The Rise of a Dark Lord

Первая неделя занятий была интересной, хотя и не такой уж мудрёной. Гарри ожидал большего, но предполагал, что в следующие месяцы темы станут более сложными, по крайней мере, он надеялся на это. Как и сказал им староста Розье, они помогали первокурсникам сориентироваться в первые несколько дней, чему Гарри был благодарен. Хогвартс огромен, и он был уверен, что хотя бы раз потерялся бы в попытке найти правильный кабинет. Как бы то ни было, Гарри действительно хотел исследовать замок и был убежден, что в нём прячутся сотни секретов, которые ему не терпелось раскрыть. Уроки были для него столь же неприятными и неинтересными, и он мог только надеяться, что это изменится. Тем не менее, Гарри привык к этому: в магловской школе он всегда считал уроки скучными, и ему приходилось искать что-то новое для изучения, чтобы развлечь себя. Его первым уроком были чары с профессором Флитвиком, и, хотя это могло быть интересным уроком, они не изучали ничего, кроме теории, которую он уже знал, и, казалось, что в ближайшем будущем она не изменится. Гарри хотел заниматься практическими занятиями, творить чары и использовать магию, но, зная, что для этого потребуется время, решил сделать это самостоятельно в своей комнате, по крайней мере, так он научился бы чему-нибудь. Гораздо интереснее оказалась трансфигурация. Гарри должен был признать, что ему очень нравилось. В начале урока у них было немного теории, но после этого профессор МакГонагалл дала им спичку и велела превратить её в иголку. Гарри направил палочку на спичку, произнёс заклинание, но ничего не произошло. Мальчик нахмурился: он сделал именно то, что сказано в книге, почему это не сработало? Теоретически на его столе должна быть игла, но нет, перед ним, практически смеясь, всё ещё лежала спичка. Кроме того, Гарри ничего не чувствовал. Каждый раз, используя магию, он ощущал что-то прямо под кожей и вокруг себя, это не всегда было одно и то же чувство, но он всегда что-то чувствовал, а теперь ничего не было. В чём разница? Гарри всё ещё смотрел на свою спичку, когда ему в голову пришла идея. Ему потребовалось немного времени, но он знал, что изменилось. Это было настолько очевидно, что ему пришлось спросить себя, почему он не заметил этого раньше. Каждый раз, когда Гарри творил магию, он сосредотачивался на том, чего хотел, на своей воле, а когда он пытался превратить спичку в иглу, он только произносил заклинание, даже не задумываясь. В этом ли была причина того, что этого не произошло? Что ж, был только один способ узнать. Попытавшись снова, Гарри не только произнёс заклинание, но и сосредоточился на своей воле, на том, как он хотел, чтобы спичка превратилась в иглу. К его радости, спичка полностью изменилась, и на его столе осталась игла. — Отлично, мистер Поттер, — раздался голос позади него, заставив Гарри повернуться и увидеть, как на него смотрит профессор МакГонагалл. — А теперь, попробуйте превратить эту иглу обратно в спичку. Поскольку казалось, что профессор не собирается уходить, Гарри снова повернулся к игле и повторил заклинание ещё раз, не забыв сосредоточиться на своей воле, и игла снова стала спичкой. — Замечательно, мистер Поттер, — сказала профессор МакГонагалл, с лёгкой улыбкой на лице. — У меня никогда не было ученика, который мог бы выполнить обе трансфигурации на первом уроке, двадцать баллов Слизерину. Продолжайте трансфигурировать иголку до конца урока, попробуйте изменить иглу, добавить узор на металл или что-то подобное. Заклинание то же самое, это скорее вопрос визуализации. Профессор МакГонагалл продолжила ходить по классу, помогая студентам, которые в этом нуждались. Визуализация? Гарри задумался, что имела в виду профессор. Когда он подумал, то понял, что она имела в виду, и признал, что это имело большой