Как сильмариллы все изменили

Жизнь эльфа в Обители не особенно разнообразна. Дни проходят за изучением текстов, трапезами, песнями, какими-нибудь тренировками и бесцельным хождением туда-сюда по живописной территории. Жаловаться, в общем, не на что — тихая мирная жизнь, о которой можно только мечтать. Где-то ведутся бои, разведчики измазываются в земле, ползая по лесам, собираются армии, создаются союзы. Имладрис же был вне времени. И если у Элронда были развлечения в виде обсуждения стратегий и отговаривания горячих сердцем эдайн от необдуманных действий, то я была их лишена. Кроме того, мне постепенно становилось хуже, и причина, как я подозревала, была не только в скуке. Решив воспользоваться девизом ребёнка в большой семье — «помоги себе сам» — я решила, что пора сменить обстановку. На мое счастье, скоро должна была состояться битва за Форност, под предводительством моего знакомого — почти короля Гондора Эарнура. Во что бы то ни стало, я решила если ни принять участие, то по крайней мере отправиться туда и разобраться, почему рядом с Эарнуром мне становилось физически лучше. Элронду и Гэндальфу идея моего появления в военном лагере явно не нравилась, их отговорки начинались с «это очень опасно» и заканчивались на «ты и кольцо, козырь, о котором Враг не знает», тогда я напоминала им, что вообще-то все враг уже знает, но они продолжали упираться. Но я бы не была дочерью своих родителей и сестрой своих братьев, внучкой своего дедушки, племянницей своих дядь и так далее, если бы не доконала Элронда и не отправилась бы вместе с отрядом, посланным Ривенделлом, в Арнор. Я пообещала, что не буду вступать в бой и рисковать жизнью и кольцом. Хотя приключений мне определённо хотелось, и это чувство усилилось, стоило нам прибыть в лагерь. Его разбили вчера днём, а к вечеру прибыли все, кого ждали. Я приехала рано утром на следующий день. Подобная продуктивность и общее оживление в лагере приятно бодрили и дарили желание действовать, чего совершенно не было в расслабленном Ривенделле. Мы пробрались к центру лагеря, где я наконец увидела знакомое лицо. — Эарнур! — окликнула я почти короля Гондора и ускорила шаг. — Леди Кенамиэн! — человек шутливо поклонился, быстро поблагодарил предводителя отряда и отогнул полог своего шатра, пропуская меня вперёд. Беглого взгляда в свете факелов мне хватило, чтобы заметить, что за несколько месяцев, которые по моим ощущениям скорее сливались в несколько часов, тёмные волосы Эарнура отросли и так и лезли в глаза, выражение которых почти утратило ту беспечность, которая светилась в его облике при нашей первой встрече. Впрочем, как Эарнур и сам прекрасно знал по шепоткам гондорских красавиц, все это его ничуть не портило, наоборот — придавало какой-то взрослый королевский шарм. Когда мы зашли в шатёр и полог опустился, я взяла Эарнура за руку и прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на собственных ощущениях. Резкого облегчения не пришло, но мне показалось, что немного лучше все же стало. — Я ещё не совсем разобралась, что надо кольцу, но здесь, в вашем военном лагере, мне действительно полегче, — я улыбнулась. — Теперь я точно знаю, что смогу помочь вам! Эарнур скептически оглядел меня, мысленно прикинул что-то и ответил: ⁃ Эти земли пострадали от темной силы и битв, кони напуганы, а большая часть провизии испорчена этим ужасным дождём, который как будто проникает сквозь все навесы и крыши. Возможно, это не то, о чем мечтает потомок древних королей, но пока это самое полезное, что ты можешь сделать. — Вырастить травку для ваших лошадок? — я была разочарована отведённой мне ролью, но нельзя было делать что-то масштабное, чтобы не привлекать внимание врага к кольцу, к тому же я не очень-то рвалась в бой, так что предложение вполне соответствовало общим желаниям и возможностям. — Это я могу, — я снова улыбнулась. Эарнур посветлел лицом, и мы, снова закутавшись в плащи, вышли из шатра. Эарнур велел посторонним отойти, чтобы ничто не мешало мне вырастить из ничего траву для конницы. Я встала, разминая пальцы и думая, как лучше начать. Наконец я сосредоточилась на пространстве передо мной, вздохнула и ровным голосом произнесла: — Травы нежные взрастали, ветер в них гулял весенний, орошал их тёплый дождик, солнце ласковое грело. Травы сочные топтали, поливали красной кровью, поливали чёрным ядом, да каленым жгли железом. Вы из праха, вы из пыли, из земли сухой и серой лучше прежнего растите, вырастайте гуще, толще. Пейте вы из вод подземных, пепел с солью, травы, ешьте. Вы питайтесь солнцем бледным, и к нему вы вверх тянитесь. Накормить коней и силу дать в бою им страх не чуять и усталости не ведать, вам под силу, травы, только. Так растите скоро, много, не иссякнете, покуда каждый конь здесь сыт не будет! Слушай ты, земля сухая, ты, из пепла и из пыли, сколько ты голов накормишь, столько дней твой будет отдых, столько можешь не цвести ты. Я поняла, что что-то начало происходить, по испуганному храпу лошадей, затем темно-серая земля вокруг меня мелко затряслась, чуть вздыбилась, и вдруг из неё полезли зеленые иглы. На глазах группки изумленных людей и эльфов иглы росли, наливались и, достигнув высоты в полторы ладони, прекращали свой рост. «Посторонние», которых Эарнур попросил подойти, сейчас стояли с глазами размером с блюдца, непонимающе глядя на круг травы перед ними. Из того немногого, что я узнала про людей, я поняла, что для них это исторический момент и об этом чуде они будут рассказывать своим детям. Я улыбнулась, подошла к предводителю армии и заверила, что трава не закончится, пока все не будут сыты. Эарнур одобрительно кивнул мне и указал рукой на менее оживленную часть лагеря, где я могла отдохнуть. Чей-то оруженосец проводил меня и, замявшись, предложил пока сесть на несколько тюков у шатра. Мне было все равно, на чем сидеть, так что я ободрительно улыбнулась смутившемуся пареньку и отправила его выполнять остальные поручения господина. В Обители после экспериментов с кольцом мне иногда становилось плохо, поэтому сейчас я решила восстановить силы раньше, чем начнётся головная боль или головокружение. Отстегнув от ремня флягу с «вариациями на тему квениласа», популярную в доме Элронда, я из другой сумки достала кусочек лембаса. Вообще носить с собой еду вошло у меня в привычку, так как никогда не знаешь, когда силы покинут тебя, а на всякие целебные настои, которыми поначалу пичкали меня местные целительницы, я не особенно полагалась. Но это не их вина, даже мама не могла с этим ничего сделать. — Подкрепишься и поедешь? Передо мной возник Глорфиндель. — Только если за это время вы успеете разобраться с врагом. Думаю, свежая трава лошадям ещё пригодится. Но она не выдержит даже одного чёрного дождя, так что… — Я тоже об этом