Как сильмариллы все изменили

Учитель Малкира считался одним из самых серьёзных учёных Гондора и, по описанию ученика, напомнил мне своей важностью и несговорчивостью Курумо. Похоже, майа стал для меня мерилом заносчивости. Малкир, как можно догадаться, аргументов в одних книгах не нашёл, и я решила, что раз наше отправление из столицы задерживается аж до весны (по причинам, никак со мной не связанным, между прочим), то оставшиеся зимние месяцы можно провести в попытках лучше изучить природу людей и повлиять на их убеждения. Все началось с того, что Ингвар, наслушавшись рассказов друга, тоже захотел учиться в Академии. Он понимал, что с его вышедшей из фавора фамилией он неизбежно столкнётся с трудностями, но это его не пугало. Я, смотря на его старания, вдохновилась, и как-то на не совсем трезвую голову мы с Эарнуром придумали потрясающий план. В Академию девушек не брали, а если бы меня и взяли, то на меня скорее бы отвлекались ученики и ко мне бы придирались учителя, поэтому продуктивного обучения бы не получилось. И вот мы с Эарнуром в шутку придумали замаскировать меня под юношу. Вот только если принц, стоило ему отоспаться и заняться насущными делами, об этом и думать забыл, меня эта идея сильно зацепила. Возможно, мне просто было нечем заняться, но фантазия казалась мне вполне осуществимой. Весь следующий день я продумывала образ и добывала «материалы», и вечером предстала перед принцем в новом облике. Мне всегда нравилось рисовать, поэтому я с увлечением возила кисточкой по лицу, рисуя больше волосков у бровей, редкие усики и веснушки, убирала волосы в косу вокруг головы, закрепляла сверху парик, добытый случайно этим же днём где-то на третьем ярусе у бродячих артистов, и перебирала рубашки Эарнура, выбирая что-нибудь поменьше. Принц, уставший после тренировок и нашей ночной пьянки, ввалился в свою комнату, отмахиваясь от чьих-то криков об его участии в очередном совете, и, увидев меня, встал как вкопанный. — Добрый вечер, принц, — произнесла я, откашлявшись и попытавшись понизить тембр голоса. — Что ты такое? Так, даже не думай брать мою рубашку, вдруг на неё ещё переберётся какая-нибудь зараза с твоего страшного парика! — Сам ты страшный! — обиделась я. — Как будто сам только и не делаешь, что проводишь время с солдатами и в питейных домах. Вот где можно подцепить всякую грязь! — Кена, — Эарнур подошёл ближе и некоторое время пристально разглядывал меня, — это безнадежно. — Что ты говоришь? Я же так старалась! — Ты слишком женственная, — эти слова явно дались Эарнуру нелегко, он даже скривился. — Хотя характер у тебя и не сахар, эльфийская природа даёт о себе знать. Голос слишком высокий даже для самого захудалого женоподобного студентика, лицо строением на мужское тоже не тянет, даже с твоими бровями и усами, грудь, волосы… да убери ты эту дрянь с головы вообще! — Ты мог бы упростить мне жизнь и поспособствовать пересмотру закона о студентах. Что вообще за дикость — не брать в Академию девушек? — я разозлилась. — Здесь тебе не Валинор, вообще много странного происходит. До сих пор, насколько я знаю, не было многих желающих из женщин учиться в Академии… — Откуда да бы им взяться, если их воспитывают, говоря, что им там не место, и даже при входе в библиотеку смотря косо! Ты как принц… — Только не надо, — Эарнур поднял руку вверх, — для напоминания об этом у меня есть Даран. Пойми, Кена, даже если бы я захотел, это не так просто. Академией заправляет закрытый совет ученых, у которых свое мнение не только относительно женщин, но и относительно эльфов, внешней и внутренней политики и устройства общества в целом. Если я заявлюсь и потребую, чтобы они принимали и девушек по общему конкурсу, они исподтишка придумают что-то, что все равно перечеркнет хорошую инициативу, — Эарнур устало вздохнул. Давай начнем с малого. Это все, конечно, были только шутки, но я не зануда и твой план готов поддержать. Может быть, ты узнаешь в Академии что-то ценное для будущего Гондора ну или по крайней мере поймешь, с кем имеешь дело. Но над образом надо проработать. Если пока никто не смог исправить нежелание наследного принца заниматься полезными государственными делами, я вряд ли сделаю это за один разговор. Может, удастся самой повлиять на Академию изнутри. Весь следующий день Эарнур учил меня быть «мужчиной». Походка, осанка, манера речи — все должно быть другим, не говоря уж о внешних атрибутах мужественности и голосе. В конце концов я заставила Малкира мне помочь, и он даже нашёл в закромах лаборатории какую-то траву, которая, если ее правильно заварить, делала тембр голоса ниже. Эффект был временный и не очень сильный, но теперь притворяться было все же легче. Одежду мне тоже подобрали так, чтобы скрыть девичьи формы, и в конце концов сделали из меня хлипкого на вид мальчика. Но, я шла все-таки не к солдатам Эарнура, а Малкир и Ингвар выглядели едва ли «мужественнее» меня. И я решила, что этого хватит. Недели тренировки жизни в новом образе мне показалось достаточно, и на вступительные испытания я пошла вместе с Ингваром. Он, пока я создавала себе новую личность, усиленно занимался, о чем не преминул мне сообщить. Я не готовилась вообще. Я была уверена, что то, чему учили меня, правильно и верно, и, как бы ни коверкали учителя Академии эти знания, для поступления их должно хватить. Испытания проходили в какой-то невзрачной комнатке. Из поступающих, на удивление, были не только мы с Ингваром, но и компания ребят, ведущих себя довольно нахально. Заводилой был симпатичный юноша, одетый богаче остальных, двое его друзей в основном добавляли что-то к его словам либо смеялись. Мы с Ингваром, сели отдельно, собираясь сосредоточиться на задании. — Эй вы, что не здороваетесь? Мы, может, товарищами будем! Ну я-то точно поступлю, а вы постарайтесь, — заводила усмехнулся. — О, не переживай за нас, когда товарищами станем, тогда и познакомимся, — недовольно сказала я. Юноша хотел что-то ответить, но вошёл один из учителей, и все смолкли. Порядок проведения вступительных испытаний был следующий: сначала желающий поступить в Академию должен был подтвердить дворянское происхождение (спасибо Дарану, что уладил этот вопрос за меня); затем — хорошо написать развернутые ответы на вопросы по всем дисциплинам, которые студент будет изучать; затем — устное собеседование, где несколько учителей задавали потенциальному студенту вопросы на эрудицию и сообразительность. Если юноша проходил все три этапа отбора успешно, то зачислялся в Академию в самом маленьком звании. Вопросы, как я и предполагала, были не очень сложные, однако требовали действительно разностороннего образования: от «обозначьте роль культуры в жизни общества» и «товары вывоза и ввоза Гондора и Артедайна» (серьезно, они даже не переделали вопросы после падения второго королевства!), до «опишите свойства приведенных трав» и «охарактеризуйте следующие сплавы». Иногда у меня возникали проблемы с формулировкой, потому что в дни моей юности на многие вещи смотрели иначе. Я старалась не особенно расходиться, отвечать по делу и нейтрально, но иногда, как в вопросе по истории языка и поэзии или использованию лекарственных растений, на меня находило вдохновение, и перо летало по бумаге. Через несколько часов, уставшие, но довольные поступающие вышли из здания Академии. Не уверен в своих силах был только Ингвар. У выхода нас встретил Малкир и, увидев беспокойство друга, тут же устроил нам допрос: что и на какой вопрос мы написали. Писавшая с нами компания, услышав его вопросы и неуверенные ответы Ингвара, громко рассмеялась и прошла мимо. Малкир нахмурился: — Это сын второго советника короля. — Что ж, это объясняет, почему он так уверен в поступлении, — усмехнулась я. — Зачем только такие люди идут в Академию? Еще и дружков своих прихватил. — Да ладно, мы же его совсем не знаем, может, ему и правда интересна учеба. Рано судить. — Сказала эльфийка, от нескольких слов одного из самых уважаемых учителей разозлившаяся настолько, что притворилась человеческим юношей и проникла в Академию! — А я