***
— Дорогой дневник, шёл сорок седьмой час пятых лунных суток. Я впервые задумался об убийстве. Каково это? Да никак. Глотку вскрою ему, делов-то, — Исак высунул кончик языка, выводя буквы в воздухе на манер письма. — Подскажи, как лучше спрятать труп, если меня заточили в стенах школы, как грёбанного Тома Реддла? — голова парня склонилась к плечу: его забавляло устроенное представление. — А ещё я знаю, какая щёлочь растворит труп. Гы-ы. — Захлопнись уже, думать мешаешь, — Эвен почему-то не поддержал кровавые фантазии. — И не смей строить из себя жертву, дверь всегда открыта, — кивнул парень в сторону выхода. Исак вращался на стуле, подгибая ноги под себя. Председатель бросил в парня бумажный самолётик, острый нос которого кольнул затылок Найшейма. — Чёткое приземление, — вскинул руки вверх Вальтерсен и рассмеялся, когда Эвен потёр кожу. — Скоро доберусь до твоих мозгов, и они вытекут. — Откуда такая любовь к мясу и чужим органам? — Найшейм не отнимал голову от экрана. Ему даже на сотую долю не было весело. — Витаминов не хватает в организме? Исак проигнорировал вопрос и сделал глоток остывшего кофе. Эвен принюхался, потому что терпкий привкус зёрен просел и в его желудке. За день Вальтерсеном было выпито немало литров. Председатель принялся делать новый самолетик и вспомнил. — Может, я токийский гуль? — усмехнулся Исак, загибая лист, чтобы получилось крыло. — Ты придурок, — недовольно посмотрел Найшейм. — Ещё в прошлый раз по комиксу я сделал вывод, что ты читаешь неправильную литературу. Вальтерсен оторвал взгляд от оригами и прошёлся внимательным взглядом по массивной фигуре парня за компьютером. Эвену, конечно, с его глупыми мозгами можно было верить, как достойному критику, что следует читать. — Даже если бы я жрал плоть людей, твоя оказалась бы неперевариваемой. Всё потому что ты противный, я уверен, невкусный и лезешь не в своё дело, — Исак запустил в голову бедняги самолётик. Пол был осыпан смятыми клочками бумаги, журавликами и разбитыми самодельными лайнерами. Парни какое-то время молчали: слышалось перестукивание по клавиатуре, раздавался шум работающего процессора. Исак отточил мастерство владения оригами, к концу дня орудуя музыкальными пальцами на уровне профи. В какой-то момент он зыркнул на Эвена, ещё сильнее сгорбившегося над компьютером и уже возившегося с цветокоррекцией. — Сколько мы уже здесь? –Вальтерсен взвыл, откинув голову на спинку стула. Он подъехал ближе и приземлил ноги на стол рядом с рабочим компьютером. — Через тридцать секунд будет ровно пятьдесят пятый раз, когда ты об этом спрашиваешь, — не отрывая внимания от экрана, сказал Найшейм. — Ты считаешь? — искренне удивился Исак. Эвен был сосредоточен на работе и по большей части игнорировал нытье, раздававшееся над с ухом. Но ноги Вальтерсена, расшатывавшие рабочий стол, вынудили парня сдаться и угрожающе зарычать. — Ты достал, — предупредил Найшейм, схватив голую лодыжку парня, чтобы тот прекратил вращаться. Мощный захват сковал движение, Исак почувствовал щекотку и мурашки, побежавшие по конечности. Его всегда трясло в страхе, когда трогали за ноги. — Дорогой дневник, что делать, если мои руки чешутся от желания вылить кофе за шиворот одному умнику? — Помыть их, — без особого энтузиазма ответил Найшейм, ослабил хватку и вернулся к экрану. Собственная ладонь казалась чужой — спортсмен надавил на мышку, чтобы стереть ментальное ощущение от прикосновения. То место, куда Эвен без разбора схватил Исака было костлявым. Оно и неудивительно — Вальтерсен только и делал, что глушил кофе и хотел «какава». Найшейм машинально усмехнулся воспоминанию. — Чего лыбишься, как кретин? Парню не ответили. Вальтерсен цокнул и отъехал к диванчику у противоположной стены, чтобы найти зарядку. Впервые за долгое время Исак поднялся на ноги и потянулся, разминая затёкшие мышцы. Эвен обернулся, тут же забывая вопрос. Перед глазами мелькнул открытый участок светлой кожи: аккуратная талия, плоский живот, отсутствие как таковых волос, милый пупок. Найшейм откашлялся и повёл шеей в сторону: пловец не будет думать и вспоминать, что его глупая голова только что воспользовалась словом «милый». Исак поправил полы рубашки, стягивая их пониже, прикрылся и плюхнулся на диван. — Я практически закончил, вот здесь осталось подогнать текст, — он указал в угол, — и будет готово. — Можешь больше не отчитываться. Мне отсюда всё хорошо видно, — по деловому заявил председатель, подложив руку за голову. — Не отвлекайся, — боковое зрение Вальтерсена говорило, что Эвен смотрит на него. Найшейм отвернулся, поиграл затекшими плечами и принялся за работу. Исак убивал время на новые самолётики и запускал их кружить над головой. Когда использованная бумага закончилась, он принялся мучать газеты. Пресса в последнее время ассоциировалась с Крисом и делами с Хлоей, о которых тот умалчивал. Со стороны Эвена доносились тихие комментарии и рассуждения, Вальтерсен прислушался, но не разобрал ни слова. Они впервые провели несколько часов наедине и не передушили друг друга. Внутри не оставляло чувство дискомфорта. С любым другим Исак бы давно нашёл общий