думал. — Но я совсем не против пересидеть где-нибудь в тихом месте ваши разборки, — я попыталась разрядить обстановку, чувствуя что-то неладное. — Можешь, если хочешь, дать мне кого-нибудь в охрану. — Мы сделаем по-другому. Ты поедешь со мной в бой, — озвучил своё решение Лаурэфиндэ. На несколько мгновений я потеряла дар речи, а потом все же неуверенно засмеялась. — Идёшь методом от противного? Я правда готова где-нибудь посидеть… — Я говорю серьёзно, — лицо Глорфинделя оставалось непроницаемым. — Но зачем я тебе в бою? — Во-первых… Но продолжение мне было не суждено услышать: громкий горн оповестил лагерь о выступлении. Подбежавший оруженосец Глорфинделя, чье имя я постоянно забывала, подал Лаурэфиндэ какой-то тюк. — Пойдём, — Глорфиндель толкнул меня в ближайший шатёр, — переодевайся. Я, до конца не осознавая происходящее, кое-как разобрала тюк на составляющие обыкновенного эльфийского доспеха. — Не мешкай, — Глорфиндель уже повернутся спиной. Я с сожалением стянула с себя лёгкие походные брюки и жилетку, подумав, решила мамину рубашку все же оставить. Я, как могла быстро, переодевалась, натягивая штаны с кожаными вставками и высокие сапоги, слишком широкие для меня в области икр, поэтому пришлось их перешнуровывать. Пока я справлялась с правой ногой, машинально работая пальцам, Глорфиндель помогал мне с левой, потом, недовольный верхней частью доспеха, ловко затянул ремни на нагруднике, затем перепроверил набедренники и наручи. Я быстро заплетала волосы в тугую косу, Лаурэфиндэ стоял передо мной с видавшим виды зелёным с гребнем шлемом в руках и мягким подшлемником к нему. В момент, когда он водрузил мне его на голову, наши взгляды снова встретились. Мой, должно быть, был наполнен непониманием и даже страхом, я искала в его глазах ответ, но не находила его. Видимо, Глорфинделю стало меня жаль, и он сказал: — Не волнуйся, тебе ничего не грозит. Будешь сидеть за мной. — Объяснишь ты мне, на кой-балрог мы это делаем? — Не ругайся, принцессе это не к лицу, — Лаурэфиндэ хотел коснуться рукой моей щеки, как он иногда делал, но мой шлем скрывал большую часть лица. Я бы почувствовала его касание даже сквозь металл, но он опустил руку и широким шагом направился к выходу из шатра, у которого уже стоял его осёдланный конь. Странно, тогда я видела все происходящие как будто со стороны, вернее, как не очень заинтересованный и внимательный наблюдатель. Видела все как в тумане с внезапными яркими деталями или отрывками. Мы, кажется, выехали вперёд войска. Не помню, кто стоял в первой шеренге — люди или эльфы, или даже отряд лучников-полуросликов, хотя это вряд ли. Не помню, кто ещё был рядом с Эарнуром. Помню, что он, кажется, избегал смотреть мне в глаза. Ещё помню, что держаться за Глорфинделя мне не хотелось, что я была зла на него, что его золотистая коса внушала мне неприязнь. Эарнур кивнул Глорфинделю и бросил мне взгляд, который, наверное, считал ободряющим, но на деле он был сильно взволнованный и чуть ли не радостный; наследник трона Гондора махнул рукой и войско тронулось в путь. Глорфиндель передал мне недлинный прямой меч в ножнах. На ножнах была надпись на синдарине «подумай, прежде чем извлечь, но оголив меч — не колеблись». Я хмыкнула, но, пока пристёгивала ножны к поясу, увидела, что на доспехе тоже есть надписи, и, хотя они были стандартными, как и сам доспех, я все же потратила время на их изучение. От письменных воззваний к Илуватару и Варде меня отвлек мягкий толчок. Мы остановились на холме, а внизу на равнине стояло войско в чёрных доспехах. Не видя его лица, я почувствовала, что Глорфиндель усмехнулся: он доказывал Элронду, что Король-Чародей будет слишком самонадеян и не останется под защитой Форноста. — Не падай. Упадёшь — не лежи на земле. Рядом с нами будет Баланор, — точно, вот как этого оруженосца зовут, — не найдёшь меня — ищи его. К Эарнуру не стремись, он забывается в горячке битвы, — все это Глорфиндель сказал мне осанвэ, за мгновение перед спуском. Мне не было страшно. Главное — я более или менее свыклась с мыслью, что буду на поле боя. В принципе, рядом с Лаурэфиндэ мне ничего не грозит, а на коне удержаться я смогу. Потрясение прошло. Хорошо, что мне не надо было среди пеших эльфов и людей с глазами навыкате нестись вниз по склону на копья и тяжёлые мечи орков. Эгоистично. Вполне в духе Льяца. «Оголив меч — не колебаться», — повторила я про себя и извлекла клинок. Мы быстро одолели спуск и теперь неслись по равнине. Вернее, мы не неслись, чтобы шеренги пеших за нами не отставали, — неслись они. Я оглянулась, стараясь охватить взглядом выражения их лиц перед самой встречей с врагом. Ну, а что, об этом не написано было ни в одной книге, что я читала в Ривенделле, да и кто мне расскажет? Большинство ртов были открыты, глаза были открыты ещё более широко. В первую шеренгу не ставят трусов, они кричат не от страха. Для того, чтобы страх не сковывал, кричат несколько голов во второй и третьей шеренге, больше кричат люди. Несколько опытных эльфов чуть сжимают губы и щурят глаза, они были похожи на хищников перед прыжком. Я выглянула из-за спины Глорфинделя. В полуметре от меня почти пролетела стрела. Почти, потому что неуловимым движением Лаурэфиндэ вскинул руку и на лету сбил стрелу мечом. Хотя я и знала, что военачальник Ривенделла способен на многое, такого я себе ещё не представляла. Впрочем, тут же он отбил ещё пару, направленных прямо в него. Ох, если бы первой шеренгой ехали одни Глорфиндели, войско избежало бы любых потерь. Только я подумала об этом, первый воин упал: стрела вонзилась между шлемом и нагрудником. Кажется, он был из людей. Я видела однажды смерти в Альквалондэ и затем много раз во снах. В первую шеренгу не ставят трусов! Какой бред, легко мне, сидя за спиной лучшего воина Средиземья рассуждать об этом. Но именно потому, что передо мной был Глорфиндель, я не боялась, я разгоняла туман в мыслях и сосредотачивалась, и готовилась быть полезной. Мои бесстрашие и решимость разбились почти сразу после столкновения армий. В своём воображении я рисовала орков такими страшными и кровожадными, каких, пожалуй, даже Мелькор бы не создал. Меня не напугали их темные лица, на которых весьма условно были обозначены привычные нос, лоб, скулы, глаза, рот и подборок. Меня скорее смутил контраст между стройными эльфийскими, впрочем, да и человеческими воинами и этой не особенно пропорциональной грудой мышц и тяжёлыми, неискусно сделанными чёрными доспехами. Не уверена, какая точно мысль или эмоция возникла у меня в голове при столкновении войск, но, скорее всего, это было что-то вроде «слишком неэстетично, неподходяще, бесполезная растрата эльфийского боевого мастерства». Сами орки тоже были гораздо менее обучены технике боя, железной дисциплины у них