смотрю, тебе комфортнее со мной общаться, когда я так выгляжу, аж трястись перестал! — фыркнула я. Через два дня мне назначили собеседование. Уже в более приличной комнате сидели несколько серьезного вида дяденек в длинных одеждах. Кажется, их отбирали по умению строго смотреть из-под кустистых бровей. Я, стараясь выглядеть как можно смиреннее, села, готовая отвечать. Но учителя начали не с вопросов, а с критики моей письменной работы. — …и где ты только нахватался таких знаний, юноша? По меньшей мере половина того, что ты написал об использовании трав, чистейшей воды нелепица. Мало того, что ты на полном серьезе пишешь про растения, существование которых в Средиземье не наблюдается вот уже много веков, так и связываешь это с эльфийскими заговорами. Тут, конечно, надо отметить твое довольно неплохое знание истории, хотя тебе ее преподавали тоже под весьма странным углом, и твое сносное знание языков. Хотя сейчас, по твоему произношению, я понимаю, что мы, видимо, погорячились. У меня чесались руки схватить этого плешивого старика за шиворот и на моем идеальнейшем (хотя бы потому, что все контролировалось самим Феанаро) квенья ему рассказать, что это у него пробелы в знаниях и проблемы с эльфийским языком. — …но твои знания о материи и ее движении совсем никуда не годятся. К счастью для тебя, юноша, господину Айнуриону очень понравилось твое сочинение о развитии языка и жанра поэзии, так что он убедительно просил дать тебе шанс. Оговорок и недовольства было столько, что я пропустила момент приема, очнулась только когда меня выловил Малкир и начал заваливать какими-то «полезными» учебными советами. — А кто такой господин Айнурион? Имя у него, конечно… — О, это главный исследователь истории языка и литературы! Сказали, что он тебя похвалил? Везёт же, мне всегда только сдержанно кивал. — Айнурион, конечно, хорошо, но Келантар и Аванот лучше! — довольно улыбаясь, подошел сын королевского советника со своими друзьями. — Они сказали, что готовы взять меня сразу на второй курс к себе. Кстати, теперь-то будешь со мной разговаривать? Раз уж мы все поступили. — Как тебя зовут? — я не сдержала улыбку. — Гулэрион сын Тэлериона, — Гулэрион представил и своих друзей, имена которых я тут же забыла. — Я Элатар, мой друг Малкир. — Увидимся на занятиях, — Гулэрион махнул рукой, не цепляясь к тому, что мы представились не полными именами. — А, а какие у меня занятия-то? И когда? — вдруг очнулась я, когда Малкира и след простыл. Зайдя на следующий день в Академию через главный вход, я встала с открытым ртом. Да, пожалуй, я бы тоже устроила испытания для тех, кто захотел сюда попасть. Академия сочетала величественность и строгость библиотеки с кипучестью и скоростью городской жизни. Множество студентов, учителей и их помощников разом предстали перед моими глазами гудящим потоком. Я вмиг прониклась атмосферой, и мне самой захотелось ходить на все занятия, таскать книги, обсуждать, спорить, писать научные труды… Ингвар, должно быть, чувствовал то же самое, потому что Малкир силком тащил нас обоих, восхищенно оглядывающихся на все, на первое занятие. В небольшом зале, гораздо симпатичнее тех, где проходили вступительные испытания, уже сидели товарищи Малкира, несколько студентов постарше и поступившая с нами компания. Я кивнула им, но Малкир и Ингвар направились к местам подальше от них, я вздохнула, но пока решила пойти следом. У меня было прекрасное настроение, но, как только в зал вошел один из учителей, которые проводили собеседование и критиковали мою работу, и начал нудным голосом вещать что-то из области истории квенья, о чем после Феанаро и его нововведений вообще мало что можно было сказать, мое настроение опустилось до отметки «чуть ниже среднего». Больше всего меня удивлял тот факт, что некоторые, даже многие студенты с увлечением слушали нудный рассказ и хихикали в ответ на редкие шуточки учителя. К концу занятия, продолжавшегося почти два часа, настроение опустилось еще ниже. Я посмотрела в сторону Гулэриона и компании и увидела, что их выражение лиц ничуть не изменилось. — Вам понравилось? — Не все занятия и темы будут захватывающими, — пожал плечами Гулэрион, и добавил, — но я не могу дождаться Келантара и Аванота. Мне ни о чем эти имена, как и все другие, не говорили, поэтому я, не обратив внимания на шутку, которую они отпустили про моих хлипких на вид друзей, пошла на следующее занятие. Оно проходило в большом зале, куда собрались, наверное, почти все студенты. К Малкиру подошел какой-то его знакомый и они начали обсуждать прошлое чтение этого предмета и грядущую письменную работу. Когда в зал зашел преподаватель, все разговоры почтительно смолкли. Это был, на удивление, совсем не старый человек, на вид даже моложе Демара, не выглядящий строго и скучно. Он тут же отпустил какую-то местную шутку, отчего все старшие студенты рассмеялись. — Это господин Келантар, — шепнул Малкир Ингвару. Учитель Келантар начал рассказывать о взаимодействии твердых тел, затем перешел на жидкости, отвлекся на вопрос какого-то студента на металлы, вернулся к жидкостям и поднял очень интересную тему об их испарении и образовании газов. Я старалась сосредоточиться из-за всех сил, но вынуждена была признать, что этот материал на такой скорости даётся мне с трудом. Даже то, до чего, казалось бы, я сама могла легко догадаться, приходило ко мне как только что открытая истина. Я поняла, что, несмотря на отход от верного понимания духовной энергии и сил природы, люди за все то время, что я спала где-то во льдах, продвинулись далеко в прикладных науках. Наш новый друг Гулэрион, желая отличиться, тянул руку и усердно старался участвовать в нескольких дискуссиях, проводимых Келантаром и поддерживаемой в основном старшими учениками. К скрываемому неудовольствию Малкира и Ингвара, Гулэрион отвечал что-то умное, так что учитель даже поинтересовался, почему не видел его у себя на занятиях раньше и, когда Гулэрион, розовый от гордости и смущения, сказал, что только вчера поступил, вспомнил и похвалил его работу. Я решила к следующему занятию тоже разобраться, а мы уже шли к Айнуриону, который хвалил мою работу. К злорадству Гулэриона, занятия Айнуриона были скорее скучными и интерес представляли только для искушенных в языках, истории и литературе студентов. И вновь, несмотря на все мои знания и личное присутствие при создании чуть ли ни первых поэтических творений, я уступала в эрудиции особенно усердным студентам. Через несколько дней, когда почтенный учитель Айнурион заметил среди своих учеников новые лица и попросил меня, раз уж я написала такую хорошую работу, продекламировать несколько стихов, о которых я никогда и не слышала, я поняла, что, кажется, и мне придется проводить часы напролет в библиотеке. Малкир, который был старшим студентом, утешал меня, что это поначалу трудно, потом привыкаешь. Но он быстро понял, что лучшей мотивацией для меня является возможность посещать курс, все основы и идеи которого я жаждала публично оспорить, но для этого нужна была отличная успеваемость и, по возможности, покровительство одного из учителей. — Я вижу, студенческая жизнь тебя уже помотала, — усмехнулся Эарнур, как всегда веселый и полный сил даже после целого дня тренировок. — Мечом махать, не на занятиях сидеть, — огрызнулась я, — к тому же Килиан постоянно смотрит на меня как на сумасшедшую… — Так приходи к нам, развеешься. Конечно, студенты на второй уровень не часто захаживают, но, если постоянно будешь сидеть сначала в Академии, потом в библиотеке, даже эльфийское здоровье даст сбой! Станешь бледной, скрюченной… Предложение было столь заманчиво, а перспектива безвылазного нахождения в обители (сомнительного) знания — столь удручающей, что следующим утром я уже была в тренировочном павильоне. — Ты чего тут забыл? Неужели пришел учиться обороняться от обидчиков? А, может, думаешь тут нанять защитников? Запасы «остроумных» шуток у находившихся здесь людей были неисчерпаемы. Как оказалось, Эарнур тренируется не с «ленивыми неженками дворянами», а сыновьями