смысл. Заклинание, которое он использовал, чтобы превратить спичку в иглу, а иглу в спичку, было одинаковым, поэтому логично, если он хотел другую иглу, то должен был представить, что игла другая. Когда Гарри трансфигурировал спичку в иглу, он не думал об игле, потому что они обе уже были совершенно разными, но поскольку он не представлял себе иглу, она превратилась в простую иглу. Он предположил, что, если бы он не знал, как игла выглядит, это не сработало бы. Но, зная, что это за игла, его подсознание должно было обеспечить необходимое изображение для завершения заклинания. Удовлетворённый своими рассуждениями, Гарри снова сосредоточился на игле и произнес заклинание. Однако на этот раз он сконцентрировался не только на своей воле, но и на визуализации иглы, представив, что она имеет цветочный узор. Он был очень счастлив, когда спичка превратилась в иглу с узором на металле. Однако, когда он осмотрел узор, то заметил, что в некоторых местах он был более размытым и не таким, как предполагаемо должен быть. Гарри предположил, что ему нужно представить более чёткое изображение всей иглы, чтобы она изменилась должным образом. Лучше понимая, что нужно делать, Гарри начал менять иглу обратно на спичку и пробовать снова, снова и снова, пока не добился результата, которым был удовлетворён. Когда в конце урока профессор МакГонагалл попросила их сдать спичку-иглу, только один ученик смог превратить свою спичку в иголку, но не обратно, именно девушка, которая в поезде ворвалась в его купе. Гарри протянул иглу, которая была похожа на змею с красивой детализированной чешуей и языком, которое было игольным ушком, а хвост — остриём. На голове змеи красивым шрифтом были написаны его инициалы. В целом, это была потрясающая работа. Профессор МакГонагалл провела почти целую минуту, глядя на него, пока не отреагировала. — Ещё десять очков Слизерину, я никогда не видела, чтобы ученик делал что-то подобное с иглой, тем более на первом уроке. Очень хорошо, мистер Поттер. И она перешла к следующему столу, чтобы забрать спички, оставив учеников смотреть на Гарри, который не обращал на них внимания. Он привык к большинству взглядов, которые ощущал на себе, ведь все ученики в его старой школе тоже завидовали ему. Было вполне естественно, что в Хогвартсе будет то же самое, ведь Гарри — лучше них, и они начали это понимать. Хотя факт, что даже в этом новом мире он — выше среднего, радовал его, он же мог и помешать его планам. Один или несколько студентов рано или поздно решат поспорить с ним по этому поводу, и тогда ему придётся разобраться с этим, когда придёт время. Но, в конце концов, не имело значения, что они делали, до тех пор, пока другие знали своё место. Гарри очень интересовала история магии. Даже если история предвзята к победителю, в ней всё равно будут некоторые факты, которые нельзя изменить. И он очень хотел узнать больше об этом мире, в который внезапно вошёл. И возможно Гарри узнает о какой-то непонятной магии, которая использовалась много веков назад. Может быть, магия похожа на технологию и постоянно развивается. Конечно, он заметил, что волшебный мир предпочитает более древние инструменты, такие как перья и пергамент, однако это не означало, что заклинания и чары не менялись и не эволюционировали на протяжении столетий. Для общества невозможно вообще не развиваться, в таком случае оно застаивается и умирает. Все эти мелочи он хотел узнать как можно скорее. Урок истории, однако, оказался разочарованием. Когда Гарри впервые узнал, что профессор — призрак, он был очень взволнован, ведь этот человек на собственном опыте знал, как всё изменилось за многие годы. Однако призрак говорил только о войнах гоблинов. Он даже не проверил, какому классу преподает, а просто выплыл из доски и начал говорить о какой-то войне