Как сильмариллы все изменили

— Ну хватит, Финдо! Это уже обидно! — хохотала я. — Погоди, еще один. Называй! — Хорошо, но это последний! Пусть будет… О, Майтимо! — Ведь был наш рыжик тонок, прост, А хвастался немало. Но наказал огромный рост — И вырос Нельо шпалой! — И это про лучшего-то друга! Ну я передам Нельо, будь уверен! — с напускной строгостью отчитала я кузена. Финдо вот уже битый час занимался тем, что развлекал меня забавными куплетиками про любого, чье бы имя я ни назвала. Он спел и про себя самого, и про меня, и даже шепотом про Пламенного Духа. Я не стала больше расспрашивать, почему он предпочел моё общество обществу Второго Дома. Видимо, после своего признания он решил открыто оказывать мне внимание, чему мне, по сути, нечего было противиться, тем более что дорога была скучной, пейзаж — однообразным, а мысли, в которые можно было погрузиться в одиночестве, — непривлекательно грустными. Выходки Отважного скрашивали моё время вплоть до незапланированной остановки. Внезапно колонна встала без объяснения причины. До нас дошли только ропот и несколько искаженных предположений. Пришлось скакать к началу строя, чтобы спросить разъяснений у короля. Феанаро хмуро взирал на причину остановки его «войска», а именно — на начинавшийся крутой косогор, по которому в темноте подниматься было опасно. Огромные валуны и целые скалы — когда-то осколки Пелори — нагромоздились друг на друга, словно специально создавая преграду. Пламенный Дух вызвал нескольких своих лучших охотников, знатоков рельефа, чтобы отправить их на разведку, да сам не выдержал и пошел с ними искать наиболее безопасную переправу. Мне же лично королем было поручено не допускать ропота и недовольства народа. Было вполне ожидаемо, что подобная преграда, весьма подозрительная, вызовет у некоторых сомнения и натолкнет на мысль о вмешательстве Валар. Однако все оказалось проще, чем я думала: сказался долгий путь, и неожиданная передышка стала радостью для многих. Мне и самой было приятно наконец спешиться и размять ноги. Все члены монаршей семьи были заняты делами, поэтому компанию мне составить было некому. Так я думала… — Вся в работе, принцесса? — во время моего неторопливого обхода остановившегося строя прямо над ухом раздался голос. Я непроизвольно вздрогнула, но не от неожиданности, а от того, что сразу узнала владельца. — А тебе себя девать некуда? — я не оборачивалась и не замедлила шага. — О, брось, ты не можешь быть не рада такому спутнику, как я! — Да ну? Я, может, одиночеством наслаждаюсь. — О, понимаю! — наигранно воскликнул майа. — Должно быть, общество влюбленного принца быстро надоедает? — Следил за мной? — Нет, так, — отмахнулся Льяц. — Я лишь заметил, что ко мне больше никто не пристает с расспросами, вот я и решил посмотреть, чем же ты была так занята. И оказалось… Я резко развернулась, так что наглый дух в образе двуногого чуть не налетел на меня, и смерила майа строгим взглядом. — Ну? Так что же? — Ничего удивительного, впрочем. — Вот именно, — с нажимом подтвердила я. — Кстати, позволь узнать, почему ты вдруг решил в образе квенди побыть? Лапы по гальке бегать устали? — Для разнообразия. К тому же так оно даже забавнее. Вот я, например, подошел к конюху Второго Дома и сказал, что ты меня послала взять лошадь. И он даже не спросил, для чего, кто я такой и прочее! — в голосе Льяца звучало восхищение. — От моего имени решил стать конокрадом? — Да ничего я не краду, принцесска, — майа «успокоительно» похлопал меня по макушке, — официально лошадь вообще не покидает пределы строя. Пока что. — Будь уверен, я с тебя глаз не спущу! — О, а что скажет твой женишок? — С ним я как-нибудь сама разберусь. — Вы посмотрите, сколько решимости! Аж искры из глаз, — Льяц даже наклонился, чтобы быть на уровне моего лица, и довольная улыбка расплылась по его морде лику. Я побуравила его взглядом, потом развернулась и продолжила обход. Льяц не отставал: — А что, пташка, я тебе не нравлюсь в вашем обличии? — Ты мне нравишься, когда не привлекаешь лишнего внимания. — У, какие мы строгие сегодня! Соскучилась, что ли? — Было бы по кому ску… Я не успела договорить: майа схватил меня со спины, протянул к себе и уткнулся носом в мои волосы. — По мне нельзя не скучать, — самодовольно прошептал он и с шумом вдохнул. — У тебя волосы солью пахнут… — Ну ещё бы! — я дернулась, желая высвободиться, но Льяц хотел сам контролировать ситуацию и пресек мою попытку. У меня снова по коже пробежали мурашки, но уже явно не от страха. — Что тебе неймется? Отпусти уже. — Нет, нет, нет, — парень процокал языком прямо над моим ухом. — Когда же ты, принцесска, научишься деловому подходу? Что мне за это будет, а? — Жизнь проще будет! — Не надо. Еще что-то? — Знаешь, ты бы превосходно сошелся с Моринготто: наглый, хитрый, вредный… — Все, все, пташка, не заговаривайся, я тебе не твой мальчишка, — майа разжал руки. — Вот и не веди себя как мальчишка!.. И больше делать так не смей! Я, полная внешнего гнева, ушла в глубь лагеря, а внутри у меня скорее было смятение и непонимание, чем настоящая злость. Но больше всего меня пугало чувство, похожее на радость и даже восторг. Разведчики во главе с неуёмным Пламенным Духом вернулись. Нашлась тропа, относительно ровная и широкая, ведущая через