Натюрморт моей ненависти.

Любой юноша, который осмеливался подойти к возлюбленной слизеринского старосты в лучшем случае оказывался в Больничном крыле. Разговаривать с Томом не было никакого смысла: он всё равно стоял на своём. Мюриэль всё больше понимала, что так просто слизеринец навряд ли оставит её в покое. И это злило сильнее всего. Студентки перемывали ей кости, очевидно, не понимая, что в ней такого нашёл лучший ученик школы. Она и сама едва это понимала, сторонилась его и избегала, как могла. Том злился: Мюриэль понимала это, когда их взгляды в Большом Зале пересекались. Мина посмотрела на часы и ускорила шаг: совсем скоро должен начаться последний, самый нелюбимый урок, а опаздывать на него у неё нет никакого желания. Она так спешила, что даже боковым зрением не заметила направляющейся к ней высокий силуэт. Как говорится, ничего не предвещало беды. Он остановил её, положив тяжёлую руку на плечо. — Куда-то торопишься? Вопрос был поистине наиглупейшим: как отличник, Реддл наизусть знал расписание звонков. — Идём. — мягко повернул девушку, подталкивая к одному из неиспользуемых классов, будто стараясь усыпить нежностью её бдительность, уже начавшую бить тревогу. Она интуитивно схватилась за палочку, но вида не подала и прошла за ним. Том закрыл дверь и наложил чары, чтобы им не помешали и не подслушали. Последний путь к отступлению был закрыт. — Что тебе нужно? — усталый вздох сорвался с приоткрытых губ. — Хочу узнать причину, почему ты всеми возможными способами меня избегаешь. Студенты начинают сомневаться в нашей «большой любви». — Причина более, чем проста и более, чем понятна — я не хочу тебя видеть. — Боишься, что твои друзья пострадают? — Может быть. Юноша приблизился. Когтевранка не отошла, настороженно наблюдая за ним, но заметила, что никакой враждебности он не выказывает. Дыхание опалило губы. — И всё же, я бы хотел, чтобы впредь такого больше не была. Ты — моя девушка, и об этом знает весь Хогвартс. Не хотелось бы ставить это под сомнение. — Зато я сделаю это с радостью. Я — не твоя собственность и тебе подчиняться точно не собираюсь. Никогда и ни за что я не буду с тобой, никогда я не буду принадлежать тебе. — Ты уже принадлежишь мне. Прими это и смирись. — Покорность — не моя черта характера. Найди себе более послушную наивную овечку, которая будет верить каждому твоему слову и делать всё, что ты скажешь. Она двинулась вперёд, собираясь обойти его, снять чары и уйти. Слизеринец потянул её к себе обратно за предплечье. Что-то в его взгляде заставило не говорить тех оскорбительных слов, вертящихся на кончике языка. Мина поджала губы, не отрывая взгляда от его глаз. Он наклонился и как можно мягче, не взирая на всю злость от брошенных ею фраз коснулся губ. Ноги предательски подкосились. Мюриэль схватилась за его плечи, как за спасательный круг, боясь упасть. Его руки обхватили талию, притягивая ближе и не давая рухнуть на пол. С ним хотелось чувствовать себя в безопасности. Девушка расслабилась, убирая палочку. — Вижу, мы смогли договориться. — довольный собой, Том отстранился, но не отошёл. Мина облизнула губы и слабо кивнула. Положила голову на грудь и вздохнула обречённо. Том положил голову на макушку головы. Элла забеспокоилась, что подруги нет уже около десяти минут. Как только она хотела отправиться на поиски, Мюриэль появилась на пороге чуть растрёпанная, с непроницаемым выражением лица и прошла к своей парте, садясь рядом с Блетчли. — Где ты была? — Я заблудилась. — соврала та, даже ухом не поведя. — Лестница в последний момент изменила своё направление и я попала не туда. — Не знала, что лестница имеет запах слизеринского старосты. Когтевранка метнула на неё раздражённый взгляд. — Я не встречала его. Этот запах впитался в мою одежду и его не вывести ничем. Элла ухмыльнулась, но ничего не сказала. В голове Мины была самая настоящая путаница. В памяти всё ещё был свеж поцелуй в заброшенном классе с тем, кого она раньше так сильно презирала. Мюриэль проиграла войну разума и чувств: последние взяли верх, позволив сантиментам выйти наружу и показать ту нежную, ранимую, желающую ласки натуру, скрытую под маской равнодушия.