Как сильмариллы все изменили

Эта часть планировалась исключительно как история Илитара, но вышло немного объемнее. Быть охваченной общим возбуждением. Говорить всё, больше, чем всё. Гореть изнутри и пылать снаружи. Не помнить, что было несколько часов назад и не думать, что будет завтра. Стоять на этом помосте, здесь, сейчас, всегда. Дышать воздухом темноты, противоречий и свободы… Зачем останавливаться? Зачем прекращать? Можно ведь дальше жить в этом сумбуре, хаосе, можно кричать и слышать крик толпы в ответ. Очнуться? Отрезвиться? Нет, нет, нет! Однако, выйти из этого состояния мне пришлось, когда я спустилась с помоста, замолчала и начала думать о том, как нам, собственно, привести в исполнение то светлое будущее, которое мы сейчас обещали поддержавшему нас народу. Что ж, это немного сложнее, чем говорить. — Хороший призыв, — шепнул мне на ухо Кано. — Хорошая клятва. Сами сочиняли или отец помог? — съязвила я. — Это… — Где был ваш разум? Обещать уйти, призывать народ — одно, а давать нерушимую клятву — совсем другое! — Не надо осуждать, — раздражённо перебил меня обычно спокойный Макалаурэ. — Мы поддержали отца в его стремлении отомстить и вернуть сильмариллы… — Сильмариллы! — в этот раз я громко перебила брата. — Из-за этих камней столько проблем! — Это не просто камни. Отец вложил душу в них! Теперь она живет в этих камнях, и они ему, словно собственные дети! Дороже для него сейчас нет ничего. — А мы? Мы, Кано? — голос сорвался почти на крик. Несколько голов с любопытством обернулись к нам. — Ему камни дороже своих настоящих живых детей? Он говорил про свободу и спасение, а в итоге все сводится к простой мести! Покарать Моринготто, отнять сильмариллы! Как? Как он это сделает? Как ваша клятва ему поможет? Глупо! — Ты забываешь, теперь это не только дело отца, это наше дело, Кена, дело нашей семьи. И твое тоже, если ты не собираешься отказаться от своего слова! — и как будто гордый тем, что решился клясться, когда я сомневаюсь в правильности своего выбора, Кано ушел вперед, чтобы выполнить какое-то поручение Феанаро. Только я задумалась над его словами, как увидела приближающуюся Нерданель. Выражение ее лица сложно описать словами, на нем отражалась смесь страха, боли, полного удивления и какой-то отчаянной решимости. — Алассэ! — мать схватила меня за руку и потащила прочь из потока воодушевленных эльдар в тихий, даже слишком тихий после площади, переулок. Прежде, чем начать говорить, она осмотрела меня, видимо, оценив, достаточно ли я здорова, и попыталась унять волнение. — Я знала, что он выкинет что-нибудь подобное. Только думала, что у вас хватит ума не участвовать в этом! — жестко начала Нерданель. — Ладно, ты можешь быть на его стороне, поддерживать, в конце концов, ты его всегда обожала, но надо же думать, что делаешь! — А что я делаю? Можно подумать, это я клятву даю, — ляпнула я и тут же пожалела, увидев, как изменилось лицо матери. — Слава Эру, нет… — Нерданель не выдержала и расплакалась, горько, закрыв лицо руками и сотрясаясь всем телом. — Мам, ну мамочка, что ты. Не надо, все же хорошо будет. А клятва… Да неужели ты думаешь, что отца хоть что-то может остановить в достижении цели? Он вернет свое, обязательно вернет, и клятва будет исполнена, и никакой вечной тьмы! — я убеждала маму в том, с чем сама была не согласна только что. А что мне было ещё сказать? — Скажи, ну скажи мне, зачем они поклялись? Ладно Атаринкэ, Тьелькормо… Амбаруссар, в конце концов, но у остальных же должна быть голова на плечах! А Майтимо? Хоть бы додумался младших не втягивать. Они ведь еще дети! — Уже не дети, мама. Каждый из