это природное (или нет) препятствие. Тропа подходила, чтобы трое всадников проехали в ряд, но никак не больше. Начали распределять начальные и замыкающие тройки, впрягать дополнительных лошадей в обозы. Лагерь, ворча, поднимался после слишком короткого отдыха. Я опять искала глазами Льяца. Не хотелось признавать, но это начало входить в привычку. А в голове крутились слова старой песенки: «Любимого во всем влюбленный видит и милое лицо из сотен узнаёт». Но я же не «влюбленный»! Или все-таки… «Кена, никогда ты себя понять не можешь!» — укоризненно сказала я себе, но это не помогло. Вот он! Лицо мелькнуло в толпе, группировавшейся в строй, и пропало. Мелькнуло ближе. Когда майа подъезжал ко мне, я не видела никого и ничего, кроме него. — Это вот так ты собираешься «не сводить глаз»? — поинтересовался Льяц. — Благодарю за повышенное внимание! — Только не думай, что мне чего-то стоит! — я несколько раз моргнула и постаралась придать себе равнодушный вид. — Так что, будешь донимать меня расспросами? — майа пропустил мои слова мимо ушей. — Д-да… Нет! — я сбилась. — Не донимать, а получать обещанные сведения. Мне не хотелось поворачивать голову и видеть, какое впечатление на Льяца произвело мое замешательство. Я была уверена, что наглый кот торжествует. — Расскажи мне, про голос, который я иногда слышу! — я разозлилась на себя, и из-за этого тон получился приказным. — О, это очень интересно! Но рано еще… Об этом мы поговорим, когда основы переваришь. Я поняла, что спорить с этим существом бесполезно, и приготовилась слушать новую порцию «основ». Я слушала очень внимательно, стараясь сосредоточиться на рассказе Льяца, но не забыть про свои обязанности принцессы и папиного помощника, поэтому не замечала, как майа часто вертелся и оборачивался, словно искал кого-то. Несколько раз ему приходилось прерывать свое повествование ввиду сложных дорожных условий, но дух сам, кажется, увлекался и забывал, что ему не пристало просто так выбалтывать сведения. Правда, на мои вопросы он отвечал так же бессодержательно и насмешливо. — Валар учили нас, что главная беда Мелькора, — я горячилась и не замечала, как возвращалась к привычному имени Темного, — в его гордыне. Он настолько уверен в своем величии, что не замечает «пустоты» своей силы и своих творений. Но я видела его. Я смотрела в его глаза, я была в Форменосе, когда он был в гневе прямо надо мной, и никакой пустоты я не чувствовала! В нем, наоборот, слишком много всего! — С таким отцом, как Феанаро, тебе бы пора согласиться, что Валар вовсе не так святы и открыты, как кажется. — Но… Но тем не менее, они мудры! — Мудры? Возможно, но знают они не все, а говорят еще меньше. — О, ты-то, конечно, умнее и мудрее их! — У меня никогда не было цели перещеголять Валар! — с презрением выдал Льяц. — И в чем же твоя цель? — В том… — Льяц притворно задумался, — ты что, думала, я тебе так все расскажу? — майа вернулся к обычному насмешливому тону. — Так что, кто прав в отношении Моринготто? — Ты, принцесска, хоть определись, кто он: Моринготто или Мелькор. Я резко повернулась к собеседнику и увидела довольную наглую ухмылку на его лице. Вот сейчас точно ничего кроме злости и раздражения я не чувствовала. — Я-то определюсь, но разве у тебя самого есть четкая позиция? Нет, ты делаешь вид, что ты всего лишь наблюдатель в этом мире, но самого то и дело тянет то скандал с побегом устроить, то прикинуться учителем, то в жаркий спор пуститься. Я сказала это в отместку, негромко и свысока; Льяц немного помолчал, выражение лица у него изменилось на скептически-задумчивое. Он, скрывая удивление, смерил меня взглядом, значение которого я не смогла понять, затем вдруг громко расхохотался. Сквозь его хохот я узнала про себя, что я забавная, занятная и еще какая-то. Пожалуй, мне с моим умением вызывать у него приступы смеха, в пору было бы записаться в театральную труппу на роль главного посмешища. Недоумение заступило на место злости, однако сейчас от помощника Мандоса мне никуда было не деться. Я молча подождала, пока Льяца отсмеется, и вежливо объявила, что если он еще раз привлечет к нам столько внимания, то в своей двуногой форме он в лагере больше не покажется. На это дух заметил мне, что я стала мягче и добрее и уже не грожусь выгнать его взашей. Я уж было хотела возразить, но прикусила язык. Рауко, а ведь правда! Рассуждая над природой перемены моего отношения к назойливому коту, я не обращала внимания, что и сама тропа шла не ровно, а была холмиста и извилиста. Черные холодные камни чередовались с не менее холодной и твердой почвой, кое-где только прикрытой слоем мха. Даже несмотря на кажущееся безветрие, в расщелинах близ расположенных Пелори и каменистых холмов слышались свист и вой. Стало ощутимо холоднее. Да уж, местность не из самых приятных. Ясно, почему путешествия к северным границам материка у эльдар были не в чести. — Слышишь? — почти прошептал вдруг Льяц. — Ветер? Слышу. — Учись слушать. Внимательно, сосредоточься… Я закрыла глаза и начала вслушиваться в гул среди камней. Честно говоря, как я ни старалась, ничего странного или волшебного расслышать не смогла. Мне не очень хотелось признаваться в этом моему спутнику, поэтому я загадочным шепотом поведала, что, кажется, слышу неясные