Как сильмариллы все изменили

С утра зарядил дождь. Сборы в дождь, да еще и в спешке, — одно из самых неприятных занятий. Лидеры нолдор ходили хмурые и раздраженные, на редкие шутки мало кто отвечал даже снисходительной улыбкой, то там, то тут вспыхивали споры. Несмотря на то, что после насыщенной ночи у меня было хорошее настроение, я поддалась влиянию толпы и скоро перестала отличаться от других с кислой миной. Единственным довольным, как, впрочем, и всегда, был Льяц. Для него бравое племя нолдор было не больше стаи муравьев, копошащихся в своих «важных и неотложных» делах. Он сам как будто вообще не участвовал в текущих событиях, а только наблюдал откуда-то сверху с насмешкой. И зрелище наших радостей, бед, интриг и стычек развлекало и умиляло его. Майа готов был специально путаться под ногами, чтобы в очередной раз вывести из себя кого-то из участников похода. Единственным, кто избежал участи быть «атакованным» котом, был отец. Да и то Льяц «пощадил» Пламенного Духа лишь оттого, что подкармливать огонь гнева Феанаро не было нужды. Нервы короля нолдор поддавались нешуточным испытаниям с момента выхода из Тириона, а в последнее время были напряжены до предела. Мне хотелось подойти к папе, подбодрить, не дать уйти в себя окончательно и зачерстветь, но старший сын Финвэ упрямо никого не хотел подпускать к себе, прикрываясь и отпугивая желающих помочь криками и гневными выпадами. — Да сам все делай, если такой умный! — раздраженно прошипела я после очередного отцовского замечания. — Реагируй спокойнее, Кена. У отца сейчас непростое время, и наша задача, наш долг — его поддерживать, — мудро заметил Майтимо. — Он сказал переделать — переделай, я тебе помогу. — Не надо, я справлюсь, у тебя и своих дел достаточно. Ты ведь будешь флот вести? — Да, отец доверил мне, — не без гордости ответил Нельо. — А ты остаешься? — Верно, хватит с меня этих кораблей! Да и у папы другие планы… Рыжий утешительно похлопал меня по плечу. — Все нормально, я понимаю, что буду полезнее здесь. Будь осторожен и не посрами честь Первого Дома! — я крепко стиснула брата на прощание. — Сделаю все возможное, — Нельо улыбнулся, — не обращай внимания на грубость отца… — Да, да, я поняла. — Не беспокойся, Руссандол, я буду рядом с твоей сестрой, чтобы помочь и поддержать… Хотя в ее случае, скорее удержать. Ненавижу, когда невозможно понять, говорит ли Финдекано как мой кузен и друг детства или как практически признавшийся поклонник! К счастью, его последняя фраза дает мне право разозлиться на его слова, не объясняя настоящую причину. Я закатила глаза. — О, не сомневаюсь! — как-то многозначительно усмехнулся Нельо, смерив нас быстрым взглядом. У меня на виске быстро забилась жилка. — Поезжай уже, братик! Удачного плавания! — и, махнув на прощанье рукой, я отошла от берега, оставив двух друзей одних. Я шла по гравию, все еще немного хромая; последние шатры быстро сворачивались и укладывались на обозы, запрягали лошадей, проверяли запасы воды и корма для скота… Без палаток и пестрой толпы эльфов берег становился пустынен, дик и неприятен. Отвесные безрадостные скалы, черные, беспокойные воды… — Интересно, где же будет веселее: в море или на суше? — как бы в задумчивости промурлыкал непонятно откуда взявшийся кот. — Даже препятствовать тебе не буду. Иди, куда пожелаешь! — И все? И даже не будешь уговаривать меня остаться? — Я бы с радостью отдохнула от тебя недельку, — и это, действительно, было наполовину правдой. — Брось, тебе меня никогда не обмануть! — рыкнул майа. — Впрочем, — Льяц возвратился к своей обычной мягкой интонации, — партии новой морских приключений я не планировал. — В таком случае включи в свои планы рассказ о возможностях и опасностях связей с духами! — напомнила я, стараясь не показать виду, что при воспоминании о недавней вспышки майа у меня по спине пробежали