них волен выбирать, и они свой выбор сделали… Но ты не горюй. Мы уйдем в Эндоре, там так красиво, мама! Будем там жить лучше, чем здесь… — Да он тут не может жить спокойно, а ты говоришь — Эндоре! — воскликнула Нерданель. — Кена, он ведь войну начнет. Он ведь всех в нее втянет. Какая там жизнь! — Как — какая? А здесь какая? Что здесь осталось? — Твой дом здесь остался! — Какой дом? Мой дом только что дал клятву и ушел собираться. — А я, Алассэ, а я? — мама взяла меня за руки, вглядываясь в мое лицо. — Ты… остаешься? — я не могла поверить своим ушам. — Вы оклеветали Валар и почему-то решили, что в диком, опасном Эндоре вам будет лучше, — и это всё, что вы сделали. Ты хочешь жить войной? В мире жестокости и темноты? Ты не знаешь, что это такое. — Как и ты, — поцедила я сквозь зубы. — Почему ты вечно споришь? Послушай, когда говорят те, кто знает больше тебя! — Я услышала тебя, мама. Но скажи, что держит здесь тебя? Любовь к Валар? К скоро опустеющим зданиям? Воспоминания? Тут никого из твоих близких не останется. — Останется. Среди эльдар есть те, чей разум достаточно крепок, чтобы не попасть под его влияние. — Да? И кто же из них тебе так дорог? — Это он не может думать ни о ком, кроме себя. Думает, только у него горе! Ты видела королеву Индис? — Ты серьезно?.. Ты останешься здесь, отказавшись следовать вместе со своей семьей, ради Индис? — Алассэ, не одни вы моя семья. У меня есть отец и его родня. Они тоже остаются в Амане. Вала Ауле любит моего отца, он предупредил его, что поход Феанаро, — мать в первый раз назвала папу по имени, — не увенчается успехом и принесет много бед ему и его детям. Мы помолчали. Я обдумывала слова Нерданель. Она испытующе глядела на меня. — Они против нашего выбора. Они бы в любом случае так сказали, — наконец сказала я, еще не очень уверенно. — Ну вот! — мать всплеснула руками. — И чему я тебя всю жизнь учила? Несколько лет в его власти, и ты уже заражена его мыслями. Я думала, ты разумнее… — Я не нахожусь ни в чей власти. Это и есть здравые рассуждения. Валар в любом случае попытались бы нас отговорить, — спокойно и уже уверенно отвечала я. — Вот оно как… Ты не веришь. Не веришь даже мне… Хорошо, тогда поговори с Илитаром. — Мама, я верю, что ты хочешь, как лучше. Но ведь ты тоже можешь заблуждаться. При чем здесь вообще Илитар? — Спроси у него и поймешь. Иди, пока время есть, — Нерданель поцеловала меня в лоб, смахнула слезы и еще долго смотрела мне вслед. Я чувствовала, что сейчас нахожусь в каком-то бреду. То речь, призыв уйти, ни секунды не сомневаясь в правильности и точности своего выбора, то отказ матери покинуть Аман, предупреждение Ауле… Все вздор! Просто запугивают нас. Это меня не остановит. А при чем все-таки тут Илитар? Я шла задумавшись, не замечая почти ничего. Ноги сами несли меня по направлению к дому златовласого соседа. Вдруг я почувствовала, что кто-то схватил меня за запястье. От неожиданности я чуть не вскрикнула. — Тише ты, — шикнул на меня Илитар. В полумраке, точнее, практически в полном мраке, я узнала его по сияющим золотом волосам. С другого конца улочки донеслись громкие голоса. В темноте и тишине криков я почти испугалась. Почему-то мне показалось, что это не кто иные, как мои братья, возможно, вместе с отцом возвращающиеся домой. Илитар, видимо, подумал так же и не захотел со мной говорить при них. Не проронив больше ни звука, Илитар потянул меня вверх по улице, прочь от наших домов. Раньше мы много ходили здесь: Рябиновая улица, перекресток с большой улицей Йаванны, боковой проход в городской парк. Все родное и знакомое до каждого камня, но сейчас, в