голоса. — Голоса, говоришь?.. — Майа был почти серьезен. — Ну, вообще это странно, потому что это просто ветер, — Льяц пожал плечами и замурлыкал себе под нос какую-то мелодию. Просто ветер? Просто ветер? Конечно, в этом нет и части силы Эонвэ! О, эта наглая кошачья морда еще издевается надо мной! Но… Надо же было мне попасться на его уловку! Я смутилась, но улыбнулась: да, смеяться над собой тоже надо уметь. Кот всего лишь пошутил, опять. Похоже, о своей шутке майа сам забыл, не прошли мы и пяти ярдов, и поэтому остаток пути до следующего привала мы провели, продолжая беседовать о всякой всячине, периодически возвращаясь к устройству мира. Если бы не Феанаро, то все бы окончательно потеряли счет времени. Было такое ощущение, словно время остановилось, и никто бы точно не смог сказать, сколько мы уже в пути. Но король высчитывал дни и часы, понимал, сколько его «войско» проходило за «обычные аманские» сутки… И все бы хорошо, да только неуемный Пламенный Дух не распределял нагрузку ни равномерно, ни разумно: мы буквально мчались по каменистым холмам, вторгаясь все дальше и дальше в безжизненные и промерзшие просторы Арамана. Расстояние между горами и морем увеличивалось, но Феанаро всё равно вел народ ближе к воде. Неизвестно, сторонился ли он посланников Валар у Пелори — кромки охраняемых земель — или надеялся увидеть огни своего флота в море. Но ни кораблей, ни гонцов и соглядатаев Валар было не видно. Единственное, что менялось на протяжении нашего пути, — температура: становилось все холоднее и холоднее, а северный ветер, который в лагере окрестили «потусторонним», все чаще пробирал до костей. На очередной остановке, которые король позволял нам довольно редко, я вместе со всеми сидела и грелась у огня. Яркие костры вспыхивали среди вечной ночи, унося в небо столпы искр, путешественники собирались вокруг, отогревались, оживлялись. Здесь звучали смех и песни, шли оживленные разговоры. Обычно на таких остановках я отдавала свой песенный долг Льяцу, исполняя что-нибудь для пары десятков слушателей-свидетелей, и всегда адресуя каждую строчку помощнику Намо. Несколько раз я позволяла себе улизнуть от разговора со своей совестью, но в конце концов собралась, решилась и с трудом и стыдом призналась себе, что в этом наглом и изворотливом… чуде души не чаю. И как я к этому пришла? А сама не знаю! Еще недавно я убеждала себя, что никакой симпатии к майа у меня нет и быть не может, а теперь… Ох, прости меня, мама, но умнее я не стала. От размышлений меня отвлекло появление Финдекано. С момента своего признания он стал более нервным и раздражительным, это заметил весь лагерь, но лишь несколько лиц знали причину. — Я тебе куртку принес, — бросил кузен, не взглянув на меня. — Свою? А ты… — Со мной все будет нормально, — перебил меня Отважный, опять не удостоив взглядом. — Тогда благодарю. Видно, у этой куртки судьба возвращаться ко мне. — И не только у куртки, — прошипел брат, пнув ногой камешек. — Мы это уже обсуждали, — сдержанно ответила я. — Значит мало обсудили, если ничего не изменилось! — Финдо начинал горячиться. — А, может, ты позволишь мне самой разобраться? Мне думается, мы уже все высказали друг другу, поэтому не вижу смысла затевать эту беседу заново! — Но ты не понимаешь, какую змеюку пригре… — Послушай меня, Финдо, я предупреждаю в последний раз, отстань от Льяца! Я знаю, почему ты его не любишь. Ты просто ревнуешь! Признай же! И из-за этого наговариваешь на него и пытаешься нас рассорить! — Причем тут мое отношение к тебе? Я говорю как твой друг и брат: эта хитрая тварь… — Ну все! — я вскочила. Должно быть, вид я имела жуткий: пылающие гневом глаза, кулаки, плотно сжатые челюсти… Вся в отца, как сказала бы мама. — Если ты еще раз начнешь что-то подобное, то я не буду с тобой разговаривать хоть… хоть… Хоть до самого падения Моринготто! — да, да, знаю, детская угроза. — Я не собираюсь молчать об опасности, хоть бы ты меня возненавидела! — рявкнул Финдекано, тоже вскочив. Мы стояли поодаль от основного скопления народа у костра, но, кажется, начали привлекать внимание. — Не надо. Принимать меня. За. Беспомощного. Ребенка! — сказала я сквозь зубы. — Спасибо за куртку, но я, пожалуй, обойдусь. И широким шагом я направилась подальше от кузена. Подобные сцены повторялись довольно часто в последнее время, и каждый раз все это не приводило ни к чему, кроме ссор. Вначале я не воспринимала предупреждения кузена в штыки, но теперь мы только и делали, что кричали друг на друга. Поначалу я щадила чувства Финдекано, потом держалась, помня дружбу с малых лет, но с каждым днем моего сближения с Льяцом, мы с Финдо отдалялась друг от друга. К своему стыду скажу, что тогда мне было абсолютно всё равно, хоть бы мы вовсе разорвали с Финдекано все связи. В лагере возвестили об окончании остановки. Началась уже привычная суета; за время похода в решении бытовых вопросов набили руку, и теперь это не занимало много времени. Вскочив в седло Синды, которая наравне с валмарскими и тирионскими жеребцами достойно выдерживала нагрузки, я по привычке стала высматривать Льяца. Прямо под копытами лошади вдруг раздалось мявканье. «Ну что, готова?» — промурлыкал кот. Я нервно кивнула; кот по моей ноге забрался на спину Синды и уселся впереди меня. Лошадь