гоблинов, даже не сказав им, какая это была война и когда она началась. Гарри удалось продержаться двадцать минут, слушая привидение, после истечении которых он не выдержал и достал книгу из сумки. Он полагал, что узнает больше, если просто прочитает раздел истории в библиотеке, чтобы с тем же успехом сделать что-нибудь продуктивное. Гербология оказалась интересной, но никогда не стала бы одним из его любимых предметов. Гарри видел, насколько полезно было бы знать предмет, и ничто не могло помешать ему сделать всё возможное и получить довольно высокие оценки. Но Гарри не стал бы уделять этому предмету больше внимания, чем требовалось, и не собирался искать изо всех сил интересные книги по этой теме. Он считал астрономию пустой тратой своего времени, это было до ужаса легко. Возможно, она ему не нравилась, но Гарри точно знал, что маглы в этом вопросе гораздо более развиты, чем волшебники, с точки зрения знаний. С другой стороны, зелья ему очень нравились, даже если он терпеть не мог человека, который обучал их этому сложному искусству. К концу урока Гарри поблагодарил Мерлина за то, что купил и прочитал все те книги по зельям. Профессор Снейп, возможно, и был главой их факультета, но Гарри без сомнений мог сказать, что этот человек не был профессором. Расписать рецепт зелья на доске и сказать им начинать — это не обучение. Но каким бы неумелым ни был этот человек, это не причина, по которой Снейп его терпеть не мог. Иметь дело с некомпетентными людьми было частью жизни, и Гарри привык к этому много лет назад. Не то чтобы ему это нравилось, но было не так много того, что он мог с этим сделать. Теперь то, как мужчина смотрел на него, медленно, но верно действовало Гарри на нервы. Большую часть времени профессор Снейп оставался нейтральным к нему, но иногда, когда он думал, что Гарри не видит, смотрел на него с усмешкой и открывал рот, как будто собирался сказать ему что-то, что, без сомнения, было бы злобным или унизительным, но затем профессор закрывал рот и смотрел на Гарри с презрением, прежде чем отвернуться, переводя своё внимание на кого-то другого. Необязательно быть гением, чтобы понять, что этот человек ненавидит Гарри. Гарри просто не знал почему. Конечно, этот человек был в приюте с Дамблдором, и мальчик случайно потерял лицо перед ними обоими, однако он не понимал, почему мужчина так обращается с ним только из-за одной встречи. Даже если миссис Браун и рассказала им что-нибудь, не было никаких доказательств, кроме его поведения в Хогвартсе. Он никого не ранил, не пытал и не убивал, чёрт, он даже не планировал делать это в ближайшем будущем. Гарри вёл себя как маленький ангел, больше ничего не замечая, так что для таких взглядов действительно не было причин. Несмотря на это, эти взгляды начинали его раздражать. Не то чтобы он, конечно, что-нибудь сделал. Гарри не был идиотом и знал, что ничего не может сделать со Снейпом, по крайней мере, пока. Однако это не мешало ему мечтать о том, что он мог бы сделать с ним после окончания школы, или, может быть, в качестве подарка себе на день рождения, когда ему исполнится семнадцать. О, возможности были безграничны. Поэтому в конце урока Гарри слегка улыбнулся, когда подал профессору идеально сваренное зелье. Он с трудом мог дождаться следующего урока. Как оказалось, Гарри мог проявить довольно богатое воображение, когда фантазировал о том, как причинить вред уважаемому профессору. Кто знал, когда эти идеи могут пригодиться. Снейп не знал почему, но был уверен, что эта улыбка ничего хорошего не значила, и ему пришлось подавить дрожь, которая зародилась вдоль позвоночника. И всё же уроком, который Гарри считал самым интересным, была Защита от Тёмных искусств. Гарри прибыл одним из первых и сел в самом начале класса. Это был первый урок, к которому у