темноте, казалось, что он тащит меня в какое-то опасное, неизвестное мне место. Скоро нас окружили деревья, и стало еще темнее. Скоро гул с рыночной площади, которую мы проскочили, стих, остановленный сплетением ветвей. Тот самый парк, в котором мы с Илитаром однажды беседовали с Моринготто (какое подходящее все-таки отец подобрал ему имя!). — Ну? — спросила я, когда мы наконец остановились в чаще парка. — Зачем была вся эта… — Кенамиэн! — перебил меня Илитар. Перебил меня. По голосу было понятно, что он взволнован и очень серьезен. Он несколько раз глубоко вздохнул, прежде чем начал говорить. — Как-то раз мы с тобой здесь встретили Темного. Ты помнишь, о чем он говорил? Не дождавшись моего ответа, Илитар продолжил: — Он говорил, что Валар держат нас в плену, а сами подготавливают мир для «придущих после». Они заперли нас в Амане, а там, на свободе, в Эндорэ, мы могли бы столько сделать!.. Я почти цитирую его. Ты помнишь, что мы тогда ответили ему? А что ты отвечаешь на эти же слова теперь, когда они звучат из уст Феанаро? — Вы с моей матерью сговорились? «Валар такие хорошие, они нас защищают. Зачем вам в Эндорэ?». Вы хотите остаться здесь, пока ваши «родители» Валар не придумают что-нибудь для своих деток! Конечно же, с «хорошими Валар» лучше оставаться здесь, в темноте, в пустоте, придумывать кучу отговорок, чтобы не делать ничего самим! Вы боитесь уйти. Боитесь неизвестности? Или того, что вам скажут? — Ты ничего не знаешь об Эндорэ! — Нет. Это вы ничего не знаете! Вы сидели здесь, вдали от чужой жизни, отсиживались… Трагедия у них произошла! Ха! Сидели сиднем семь лет, а как свет погас, так причитать начали! И мало того, так вы продолжаете здесь сидеть! Вы ничего не потеряли. Вы ничего не видели… Это я была там, в Форменосе, когда Моринготто и Унголиант сравняли ее с землей, когда кинули на камни и как куклу разбили Финвэ, когда сильмариллы, те камни, к которым я ревновала отца и которые никогда сильно не любила, но все же пыталась сберечь всеми силами, были похищены его черными руками. Я видела, на что способен Моринготто и на что не способны Валар. Я видела, что может дать нам Эндорэ и чего никогда уже не даст Аман… Может быть, у вас не так, но меня уже ничего не держит здесь. — А что тебя будет держать в Эндорэ? Ты видела одну сотую, тысячную его часть, да и то не сам континент, а лишь остров! — я разозлилась, а теперь и Илитар, чье самообладание было несравнимо больше моего, выходил из себя. — А я… Я жил там. Да, — подтвердил он свои слова, когда мои брови поползли вверх. — Мои родители — перворожденные. Когда многие последовали за Финвэ, Ингвэ и Эльвэ, мои родители не присоединились к ним. Моя мать тогда уже ждала моего старшего брата Эленандара, — голос Илитара дрогнул, но взгляд оставался таким же твердым, — и отец, опасаясь за ее хрупкое здоровье и безопасность будущего ребенка, рискнул остаться в Эндорэ. Шли годы, в Эндорэ становилось все опаснее. Мои родители и их старший сын долго скитались в поисках места, где можно было жить, не опасаясь постоянно за свою жизнь. Сначала они присоединились к небольшой группе нандор, среди них и вырос Эленандар. Но однажды на племя совершили набег приспешники тогда еще Мелькора. Те, кто успели, бежали, остальных убили или забрали в плен. Моей семье повезло: они успели прежде, чем поселение было полностью уничтожено… У меня мгновенно всплыло в памяти изображение, образ, виденный мною при нападении Моринготто на Форменос: брошенные, полуразрушенные дома в темноте. — Они бежали, — продолжал Илитар. Казалось, перед ним тоже стоят видения тех дней, которые он сам, хоть и не видел, но