недовольно фыркнула, но на этом ее недовольство закончилось. Мы тронулись в путь. «Тогда приступим», — раздался голос в моей голове. Перед тем, как закрыть глаза, я решила напомнить Льяцу, что в случае чего, Феанаро из него сделает паштет. Майа отмахнулся, отшутился, и замолчал. На мгновение мой мир качнулся. Откуда-то подул ветер, но не тот холодный северный, а теплый, пахнущий морем и цветами. Первый раз недокот демонстрировал мне свои способности, и, должно быть, сейчас мы на миг окунулись в атмосферу крайнего Запада, где находятся Залы Ожидания и Сады Лориэна, на нас повеяло духом Внешнего моря. Я попробовала открыть разум, но всё же не полностью: кто знает, что этому духу взбредет в голову. Мне показалось, ветер усилился. Назвать обычным ветром это язык не поворачивался. Это словно было отдельное пространство, отдельное живое существо. И совсем не как Эонвэ. В какой-то степени это явление можно было сравнить с бурей Уинен, как мне позже объяснил Льяц; бушующий дух овладел и водой, и воздухом, полностью обратившись в стихию. Правда, сейчас у «стихии» был другой настрой. В глаза ударил свет, первый раз за долгое время — не от огня или искусственных светильников. Это определенно был свет Древ… Я несколько раз моргнула и начала осматриваться. Рядом со мной возник Льяц, но в таком виде, что я его не сразу узнала: высоченный, как Нельо, с длинными темными волосами, правильными нолдорским чертами лица, в свободных серебристо-серых одеждах… Только глаза остались прежними — желтыми. Они настолько же не вписывались в его нынешний образ, насколько были неотъемлемой и необходимой частью самого майа. Мы стояли по колено в сухой траве, росшей из чего-то наподобие песка. Кое-где виднелись расплывчатые очертания деревьев и камней; горизонт терялся в свете; где-то шумело, несомненно, то самое Внешнее море. — Боюсь спросить, где мы? — я восторженно вертелась и всматривалась в каждую деталь, пробовала на ощупь почву и сухую, мягко шелестящую траву с редкими белыми цветами. — Как и обещал: наполовину в окраинах Чертогов, — не без раздражения к моей недоверчивости или забывчивости ответил майа, который впервые стал похож на помощника Мандоса. Я подняла взгляд наверх и ахнула: несмотря на свет, так похожий на свет Древ, небо лилового цвета было усеяно звездами. Но… Здесь они были ближе, гораздо ближе! Однако казались более тусклыми. — Идем уже! — нетерпеливо напомнил Льяц. — Слушай, а давай мы лучше пойдем к морю? Я очень, очень хочу увидеть Внешние воды! — Пташка, мы же договорились… — Да-да, но пожалуйста! Я же здесь первый раз! Ну одним глазком! — Только не ной! — майа аж передёрнуло, а я, с улыбкой до ушей, побежала на звук прибоя. Утопая в песке и траве, я одолела косогор, скрывавший от нас… Полупрозрачные, полудымчатые воды, темно сиреневые от неба, становящегося совсем темным на горизонте и сплошь усеянного ярчайшими неизвестными созвездиями. Бескрайнее Море было спокойно, только длинные волны плавно омывали резаную косу. Воздух здесь был другой, свет — другой, ощущения — другие. Если где-то и чувствуется тайна, мощь, несравнимый ни с чем восторг и полная отрешенность от остального мира, так только здесь. — Я, конечно, понимаю, что это завораживает, особенно в первый раз, но ты так еще долго стоять собираешься? — А? Да я только пришла же… — Я предупреждал, что, как сюда попадем, глаза начнут разбегаться, ощущение тела и времени потеряешь. Пожалуй, не больше пары квенди видели это и вернулись. А если будешь стоять, как истукан, нас заметят! — Льяц! Я первый, и, может, последний раз в жизни вижу край нашего мира, а ведь там, за ним, еще столько!.. Темнота… А за ней вдруг сотни миров! Пространств! Существ! Сил!.. — Так, — дух схватил меня за запястье и потащил обратно вниз по косогору, — каждый мир живет по своим законам, и по законам этого нас здесь быть не должно, так что не нарывайся. — Я не уйду! — я уперлась ногами в мягкий песок. Море казалось настолько нереальным, что постоянно хотелось обернуться, проверить, существует ли оно, подойти ближе, зайти… — Там, дальше, на востоке, перед входом во владения Намо, стоят стражи, которые не пускают любопытных деток Эру. Они тебя заметят, и кто знает, какова будет из реакция! Может, решат тебя прямиком в Мандос отправить! Так ты идешь? Я колебалась: создавалось ощущение, что, если меня сейчас оторвать от этого моря, от неба над морем, от шума прибоя и необыкновенно ветра, моя феа тоже разорвется. — Зачем Валар нас ограничивают? — я нахмурилась. — Ха, ещё бы они вам полную свободу дали! Вы же на то и дети. Вон ты, например, навлекаешь сейчас на себя гибель! Я вздохнула и с неохотой повиновалась. — В какой-то степени Валар даже правы, — продолжал Льяц, — что не дают вам лезть во все, но… ведь так не интересно. Вы могли бы развиться сильнее и… причудливее, не ставь они вам границы. Я остановилась и в изумлении уставилась на Льяца. — Ты говоришь словами Ме… Моринготто. — А может, он моими? — Почему ты так боишься, что нас заметят?.. Кто ты?! — А как ты думаешь, Кенамиэн? — майа повернулся ко мне, по его лицу расползлась хитрая улыбка. Я вырвала свою руку из его и отскочила на несколько шагов. На самом деле у меня всегда были мурашки от Льяца (по разным причинам), но сейчас стало