Гарри возникло множество вопросов. Его безмерно расстраивало, что он не мог найти ни ответов, ни каких-либо подсказок на то, где он мог их найти. Имея это в виду, он решил спросить профессора, надеясь, что этот человек сможет прояснить хотя бы некоторые из них или указать ему правильное направление. Поэтому, когда профессор закончил объяснять, Гарри поднял руку и сказал: — Профессор, у меня есть вопрос. Профессор Квиррелл, казалось, был удивлен тем, что Гарри заговорил с ним, и несколько учеников смотрели на него с любопытством, в конце концов, они только начинали, какие вопросы у него могли быть. — Д-д-да, мистер Поттер? — Почему этот урок называется «Защита от Тёмных искусств»? Гарри слышал смех гриффиндорцев, и даже некоторые слизеринцы смотрели на него, как на идиота. Квиррелл же перестал дрожать и посмотрел ему прямо в глаза. — Извините? Гарри не знал, что это было, но что-то в голосе профессора изменилось, и он не имел в виду отсутствие заикания. Его голос казался глубже, ровнее и мрачнее. Этот голос не принадлежал профессору. Это выглядело так, словно мужчина был в костюме и надел не ту маску. — Я спросил, — ответил Гарри, отложив вопрос о голосе мужчины для последующего рассмотрения, — почему этот предмет называется «Защита от Тёмных искусств». Я прочитал эту книгу от корки до корки, она учит нас только некоторым заклинаниям, нескольким проклятиям и большому количеству теории. У заклинаний также есть контрзаклинания в книге, и я полагаю, что это часть защиты. Однако, если эта часть является защитой, если только заклинания не являются заклинаниями Тёмных искусств, я не понимаю, как мы защищаемся от них. И если это заклинания Тёмных искусств, почему их преподают, если они, якобы, незаконны? Между тем, пока мы занимаемся изучением этого, что такое Тёмные искусства и кто решает, что классифицируется как Тёмные искусства? Возвращаясь к исходному вопросу, если мы учимся защищаться от магии, которая не является Тёмной, почему этот урок называется «Защита от Тёмных искусств»? Разве это не даёт ложного чувства безопасности, не говоря уже о том, насколько это предвзято, говорить студентам, что им нужно защищаться только от Тёмных искусств? Разве это не даёт представление о том, что все другие виды магии безопасны? И только Тёмные искусства плохи? Когда Гарри закончил говорить, никто из учеников не смеялся над ним, а Квиррелл смотрел на него с любопытством. Гарри спокойно ждал, пока профессор ответит. Он прекрасно понимал, что студенты смотрят на него странно, особенно гриффиндорцы, но его никогда не заботило, что о нём думают другие, теперь для него важным было только получить все знания, которые он хотел, ведь знание — это сила, и Гарри никогда не станет отрицать, что сила была чем-то, что его безмерно интересовало. Профессор Квиррелл вышел из ступора и ответил: — В Министерстве Магии классифицируют, что является Тёмной магией, а что нет. Я не знаю, почему этот предмет называется «Защита от Тёмных искусств». Определение Тёмных искусств довольно сложное, однако большинство людей классифицируют их как проклятия и заклинания, которые причиняют боль или убивают людей. Гарри ждал, пока профессор продолжит, но когда стало очевидно, что тот не собирается, он недоверчиво уставился на человека. — Тёмные искусства — чистое зло! — воскликнул рыжеволосый гриффиндорец, и Гарри очень удивился, хоть и не показал это, когда увидел, что несколько студентов кивают, соглашаясь с идиотом. — Вы, должно быть, шутите, — пробормотал Гарри себе под нос, но все его услышали, и профессор снова сосредоточился на Гарри, который раньше смотрел на рыжего идиота. — Почему вы говорите это, мистер Поттер? — и Гарри заметил, что в его глазах было что-то, чего раньше не было. — Это одна из самых иррациональных вещей, которые я когда-либо