язык, но с Эвеном они периодически собачились. Даже сейчас парень бубнил себе под нос и раздражал Вальтерсена. — Мне скучно, — пианист вытянулся по всей длине дивана и переплёл пальцы, складывая руки на груди. — Воткни пальцы в розетку. Исак поискал глазами теннисный мячик и швырнул его в собеседника, чтобы предмет ударил между лопаток. Спина Эвена напряглась. Выглядело так, будто спортсмен уговаривал себя не оборачиваться и не реагировать. Председатель облизнул губу, выжидая, что же одноклассник сделает. Найшейм отмахнулся и даже бровью не повёл. — Долго ещё? Сколько мы уже здесь? — не выдержал Исак, вновь подавая голос через пять минут. — Пятьдесят шесть, — веки Эвена потяжелели. Он замотался на тренировке, гнил здесь четвёртый час, если не больше, так в придачу приходилось слушать Вальтерсена, чей язык давно должен был стереться в мозоли от непрекращающейся болтовни. — Ты такой долгий, — недовольно заметил Исак. — Прямо, как старый дед. — Сам бы сел и попробовал, раз такой умный и разбираешься в «побыстрее», — в голосе Эвена плескалась раздражительность. Тяжело работать, когда сроки сжаты до максимума. Вдвойне тяжелее, когда отвлекали. Приходилось неоднократно перепроверяться, местами появлялись ошибки, а текст убегал. Вальтерсен скорчил рожицу и показал Найшейму средний палец. Эвен ничего не видел, потому что был увлечён работой. — Ты всё? А сейчас? Может сейчас? — не унимался председатель. Ответом служила тишина и гудение процессора. — Да сколько можно?! — ещё через минуту спросил Исак, заглядывая в окно. Небо затягивало тучами. — Как только тебя терпит… — Эвен не стал продолжать. Он вдруг понял, что не хочет говорить о Шистаде. — Короче, сочувствую. — Засунь его себе в зад, — со злостью ответил парень. Исак знал, что каждый разговор с Найшеймом об отношениях закачивался нехорошо. — Я больше не поведусь на твои провокации. Эвен с нескрываемой ухмылкой и расслабился в своём кресле в позе хозяина. — То есть он так тебе сказал, да? Что это была моя провокация? — Крис вообще не знает, что я от тебя узнал. — У-у, даже так, — Эвен почесал подбородок. — А ты всё-таки боишься меня. — С какого, — Исак прочистил горло и подобрал другое слово. — С чего вдруг мне тебя бояться? — Возможно, ты боишься не конкретно меня, а нашей связи, контакта, — пловец с приятной улыбкой проследил за перекошенным лицом напротив. — В общем, ты понял, Крис считает, что его вещи трогать нельзя. Мы с ним мягко говоря не друзья, но с тобой общаемся и местами даже тепло. Ты не хочешь тревожить его и допустить очередной конфликт, вот и изворачиваешься по-всякому. Уверен, не будь Криса в нашей жизни, ты разговаривал бы со мной иначе. Исак переваривал свалившееся откровение с таким видом, будто кота чесали против шерсти. Захотелось стереть с напыщенного лица Эвена выражение «я умнее всех». — Откуда вдруг такой живой интерес к нашей паре? Третьим захотел? — съехидничал Вальтерсен. Найшейм не повёлся. Он точно пожалеет о том, что раздаёт советы, но промолчать не сумел. — Очнись и посмотри на ваши, — спортсмен выделил, — отношения со стороны. Он же использует тебя. Поимеет и выкинет. — А ты кто такой, чтобы заботиться обо мне? — Вальтерсен быстрым шагом вернулся к дивану, Эвен подозрительно легко двигался к том же направлении. — Это не забота, а наблюдение. Мне плевать — делай со своей никчёмной жизнью что хочешь, но тебя водят за нос. Неужели ты не замечаешь этих моментов? — Моя жизнь не никчёмная. — Да? Тогда зачем ты позволяешь вытирать об себя ноги? Исак разозлился не на шутку. Он привстал, но Эвен оказался в выигрышном положении и завалил собеседника обратно, пригвоздив к месту. — Убери. Блять. Свои. Руки. Найшейм сжимал тонкие запястья и занёс их над кудрявой головой. Парни немного поборолись, сбивая дыхание. Исак согнул левую ногу в колене и угрожающе ткнул ею в бедро парня, чтобы сохранить дистанцию. Эвен сглотнул, слушая, как часто стучит сердце под рубашкой. Уши заложило, а процессор, кажется, зашумел громче. Глаза Вальтерсена забегали: пианист потряс локтями, чтобы ослабить хватку на запястьях. — Не брыкайся. Найшейм надавил, а Исак выдохся и откинулся назад. Тело ослабло, Вальтерсен вперил серьёзный и строгий взгляд в парня и спросил без шуток. — Чего ты хочешь? Зачем эта демонстрация силы? — он окинул комнату глазами. Эвен склонил голову ниже, будто не расслышал слов собеседника. — Страх в твоих глазах говорит об одном, боишься быть банально изнасилованным. Исак нахмурил брови. — Покажи мне человека, кто не боится этого. У меня к нему серьёзный разговор. Найшейм опустил взгляд ниже. Пловец сам не знал, почему до сих пор не отпустил парня. Но решил воспользоваться моментом и помучить ещё чуть-чуть. — С твоей стороны неосмотрительно распускать язык и провоцировать меня, думая, что последствий не будет. Если я захочу, то сделаю это, — они оба знали, что Эвен имеет в виду. Глаза Исака сузились: разумная его часть не верила, что Найшейм окажется таким придурком, который полезет к нему в штаны. Но была толика, которую пианист отдал безумию. Психов в их мире хватало. — И какова вероятность, что в комнате