Как сильмариллы все изменили

Я лежала на спине, щурясь на солнце, и смотрела на облака в высоком весеннем небе — пышные и низкие. Грозовые тучи всегда приходят весной. И сегодня совершенно точно будет ливень. Я дождусь дождя и уползу в комнату, в комнате смогу лежать на матрасе и смотреть, как светлеет небо, смилостившееся над горячей землей. Ветерок играл легкой тканью платья, кольцо, которое я, не снимая, носила на цепочке, грело грудь и казалось таким же довольным и умиротворенным, как и я. Недалеко во дворце чьи-то пальцы умело и легко перебирали струны гуслей. Когда пойдет дождь, гусли заплачут, а пока они радуются. Кошка, изящно преодолевая препятствия в виде шишечек на периллах, спрыгнула на мою террасу и довольно потянулась. Какое-то приятное чувство заставляло меня улыбаться и не думать о плохом. Ветер раскачивал цветы в горшках, они смешно кивали головками в такт музыке. У кошки был смешной ошейник с бубенцом. — Голубая ленточка, как же тебя зовут? Мне ведь князь представлял вас по именам. Назвать князя хозяином кошки у меня язык не повернулся бы. Ему нравилось с ними играть, но недолго, давать им имена по окраске и породе, к цвету шерсти подбирать ленточку ошейника и… забывать про них. По дворцу таких кошек было не меньше тридцати. Когда мы с князем гуляли, иногда их встречали, и смешное Существо важно называло мне имя кошки. Не уверена, что он знал имена всех своих министров. Эх, Существо-Существо... Кошка зашла в комнату первой, почувствовав приближение дождя. Вдалеке прогремел гром. У князя сейчас уроки, а я бездельничаю. Я улыбнулась. Он, правда, скорее всего, ничего не слушает, а считает мгновения после рассекающих небо молний. Гроза всегда как-то воодушевляет. Заставляет с волнением предвкушать. Я следила, как дождевая капля скатилась с листика цветка, прочертила по глиняному горшку мокрую дорожку и растаяла между половиц. В комнату долетали брызги, пахло грозой и мокрым деревом. Весенний ветер нанес в Хээй много пустынной пыли. Пустыня передает привет, Эонвэ? Небо ворчало, Манвэ говорил что-то на никому неведомом языке. А может, просто выдыхал душный предгрозовой воздух. Эонвэ играл листьями беспокойных деревьев в саду. Надо Существу рассказать про Эонвэ, как он летает и видит все, что твориться на земле. А Ульмо с водяными потоками дождя, стекающими по трубам вниз к саду, — слышит. В фиолетовых тучах согласно ухнуло. Старшая служанка князя оказалась очень приятной женщиной, не любопытной и не болтливой, за что, вероятно, и получила свою должность. Сначала Лирей произвела на меня неприятное впечатление именно скупостью слов и эмоций, но за две недели дворцовой жизни я научилась подмечать, когда ее красивый лоб наморщен от раздражения, а когда — по профессиональной привычке. Во втором случае с Лирей можно было приятно поговорить на разные темы. Удивительное ее спокойствие и терпение в обращении с неугомонным Существом внушили мне уважение. Чем я ей приглянулась — не знаю, но она проявляла и обо мне заботу. По-своему, конечно. Исправляла мою неправильную речь, тыкала, как своих девушек, палочкой в спину, чтобы ровно сидела. Во дворце этикет был на высшем уровне, не только по сравнению с остальным Востоком, но и вообще во всем Средиземье. В Гондоре были общие правила, за мелочами никто особенно не следил, вспомнить только Эарнура, который, несмотря на старания Дарана, запросто мог явится на совет помятым и похмельным. У Элронда все друг друга знали слишком давно, чтобы кому-то пришло в голову выпендриваться чем-то новым, правила соблюдались по привычке и для удобства окружающих. Гномий этикет мне постичь не удалось, но трудящийся народ не забивал голову кучей лишних деталей. У нас, вернее, у Финвэ всегда царила домашняя атмосфера. У Ольвэ был дворец, у Манвэ — чертоги, у дедушки — дом. В детстве мне казалось, что нет ничего хуже приемов, где надо вести себя прилично, держать лицо, слушать и смекать. А сейчас думаю: какое лицо? Что нам велели не ругаться и не драться на праздниках, так это и другим детям говорили, а мы и это не всегда выполняли. Горстка эльфов, знавших друг друга ещё в Эндорэ, братьев по рождению, хотя и не по крови, — вот были дедушкины советники. Сейчас я очень четко поняла мамину мысль о том, что у нас были помощники, а не слуги. Да, наверное, сейчас в Амане совсем по-другому. Есть ли какое-то ограничение на возвращение в жизнь? Мысль глупая, достойная людей Эндорэ. Но, даже если великая мудрость и сила Валар не подлежат сомнению, правит народом эльф. Как живётся Тириону с новоприбывшими, живыми и выходящими из Мандоса квенди, приносящими свои привычки? Если дядя Арафинвэ с управлением до сих пор справляется, низкий ему поклон. На что ему мой поклон, конечно. Надо ему за нервную работу хороший отдых организовать. А то в Амане сейчас, зная здешних эльфов, дай только какому-нибудь древнему герою песен в лицо плюнуть и сказать, что не прав. А правителю все терпеть и всех мирить… Нет, надо было Моринготто на исправление в другое место посылать. Моринготто на троне Тириона... страшная прежде картина показалось мне очень забавной. Лирей неодобрительно поджала губы и легонько ударила меня палочкой по плечу. Стража стояла снаружи покоев, но даже будь доблестные стражники свидетелями моих снов наяву и смеха невпопад, они бы не выказали удивления. Да уж, этикет во дворце Хээй был больше всего похож на то, чего я так боялась раньше в Тирионе. Существо напоминало мне меня в беззаботном детстве: искренне страдало, абсолютно ничего не делая. Но когда это черноглазое чудище изволило гневаться, бедные слуги и придворные только кланялись, и, наклоняя голову, со злости скрипели зубами. Лицом князь был очень мил и из-за своего поведения казался сильно младше своих лет. Он был, конечно, капризен, но избалован своими же придворными. Лирей обмолвилась, что мать Существа умерла уже десять лет назад, а через год после неё — и старый князь. Кажется, Существо было поздним и долгожданным ребёнком, но позаботиться и довоспитать родители не успели. Трогательный вид осиротевшего Существа с пронзительным взглядом огромных чёрных глаз не оставил никого равнодушным (здесь, конечно, преувеличение), и мальчика задабривали лаской и задаривали красивыми подарками в искреннем желании помочь ему справиться с утратой. И как разбалованный котёнок, Существо вырастало в неуправляемого кота. После месяца дворцовой жизни я окончательно утвердилась в мысли, что спасший меня казначей преследовал не только собственные интересы, но и заботился о благополучии всего дворца и, как знать, может быть, всего княжества. Существо, именуемое, кстати, князем Сидзару Иошенпей Ян-ю и что-то там ещё, я уже не помню, сначала не хотело меня от себя отпускать. Разве что имя мне не придумал (хотя мог бы) и ленточку с бубенчиком не надел... Спустя некоторое время ему, конечно, надоело, но расставаться юный князь со мной все равно не спешил — нового развлечения у него все равно не было. Сколько раз я зареклась перевоспитывать и спасать кого-то? Не справилась и на этот раз и как-то незаметно втянулась в дворцовую игру. Было бы нечестно