мурашки. — Чрезмерное любопытство мало кого доводило до добра, — прищур жёлтых глаз. — Кто бы говорил! Звонкий металлический звук оповестил нас, что лагерь выдвигается в путь. Я вприпрыжку, стараясь не наступать на ушибленную ногу, понеслась к уже запряженной лошади. Но на пути меня остановила эльфийка, заведующая запасами провизии, пожаловавшись, что лучшее погрузили на суда, а нам на суше придется перебиваться с каши на лепешки. Я ее утешила, сказав, что с меньшей поклажей наш путь будет быстрее и нам не придется долго кочевать по этим неприглядным местам. Отвязавшись от одной, я тут же налетела на другого непонятливого, который не помнил, сколько именно груза можно навьючить на одну лошадь. За ним следующий ответственный недосчитался обоза. Другому при погрузке придавило руку, и он не мог найти целителя… От этих вопросов, жалоб, просьб пухла голова. Ну почему, почему, когда только-только закончилась погрузка, у них вдруг возникают все эти проблемы? Как нарочно! И почему, кстати, всем этим должна заниматься я? — А что ты хотела? — иронически спросил отец, когда я донесла до него свои сомнения. — Нельо в море, Курво — тоже. Близнецов я мало о чем просить могу. Турко после третьего вопроса взорвется… Вы с Кано и Морьо — негусто, конечно, да и помощи от вас меньше, чем я был в праве ожидать, но вы — все, что остается. Доверить помогать мне я не могу никому из отпрысков Индис, так что… Да и к тому же тебе полезно. Повзрослеешь наконец! Может быть. Перестанешь голову ерундой забивать. Я не стала говорить Пламенному Духу, что, чтобы выбить из меня всю дурь, этого явно не хватит, а то он бы мгновенно нашел мне еще уйму малоприятных обязанностей. Однако, с другой стороны, это и правда может быть мне полезным. Если вкратце, то полдня на меня активно наседали с разными организационными вопросами. Когда мы наконец, спустя полдня (!), двинулись, я почувствовала огромное облегчение. По крайней мере сегодня была моя очередь ехать во главе колонны, а за порядком предстояло следить другим. Впрочем, во всем были свои недостатки: я ехала впереди, и передо мной была только темнота, света факелов и светильников хватало только для того, чтобы осветить несколько ярдов перед копытами лошадей. Отменный эльфийский взор различал лишь очертания скал и камней, волн и редких деревьев. Взгляд то и дело притягивали яркие звезды в вышине. Бесстрашный кот бежал рядом. И что это его вдруг потянуло прочь от народа? Наверняка в середине или конце строя он найдет для себя настоящее «веселье». «Не заболел ли ты, радость моя?» Майа фыркнул и гордо поднял хвост. «Раз уж ты тут, может, расскажешь то, что обещал? А то я тебя долго донимать буду!» «Назойливая! — еще раз фыркнул кот. — Открой полностью мне разум, тогда я смогу гораздо понятнее и объяснить, и показать…» «Ни. За. Что! — отчеканила я, немного смутившись. — Я верю, что ты достаточно талантлив, чтобы донести сведения простым осанвэ!» «Это разумеется, да вот только ты, пташка, не поймешь половины! В лучшем случае…» «Я попробую», — не сдавалась я. Майа разочарованно вздохнул: «Задавай вопросы». «Так… Ну… Как, например, мне научиться не открывать разум случайно?» «Тренировки. Дальше». «Это не ответ!» — возмутилась я. «Есть такой принцип: сколько отдаешь, столько и получаешь. Ты не дала мне возможности донести до тебя знания, а теперь обижаешься на их неполноту!» Ну и хитрец же ты, Льяц! Так и тянет тебя чем-нибудь стукнуть по твоей пятнистой башке! «Связь с духами — тоже тренировки?» — презрительно бросила я. «Ты даже не знаешь, что имеешь в виду под «духами»! Серость… — кот ответил мне не меньшим презрением. — Вот что ты, например, понимаешь под словом «стихия»? Вещество, твоих духов или все вместе? А? Не знаешь? То-то, принцесска! Прежде, чем лезть во всякие тонкие материи, вроде связей, неплохо бы основы подучить! И чем