не было, они брали в основном количеством и упорством. Возможно, это ненависть к эльфам или просто желание убивать, но, наверное, орки просто не знали ничего другого. Это была цель их создания — служить тьме и, соответственно, сражаться, они слишком неразвиты, чтобы думать о чем-то кроме. Почему, видя этот контраст, и умственный, и физический, все так серьёзно относятся к этой войне? Пока я философствовала, Глорфиндель ловко орудовал мечом, и мы продвигались вперёд почти без задержек. Когда нас отрезали от пешего войска, я попыталась заставить себя сосредоточься, на случай если кого-то не добьют и на нас нападут сзади. Но пока нужды в моей помощи не было. Я с нарастающим ужасом осознавала, что, несмотря на то что смерть была рядом, моей основной эмоцией были не страх, не злость, не сочувствие, а скука. Мне стало скучно посреди поля боя. Что сказать, пожалуй, будь здесь Льяц, он бы не поленился мне похлопать и сказать, что я его превзошла. Получается, я не достойна того, чтобы Глорфиндель меня защищал… эти храбрые, сильные люди и эльфы погибают в борьбе с этим сбродом, они больше заслуживают защиты, чем я. Ладно, даже если мне все это кажется нелепостью, я должна помочь, иначе буду отвратительна сама себе. К сожалению, такая же чёрная и высохшая земля не располагала к использованию, особенно незаметному, кольца, а дотянуться моим недлинным мечом было не до кого. «Если я слезу с коня, Глорфиндель убьёт меня сам», — с тоской размышляла я. — «То же самое ощущение, что и в моих снах и мыслях: я вижу, но стою в стороне и не могу ни на что повлиять. Единственное, я сейчас и не очень хочу». Мне явно нужен был какой-то толчок. Даже не важно, сделала бы я в итоге что-то или нет, просто не чувствовала бы себя хуже этих орков. Чем дальше мы продвигались, тем больше мерзости замечал мой скучающий взор. Мне было неприятно видеть покалеченные и лишенные жизни тела, противно было слышать крики, лязг мечей, иногда звук вхождения металла в тело, бульканье крови. Никто не видел этого так, как я. Им было хуже, возможно, ведь они были внутри всего этого, но я не отвлекалась на заботу о собственной жизни и видела и слышала больше. «Я не хочу здесь быть», — эта мысль стучала в моей голове, а я сдерживала желание закрыть глаза и зажать руками уши. Так и рехнуться недолго! Навряд ли что-то изменится, если я буду сидеть здесь. Глорфиндель, этого, конечно, не понимает… «Оголив меч — не колеблись», — повторила я себе, и, чувствуя резкую пустоту в животе, через которую, наверное, мое сердце падало в пятки, спрыгнула с коня. Я знала, что, скорее всего, пожалею об этом очень быстро, я знала, что сильно поругаюсь с Глорфинделем, но это в лучшем случае, может, я даже не выйду из этой битвы. Стоило моим ногам коснуться земли, в голову пришла гениальная мысль о том, что можно было просто попросить Лаурэфиндэ оставлять мне тоже кого-то, а не рубить всех самому, но было поздно. Я слишком много раз воображала себя в настоящей битве с орками, я проигрывала в голове все варианты развития событий, меня не удивило бы сейчас ничто, ни ступор, ни становление конечностей ватными и плохая подвижность тела, ни растерянность, ни, наоборот, полная собранность и боеспособность. Мне всегда было интересно, что же я почувствую. Сейчас, когда я увидела, как сильно отличалось мое представление о сражении от реальности, мое любопытство поутихло. Но, либо я совсем сошла с ума, постоянно думая о том, что будет и что я сделаю, либо это была реакция организма, которую я не продумала, но сама пустота внутри — физическое ощущение страха — доставляла мне радость. Я вдруг поняла, что это то, что мне было нужно с того самого дня, как я узнала, где и когда я оказалась. Минутные страхи перед медведем с маленькой головой, перед падением, секундные — перед Льяцем — все это было не то. Мне нужен был глубокий и долгий страх, чтобы сбросить постоянное напряжение от бессилия, чтобы не маяться от тоски, не думать о несправедливости и о том, что мне надо теперь делать. И я его получила. Выбрать цель… А какая разница — любого! Я, переполненная этим бесконечно странным чувством сильнейшего страха и сильнейшей радости, замахнулась и в два прыжка оказалась рядом с каким-то черномордым. Ни о чем не думая, я опустила с размаху клинок, целясь ему шею. В последнее мгновение он извернулся и меч заскрежетал по панцирю. Я тут же отпрыгнула назад, предвидя его выпад вперёд, пока я не успела поднять меч. Следующий его удар я, зря конечно, отбила снизу, зря, потому что он был физически сильнее меня и меч опять ушёл вниз. Его же клинок теперь нёсся мне в бок. Я опять отступила назад, немедля целясь в плечо. Его правая рука с мечом была ближе к его левой ноге, а щит был в левой. Я попала точно в щель между наплечником и кольчугой, срезала кожаные ремни, и наплечник улетел вверх. Вспомнив, что нужно постоянно смотреть по сторонам, я хотела оглянуться, но знала, что тогда замечу Глорфинделя, а это мне было не нужно. Мозг работал с бешеной скоростью. Казалось, что между ударами полно времени, потому что я успевала все обдумать. Орк зарычал, видя пропажу части его доспеха, и ударил с замахом снизу, намереваясь выбить клинок у меня из рук. Я, поняв, что парировать удар бессмысленно, отклонилась назад, и, пока его меч пролетал над моим левым плечом, ударила по менее защищённому сейчас его правому бедру, но лишь поцарапала его, зато тут же получила в корпус щитом. Отшатнувшись, я решила не ждать следующего удара, согнулась и перекатилась вперёд, как на тренировках на ривенделльских террасах. Оказавшись, наконец, сзади, я от души рубанула моего соперника под левое колено. Орк, как я и ожидала, упал, и я, используя замах от предыдущего удара, направила лезвие в его короткую шею. Мой удар был не такой сильный, чтобы снести ему голову, и чтобы она картинно пролетела через все поле. Я почувствовала, как меч прорезает мясо, услышала хруст шейных позвонков. Фонтан крови заляпал меня всю. Пройдя где-то две трети, клинок увяз в плоти, но этого было достаточно. Не без труда я извлекла его, окровавленный, из тела. Теперь, хочешь не хочешь, придётся оборачиваться. Глорфиндель сверху рассек до груди орка и повернулся ко мне. Наш бой, показавшийся мне довольно продолжительным, занял пару мгновений. Вернее так: я убила первого врага так быстро, что Глорфиндель не успел добраться до меня и втащить на коня. Не стоит описывать лицо Лаурэфиндэ в это мгновение, скажу только, что на нем смешались ярость, непонимание, презрение, обида за мое своеобразное предательство, и что я хотела это лицо поскорее забыть. Я предчувствовала, что, возможно, в этот момент я испорчу с ним отношения навсегда. Я знала это, ещё не спрыгнув со спины лошади, но я спрыгнула. И он знал все это тоже, поэтому я