чувствует, будто присутствовал там, — и наткнулись на племя авари. Те не отказали беженцам в крове, но потребовали, чтобы мой отец и Эленандар, тогда уже вошедший в возраст, вошли в состав гарнизона, охраняющего границы территории племени. Недолго царил мир и в том краю… Набеги стали повторяться чаще, квенди с трудом стояли под натиском Утумно. Во время одного из нападений, кроме злых духов, появились кошмарные, невиданные прежде твари. Дикие, изуродованные, жестокие, они напоминали зверей. В одном из них отец с ужасом узнал бывшего соплеменника… Отец не понял, узнали ли его в ответ, сохранили ли они свой разум после всего, что с ними произошло. Тело их было искажено почти до неузнаваемости, взгляд изменился, но это, без сомнения, в прошлом были квенди. Как пытал их Мелькор, что довел до такого состояния, сохранили ли они свои феар, — на эти вопросы ни у кого не было ответа. Позднее этих существ окрестили орками. Следующее нападение было отбить гораздо тяжелее. Племени авари удалось победить в схватке, но многие из духов и орков успели бежать, прихватив с собой несколько пленников. Среди них был Эленандар. Отец и воины авари преследовали приспешников Мелькора чуть не до самой Утумно, но освободить никого так и не удалось, — Илитар говорил, не моргая уставившись в одну точку, с такой ощутимой ненавистью и отвращением, что я даже испугалась. — С тех пор Эленандара принято считать погибшим, — он перевел взгляд на меня, — а отец с матерью бежали на запад, к берегам моря. Там их приняли фалатрим. На свет появились мы с Илиэтом, моим вторым братом. Но недолго мы жили в Эндоре. Хоть мелькоровы твари и боялись моря, но нападать на фалатрим не брезговали. После очередного набега, когда Илиэта поймали искаженцы и для забавы отрезали ему волосы, отпустив, однако, потом домой как живое доказательство слабости квенди перед ними, мать не выдержала и слезно умолила отца бежать в Аман. Фалатрим дали нам парусную лодку и отец, ориентируясь по звездам, взял курс на Валинор. Море в то время было спокойно, ни один шторм не коснулся нас. Должно быть, Уинен нас пожалела и утихомирила Оссэ. Сначала отец взял севернее, мы переплыли Великое Море там, где оно начинало сужаться, затем плыли вдоль Арамана. Когда мы высадились на берег, оставленную нами лодку разбило водой о камни. Так мы поняли, что нашей тайне готовы покровительствовать. Среди телери мы жить не хотели: был велик риск, что отца узнают, начнутся расспросы, а говорить о том, что было в Эндорэ, нам было слишком тяжело. На некоторое время мы обосновались в Валмаре. Там, близко соседствуя с Валар, со светом, мы понемногу вливались в новую жизнь, нормальную для Амана. Потом мы перебрались в Тирион, теперь боясь вопросов ваньяр: пришли из ниоткуда, говорим странно, скрытные. Дальше ты знаешь. Сейчас мы здесь освоились, это место стало нашим домом… — он задумался было, но вдруг встряхнул головой и продолжил быстрым и злым шепотом, — видел я все это «волшебство», все эти звезды, дикие просторы, всю эту вашу свободу — я видел. Только ничего этого не нужно! Ни звезд, ни свободы, ни волшебства, ничего, когда каждый день ты просыпаешься, надеясь, что сегодня не умрет кто-то из твоих близких или ты сам. Это вы, благоденствовавшие здесь, под крылом Валар, ваших защитников, не знавшие, как что-то в мире может быть иначе, это вы понятия не имеете о другой жизни! Я своего старшего брата никогда не видел, потому что его забрали для создания армии, как материал, чтобы после ужасных пыток сделать уродливой тварью и отправить убивать, а ты добровольно хочешь туда идти, да еще других призываешь! Зная, наверняка