только Валар занимались!» «Ну, Валар, и правда, учили нас, что все живое, все по-своему чувствует и понимает… И еще что-то… На самом деле, они довольно заумно и скучно рассказывали», — оправдывалась я. «Мда… Я, видно, слишком долго жил в Валмаре: насмотрелся на всезнаек ваниар. Хотя и они такие забавные! Думают, что им все известно, а на деле только со слов Валар все понимают. А те им, в лучшем случае, два слова рассказали обо всем!» — кот даже фыркнул от такого беспредела. «Ты попал по назначению: именно в этой семье нолдор ваниар ненавидят больше всего!» — мрачно усмехнулась я. «А, юный Феанаро!» «Юный? Впрочем, для тебя мы все — дети, верно? И все-таки, может, поможешь мне «подучить основы»?» «Эх… Ты безнадежна! — вздохнул майа, — сколько знакомы, а до сих пор просишь меня сделать что-то задаром!» «Что ты хочешь?» «Вот, обреченность в голосе! Мне нравится! Итак… Что же мне нужно?.. — Льяц задумался. — Может, я буду тебя учить, а ты мне будешь рассказывать разные случаи, истории из своей жизни?» «На что они тебе?» — я недоверчиво покосилась на кота. «Так, для развлечения». «А откуда мне знать, что ты не собираешь сведения о семье Феанаро?» «Ниоткуда! В этом вся прелесть! Не весело ли?» «Что-то не очень, — призналась я. — Давай другое желание». «Другое? Сама напросилась! Не плачь потом! — угрожающе предостерег майа. — Будешь мне… петь!» «Петь?» — от неожиданности я даже лошадь остановила, тут же поправилась и снова направила Синду вперед, но недовольное ворчание Морьо долетело до меня. «Что? И это не нравится?» «Ладно! — быстро согласилась я. — Петь, так петь!» Чудак ты, Льяц! Я уж ждала очередного коварного желания. «А все-таки мог бы мне по старому знакомству просто так рассказать!» — не удержалась я. «Первое правило: ничто в мире не делается просто так, и я тоже просто так ничего не делаю…» Вплоть до самого привала, то есть с полудня до позднего вечера, Льяц вещал мне об устройстве мира и прочей ерунде. Он и здесь не упустил случая поиздеваться: говорил в своей странной манере, периодически переходил на загадки. Я, конечно, раздражалась, спорила с ним, требовала ответов на свои вопросы, но недокота мои всплески эмоций никак не беспокоили. За эти часы мы быстро прошлись по тому курсу, который нам втирали с детства родители, наставники и Валар. Подводя итог, можно было сказать, что все в мире происходит по каким-то причинам, что ничто ниоткуда не возникает и никуда бесследно не исчезает, что все в природе живет. Далее Льяц объяснил, что каждая феа, еще до первого своего воплощения, имеет некоторые особенности, развиваются они, когда феа соединяется с хроа, однако хитрый дух заикнулся о том, что воплощаются души не совсем неразвитые, и что перед первым воплощением проходит свое развитие, но отказался продолжить эту интересную тему. Впрочем, отмахивался кот, это не определяющий фактор, несмотря на наличие предрасположенностей до воплощения, именно воплощенная феа развивается вместе с хроа и может стать всем, кем пожелает. Поэтому и интересно следить. Если бы все было предопределено с начала, было бы совсем скучно. Например, про меня, после очередной вспышки негодования из-за сбивчивости рассказа, Льяц сказал, что я не зря родилась в семье Феанаро, Пламенного Духа, сходному по настроению с огнем. Именно из-за переизбытка огня мы с отцом такие вспыльчивые и своенравные. И дело не только в воспитании и родстве: изначально наши феар носили в себе отпечаток огненности. Воплотившись, мы лишь развили в нас имевшуюся силу и дали ей направление. Хотя, по его словам, я легко могла бы заняться собой, за этой особенностью следить и ее изменить, если пожелаю. Но даже мудрым эльфам чаще проще спихивать ответственность на наследственность или дурной характер, а не брать все решения на себя. «Огонь ведь — это не только вспыльчивость, но и страстность в любви