сказать, что Существо мне не нравилось. В сочетании наглости и непосредственности всегда есть что-то притягательное (на что я и попалась в ранней юности), но князь был так искренен в своём обращении с кем бы то ни было, в сочетании с резвым умом и воображением это вызывало глубокую симпатию. Существо пригласило меня на чаепитие, на которое само опаздывало. Никто из других приглашенных тоже пока не явился, поэтому Лирей тыкала меня палочкой и давала последние наставления. Я, по правде сказать, немного нервничала, первый раз за очень долгое время буду в «приличном обществе». На столе, кроме моего, стояло еще шесть приборов. Хотя бы не так много людей сразу. Надеюсь, удастся выдержать ровный тон и не опозориться. Двери распахнулись и, активно жестикулируя и громко что-то разъясняя, Существо влетело в комнату. Сразу за князем шел Канан, к которому князь и обращался, и мой «начальник» — казначей Гужо, с ухмылочкой на дряблом лице. Я еще раз отметила, что на его фоне Канан смотрелся выгодно, и слегка вздрогнула от присутствия обоих министров, кажется, приятной беседы не предвидится. Вслед за советником и казначеем вошли еще трое. Двоих я видела во дворце, но меня им не представляли, а они ко мне и не думали подходить. От кого-то я слышала, что даму зовут Йонсон. Хлесткое, будто мужское имя вызывало устойчивые ассоциации с Нэрвен. Дама тоже была высокой и красивой, но тоже по правилам здешнего этикета. Белизна кожи казалась неестественной при ярком солнце Хээй, но притягивала взгляд, казалась символом высоких достоинств. Вряд ли Йонсон была жрицей луны или великой Владычицей, но холодность красок ее лица и взгляда наводили на мысль о том, что дама явно мастер в каком-то необычном для другого человека деле. Может, плетении дворцовых интриг? Ее спутника я видела издалека в группе министров и, не очень утруждая себя заботой узнать все порядки моего нового «дома», не узнала ни его имя, ни должность. Он чем-то напоминал Йонсон, но внешнее сходство, объяснявшееся родством, становилось почти незаметным из-за разных манер. Последним вошел человек, одетый во все черное. Во дворце любили яркие краски, Хээй даже так подчеркивал свое отличие от пустыни, но черный как будто не жаловали. Причем это наблюдение верно не только для Хээй, но и вообще для культуры Эндорэ. В Амане черный всегда считался синонимом тьмы, Мелькор не мало поспособствовал страху темноты. И все же отец выбрал черный одним из цветов дома. Сейчас не вспомнить, когда именно это случилось. Может, так было еще задолго до появления у него в душе ростков отчаяния и злобы, брошенных Мелькором. В западном Средиземье, издавна боровшимся с «Черным врагом мира» и его приспешниками, черный означал опасность. Эльфы Эндорэ — синдар, телери, и даже пожившие здесь эльдар — не любили черный. Темные оттенки серого и зеленого широко применялись эльфийской разведкой. Темно-синий, в сумерках неотличимый от самого настоящего черного, встречался, но не многие отваживались его носить. В числе смельчаков была Арвэн, темная одежда делала ее контрастную красоту еще ярче. Арвэн со своей алебастровой кожей и черными волосами могла бы и во дворце Хээй считаться эталоном красоты. Но остальные эльфы черный не жаловали. Боялись или не считали достойным себя — непонятно. Но даже на Востоке, долго пробывшим под властью эльфийских врагов, черный не был однозначным цветом. Темные доспехи носили воины, как воины Кохиры, некоторые покрывали тело золотым узором. Это явно были остатки культа Саурона. Черный в пустыне и вообще на юге — опасен. У всех воинов были такие же накидки, как у мирных жителей, защищающие от палящих лучей. Культ Саурона был неустойчив уже давно. С тех пор, как я пришла на Восток, я наблюдала разрушение культа и замещение его чем-то менее символичным. Кроме последователей «Владыки» черный иногда носили отшельники. Но поскольку жизнь здесь долгие годы была более непредсказуемой и беспокойной, чем на Западе, общая культура не складывалась. Рассеянные кучки людей обычно не имели достаточно ресурсов, чтобы запасаться бесполезной одеждой и придумывать бытовым предметам особые значения. Старейшины одевались лучше, местные наставники духа старались выделиться, мои, вон, носили синие плащи, а мудрецы Школы — серые и фиолетовые одежды. В общем, мне не удалось скрыть свое удивление и даже испуг, потому что, прокрутив в мыслях все применения черного цвета, я не нашла ничего более достоверного, чем символика Саурона и Моринготто. Человек в черном обжег меня взглядом черных глаз, но черными глазами здесь никого не удивишь, более удивительна была черная подводка вокруг всего глаза, придавшая его лицу выражение надменности и… злобы? Эру, что это такое, зачем ты меня сюда привел? Лучше бы сбежала. Как только все расселись, Существо опять зажурчало ручейком. Князь, оглядывая компанию, казался очень доволен своей идеей свести нас вместе, кажется, понимая всю странность выходки. Я сидела с краю стола, по правую руку от меня сидел Гужо, а напротив — черный человек. Видимо, я у него вызывала не меньший интерес, чем он у меня: он уставился на меня своими неподвижными глазами, подводка делала его взгляд похожим на взгляд тигра. — …господа, чаепитие не время для споров! — жизнерадостный вид князя, кажется, причинял Канану физическую боль. — Вы все друг друга знаете, но я считаю своим долгом еще раз всех представить, чтобы не было недоразумений. С Существа бы сталось и никого не представлять, я даже удивилась. Но все выяснилось тут же: он готовил это представление и хотел посмотреть, какое впечатление на его гостей произведут его слова. Йонсон представили придворной дамой и главной поборницей красоты. Похожего на нее министра — Усолом, он отвечал за сельское хозяйство. Но вот человек в черном был загадочным полушепотом определен как колдун Масута, опасный и безжалостный, проводящий опыты на людях, способный заставить солнце погаснуть, а человека — ожить! Но он этого не делает из уважения к князю, иначе бы в княжестве творился полный беспорядок. — А это Хэку, странствующая сказочница, рассказывает мне, что творится в мире. Ее уличили в действиях против княжества и хотели казнить, но волей судьбы она попала во дворец. Я ее великодушно помиловал, и за это она поклялась всю жизнь служить мне. Мы поедем в путешествие, но потом, — уверенно закончило Существо. Глазища злорадно сверкали. Князь выглядел очень довольным, но бурной реакции не получил. Удивлена, казалось, была только я. Выходка князя была оскорбительной, и я не считала правильным все спускать ему с рук. К сожалению, действовать надо было еще осторожнее, чем в гондорской Академии. Расскажу ему парочку поучительных сказок. Гужо толкнул меня коленкой под столом, я задумалась, а все ждали какого-то ответа. Тонкие брови Йонсон были насмешливо изогнуты, министру сельского хозяйства Усолу, кажется, было меня жаль, взгляд человека в черном оставался нечитаемым, зато взгляд Канана ясно давал понять следующее: «просто ответь и не выкидывай что-то странное». — Очень рада с вами познакомиться, — наконец выдавила я. Этого было достаточно, и почти