зная, что твой отец начнёт настоящую войну! И себя погубит, и вас погубить может. А идет-то он не за волшебством, не за свободой, за кровью идет, за местью. И сильмариллы не будут стоить его жертв, будете страдать ни за что, а потом жалеть, мучиться за дела свои! Когда он закончил свою вдохновенную речь, глаза его пылали таким же огнем уверенности и решимости, как у Феанаро сегодня. Разница только в том, что взгляд отца был наполнен скрытым отчаянием и скорбью. Я стояла с широко раскрытыми глазами. Второй раз за день у меня было чувство, что мир встряхнулся как следует, разрушил видимость, обнажил что-то, на что я не знала, как смотреть. Разом выданная история-исповедь Илитара доходила до меня по частям, сбивчиво. В том, что его рассказ, похожий на легенду, чистая правда, я не сомневалась ни на мгновение, с таким убеждением и неподдельной болью он говорил. На что ответить сначала, что ему сказать, я не знала. Мысли уже начинали путаться. Самое страшное, что я не могла отрицать справедливость его слов и даже где-то в глубине души чувствовала, что он, возможно, прав. «Без тебя не знаю будто, за чем отец идет!» — хотелось выплюнуть, но я промолчала. — Я не мой отец, — я решила начать с самого неоспоримого и простого, — я иду не за войной, я иду за свободой и своей семьей. Я иду потому, что меня здесь больше ничего не держит. Я иду потому, что Феанаро нужна моя поддержка. И да, потому что я не знаю другой жизни, а ее больше не может быть, и я надеюсь, что там будет лучше. Отсиживаться здесь, «в темноте и покое», не для меня. Пусто здесь будет, Илитар, душно. Не могу я видеть Аман таким, нечего мне здесь делать, совершенно нечего! Все уже взято и отдано. Говоришь, твоя семья здесь начала жить? Так моя распалась, умирает, угасает. Говоришь, отец нас там погубит? Так что же, здесь мы сами себя загубим, я это чувствую, а там хоть разойтись, разгореться где будет. И насчет орков… Мне искренне жаль твоего брата, не сомневаюсь, он был доблестным воином, но все-таки, не взять же Моринготто теперь под пытки целое войско эльдар! Наконец озвученные мысли показались мне вполне убедительными, хотя я и формулировала их с трудом. — Ты сама сказала «войско», значит — война. Зачем тебе война? Уж лучше останься здесь, помоги залечить раны Амана, земли, которая тебя вырастила, останься с матерью и… со мной. Илитар смотрел на меня с каким-то испугом и внимательно ждал моего ответа. Это было предложение руки и сердца. Его последний рычаг воздействия на меня. Я не в праве просить его уйти со мной: слишком для него важна его семья и спокойствие, наконец обретенное в Амане. Но после всего, что я ему сказала, он предлагает мне остаться с ним? Создать с ним новую семью? Разве я забуду о старой?.. А он про мать вспомнил. Ее тоже никак не убедить не оставаться. А если я уйду, то значит, ее и муж, и все дети бросят. Да что ж такое! Ситуация до ужаса похожа на изгнание в Форменос, только сейчас все масштабнее, серьезнее, не двенадцать лет, а гораздо больше, может, даже навсегда. Эру, неужели он верит, что я его люблю? — Илитар, мне кажется, пора все прояснить. Мы с тобой долго находились в приятельских отношениях, близких к дружеским, но я никогда не говорила, что смогу ответить взаимностью на твои чувства. Мы не виделись почти семь лет. Пожалуйста, не думай, что всё изменилось. Мне жаль, что ты сразу не понял, что ни во что, кроме дружбы, наши отношения не перерастут. Так что я вынуждена отказаться. Жестко. Знаю, что жестко, но иначе уже нельзя. Почему-то многие забыли, кто я есть на самом деле, возвели на моем месте какой-то придуманный ими