и работе, горящее желание открыть неизведанное. Гнев может быть горячим, как и желание зищитить и милосердие» — слышать от Льяца слово «милосердие» в принципе было странно, но я все мотала на ус. — Хорошо, — я пыталась уложить в голове ту массу знаний, которая вылилась сегодня на меня. — Допустим, это я поняла. Связь с духами — предрасположенность, которую тоже можно тренировать и направлять? — Не гони коней, нетерпеливая девчонка, а слушай! Сначала разберись с собой непосредственно, для связей будет время лучше. Примерно так Льяц отвечал на все мои вопросы, но тем не менее беседа с ним мне действительно во многом помогла. Но не только познание мира и самой себя навалилось на меня: чем дольше я слушала майа, тем больше я поражалась его знаниям. Было очень странно осознавать, что тот шут, роль которого на себя взял этот недокот, и дух-помощник Мандоса, знающий в сотни раз больше, чем самый продвинутый эльф, — одно лицо. Харизма Льяца защищала его от злобы собеседников, а вековые знания внушили бы любому уважение. Все это вкупе создавало тот неясный образ, который манил и интриговал. Под конец его рассказа я даже заметила, что практически растеряла всю бдительность и стала очень доверяться этому неизвестному духу. Мне хотелось слушать, и слушать, и слушать… — Ты что сегодня такая кислая? — тактично поинтересовался Морьо, подойдя ко мне во время привала. — Ты имел в виду задумчивая? — поправила я брата. — Всё одно, — отмахнулся он. — Ну как? Решила что-нибудь с Финдо? — Нет. Что решать-то? Нечего. — Не понимаю: он трусит или благородно дает тебе время подумать, прежде чем признаться в своих чувствах? — Мне кажется, первое. Он еще такой мальчик… — О-о! — засмеялся Карнистир. — Вы поглядите, какие слова. Кена, ты, конечно, придирчива, но… Ха-ха! — Что такого смешного? — Мне интересно, а что ты ожидала? Он ненамного старше тебя, живет, жил по крайней мере, в тех же идеальных условиях, что и ты. С чего ему быть очень взрослым? — Я и не говорю, что жду от него взрослости! И не говорю, что взрослая сама. Просто это правда, что он… — Знаешь, в чем твоя проблема? — перебил меня брат. Я закатила глаза. — Ты не идеальна, но хочешь от других слишком много. Угодить тебе практически невозможно! Ведешь себя прямо как… — Отец? — подсказала я. — Нет нужды говорить мне то, что я полжизни выслушиваю от мамы и остальных. Не нужна мне идеальность Финдекано, не нужна! Но то, что он все ходит вокруг да около, все не может решить, взять ответственность хотя бы за себя, меня ужасно раздражает! Мы все еще не взрослые. Ни Майтимо, ни Кано, ни Финдарато… Я не прошу их повзрослеть, но мне для любви мало одной неопределенной симпатии, робких взглядов и подобной чуши! Мне и поверить сложно, что чувства Финдекано, в которых он все не может разобраться, настоящие. — Все сказала? А теперь послушай, я говорю все это только потому, что искреннее желаю тебе добра. Однако я не собираюсь тебя убеждать в чем-то или с кем-либо сводить, просто пойми, что… Мы с Отважным никогда особенно не ладили… — …И ты не называл его Отважным. — …но он очень подходит тебе, — не замечая мою колкость, продолжил Морьо, — с ним ты действительно можешь быть счастлива. К тому же он не всегда будет, как ты говоришь, мальчишкой. Пройдет время, и мы будем совсем другие, но пока ваши жизни и души почти ничем не омрачены… — Говоришь так, будто меня за него замуж выдаешь! — Ну, до «замуж» еще дожить надо. Да и подумать нужно будет прежде, но не вычеркивай его из претендентов сейчас. — Не никого не вычеркиваю! — разговор раздражал меня все больше. — Ты за весь день ему двух слов не сказала, а он и так к тебе подходил, и этак! — Разве? Я как-то не обратила внимания… Морьо потер пальцами переносицу и вздохнул: — Ты безнадежна! — Ты не первый, кто мне это сегодня говорит! — вдруг развеселилась я, вспомнив слова