Волнения озера Юньмэн

      Цзинь Лин был очень вредным ребенком. С детства его баловали и никогда не отказывали, когда он что-то требовал со своих дядь — те души не чаяли в малыше, заваливая его подарками, выполняя любые просьбы и на все капризы лишь мягко гладя его по голове, тут же соглашаясь с любыми его словами. В ещё совсем маленьком возрасте, когда он не задумывался о том, что жить лучше с живыми родителями, чем быть заваленным подарками, Цзинь Лин краем сознания был даже рад тому, что оказался сиротой, ведь именно из-за этого всем его прихотям потакали.       Когда в восемь лет он узнал о том, что родители его не бросали, в голове мальчика закрутилась спираль, которая медленно-медленно раскручивалась в узкую ниточку ненависти — он не знал, к кому её испытывать, ведь про виновников в смерти отца и матери ему не рассказывали. Когда в девять он подслушал разговор адептов — те сетовали на какого-то вэньского пса Вэй Уцяня, который оставил маленького сына бывшего главы Ордена Ланьлин Цзинь без надлежащей родительской ласки и обвиняли его во всех бедах Юньмэн Цзян — эта пружина лопнула, и вся ненависть потекла наружу обильным потоком слёз и брани на неизвестного Уцяня (ужасное имя! Так и кричит о том, каким мерзким человеком он был). Цзинь Лин провел всю ночь, разрывая маленький листок с написанным на нем именем убийцы его отца и матери, а наутро накричал на дядю Чэна — каким главой Ордена он был, раз пустил такого человека на порог и позволил ему совершить подобное?       Цзян Чэн, конечно же, оттаскал его за уши, злобу племянника, однако, этим не успокоив, и отложил этот разговор до его четырнадцати лет.       Когда дядя начал рассказывать, Цзинь Лин чувствовал себя глупо — он ведь даже Ночную охоту не ждёт так сильно, как рассказ про убившего его родителей ублюдка — но в чужие слова вслушивался внимательно, стараясь не пропускать ни единого слова. Однако, стоило Цзян Чэну начать говорить, он медленно сдулся — не было описаний устроенных Вэй Уцянем кровавых распрей, не было гор трупов и рек крови, о которых так любили рассказывать адепты всех Орденов, которые участвовали в Осаде Луаньцзан одиннадцать лет назад.       Цзинь Лин не верит.       Он раскрывает рот, однако Цзян Чэн прерывает его лёгким взмахом ладони.       — Если ты не глуп, то слухам не поверишь, — строго говорил дядя Чэн, а на его бурчание давал хлёсткий подзатыльник, заставляя мальчика вскрикивать и надуваться, словно мышь на крупу. — Вэй Ин не такой, каким его описывают другие. Сумасбродный бесстыдник и непробиваемый тупица — да, всё это про него. Но никак не убийца.       Цзинь Лин заскрипел зубами.        — Хочешь сказать, то, что он убил моего отца, неправда?        — Его убил Призрачный генерал. Вэй Ин всё просил прощения у твоей матери и твердил, что это вышло случайно, что этого не хотел. В тот день Призрачный генерал вышел из-под контроля, потому что…        — Случайно?! — завопил Цзинь Лин, уворачиваясь от очередного подзатыльника, и вскочил на ноги. Где-то в груди уродливой горячей кляксой расползалась обида и былая злоба, которую своими словами дядя Чэн невольно подпитал.       Цзян Чэн ударил по столу ладонями так, что что-то подскочило вверх и неловко повалилось на пол, расплескавшись — кажется, это был чай, к которому ни один из них не притронулся.        — Сядь, сопляк! Я не выгораживаю его, я виню Вэй Ина, и, чёрт меня раздери, если при встрече я не попытаюсь выбить всё содержимое из его головы! Но вешать на него все преступления, которые только могли сделать другие люди, я не позволю, — мужчина сжал зубы так, что послышался скрип и, кажется, треск, после чего скривил лицо в гримасе злобы и презрения (хотя, казалось, злее он уже не мог стать). Видимо, Цзян Чэн пожалел уже дцатый раз о том, что решил завести этот разговор до его шестнадцатилетия — может, там бы одумался мальчишка. — Чего стоит только убийство клана Чан, которое повесили на него, а ведь в это время Вэй, чёрт подери, Усянь был уже мёртв! Заткнись, а-Лин, и не перебивай, когда я говорю!        — Нет, это ты заткнись! Это мои родители! Да что тут говорить, если, судя по всему, мне они были дороже, чем тебе!        — Ты их даже ни разу в жизни не видел! — зарычал Цзян Чэн, грозно нависая над племянником и, кажется, пытаясь морально его придавить — на того это не подействовало, зато сидящая в углу собака, Фея, спрятала свою большую лобастую голову под лапами и трусливо поджала хвост, словно обычная дворняжка. — И ни разу не видел Вэй Ина!       Цзинь Лин закричал ещё громче:        — Мне не нужно видеть его мерзкое лицо, чтобы понять, что он убийца! Он убил мою мать, убил отца и пять тысяч других заклинателей, на его руках столько крови, сколько нет на руках самых страшных Свирепых мертвецов!        — Выметайся! Выметайся отсюда, Цзинь Лин, и не смей возвращаться, пока не научишься думать своей пустой головой! — Цзян Чэн долбанул кулаком по столу с такой силой, что дерево с мерзким хрустом переломилось, а кольцо на его пальце заискрилось так, будто там внутри громыхнула гигантская молния. Сперва мальчик даже опешил, вжав голову в плечи, но быстро сообразил, поджал губы и свистнул:        — Фея!       Собака подскочила, напружинив лапы, коротко, словно извиняясь, тявкнула в сторону Цзян Чэна и, всё ещё не поднимая хвоста, трусцой побежала за мальчиком, который быстро шагал и едва не срывался на бег.       Когда дядя Цзян что-то крикнул ему вслед про то, что «даже Вэй Ин не был таким непроходимо тупым», Цзинь Лин всё же сдался и побежал, быстро распахивая все двери и сшибая с ног слуг, которые так и норовили задержать его: молодой господин то, молодой господин сё, подождите, молодой господин Цзинь, на улице дождь, бла-бла-бла. Мальчик лишь бурчал что-то едкое и колкое, хотя у самого щипало уголки глаз от подступающих слёз обиды.       Преодолев последний коридор, он быстро вылетел на улицу и подставил лицо под дождь — тот болезненно начал барабанить по закрытым векам и щекам, однако он лишь скинул с себя пелену онемения и пошёл дальше, решив, что бегать по скользкой пристани — это последняя вещь, которую мог сделать племянник главы Ордена.       На глазах стояли слёзы, из-за чего взор застилала серая поволока, но Цзинь Лин упрямо шмыгнул носом и стёр влажные дорожки со своих щёк рукавом ханьфу. Слёзы мешались с дождём и стекали по его скулам, подбородку и шее, но он даже не думал возвращаться обратно — дядя сказал, чтобы он вернулся лишь тогда, когда перестанет ненавидеть Вэй Усяня (мерзкое Уцянь подошло бы ему больше, думает Цзинь Лин, даже жаль, что это имя оказалось лишь байкой) и обвинять его во всех грехах… значит, он больше никогда не вернётся в Пристань лотоса.       Фея скулила и жалась к его ногам, постоянно спотыкалась об собственные большие лапы и неуклюже поскальзывалась на скользких досках пристани, ведь Цзинь Лин быстро передвигал ими и решительно шёл вперёд, надеясь укрыться хотя бы в беседке за пристанью, а после, когда дождь закончится, он покинет Орден Юньмэн Цзян и окончательно поселится в Башне золотого карпа — дядя Яо давно ждёт, когда он соберёт свои последние вещи и прекратит наведываться в Пристань Лотоса каждый раз, когда выдавался шанс отлучиться хотя бы на полтора дня.        — Вэй Усянь… — забормотал он, зажмуриваясь. — Пропади ты пропадом… Если бы я встретил этого убийцу, то без сомнения убил бы! Проткнул насквозь Суйхуа, чтоб его… Чёрт!       