все чаепитие я молчала, как положено, говорила только тогда, когда спрашивали. Глаза в черной подводке, глаза на белом холеном лице, глаза холодные и внимательные, заставляли нервничать и отвлекаться. Обсуждали не то чтобы ерунду, но как всегда во дворце не напрямую, нужно было слушать очень внимательно и знать говоривших, чтобы понять, о чем речь. Я не была одной из посвященных. У князя сегодня были уроки верховой езды, поэтому чаепитие не затянулось. — Хэку, останься. Баловник! Как только все, поклонившись и поблагодарив за приглашение, вышли, радостная детская улыбка опять озарила лицо князя. — Ну что, как тебе понравилась наша компания? Я немного приукрасил, чтобы сделать твою историю поинтереснее… — Тебе не кажется, князь, что ты далеко зашел в своих играх? — голос дрожал. — Ты что, обиделась? — расстроенно протянуло Существо, но тут же встрепенулось, черные волосы и блестящий щелк опять взметнулись волной. Существо было похоже на чудесную птицу, оправляющую свои перья в саду Йаванны. Но я не успела ничего ответить, птица закричала и замахала крыльями. — Я князь, я здесь главный, если я хочу пошутить, я так и делаю. И больше не одергивай меня, я все-таки тебя спас, могу и передумать! Где-то я все это слышала. Мне вспомнились первые палящие дни в пустыне и плен Кохиры. Бессознательность Существа только и спасала его превращения в злого духа. — Я вот тебе вечером расскажу историю, князь, о вредном мальчике. Очень интересную, — пообещала я. Существо бы разозлилось, но любопытство было сильнее, поэтому крикнув мне, чтобы точно было интересно, Существо упорхало на занятия. Ну я ему насочиняю… Я шла по дворцу в сторону сада, надеясь там привести в порядок расстроенные на чаепитии нервы. Запутанные пути дворца запоминались легко, я больше не засматривалась на резные стены или гобелены, рискуя потеряться. Да, многое за два месяца стало знакомым и привычным. — А! Прямо за поворотом стоял человек в черном и, очевидно, ждал меня. Неподвижные глаза смотрели так пристально, что хотелось спрятаться. Колдун сделал шаг навстречу. Я уже закричала, если убегу, хуже же не будет? Он, замечая мой порыв, протянул руку. Я отскочила. Нет уж, не поймаешь! — Не прыгай как коза, — голос колдуна звучал спокойно, в нем не было слышно ни угрозы, ни раздражения. Я замерла, повинуясь, но тут же дернулась. Околдовать меня вздумал? — Я девочек не ем, — загорелое лицо от ухмылки перекосилось, стал заметен длинный шрам от виска до шеи. — Мне нужно с тобой поговорить. Колдун развернулся и пошел по направлению к саду. Ладно, Кена, ты просто разволновалась, не съест же он тебя… Сад сложно было назвать укромным местом, он хорошо просматривался из окон дворца, и в нем всегда гуляли придворные, но колдун завел меня тенистыми дорожками в неисследованный мною уголок. Развесистые ивы скрывали от любопытных глаз на дворцовых балконах, а журчащий рядом ручей заглушал звук голоса. Ветер раскачивал склонившиеся к воде гибкие ветви, тень дрожала на земле. — Я не знала об этом месте, — негромко сказала я, с удовольствием осматриваясь. — Как и много о чем, — загадочно ответил колдун. — Но есть вещи, незнание которых скоро может тебя погубить… — он вздохнул. — Меня зовут Масута, и я действительно изучаю то, о чем люди обычно не задумываются. Я живу на краю Хээй, редко бываю во дворце, но обо мне ходит много слухов, большинство из них пускает князь, — в этот раз усмешка показалась мне грустной. — Думаю, и твою историю князь исказил. Колдун ждал ответа, я рассказала то же, что и Канану. К моему удивлению он удовлетворённо кивнул и не стал больше расспрашивать. — Да, князь, как всегда, разыгрался, — как бы про себя сказал колдун. — Послушай, хотя ты и вела себя сегодня тихо, мне кажется, что к князю ты относишься без должного почтения к его титулу и, — жестом останавливая мои возражения, продолжил Масута, — без должной осторожности. Для него ты пока еще новая игрушка, но дети не берегут игрушки, когда они становятся неинтересными. — Князь — добрый мальчик, но не всегда понимает, как себя ведет, — я улыбнулась. Страх отошел, Существо, конечно, придумало страшный образ само. Колдун был вполне обычным человеком. — Князь — больной ребенок! Больной, как ты этого не понимаешь? И я был его игрушкой, но вскоре был сослан, и могу возвращаться в города только по его приказу. Меня почитают за чернокнижника и душегуба, потому что князь это вообразил. Но я еще легко отделался… Ветви ивы хлестко стегали воздух. Птицы не рисковали на них садиться. Что-то тяжелое и острое ощущалось в груди. Ручеек по-детски безжалостно смеялся. Я оперлась на дерево, и чувствуя, что теряю равновесие. — Спокойно, — раздался над ухом голос колдуна, кажется, взволнованный. — Обморок? — спросил его другой голос. Я быстро подняла голову и увидела рядом с колдуном Канана. — Главное, чтобы не плакала тут громко, — Канан внимательно осматривался. — Я… не верю тебе. Вся тревога за время странного чаепития, нет, за время пребывания в непонятном Хээй, вырвалась из тайников сердца и обрушилась на меня. Закрывая глаза, я часто не могла отогнать ощущение грусти и щемящей грудь тоски, когда думала о разноцветном благоухающем княжестве. И, видимо, его князе. Канан с неожиданной для меня быстротой и осторожностью уложил меня на траву. — Не обморок, — констатировал колдун, — но не помешает, на, вдохни. Масута сунул мне под нос какую-то склянку. Я закашлялась от резкого запаха уксуса. Что-то тяжелое легко на полечи. — Оставь меня! — я села и отмахнулась от Канана. Министр был так удивлен, что даже не успел нагрубить. Что-то тяжелое всегда было в моих мыслях о Существе. Птица, которой место в саду Йаванны, а не в негостеприимных землях Эндорэ. Я потерла слезящиеся глаза и несколько раз глубоко вздохнула. — Не устраивай скандал, — желчно произнес пришедший в себя Канан, — ничего страшного с тобой пока не случилось. Я оторвала руки от лица и гневно обернулась к нему. Это он привез меня во дворец! Он своими длинными руками, прежними связями с надсмотрщиками за порядком отправил меня в тюрьму. Балрог, да этот человек хуже Асара! Сердце опять болезненно сжалось, но я отогнала неприятное ощущение. — Подожди, советник, здесь не то, — колдун сидел передо мной на корточках, я впервые подумала, что он не такой страшный даже со шрамом и обведенными глазами. — Ты его любишь? Неожиданный при других обстоятельствах вопрос не удивил меня сейчас. Князь — добрый мальчик. Больной мальчик. Тиран. Неужели я была так рада, что какое-то существо протянуло мне руку помощи, взяло под свое крыло, искренне интересовалось мной и даже уважало, по-своему, конечно, так радовалась, что не заметила? Придворные живут своей жизнью, Канан при нашей первой встрече поморщился при упоминании князя. Я думала, во дворце переживают за него, оставили меня сиделкой и вздохнули спокойно. Они кинули меня в пасть молодого тигра, отвлекли его приманкой. — Вы его ненавидите? — я переводила взгляд с колдуна на Канана. — Мы хотим ему помочь и нам нужен человек, которого он послушает, — колдун говорил очень тихо и серьезно. — Хотите, чтобы он отрекся от