действительно жутко. Малоприятная ситуация: мой разум в каком-то непонятном мире один на один непонятно с кем, и тут ни с того ни с сего появляются намеки на Темного. — Ты, конечно, не Моринготто. Не можешь им быть! — я скорее убеждала себя, чем спутника. — Отчего ж? — дух внимательно следил за моей реакцией. — Во-первых, не стал бы он в Амане появляться. — Мы сейчас лишь духом здесь. Впрочем, а во-вторых? — Если ты, несмотря на заклятие Варды, украл сильмариллы, ни за что бы не оставил ненаглядные камушки без присмотра! Пожалуй, всегда бы при себе носил и подозревал каждого! Но важнее всего - слабоват ты для Моринготто, я же его видела, — набравшись смелость, оттарабанила я. Как и следовало ожидать, Льяц изменился в лице. Такая очевидная провокация всё же сработала и вывела из себя поверхностного хвастунишку, как я себе его представляла. Майа сжал зубы и прищурил глаза. В его взгляде смешалось легкое презрение с насмешкой и откровенная злоба. Но уже через мгновение нахмуренный лоб разгладился и тишину прорезал смех. — А ты все-таки забавная. Весьма и весьма! Пока я соображала, как на все это реагировать, Льяц уже зашагал дальше и говорил, не оборачиваясь. — Не боись, пташка, я не Мелькор. По крайней мере полностью. — Мне должно было стать легче? — с ноткой истерики спросила я. — Нельзя ли подробнее? — Мы, духи, знаешь ли, вообще непростая форма жизни. Но, будь я даже Тёмным Вала, ты бы предпочла не знать всего того, что я рассказал и показал? — Будь ты Тёмным Вала, наш разговор закончился бы в первую встречу. — Но не закончился же. — Так ты и не Моринготто! — Уверена? — Не надо из меня дуру делать. — Да что ее делать-то! — отмахнулся все еще шедший впереди майа. — Веришь, что я не знаю, о чем ты думаешь? Чего хочешь и чего боишься? Ты позволила мне снова залезть в свой разум и надеешься скрыть что-то от меня, который половину своего существования посвятил трудам рядом с одним из Мастеров над феа? — Можешь хвалить себя сколько угодно! Только зачем был весь этот фарс с Темным? — Ты верно заметила, что некоторые убеждения Мелькора я разделяю, а значит, принимаю в себя часть его, хотя и не служу ему. Хотелось лишь доказать тебе, что он прав. К тому же мне было весело. — Все, что ты мне рассказывал, от Моринготто? — А что? Мне казалось, до сих пор тебе было всё равно, от кого шли сведения, лишь бы ты была не виновата ни в чем. — Какова твоя цель? Скажи мне уже хоть одну правду! — Цель? Я же много раз ее повторял, и, уверяю, это чистая правда! — Вернемся, — я остановилась. — В этот скучный лагерь? Не ты ли сюда рвалась? Я поморщилась: на меня начали воздействовать какие-здешние силы, от которых начала болеть голова. — Чужой, чужой, чужой, чужой! — шепот наполнял воздух. Создавалось ощущение, что он идет от шелестящей травы под нашими ногами. — Не наш, чужой, продашь… Продашь… — Льяц, что это? — Льяц… Лжец, лжец! Лжец! — шептали травы и цветы. Было чувство, что шепот раздавался внутри головы. Да, было понятно, что все не может быть так просто рядом с владениями Намо и границей нашего мира. — Глупые шептуны! — майа с досадой топнул ногой. Несмотря на злобу духа, таинственные шептуны продолжали свое дело. Не знаю точно, как они действовали, но голову сдавливало так, что слова буквально сыпались наружу. Даже на Льяца это имело воздействие. Он еще раз принял попытку продолжить путь неизвестно куда, но тут же, как бы в продолжение разговора, выдал: — Я раньше сюда никого не приводил так… Вообще не был уверен, что получится. — Что я вернусь в свое тело, ты тоже не уверен? — А в чем вся суть, а? Вот и хочу узнать. Не думаешь же ты, что я ради твоего удовольствия этим занимаюсь! — майа снова обернулся, и я впервые увидела его, похоже, истинное лицо: холодная равнодушная жестокость сковала черты, то же презрительное равнодушие выражал его взгляд, снисходительная усмешка играла на губах. — А, погоди, неужели, думала?.. О-о-о! Это действительно забавно. Впрочем, это не так удивительно: я привык нравиться. Знаешь, — продолжал Льяц насмешливо, — девочки твоего возраста вообще склонны ко всякого рода романтическим бредням. Но я все-таки думал, что ты чуточку умнее… — Хватит, — мне было совсем не до смеха. Хуже всего было то, что его настоящую сущность в глубине души я знала, но отчаянно не хотела этому верить. — …Условия мне ставила, — не слыша меня, продолжал майа, — играла аккуратно, а оказалось… Жаль, жаль, я тебя переоценил. Но ведь знаешь, я тебя никогда и не обманывал насчет своих намерений: мне интересны вы, меня волнует ваша реакция и поведение. Я провожу над вами опыты, потому что мне нравится вас изучать. И я это говорил всегда. Ну, может, не совсем так… — Замолчи! Я всегда знала, какая ты сволочь. — Знала, а влюбилась? Ой-ой-ой, нехорошо! — Льяц зацокал языком. — Навоображала себе небось, что под маской шута сидит романтик? — И не думала! — О, тогда еще забавнее! Впрочем, это нисколько не делает тебя менее глупой… — Нравится меня унижать? Что ж, пожалуйста! Мне всё равно, что ты будешь трепать своим грязным языком! — Я в этом сомневаюсь! — Льяц вплотную придвинулся ко мне, схватив руками мое лицо. Стояли ли у меня в глазах слезы? Не помню. Было ли мне больно? Наверное. Но я точно знаю, что я была ужасно зла. Так зла я еще не