку, которая ещё секунду назад нагло посмела схватить его. Замечает мои шрамы. Брезгливо откидывает, будто испачкался в грязи. Отходит на шаг. Молчу в ответ. Пальцы покалывает от волнения. Во мне просыпается странное чувство однозначности. Зыбкой уверенности, что я на своём месте. Здесь и сейчас, в этой чёртовой комнате, пропахшей лекарствами. Полуголая, истощённая испытаниями. Стою и наблюдаю за Леви. Не могу наглядеться, боюсь даже сморгнуть. Потерять из виду эти серые глаза, связывающие наши реальности. Как много раз я ловила его взгляд на пыльных улицах города? Как часто представляла нашу первую встречу? Сомнений не было, что передо мной был человек, из-за которого мне приходилось мучить себя последние полгода догадками. Я его ненавидела. Я старалась его забыть и безуспешно думала о нём каждую свободную минуту своего жалкого существования. Ведь в этих иллюзиях и был весь смысл. Грёбаный смысл жизни маленькой Кристель Фейт, вошедшей в этот мир с огромной кучей обязанностей. И сейчас, когда мои руки горели от его осуждающего взгляда, я почему-то почувствовала внутри своё право. Постоять за себя. Огрызнуться. Высказать то, чем я недовольна и почему на мне все эти рваные шрамы. Почему я пыталась выйти из игры столько раз. Сделать всю работу за разработчиков — удалить себя из реальности. Внутри пустого сердца будто зажгли огонь, и мне как никогда раньше захотелось остаться во сне навсегда. — Не смей больше так делать. Не прикасайся ко мне без позволения, — в серых глазах открытая угроза, в моих зелёных — безумное пламя. Ни один здоровый человек, при своём уме и памяти не будет прикасаться к капитану без катастрофической надобности. Но я не была здоровой, не была особо умной, а ещё с памятью у меня были явные проблемы. И даже, если я ответила ему "Да", то в моей голове промелькнул вопрос-искушение "А ты позволишь?". Его я боялась больше всего на свете, ведь это означало, что я бесповоротно зависима от своих романтизированных страхов. И мне срочно нужно куда-то сбежать.