Льяца. — Да? А кто же первый? — А? Да кто-то из моих многочисленных братьев, — отмахнулись я. — Как бы то ни было, прислушайся к моим словам, — Морьо встал и пошел сообщать лагерю, что мы снова выдвигаемся в путь. — Слышишь? Ты когда сам-то помудрел? — крикнула я ему вслед с улыбкой. Морьо только помахал рукой, не оборачиваясь. Эту ночь мы провели в дороге, чтобы не очень отставать от кораблей. — Теперь дело за тобой, — шепнул мне Льяц, как только мы снова сели на коней. — Как ты представляешь, чтобы я сейчас запела? Тут слишком много ушей! — Надо было подумать об этом прежде, чем соглашаться, — заметил беспощадный майа. — А… А что петь-то? — Полдня потратил на тебя я, поройся в памяти, вспомни сюжет какой-нибудь и спой! Поройся в памяти! Что-то мне подсказывает, что сейчас на ум придут самые неприятные воспоминания. Я закрыла глаза. Почему-то вдруг всплыло улыбающееся лицо Финдо, пошли вспышками моменты прошлой ночи, корабль, буря, Альквалондэ. Я резко открыла глаза: дальше не идем, никакой Гавани. «Вижу, ты что-то вспомнила, пташка. Начинай же!» — безжалостно повелел Льяц. Несмотря на то, что весь сегодняшний день моя симпатия к нему только росла, в этот момент я его просто возненавидела. Не зря он майа Намо: наверняка понял, что сейчас я вспомнила что-то очень неприятное и страшное, но заставляет меня углубляться в воспоминания. Льяц безмятежно жесток. «Подожди, я вспомню какую-нибудь песню…» «Нет, пой о том, что сейчас на уме!» «Не смей мне приказывать! — взорвалась я. — Я принцесса Первого Дома, а не безмолвный раб! У тебя нет права заставлять меня!» Опомнившись, я подумала, что сейчас терпение духа кончится и он начнет мне угрожать, шипеть или вообще применит свою силу. Я вся напряглась, готовясь к словесной или физической борьбе, но Льяц не спешил реагировать на мой выпад. «Хорошо, — вдруг сдался недокот, — пой, о чем хочешь. Всегда надо чувствовать, что поешь, поэтому я не буду тебя заставлять». Сказать, что я удивилась — не сказать ничего. Ладно, Льяц, ладно, я спою о том, что чувствую, и что вот уже день не дает мне покоя. — Ко сырой земле, — начала я негромко, пробуя голос, — Во чужом краю, Ветер гнул траву, Был навеселе. Как раз вовремя налетел порыв северного ветра. Интересно, вдруг Эонвэ все-таки вертится рядом с нами? — Был навеселе, — громче и увереннее продолжила я, — Гулял вкривь да вкось, Да нежданный гость Стал желанным мне. Моё пение начало привлекать внимание едущих рядом всадников, но я только входила во вкус и не собиралась сейчас останавливаться. — Стал желанным мне, Но не друг, не брат. Голова в огне, И глаза горят! А ты, ветер мой, Не гневись на нас, Не гони волну, Не играй огнем. Как развеешь ночь, Как прогонишь ложь, Так мой милый гость И уйдет прочь! Когда я закончила, кругом поднялся шумок, кто-то крикнул: «Ай да принцесса!», — другой похвалил: «Недурно!». А ехавшие неподалеку Амбаруссар начали приставать с коварными вопросами о таинственном госте. Я не обращала на них внимания и только отмахивались, меня гораздо больше волновало другое — реакция самого заказчика. Майа молчал, продолжая легко бежать в образе кота рядом с лошадью, так что даже его глаз я не видела. Честно сказать, я сама удивилась своей смелости. Хотя сейчас я успокаивала себя тем, что слова песни можно отнести как и к Льяцу, так и к ночному происшествию с Финдекано. Надо бы спросить этого котяру, что он думает о моей песне, но я боялась, что он начнет пользоваться тем, что текст мог быть для него похвальным. Однако не спросить совсем было бы еще подозрительнее. «Мы в расчете?» — я старалась придать своему посылу насмешливое и шуточное настроение. «Да, пожалуй…» — задумчиво ответил дух. И все? Ладно, и на том спасибо! Будешь делать вид, что не понял? Ой как это не в твоей манере. Ты, возможно, упустишь повод неплохо поиздеваться! Впрочем, с чего ему