Подарок для Азирафаэля

Во время беременности у Азирафаэля сменились не только вкусы к еде, но и запахи. Сложно было понять закономерность, с которой его тянуло к определенному запаху или вкусу. Жаркое с мясом пахло ему дымящимся угольком, клубника — мёдом, а традиционный чай с молоком — жженой бумагой. Это было похоже на головоломку, и Азирафаэль играл с ней с неожиданным удовольствием. Кроме того, ему просто нравился определенный запах. Он наслаждался ароматом горячего какао с зефиром, молоком с корицей, шампунем Энтони с хвойным ароматом и цитрусовым средством для мытья посуды. Но пиком ароматического безумия, поселившегося здесь на многие годы, стал запах роз. Аромат, сладкий и нежный, дарил надежду и радость. Азирафаэлю беспрерывно хотелось улыбаться и сделать что-нибудь особенное для своего альфы. Хотелось прыгнуть с парашютом, подарить луну или родить ребенка. С этим как раз было легко справиться, нужно было лишь дождаться сроков. Ветер приносил запахи морского бриза, отчего возникало желание поваляться на солнышке и окунуться в прохладную солёную воду. Когда это желание становилось нестерпимым, Азирафаэль и Энтони срывались с места и, нагрузившись всякой едой и напитками, ехали к побережью. — Путешествовать сейчас по миру было не очень удачной идеей, — извиняясь, говорил Энтони. — Вдруг с тобой что-нибудь случится, а я не смогу тебе помочь? В такие минуты Азирафаэль умолкал и прикрывал веки, притворяясь, что спит. Трудно было поверить, что они будут вместе куда-то ездить. Дети обычно шумные и беспокойные, за ними нужен глаз да глаз. Кто же лучше омеги присмотрит за ними? Альфе лучше иметь больше свободы и пространства, когда его омега сидит дома с детьми. Энтони умолкал, выдохшись. Заметив не единожды, что Азирафаэль не реагировал, когда он делился своими планами о путешествиях и приключениях, Энтони почувствовал здесь болезненную травму. В первые разы Азирафаэль умолкал и застывал в одном порыве. Его голубые глаза наполнялись хмурой серой сталью, на которой дождь, пролившись, оставил бы ржавые пятна. Энтони боялся увидеть разочарование и боль в глазах своего омеги и сменял тему разговора. Это было легко. Азирафаэль переключался на другие проблемы, требующие решения, и ржавчина из глаз уходила, так и не проделав дыру во вселенной Энтони Кроули. Но всё же эта рана была открытой и кровоточила. Энтони замечал, как Азирафаэль провожал взглядом полёт птицы и самолёта и вглядывался в горизонт, желая увидеть морских чудовищ или мачту старинного корабля. Энтони улыбался. Это проблема была решаемой, и зря его омега дулся после прибытия домой. Не на Энтони, на самого себя. Он не верил. И кто виноват? Омежьи предрассудки! Следовало отбросить их сразу, и Энтони начинал говорить о правах омег. Азирафаэль сразу оживлялся и аргументировал собственные жалобы. Даже глупые ограничения, что омега не имел право передвигаться сам по городу и стране. Возникли злоупотребления в виде множества подавителей запаха. Омеги буквально прятались от жизни внутри своих родных домов. Они мечтали о альфе, свадьбе и детях, не замечая, что попадают в новую ловушку. — С этим нужно что-то делать, — угрюмо говорил Азирафаэль. Тут уже умолкал Энтони, когда его аргументы в защиту омег заканчивались. Не желая ссориться, он обнимал своего омегу со спины и целовал в щёку. Сладкий омега. Красивый омега. Его живот рос всё больше, а сам он стал выглядеть, как булочка. Когда Азирафаэль стал вдумчиво жевать сыр, посыпав перцем, Энтони захотелось его поцеловать. Что он и сделал спустя полчаса в постели. Жадно, настойчиво и горячо. Руки блуждали по телу, позволяя себе всё, что только хочется. Обнимали за шею, гладили по торсу, пощипывали соски. Когда руки Энтони нырнули за пояс домашних брюк, Азирафаэль одобрительно замычал. Вмиг избавившись от одежды, Азирафаэль оседлал Энтони. Он целовал неторопливо, наслаждаясь губами Энтони как райским яблоком, и покачивался бёдрами член к члену. Это было настолько легко и просто — быть вместе настолько близко, кожа к коже, что кружилась голова. Хотелось больше, сильнее и жёстче, но Энтони сдержался и позволил омеге диктовать свои условия. Он лишь положил руки на ягодицы, чтоб показать полное единство с омегой. Азирафаэль не хотел, не желал ничего большего. Ему хотелось близости, где всё просто и легко. Не думать ни о чём. Быть здесь и сейчас. Он ускорился, когда дыхание участилось, а сердце само собой прыгало вскачь. Всё ближе и ближе. Чаще. И так сладко и горько одновременно. Фейерверк эмоций и наслаждения вырвался наружу, и Энтони кончил, тихо всхлипнув. Вслед за