представителей среднего сословия и даже совершенно безродными молодцами. Привыкнув уже к обществу интеллектуалов, я была вынуждена быстро опуститься с небес на землю и перестроиться на грубую и прямолинейную манеру общения местного общества. — Ты куда меня привел? — прошипела я на ухо Эарнуру. Принц искренне удивился, то ли потому, что привык к подобному общению, то ли потому, что, пользуясь уважением всех военных чинов, сам уважал своих товарищей, в которых мне только предстояло отыскивать что-то привлекательное. Тем не менее, день физических упражнений принес мне больше удовольствия, чем неделя обучения в Академии. Для разминки все разбивались на пары. Под улюлюканье местных силачей я вышла один на один с каким-то здоровым парнем. Я догадывалась, что Эарнур тренируется не с теми, кто привык драться бездумно, используя только гнев и физическую силу, но подобной, близкой к эльфийской ловкости от этих грубых на вид людей я не ожидала. Без особого труда первый соперник сбил меня с ног и уже, смеясь, обернулся к друзьям, чтобы сказать очередную шутку, когда его настигла моя подножка. Но он, падая, оперся на руки и тут же вскочил, сделав несколько быстрых выпадов вперед. Мы скрестили деревянные мечи, которые были выданы из-за «новичка», и мне удалось отпарировать пару его ударов. — Еще не все силы кончились? — усмехнулся мой напарник. — Мы же только разминаемся, — в тон ему ответила я, и он, почувствовав перспективу хоть какого-то соперничества, начал двигаться быстрее и бить сильнее. Я больше уклонялась, не желая тратить много сил на отражение сильных ударов, и следила за его техникой. После нескольких попыток сбить его с ног или выбить оружие я поняла, что этих бойцов учат быстро приспосабливаться к ситуации. Увидев, что я не собираюсь активно нападать, парень тоже ушел в оборону, вынуждая меня действовать. «Ну будет тебе действие, умник!» — решила я, вдохновившись массой тренировок с братьями, Килианом и даже сражением, в котором мне удалось побывать, зашла со спины и приставила «острие» к его левой лопатке. Друзья моего поверженного напарника, удивившись исходу нашей схватки, подошли ближе и без прежнего пренебрежения начали расспрашивать, где принц меня подобрал: без покровительства Эарнура не обошлось и на этот раз, и только под его ответственность я была, вернее был, допущен на тренировку не для новобранцев. Я сказала, что принимала участие в битве за Форност, и поэтому Эарнур привел меня сюда, как уже бывшего в бою воина. Смешно, но нескольких выпадов и фраз хватило, чтобы полностью изменить первоначальное впечатление о себе в глазах местных воинов. К середине дня, когда мы перешли к групповым упражнениям, я была чуть ли ни своим парнем среди этих грубых, но не таких уж глупых людей. Кажется, мой хилый вид и немногословность (я бы заболталась, но каждый раз вовремя вспоминала, что сделать голос достаточно низким, если одновременно тренироваться и разговаривать, у меня не получается), создали мне не самый плохой образ. Многие, особенно во время перерыва, были не прочь со мной заговорить или взять меня под свое крыло, объясняя принцип организации этого элитного воинского подразделения. Здесь тренировались те, кто в будущих битвах должен был сражаться бок о бок с принцем, и, надо сказать, они были одинаково полны желания как проявить себя на поле брани, так и защитить своего командира. После перерыва на обед мы встали в пару с Килианом. Он был бы только рад надавать мне тумаков за все, что ему приходится терпеть. Он был последним, кто меня тренировал, приемы мои он помнил очень хорошо, так что стоит ли говорить, что уделал он меня без особого труда. К вечеру несколько товарищей Эарнура звали меня присоединиться к ним на постоянной основе. Наставники, представленные более высокими военными чинами, были тоже подобраны (Эарнуром?) так, что относились к своему делу с вдохновением, не мешали воинам экспериментировать с техниками и только поправляли, не заставляя всех отрабатывать одни и те же общие приемы. Они меня не приглашали, но были не против, и на том спасибо. Вечером в лучах заходящего солнца мы с Эарнуром и Килианом возвращались наверх. Эарнур — к себе во дворец, мы с Килианом в дом в самой бедной части богатого пятого яруса. Я рассказала Эарнуру печальную историю Ингвара и его семьи и он, не особенно впечатлившись, все же частично восстановил его в правах, позволив обучаться в Академии и жить на пособие на пятом ярусе. Мы с Килианом жили там же, решив, что благоразумнее не слишком светиться во дворце. Дома Ингвар, как и всегда, занимался, по примеру Малкира, обложившись книгами. Я отдала Элли свой старый пропуск, мне для моей новой личности выписали другой, и она сидела тут же, с интересом рассматривая наши материалы. Завтра снова было занятие с учителем Келантаром, к которому я хотела подготовиться, но после тренировки у меня было слишком хорошее настроение, и мне не хотелось его портить, закапываясь в бумажки. Поэтому утром я пришла в Академию с чистой головой и не очень чистой совестью. Келантар вновь увлеченно что-то рассказывал, многие студенты ему что-то отвечали, и я выловила в разговоре что-то про энергию движущегося тела… — …на примере полета стрелы. Наступила тишина, студенты напряженно переводили теоретические знания в практические. Первым ответил Гулэрион: — Чтобы стрела набрала наибольшую скорость, она должна быть лёгкой. И тут я неожиданно для всех и для себя сказала: — Если стрела будет слишком лёгкой, лук не передаст ей нужное количество энергии и может сломаться. Без необходимой энергии стреле будет сложно преодолеть сопротивление воздуха и поразить цель. Скорость лёгкой стрелы — временное преимущество, которое она быстро теряет. Первый раз я сказала что-то на занятиях Келантара, первый раз, сначала по наступившему удивленному молчанию, а после — по одобрительному кивку учителя я поняла, что сказала правильно и, самое прекрасное, я понимала, о чем говорила, потому что только вчера мы тренировались в стрельбе из лука. Короче говоря, я была очень горда собой и решила, что пора уже вовлекаться в обучение, а не только слушать обсуждения остальных. С этого момента я тоже говорила на занятиях Келантара, в основном мы обсуждали нейтральные вещи вроде общих земных законов для тел, но оборотной стороной всех этих разговоров была возможность поспорить о трансформации материи. Курс, который мы посещали, был базовым, и как-то, при очередном моем выпаде против «всем известной истины» Келантар предложил мне поспорить с учителем Аванотом на расширенном курсе. Малкир ткнул меня в бок и шепнул, что это и есть тот, из-за кого он в день нашей встречи сидел в библиотеке. Я быстро ответила, что с удовольствием это сделаю. Келантара веселил мой «юношеский» запал. Наверное, ему было интересно посмотреть на реакцию непреклонного в своих убеждениях Аванота на мои дерзкие, по мнению некоторых, выступления. По окончании занятия Келантар задержал меня и с улыбкой сказал, что постарается помочь мне перейти на курс к Аваноту, хотя он и очень строго отбирает учеников. — Может, учитель, если представишь меня как чудака, который со всеми спорит, он захочет убедить меня? — пошутила я. — Я сам об этом думал, — не шутя ответил Келантар, — мы стараемся брать не только эрудированных юношей, но способных мыслить, но, признаюсь, таких яростных противников нашей науки, как ты, я давно не встречал. Кто привил тебе этот… своеобразный взгляд на мир? — Своеобразный взгляд на мир — это желание ограничить любое проявление силы. Есть много, чего мы не понимаем, но чем больше ограничений мы ставим, тем меньше оставляем себе возможностей увеличить наше знание. — От чего-то же нам нужно отталкиваться в познании мира, законы нужны для осмысления процессов мироздания, — мягко улыбнулся на мою горячность учитель. — А почему вы думаете, что, если вашим законам удовлетворяет полет стрелы, им следует и все мироздание? — Дорогой Элатар, мне жалко отдавать тебя на споры одному Аваноту! — рассмеялся Келантар. Несмотря на то, что я, какой-то наглый ученик, постоянно