окажется сразу два насильника? — голос Вальтерсена прозвучал угрожающе серьёзно. Председатель вдруг прогнулся в пояснице и двинул бедрами о пах Эвена. Ширинка коснулась чего-то твёрдого. — Скажи, что это степлер в твоём кармане, — Исак рассмеялся в лицо парня, понявшего наконец-то, что над ним издеваются. — Отъебись, — Найшейм резким рывком отшвырнул противника и поднялся на ноги. — Ведёшь себя, как дешёвка. — На себя посмотри, — парень отряхнулся и поспешил размять покраснения на руках, чтобы не осталось синяков. А они будут, потому что кожа пианиста напоминала хитин бабочки. — Попробуй не кидаться на людей без их согласия. На что рассчитывал, что я прыгну на твой хуй? — Причем здесь ты? — нахмурился Эвен и закурил в открытую форточку. Раскрасневшийся Вальтерсен, потирая кожу, задержал взгляд на отдалившемся парне, пытаясь понять мотивы спортсмена. Неясно, что от него следовало ждать в следующий раз. — Запомни, здесь тебе не контактный зоопарк, а я не зверушка, чтобы хватать при желании. Я может и выгляжу беззащитно, но… — Исак недоговорил. — Но у тебя есть ручной пёс, я помню, — Найшейм взмахнул рукой, выпуская дым, заполнивший помещение. — И он оторвёт твои яйца, если узнает, что ты хотя бы дольше секунды задержал на мне взгляд. Уяснил? Исак хотел сказать другое. Например, что он голыми руками вырвет все гениталии, какие есть у этого полоумного, если тот начнёт светить ими. Но слова про Криса вдруг вырвались сами собой. Потому что, да, чёрт возьми, рядом был Шистад, который перекроет кислород любому. Вальтерсен всё ещё ощущал на себе липкие касания. Им нужно было сворачиваться и расходиться. Парень подошёл к компьютеру. — Доделал? Найшейм кивнул, всем видом демонстрируя нулевой интерес на продолжение разговора. Пловец с мрачным видом оставался у окна, всматриваясь в густые угольные облака. Потушив сигарету, Эвен нервно закарябал подоконник ногтем. Повисло молчание, пока Исак по одному вынимал брошюры из принтера. Тоненькие пальцы пересчитывали бумагу и проверяли материал на наличие брака. — В фотошопе ты не такой отстой, как во всём остальном, — сухо изрек Вальтерсен, убирая первую партию. — Для первого раза годится. Ты типа спас положение, но благодарность уже получена, — председатель игриво указал ниже пояса. — Со стояком, думаю, разберёшься самостоятельно. Если бы Эвен мог расщеплять взглядом, то Исак прямо сейчас осыпался бы горкой пепла. Пианист вновь не сдержался и рассмеялся над парнем, которому был неподвластен контроль над уязвимой частью тела. — Ладно, расслабься, я так шучу, — по-доброму ответил Вальтерсен, только бы парень напротив перестал мученически корчить лицо. — Шутки у тебя так себе. — А у тебя манеры. — Твои ещё хуже. Они запнулись, понимая настолько ситуация стала патовой. — Проваливай бесить свою подружку, — Исак схватил горячие листы и кивнул за спину, где была дверь, пересчитывая брошюры и распространяя в воздухе запах типографской краски. — Имя моей подруги — Эмма, — уточнил Эвен. — Не говори с пренебрежением о ней. — А моего парня — Крис. В таком случае тоже запомни, — в тон ему парировал Вальтерсен. — Тошнит уже от вас обоих. — Взаимно. Исак делано внимательно перечитывал строчки по несколько раз, ни слова не понимая. Но ему было важно сделать занятое и отстранённое лицо. Музыкант смахнул непослушные волосы, не поднимая головы, и проследил, как кроссовки парня прошли мимо. Как только Найшейм вышел, Вальтерсен выдохнул и схватился за стол, практически падая сверху. Его прямо-таки трясло. Последний час с Эвеном ранил по всем фронтам. Закалённый общением с кретинами, Исак смог продержаться и не показать наружу настоящие эмоции. Это не значило, что день с Найшеймом прошел бесследно. Председатель посмотрел на настенные часы и осознал, что в очередной раз засиделся и остался один в школе. Если не брать охранника на посту. Вдруг сзади на пианиста с силой кто-то навалился, заключая в кольцо рук. Вальтерсен сиюминутно сгруппировался и развернулся лицом с криками. — Сука, я же сказал… Затуманенный вид тёмным глаз вопросительно смотрел на него. — И что ты сказал? Исак на глазах сдулся, как шарик. — Что вы сговорились загнать меня в могилу, — выдохнул он, схватившись за грудь. — Какого ты подкрадываешься? Не думал, что можешь напугать меня? Крис слегка улыбнулся, но глаза остались серьёзные. — Я заехал к тебе домой, мама сказала, что ты не возвращался. Кстати, окно в спальне опять открыто нараспашку, — Шистад играючи надавил на щёки ошарашенного Вальтерсена. — Поэтому я здесь. — Мама? Моя мама? — Жасмин, — уточнил Крис, чтобы парень перестал заикаться. — Вы что, подружились за моей спиной? И не смей называть мою маму мамой, — поёжился он. — Говоришь так будто мы женатики. Осталось только соседей пригласить на барбекю. — Даже, если и так. Боишься, что неформальное общение накинет аркан на твою маленькую шею? — глаза хищно блеснули в полумраке светодиодных ламп. — Аккуратнее со словами, со стороны может показаться, что ты оставляешь место для манёвра, чтобы, например, смыться. — Захочу и смоюсь, — заупрямился Исак. — Не задрай нос, ты мне не хозяин. И запомни про