Развратный ангел и последнее слово техники

Хотя нет, к чему насилие? Я его душу продам. Вот точно. Бефор хмуро заверил меня тогда, что души у ангелов нет. А потому, продавать мне, собственно-то и нечего. Я ему не поверила, и чуть было не показала язык в ответ, но он распахнул крылья и улетел обратно. На свои небеса, ни слова не сказал на прощание. Обиделся, может. Нечистый дух куда-то надолго запропастился и уже давно не давал о себе знать. От Сариэля сообщения тоже не приходили. Из-за туч десятый день не выходило солнце. Мне иногда казалось, что оно вообще теперь перестанет водить, хотя, вроде с наступлением осени - это нормально. А осень наступила больная и ненормальная. Листья пожелтели и опали за два дня, оставив деревья голыми стоять. Вот тогда они действительно начали казаться тоже какими-то брошенными и забытыми. А быть брошенным и забытым – мерзкое чувство. Началась школа, начались уроки, задания, контрольные. Я ждала честно и каждый день. А чего ждала? Чуда с небес? Ну да, чуда в перьях. Мама сказала, что чудес не бывает. Молча, одними глазами сказала, и поставила на стол тарелку с кашей. Я кашу не любила, поэтому жутко тогда расстроилась, так что даже все из рук валилось и дела как-то не клеились. Домашней работы была куча: сочинения всякие там, контурные карты и все прочее в подобном роде. Карандаш сломался прямо под пальцами, да не просто грифель, а весь целиком. Пополам. Я полезла в первый ящик стола доставать новый и наткнулась на перо ангельское. Разревелась. Ненормально так, зло кулаком стирая слезы: ну чего совсем расклеилась? Ну где же моя хваленая твердость и все дела? Стыдно даже. Хотя не плачут-то как раз ангелы, а девушкам – хоть обревись. Вот так медленно текла осень. Придя домой из школы, я сочно шарахнула портфель от пол, и во всеуслышание объявила о своем появлении. На улице колотун был жуткий – мне бы сразу руки под горячий водой греть, я ведь как всегда без перчаток. Из кухни приглушенные звуки работающего телевизора доносились, я туда сразу поплелась, ожидая втык знатный получить за опоздание. Мама сидела за столом, уставившись в экран. Она вроде и не заметила. – Важное что? – я меланхолично кивнула на телевизор. – Вон, посмотри, – мама только кивнула. Важного ничего не было – были местные новости о том, что очередная группа активистов в ожидании свет-конца заперлась в погребе, заботливо снабдив себя пятью килограммами печенки и питьевой водой. – Почему они так поступают? – мама задумчиво почесала нос. – Что-то же ими движет? – Налоговый инспектор, господи, – я всплеснула руками. – Небось, забыли что-нибудь уплатить, и вперед! В погреб... – А я вот тоже что-то чувствую. Что-то приближается... – Зима, мам. Зима приближается. Сегодня снег шел, такими мелкими белыми точками, похожими на пенопласт, – я, внутренне даже немного радуясь, ушла в свою комнату и настежь распахнула окно, в которое кто-то, видимо, давно уже с настойчивой деликатностью постукивал. Сверху на подоконник спикировало белое перо, а за ним медленно – второе, а потом сращу целых пять. – Ох нихрена ж себе. Ты что, линяешь? – я перегнулась через подоконник и, вывернувшись, уставилась на Бефора во все глаза. Я вообще-то сразу знала, что-то не Сариэль, у него перья другой формы были, это я уж наизусть запомнила. Но все равно до ужаса удивилась. – Упс, накладочка вышла, – он резко свесился вниз, – мне поговорить надо. Две, – ангел выставил к моему носу два пальца, – одна хорошая, другая... не очень...