образ и еще удивляются, что я поступаю вопреки их ожиданиям. Что, не разобрать было мою натуру за столько лет? Тогда извините, что рушатся ваши бесплодные надежды. Мне совершенно не было жалко Илитара. Я снова впадала в какое-то разгневанное состояние. Опять, что ли, списать на моринготтовы происки? Нет, кажется, он тут ни при чем… Может, характер у меня испортился за семь лет жизни с Феанаро в глуши? Эх, Илитар! Что ты стоишь, как осинка на ветру? Глаза опустил, кулаки сжал. Что, больно? Наотмашь тебя мои слова ударили? Чего же ты ждал?.. Не понравилась бы моя речь сейчас не только тебе: мама бы отчитала за «жесткость», Нельо вообще по привычке мог бы подзатыльник дать… Ну, что ты молчишь? Скажи что-нибудь. Надеешься, что мне станет тебя жаль? Зря. И решения я уже менять не буду. Ну почему ты молчишь? Сколько можно! Ты ведь, небось, уже напридумывал нам совместное светлое будущее? Как детей назовем, сколько из них будут рыжими, да? Я чувствовала, как меня начинает трясти, глаза защипало. Я-то что? Не я ведь об этом мечтала. Не мне отказывают! Не мне плохо должно быть! Почему же я плачу? На мгновение у меня в голове промелькнула картина возможного будущего с Илитаром. Муж, дети, дом в Амане… Может, я на самом деле мечтала об этом? Ну хоть о чем-то из этого? Только вот в моих мыслях все было залито золотым светом Лаурелина, а с моими детьми (если их все-таки представлять) играли дети Майтимо и Морьо, Курво и Артанис, а детские игрушки мастерил Феанаро. «Видишь ли, — я обратилась осанвэ к ваниа, не решаясь снова нарушить молчание, — представляя будущее, я всегда включала в него мою семью и друзей. Их было даже больше, чем моей собственной семьи. Я, наверное, просто не понимаю, как это. А сейчас ты здесь, а они все… Не согласна я на половину спокойствия и счастья». Я тут же подумала: зачем я это добавила, только еще хуже сделала. Однако это позволило повисшему в воздухе молчанию прерваться. Какие долгие это были мгновения! — Я тебя услышал, — ответил наконец Илитар каким-то металлически звенящим голосом. — А мне жаль, что ты не понимаешь, от чего отказалась. — Не держи на меня зла, — все-таки сорвалось. В ответ он только грустно улыбнулся и кивнул. Ваниа развернулся и пошел в глубь парка. Вдруг остановился, полуобернулся, словно хотел что-то добавить, но лишь покачал головой и продолжил путь. Скоро сияющие золотом волосы окутала тьма парка, а спину скрыли густые ветви диких деревьев. Как когда-то так же укрывали его своей сенью кроны Средиземья. «Прощай, Илитар». Я направилась по тропе, лежащей в противоположном направлении и ведущей в город. Деревья разомкнулись, стало светлее, я вышла на рыночную площадь, еще недавно полную народа, но сейчас пустынную и темную, видимо, не до рыночных толков, каждый обсуждает с близкими или решает для себя сам. В тишине до меня донесся звук чьих-то торопливых шагов. Я обернулась, на миг понадеявшись, что это возвращается Илитар: все-таки тяжелое чувство осталось у меня после нашего нехорошего прощания. Хотя я не виновата! Правду сказала, а… Я даже увидела золотистый проблеск в волосах эльда, спешащего ко мне… Но это оказались всего лишь золотые ленты в косах Финдекано. Всего лишь? И чего он целый день мне глаза мозолит радует меня своим присутствием? — Алассэ! Вот и снова встретились. — Да… — Это хорошо, я все равно хотел поговорить на счет вашего выступления. — Я тебя слушаю, — ответила я, медленно продолжая идти вперед и смотря под ноги. — Я ожидал чего-то подобного от Феанаро, да и от всех вас… Но вот клятва для меня была совершенной неожиданностью. — Так что? Я не клялась, — с каждым