маму, — указательный палец угрожающе пронёсся перед глазами Шистада. — Посмотри сюда, — Крис поймал подбородок пианиста, заставив посмотреть в глаза, сменившие окрас от тёмного к светлому с жёлтым переливом. — Ты — мой. Сухие подушечки поглаживали острую скулу с тонкой полоской на ней, идентичной у обоих. Исака припечатало на месте. — Правда веришь, что у нас есть шанс? В ответ Крис легко накрыл узкие плечи ладонями — Вальтерсен буквально ощутил давление мешка весом в центнер. Музыкант устало прикрыл глаза. — Лично я с трудом. — Ты опять об отце? Забудь уже, сколько раз мы можем это обсуждать? — с привычным пренебрежением отмахнулся пловец. Шон терроризировал его целыми днями, приходил в кошмарах, окружающие не давали забыть, чей он сын. Не хватало, чтобы ещё рядом с Исаком, в их разговорах фигурировал отец. — Сам же заговорил о нас в будущем. Как мне не заботиться о таком важном аспекте, как твой отец? — музыкант мог помечтать. Но эти мечты всегда обрывались на вопросе родителей Криса. Он бы не хотел однажды проснуться с ножом у горла. — Как ты можешь это делать, зная, что все против меня? Крис склонил голову, пытаясь читать по лицу. — Мой отец — не помеха для нас, ты понял? Он перебесится. Исак стукнул раскрытыми ладонями в грудь Шистада. Тот даже не пошатнулся, опуская руки на талию. Помрачневший ещё больше Вальтерсен ссутулился, покусывая губы. — Эй, я понятия не имею, что ты хочешь сказать, хотя ты явно пытаешься, — они встретились взглядами. — Как я узнаю, если ты ничего не рассказываешь? — Уже поздно, — пространно ответил председатель, принявшись разыгрывать активную деятельность, перебирая бумажки на столе. Крис оставался рядом; на него то и дело натыкался Вальтерсен. — Просто скажи прямо сейчас, что ты хочешь? Тебя кто-то обидел? Назови имя, ткни пальцем, гарантирую, он уже вырыл себе могилу. Исак в сердцах топнул: — А ты сможешь мне это дать? — Да что угодно! В силах ли Шистад разделить бремя, предназначенное Исаку? Музыкант сам не знал насколько был готов, поэтому не смел требовать подобного от неподготовленного Криса. — Будущее… да, будущее, куда ты так спешишь, — пианист сглотнул. — Что планируешь после школы? Уедешь учиться, строить спортивную карьеру, и я… — он запнулся, прочищая горло. Вальтерсен, не отрываясь, следил за реакцией парня. Вот сейчас самое лучшее время сказать. Сейчас он глубоко вдохнёт и скажет. Про маму. Про себя. И примет любой ответ. Пальцы задрожали, на внутренней стороне ладоней выступил пот. Пора. Исак открыл рот, делая шаг к пропасти. Лицо Криса потеплело, на губах появилась улыбка. — Веришь, что мне светит спортивная карьера? Как тебе перспектива быть мужем легендарного пловца? Потянешь такую ответственность? Исак оступился, так и не сумев выдавить ни звука. Крис казался полон энтузиазма, будучи окрылённым нарисованной перспективой. Шистад притянул парня к груди. Тело в руках спортсмена словно закаменело. — Ты чего? — обеспокоился пловец. — Почему так смотришь? — Я… я не понял, — приходя в себя, спросил Вальтерсен. Его руки накрыли кисти Шистада, чтобы удержаться или наоборот отстраниться. — Ты мне сейчас предложение делаешь? Какой ещё муж? — пианист истерично засмеялся. — Мой. Председатель уже привычно треснул спортсмена по груди, чтобы тот пришёл в себя. — Прекрати шутить, — почти со злостью сказал Исак и поспешил отойти к окну. Он обхватил себя руками, чтобы угомонить дрожащие пальцы. — Этого быть не может. Тебе всего семнадцать, люди в таком возрасте в первую очередь думают о себе, о карьере, — музыкант тяжело задышал от подскочившего давления. — Окей, о ней ты думаешь. И да, я верю в тебя. Это глупый вопрос, будто могло быть иначе. Вода, плавание — твоё призвание. — Да, я напугал тебя разговорами о замужестве, но ты же в курсе, что это однажды случится? — Крис присел на край стола. Его лицо осталось спокойным, значит, парень не говорил первое, что пришло в голову. — Поговорим об этом лет эдак через пять, — он увернулся, когда мимо пролетела тетрадь и рассмеялся. — Давай без нервов, прямо сейчас тебя никто не тащит к алтарю. — Сначала закончи школу, ага. И вспомни, что мне только недавно было десять. — Шесть лет назад. Слабоватый аргумент, — со скептичным настроем ответил Крис. — И вообще, ты так отпираешься, словно перед тобой прыгает горилла. Исак обратился к собеседнику на полном серьёзе: — Пожалуйста, давай, закроем тему «Мы мужья»? У меня уже мозг вспух от резких поворотов, которые ты устраиваешь. Шистад не шутил: в перспективе, через годы, они вполне могли выйти на новый уровень. Не жить же до пенсии в статусе бойфрендов. Пловец затих — сцепив пальцы, он наблюдал за подрагивающим парнем. — Злишься на что-то? — Нет, не злюсь. Просто сделай, как я прошу, — Вальтерсен ответил не сразу. Он потянулся к закрытой Эвеном форточке и приоткрыл её, чтобы впустить прохладный воздух. Мысли рассеивались, стоило лишь прикрыть глаза и подумать о тишине. Стало немного спокойнее, а Крис подозрительно затих на своем месте. — Дело твоё, но не стоит разводить панику от простых слов, — взгляд спортсмена потяжелел. Не такой реакции он ждал. — Ты