выступала против того, чему он учил, я никогда не видела Келантара раздраженным или недовольным. Но Аванот, как я и думала, таким доброжелательным не был. Он жестко отбирал студентов и негласно предполагалось, что они будут склоняться перед ним в восхищении. Аванот, действительно, производил сильное впечатление и, как и Курумо, блестяще использовал приемы убеждающей риторики. Из знакомых мне студентов здесь присутствовали только Малкир и Гулэрион, променявший любовь к Келантару на любовь к учителю расширенного курса. Аванот много говорил о физической энергии, но не в противопоставление духовной, а как о главном источнике силы на земле. Вначале я, как и на занятиях Келантара, больше слушала, но негодование охватывало меня все больше. День за днем я мрачнела и думала о том, как сильно человечество в своем желании обособиться загнало себя в рамки физической жизни. Но ладно дело было бы только в неверии Аванота в то, что его окружает (эльфийское или тёмное волшебство), он, преподавая в Академии, отвечая за формирование сознания интеллектуальной элиты государства, очень многое сводил чуть ли не к призывам относиться враждебно ко всему непонятному и на все идти войной. На очередном занятии в огромном зале, полном студентов, впитывающих каждое его слово, Аванот говорил: — Эльфы использовали духовную энергию для борьбы с врагами, мы же находим другие способы, наше главное оружие — интеллект и те приспособления, что мы создаем. — Как ты можешь мешать все в одно, учитель? — наконец лопнуло мое терпение. — По-твоему, человек — безвольное существо, которому стоит полагаться лишь на орудия для облегчения акта убийства? Ничего, что главное назначение энергии — созидать? Это качество эльфы унаследовали от создателей Арды и передали людям! — я вскочила с места, моя тирада вызвала удивленные перешептывания студентов. — А, вот и мальчишка-спорщик, Келантар обещал твое несогласие, — Аванот повернулся к сидящему в первом ряду Келантару, — но не предупреждал, что ни капли благородного воспитания в тебе нет, — учитель сузил серые глаза. Этот уже стареющий человек, с поседевшими волосами и бородой имел на удивление энергичный взгляд и крепкое телосложение. Сам того не понимая, он олицетворял победу силы духа над недугами, которые приносило время. Его слушали не только из-за ораторского мастерства — все чувствовали его силу, которую он сам отрицал и подменял одним интеллектом. — Я видел, что ты, юноша, часто корчишься, когда я говорю о необходимости усиливать наше военное и экономическое влияние. Ты же всегда обращаешься к историческим присказкам и легендам. Сейчас я для всех, — он обвел взглядом студентов и некоторых учителей в зале, — проведу доказательство моей мысли на твоих же примерах. А начну я вот с чего: некоторые считают, что война — следствие Искажения взаимоотношений между существами Арды, что это участь «тёмных», тогда как созидание — дело «светлых». Но война идет от самих ваших добрых создателей Арды. В так любимой многими беспечными личностями эльфийской истории при создании Арды один Айну отделился от общего хора и возжелал свободы и власти. На этот поднятый мятеж остальные Айнур ответили войной. Считается, что несколько раз облик нашего мира был изменен из-за борьбы Валар против Мелькора. Таким образом Мелькор — родоначальник бунта и мятежа. А борьба с мятежом — святое дело, не начни его Валар, не ответь они на брань бранью, не было бы ни старших детей Эру, ни младших. Идем дальше: самый известный нам эльфийский мастер — непревзойдённый Феанор — как и Мелькор, возжелал свободы и славы и тоже поднял мятеж, в этот раз Валар не вмешались. Эльфы же назвали бунт той же священной борьбой, и это привело к кровопролитной войне, в которую были вовлечены все живые существа Арды. Ваши добрые и просвещенные эльфы отвлекались от своих междоусобиц и объединялись для борьбы с более великим злом, втягивали в эту войну народ людей, считая, что цель оправдывает средства, как и мифические Айнур до них. И именно на этом основывается мировоззрение, которое «мудрые», как эльфы сами себя называют, усиленно внушали еще не знавшим зла людями. — Какие еще средства? — мне с трудом удалось вставить вопрос в его тираду. — Разве убийство — не полная противоположность главному назначению применения энергии — созиданию. Разве это не высшая степень разрушения? Но убийство искаженных, но вполне живых существ никого не смущало. Вы видите, что и эльфы, и Айнур использовали свою силу для борьбы с врагом. И человечество должно быть начеку! Зло никогда не дремлет, — с расстановкой проговорил Аванот. — У нас нет ни так называемых Песен Силы, ни бессмертия, поэтому стремление к знаниям, которые могут быть нами практически применены, остается нашей главной задачей. Наша воля и благородство — в отстаивании своей свободы, своих земель и богатств, в получении новых знаний и, — Аванот снова посмотрел на меня, — в подавлении мятежных мнений, отвлекающих людей от их главных задач и ставящих их благополучное существование под угрозу. Меня трясло от негодования, я готовилась хоть до ночи перед всей Академией отстаивать свою точку зрения, но после речи Аванота в зал зашел один из посланников короля и тихо сообщил ему нечто, после чего Аванот ушел, сказав на прощанье: «Как видите, долг призывает верных сынов отчизны, а те, кто не согласен с нашими принципами, всегда могут уйти к мечтателям в леса». Студенты начали собираться, Келантар снова остановил меня. На его губах играла полуулыбка, наверное, он хотел сказать что-то одобряющее, но я кивнула и поспешила уйти, потому что с удивлением заметила у дверей мальчика, личного посыльного Дарана. Даран прислал мне записку: «Орки прорвались через перевал. Эарнур ринулся спасать жителей малонаселенных земель. Против воли отца он собирает дружину. Останови его, госпожа, он должен к тебе прислушаться!» Я почувствовала отчаяние старика и, ругая про себя принца, помчалась на второй уровень. Можно было взять коня в Академии, но нужно было сначала получить документ, подтверждающий эту привилегию, чем я не озаботилась, и сейчас злилась на себя еще больше, чем на Эарнура. Я добежала почти до ворот пятого яруса, когда услышала топот несущейся ко мне лошади. — Верхом быстрее! — крикнул мне Келантар. — Дороги знаешь? В городе были дороги, предназначенные только для пеших, кони могли просто не преодолеть слишком крутые спуски с резкими поворотами, да и городская стража постоянно бы задерживала. Я сокрушенно покачала головой. — Залезай. Куда тебе надо? — я все еще отходила от потрясения, поэтому действовала немного медленнее, чем обычно. Келантар протянул мне руку и затащил на коня позади себя. Он легко направлял лошадь даже по запруженным народом улицам, мы добрались до ворот второго яруса чуть ли не за четверть часа, но стража отказалась нас пропустить, несмотря на высокий допуск Келантара. Я начала называть имена товарищей и наставников Эарнура, требуя либо пропустить нас, либо позвать их и отвечать перед более высокими чинами. Солдаты сконфузились, помялись и открыли ворота, с условием, что коня и оружие (будто оно у нас было), мы оставим тут же. — Учитель Келантар, благодарю тебя, дальше я справлюсь сам, — крикнула я и побежала к оружейному складу, где сейчас должна была обмундировываться дружина. Конечно, почти сразу меня вновь остановили, но, на мое счастье, мне встретился я один из тех, с кем я тренировалась во время моего единственного визита на второй уровень. — Элатар, дружище, так и ты с нами? — огромная рука приобняла меня так, что захрустели рёбра. — Тощий, ты все-таки… — Мне нужно поговорить с Эарнуром, я… — Пойдем к остальным, там тебе тоже что-нибудь подберем! — Эарнур, — я пробилась к принцу через оживленно гудящую толпу. — А, Кена, в смысле Элатар. Отпросилась у своих? — Что ты делаешь, Эарнур? — Я и мои парни разберемся с этой мелочью быстрее, чем туда подоспеют наши отряды, мы элитное войско, в конце концов, а жители успеют спокойно добраться до города. Ну, не очень спокойно, но… Тебя что ли Даран прислал? Не пытайся