трона? — я не хотела ходить вокруг да около. — Это будет лучшим решением, позволит ему сохранить жизнь. Опасность исходит не от нас, — вздохнул Масута, — у князя действительно доброе сердце, но он болен. Многие считают, что он представляет серьезную угрозу для княжества. Он рос у меня на глазах, я не хочу, чтобы его жизнь оборвалась в семнадцать лет. — Я тоже не хочу, — я сжала руками траву. — Поговори с ним, сейчас он слушает только тебя, нельзя медлить. Но будь осторожна, ни слова о заговоре, иначе умрешь не от рук князя, а от рук заговорщиков. — От рук князя тоже можешь, — холодно заметил Канан. — Маловероятно, — не согласился колдун. — Расскажите мне, пожалуйста, как он избавлялся от игрушек? — Ссылал, прогонял, лишал титулов, приказывал казнить, но это удавалось уладить, если князю предлагали другую игрушку, отвлекали или задабривали. — Ты забыл, друг мой, что не за всех просили. С этого дня я смотрела на все другими глазами. Я проплакала весь вечер, сослалась на болезнь и отказалась от обещанной Существу истории. Но я почему-то забыла, что отказ получать Существо не привыкло, поэтому принеслось ко мне через весь дворец, ворвалось в комнату и застыло, растрепанное и тяжело дышащее. Я, услышав топот, успела встать с пола и вытереть слезы, но глаза были красные и опухшие. — Как ты посмела заболеть, ты же мне обещала историю! — князь топнул ногой, а прибежавшая за ним Лирей закрыла дверь в мою комнату и сочувственно посмотрела на меня. — Оставь меня, князь, мне не здоровится. — Это после чая? — черный глазища могли быть проницательными. — Да. — Так значит… тебя кто-то отравил? — брови Существа взлетели на лоб, а я застонала. — Никто не травил, но ты вел себя недостойно своего титула и расстроил меня. — Ты не можешь со мной так разговаривать, особенно при слугах! — Я говорю тебе правду. Лирей из-за спины князя делала предупреждающие жесты. — Да знаешь ли ты, что я могу тебя сослать или казнить? — Говорят, — я подошла ближе к Существу и понизила голос, — если казнишь того, кто спас тебя, будешь всю жизнь несчастлив. С минуту мы с Существом играли в гляделки, но потом князь вздохнул и милостиво разрешил мне жить: — Ладно, завтра расскажешь. Три! — А три откуда? — За сегодня, за завтра и за то, что меня расстроила! Существо показало мне язык и весело побежало по своим делам. На пороге комнаты князь обернулся и равнодушным тоном добавил: — Не болей и не плачь. Неужели я так одичала без заботы, что меня из колеи выбивает чье-то внимание? Даже этого… больного ребенка. Князю я рассказала обещанные три истории. Первую — про морского короля. Я слышала ее от хранительницы духа у Лоссот, и она предостерегла меня от верной гибели в весеннем неспокойном море. Я всегда отнекивалась, говорила, что спасать и исправлять никого не хочу. Но Существо спасу. Пускай то, что спасло меня, будет добрым началом. Сказок я знала не очень много, да и не все они были бы Существу интересны. И как-то все само собой пришло к тому, что я сочиняли сказки сама, а основой мне служила история эльфов и людей. Мальчик, считающий себя лучше всех, но постоянно недовольный, не получающий чего-то очень важного, и из-за этого становящийся деспотом. Девочка, сующая нос, куда не следует, и попадающая в неприятности. Смелый воин, прошедший через вражеский плен, но сохранивший гордость. Преданный братом вождь, сохранивший верность. Другой воин, потерявший в плену себя, ставший предателем своего народа. Принцы, гнавшиеся за мечтой и убивающие всех на своем пути. Король, не послушавший мудрого совета, и утонувший. Воин, прошедший через смерть и вернувшийся, чтобы охранять жизнь. Конечно, истории я изменяла, не только чтобы Существу было понятнее, но и из-за страха преследования, который сидел во мне глубоко и прочно. С тех пор, как Килиан умер, я приучала себя спать как человек. Последний год был на фоне прошлых так легок, что, не спя ночами, я не заводила себя в трясину грустных мыслей. После историй Существу на ночь, я тоже ложилась спать и часто они не отпускали меня и во снах. Это было интересно и полезно. Я думала, что уже разложила все по полочкам, пока обдумывала и передумывала свою жизнь в пустыне. Но рассказывать вслух, выявлять в историях самое главное, оказывается, очень помогает. После истории о принцах мне приснился очень болезненный, но ценный сон. Я поняла, что даже будь я рядом, вряд ли бы смогла предотвратить все беды. Может, корабли бы и не были сожжены, но Второй и Третий Дом отец мог кинуть и по-другому. А братья бы меня не слушали, черствели бы в суровых условиях Средиземья душой, становились бы взрослее и безжалостней. Все мои любимые так же бы сражались и погибали в борьбе с Моринготто, так же бы ссорились, теряли доверие друг к другу, братья бы вырезали синдар, стремясь исполнить Клятву. Спасибо Эру, Ульмо и всем, кто в этом участвовал, что меня просто перебросило через весь этот кошмар в более нормальную жизнь. Ура! Кольцо звякнуло, ударяясь о стену. Кто-то ошибся, гусли тренькнули и замолкли. Кошка, испуганная моим буйством, зашипела и убежала по периллам. Надо было замуж за Илитара выходить. Уехали бы куда-нибудь в леса или к морю, и жили бы там уединенно. Но Существу нельзя так жить. Я долго переживала, что семья лишилась короны. Всегда было очевидно, что я не люблю и не очень-то умею управлять, что мне не нравится организовывать, а нравится сбегать и чудить. Тьфу. Но у Существа талантов к управлению государством гораздо больше. Это видно даже через капризы и самодурство. Не глупый мальчик и не больной, просто беспокойный. Надо найти помощников и помочь ему не отказываться от трона и стать хорошим правителем. Я выпросила у князя разрешение на выход из дворца. Пока на один раз, но вскоре он понял, что я не сбегу, и спокойно меня отпускал. Следуя своей легенде, я посещала Школу мудрецов. После всего, что произошло, меня, кажется, там не ждали. Дождь прибивал городскую пыль, чубушник, напоенный влагой, разливал повсюду свой тяжелый аромат. — Цветочный дурман не мешает встраиванию стратегии? Учитель Айли в одиночестве сидел на веранде перед доской для игры. В светло-фиолетовых одеждах, с тонкой белой бородой он сам казался цветком, наслаждающимся долгожданной прохладой. Учитель поднял брови и усмехнулся в бороду. — Я узнавал, что с тобой стало. Получить князя в покровители — редкая удача… — выцветшие светло-карие глаза блеснули. — Это же ты, господин, рассказал обо мне Канану? — Я действовал в интересах княжества, — учитель положил белый камешек на пересечение линий и взял черный. — Ты знаешь, зачем я пришла, господин? — Нет, не знаю, — подумав, ответил старец. — Я недавно встретила человека, он похож на камень у тебя в руке, и я думаю, он когда-то тоже был здесь учеником. — Довольно, — рука с камешком дрогнула и сжалась, голос стал хриплым. — Я научу тебя играть, так и быть! — добавил учитель громче. Мы прошли в башню, где был кабинет учителя Айли. Старец бодро поднимался по винтовой лестнице. Делает зарядку? Надо будет узнать. — Дворец научил тебя быть осторожнее в словах? — А у вас по-прежнему водятся крысы? — я разглядывала