приписывать мою благосклонность себе? Он, конечно, себя самого безмерно любит, но кот сам присутствовал при сцене с Финдо… Да и сама я могла признать в «нежданном, но милом сердцу» госте Льяца лишь на две трети. Так я и ехала, погружённая в свои размышления. «Пташка, — раздался в моей голове голос, и я разом обо всем забыла и замерла, — ты бы поосторожнее была: гости на то и нежданные…» Майа, как обычно, произнес свои слова в шуточной форме, но на этот раз он предупреждал. Я это почувствовала. Видно, он всё же подумал про себя… И от этого его предупреждение становилось еще более весомым. Возможно, он прав, даже наверно прав: не стоит так быстро менять отношение к чему-либо. Решать нужно, только все обдумав, а не горячностью сердца, не первым огненным порывом. И прочее, прочее, прочее… Самое ужасное то, что нельзя понять, серьезно ли говорит помощник Мандоса, а следовательно, стоит ли мне обижаться на его слова. Да и про кого точно он говорит, не ясно. Прекрасно, Кена: не хотела раскрываться и запутала саму себя! Примерно в середине ночи мы поменяли позиции, и я стала ездить вдоль растянувшейся колонны, подгоняя отстающих и следя за порядком. Льяц бегал где-то сам по себе. Моринготто его возьми, почему я стала так внимательна к тому, где именно находится этот кот и чем он занят? — Это ты пищала? — как-то спросил у меня Феанаро, когда мы столкнулись при объезде строя. — Ты имеешь в виду пела? — Пела, пищала — всё одно! — отмахнулся отец. — В общем, это неплохая идея, поднимает дух войска, отвлекает от мятежных мыслей… Что именно отец называл «мятежными мыслями», было неясно, но, вероятно, он имел в виду мысли против него, короля, и его идеи — похода. Бедному Пламенному Духу уже давно мерещились заговоры, недоверие, неуважение повсюду. И с каждым днем его подозрения росли, как и неприятное щемящее ощущение в груди. По ощущениям близилось утро, когда на мою позицию замыкающего строй прискакал Финдекано. Кузен настороженно смерил меня взглядом и, боясь быть навязчивым, спросил, как я себя чувствую и о чем я так надолго задумалась. Я подняла рассеянный взгляд на кузена, и на ум пришли слова Морьо. Дать ему шанс… Надо ли? — Разве ты не должен вместе с Нолофинвэ идти во главе своего Дома? — Дом никуда не денется, — отмахнулся ответственный Финдекано, — а мне с тобой нужно… хочется поговорить. — Да? И о чём же? — Я этой ночью к тебе вывалился, накричал, вспылил… Надеюсь, тебе это не принесло большого огорчения? — Мне, конечно, было очень неприятно. Тем более, что я до сих пор толком не понимаю, по какой причине ты так разозлился, — соврала я. — Прости, Алассэ, мне действительно жаль, что я тебя расстроил! — Отважный сам пригорюнился, но тут же прибавил совсем другим голосом: — я тебе сейчас объясню, если ты этого ждешь, почему я так поступил. Я приготовилась слушать, как мне второй раз в жизни будут признаваться в симпатии или даже любви, мямля, запинаясь и краснея. Что ж, хоть повеселюсь. Я мысленно остановила себя: даже не думай, Кена, мыслить категориями Льяца! — Последние насколько дней я провел в размышлениях, и сейчас я готов сказать, что я всегда дорожил тобой как сестрой и другом, а в последнее время понял, что люблю тебя гораздо больше, чем позволяет наше положение кузенов, и я хотел бы впоследствии соединить свою судьбу с твоей. Я не знала, верить ли ушам, и в то же время пыталась прокрутить в голове еще раз его слова и запомнить те ощущения, которые сейчас нахлынули на меня. Финдо, которого я знаю всю жизнь, кузен, связанный со мной кровными узами, принц нолдор, обязанный чтить обычаи и порядки своего народа и еще желательно желания своего отца, просто и спокойно, без волнений, признался в любви и попросил руку и сердце. Подал как обдуманное решение, хотя вопросов и даже возможных препятствий немало. И я думала повеселиться! Эру, это совсем