ним и Азирафаэль. Освобождение было настолько сильным, что они ненадолго заснули, обнявшись и прижимаясь друг к другу. *** Азирафаэль всё ещё работал в книжном магазине Ив. Помогал найти покупателям книги, сидел на кассе, переносил стопки книг с места на место, помогал с учётом. Он стал настоящим помощником и никогда не отлынивал от работы. — Смотри, не роди у меня в магазине, — ворчала Ив, когда Азирафаэль задерживался после работы. Но тот только смеялся в ответ. Вот прошёл август, всё больше холодало, всё чаще Азирафаэля охватывала тревога. Сердце сжималось от предчувствия беды. Казалось, этот ребёнок спешит, настолько толкался в утробе омеги. Азирафаэль становился тяжелее, и всё труднее становилось ходить в магазин и работать. Ребенок сжирал всё силы и питательные вещества. Казалось, к концу беременности Азирафаэль должен был выглядеть, как звезда, но он осунулся, лицо потускнело, он всё больше ошибался в расчётах. — Всё, — одним утром заявила Ив и захлопнула книгу учёта. — Иди в отпуск. С завтрашнего дня отдыхай. Я жду тебя в магазине до конца года! В тот же день Азирафаэль поплелся к Агнесс. Не мог же он всё время спать? Инстинкты омеги твердили об одежде для малыша, удобной кроватке и игрушках. Азирафаэль вернулся домой и заглянул в свою бывшую комнату, переоборудованную за лето в детскую. Шкаф, комод, кресло, кроватка и столик для пеленания. Полочки для мелочей, два стула. Все было удобным, и комната казалась уютной. Но почему-то Азирафаэль разревелся. Он плакал долго, пока не прибежал Энтони и не обнял. — Что случилось? Тебе плохо? Болит? Где? Нужно срочно в больницу! — Нет. Ничего не болит. Хотя болит душа, — ревел Азирафаэль. — Что такое? Ты боишься? — Я умру! — вырвалось из груди Азирафаэля, и он ещё громче заплакал. — Тихо, тихо, — шептал Энтони и выцеловывал слёзы своего супруга. — Я заварю ромашковый чай, и мы будем смотреть романтические комедии, — сказал Энтони погодя, когда Азирафаэль успокоился. И это был самый чудесный вечер за несколько недель. *** Энтони что-то разбудило. Он проснулся и встал на постели. Он был в родительском доме. Всё такое большое, даже ёлка в гостиной. Рождество? Но почему Рождество? Энтони прошёлся по дому, но никого не было. Ни матери, ни сестёр с братьями. Дворецкий прошел мимо него, не замечая. — Эрик, в чём дело? Почему ты меня не видишь? — хотел спросить Энтони, но не смог издать ни единого звука. Горловые мышцы будто сковало. Он последовал за Эриком неслышной тенью. Тот в свою очередь шёл с достоинством и властью, будто он здесь хозяин. Они дошли до двери подвала вниз, куда Энтони до ужаса и дрожи в коленях боялся зайти до двадцати лет. Эрик на мгновение остановился, чтобы достать ключи. Как можно незаметней для дворецкого Энтони шёл следом. В подвале было светло. На всех поверхностях горели свечи — чёрные, белые и красные. В центре стоял стол, на котором лежал человек. Он не двигался и не дышал. «Мёртвый, — вдруг догадался Энтони, — он уже мертв. Я не успел» Он подошёл ближе, чтобы посмотреть, кто это, и при ближайшем рассмотрении убедился, что это Азирафаэль. Бледный, белые кудри оплели его лицо, будто змеи, а губы его были алыми, будто от выпитой крови. — Тони, малыш, что ты здесь делаешь? — раздался голос Люцифера, отца. Энтони вздрогнул и попятился. Отец же наоборот сел на корточки, и Энтони сообразил, что ему четыре года. «Не больше пяти», — уверял он сам себя. В руке Люцифера был окровавленный нож, но угрозы для жизни Энтони не было. Он был ласков и настойчиво просил сына уйти. — Иди спать, Энтони, — спокойно и твердо сказал Люцифер. Он бросил нож и подошёл к сыну ближу, намереваясь взять на руки и отнести в детскую. Ему удалось обнять малыша, но Энтони стал вырываться изо всех сил. — Энтони! Энтони Джей Кроули, немедленно проснись! — услышал Энтони сквозь сон настойчивый голос Азирафаэля. — Ты жив! Жив! — прошептал Энтони. Горло его горело, связки болели, будто он кричал. Тело было непослушным и вялым. Сам же он лежал в объятиях супруга в мокрой постели. Что это? — Что это? - спросил Энтони. - Почему постель мокрая? Энтони стало очень стыдно, но следующие слова Азирафаэля сразу ему всё объяснили: — У меня отошли воды. Я рожаю. Скорее поехали в больницу. В словах омеги явственно ощущалась паника. Было темно, и Энтони зажёг свет. Он испугался мертвенно-бледных губ Азирафаэля ещё больше. Ему пришлось взять себя в руки после ужасного сна и призвать все мужество, чтобы начать собираться. Только тьма за окном говорила не о продолжающейся ночи, а об урагане, бушевавшем поблизости. Им придётся ехать почти вслепую.