меня отговорить! Рядом с нами возник Килиан. — И ты едешь? — удивленно спросила я. — Я же не должен оставлять тебя одну, — угрюмо ответил эльф. — Брось, это ненадолго. И ничего сложного там не будет! — отмахнулся Эарнур. — Поехали, — вдруг сказала я. — Как ты меня достала, Эру! — прошептал Килиан, но пошел искать мне доспех. Я была уверена, что он втайне радуется тому, что можно наконец выбраться из города людей. И я его немного понимала. За час Эарнур собрал дружину и выдвинулся в путь. Король Гондора решил не удерживать сына насильно, хотя и не одобрял этого решения. Когда мы выезжали из ворот, я заметила запыхавшегося посыльного мальчика. Я крикнула ему, чтобы он сказал Дарану не волноваться, мы Эарнура в обиду не дадим, и чтобы забежал по указанному адресу и предупредил Малкира или Ингвара. Я пообещала вернуться через неделю. Как бы Эарнуру ни хотелось погонять мелкого врага, я верю, он чувствовал ответственность за сохранность своего народа. В дороге он объяснил мне, что был во дворце, когда отцу подтвердили данные о том, что скрывавшиеся на севере орки воспользовались общим страхом и решили, что могут грабить бегущих от гор людей, гномов и даже эльфов. Конечно, этим должны были заниматься стражники Изенгарда, но многих отправлять на равнину между Лотлориэном и Фангорном им тоже было нельзя, чтобы не ослабить защиту стратегически важной точки. А отряд Эарнура без преувеличения мог называться элитным и действовал быстро и точно. Самых смелых орков мы встретили на подступах к Фангорну. Товарищи Эарнура говорили, что те уже убили людей, раз прошли так далеко. Кучка чудищ с награбленным добром двигалась вдоль кромки леса и, очевидно, была крайне удивлена, увидев нас. Большинство полегли прежде, чем успели вынуть мечи. Я видела в их глазах осознание и злость на собственную беспечность. Хоть я в этот раз не обагрила меч кровью, чувство все равно было мерзкое. Я поехала еще и потому, что почувствовала проснувшуюся ответственность за всех, с кем я встречалась осенью и кто сейчас был в опасности, но нападение на почти беззащитных орков мне не доставило удовольствия. Пока мы двигались вдоль леса на север, встречали семьи, нагруженные тюками. Кто имел, гнал скот, некоторые шли почти без всего и рассказывали, как к жилищу подходили орки и приходилось бежать, не думая о вещах. Эарнур направлял беженцев в тот или иной город, выписывал распоряжения со своей личной печатью, чтобы власть города возместила им ущерб из казны и обеспечила жильем. Ночевали мы под открытым небом, отходя от леса, хотя и я, и Килиан спокойнее спали бы в лесу. К счастью, наши тела требовали гораздо меньше отдыха, и некоторые ночи мы сидели без сна, охраняя сон Эарнура и разговаривая. Я, пользуясь возможностью, втихаря тренировалась с кольцом, удивляясь, что даже после непродолжительной жизни вдали от природы получалось лучше, чем после ежедневных практик в Обители. Я уже поняла, что кольцо причиняет мне меньше беспокойства, когда я сама счастлива или хотя бы занята делом. Какая-никакая самостоятельность шла мне на пользу. Как-то ночью я сидела и мысленно сочиняла Элронду письмо, в котором расскажу, какая я молодец и как у меня все получается (вряд ли Владыка Имладриса оценит мои перевоплощения, но в целом успехи были на лицо). Слух различил в ночном зимнем безмолвии странный звук. Я приложила ухо к земле, благо, такого заснежия, как в землях (льдах?) Лоссот, в Гондоре не было, и ясно различила топот приближающегося коня. Первым моим порывом было переполошить весь лагерь, но я удержалась, потому что конь был только один и двигался так, как редко под смертными: шел очень легко и быстро. Увидев вдали фигуру, я уверилась, что всадник не представляет опасности, — вокруг него было чуть заметное свечение, так, прожив некоторое время в Средиземье, я стала замечать эльфийские феар. Я отошла от лагеря и осанвэ поздоровалась. Ответа не последовало, но конь смерил шаг и приблизился. Я увидела, что всадник — девушка, по-нандорски красивая: с серебряными волосами, темно-серыми глазами, как я могла заметить в темноте, и одетая просто и без украшений. — Что за человек умеет проникать в чужой разум? — спросила она на синдарине. — Не обращай внимания на мой наряд. Меня зовут Кенамиэн. Люди со мной не причинят тебе вреда, ты можешь здесь отдохнуть, я вижу, и ты, и конь устали. Девушка не спешилась, я вкратце описала ей мою историю в Эндоре, после чего она немного расслабилась. Она сказала, что жила на границе Лотлориэна, но, когда пробудилось лихо, она испугалась и сбежала, и теперь намерена на своем коне пробраться через плохо знакомые земли. Я осторожно поинтересовалась, знает ли она, что здесь сейчас не очень безопасно, на что она ответила, что совсем недавно оторвалась от группы орков. Все это казалось мне странным, но, когда девушка представилась Нимроделью, многое встало на свои места. Должно быть, я не сумела скрыть ухмылку, потому что Нимродель, немного нахмурившись сказала: — Кажется, тебе известно мое имя. Надо мной смеются многие, особенно нолдор, как ты, но мне нет до этого дела, особенно сейчас, — Нимродель все еще была напугана, но говорила убежденно. — Тебе лучше вернуться в Лотлориэн, там сейчас гораздо безопаснее. Даже если тебе не нравятся нолдор или синдар, это будет более разумный выбор. Твой страх не бессмыслен. — Благодарю за совет, — холодно отозвалась Нимродель, — позволь мне решать самой. Я вижу, что ты сильна, раз обладаешь осанвэ, но такие сильные как ты слишком любят учить других и командовать. «Она на самом деле упрямая!» — подумала я, вспоминая рассказы Галадриэль о любви Амрота и ее неприступности. — Как хочешь, — я тоже начала раздражаться, но вдруг на память пришел наш разговор с Арвэн. Когда я впервые услышала эту историю, она напомнила мне мои бегания от Финдекано во время Исхода. Сколько раз уже находясь в Средиземье я бессонными ночами, никому в этом не признаваясь, жалела об упущенном времени, о свой гордости и глупости. Думала, как все могло было быть, не будь я увлечена Льяцем, не бегай я от своих чувств к кузену, задумайся я о том, что несмотря на бессмертие, каждый день ценен и не надо надеяться только на будущее. Галадриэль не особенно распространялась насчет подробностей, но мне казалось, что Нимродель тоже любит Амрота. Конечно, скажи я ей, что она дура и ей надо вернуться, это будет только подтверждением ее слов о моей любви поучать других. — Я не знаю короля Амрота, но слышала о нем много хорошего. Ему будет очень больно, если ты умрешь, так что будь осторожна, — вздохнула я. — И ты тоже, — Нимродель улыбнулась уголками губ, — люди видят мир иначе и не захотят меняться, но меняться ли тебе — это твой выбор. На этом наш странный ночной разговор закончился, Нимродель направила коня в сторону леса Фангорн, а я вернулась в лагерь, где нес вахту Килиан. — Килиан, я никогда не спрашивала, но у тебя, может, есть невеста? — Что это на тебя вдруг нашло, — воин чуть смутился. — Я думаю, через год мое торговое предприятие закончится. Не знаю, останусь ли я в Гондоре и что буду делать, но я, — голос против воли дрогнул, — не хочу тебя удерживать. — Началось! — Я, конечно, не так уж тебя старше... — Вообще-то дольше жил я. — ...