небольшую квадратную комнату, перегороженную стеллажом. Старец не ответил. — Масута не заходил к тебе, господин? На низком столике лежали свитки, книги, перья для письма. Большое соколиное перо отдавало голубым и лежало отдельно. Я протянула к нему руку, но хозяин мягко отвел ее. — Учитель Айли, скажу прямо, со мной говорили Масута и Канан, они надеются, что я смогу помочь. Я тоже всеми силами этого хочу. И пришла просить тебя присоединиться. — У меня уже есть дело, — учитель перестал смотреть мне в глаза. — Я не прошу тебя оставить Школу, но если бы ты иногда приходил к князю и учил его, мы бы смогли больше на него повлиять… — Я не могу рисковать Школой. У нас много недоброжелателей, если я попытаюсь влиять на князя, это много кому не понравится. — Ты говорил, господин, что заботишься об интересах княжества. Если князя сместят с трона, то и вас не оставят в покое. Это все в интересах Хээй? — Я успею отправить моих учеников в странствие, прежде чем начнется неприкрытая борьба за власть. И сам собираюсь уйти. Я столько учил тому, что мир велик, но давно замкнулся на нашей маленькой Школе, — старец невесело усмехнулся, у меня сжалось сердце. — Ты не веришь, что у Школы есть будущее? Но Канан твой ученик, и он не собирается уступать свое место! — Большинство моих учеников скоро окажутся в таком же положении, что Масута. Канану придется делать сложный выбор, он это хорошо понимает. — Масута, несмотря на изгнание, хочет спасти князя. И Канан хочет того же, рискуя всем, чего добивался столько лет. Ты помог им стать такими, неужели сам уйдешь? Мне не удалось не повышать голос. Я наделась, все пройдет легче. — У всего есть начало и конец, — спокойно изрек учитель. — Я надеюсь, мои ученики еще смогу послужить на благо Хээй, но мои дни подходят к концу. — Это кто тебе такое сказал? Если тебе нужно поддержать силы тела, я приготовлю настои, мази, все, что нужно. И если тебе нужна опора, я могу ей стать. И князь вернет тебя к жизни, уж поверь мне. Он удивительный мальчик, — я улыбнулась, — капризный, конечно, но неглупый и проницательный. В нем будущее твоей страны! Не веришь, захочешь уйти, пожалуйста, но перед уходом взгляни на него! Учитель задумался, потом устало улыбнулся и согласился. Он, наверное, понял, что, не согласись он сейчас, я бы приходила к нему каждый день. Существо с трудом могло усидеть не месте. Я пообещала ему, что утром придет главный мудрец из Школы и научит его новой игре. И вот утро настало, мы с Лирей уговорили Существо позавтракать, говоря, что сегодня ему потребуется много сил. — Князь, только помни, ты обещал вести себя хорошо, — напомнила я. — А когда я вел себя плохо? — Существо широко улыбнулось. — Помнишь, что стало с мальчиком, который тоже так думал? — Да-да, печальная история, — отмахнулся князь и, услышав шаги, сел ровно и сделал серьезное лицо. Мы с Лирей переглянулись, стараясь сдержать смешок. Учитель Айли в стенах дворца казался чужим, но держался молодцом. Он с достоинством поклонился князю, князь важно принял его приветствие. После слов о том, как учитель почтен встречей с правителем, а правитель — с учителем, Айли достал доску и мешочки и начал рассказывать об истории игры. Существо на третьей минуте рассказа скисло и скосило в нашу сторону глаза. Это было ошибкой. Мне всегда плохо удавалось скрывать эмоции, и сейчас губы задрожали. Я чувствовала себя маленькой смешливой девочкой, но рядом с Существом иначе было никак. Князь мгновенно отвел взгляд и попытался было сосредоточиться на словах учителя, но и у него дрожали губы. Я подлила масла в огонь и попыталась замаскировать рвущийся наружу смех кашлем, вышло плохо, и Существо тоже рассмеялось. Учитель Айли переводил удивленный взгляд с князя на нас с Лирей и обратно. — Должно быть, я смешно рассказываю, — грустно усмехнулся старец. — Нет, не смешно, но я дал слово вести себя подобающе, так и подмывало расхохотаться, — объяснило Существо. — Вероятно, следует приступить к объяснению правил, — учитель все еще не понимал, кто перед ним сидит. Правила Существу показались сложными и скучными. Я постаралась его подготовить, но было понятно, что подвижного князя такие игры для ума не вдохновляют. Я переживала, как бы Существо учителя ни обидело и в своих историях много раз подчеркивала, как важно развивать стратегическое мышление и учиться новому. Не без трудностей, но Существо вникало в тонкость древней игры, когда я услышала приближающиеся шаги. Походка выдавала нетерпение и раздражение. Вскоре послышалось властное: «Пропустите». — Канан идет! — воскликнула я и прыгнула ближе к Существу и учителю. Существо изумленно на меня обернулось, но не успело ничего спросить. Стража не рискнула пускать оружие против советника, и Канан ворвался в комнату. Он был похож на разъяренного тигра. И все же он поклонился князю, не переставая метать взглядом молнии. — Мой князь, произошло недоразумение. Учитель Айли не должен был приходить. Канан смотрел на меня и, несмотря на то что я видела и разозленного Феанаро и Моринготто в гневе, мне стало не по себе. Раньше я никогда не зависела от других так сильно, как здесь, в Хээй. — Ну вот еще, должен, мне Хэку обещала. — Мой князь, учитель учит только тех, кто решил посвятить свою жизнь уединению для поиска мудрости, Школа не имеет никакого отношения к государственным делам. — Ну ты же в ней учился, Канан, — заметил князь. — Почему я не могу говорить с учителем, если мне хочется? — Учитель очень болен, он не сможет давать тебе уроки. Он уезжает в последнее путешествие, так поступали все мудрые наставники Школы. Для тебя, как для князя, важно чтить традиции… — Довольно, — Существо махнуло малиновым рукавом. — Игра, конечно, скучная, но как будущий правитель, я должен быть знаком с достоянием моего народа. Я хочу знать и про игру, и про Школу, и про свою страну, и про другие страны. И если я хочу, я буду узнавать. Вы все и так долго держали меня в неведении. Повисло молчание. Все были поражены словами Существа. В них было много его манеры, но это было четкое изъявление воли князя, не каприз ребенка-самодура. Канан пожелал остаться посмотреть игру. Существо не отослало его, и весь следующий час я иногда чувствовала тяжелый взгляд советника на себе. Когда время, отведенное учителю Айли, подошло к концу, я с надеждой взглянула ну Существо, но птичка выглядела довольной и усталой и моих просящих взоров не заметила. — Советник, прошу, хватит прожигать меня взглядом, ты и так уже… Мы вышли в коридор, я решила прервать тягостное молчание, но Канан схватил меня за плечи и, кажется, еле удержался от того, чтобы не приложить о стену. Мы были в крыле князя, сюда придворные не могли попасть без особого разрешения, подслушивать нас было некому, поэтому я предположила, что советник говорит шепотом от ярости: — Я сказал тебе отвлечь его от дворца и государственных дел, а ты мало того, что заставляешь его в этом разбираться, так еще и втянула в это учителя Айли. Он, добрый, поддался на твои уговоры, а это может стоить ему Школы и головы. — А у тебя, советник, что ли нет власти, чтобы защитить своего учителя? Он