послала ему только одно слово: «дай!». Но, Моргот, я знаю, что не забуду его взгляд никогда. Он ничего не сказал, колебался, как мне вновь показалось, бесконечно долго, хотя все это произошло за секунду, затем развернулся и, перескочив лежавшего перед ним большого мертвого орка, продолжил рубить врагов направо и налево. Следующие несколько поединков мне показались чуть более быстрыми. Я не могла всерьёз подумать, что мои навыки, оттачиваемые скорее от скуки или просто так с Турко или Морьо в Форменосе, или с не особенно мной любимым разведчиком в Обители, или практика с Элладаном и Элрохиром на самом деле поможет мне справляться с этими большими и свирепыми существами. Поток врагов увеличивался, я отошла чуть вбок, присоединяясь к небольшой группке людей и эльфов, вроде даже телери, сражающихся спина к спине. Один из них одновременно бился с двоими. Орка поменьше я взяла на себя и тоже довольно легко с ним справилась. Грудь все ещё немного болела от того первого удара щитом, но пока всё складывалось на удивление хорошо. Теперь у меня было время только уклоняться от ударов, бить и смотреть по сторонам, за краткий миг выбирая следующего противника. Я жила одним чутьём, инстинктом, питаемым боязнью тела расстаться с феар. Как же страшно и хорошо! Не знаю, сколько прошло времени — исчисляя убитыми мною орками, совсем немного, — как я опять увидела боковым зрением Глорфинделя, который, прорубая себе дорогу, спешил ко мне. Без слов протянув руку, за которую я схватилась, он поднял меня и усадил, на этот раз, перед собой и, на мгновение прижав к себе, Глорфиндель позволил себе отвлечься от битвы. Я же накрыла его руку своей и сжала. В этот раз мы поняли друг друга ещё лучше. Дальнейшее сражение проходило по одной схеме: я наносила удары своим коротким мечом справа впереди, Глорфиндель орудовал уже двумя мечами, уничтожая орков слева и тех, что я пропустила. Радовало то, что стрел уже не было, потому что на лету я бы ее явно не отбила. Вскоре конница, зашедшая с севера, смяла врага впереди. Нам осталось только добивать тех, кто ломанулся в нашу сторону. Поначалу они делали попытки прорваться, правда, не там, где дуэтом работали мы, но скоро прекратили и начали просто метаться туда-сюда. Вдруг я почувствовала, что что-то изменилось. Глорфиндель развернул коня, и мы увидели чёрного всадника. Вокруг него вилась то ли тьма, то ли это его плащ так развевался, но вид он имел зловещий. Он пристал к кому-то, пробившемуся к коннице, мы поняли, что это никто иной как Эарнур. Я быстро обернулась к Глорфинделю. Бой был фактически закончен, поэтому Лаурэфиндэ мне кивнул, я быстро соскочила на землю, а он понёсся к Королю-Чародею. Я хотела рассмотреть, что происходит и тянула шею, но внезапно оказалось, что бой все-таки ещё не совсем закончен. Рядом оруженосец Лаурэфиндэ бился аж с тремя орками. Он держался прекрасно, я бы загляделась, но сегодня уже поняла, что надо не глядеть, а действовать. Любимым приемом перерезав коленные сухожилия, я проткнула горло одному из орков, который все время изворачивался и норовил напрыгнуть на эльфа сзади. Оставшихся двоих ждала быстрая смерть от красивого серебристого клинка. Бой был окончен. В висках громко стучало, я сняла шлем и подшлемник, ветер приятно охлаждал вспотевшую голову. Вытерев меч о землю, я убрала его в ножны и заметила, что левая рука плохо слушается. Вывернув руку, чтобы посмотреть, я заметила, что ткань под наплечником мокрая. Я вздохнула и закатила глаза: ну конечно, без ран никуда, а ведь все так хорошо шло. Надо будет потом осмотреть себя на предмет других повреждений. Странно, но, как только я поняла, что рана есть, рука вдруг начала болеть. Наверное, я настолько была увлечена битвой, что ничего другого не замечала. Я обвела взглядом поле, усеянное телами орков, эльфов, людей, лошадей и варгов, подняла голову к розовому от недавнего рассвета небу и засмеялась. Какой все-таки чудовищный контраст! Я засмеялась в голос, мне было все равно, что про меня подумает войско. Однако, я не позволила себе при всех извергать содержимое желудка. Так происходило не с одним молодым воином, но я себе не разрешила. Я продолжала смеяться, по щекам текли слезы, ветер трепал волосы и гнал облака. — Радуешься, что жива? — раздался глубокий низкий голос. — Как будто камень с души упал, — ответила, не оборачиваясь, и осторожно потянулась. — Наверное, новый скоро навалится, но это стоило пройти. Я обернулась и увидела очень высоко эльфа в серебристо-серых доспехах, с пронзительными серыми глазами и серебряной бородой, которая была не такой длинной, как я себе представляла. Сегодня день разрушения иллюзий. — Ты Кирдан Корабел, господин? Я хотела тебя встретить. Сначала я должна была плыть с Арведуи, теперь мы встретились на поле боя… — С таким коротким мечом невыгодно сражаться на земле, — заметил Кирдан и, чуть помедлив, добавил, — война — это не твое. Я готовилась что-то ответить, но вернулись Эарнур, Аранарт — сын Арведуи — и Глорфиндель. Сердце кольнуло: Лаурэфиндэ не сказал мне, что Кирдан был в лагере и на поле битвы. Я взяла коня, одного из тех, кого без седоков собирали по полю наши солдаты и мы направились вперёд, к Форносту. — А пленные? — вдруг вспомнила я о недобитых орках. — Пленных нет, — ответил мне Глорфиндель, а Эарнур усмехнулся. Чтобы не обращать внимания на моих спутников и не раздражаться, я вновь переключила внимание на руку. Сняв никогда не любимые мной перчатки, я засунула два пальца под наплечник, нащупала горячую мокрую яму в руке и болезненно дёрнулась. Вынув ладонь на свет, я увидела, что кровь попала на кольцо. Я приготовилась вытерпеть очередной каприз кольца, но нет, все было спокойно. Странно, кровь рыбы причиняла мне неудобства, а собственная — нет. Форност на фоне светлого красивого неба выглядел как-то неопрятно. Городские ворота и дома захватчики не трудились восстанавливать, а в крепости было навалом орочьего добра. Аранарт презрительно скривил губы, хотя в его глазах была глубокая печаль, и объявил, что восстановление города невозможно. Не так давно покинутые улицы порастали травой, некоторые стены были разрушены, и камни завалили тропы, не использующиеся захватчиками. Время от времени нам попадались разные скорее неприглядные, чем мерзкие, существа, которых весело гоняла дружина Эарнура. Не желая участвовать в зачистке города, я, не отходя слишком далеко от четверых вождей, безучастно бродила вблизи крепости. Кирдан, Глорфиндель и Аранарт отправились в башню за палантиром. Мне, конечно, тоже было интересно, кому подчинится творение отца, но идти с ними, чтобы мне очередной раз мягко объяснили, что я в военном деле, врагах и вообще политике мало понимаю… Я осталась внизу. Эарнур, пользуясь случаем, отправился гонять