но поверь мне, понимаю, как важно быть с теми, кого любишь. Почему, если наше время течет иначе, чем у людей, мы должны постоянно оттягивать момент счастья? Почему должны думать о том, что раз все равно встретимся с любимыми, можно не торопиться? — Тогда поезжай в Валинор сейчас, — попытался предложить решение растерянный Килиан. — Я не хочу! — крикнула я, но осеклась. — Я пока не могу, мне нечего там делать, но это не мешает мне хотеть, чтобы они приехали сюда. Чтобы только Финдекано приехал сюда. Если бы он был Эндорэ, пусть даже далеко, как Глорфиндель, если бы он писал мне письма или я бы узнала о его жизни от других, я бы его даже не доставала своим присутствием! Но каждое балрогово утро, которое я бы вставала в пути, в человеческом городе, в доме Элронда, я бы не думала о том, надо ли мне все менять, надо ли дать себе почувствовать что-то к другому, надо ли попробовать пожить как ветреный человек, надо ли пытаться заполнить дыру в моем сердце или смириться уже с болью и жить дальше. На бедного Килиана обрушилась моя жалостливая исповедь, и он совсем не знал, как себя вести. Эльф неловко обнял меня за плечи и сказал что-то вроде «все будет хорошо». — И поэтому, меня очень злит, когда любящие друг друга создания, живя в одном мире, имея все условия для счастливой жизни, занимаются какой-то ерундой! — Ты можешь открыть в Минас Аноре «Школу жизни Кенамиэн» и попробовать учить людей на чужих ошибках. — Найму тебя к себе демонстрировать плохой образец утешителя чужого горя! — фыркнула я. — Не-не-не, ты меня отпустить обещала, уже забыла? — Да сейчас! Будешь со мной всю мою учительскую жизнь таскаться! Через три дня мы, дойдя до северных границ Гондора, вернулись в столицу. Я подкинула Эарнуру идею снарядить постоянные отряды, которые будут патрулировать границы Гондора по крайней мере до середины весны. В столице за время, что нас не было, ничего не изменилось, и скоро я, поглощённая ежедневными заботами студента, забыла о потрясениях, которые мне принесла поездка. Ингвар и Малкир, особенно Малкир, не одобряли моего решения. Он предрекал мне проблемы в Академии, особенно недовольство Аванота, который уж точно после пропуска занятий, на которые стремились попасть все, попытается выгнать меня с курса. К счастью, учитель Келантар, тоже удивленный тем, что студент ни с того ни с сего пропал на неделю, пришел мне на помощь. Мы с Килианом как раз поднимались на пятый ярус, когда встретили его. — Осваиваешь два занятия одновременно? — произнес он с легкой усмешкой, оглядывая наши доспехи и снаряжение. — Мне казалось, ты выступал против войны. — Против того, чтобы люди на ней концентрировались… Учитель, думаешь, Аванот меня все-таки выгонит? — не удержалась я. — Я попробую с ним поговорить, — чуть улыбнулся Келантар, — только не пропускай больше, а то все ждут вашего нового столкновения. Аванот не выгнал меня с курса, решив, видимо, хорошенько меня убедить, что, как можно догадаться, приводило к спорам, из которых я редко выходила победителем (потому что он никогда не признавал над собой победы). Тем не менее, за нашими дискуссиями следила чуть ли ни вся Академия, и я заметила, что некоторые студенты стали прислушиваться и к моим словам. В середине февраля был день рождения Эарнура, и во дворце готовилось пышное празднование. Сам именинник особенного восторга не выказывал, особенно к официальной части, но присутствовать был обязан. Я дразнила поддерживала его как могла, вспоминая зачастую скучные празднования во дворце Финвэ, но сама обрадовалась, когда тоже получила приглашение. Я поинтересовалась у Дарана, в качестве кого я должна прийти. Мы сошлись на родственнице Элронда, приехавшей от его имени поздравить наследника гондорского престола. Из моих городских друзей были приглашены только Килиан в качестве моего защитника и Гулэрион в качестве сына королевского советника. Последнему я тоже обрадовалась. Несмотря на различие взглядов мы более или менее ладили с Гулэрионом. Он был умным юношей, и я верила, что он будет мыслить гораздо шире, чем Аванот, хотя пока и был с ним согласен. Именно Гулэрион был первым, кого я встретила в истинном обличии и перед кем мне не очень хотелось притворяться. Праздник еще не начался, но я хотела поздравить именинника и в первой половине дня проскользнула во дворец. Я удержалась и сдержанно вежливо кивнула Гулэриону, на что он ответил слегка недоуменным кивком, но, видимо, скоро об этом забыл, так как вечером на приеме не узнал меня. Эарнуру я нарисовала по памяти сцену охоты в Амане, помня, что он несколько раз интересовался у меня деталями. Принцу подарок пришелся по душе, но близость скучной части приема слишком сильно удручала этого пятидесятитрехлетнего юношу. После этого, правда, когда мы прихорошились и приоделись, Эарнур повеселел и, вероятно, подумал о том, сколько красивых знатных (и не очень) девушек сегодня не смогут устоять перед ним. Я немного нервничала, когда входила в парадно убранный зал, чтобы засвидетельствовать радость Элронда (который на самом деле, не будь истории с Балрогом, мог бы прислать кого-то) от того, что принцу Гондора минул еще один год. Присутствие Килиана, конечно, прибавляло мне уверенности, но я понимала, что представление о позиции Ривенделла у жителей Гондора уже сложилось, и не очень хотелось ставить дипломатические отношения под угрозу неосторожным словом. Но, с другой стороны, я осознавала, что это, возможно, еще один шанс повлиять на то, что творится в Академии. Когда все официальные слова были сказаны, присутствующие разбились на группы. Король беседовал с послами, обсуждая вопросы внешней политики. Я с интересом слушала о делах Аранарта на западе, когда к нам присоединился тот, кого я совсем не ожидала сегодня увидеть. Аванот, улыбаясь, подошел к нам и легким поклоном сначала поприветствовал короля, а затем остальных. Не дав мне секунды опомниться, он обратился к рассказывающему. Скоро разговор перетек в обсуждение развития врачевательства у остатков людей из Артедайна. Посланник сообщил, что Аранарт дружит с жителями Имладриса и его люди учатся врачеванию у эльфов. — Конечно, ваш народ сейчас переживает тяжелые времена, но эльфийская мудрость не единственное, на что нужно ровняться. Людям свойственно иное мышление, следовательно, иные пути к его развитию. Да и не могут бессмертные эльфы научить справляться с нашими недугами! — Господин Аванот — руководитель нашей Академии, обучает цвет Гондора новым наукам, которые преумножат человеческую мудрость и славу. По крайней мере, так он обещает, — чуть улыбнулся король. — Что, однако же, не мешает моему сыну предпочитать занятиям упражнения в обращении с мечом и луком, а принцу Аранарту — эльфийскую мудрость. — Мы всегда будем рады видеть принца в наших стенах, — чуть попятился Аванот, — как и всех достойных молодых людей Артедайна. — Боюсь, наши достойные юноши скорее пойдут по стопам владыки Аранарта и принца Эарнура и вряд ли выдержат испытания в передовых науках, которыми славится ваша Академия. — О, главное — базовые знания и желание учиться тонкостям, в процессе обучения мы скорректируем их представление о науке. Король и посланник Аранарта отошли, кружки постоянно менялись, гости то приходили, то уходили, и разговор прыгал с приходом новых людей с одной темы на другую. Эарнур выловил меня и повел танцевать. Перед одной из танцевальных фигур, когда пары менялись партнерами, принц бросил мне хитрый, не обещающий ничего хорошего взгляд, и отвернулся, обворожительно улыбаясь молодой жене одного из королевских советников, а я испытала второе потрясение за этот вечер, встретившись с Келантаром. Приветствие уже готово было слететь у меня с губ, когда я вспомнила, что мы вообще-то не знакомы. Пока мы танцевали, я успокаивала себя тем, что многие ученые в принципе не очень внимательны к деталям бытовой жизни, и никакому нормальному человеку не придет в голову подозревать, что я, такая сегодня красивая и нарядная, притворяюсь мальчиком-студентом и спорю с учителями. Келантар, к моему удивлению, хотя, наверное, в этом и не было ничего необычного, прекрасно танцевал, вел в танце и улыбался так же обворожительно, хотя и гораздо более вежливо, чем Эарнур. Я даже немного расслабилась, получая удовольствие от танца и праздника, но все же мне показалось, что Келантара что-то смущает. К счастью, он был слишком хорошо воспитан и слишком мало во мне заинтересован, чтобы о чем-то расспрашивать. — Еще один танец? — лукаво улыбнулся Эарнур, когда мы снова встретились. — Если ты делаешь это из вредности, можешь найти занятие поинтереснее. Серьезно, Эарнур, я не послала тебе гневное осанвэ только по случаю твоего праздника. — Ну, значит меня сегодня нельзя ругать! — ослепительно улыбнулся принц. Подстава это была или нет, но на следующем танце мы сошлись в пару с Гулэрионом. Он вел себя более непринужденно. Из-за своего увлечения