не весело и не забавно. День назад я досадовала на тебя, что ты не решаешься признаться, а теперь сама не рада… — Ты… — у меня пересохло во рту, и голос был хриплым и ломким, — уверен в своих чувствах и… намерениях? — Абсолютно! — с юношеской горячностью заверил меня Нолофинвион. — А… А… Но мы же родственники! — только и смогла выдавить я. — Я долго об этом думал, — (несколько дней!), — и решил, что кровная связь не имеет определяющего значения. К тому же сам дядя Феанаро любит поминать, что мой отец ему брат лишь наполовину, не думал, что однажды это может стать аргументом в мою пользу, — Финдекано усмехнулся, а я покраснела за слова отца. — Да, в нашей семье таких случаев еще не было, но ведь никто никогда не говорил, что это строго запрещено — это лишь не совсем обычно. Хотя разве удивительно, если я знаю тебя всю жизнь, что чувство крепкое и надежное сформировалось во мне? Это не блажь первого знакомства и мимолетных встреч. Если тебя пугает неодобрение кого-то из родственников, я готов сам поговорить с любым из них… И даже со всеми! И убедить их, что настоящие чувства выше и важнее предрассудков и даже обычаев! — с упоением вещал Отважный. — Я понимаю, — немного успокоился он, — что не имею права сейчас требовать от тебя ответа. Возможно, ты не дашь его очень долго… Я надеюсь, что ты не станешь сразу отказывать, но если откажешь, я отказ приму. Но относительно моих намерений можешь не сомневаться. Я для себя решил все окончательно, поэтому, когда прошлой ночью увидел в твоем шатре спящего эльфа, вспылил. Но я до сих пор считаю, и это уже не относится непосредственно к моим чувствам, что этого духа надо остерегаться. Я слушала тираду Отважного с удивлением и обреченностью, должно быть, Финдо прочитал это в моём взгляде, когда я подняла на него глаза. — Да, Финдекано, и угораздило же тебя! — я тяжело вздохнула. Рауко! Всё же было гораздо проще, когда он не объявлял открыто о своих чувствах! Гораздо, гораздо проще! Отказать сразу? Это было бы честно и милосердно: не давать никаких ложных надежд. Но какая-то часть меня, примерно та доля, которая посвятила текст песни именно Финдекано, была не готова отвергнуть кузена. Бессмысленная путаница! От негодования я непроизвольно ударила рукой по ноге, получилось ощутимо неприятно, я ударила еще и еще раз. На третий раз кулак съехал, и досталось ни в чем не повинной Синде. Лошадка недовольно заржала, но на этом ее смирный характер исчерпал себя. — Не издевайся над животным! — донесся откуда-то спереди далекий крик Турко. Только его советов не хватало! Я была раздражена и напряжена. Разумеется, больше всего злилась я на саму себя, но в опалу попали все: близнецы, не отстававшие с расспросами, мальчик-оруженосец, который успел как-то раздразнить мою Синду во время очередного привала, Турко, коривший меня за небережное обращение с лошадьми, Ириссэ, которая ехала с ним рядом… К завтраку я перессорилась почти с половиной пешего лагеря. Финдо это приписал к последствиям нашего разговора и сам стал угрюм и молчалив. Льяцу же, который виноват был (во всем и всегда) ничуть не меньше, всё это нравилось до одурения, и сам он пребывал в прекрасном расположении духа. После недолгой остановки на завтрак, действительно не отличавшийся большим разнообразием еды, я снова молча ехала во хвосте колонны. Теперь компанию мне составлял не менее задумчивый и сегодня неразговорчивый Кано. Мы ехали, погруженные каждый в свои мысли, и были вполне довольны, что другой нас не отвлекает. Потом Макалаурэ достал из-за спины небольшую походную лиру и начал перебирать струны. — Подбираешь мелодию? О чем песня? — О девочке-злючке, которая со всеми перессорилась. — Еще дразнишься! — Да спокойно, спокойно! — засмеялся Певец. — Но, согласись сама, ты успела дел натворить сегодня. — На то были причины, — недовольно пробубнила я. — Да? Что