была никогда: зла на него, на себя, на свою глупость, на то, как обошлась с Финдо… Тогда я мало размышляла, он стоял вплотную ко мне, и я смотрела только в его по-кошачьи желтые глаза. Сколько я тогда в них видела! Или мне казалось, что я видела, но я тут же придумывала объяснения его мельчайшему движению и сама в них верила… Не знаю, сколько мы так стояли. Должно быть, недолго. Я вдруг поняла, что мы и не могли долго стоять и читать во взглядах друг друга то, чего не было. Вдруг осознала, что мы ничем и не связаны и совершенно не знаем друг друга, — по крайней мере, я его. Образ, который я создала себе в воображении, разрушился, и передо мной стоял чужой, как сказали шептуны. Я поймала себя на том, что место кажущейся любви или ненависти заступила пустота. Придуманная драма разлетелась осколками, которые не ранили душу, а пролетали мимо, заставляя понять всю ничтожность чувств. — А шептуны свое дело хорошо сделали… — негромко и с досадой сказал дух, отпуская меня. Я еще раз оглядела его, внимательно, боясь что-то упустить, и даже с каким-то сожалением. Эру, какая я же я была дура! Как все это нереально и глупо! Как ничтожны мои переживания относительно этого ничтожного существа! Не было в нем того, что я так упорно видела. Даже за всеми его очевидными достоинствами скрывалась всего лишь пустота. Внешние нагромождения, иллюзии, ложь, убеждения в правдивости своей лжи… Все это ни к чему не вело. Ни к какой силе. Ни к какой мудрости. Так же и с Мелькором. Я, увидев его в Кругу Судеб, почувствовала его мощь, поговорив в саду — его мудрость, в Форменосе — переполненность, переизбыток его крайностей… А на самом деле под всем этим была пустота. Та пустота, о которой говорили Валар и которую мало кто замечал. Если Льяц делал упор на насмешливости и шутовстве, то Моринготто — на гордыни, патетичности и трагичности своей роли. А я глупая, глупая, глупая! А ведь Валар говорили! Говорили! Почему мы их не слушали? Но… И они не были полностью правы… Хоть за теорией Моринготто ничего и не стоит, смысла она не лишена и какие-то вещи вполне логичны… Так, стоп! Я только что доказала себе, что Льяц и Мелькор — пусты, а значит, не мудры. Или нет? Я настолько задумалась над этими вопросами, что не заметила, как мы сошли вниз с косогора, как умолк шум моря и шепот цветов, как ветер напевал какие-то слова, как росло ощущение чьей-то силы. Я не чувствовала своих шагов, почвы под ногами, не знала даже, дышу ли я. — Скорее не глупая, а наивная, — прозвучал рядом негромкий приятный голос. Я встрепенулась и огляделась вокруг. Куда меня теперь занесло? Должно быть, мы отошли далеко от того места, куда сначала попали, потому что тут не было ни поля, ни шептунов, ни высокой травы — нас окружал сад. Даже несмотря на условность контуров, видна была его простота. Не слишком ухоженный, не поражающий глаз разнообразием растительности или планировкой. Его не украшали изящные статуи, павильоны, беседки, ровные каналы. Только недалеко от нас журчал простой фонтанчик. Прямо передо мной стоял обладатель голоса: очевидно, майа в образе прекрасного ваниа. Его серебристо-голубые глаза светились неподдельным знанием и мудростью, но глядели немного печально, как и у большинства майар Намо, Ирмо или Ниэнны. — Как ты забрела сюда, дитя? — Я задумалась… И оказалась здесь, — почти честно ответила я. — Без посторонней помощи феа не могло сюда попасть и запросто здесь разгуливать… — Феа? — я опешила. — Я путешествую мысленно… — Будь это так, я бы знал, — собеседник слегка улыбнулся моему удивлению. Так, спокойно, я думала, что всего лишь мысленно нахожусь где-то, а оказывается, моя душа отделилась от тела. Всего лишь. Кажется, это так добровольно в Мандос уходят? — Ты вышла из Чертогов? — вопрос майа подтвердил мои опасения. — Или в них направляешься? — Я… ни то, ни другое, я всего лишь хочу снова попасть с свое тело. — Где ты приземлилась? — голос майа-стража стал напряженнее. — Недалеко отсюда, — я неопределенно махнула рукой на запад. — И пока шла сюда, что видела? — Было поле с травой и море. — Внешние Воды? — Кажется, так. — Что еще? — Все. — Ну же, дитя, постарайся вспомнить, — с напором попросил страж. Мне стало не по себе, и я уже пожалела, что ляпнула о море. Что там Льяц говорил? Незаконно было здесь появляться, мне не положено было видеть Внешние Воды. — Ничего. Пожалуйста, помоги воссоединиться с хроа, меня ждут в мире… — Всем так кажется, — туманно ответил собеседник, — верите, что без вас не обойдется, но мир живет дальше. А для феа требуется обновление и отдых… — он говорил таким мягким певучим голосом, который обволакивал и рождая желание слушать. Легкий ветерок вторил его словам. Становилось так хорошо и спокойно. И не надо ничего доказывать отцу, не надо выяснять отношения с Финдекано, не надо мстить ни за что Моринготто, не надо каждый день разбираться с бытовыми вопросами народа, не надо было страдать по Льяцу… Льяц! А где он? Я встрепенулась. Был ли он со мной в этом саду? Я огляделась. Майа явно был удивлен, увидев, что я снова взяла контроль над собой. — Покой, это конечно, хорошо, но я еще не устала, я еще поживу! — выпалив это, я побежала в ту сторону, откуда, казалось мне, я пришла. Страж крикнул что-то в вдогонку, но уже не слышала. Льяц-Льяц, вот