слышал. Я всегда знал, что я намного умнее обычного человека, однако глупость, которую проявляют некоторые люди в Волшебном мире, поразительна. Когда я услышал о Тёмных искусствах, я думал, что это связано с нашей магией, с магией в нашем ядре и с тем, как мы ею манипулируем, но если на самом деле Министерство решает, что такое Тёмная магия, то это самая глупая вещь, которую я когда-либо слышал. — Почему вы так думаете? — спросил Квиррелл, не сводя глаз с Гарри. — Министерство состоит из людей, и люди по сути своей боятся того, чего они не понимают, чего они не могут сделать, того, что они не могут контролировать. Учитывая это, какая у нас есть гарантия, что сделанный ими выбор правильный? Что, если кто-то не может наложить заклинание, и он или она испугались этого заклинания и не могли защитить себя от указанного заклинания, они могли бы просто классифицировать его как Тёмные искусства и покончить с этим. Это ещё не всё. Что, если разразится война, что тогда? Ожидается ли, что мы наложим заклинание щекотки или оглушающее заклинание и будем надеяться, что они сработают или что кто-то на их стороне не отменит заклинание? Глупость в лучшем случае. Квирелл продолжал смотреть на него несколько мгновений, затем огляделся и, казалось, вспомнил, где находится, потому что он снова сосредоточился на занятии. Остальной урок прошёл довольно быстро, хотя профессор так заикался, что его стало трудно понять. Однако Гарри не обращал внимания. Полученные им ответы относительно Тёмных искусств были далеко не настолько удовлетворительными, как он хотел. Но Гарри найдет способ получить нужные знания, и ему всё равно, как он это сделает. Мальчик был настолько погружен в свои мысли, что даже не заметил, что взгляд профессора Квирелла почти не отрывался от него на протяжении всего урока. На следующий день после урока защиты Гарри сразу заметил, что что-то изменилось в том, как ученики смотрели на него. Сначала они указывали на него пальцами, шептались за спиной и проходили мимо него несколько раз по коридору, пытаясь получше рассмотреть его шрам, но, поскольку он был слизеринцем, они делали это, когда думали, что он не смотрит. Но теперь в глазах смотрящих на него студентов была новая эмоция, которую он хорошо знал. Гарри постоянно вызывал её у маглов, живших в приюте. Страх — это такая замечательная эмоция. Насколько Гарри знал, разговор, который он вёл на уроке защиты пересказали всей школе, и общее мнение сходилось на том, что он будет следующим Тёмным Лордом. Гарри не мог избавиться от улыбки: она появлялась на его лице каждый раз, когда он слышал, как кто-то шепчет об этом. Честно говоря, он понятия не имел, как одиннадцатилетний мальчик может быть Тёмным Лордом, но, по крайней мере, это развлекало его. Гриффиндорцы были худшими, особенно рыжий из его параллели, которого, как он узнал, звали Рональд Уизли. Он никогда не упускал случая назвать его предателем, Тёмным волшебником и Пожирателем Смерти каждый раз, когда видел Гарри в коридорах. Тот почти не замечал рыжего, для Гарри он был как муха, иногда это совсем не беспокоило его, а в иной раз этого было достаточно, чтобы получить чуть больше, чем беглый взгляд. Хотя, если быть честным, очень мало, что могло по-настоящему привлечь и удержать его внимание, особенно люди. Они были такими скучными и неинтересными. Неудивительно, что он игнорировал большинство из них, так? Тем не менее, некоторые из них были полезны, поэтому Гарри терпел их, даже если они едва могли удерживать его внимание. Он надеялся, что всё в Волшебном мире изменится, что он найдет кого-то, кто действительно заинтересует его, кого-то вроде него, но с достаточным количеством различий, чтобы они могли бросить вызов друг другу. Однако, пока Гарри не найдет такого человека, он будет вполне счастлив