несчастных орков. Я решила посвятить время себе; кряхтя, сняла наплечник и думала, чем бы перевязать царапину, из которой все ещё шла кровь. Очень неудачное место: прямо на плече, где кожа постоянно натягивается. Из вариантов «бинта» у меня была только вышитая мамой рубашка. Без раздумий откинув этот вариант, я отправилась в ближайшую развалину в поисках материи. С первого взгляда было понятно, что дом покинули в большой спешке. Как и на части близлежащих зданий, на этом почти не осталось крыши, поэтому орками оно практически не использовалось. Пока я гадала, чем могло снести крышу, и переходила из «комнаты» в «комнату», ища какой-нибудь сундук, где могли быть пыльные, но в остальном чистые тряпки, я периодически останавливалась и прислушивалась. Прятаться орку здесь негде, но осторожность не повредит. Снующие неподалёку люди и эльфы, раздающиеся время от времени орочьи вскрики или лязг мечей не давали прекрасную слышимость, зато меня смутило кое-то другое. Странный неприятный запах, витавший в одной части полуразрушенного дома. Так, если здесь были убитые люди, то их, пожалуй, должны были уже съесть или сжечь, а убитый сейчас орк ещё не пах бы. Я вновь оголила меч и вдоль стенки пошла к источнику вони. Резко выскочив из-за стены, я наткнулась на груду камней, перегородивших мне прямой путь. И зачем я вообще туда иду, мне же сундук или шкаф нужен! Наконец я нашла белое вышитое полотенце, но, стоило мне начать перевязку, слух уловил негромкое причмокивание и лязганье челюстей. По спине пробежал холодок. Это был тот быстрый страх, который мне уже нужен не был. Мягкие шаги и несколько коротких взвизгов дали мне понять, питались рядом со мной, скорее всего, волки. Этой встречи мне не очень хотелось, поэтому я бесшумно встала и, чуть согнувшись, пошла по засыпанным камнями комнатам и коридорам. Эти завалы безумно мешали, так как приходилось неизведанными путями их обходить. Стоило мне выйти в уже знакомый коридор, как расколовшаяся каменная плита, непонятно как державшаяся на маленьком камешке, под чьим-то весом рухнула на пол прямо передо мной. Послышался визг и, когда столб пыли улёгся, я увидела перед собой придавленного волка. Он рычал и лаял на раздавивший переднюю лапу камень и скулил от боли. Дело было не в том, что во мне моментально проснулась жалость, а в том, что, чтобы преодолеть внезапный завал и продолжить путь, мне надо было пройти по останкам плиты камням, прижимающим волка. Воспитание в одном доме с охотником из свиты Оромэ давало мне только два варианта: либо перерезать животному горло и избавить его от страданий, либо вытащить из-под завала и попытаться выйти. Но волк-то не орк, чтобы ему горло перерезать. К тому же, будь я на пару шагов впереди, в таком же положении могла оказаться я. Утешаясь придуманными отговорками, я осторожно подвинулась к волку. Он ощетинился, зарычал и пару раз хлопнул пастью. — Нечего на меня рычать, это не я тебя столкнула, — проворчала я и добавила пару успокаивающих слов на зверином, но здешние звери, за редким исключением, не понимали язык своих аманских родичей, и желтые глаза смотрели на меня с тем же недоверием и угрозой. — Доброе сердце мое меня до добра не доведёт, — приговаривала я, осторожно пытаясь поднять камень. Проблема была в том, что небольшой камень был сверху прижат настоящим валуном. — Здесь мне самой не справиться, но ты не бойся, я что-нибудь придумаю… Решившись на импровизацию, я, сморщившись, ещё раз залезла под повязку и, обмочив в крови пальцы, нагнулась и сорвала чахлый стебелёк с увядшим от ядовитых чёрных дождей цветочком мышиного горошка. — Вместо соли, воды и света — моя кровь, ей напитавшись, вырасти вновь. С этими словами я бросила цветок на поросшую мхом плитку перед собой и рукой с кольцом провела от земли вверх, указывая путь растению. У меня было ощущение, что моя голова стала раза в три больше и раз в шесть тяжелее, когда в моей руке лежал свернутый кольцами толщиной с канат стебель. Взяв конец, я несколько раз перекинула его через «валун», обвязав его, и для верности пустила усики горошка в мелкие трещинки. Посоветовав волку держаться, я отошла и принялась тянуть стебель на себя. Валун оказался тяжелым. Я несколько раз пытались поддеть его мечом, затем потянула снова. Чем я вообще занимаюсь? Плечу вот только хуже стало, да и голова разболелась… Волк скулил и рычал, что, в общем, мне не мешало, но, когда он начал выть, я поняла, что у меня осталась одна попытка сдвинуть камень, иначе волчья стая приготовит мне тёплый приём. — Молчал бы, дурень! Прыгаешь не пойми где, а мне с тобой возиться! Видимо, валун моей речью проникся и соизволил наконец с жутким грохотом упасть. Я быстро перелезла через препятствие и кинулась освобождать волчью лапу. И, пока я двумя руками поднимала камень, эта зараза вцепилась мне в запястье. От боли и неожиданности я уронила свою ношу. На наше счастье она упала и скатилась в сторону, не придавив ничего никому из нас. — А-ах, неблагодарный, пусти, — я с чувством ударила спасаемого по голове и пихнула ногой. Волк заскулил и приготовился к прыжку, но, по привычке опершись на обе лапы, взвизгнул и упал. Я встала над ним и вложила во взгляд все, что у меня было, начиная с того, что я, а эльфийская принцесса, а не орк несчастный, чтобы меня так кусал, и заканчивая тем, что я сейчас обратно камень поставлю, раз он не знает, что делать с дарованной ему жизнью. Несколько долгих мгновений мы мерились взглядами, затем я просто схватила его, чуть не уронив, перекинула через шею, и, держа за три лапы, поспешила убраться из проклятого дома. Как только мы вышли обратно к крепостной башне, я почти уронила глупого волка на землю и тут же присела рядом, прислонившись спиной к стене. «Вот и зачем ходила, спрашивается?» — я со страхом и жалостью к себе оглядывала порванную волком руку. — Если Элронд не залечит ее так, чтобы не осталось шрамов, я отдам тебя на растерзание детям! А-а, как больно-то! Я уже хотела почувствовать всю боль своего покалеченного за сегодня тела, как вспомнила, что волку тоже больно. — Ладно, покажи, — я аккуратно подвинулась и взглянула на раздробленную лапу, спасать тут было нечего. — Так, ты только не бойся, сейчас я позову на помощь и к нам придут. Я дрожащей рукой погладила волка по спине и, настроившись на осанвэ, остановилась: кого мне звать? С Глорфинделем у нас непонятно какие отношения сегодня, Эарнуру не до того, да и не разбирается он в лечении. А больше у меня здесь никого нет. Страх, азарт и эмоции боя прошли, и я оказалась вновь беспомощной, разбитой и пустой. Хотелось обнять моего брата по несчастью и заплакать. Ох, сколько моих слез видел и терпел Хуан. А я ведь даже не знаю, увижу ли я его когда-нибудь. Скорее всего, нет. Мне так надоело не опускать