же за катастрофа? И стоила ли она того? — Ты решил вместо Нельо меня воспитывать? — Ох, вижу, гнев силен! — улыбался Кано. А так хорошо было ехать в тишине! — Ну поделись проблемой, авось, помогу. — Поможешь! Это вряд ли. Но слушай: возникла одна ситуация… Да дело даже не в ситуации! Просто я всегда, зная, как поступить, упорно делаю наоборот! И теперь, вместо того чтобы выбрать более правильный вариант, хотя он не сильно лучше другого: оба сумасшедшие, я тянусь к более опасному и неразумному выбору. — Да, Кена, ты из тех, кому всегда нужно все и сразу. Подобным личностям довольно сложно довольствоваться благоразумными решениями, — заметил Кано. — Вас тянет к противоположностям, и вы часто желаете совсем не того, что для вас благо. Вам нравится во все бросаться с головой, и полумеры вас не устраивают. Если вы злитесь, то на всех и неистово, и склонны делать идола из того, кого любите, отдавать все с той же неистовостью, — Кано послал мне многозначительный взгляд. — Вижу, ты очень наблюдателен, братец, — раздражение на Певца мгновенно улетучилось. Я задумалась над его словами: если и не все, то почти все — чистая правда, и хотя Льяц, как и многие до него, говорили, что все определяет лишь выбор, как этот выбор сделать и ему следовать, я не знала. — И как мне заставить себя отказаться от желаемого в пользу полезного и благоразумного? — Присмотрись, так ли хорошо то, чего ты настолько хочешь. Часто бывает, что недостаток сведений формирует ложное представление о чем-то или о ком-то. Стоит приглядеться внимательнее, чтобы понять, что тебе действительно нравится. Но это ты и сама знаешь. — Эру мой, Кано, ты ли это?! Я упустила момент, когда ты стал мудрецом? — Не всё же мне в детях ходить, — скромно улыбнулся Певец. — Сначала Морьо, теперь ты. Если близнецы меня обгонят, впору руки опустить. — Пока этого можешь не опасаться, — вздохнул Макалаурэ. — Подумай. Если станет одиноко и грустно — подходи. Я благодарно улыбнулась брату. Надеюсь, ему самому сейчас не одиноко и не грустно. Хотя вру, знаю, что именно так. Но Кано держался молодцом. Мне нужно снова взглянуть на Льяца непредвзято, трезво оценить его. Я разрывалась между желанием поскорее его увидеть и не встречаться с ним вовсе. И я еще думала несколько дней назад, что было нелегко! Как говорится, все познается в сравнении. Тем временем между угрюмым Финдекано и Турукано шел не менее важный разговор. — …вот так, братец, жил-жил, да за советом к младшему. — Смейся, сколько хочешь, — огрызался старший, — я и у другого спросить могу! — Ладно, ладно, не горячись, — Турукано явно забавлялся гневом брата. — …За все надо бороться, и девушек тоже надо добиваться! — вдохновенно расписывал младший. — Пойми, им нужны не слова, а поступки!.. Хотя слова тоже, конечно, нужны, причем довольно часто, но одних слов мало. Нужно ее постоянно убеждать в серьезности твоих намерений, постоянно доказывать! Не бойся быть навязчивым и ни в коем случае не опускай руки! Финдекано мрачно вслушивался в советы брата, внутренне не находя в себе силы согласиться с ними. Но что он теряет? Вероятность соглашения на данный момент ничтожна, но, может, его действия смогут склонить к желанному ответу? «Завоевывать, значит? Добиваться? Ну что же, будем добиваться!» — решился наконец Отважный и, резко развернув коня, помчался в конец колонны. За беседой братьев внимательно следил третий, весьма заинтересованный слушатель. По мере поступления «дельных советов» ухмылка на его морде становилась все шире, отчего на простого кота он походил все меньше. — Это будет весьма забавно, — вслух сказал себе Льяц и тоже поспешил к концу строя, чтобы не пропустить ничего из обещанного веселья, а главное — не упустить возможность поучаствовать в нем. _________________________________________ Использовалось начало композиции «Заговор» — Ветер Воды