науками он меньше беспокоился о правилах, хотя и был вышколен. Он не собирался пока становиться королевским советником и беспокоиться о том, что можно и нельзя говорить послу другого народа, так что мы мило поболтали, пока проходили круг и дорожку по залу. — Любезный Гулэрион, твой отец упомянул, что ты учишься здесь в Академии. Как тебе там нравится? — спросила я после танца, решив больше к Эарнуру не подходить. — Очень, — живо откликнулся Гулэрион, протягивая мне бокал с белым игристым вином, — Заходи к нам, госпожа, я тебе все покажу. — Боюсь господин Аванот не будет рад меня видеть. Кажется, я несу с собой багаж эльфийской мудрости, а это устаревший подход. — Может быть, когда ты воочию увидишь, чем мы занимаемся, ты пересмотришь свое мнение об учителе Аваноте. Сказано — сделано. Утром мы встретились с Гулэрионом у ворот седьмого уровня, и он повел меня знакомой дорогой в Академию. Я попросила Килиана предупредить моих друзей учеников, так что сегодня, когда мы пересеклись, Ингвар и Малкир не обращали на меня внимания. Зато обратил Аванот. Хотя послы и гости иногда заходили в Академию, он явно был удивлен, увидев меня. Я знала, что сейчас он будет вести занятия, тем не менее мой статус посла и его статус руководителя Академии требовали, чтобы он уделил мне внимание, поэтому я сказала, что мне интересно посмотреть, что изучает «цвет Гондора», я думала, что тут он меня и пригласит, но не видать мне было бы приглашения, если бы не проходивший мимо Айнурион, специалист по квенья и эльфийской истории. После его радостного приглашения лицо Аванота перекосило, но отказать было уже невежливо. Аванот рассказывал в своей обычной — «то, что я говорю не может быть подвергнуто сомнению» — манере. Но меня в лице Элатара на занятиях не было, поэтому Аванот так не нападал на эльфов и совсем не говорил о военном применении достижений науки. Он одновременно и хотел остаться в позиции постоянного победителя, особенно перед своими студентами, и не хотел раскрывать мне «секреты народа людей». Я в который раз убеждалась, что мне достался тяжелый противник, поэтому в конце занятия опять решила заговорить о том, о чем речь шла на празднике. — Изумительная лекция, у вашей Академии интересный подход к обучению. Принимая «эльфийскую мудрость», как ты вчера сказал, господин, на вступительных испытаниях, вы потом отвергаете старые понятия, переходя исключительно на новые науки. — Леди Кенамиэн, не подумай, что я отрицаю мудрость эльфийского народа, но я считаю, что у людей должен быть свой путь развития, — расплывчато объяснил Аванот, складывая свитки в сумку. — Что же станет основой знания, если вы отвергаете исторические предпосылки его формирования? — Как ты заметила, госпожа, мы концентрируемся на том, в чем человек силен, и заботимся о благе нашего народа. Что, в конечном итоге, обернется благом для всего Средиземья. — Что ж, я вижу, студенты очень вдохновлены твоей идеей собственного пути для рода эдайн, господин учитель, — я улыбнулась, поворачиваясь к Гулэриону, который рядом с Аванотом просто светился. — Надеюсь, они, как одни из тех, кто будет решать судьбу Гондора очень скоро, помнят о дружественном отношении народов Средиземья друг к другу как перед лицом общего врага, так и для совместных открытий, изобретений и взаимного процветания. — Ну разумеется, — сквозь зубы сказал выведенный мною Аванот. — В таком случае разреши мне пообщаться с твоими студентами, мне, как и лорду Элронду, очень интересно, знать, чем живет будущее поколение первых умов Гондора. — Жаль, Элатара сегодня нет, он бы тебе понравился, госпожа, — сказал наконец Гулэрион. — Он больше подходит для того, чтобы налаживать связи между представителями разных культур, чем я. Я же полностью предан науке! Я наблюдала за реакцией Аванота и увидела, как он чуть заметно скривился. Келантар молча стоял рядом. И у меня было ощущение, что он наблюдает за мной. У Гулэриона еще были занятия, поэтому Аванот, чуть резче, чем требовалось, попросил свободного в ближайший час учителя Келантара проводить меня к выходу. Келантар не спросил меня, понравилось ли мне занятие, предложил только посетить их знаменитую библиотеку. Я с усмешкой спросила, дают ли они студентам только те книги и свитки, в которых написано про собственный путь развития человека. Через два дня Элатар вернулся в Академию. Перед приходом в этот храм науки я тщательно привела себя в надлежащий вид, выпила побольше микстуры, понижающей тон голоса. Малкир и Ингвар, тревожные по характеру, советовали мне уже не возвращаться в Академию, но Килиан пожал плечами и сказал, что, если я буду чуть меньше выступать, никто ничего не заподозрит. Хотя он считал, что игры в мальчика-подростка не идут мне на пользу, и, по рассказам Малкира составив мнение о том, как я себя виду, вообще сомневался, что это я одна из старейших эльфов в Средиземье. Было жалко расставаться с нарядными платьями и длинными волосами, но отступать я была не намерена. Я думаю, всем этим я занималась частично из-за отсутствия более интересной альтернативы, к тому же я не могла покидать город надолго из-за уговора с моими спутниками-торговцами. Но, например, будь на балу Финдекано, стала бы я сейчас снова переодеваться в мужское платье и идти спорить? Ну, возможно, и стала бы, но как здорово было бы пройти с ним хотя один круг по залу. Он бы оценил, какая я была красивая и мою поздравительную речь перед всеми этими важными людьми… Да, пожалуй, мы бы были самой красивой парой во дворце. Он бы тоже мог поехать в Хартум, и я бы познакомила его с Элли и Малкиром… Я была в бордовом платье и, наверное, по меркам людей, должна была казаться старше. А мои знакомые из Академии в праздничных нарядах тоже выглядели симпатично, интересно, стал бы Финдо надевать бордовый костюм? — О чем ты замечтался, ученик Элатар? — раздался голос совсем рядом. Я вздрогнула и, подняв глаза, увидела Келантара. — Надеюсь о том, как нас навсегда не покинуть. — Наткнувшись на мой непонимающий взгляд Келантар продолжил. — Если бы ты опять, хотя обещал мне, дорогой друг, ни пропустил занятия, ты бы знал, что руководитель Аванот проводит чистку в Академии. Он нанял себе в помощники своих преданных учеников, задача которых проверить на промежуточном этапе знания и настроения, — Келантар выделил последнее слово, — студентов. Рассказывая мне эти неприятные новости, Келантар быстрым шагом шел в сторону своего кабинета. — Но у меня сейчас занятия у учителя Айнуриона… — У тебя, насколько я знаю, проблем со знанием квенья и истории нет, хотя сейчас это не так уж хорошо. А по моему предмету ты пропустили четыре занятия. Так, — Келантар открыл кабинет, зашел и указал мне на стол, на котором стояло несколько стопок бумаг, — садись, учи и, если спросят, ты последние три дня помогал мне с разбором этого, — Келантар достал как будто состоящий из пыли свиток. — Сочинение о преимуществах сплава металлов и истории о силе человеческого духа авторства одного из мудрейших людей рода Хадора. — Что это за язык вообще? — пробормотала я. — Талиска. Кажется, я погорячился насчет твоего знания истории, любезный Элатар. Это древний язык, прародитель андунаика. — Но разве это не примитивное наречие?.. На нем вообще писали? — Одно из редчайших сокровищ, — Келантар не смог скрыть иронии в голосе, — нашей библиотеки, но малоизученное. Если тебе немного знакомы языки диких племен эльфов, ты с помощью Андунаика поймешь, о чем здесь речь. Келантар оставил меня одну с какой-то древней человеческой дребеденью. Пригодилась бы мне сейчас эта Нимродель с ее нандорским! Почему нельзя было дать мне это задание, когда мы уезжали на северные рубежи Гондора? — А, Элатар, ты где пропадал? — в кабинет зашел Гулэрион. — Учитель Келантар нагрузил меня работой, — я растерянно показала на бумаги. — Он просил тебе еще передать, на, — Гулэрион отдал мне новый, аккуратный свиток, — это конспекты последних занятий. Здорово, что тебя в помощники взял Келантар! А я попал к Аваноту, теперь у меня тоже много дополнительной работы! — Гулэрион опять