руки и заставлять себя вставать, идти, решать. Я так устала, особенно сегодня. Разжалобив себя, я вызвала слезы. — Знал бы ты, как мне все это надело! Как я ничего не хочу уже… И это кольцо, от него одни проблемы! Похоже, даже волку стало меня жалко, и он несильно ткнул меня носом в бок и положил голову мне на колени. Я закрыла глаза и увидела картины сегодняшнего боя. Мерзко. Когда я вошла в стадию истинного продолжительного страдания, я услышала шаги совсем рядом и мой волк поднял голову и навострил уши. К нам приближалось трое взрослых волков. Дозвался. У самого крупного хвост был поднят, один, заметив нас, пару раз им вильнул, а третий просто шёл за вожаком, не выказывая особенного интереса. — Я возьму вашего родича и вылечу его, — предупредила я внезапных гостей, — мы скоро уйдём. Волки меня услышали и собрались уходить, но сегодня все явно идёт поперёк всех планов. Из тёмного проема в стене выскочил взъерошенный варг. Он не успел сбежать и, должно быть, знатно понервничал, скрываясь от наполнивших город воинов. Ещё одного незваного гостя волки стерпеть не могли: вожак оскалился и угрожающе зарычал. Варг был напуган и измотан. Турко учил меня, что зверь, который чувствует, что его загнали в угол — самый опасный, поэтому я не собиралась влезать в волчьи разборки, но когда варг, не став дожидаться прибытия волчьей подмоги, кинулся на вожака и в несколько мгновений перегрыз ему горло, а затем убил и его свиту и повернулся к нам, я успела только выхватить меч. К сожалению, прокушенная рука его не удержала. Я и волк приготовилась если не к смерти, то к боли, но варг, не долетев до нас каких-то полметра, в прыжке грохнулся на землю и впечатался мне окровавленной пастью в бок. Последним, что я увидела, был кинжал, по рукоять всаженный ему прямо в макушку, а затем кровь варга или волка попали на кольцо и я потеряла сознание. Первое, о чем я подумала, когда проснулась в шатре: рядом со мной волка нет. Сердце сжалось: я подвела его, кому сейчас надо заботиться о раненом волке? Руки были аккуратно перевязаны теперь уже настоящими бинтами. Я очнулась в шатре, приспособленном под лазарет. Рядом лежал и стонал молодой парень, у которого перевязь была на всю грудь и плечо. Остальные больные либо спали, напоенные снимающими боль отварами, либо негромко общались. Заметив, что я проснулась, такой же молодой солдат шепнул мне: — Слушай, моему другу очень плохо. Целитель вот уже час пропадает в другом шатре, а встать и помочь ему я не могу, — он кивнул на подвешенную на специальную конструкцию ногу с примотанными шинами по бокам. — Ты не могла бы ему что-то дать или, может, разбудить? Я кивнула и, подойдя к койке несчастного, положила ему руку на лоб. У него был жар. Бедный мальчик… Оглянувшись, я не наткнулась взглядом на какие-нибудь баночки или скляночки с тем, что могло бы ему помочь. К его счастью, в одном лазарете с ним была дочь Феанаро, в чьей семье приветствовалось разностороннее образование. Оставив руку на лбу больного, я пыталась вспомнить, как мама учила сбивать жар, но вдруг полог у входа в шатёр заколыхался и в лазарет быстрым шагом вошёл эльфийский целитель, а за ним — Глорфиндель. Я отошла в сторону. Было неловко, непонятно, как разговаривать с Лаурэфиндэ, сегодня произошло слишком много странного, он наверняка мной недоволен, да и мне не все в нём нравилось. — Тебя только положили, а ты уже вскочила? — маскируя чувство неловкости шуткой, обратился ко мне эльф. — Я уже нормально себя чувствую, спасибо, — я повернулась к целителю, смешивающему в ступке травы для солдата с жаром, — это ты перевязал мои руки? — Да, как только вы приехали, — сдержанно отозвался целитель и, не удержавшись, добавил, — почти оторвали меня от отнятия руки! — его одинокий смешок повис в воздухе. Да, только целителям доступен подобного рода юмор. По крайней мере, Глорфиндель или Эарнур подсуетились. Пора налаживать отношения. — Это твой кинжал был в голове у варга? — я опять повернулась к Лаурэфиндэ, чувствуя внимание нескольких ближних раненых к нашему разговору. Мне это было не очень приятно, и я, не дождавшись ответа, отчего-то не своим голосом добавила. — Спасибо, ты пришёл очень вовремя. По лицу военачальника Ривенделла пробежала тень, но он быстро оправился и ответил, предвосхищая мой вопрос: — Волку пришлось отнять лапу, но жить будет. Я не сумела скрыть удивления. — Ты думала, я добью того, кого ты такой ценой спасала? — Лаурэфиндэ вопросительно поднял брови, но осекся и коротко известил меня о том, что Кирдан хочет со мной побеседовать. Несмотря на некоторую неудачу в общении сразу после знакомства, мой интерес к разговору с Кирданом не ослаб, и я с готовностью пошла за Глорфинделем, единственное, попросила перед встречей с Корабелом выдать мне мою одежду. У Кирдана был свой, донельзя простой и практически ничем не выдающий его статуса шатёр. Когда мы вошли, он все ещё задумчиво изучал карту, развёрнутую перед ним на низком столике. Лаурэфиндэ поведал мне по дороге, что они оба только что вышли от Эарнура, где согласились, что Король-Чародей сбежал и не будет сейчас пытаться ударить с новыми силами исподтишка. До конца не сошлись только относительно места, где он будет пересиживать грозу. — А вот и ты, дочь Феанора, — не поворачиваясь, узнал гостей Кирдан. — Проходи, садись, теперь я готов говорить. Я села в простое раскладное кресло и, окинув хозяина взглядом, заметила, что он снял доспехи и был одет только в серую рубашку с незаметным узором на воротнике и темно-синие брюки, заправленные в те же кожаные сапоги, которые были на нем во время битвы. Похоже, Владыка Гаваней питает слабость ко всему незатейливому и не таскает с собой лишнюю одежду. Глорфиндель все ещё был в доспехах, должно быть, у него совсем не было свободного времени. — Как рука? — я удивилась, что Кирдан спросил. Наверное, из вежливости, хотя само понятие «вежливость» с ним не очень вязалось. — Знатно волчок тебя потрепал, хотя это имело свою пользу: должен тебе признаться, во всей сегодняшней суматохе тебе пришлось участвовать по моей просьбе, — я уже хотела уточнить, какая может быть польза от ранения, но последние слова заставили меня забыть и о вопросах, которые я продумала перед этим разговором. — По твоей? Но зачем? — Хотел удостовериться, что ты достойна моего и твоих уважаемых друзей доверия, — Кирдан наконец сел передо мной на такое же кресло. — И что заставило тебя, господин Кирдан, — я решила показать, что и в такой ситуации дочь Нерданель может быть вежливой, — так во мне усомниться, чтобы неподготовленной отправить меня в бой? — я сложила руки на груди и нахмурилась. — Ну, как мы видели, ты не была такой уж неподготовленной. Гэндальф описывал мне его как очень мудрого, но довольно прямого и даже грубоватого