с тем, кто может быть достаточно полезным и интересным, чтобы хотя бы развлечь его. На следующий день после урока Защиты Гарри нашёл такого человека. Люди сказали бы, что это был первый друг Гарри, хотя он сам этого не понимал. Для него это было похоже на заведение домашнего питомца. Это было время обеда, Большой зал был заполнен наполовину, Гарри сидел на своём обычном месте, немного подальше от остальных студентов. Он читал книгу о рунах, взятую из библиотеки, когда почувствовал, что кто-то садится рядом с ним. Поттер не показал, что ему любопытно, хотя так и было: обычно никто не садился рядом с ним. Проклиная своё любопытство, Гарри немного опустил книгу и посмотрел налево. Это был мальчик с его курса, тот, который ехал с ним в лодке по пути в Хогвартс, мальчик, которого двое других избегали. Он был немного выше Гарри, с тёмно-каштановыми волнистыми волосами и голубыми глазами, с аристократическим лицом, высокими скулами, тонкими губами и совершенно прямым носом. Он был довольно красив, как заметил Гарри, конечно же, ничего похожего на него самого, но всё же. — Теодор Нотт, — представился мальчик, когда увидел, что он привлёк внимание Гарри. Гарри приподнял бровь, показывая своё замешательство, хотя он тоже представился, в конце концов, это была банальная вежливость: «Гарри Поттер». Нотт казался вполне довольным этим, и прежде, чем Гарри смог вернуться к своей книге, спросил: — Ты не возражаешь, если я сяду здесь? — Нет, — сказал ему Гарри и, снова проклиная свое любопытство, добавил: — хотя, довольно любопытно, что ты захотел сесть со мной. В конце концов, другие слизеринцы не приветствуют меня с распростёртыми объятиями. Нотт казался смущённым, но Гарри это не волновало, однако, когда горечь и ярость отразились на лице мальчика, интерес Гарри к нему немного возрос. — Мой отец находится в Азкабане за то, что он Пожиратель Смерти. Министерство забрало более половины нашего состояния. Очевидно, что детям примерных граждан, которые служили Тёмному Лорду только потому, что они были под проклятием, нельзя находиться в компании сына известного и верного Пожирателя Смерти, — в итоге ответил Нотт, не сводя глаз с Гарри. — Ясно, — пробормотал Гарри, и это действительно было так. Теперь, когда он подумал об этом, то вспомнил, что видел Нотта, сидящего в стороне от других. Он никогда не видел, чтобы они разговаривали с ним, тот казался совершенно изолированным от факультета, и у него не было друзей на других факультетах, потому что он был слизеринцем, а это означало, что он должен быть чистым злом. Даже в этом случае было довольно странно, что сын верного Пожирателя Смерти решил сотрудничать с Мальчиком-Который-Выжил. Разве они не должны были ненавидеть его за то, что он уничтожил их господина? Кроме того, Гарри был полукровкой и знал, что многие верят в чушь о чистоте крови. Но он не видел ненависти в глазах Нотта. Затем Гарри разглядел что-то в его выражении лица, то, что объясняло, почему он здесь. Мальчику было одиноко. Гарри слишком хорошо знал это чувство. У него был такой взгляд, когда он жил в приюте. Прежде, чем всё изменилось, прежде, чем изменился он. Гарри вспомнил, как это было раньше: он хотел принадлежать, хотел, чтобы кто-то гордился им, чёрт возьми, чтобы был тот, с кем он мог бы поговорить. Но не имело значения, на что он надеялся, не имело значения, что он делал, он всегда был для них уродом. Гарри до сих пор прекрасно помнил, как они причиняли ему боль, как они унижали его, и никто никогда ничего не делал, чтобы остановить это. Он молился, чтобы кто-нибудь пришёл и забрал его домой, чтобы кто-то был его отцом, его матерью, чтобы кто-то захотел его. И несколько раз кто-то забирал Гарри домой, и какое-то время он верил, что всё будет хорошо, что он может быть счастлив и иметь семью. Но