форсируешь события. Мы не знаем, что будет в конце года. Да элементарно не представляем, что будет завтра! — Исак, похожий на безумного учителя, который пытается объяснить гуманитарию, сколько будет тангенс из тридцати, всплеснул руками. — Вдруг ты разочаруешься во мне, или я в тебе, — сужая глаза, добавил музыкант. — О форс-мажорах не слышал? Шистада не приучили говорить о чувствах, лишив такой важной душевной функции, как прислушаться к себе и ближнему. Отсюда диапазон его эмоций можно обозначить двумя цветами «черное» и «белое». Исак в свою очередь менял одну эмоцию на другую, абсолютно не сдерживая себя, когда его что-то раздражало или радовало. Поэтому парни находились на разных плоскостях восприятия одной ситуации. Они собачились, буквально разговаривая на разных языках. В какой-то степени Крис ломал себя, слушая Исака, не облегчавшего пловцу работу и говорившего загадками. — Как, например, я разочарую тебя? Или ты меня? Под пристальным и упрямым взглядом музыкант почувствовал себя ужом, зажаренным на сковороде без масла. Что он должен сказать Крису? Пока они в школе, они вместе, а дальше Вальтерсен сам не знал, что будет? Он даже для себя не определил дальнейший план. По окончании школы в распоряжении музыканта останется минимум полтора года свободы, потому что раньше восемнадцати его не примут в университет. Это время будет отличной возможностью больше заботиться о маме, не прерываясь на занятия в лицее. Год и ещё шесть месяцев Крис будет кутить на другом конце страны. Всё поменяется, и неужели Шистад не допускал подобной перспективы? — Это жизнь, Крис. Не всё в ней зависит от нас. Есть воля случая, или, — пианист запнулся, задыхаясь от очередного приступа нехватки воздуха. Шистад преодолел расстояние между ними и заключил парня в объятья. — Тише, — попросил пловец. — Ты слишком много думаешь и накручиваешь лишнего. Пальцы Криса перебирали объёмные кудряшки на макушке. А затем Исака разнесло вдребезги, когда Шистад приложился к ней раскалёнными губами. Вальтерсен постарался обмякнуть в сильных руках, отодвигая тревогу. Нужно наслаждаться моментом и жить одним днём, пока не свихнулся от водоворота событий. Исак не станет спорить, чтобы не беспокоить Криса. Жизнь так или иначе расставит всё на свои места, после чего парни вернутся к этому моменту и будут знать ответ, кто же был прав. — Каким бы сломленным циником ты не был, всё равно остаёшься мечтателем, — тихо сказал музыкант и улыбнулся. — Мечтать мне позволяешь ты. Вальтерсен зарылся в широкую грудь, желая расщепиться на мелкие кусочки. Крис раскрывается, говорит с непривычной интонацией, которую другие за всю жизнь даже близко от него не услышат. Этот момент, вибрация голоса, руки и душа парня принадлежали Исаку. На что председатель чувствует себя подонком, осознавая, что ничего не может дать взамен. — Мне до сих пор неясна твоя бурная реакция вчера вечером. Исак посмотрел затравленно, в красках вспоминая, как носился по дому и выгонял Шистада. Лишь бы спортсмен не смел даже переглядываться с Жасмин. В итоге только опозорился перед ними, а вдогонку получил нагоняй от мамы за невоспитанное поведение. — Какие-то проблемы? Может, стесняешься меня? — это было потенциально невозможно. Крис, убеждённый в своей привлекательности, не допускал мысль, что мог кому-то не нравиться. Другой вопрос, когда все не нравились ему. Жасмин — хорошая женщина, определённо имела тонкий вкус, она не проявила недовольства по отношению к Шистаду. Мама Исака не могла остаться равнодушной к парню, безупречному во всех смыслах. — Или у тебя есть кто-то на стороне, кого ты как раз планировал привести для знакомства? — Подколоть стараешься, пародируя меня же? Если я говорю, что вместо меня нужно было привести Хлою, то я не шучу. Только не отвечаю за последствия и за её сломанные конечности, — Исак отстранился и прошёлся по кабинету, царапая стены колючим взглядом. — И за твои тоже. Это понятно? Вальтерсен вспомнил о работе, когда глаза нашли затихший и переполненный бумагой принтер. Председатель ослабил горловину рубашки и закатал рукава, забирая стопку брошюр. Он крутился у рабочего стола и сосредоточенно пересчитывал бумагу. Заправил принтер свежей стопкой Исак, чувствуя тепло Шистада за спиной. Парень закатил глаза и обернулся, оказываясь вжатым в стол. — Руки, — коротко сказал музыкант. — Что? — Они на моей заднице. — Знаю. Я их туда положил, — Крис склонился ближе, сжимая чужие бедра. Вальтерсен улыбнулся, закусив налитую кровью губу. Пьяные глаза Криса проследили за этим движением. Шистад подался вперёд, всасывая внутрь сладкие губы. Музыкант заёрзал и выдохнул в приоткрытый рот. Парень покосился вниз на вздыбившуюся ширинку Криса, затем на парня и облизнулся. Губы — они всё рассказали.тогда