в обращении эльфа, но тот Кирдан, который сидел передо мной под эту характеристику явно не подходил. Ладно, спишу это на его мудрость, пусть ведёт себя, как считает нужным. — Более того, — продолжал Корабел, — увидев, с каким азартом ты сражаешься, я настоял на том, чтобы тебя взяли в Форност, где, по моей просьбе, никто не вмешивался в твои дела. Но все же твои действия сегодня рассеяли мои сомнения, хотя тебе и пришлось заплатить некоторую цену. Вот и польза, о которой я говорю. — Ты рисковал моей жизнью, господин. Не скажешь, из-за чего? — Ты сама ей рисковала. — Но ты рассчитывал на это. — На что я рассчитывал, не так важно. В конце концов, никто не посылал тебя в разрушенный дом и не заставлял вытаскивать волка из-под плиты. Я собиралась возмутиться, но сердце неприятно кольнуло: — Откуда ты знаешь, что волка придавила плита? — Мы стояли на вершине башни, смотрели на город и горизонт, ища следы Короля-Чародея, а ты ходила по лабиринту прямо под нами. — То есть вы видели стаю волков, варга, но об этом мне ничего не сказали? Вы просто стояли и смотрели, как я калечусь, боюсь и чуть не оказываюсь с перегрызенным горлом?.. Вы… вы же все вместе туда поднялись, — я перевела растерянный взгляд на Лаурэфиндэ. — Глорфинделю я тоже велел до поры до времени просто не вмешиваться, хотя он и попросил пару раз твоё испытанные окончить. — Попросил? — в горле пересохло. Я ждала, что кто-нибудь из них соизволит мне что-то растолковать, но мне дали сухой факт, с которым нужно было примириться. — И ты думаешь, узнав это, я захочу с тобой разговаривать? Ты не имеешь права подвергать меня опасности, чтобы проверять дурацкие предположения. — Я думал, спокойная жизнь в Ривенделле тебе наскучила. Мне говорили, что тебе по душе приключения и испытания. — Ты не понимаешь или делаешь вид, что не понимаешь? — я с трудом сдерживала ярость. — Ты не можешь делать всё, что тебе хочется, оправдывая это своими подозрениями или тем, чего, как ты думаешь, мне хочется. — Однако во время боя на твоём лице было выражение долгожданного счастья. С Кирданом было трудно поспорить, потому что все это было правдой. — Ты-то уж точно задумал все это не ради моего счастья!.. Итак, господин Кирдан, — я вновь сделала акцент на вежливом обращении, — ты считаешь, что я даже не могу знать, кто или что повинны в твоем предвзятом отношении? — Бессмысленно винить других, тем более, если все уже прошло, но, если тебе станет спокойнее… Не больше месяца назад к нам в Гавань заглянул один мой друг, тебе он известен под именем Курумо. Уважаемый майа мне сообщил, вернее, подтвердил, что мои предсказания сбылись и в Имладрисе действительно появилась девушка, называющая себя прямым потомком Финвэ. Он поведал мне историю с кольцом земли, которая, честно говоря, мне не очень понравилась. Курумо описал тебя как одержимую одной лишь мыслью — о судьбе своей семьи, — бескомпромиссную и беспринципную во всем, что хоть как-то ее — твоей семьи — касается. Кроме того, очевидно жадную до власти и прекрасно манипулирующую мнением о себе окружающих. Как видишь, характеристика, не вполне располагающая к доверию. Я связался с Глорфинделем, поведал ему о моих сомнениях и выслушал его защиту, но в конце концов мы решили, что я должен увидеть все сам. — Глорфиндель не рассказал тебе, что это Курумо пытался присвоить себе кольцо, которое нашли и добыли мы? Зная дар слова, которым он обладает, ты просто так ему поверил? Не спросив ни лорда Элронда, ни леди Галадриэль, решил кинуть меня в бой, к которому я не имею отношения? — Решение о том, что ты будешь участвовать в сражении, принадлежит мне, — Глорфиндель стоял чуть в тени, также сложив руки на груди, и смотрел прямо на меня. Казалось, его глаза, как два светлых холодных кристалла, чуть светились в темноте. — Но зачем это тебе?.. Кирдан встал, вздохнул и вышел из шатра. — Ты не будешь отрицать, что приключений тебе хотелось. Рано или поздно ты бы ввязалась в войну, а, зная твой характер, действовала бы быстро и, скорее всего, бездумно. Поэтому, когда господина Кирдана мои слова не полностью убедили и он сказал, что ему надо увидеть самому, я решил взять тебя в сражение. Под свою ответственность и защиту. Я был почти уверен, что ты захочешь присоединиться к армии Эарнура, тогда все вышло бы как нельзя лучше и ты не успела бы наделать глупостей. Я глубоко вздохнула, пытаясь успокоится, но была слишком вымотана. — И ты верил, что я, желая помочь вам победить врага, останусь смиренно сидеть за твоей спиной? Глорфиндель промолчал, это означало «нет». — Ты думал, я помашу мечом, в лучшем случае кого-нибудь раню, и ты подберёшь меня? Ты думал, я чтобы убивать или ранить слезла с коня?.. — Скорость, с которой ты убила первого орка, и твоя борьба с остальными насторожили нас обоих. Желала ты убивать или нет, ты это делала мастерски и даже хладнокровно. Я не смог бы убедить Кирдана в том, что все, сказанное Курумо о тебе, неправда, да и я сам был удивлён. — А ты не мог мне сказать там, в Форносте, что рядом стая волков? — Тебя могло это сбить, и получилось бы все намного хуже. — Да, стоять и смотреть, наверное, было очень весело. Хуже не получилось! — Если было так плохо, почему ты не позвала на помощь? — кажется, даже терпению Глорфинделя пришёл конец. Я на мгновение растерялась, но потом возобновила атаку. — Да потому что целый день творилось не пойми что. Потому что ты потащил меня в бой, ничего не объяснив, потом зачем-то в город, я соскочила с коня, а ты… — я вовремя прикусила язык, чтобы не сказать «ты бросил меня одну», потому что этого упрёка, или вернее, такого упрёка Лаурэфиндэ все-таки не заслужил. — Ты не говорил со мной, ничего не сказал, а потом… вы были заняты, мне не хотелось отрывать вас от дел, чтобы только доказать свою беспомощность и неосведомленность, — уже без раздражения закончила я. — Вот оно, — голос Глорфинделя был жёстким, — вот то, что мы уже точно не один раз обсуждали! Леди Галадриэль оставляла тебя с этим напутствием. Ты можешь ставить мне в вину мою самонадеянность в определении сегодняшней твоей судьбы, но Кирдан прав, ты превратила пустяк в трагедию, в которой сама же пострадала. — Это не пустяк, Глорфиндель. О Эру! Ты бы знал, каким бесконечным уважением я прониклась к тебе за мои первые месяцы в Обители! Но неужели ты не понимаешь, что-то, что просто для тебя, может быть вовсе не так просто для других? Так уж вышло, что ты давно привык к такой жизни, но я не могу за пол коротких средиземских года перестроиться с того, чем жила всю жизнь! Даже если бы ты смог, я не могу. Я не такая сильная, как ты, к сожалению, мыслю не так трезво и не остаюсь безукоризненно верна своим решениям, — незаметно для себя я, вместо того, чтобы ругаться с Глорфинделем и обвинять его, начала