выглядел вдохновленным. — Кстати, правда, где ты был? К нам два дня назад приходила эльфийка из Ривенделла, говорила почти то же, что и ты. Я хотел ей тебя показать, но не нашел, а твои друзья только сказали, что ты себя плохо чувствуешь. — Сейчас я уже в норме. А эльфийка, может, опять придет, тогда уж мы с ней поболтаем! — Ладно, если что, можно устроить вам встречу вне Академии, я думаю. Кстати, это правда, что ты ходил в поход с принцем Эарнуром недавно? Без обид, но ты не выглядишь сильным воином. Чем ты занимаешься, кроме учебы? — Гулэрион, это и есть твои новые обязанности? — я прямо посмотрела на него, и он выдержал мой взгляд. — Да ладно, мне просто любопытно было. Дерзай, — он отдал мне свой конспект, я поблагодарила, и он вышел. Подобный разговор повторился еще через два дня, но уже с малознакомым мне старшекурсником. Он без моих прямых ответов уходить не хотел. Я рассказала ему то, что могли подтвердить боевые товарищи Эарнура. Еще он спрашивал, где я живу, из какого рода происхожу, чем занимаются мои родители. Аванот снова говорил об обособленности человека, но теперь он, очевидно, получив какие-то новые сведения, начал потихоньку подводить к тому, что другие расы несут опасность благополучию людей. На последнем занятии он заговорил о трагедии Кхазад-Дума и свел все к тому, что гномы не только сами виноваты в уничтожении своего дома, но и несут прямую ответственность за разорение северных рубежей Гондора. — Ученик Ингвар, там, кажется, жили твои родственники? — обратился к нему Аванот. — А ты сам, живя в Изенгарде, должно быть, заметил, что у гарнизона появилось много работы? — Я приехал учиться сюда до того, как регион подвергся разорению, — сквозь зубы ответил Ингвар. — У нас есть другой свидетель, не так ли, ученик Элатар? Сколько несчастных, бегущих из дома людей ты видел, когда ездил в поход с дружиной нашего доблестного принца? — Много несчастных людей. И эльфов. — Люди бежали в города. А куда бежали эльфы? На Запад, в безбедный Валинор, не так ли? Как вам такая дружба народов? Пока люди должны страдать, сражаться и выживать, эльфы могут в любой момент уплыть от всех наших бед. Разве это не принципиальное различие? Вы понимаете, почему я ратую за то, что человек должен опираться на свою мудрость и развивать собственные знания? Потому, что нам бежать некуда, потому что эльфийское знание основано на существовании Блаженного Края, которого у нас нет. Поэтому, — убежденно говорил Аванот, — мы должны сделать свой собственный край таким. Каким бы верным другом эльфам вы ни были, вас с собой не позовут. Аванот говорил это без обычной злости ко мне, Элатару, раздражаться он мог только на беспечную, по его мнению, родственницу Элронда. В то, что беспечность непутевого ученика пройдет с юношеской наивностью, он еще верил. А эта родственница Элронда сегодня официально уезжала обратно. Мы загримировали Килиана, чтобы никто из его нынешних знакомых не удивлялся, что он сначала уехал как сопровождающий посланницы, а затем, как ни в чем не бывало, тренировался с Эарнуром на втором уровне. Мы придумали, что в город вернемся вместе с отрядом Эарнура, который сегодня собирался размяться за стенами города. Эарнур, кстати, клялся мне, что мои столкновения на балу с Гулэрионом и Келантаром были абсолютно случайны и он тут совершенно не причем. Я сказала, что поверю, если он найдет возможность для меня поговорить с Келантаром вне стен Академии. Тогда Эарнур позвал учителя, специализирующегося на законах физических тел, во дворец, чтобы обсудить с ним проект усовершенствованной брони. Мы встретились с ним на выходе из дворца, я ждала, пока мне подведут коня, а Келантар, задумавшись, шел от принца. — Господин Келантар, — окликнула я его, и он с удивлением поднял взгляд. — Хорошо, что я тебя встретила, хотела передать тебе мое восхищение Академией. — Благодарю. Твой визит для нас честь, госпожа. — Принц Эарнур доставал тебя новой бронёй? Боюсь, это моя вина, мы видели много горя, пока добирались сюда, и нас не раз выручали эльфийские доспехи. Принц вдохновился их легкостью и прочностью, мы обсуждали это вчера вечером, а сегодня он уже советуется с тобой, как можно усовершенствовать вашу броню, используя нашу. Но это, кажется, не соответствует вашему подходу? Почему же ты улыбаешься, господин учитель? — Не беспокойся, госпожа, один из моих учеников иногда тренируется с дружиной принца, я думаю, это скорее из-за него принц захотел со мной пообщаться по поводу доспехов. — Это не его ли хотел мне показать твой ученик Гулэрион? Мне обещали студента, который ратует за взаимное обогащение наших культур. Мне почему-то показалось, у вас таких не много. У Келантара были мягкие правильные черты лица. В таком лице, как и в лице Демара, с первого взгляда читался интеллект, но на нем не было отпечатка надменности или страдания. Келантар редко повышал голос, никогда не унижал студентов, а те искренне его любили и уважали. Он всегда был вежлив, за исключением того случая, когда я как Элатар его достала, не старался добиться всеобщей любви и не стремился подавлять чужое мнение. Утреннее солнце золотило его волосы и отражалось в голубо-зеленых глазах. Сегодня он был в своей обычной темно-серой мантии. Мне становилось спокойнее за будущее Гондора, когда я смотрела на него. — Знаешь, господин Келантар, почему я была в Артедайне и почему я сейчас здесь? Я многому хочу научиться у людей. Многие присущие вам качества нравятся мне больше, чем то, чем гордятся эльфы. Я не пытаюсь быть человеком, но я пытаюсь стать сильнее и лучше. Мне кажется, взаимное обучение — естественный процесс, и нет смысла отвергать хорошие идеи только потому, что они чужие… Жаль, что мне уже пора. Желаю удачи! Передай, пожалуйста, Гулэриону, что с учениками я обязательно пообщаюсь во время следующего визита в город. Мы выехали из города на виду у всех и умчались за горизонт. Через несколько часов со свистом и прибаутками из города вынесся отряд Эарнура. Мы с Килианом заехали в лес, спрятали под камень атрибуты эльфийки и ее сопровождающего, я хотела было убрать красивое платье в заплечную сумку, но Килиан настоял, чтобы ничто не указывало на то, кем мы выехали из города. — Ты поэтому взял рыжую лошадь в белых пятнах? Совсем не бросается в глаза, что ты! — Женщина, ну за кого ты меня принимаешь? Килиан взял лошадь под уздцы и пошел вперед, я из любопытства последовала за ним. Какое-то время мы шли то в одном направлении, то в другом, наконец я поинтересовалась, чем, собственно, мы занимаемся, но Килиан поднял руку вверх, требуя молчания, прислушался и улыбнулся. Вскоре мы пришли к лесной речке, Килиан подвел свою лошадь к воде, достал из сумки щётку и начал отмывать с пегой лошади белые пятна. — Килиан, ты меня, пожалуйста, извини. — М? — С моей стороны было очень некрасиво оставить тебя на произвол судьбы по прибытии в город. — Что ты там говоришь? — Ну ты, с другой стороны, мог сказать, что тебе одиноко, скучно, нечем заняться. Помни, что ты всегда можешь со мной поговорить, не обязательно уходить в такие крайности! — Еще одно слово, многоуважаемая посланница, и эта щётка полетит в тебя! — Килиан, не отшучивайся, раскрашивание лошади — это серьезный знак наруше… Как и обещал Килиан, щётка полетела в меня, но я отскочила и, одной ногой соскользнув с камня в речку, решила, что терять уже нечего, и обрызгала его водой. Килиан бросил лошадь и погнался за мной. Та, не потерпев к себе такого наплевательского отношения, встала на дыбы и заржала, из-за чего моя лошадь чуть не рванула в лес, но я начала ее звать на языке животных, который, хотя она его и не знала, заставил ее остановиться. И тут раздалось ржание третьей лошади. Мы вчетвером (я, Килиан, его лошадь и моя) одновременно обернулись, чтобы дальше по течению реки увидеть следующую картину: обессиленная молодая женщина с трудом держалась на не менее уставшем коне. Мы с Килианом подбежали как раз в нужный момент, чтобы поймать ее при падении. Откинув серебристые пряди с ее лица, я с удивлением воскликнула: — Нимродель!