Облачившись в домашнее, Вальтерсен вышел из душа к Крису, читавшему газету. Исак замялся под нечитаемым взглядом и поправил хлопковые шорты, чтобы не стоять зашуганным зверьком в свете фар. Спортсмен отложил комикс и медленно опустил взгляд ниже. Да, ему не показалось, Вальтерсен стоял, в, мать его, гольфах. — Что за? — Крис жестом указал на обтянутые тканью ноги. Между шортами и чулками оставалась полоска кожи, в которую хотелось вцепиться лапой до красноты. — Я же упал со скейта днём. Мама подогнала компрессионные чулки из аптеки, — Исак дёрнул эластичную ткань выше и покраснел, кажется, везде, где мог. — Чтобы коленкам было полегче. — Что надеть мне, чтобы стало полегче? Растерянный музыкант не понял вопроса, потому что на него смотрел Шистад, напоминавший кота, налакавшегося валерианки. — Похоже на грёбанные чулки. Без промедлений пловец завалил парня на кровать, стянул шорты, развёл ноги и расположился между ними. — Это что, язык? — страх в глазах Вальтерсена был неописуем, когда спустя время Шистад вытащил и приподнялся на локтях. Не теряя обладания, тыльной стороной руки парень вытер влагу со своих губ и кивнул, посылая ухмылку сквозь почерневший взгляд. — Дальше я вставлю что-то побольше, хорошо? Не могу смотреть на тебя и ждать ещё хотя бы день. Пожалуйста, можно? Шистад умел быть робким и становился им подле Исака, чем вызывал одно большое недоумение. Вальтерсен до последнего думал, что Крис зажмёт его в машине, когда забирал после школы, поимеет и выкинет. Но он был… джентльменом. Нет, не сейчас, когда толкал язык в розовый и сочащийся анус, щекоча кожу лёгкой щетиной. А вообще, когда держал дистанцию, не распускал руки, спрашивая разрешение касаться музыканта в нежных местах, будто боялся напугать Исака или получить отказ. Вальтерсен кивнул, потому что «я тебе не девственник какой-то!». Хотя девственник, конечно. Крис узнал об этом в один из вечеров, когда парни зашли дальше поцелуев и впервые подрочили друг другу. Исак не специально хранил себя для того самого, не ждал совершеннолетия — так получилось. Музыкант был убеждён, что хочет сделать это с человеком, которому сможет доверять, отдаться не только телом. Между ними должна быть душевная связь. Крис — хороший. С ним не было сомнений, с ним хотелось почувствовать всю прелесть постели. Шистад в свою очередь не хранил верность Исаку до их знакомства, но пообещал, что после уже никого, кроме него, не будет. Расслабленный, под тихие стоны, Крис нагло и уверенно склонился вниз от мошонки. Исаку было стыдно даже посмотреть туда, не говоря уже о звуках, вырывавшихся из горла с каждым толчком. Он зажмурился и заткнул рот искусанной ладонью, чтобы не потревожить родителей, которые давно крепко спали. Возвращаясь с причмокивающим и безобразным звукам, которые Шистад не пытался скрыть: никто прежде не делал этого с Исаком. Даже пальцами. Даже он сам! — Отзывчивая недотрога, — круговым движением Шистад касался взбухшего соска парня, глушившего стоны и раздвигавшего ноги шире. — Ты вроде был делом занят, — Исак болезненно закатил глаза, когда Крис вновь занял свой рот.сейчас
Крис втянул сладкую губу, цепляя её языком. Руки опустились ниже, от талии к бёдрам, ниже, к маленькой и сочной заднице Исака. Музыкант сжался и усмехнулся, нечаянно задевая не успевшую полностью затянуться ранку. Вальтерсен пластично развернулся спиной к пловцу, чтобы тот потёрся пахом об его зад сквозь ткань джинс. Наружу вырвался первый тихий стон, под давлением Исак завалился животом на стол. Тёплые губы покрывали спину и плечи, прожигая дыры в рубашке. Нижнего вело: парень открыл доступ к шее зубам Шистада, которые тот смыкал на мягкой коже. — Сейчас? — с придыханием спросил Вальтерсен, занося руку назад, чтобы схватить отросшие тёмные волосы. — Мы даже дверь не закрыли. — К чёрту её. Руки Криса стянули вниз узкие джинсы, оставляя партнёра без белья. Сбитым дыханием пловец втянул в лёгкие тёплый пряничный запах. Горячие ладони обхватили вставший член, лаская его мозолистой ладонью. У Исака был поставленный мальчиший голос, но стоило его тронуть ниже пояса, как наружу вырывалась натуральная девчонка. Спортсмену нравилось. Особенно сейчас, когда на его плечо легла пшеничная макушка. Вальтерсен мелко заработал бёдрами, мечтая почувствовать парня ещё ближе. — Не торопись, — улыбнулся Шистад, лениво двигая одной рукой, а второй удерживая бедро с выпирающей тазовой косточкой. — Хочу подготовить тебя, — парень с оттяжкой сплюнул, а затем ехидно улыбнулся и поднёс влажные пальцы ко рту Исака, заставляя принять всю фалангу. Вальтерсен посасывал сразу три, имитируя минет. Парень скулил в нетерпении, втягивал щёки, создавая вибрацию горлом, и насаживался, от чего в штанах Криса становилось пиздец как тесно. — Ты же не можешь по-другому, — сглатывая вязкую слюну из раскрытого рта, умоляюще проговорил Исак. Стояк Криса был спасением: туда, двигаясь, плотнее упирались бёдра Вальтерсена. Стены вокруг поплыли, в горле привычно сохло, хватать воздух было всё труднее. А Крис, как последняя скотина, трогал везде, сжимал, натирал и не торопился вставить. — Тут так сильно опухло. Исак чувствовал касание губ у самого уха. Парень прогнулся сильнее, чтобы пальцы Криса вошли глубже. — Боже, чёрт, — Вальтерсен бесстыдно насаживался и плевать хотел, как выглядит со стороны. А Шистаду — нет. Он отстранился с безобразной улыбкой, предусмотрительно не отнимая руку от розового местечка, и насладился видом. Точёные бедра, испачканные