его хвалить. — Мне тяжело это признавать, но я не такая, какой хочу быть и, наверное, пытаюсь себя показать, мне тяжело измениться и то, к чему я стремлюсь, всегда оказывается сложнее, чем я ожидаю… — Я все это понимаю и об этом помню, — Глорфиндель смягчился, — но это все ещё не объясняет, почему ты не зовёшь на помощь. — Я позову, — я, улыбаясь, вытерла скатившуюся по щеке слезу, — когда-нибудь позову. Через несколько минут в шатёр возвратился Кирдан. — Гроза миновала? — весело спросил он. — Ну, спрашивай. Я отодвинула подальше свою обиду и завалила Кирдана всеми вопросами, которые готовилась ему задать, когда направлялась в Гавани. То, что многое мне уже было известно из догадок Элронда, никак не ослабляло мое любопытство. Корабел поведал мне, что он, так как ему иногда разрешено видеть то, что случится в будущем, в октябре прошлого года предсказал, что в мир вскоре вернётся то, что было давно утрачено. Обсудив это с мудрейшими Средиземья, Кирдан дал две догадки: возможно, речь шла о кольце Исильдура; другая, более мрачная, предупреждала о возвращении в Средиземье древнего зла, разбитого эльфами и людьми. Оба прогноза были довольно мрачные, и те, кто внял предупреждению, были настороже и готовились к худшему. Однако похоже, что речь была всего лишь обо мне, чему, в общем, все обрадовались. Далее мы немного поговорили о кольце земли, но на мои вопросы Кирдан почти не мог дать ответа, так как даже он не знал о его существовании. «Келебримбор был довольно скрытным, надо было завоевать его доверие, чтобы узнать какой-нибудь его секрет. Но, видимо, мы все же знали его слишком мало». А что насчёт влияния кольца на владельца? Своим кольцом Кирдан владел не так долго, так что он не заметил, чтобы кольцо влияло на него. Но, конечно, у кольца есть «характер», и надо к друг другу привыкнуть. Почему мне плохо, когда на кольцо попадает кровь? Пока непонятно: может быть, Келебримбор сковал его уже в конце своей жизни в Средиземье, когда насмотрелся на смерть и кровь, и, сознательно или нет, вложил в кольцо отвращение к ним, а может, кольцо просто усиливает мою реакцию. Почему мне становится хуже рядом с эльфами, а с Эарнуром — лучше? За этим надо понаблюдать, посмотреть, когда именно становится лучше, возможно, дело не в Эарнуре или не только в нем. Если Кирдан не знает ничего про кольцо, он может предположить, как так со мной произошло? Куда я пропала и где находилась? И, главное, почему появилась здесь сейчас? Корабелу не дано видеть все. Ему жаль, что он не может мне помочь так, как я этого хочу, но зато может указать путь к познанию. Кирдан предлагает мне съездить к морю Рун, остатку моря Хэлкар. Там, в древних водах, помнящих ещё пробуждение старших детей Илуватара у озера Кувиэнен, мне, может быть, откроется правда. Но, конечно, путешествие предпринимать следует уже после того, как я пойму тонкости обращения с кольцом. Глорфиндель напомнил Кирдану, что Рун, область на востоке Средиземья, малоизведанна и опасна, как и сам путь туда. Корабел невозмутимо ответил, что можно переждать, полвека или несколько столетий, в конце концов, есть много полезных вещей, которые я могу сделать, а выявление моей «правды», может, даже не самое важное и интересное. — Феанаро говорил, что бессмысленно спрашивать совета у мудрых, так как они никогда ничего не скажут прямо и наверняка, — я чуть улыбнулась. — В чем-то он прав, мудрый знает наверняка лишь то, что никогда и ни в чём нельзя быть полностью уверенным, — вернул мне улыбку Кирдан, — иногда кажется, что удивляться уже нечему, а тут раз — и выныривает из ниоткуда новый потомок Финвэ, и снова начинают происходить интересные вещи… Впрочем, совет не обязан убедить тебя в правильности или неправильностям твоих догадок, но часто открывает новый путь и, сея сомнения, заставляет задуматься и искать верное решение дальше… Кирдан совсем заговорился; видно, сказывается возраст. Я скептически оглядела пышущего здоровьем и силой, способного дать фору не одному молодому эльфу Корабела. Но что это мы все о делах да о делах, можно поговорить и о чем-нибудь более приятном, особенно после такого тяжёлого дня, ему, Кирдану, кажется, что мы, возможно, не с того начали… Потом, вечером, когда оба эльфа более-менее разобрались с делами, а я проведала спасённого волка, мы ещё долго болтали. Кирдан вспоминал былое, рассказывал свои впечатления от встречи с моими родственниками, между прочим, очень смешно и похоже изобразил раздражённого Курво. Иногда его рассказы дополнял Глорфиндель, и мы вместе смеялись. Кирдан угощал нас молодым белым вином (красное он, почему-то, уважал меньше) из винограда его собственного сада. Я давно сняла кольцо, чтобы — во всех смыслах — не болела голова, и просто наслаждалась вечером. Обида на Кирдана и Глорфинделя прошла, они тоже не вспоминали о сегодняшних происшествиях. Я так прониклась доверием и симпатией к нашей маленькой компании, что, наверное, первый раз полностью рассказала историю нашего знакомства и «сожительства» с Льяцем. Правда, ближе к концу истории я подумала, что, может быть, им это не очень интересно, но меня никто не перебивал, а Кирдан даже задал пару вопросов. Мне было приятно, что разговор о майа прошёл не в ключе «переживаний и заботы о безопасности жизни глупенькой Кены», или, что тоже возможно, мне всего лишь дали так себя почувствовать. — Ну, что ты думаешь? — Глорфиндель обратился к Кирдану. Он уже мельком говорил ему о Льяце, когда рассказывал об участии Курумо в истории с кольцом земли. — Похоже, ему некуда идти. Думаю, он может снова к тебе прибиться, Кенамиэн. Если будешь в нем уверена, возьми его с собой, он должен знать Рун. Я была удивлена, что Кирдан так быстро и однозначно предсказал поведение «непредсказуемого Льяца». Но идея отправиться на восток пришлась мне по нраву. Мне почему-то казалось, что перемены должны были обойти стороной этот край. И, раз уж мне достался переделанный север и запад, может, я увижу первозданный Восток? Молодое вино приятно туманило голову. Хорошо пить что-то качественное, надо будет запастись в дорогу парой бутылочек. Однако спать, хоть и нет от него, все же хотелось. На контрасте со скукой Обители, день был чересчур насыщенный. Ещё пару недель я буду вспоминать и переваривать каждую секунду этого удивительного и странного дня, а сейчас… Я не заметила, как кресло в шатре Кирдана стало таким уютным, а смех обоих воинов — успокаивающим и убаюкивающим. Все уносилось вдаль… «Кстати, Кенамиэн, — донеслось мне сквозь дрему осанвэ, — у эльфов связь с феа сильнее, чем с хроа, так что больше не гонись за ощущениями тела и не живи его потребностями. Чрезмерный страх для эльфа не лучше чрезмерного гнева: можно потерять себя…» «Да, да», — сонно откликнулась я и окончательно заснула.