сидит в своей башне и дрожит, ради этого он делился мудростью столько лет, а ты пошел в политику? — Ты пришла сюда месяц назад, не пытайся изменить то, о чем тебя не просили, — Канан убрал руки, тон был холоден, как в нашу первую встречу. — Я не дам князя в обиду. Учитель Айли сам сделал выбор, если он решит нам помочь, ты его не остановишь. А, может, у тебя другие цели? — от пренебрежения в его тоне мне захотелось сказать что-то резкое. Балрог, даже Существо уже так не говорит. Канан вознамерился выставить меня из дворца. Я предприняла еще одну попытку убедить его, что я не сумасбродная девчонка, по крайней мере, не просто сумасбродная девчонка, но он даже слушать меня не стал. Наша дружба с Существом росла, и это начало наконец беспокоить придворных. Прежде меня воспринимали княжеской игрушкой, потенциальной жертвой, отвлекающей тирана от своих людей. Теперь, когда учитель Айли приходил во дворец почти каждый день, и Существо даже предложило ему на время переселиться в дворцовые покои, все поняли, что игра вышла из-под контроля. Однажды ко мне заявился Гужо, все еще считающий себя моим патроном, похвалил за дружбу и загадочно сообщил страшную тайну: я теперь стала для князя важна, меня могут попытаться убрать. Я не придала этому предупреждению должного значения, в конце концов, я знала, что перехожу дорогу многим. Всех волновало то, что Существо все больше становится похоже на князя, играет в серьезного. Попытались князя даже очернить: исполнить якобы данный им приказ и казнить троих дворцовых слуг, но Канан об этом узнал через свои связи со стражами порядка и помешал исполнению приговора. Спустя еще неделю на учителя Айли было совершено покушение. Что-то надоумило меня именно в тот день самой сходить в Академию. Ко мне были приставлены несколько стражников без формы, но с оружием, которые не никак не стесняли меня, я все еще была почти беззаботна. Но, когда ко мне уже недалеко от Школы подбежал запыхавшийся и бледный Улар и рассказал, что учитель при смерти, мне пришлось признать правоту Канана и опасения Айли. Учителя я нашла в полубреду, обессиленного. При виде меня старец почти заплакал. Мои возмущения — неужели в Школе нет тех, кто разбирается в болезнях — остались без ответа. — Айли, — ласково сказала я, присаживаясь рядом с постелью на корточки. — Не волнуйся, мы тебя поставим на ноги, все будет хорошо. Улара я готова была прибить, что не усмотрел за учителем, но это должно было ждать. Сначала нужно было определить, в чем причина недуга. Рядом с кроватью учителя стоял медный таз и горшок, Улар сказал мне, что видел в горшке кровь. Учитель складывал руки на животе, слово стараясь защититься от режущей боли. — Что и когда он ел? — Учитель раз в неделю всегда ест рис с грибами… — Осталась тарелка? — Нет, он вчера все съел, спал спокойно, но утром началось… Вопрос «кто готовил» становился первичным, но по мутному взгляду Улара и по недоверию учителя к собственной школе я понимала, что если и добьюсь ответов, то слишком поздно. Руки и ноги холодели, мысли мешались. Где взять ответ? Память длинной лентой уводила назад, к расписанным стенам палатки, к пустыне, а до нее, к влаге и холоду, мху и болотам… У учителя я узнала, что ужин был необыкновенно вкусным, грибы показались ему нежными и ароматными, но значение он этому не придал. Я прямо сказала ему, что не верю, что его можно так легко одурачить, учитель посмотрел на меня страдальческим взглядом и сказал, что не хочет лечиться. Улару и его товарищам надо отдать должное, они вместе со мной вломились в хранилище трав и искали противоядие. На ум мне пришло только сильное отравление, но, зная, что первая мысль часто оказывается верной, я решила доверить ей жизнь дорогого человека. Я была самонадеянна, опять. И буду, но пусть дело окажется в одним виде ядовитых грибов… Улар отыскал семена расторопши, заварил крепкий чай, оказывался рядом со старцем, когда тому требовалась помощь, которую он отказывался принять от меня. Мудрец, столько мудрости учит, а гордости и неверия в чужие силы как… Улару многие помогали, я не смогла бы упрекнуть учителей, учеников и служащих в Школе в равнодушии. Но, переводя взгляд с одного лица на другое, я боялась увидеть предателя. Преклонный возраст учителя Айли делал любую болезнь в два раза страшнее. Я хотела сказать Существу об этом спокойно, но, когда вымотанная вернулась во дворец и наткнулась на пронзительный взгляд черных глазищ, смогла только отвернуться и закусить губу. Я затеяла все это в том числе из-за Существа, но я не могу говорить ему об этом. — Хэку? — Я не знаю, мы делаем все, что можем… Это была неправда. Мы старались, но это не все. Моя жизнь в Хээй, как и много где, построена на лжи. Мне усилили охрану. Дали карету. Что-то опутывало меня тяжелее и тяжелее и тянуло ко дну. Я подумала, что, если расскажу учителю Айли что-то, что бы заставило его мне довериться, он пойдет на поправку быстрее. Учителя положили на первом этаже, у меня было стойкое ощущение, что он тосковал без высоты. Ему стало лучше, но он все еще был очень слаб и с трудом мог приподниматься на подушках. Говорил он немного, но хотя бы мог слушать. — Учитель Айли, я втянула тебя в эту опасную игру. Ты прав, я не понимала, чего она может тебе стоить, и, если ты решишь больше не иметь с дворцом ничего общего, я тебя пойму. Князя я уговорить смогу, так что не тревожься. — Тебе не нужно говорить об этом, Хэку, — медленно произнес старец. — Это было мое решение и моя невнимательность. Извини, что заставил вас всех поволноваться. — Так я и знала, что ты что-то такое скажешь… Я знаю, что ты сам виноват, но не понимаю, зачем ты на это пошел! — Хэку, не надо… Ты лучше расскажи мне что-то хорошее. — Только не на этом языке. — Ты делаешь большие успехи, я знал только одного человека, который выучил наш язык быстрее тебя. — Да, об этом я и хочу поговорить… Закрой глаза и слушай, учитель. В пустыне ночью холодно и ясно, горят звезды и месяц. Говорят, древние боги рассыпали звезды по небу неслучайно. В других землях их чтят как духов. Далеко на севере и западе видны другие созвездия. Есть семизвездный серп, его нарисовали на небе руки Владычицы звезд в напоминание о силе света тех, кто бережет наш мир. Он называется Валакирка на языке, столь отличным от тех, на котором говорят восточные люди. Есть другая звезда, она появляется в переходные часы — на рассвете, окруженная розовым сиянием и предвещающая новую жизнь, и на закате, в золотых лучах, унося с собой дневные печали и обиды. Всем, кто видит ее, она дарит надежду, успокаивает отчаявшихся и потерянных, защищает в пути. Говорят, это вовсе и не звезда, а корабль, а на нем — свет древних дней, ярчайший и непреходящий. Капитан корабля водит его путями, доступному только великому прародителю всех богов. Засыпай и ты увидишь этот корабль во сне. Дыхание учителя выровнялось, он легко пропустил меня в свое сознание, и я показала ему Эарендила над темным ночным морем. Я уже не помнила, видела ли я его таким, или только представляла. Свет Древ, заключенный в сильмарилле, конечно, я никогда не забуду. Я просидела с