Цзинь Лин вдруг поскользнулся и полетел вниз, однако жалобно тявкнувшая Фея внезапно выскользнула из-под его ног и взвизгнула, когда мальчик запнулся об её большой бок и пару раз перевернулся, из-за чего голова закружилась, а виски закололо с новой силой. Он ожидал болезненного столкновения с деревом, но ничего не произошло — Цзинь Лин понял, что всё ещё летит, и летит не на твёрдую поверхность пристани, когда до беспокойной кромки воды оставалось лишь парочка сантиметров.        — Помогите! — успел взвизгнуть он за секунду до того, как ощутил болезненный удар об воду — чувство было похоже на пощёчину от какой-нибудь девы, однако это было гораздо неприятнее и опаснее. Он быстро вынырнул, начиная вдыхать воздух распахнутым ртом, однако большая волна озлобленно ударилась об него и заставила вновь погрузиться под воду.       Он не был уверен, что Фея прыгнет за ним в воду, однако рядом послышался шумный всплеск и собачий лай. Однако небольшая собака не могла вытащить его, четырнадцатилетнего мальчишку, которого тянула ко дну одежда и волны, поэтому Цзинь Лин вновь сделал попытку вынырнуть самостоятельно, однако волны вновь сомкнулись над его головой, заставляя их болезненно удариться об лицо мальчика, которое он едва ли успел высунуть из воды, чтобы сделать глоток воздуха.       Цзинь Лин почувствовал, как под водой его крутит из-за бешеных волн, и едва не выдохнул последний оставшийся воздух, почувствовав, как грудь обжигает кипятком — он больше сорока секунд барахтался в воде, поэтому кислорода ему стало катастрофически не хватать. Где же Фея? Где дядя Цзян? Где все те адепты, которые пытались его остановить?       Вода на вкус оказалась горькой и с душком — видимо, где-то внизу вовсю резвились речные гули, радостные будущему собрату и разыгравшейся погоде.       Цзин Лин вынырнул из озера, бешено хватая широко распахнут ртом воздух и ошалело начал размахивать руками, однако это помогало мало: ханьфу намокло и липло к телу, тянуло его на дно, а огромные волны так и норовили вновь сбить его. Он испуганно начал колотить по водной глади ладошками и закричал, отплёвываясь от воды:        — Помогите! Дядя Чэн! Кто-нибудь! Фея!        — Эй! — пробился сквозь шум воды в ушах чужой голос, и кто-то дёрнул Цзинь Лина за ворот его ханьфу, заставляя перебраться на сухую пристань. Мальчик повалился на живот, едва успев выставить локоть, и тут же начал откашливать воду огромными сгустками, барабаня руками по теперь мокрому дереву и груди. — Ты как? — судя по звукам, неизвестный адепт озабоченно присел рядом и начал аккуратно похлопывать его по спине, помогая избавиться от попавшей в лёгкие воды. Цзинь Лину было тошно. — Давай, давай, воду всю надо выплюнуть. Ты такой маленький ещё… наверное, впервые за пределы своего Ордена вышел без взрослых… Давай, кашляй-кашляй!       «Маленький?!», — краем ума вспыхнул Цзинь Лин, возмущённо хмуря брови, но не прекращая откашливаться. — «Мне уже четырнадцать, с каких пор я заделался в ряды сосунков?». Вода нескончаемым потоком покидала его желудок и лёгкие, поэтому он не мог сказать этого вслух — оставалось лишь кривиться лицом, надеясь на то, что незнакомый невольный спаситель сможет понять, что тема эта ему неприятна. Ростом он не вышел, хрупким был, словно действительно юная госпожа, которой любили его дразнить другие дети, однако признаться вслух себе в этом даже не смел — а если кто-то говорил подобное в его присутствие, он свистел так громко, как учил его дядя, и спускал на обидчиков собаку. Если собака не помогала, то тут уже приходилось спускать дядю Чэна, который и не в ярости был страшнее любой своры собак, а разозлённый заставлял даже уже немолодых адептов передёргиваться и уходить подальше от главы Ордена.       Он на ощупь начал отмахиваться от чужой ладони, прогоняя незнакомого парня, однако тот, видимо, не понимал намёков — о чём-то говорил, неумело успокаивал и иногда хохотал, будто пытался этим успокоить и его, Цзинь Лина, и себя.        — Ну-ну, — неловко улыбался (судя по голосу и интонациям) его невидимый собеседник и продолжал осторожно похлопывать его по спине. — Уже нормально, да? Вода для детей не шутки. Тебе нужно было сначала пройти курс обучения у Мадам Юй, а потом лезть к краю берега…       Цзинь Лин, наконец, полностью избавившись от воды в своих лёгких, смог отдышаться и поднять взгляд на того, кто ему помог. Лицо у юноши было очень красивым, отдалённо заметил он, наверное, даже красивее, чем у дяди Чэна, хотя того считали завидным женихом. Узкие ровные брови красивого чёрного цвета, светло-серые глаза и чуть вздёрнутый аккуратный нос… Цзинь Лин порылся в памяти, но никого так и не вспомнил. Это было странно: судя по всему, незнакомцу было около шестнадцати, поэтому он явно уже должен был показываться в свет и бывать на соревнованиях, устраиваемых среди Орденов. И неужели ни одна одинокая дева о нём не прознала? Странно, что его не внесли в список самых красивых заклинателей…       Видимо, юношу тоже что-то заинтересовало в его лице. Он вдруг выпучил глаза и протянул недоверчивое:        — Ха-а?       Цзинь Лин нахмурился и ещё раз прокашлялся, но в этот раз не стал жмуриться и колотить себя по груди — воды в лёгких не было, осталось лишь неприятное першение и жжение в горле.       Незнакомый адепт, скорее всего, приглашённый в Юньмэн, посмотрел на него задумчиво и, ловко поднявшись, чуть отошёл в сторону, словно пытался понять некоторые черты его лица лучше и сравнить с чем-то, что-то мыча себе под нос.        — Кого-то ты мне напоминаешь… — юноша покружился вокруг Цзинь Лина и поднял палец вверх, задумчиво постучав им по губе.       «Конечно, напоминаю!», — фыркнул насмешливо Цзинь Лин, впрочем, вслух этого не произнося. Ему была интересна реакция незнакомца — и каково будет его удивление, когда он узнает, что спас самого племянника главы Ордена и самого будущего главу Ланьлин Цзинь.       Но юноша не спешил его узнавать. Он мычал, тёр подбородок двумя пальцами, будто у него раньше была борода (или он часто передразнивал кого-то, кто её носил) и хлопал своими глазами, наклоняя голову.        — Ты приглашённый адепт Ланьлин Цзинь? Э-хе, — незнакомый заклинатель (хотя, судя по тому, что он был практически одного возраста с Цзинь Лином, это был всего лишь готовящийся стать им ученик) надул губы и прищурил глаза, будто это могло помочь. — Честно признаться, сначала я перепутал тебя с Цзинь Цзысюанем, этим напыщенным павлином… Ты же сын Гуаншаня? Я сразу понял это, ты ведь очень похож на него!        — Чего?..       Не давая Цзинь Лину и шанса вставить хоть слово, юноша стукнул себя кулаком по груди, забавно усмехнувшись — словно хмыкал и смеялся вслух одновременно. Цзинь Лину этот звук показался странным и забавным.        — Я же не представился, — он ещё раз широко улыбнулся, вытирая мокрые руки об своё ханьфу. Цзинь Лин ещё раз задумался над тем, что такой расцветки нигде не видел — видимо, он не принадлежал никакому Ордену, а сам был выходцем из какого-то мелкого клана, о котором половина заклинательского мира даже не слышала. Ханьфу у юноши было тёмное — верхние одежды чёрные с кроваво-алой окантовкой, внутренние оказались тёмно-серыми… словно подобной расцветкой он не хотел привлекать к себе внимание. Цзинь Лин ещё раз оглянул его с красных сапог до кончиков небрежной причёски — хвоста, завязанного алой лентой — и понял, что где-то уже слышал подобное описание. Не успел он даже начать вспоминать, как юноша действительно представился: — Я Вэй Усянь, думаю, ты обо мне слышал! Можешь звать меня Вэй Ин или Вэй-сюн, — Усянь подмигнул ему и широко улыбнулся, демонстрируя белоснежные зубы. — Или даже гэгэ, эхе-хе-хе!       На пару секунду Цзинь Лин замер соляным столбом — в голове его медленно-медленно начали крутиться шестерёнки, и, встав на место, они произвели громкий щелчок, заставивший его вздрогнуть.