и ты мне пригодился! Видимо, мы с ним разминулись еще до входа в Сады Лориэна (в том, что это были они, я не сомневалась). Кто знает, не вспомни я о лживом духе, что бы со мной сталось! Переправили бы в Мандос. Ну как переправили бы, еще чуть-чуть, и я сама бы была не против. Я неслась по аллее, прислушиваясь к ветру в ушах, стараясь вдохнуть поглубже, щурилась и моргала, стараясь не потерять ощущения тела. Однако теперь, когда я узнала, что сейчас я просто феа, само тело начало ощущаться по-другому. С каждым шагом появлялась пугающая меня легкость, ветер сам словно подхватывал меня. — Нет, нет, нет! Я не хочу становиться бесплотным призраком сейчас! — повторяла я, но это не помогало. Я кое-как бежала среди очертаний, приобретавших ясность. Наконец впереди показался просвет: я выбежала на поле шептунов. Теперь я уже могла видеть каждую травинку, каждый листок, каждый цветок. Наверняка это было не так, но мне показалось, что меня преследуют, поэтому я постаралась отойти подальше от деревьев. Я остановилась посреди поля. Всем феа ощущался ветер Внешнего Моря. Неведомая сила снова влекла к водам, сбивая с мысли о возвращении в тело. — Надо, надо вернуться! — громко сказала себе я. — Надо, — согласился кто-то рядом со мной. — Ты!.. Где тебя носило? — Дела, заботы, — отмахнулся Льяц. — Впрочем, неважно. Помоги мне вернуться в хроа и иди на все четыре стороны! — Я же сказал: не знаю, сможешь ли ты, пташка… — Смогу! — нетерпеливо перебила я. — Говори, что делать. — Меня ты спрашивать решила, хоть путь сюда уже ты знаешь. И знай еще: обратно путь похожий. Я закрыла глаза и сосредоточилась. Ветер усилился, но больше ничего не произошло. Шум моря звучал в моей голове, перекрывая все другие звуки. Я попробовала еще раз — не выходит. — Мда, — Льяц скептически оглядел меня. — Ты мало стараешься. О, так и быть, я подтолкну: ты ведь не хочешь расставаться с дорогим Финдекано, не помирившись? Конечно, не хочу! Надо будет как-нибудь загладить свою вину. А что до этого недокота… мне всё равно. Он совсем не тот, кого я полюбила. Да что полюбила: даже не влюбилась! Так, искра промелькнула. Не больше. — Ты лжец и хитрец, если думаешь, что я не знаю, что ты не упускал случая позлить Финдо. О, это я знаю! Как и то, что про мои голоса ты мне так и не рассказал. Однако мне ничего больше от тебя не надо, как вернемся, чтобы духу твоего не было рядом с моим народом и моей семьей! Я еще раз закрыла глаза, отчасти для того, чтобы снова не видеть ухмылку на когда-то дорогом лице. Ничего, кроме усиления ветра, не происходило, как я не напрягалась. Наконец, Льяц взял меня за руку, потянул за собой, нас тряхнуло, мне стало неимоверно тяжело, в нос ударила сразу сотня разных запахов, в уши — сотня звуков. Я открыла глаза: снова темнота, прорезанная светом огня и светильников. Снова то же море, то же небо, та же неприглядная земля… Пока я заново привыкала к своему телу, не могла пошевелить ни рукой не ногой. Как это странно — снова ощущать каждую частичку хроа. Слава Эру, дышала я без особенных усилий, жадно глотая воздух. Несмотря на попытки подчинить себе хроа, оно пока слушалось слабо. Наконец мое обездвижение окончательно мне надоело, и я со всей силы дернула корпусом, не надеясь особо на результат. Я почувствовала, как стремительно сползаю в сторону по спине Синды. Руки и ноги все еще не слушались, падение было неизбежным. «Не хватало мне только на глазах всего лагеря с коня упасть!» — только и подумала я, снова упрекнув себя в непрозорливости и неаккуратности. Я приготовилась к удару. Плечо неприятно столкнулось с чем-то, затем я почувствовала мощный рывок наверх и удивленно распахнула глаза: Финдекано свесился вниз, чтобы поймать непутевую кузину, и усадил меня обратно на лошадь. От падения сердце быстро забилось, гоня непривычно горячую кровь. Я медленно и осторожно начала разминать пальцы и плечи. — Спасибо, — выдохнула я, но Финдо меня не слушал, он испепелял взглядом ехавшего недалеко от меня майа. — Ты ведь был ближе, мог поймать, — зло прошипел Нолофинвион. — Мне было интересно, успеешь ли ты. Да и захочешь ли? — усмехнулся дух. Я оглянулась на Льяца, имея в планах излить на него накопившееся презрение, но, когда мы встретились взглядами, сердце снова ёкнуло. Я не смогла ему ничего сказать: к горлу подступил давящий ком. Несколько раз глубоко вздохнув, я послала ему мысленное «убирайся», и отвернулась. Как просто было презирать его только феа, и насколько сложно справиться с эмоциями тела! — Обида, злость, страсть, относятся к низшим эмоциям. За них отвечает хроа, — по моему лицу Льяц все понял, и поспешил продемонстрировать свои знания. К Моринготто этого майа и все, что с ним связано! Я хотела обратиться к Финдекано, но он, помня ссору, не смотрел больше в мою сторону. Было очень… погано. Внезапное отвращение ко всему и вся накатило на меня. Стало противно все: и бесплодная земля под копытами коня, и черные скалы на фоне черного неба, холодные равнодушные звезды, лица квенди… Чувствовать себя глупой и виноватой — ужасно вдвойне. Я ехала, свесив голову; мысли уносились обратно в прекрасные светлые сады Лориэна, на луга, к Внешнему морю. Не знаю точно, сколько мы ехали: время, кажется, не имело здесь значения. Мы все ехали и