учителем до вечера, меня саму сморило, и я задремала. Мне снилось, что мы с Айли и Масутой стоим на вершине башни и смотрим, как на город надвигаются дождевые тучи. Слышен крик чаек, их крылья ярко белеют на фоне серо-фиолетовых облаков. Шум крыльев других птиц заглушает остальные звуки, летит что-то больше. Орел? Торондор? Перья легко касаются щеки. — Не может быть, — я вздрогнула от шепота Айли и проснулась. Учитель старался сесть в кровати, я сначала было бросилась ему помогать, но потом перевела взгляд туда, куда неотрывно смотрел старец: большой сокол сидел на окне, отряхиваясь от капель дождя. Оперение отливало синим, янтарные глаза смотрели по-человечески. — Мой господин… — я застыла, а учитель без моей помощи сел на кровати и пытался поклониться, но боль в животе не давала ему это сделать. — Айли, не двигайся… Дазай! Я в два шага оказалась рядом с Соколом, протянула руку к мягким перьям. — Здравствуй, Кена, — проворковал над ухом майа. Сокол расправил крылья и осторожно обнял меня. Золотистые глаза были одновременно печальны и радостны. — Не верю, что это ты? Как ты здесь оказался? — Я почувствовал тревогу и решил проверить, не грозит ли опасность моему другу. Удача улыбнулась мне, и я нашел двух моих друзей вместе. Я обернулась к учителю Айли, который сейчас был поражен куда больше, чем во время знакомства с князем. — Теперь все будет в порядке, — я улыбнулась. — Господин, — снова прохрипел Айли, — благодарю тебя, что совершил такой путь. Я буду в порядке. — Хорошо, — кивнул Сокол. — У меня есть для тебя новости, Кена. Но лучше поведаю их позже, чтобы не омрачать миг долгожданной встречи. Этими словами Соколу все равно удалось насторожить меня, но я предпочла не расстраиваться заранее. Учитель Айли очень воодушевился, рассказал мне, что познакомился с Дазаем во время странствий, Сокол спас его от верной гибели и многому научил. — Я был тогда еще молод и глуп, а думал, что уже все знаю. Жизнь помогла мне осознать мою ошибку, а учитель Дазай не дал ей стать роковой. Сокол польщенно наклонил голову. Учителю Айли надо было отдохнуть. Дазай пообещал, что побеседует с ним, когда он окрепнет, и вдохновленный старец уснул. — Твое появление придало ему сил. И мне тоже, — я легонько коснулась рукой синеватых перьев. Сокол зажмурился. — Боюсь, я должен сообщить тебе печальные вести. Квенди по имени Глорфиндель искал меня и Рысь, чтобы найти вас с Килианом. Я не знал, где вы, и отправил его на поиски Кохиры на север. Кажется, он ее не нашел. — Когда это было? — я впилась глазами в майа. — Полтора века назад. С тех пор я его не видел и о нем не слышал. Мне жаль. Что касается деревни, — сердце пропустило удар, — около века назад она перестала существовать. Люди не смогли жить отдельно от всего мира. После смерти сына Дачо, никто уже не мог удержать их вместе. Они разбрелись кто куда, многие стали жертвами разбойников и пустыни. Те, кто выжил, ушли далеко от моих владений, я не знаю, что с ними стало. Думаю, они нашли себе приют. Я кивнула, стараясь переварить сведения. Я не думала, что деревня будет вечно существовать за невидимыми стенами, но… — А что случилось с вами, друзья мои? Я был рад найти вас вместе, но на сердце у меня неспокойно, — я не успела ответить, и Сокол продолжил, — я догадываюсь, что пустыня и люди многое забрали у тебя. В такой формулировке моя потеря снова показалась мне свежей и болезненной. — Учителя Айли чуть не отравили, — выдохнула я, сжимая пальцами ступеньку башенной лестницы, на которой сидела. Мы общались осанвэ, кажется, Сокол почувствовал в моих словах больше, чем я хотела. Свет падал сквозь небольшое боковое окошко, в его луче играли пылинки. Глорфиндель, Килиан… Куда же вас занесло, где вы теперь? Неужели, это ради меня? Золотой луч, рассекающий барханы песка и глиняные пустоши. Свет месяца в руках Намо. Я ощущала рассекаемый крыльями воздух, высоко в небе было спокойно и прохладно. Стихия Манвэ, без ароматов, без цветов. — Сейчас ему лучше, он почти упал духом, я думала, князь сможет вдохновить его. Я дала Соколу свой образ Существа. Сказала про старцев, про Асара и его Дом, сказала наконец про Килиана. Сообщила, что работала на стройке, а из деревень уходит молодежь, чтобы учиться у Асара, а потом стать его соглядатаями. Сказала, что после пустыни не использовала кольцо. Сокол старался менять понять, но в его пространстве для вещей и их созидания не было места. Учитель Айли выздоровел. Сокол не мог надолго покидать свои владения, но остался, пока старец полностью не поправился. — Ну вот и молодец, Айли, — деловито кивало головой Существо за чаепитием. Придворная дама Йонсон сладко улыбнулась. Я зорко следила за присутствующими за столом, компания осталось прежней, только место колдуна заменил мудрец. Цепкий взор Канана тоже прошелся по каждому лицу. В противоположность цветущему учителю, который, как все удивлялись, после болезни выглядел только лучше, Канан казался уставшим, он как будто ежеминутно боролся с раздражением, но его выдавал тяжелый взгляд, морщины на высоком лбе и складка между бровей. Когда Канан ловил себя на неподобающем мрачном виде, он легко улыбался, морщины разглаживались, но что-то как шип сидело в нем, это, наконец, заметил даже князь. — Канан, тебе стоит иногда отдыхать, — проговорило Существо, заботливо пододвигая советнику блюдце с пирожными. — Благодарю за заботу, мой князь, я в полном порядке, тебе не стоит беспокоиться. — Приходи сегодня играть в Ошир! — Благодарю за приглашение, мой князь, но я не закончил дела, которые не терпят отлагательств. Я отдыхаю в сейчас, мне приятна наша беседа, и я рад видеть учителя в добром здравии. Существо расстроилось, мы с Лирей подумали — каприз, но и во время занятий с учителем Айли князь был задумчив и тих. — Знаешь, учитель, — князь смотрел на свои черные камушки на доске, окруженные белой стеной учителя. — Первый ход устанавливает правила, решает, нападать или реагировать. Все ходы белых должны быть только реакцией на черные, которые всегда на шаг впереди. Но раз за разом я оказываюсь в ловушке. Князь поежился. Лирей пошла закрыть створки дверей на веранду, я с сожалением подумала, что мое созерцание необыкновенного розового заката подошло к концу. — Мой князь, ты не должен позволять чужой атаке заставить тебя забыть о собственной. Но и игнорировать чужую атаку опасно, ты можешь потерять гораздо больше, чем выиграть, — увидев, что Существо не вдохновилось его речью, учитель продолжил, — но, поняв намерения соперника, ты всегда сможешь переломить ход игры, даже если кажется, что выхода нет. Старец взял черный камушек князя и поставил его на пересечение линий. Поставил свой, и еще один черный. Глаза Существа радостно засветились. — Точно, как я мог не заметить! Учитель, — Существо снова притихло, — ты ведь близок с Кананом. Прошу тебя, поговори с ним. Я пока не могу доказать ему, что достоин доверия как князь, но все же вечно держать меня в неведении они не могут! — вспылил. — В общем, — продолжил он, успокоившись, — я хочу быть в курсе того, о чем так беспокоится Канан. Я приблизил Йонсон и даже ее