шагом прочь от парка настроение становилось все более и более поганое, а напоминание о клятве неприятным холодом прошло по телу. — И все-таки по жару твоей речи можно было понять, как сильно ты убеждена. — Ой, Финдо, — перебила я кузена, резко остановившись и подняв наконец взгляд, — я уже ни в чем не убеждена. Стоило мне сказать, что я хочу уйти, все начали призывать меня остаться. Чуть ли не угрозами и подкупом, даже предложение сделать успели. И все за несколь… — Какое предложение? — теперь Отважный перебил меня. Он даже остановился, выпучив синие глазищи. — Такое предложение! Руки и сердца! — фыркнула я. — Кто?! — казалось, Финдекано все еще не может поверить своим ушам. — Догадайся, кто мне мог сделать предложение! — Этот, из ваниар, Илитар? — Ура провидцу! — И… Что? — Рассказал одну довольно мрачную историю о Средиземье, предложил с ним здесь остаться. Много всего говорил… — я почувствовала какое-то мрачное удовольствие: кузен выглядел очень забавно, когда пытался скрыть взволнованность, растущую с каждым моим словом. — Ответила ты что? — Финдо начинал терять терпение. — Что я ответила? — я притворно задумалась. — Как ты думаешь, что я могла ответить? — Судя по тому, что глаза у тебя заплаканы, «нет». — Именно. Отказала в духе папы… — я невесело усмехнулась. И вдруг меня разобрало пооткровенничать. — Вот скажи, почему я плачу? — Потому что тебе жаль отказываться от заманчивой перспективы счастливой и тихой жизни, — кажется, удовлетворенный ответом, Финдекано вернул свое прежнее спокойствие и простоту обращения. — Но мне не жаль! Я хочу уйти в Эндоре больше! Там ведь будет жизнь лучше. Просто обязана быть! Я чувствую. Для нормальной жизни нужны изменения, а не здесь оставаться тосковать и выцветать. Но все-таки, отказываясь от предложения остаться, я чувствую, что какой-то невосполнимый кусочек выпадает… — Я утерла слезы. — Невосполнимый? — с недоверием спросил Финдекано. — Ты так думаешь? — Не знаю, наверное. — Если для тебя это важно… Я думаю, ты еще восполнишь, — опять Финдекано говорил будто с полной уверенностью. Но не той, отчаянной, светившейся во взгляде Феанаро и Илитара (да и, наверное, в моем взгляде при выступлении на площади), а скорее той спокойно-мудрой, что так часто появлялась в глазах… Валар. Я отогнала от себя мысль о них подальше. — Не с Илитаром. И не в Амане. — А тебе нужно обязательно с Илитаром? — Финдекано пропустил мимо ушей утверждение о том, что вернуться в Валинор нам не светит. — Предложение-то он делал. — Если уйти для тебя жертва… — кузен нахмурился. — Я уже сказала, что нет! — раздраженно фыркнула я. — То есть твое решение твердо и непоколебимо? — Теперь уж тверже некуда. Поздно отступать. — Ну, я рад, — Финдекано облегченно выдохнул и улыбнулся. У Финдо была потрясающая способность: улыбаться так, что от этой улыбки вся злость и раздражение улетучивались. Мне бы такую улыбку, она бы мне очень и очень пригодилась. — Чему это ты рад? Что я отказалась от предложения, возможно, делающегося раз в жизни? — я усмехнулась. — Зато ты пойдешь с нами. А то ты бы была нашим невосполнимым кусочком. — С нами?! Ты что же… — Решил вас не бросать и уговорил отца? Да, — Финдо ухмыльнулся, явно довольный собой. — Это… Прекрасно! А я почему-то все ждала, что и ты начнешь убеждать меня остаться. — Что тебя убеждать, все равно бесполезно. — Кажется, я действительно начинаю понимать, почему Нельо тебя так любит! Финдекано каким-то чудесным образом смёл моего сердца всю грязь и тяжесть, которая осталась после прощания с Илитаром. Что ж, по крайней мере, у меня будет друг, на которого я могу положиться.