это никогда не длилось долго. Его всегда возвращали, с ним всегда что-то было не так. Одна особо религиозная пара даже сказала ему, что он дьявольское дитя. Другие мальчики в приюте воспользовались этим и сказали ему, что Гарри недостоин любви и семьи. Что бы он ни делал, мальчик никогда не будет достаточно хорош и никому никогда не понадобится. И какое-то время Гарри им верил. Он перестал молиться, перестал надеяться, потому что, очевидно, ни то, ни другое не помогло. Но потом ему исполнилось семь, и всё изменилось. Вот почему Гарри только кивнул и вернулся к своей книге. Кроме того, Нотт мог быть полезным: он был воспитан в волшебном мире, поэтому мог дать ему информацию, которую в любом другом случае Поттер бы не достал. Нотт, казалось, был доволен тем, что просто сидел и ел свой обед, и Гарри не жаловался. Он ценил тишину и не видел необходимости в бессмысленных разговорах. Ближе к концу обеда, Нотт нарушил молчание: — Что ты читаешь? Это должно быть довольно занимательно, ты практически не прикоснулся к еде. Гарри оторвался от книги, сосредоточившись на Нотте, и, поскольку видел только искреннее любопытство, ответил. — Я читаю «Руны и их основные применения» Шейна Уиллиса. Это довольно интересно, хотя, поскольку это только основы, здесь относительно простые вещи. Но я верю, что через два или три месяца смогу понять что-то посложнее. Например, продвинутые руны. Гарри собирался продолжить разговор о книге, когда увидел, что глаза Нотта широко открыты. — Что-то не так, Нотт? — он закончил тем, что спросил, хотя ему было всё равно. — Руны? — воскликнул Нотт, к счастью, они были далеко от других слизеринцев, поэтому они не слышали. — Ты изучаешь руны? Мы начнем их проходить только на третьем курсе! Я знал, что ты хорош, я имею в виду, что я видел тебя в классе, трудно было не понять это, но руны? И ты веришь, что сможешь понять более сложные руны всего через несколько месяцев? Это невероятно. Гарри почти улыбнулся, когда увидел выражение лица мальчика. — Я сделал ошибку, когда купил школьные учебники, — признался Гарри. — Я купил только учебники нашего года и несколько других. Но я уже прочитал их все. А учебники за первый год, как и наши уроки, очень просты. Мне нужно было найти что-то, что меня озадачило бы, вот и появились Руны. Нотт молчал несколько мгновений, затем усмехнулся и покачал головой. — Не знаю почему, но меня этот ответ не особо удивляет. Оба вернулись к своему обеду, Гарри начал свой, так как его тарелка была почти полной. Однако через несколько минут Нотт вздохнул, и Поттер посмотрел на него, приподняв бровь. Зная, чего ждёт Гарри, он объяснил: — Они не перестают пялиться на нас с тех пор, как я сел здесь, а когда они видят, что я уже это заметил, сразу отворачиваются и начинают шептаться друг с другом. Это довольно раздражает. — Хм, поскольку я, по-видимому, следующий Тёмный Лорд, они, должно быть, задаются вопросом, являешься ли ты моим первым последователем, — Гарри очень позабавился, но сохранял серьезный тон, смотря в свою книгу. Нотт некоторое время молчал, затем он начал смеяться, привлекая внимание нескольких слизеринцев, которые сидели ближе остальных. Ему потребовалось немного времени, чтобы взять себя в руки. — Так ли это? Мне тогда следует обращаться к тебе «мой лорд»? Когда Гарри посмотрел на него, невозможно было отрицать веселье в глазах обоих мальчиков, и Теодор Нотт был первым, кто увидел настоящую улыбку на лице Гарри. — Нет, я не считаю, что это необходимо. По крайней мере, в Хогвартсе, Поттер или Гарри подойдёт. Однако за пределами Хогвартса, я полагаю, ты можешь обращаться ко мне «ваша светлость», это звучит мило, ты так не думаешь? Нотт снова засмеялся и не смог ему ответить. Гарри улыбнулся и закончил обед. Может быть, присутствие Нотта — это не так уж и плохо.