брата, но они как рыбки в аквариуме: лыбятся и молчат о том, что происходит во дворце. Хэку, — Существо повернулось ко мне, — узнай у казначея Гужо, на чьей он стороне и чего добивается. — Но он меня ни во что не ставит, не станет же со мной свои планы обсуждать! — растерялась я. — Ты мое доверенное лицо, — серьезно сказал князь, — это не пустые слова во дворце. Заставь его рассказать тебе. Учитель вдруг тихонько засмеялся. — Князь очень повзрослел, не так ли? Я закусила губу. Даже Существо повзрослело. — Хорошо, я постараюсь. — Ну вот, — князь облегченно вздохнул и широко улыбнулся. Через щель между дверных створок в комнату заползла кошка в красном ошейнике, а с ней — закатные лучи. Не лучше ли было уйти с Соколом в пустыню? Он, конечно, не звал, не хотел обидеть, но принял бы. Воротить бы упущенное мгновение, спросить, значат ли что-то последние слова Килиана. Может ли дух вернуться в Средиземье по своей воле? Захочет ли?.. Луч уперся в дальнюю стену, высветив на лакированном дереве золотое пятно. Деревни больше нет, а сейчас что я строю? Цель Гужо с большой вероятностью — увеличение торговых партнеров, это необходимо для такой закрытой страны. Учитель Айли это знал, но решил не бороться за открытость миру гласно, а взрастить в своих учениках эту мысль, чтобы уже они двигали управляющих княжеством. И вот как странно получается… И я тоже здесь, со всеми ними, мной вот семнадцатилетний мальчик командует. Я усмехнулась. Надо рассказать Существу о моих старцах и обсудить с Айли и, может, Кананом, как лучше их привезти сюда. Почему-то у меня сохранялось твердое убеждение, что Канан верен и княжеству, и князю, что несмотря на его персональную ненависть ко мне, на него можно положиться. И князь на меня может положиться, я же его «доверенное лицо». Вдохновленная этими мыслями, я ушла спать. Утром встала, полная решимости идти к Гужо, но, стоило мне выйти за порог своей комнаты, я заметила, что атмосфера во дворце изменилась. Нехарактерная для этого строгого места суета и растерянность ощущались даже в нашем отдаленном крыле. Люди, как муравьи, беспокойными цепочками тянулись к центру дворца. Неприятное предчувствие само рождалось в такой обстановке. — Что случилось? — спросила я у проходившего помощника Гужо. Молодой счетовод растерянно пожал плечами и с беспокойным лицом отправился вместе в другими по направлению к центру. Дворцовые слуги перешептывались, делали страшные глаза. Я повторила вопрос. — Говорят, посланник приехал! — Какой? — Не знаю, госпожа. Я быстро пошла вместе со спешащей вереницей. В центральном крыле народу было гораздо больше, движение было затруднено. Эльфийский слух забегал вперед, но не узнавал знакомых голосов. Но знакомый характерный мерный, но быстрый шаг заставили меня повернуть голову и пробираться сквозь пока еще неплотную толпу. Рядом с широким шагом слышался мелкий, беспокойно и раздраженно шел человек ниже и толще. Наконец, я увидела нужных людей: Канан и Гужо быстро шли в сторону зала собраний. Я с большим трудом поймала взгляд казначея, он недовольно мотнул головой и раздул ноздри. Нехарактерное публичное проявление сильных эмоций утвердили меня в мысли, что произошло что-то нехорошее, что планы Гужо нарушило. Или даже разрушило. Стража стояла плотными рядами у дверей, ведущих в княжеское крыло, и скоро стража начала оттеснять гудящую толпу от коридора, за поворотом которого скрылись Канан и Гужо. Я уже думала, как бы мне проникнуть на этаж выше, чтобы встать над залом собраний, как вдруг чья-то теплая и маленькая рука схватила меня за запястье. Я резко обернулась и с удивлением обнаружила Йонсон. Дама была не полностью накрашена, но одета тщательно. Она приложила палец к губам и мотнула головой в сторону коридора, где было меньше всего людей. Коридор был никому не нужен, так как вел в сад, а в это время там еще никто не гулял. Я, не понимая, что же творится, еле поспевала за Йонсон, которая тащила меня не в сад, а через череду коридоров, где я еще не бывала, на третий этаж. Но еще удивительнее было то, что дама не побоялась испачкать платье или показаться странной, полезла через маленькую узкую дверь по пыльной лестнице под крышу. Снова какие-то тайные переходы, как в первый день во дворце, когда Гужо появился из ниоткуда. Йонсон шла только по балкам, не наступая на доски, служившие второму этажу потолком, и я повторяла ее движения. Потолок перекрестьем балок уходил в крышу, на чердаке царил сумрак, пыльные лучи света падали через щели, но Йонсон знала дорогу и почти не оступалась. — Вот, — дама остановилась и выразительно посмотрела на меня. Раздражаясь на мою недогадливость, Йонсон закатила глаза и быстрым полушепотом произнесла: — Мы над залом собраний, слушай, что они говорят! — Зачем я тебе для этого? — доверия к спутнице у меня было мало. — А зачем ты шла? — раздраженно передразнила Йонсон, но, видимо, опасаясь, что я уйду или не расскажу ей, что услышала, дама вздохнула и добавила, — нужно узнать как можно скорее, думаешь, мужчины будут нас посвящать во все? Но голоса из зала собраний уже перетянули мое внимание на себя, я сделал Йонсон знак остановится. Она тут же замолчала, хотя выражение ее лица говорило, что мне это припомнят. Я отлично слышала каждое слово и интонации. Канан был зол, что и требовалось доказать. Советник кричал, ему вторил Гужо. Министр сельского хозяйства, говорил не много, ему не давал шум, но меня приятно порадовало, что он был на стороне Канана и Гужо. Чаепития даром не проходят. Йонсон, очевидно, почти ничего из происходящего внизу не слышала, а я, не зная много, не могла понять. — Кто такой Чосуль? — Наместник Сакула. Сакул был вторым городом Хээй, ближе всех расположенным к пустыне. Я почти не знала голоса других присутствующих, но один мне показался знакомым, кажется, басом говорил генерал армии Хээй. Йонсон подтвердила, что голос генерала низкий и зычный. Речь шла об отправлении войск несогласованным с советом министром. Генерал спокойно, что еще больше выводило несогласных, отвечал, что в особых обстоятельствах командование войском города может принимать наместник. — Но какому праву его принял ты, генерал Фэй! — В особых случаях, — снова начал генерал, но его перекрыл шквал возмущенных голосов, выждав несколько минут, он продолжил, — Сакул отправил войска, начал войну, значит, поставил все Хээй в опасное положение. Моим долгом было помочь княжеству предотвратить потери и выиграть как можно скорее. — Сакул — мятежники? — быстро спросила я у Йонсон. — Что они говорят? — нетерпеливо перебила дама. — Что Сакул куда-то отправил войска, а генерал помог им и направил войска Хээй. Йонсон тяжело опустилась на пол. — Куда они отправили армию? — происходящее плохо укладывалось у меня в голове. Неужели, война? Йонсон подняла глаза. — Этот город на краю пустыни… — … им все равно нечем отвечать, у них только побрякушки, — развязно вещал кто-то внизу, — или вы думаете этот Асар сейчас за несколько недель переучит своих гончаров в воинов? Знакомое имя гулко отразилось от деревянных стен и упало камнем. Почему? Почему? Неужели, война? Неужели, с моими?