выделенной смазкой, оттопыренная задница, сморщенная дырочка, которая принимала во всю длину. Исак самозабвенно толкался назад, когда Крис прогнул кисть, натыкаясь на выпуклую часть, и не удержался от гортанного рыка. Парня выгнуло, лопатки пробились наружу, музыкант закричал, раздвигая ноги шире. — Мы нашли её, да? — пальцы Шистада чувствовали бешеную пульсацию комочка, касания к которому делали хорошо его мальчику. Исак закивал и изворачивался, боясь потерять правильный угол. Пальцы музыканта потянулись к члену, за что их обладатель получил резкий, сильный до жжения шлепок по заднице. — Ай! — взвыл пианист и обернулся. Крис угрожающе склонился. — Не трогай. — Тогда потрогай меня ты, — попросил Исак, хватая губы в непослушный поцелуй. Ресницы задрожали сильнее, Крис прижал парня плотнее, задевая голое бедро тканью джинс, сквозь которые чувствовался каменный стояк. — Что-что? — будто ослышался, переспросил Крис. Вальтерсен зарычал и уставился ненавистным взглядом. — Ну, ты и сука, ненавижу тебя! Ах! — заскулил музыкант, когда Крис щёлкнул металлическим болтом на джинсах и стянул их вместе с боксерами. — Болтаешь лишнего, — тихо сказал спортсмен и развернул парня спиной, приподнимая его за бедра. Исак взвыл и привстал на носочки, чтобы удержать нужный угол, Крис на пробу двинулся между половинок. Без проникновения, будто намекая, что с ним нельзя говорить грубо. — Ладно, — с раздражением и нетерпением взорвался председатель, чувствуя, как по-кретински улыбается Шистад. — Боже, ладно, — практически плача, выдал он. — Потрогай меня, ну, пожалуйста, — Исак зажмурился, чувствуя медленные толчки. — Умоляю, пока я не сдох, сделай хоть что-нибудь. Шистад вошёл пальцами, целуя дрожащие плечи и наконец-то касаясь члена. Вальтерсена пробирала лихорадочна дрожь: музыканту было скользко касаться спиной груди Криса, но та манила и служила опорой. Шистад бился навстречу бедрами, будто также в попытке избежать их падения. В движении пара браслетов на запястьях звякнула, когда Крис надавил на затылок Исака, чтобы он практически лег животом на стол. — Кажется, я готов спустить без рук, — захныкал музыкант, сжимая Шистада. — Не меняй угол, да, вот так. Крис опустил голову, ему нравилось состояние нервного и зависимого Вальтерсена. Бери и делай с ним что угодно — не будет сопротивляться. Но, похоже, Исак не понимал, что как раз он рулит процессом. В который раз Вальтерсен говорил сумасшедшие вещи и буквально ставил Криса на колени. — Попроси, и я заменю пальцы, — здоровая головка спортсмена уже массировала вход. — Давай же, ты же хочешь его, — музыкант пытался насадиться, играя бёдрами, его ноги предательски дрожали, меняя курс. Требовалась поддержка Криса, чтобы парень не свалился либо на пол, либо в обморок. Руки Шистада поглаживали спину и задницу, тогда как их не хватало в других местах. — Или ты вставишь мне и покажешь, кто здесь мужик, или я сам трахну тебя, понял?! Блять, урод, заставляешь унижаться, как будто тебе не нужно кончить, — смахивая пот со лба, заверещал Исак и ударился локтями об стол. Его член изнывал от недостатка внимания. Надрывая зубами фольгу, Шистад натянул презерватив и приставил член к пульсирующему входу. Парень подтянул свою футболку выше, сцепив зубами, чтобы не испачкать, как у них часто было. Вальтерсен был готов расплакаться, не понимая, от радости ли или от дискомфорта, накрывшего волной. Крис в несколько аккуратных толчков оказался внутри. Музыканта выгнуло, он завалился на стол, куда Шистад предусмотрительно сложил свою чёрную куртку с тремя полосками на рукавах. Язык Иска так и чесался пошутить о том, насколько его парень заботливый: и мягкое сам подложил, чтобы не осталось синяков, и хуй сам вставил, ещё долбить не торопился, чтобы вдруг не порвать партнёра. — Да, я такой, — ухмылка спортсмена по звучанию напоминала плескание кислоты. Вальтерсен зарычал и уронил голову, понимая, что весь этот бред сказал вслух. Шистад продолжал целовать выпирающие лопатки, ожидая одобрения затихшего Вальтерсена. — Не больно? — натренированные руки пригладили бёдра. Крис зажмурился, когда Исак отрицательно закивал и неосознанно сжался там. Парни преодолели дискомфорт. — Расслабься, и хватит так двигать жопой, пока я не спустил. — Так тебе и надо, — в отместку Вальтерсен треснул партнёра туда, куда дотянулся. Боль уходила, собираясь тягучим, приятным комочком в теле. — Не будешь в другой… Крис не разрешил пианисту договорить и принялся таранить его изнутри. Раз были силы трепаться, значит, парень больше не страдал от неудобств. Шистад удерживал Исака под бёдра, который больше не стонал, а кричал от удовольствия. Пловец вошел под новым углом, до упора толкаясь в комок простаты. Их тела будто пытались влиться одно в другой при столкновении. — А, чёрт, — на грани выдохнул спортсмен, чувствуя, как дырка Исака начала сжиматься без остановки, будто хотела выдоить Криса. — Да, делай так. Только не останавливайся, — подбодрил Шистад, понимая, что парень скоро кончит. Нос забил густой запах миндального масла для тела, пота, смазки, а слух — голос Исака, встречавшего толчки просьбой