ехали, а пейзаж практически не изменялся. На лагерь это наводило уныние. На всех, кроме Пламенного Духа, разумеется, и поэтому, когда он подозвал меня к себе, мне стало немного веселее. Сейчас папе нужно было, чтобы я вместе с ним, но по другую сторону колонны, скакала со счастливым лицом и подбадривала изгнанников. Это развлекало и отвлекало от неприятных мыслей, чему я была несказанно рада. А то неизвестно, куда мысли могли завести на этот раз. Несколько раз мы проехали вдоль строя туда и обратно, встав опять во главе лагеря. Феанаро был насторожен и как-то слишком активен, что в последнее время стало обычным. Такое состояние у него чередовалось с короткими припадками задумчивости и крайней угрюмости. — Ты неплохо держишься, — первые слова, которые отец сказал мне не на тему помощи по лагерю, — народ киснет. — Спасибо, стараюсь, — осторожно ответила я. — Тебе, кажется, есть чем заняться? — Я молчала. — Я говорю о твоей дружбе с одним молодым нолдо… — О, это верно! Есть, чем заняться! — мрачно усмехнулась я. — Что ж, я этому только рад. Конечно, я к нему еще присмотрюсь, но, согласись, всяко лучше, чем ухаживания твоего… родственника. — Чем это лучше? Только из-за твоей нелюбви к Индис ты судишь ее внуков? Так знай, что ни с кем я «дружбу» пока водить не намерена, но когда захочу, то позволь уж мне выбрать того, кто окажется достойным и будет мил моему сердцу! — с вызовом ответила я. — Ты идешь против моей воли? «На твоей воли, папочка, мир клином не сошелся!» — подумала я, но вслух сказала: — Я хочу, чтобы моего будущего избранника ты оценил по достоинству, и будет жаль, если Финдекано ты отметешь, даже не узнав хорошенько. — То, что он твой… близкий родственник, тебя не смущает? — Меня — нет, его — тоже, это главное. Всегда найдутся желающие посудачить, но это не их дело. — Это дело нашей семьи! — громко сказал король. — Дело не только в том, что будут о вас говорить. По крайней мере, сейчас не это главное. Важно то, что ты хочешь смешать кровь, мою кровь, ввести в наш дом отпрыска этой желтоволосой ведьмы… — Папа, я никого не собираюсь никуда вводить! — устало и раздраженно ответила я. — Я говорю лишь о возможности… — Ты, может, и не собираешься, но его увивания вокруг тебя… — Какие увивания! — горестно воскликнула я. — Можешь гордиться, что я твоя дочь! Обидела его ни за что! — Я дам тебе немного времени, — бесстрастно ответил Пламенный Дух и хотел что-то добавить, но в толпе поднялся громкий ропот, заставивший его отвлечься. Мы оглядывались, а эльфы сзади в волнении указывали куда-то вперед и вверх. Мы вперили взгляды во тьму, сначала не увидев ничего особенного, но вот на одной из ближних скал вырисовалась фигура, темнее и ярче скал и неба. Она была огромной и казалась продолжением скалы. Были видны контуры силуэта и развивающихся на поднявшемся ветру волос, одни глаза таинственно горели, напоминая звезды. Вдруг громом среди наступившей тишины грянули слова: — Остановитесь и слушайте, эльдар Амана! Ничего хорошего тон говорящего не предвещал, и для довершения зловещего впечатления, снова поднялся ветер, очень похожий на ветер Внешнего Моря. Кто это? Посланник Манвэ? Снова Эонвэ? Нет, слишком сильный даже для него. Однако, когда незнакомец начал говорить, сомнения рассеялись: стало очевидно, что перед нами сам Вала Мандос. Намо говорил о грядущих бесчисленных слезах и об ограждении Благословенной Земли от нас, и звезды сверкали при каждом его слове. Он пугал нас гневом Валар, лежащим на доме Феанаро и на всех, кто последует за ним. Обещал, что Клятва предаст, погубит давших ее, что сокровища всегда будут ускользать из рук, и, подобно им, все, что начато хорошо и со светлыми помыслами, обратится во зло. Говорил о предательстве и измене, о вечном лишении наследства. И море бросало свои тяжелые волны, грозно разбивая их об острые камни. Говорил, что мы пролили кровь братьев своих и осквернили Аман, и платить нам придется кровью. Он предрекал нам жизнь в Тени Смерти за пределами Благословенного королевства. И тучи сгущались над нашими головами, закрывая звезды. Он обещал, что мы можем быть убиты и будем убиты, и факелы задувало ветром. Оружие, мучение, горе — вот орудия нашей погибели, и, когда мы придем бездомные, искалеченные в Мандос, мы найдем там много тоски, а сострадания — мало, даже если павшие от наших рук нас простят. Погасли и светильники. Единственным источником света стали горящие глаза страшного предсказателя. — …Те же, кому суждено терпеть лишения в Эндорэ и кто не придет в Чертоги, будут иссушены печалью и давящей усталостью и покажутся блеклыми тенями тем, кто придет следом. Так сказали Валар! — громогласно и зловеще закончил один из Айнур. Звездный свет его разъяренных, как мне показалось, глаз пронесся яркой вспышкой во все стороны, на мгновение озарив смятение на лицах квенди и непоколебимую и беспощадную уверенность и силу на лице Мандоса. Он предрек нам страшную Судьбу. Смерть. Он нас проклял. Валар отвернулись от нас. Так просто! За одну ошибку! Годами они лгали нам, ограничивали нас, а теперь, стоило нам дернуться, рвануться, они готовы о нас забыть! Слова Намо не могли не произвести впечатления, но как мало речи о грядущем значили сейчас для обиженной, несчастной, глупой и обманутой меня!