не останавливаться. Парни загнанно задышали, когда Вальтерсен повертел головой, встречая горячие губы Криса, говоря в них. — Поцелуешь меня? — тёмно-зелёные глаза опустились ниже к треснувшей губе. Шистад с остервенением укусил мягкую налитую плоть, всасывая внутрь вместе с языком. Нарастающий темп, шлепки кожа к коже, яйца Криса, которые в движении бились о бёдра Исака, уносили любовников за пределы сознания. Вальтерсен раскрыл рот в немом выкрике, содрогаясь, будто схватившись за шнур с оголёнными проводами, брошенными в воду. Шистад дрочил разомлевшему Исаку, который просил долбить только в простату. Широкие, как от дури, зрачки следили за ускоренным движением рук. — Ты — мой, — напомнил Крис, сжимая кулак, в который рваными толчками кончал партнёр, с выдохом ослабевая. Голова парня безвольно болталась, он мечтать свалиться и уснуть. Но оставался Шистад и его багровый стояк, на который уставился Вальтерсен. — Хочешь кончить? — играючи и нежно протянул музыкант. Он подобрался вплотную к потному телу и уверенно схватил твёрдый член, лаская длинными пальцами налитые яйца. От частого дыхания грудь Криса билась перед глазами Вальтерсена, пока любовник уверенно дрочил Шистаду. С языка слетело: — Хочешь, чтобы я отсосал тебе или трахнешь меня в рот? — На колени… — Крис сглотнул пересохшим горлом, — встань на колени. Вальтерсен мазнул по злому и голодному лицу сквозь порхающие ресницы и румянец на скулах, припадая к стояку. Воспалённый от притока крови член Шистада вытянул наружу красивые венки, которых с особой любовью касался язык Исака. Как заворожённый, спортсмен опустил взгляд, перехватывая член, чтобы ускорить движение. Исак дразняще, как прилежный мальчик, сложил руки на своих острых коленках, расписанных мелкими синяками и внимательно посмотрел наверх в пепельные глаза. Его язык бился о дырочку горячей головки. Крису соврало все предохранители — парень гортанно выдохнул, кончая за щёку.***
— В итоге, ты чуть не подрался с девчонкой? Со своей же бывшей? Лауриц рассмеялся, когда Крис задал вопрос Вильяму. Содрогаясь в спазмах за столом, Гравли откинулся в сторону и как бы невзначай коснулся бицепса Шистада. Тот машинально повёл шеей, чтобы избежать контакта. Лауриц потупил взгляд и не стал повторять движение, чтобы не злить спортсмена. — Могло и до драки дойти, если бы учительница вовремя не приструнила их. Шистад свёл брови. — Ты серьёзно? Вильям, конечно, мерзавец, но не настолько, чтобы махаться с девушкой. — Он преувеличивает, — Магнуссон до сих пор не мог остыть после стычки на уроке. — Нура, как обычно включила бравую правозащитницу бедных и обездоленных. Повторяю, политология — хрень, а Нура не понимает, что всё это, — парень обвёл столовую руками. — политические игры, долбанная система со своими правилами. — Какими, например? — Крис лениво играл с салфеткой, ища глазами в толпе знакомое лицо. — У кого деньги, тот и прав. — А если у него есть деньги, но никакой морали? Например, губернатор — хороший человек с активной гражданской позицией, а ночью рубит девственниц и пьёт их кровь, — Шистад посмотрел на друзей исподлобья. — Ты про своего отца, что ли? — невесело усмехнулся Вильям. — Чем-то его историю напоминает. Крис вырулил с неприятной темы, потому что его отец вполне мог сойти за Чикатило. — Не уходи от ответа. — Я сказал, что думаю. Плевать на мотивы, если ты при деньгах. Да, реально, хоть ночами мочи людей, всегда можно откупиться. — Совесть не замучает? — На Багамах, где я буду греть задницу, совесть будет подливать мне мохито. За столом стало тише, потому что Лауриц, как и сам Шистад, уставились на Магнуссона со странным выражением лица. Их непринуждённая обеденная посиделка превратилась в неловкое молчание из-за явного расхождения взглядов. Презрение к мыслям Вильяма осталось неозвученным, но отразилось в глазах Криса. Гравли замычал и откашлялся, отбивая некий мотив пальцами по столу. — Расскажи Крису, чем закончилось. Шистад словно уже не слушал, отвлёкшись на вибрацию в телефоне. Вильям оставался не в духе, потому что разговор напомнил парню об утренней ссоре с отцом, отказавшимся прислать ему деньги. — Нура согласилась не поднимать скандал, если половина денег с вечера поцелуев достанется каким-то там беженцам. Шистад кивнул, переписываясь с Шоном. — Тридцать процентов, — уточнил Лауриц и подтолкнул пловца локтём в плечо. — Тридцать процентов говорю. — Слышу, — нахмурился Крис. Его раздражал Эллиас, сваливший на Вильяма всю ответственность после того, как они своей карточной компанией разгромили один из домов во время пьянки. — Бакуш не собирается скидываться? Ты поговорил с ним, как я советовал? Лицо Магнуссона почернело. — Нет. Я же торчал ему до этого, — глаза парня встретились с помрачневшим лицом друга. — Короче, он сказал оплатить штраф в честь долга, но я все равно останусь должником. Из-за тридцати процентов Нуре мне не хватает. — Зачем тогда согласился отстегнуть ей? — Крис хотел пошутить о замучившей совести, но вспомнил, с кем разговаривает. Она попивала мохито в другом месте. — Найди парней, которые пососутся или пососут за деньги. Парни повеселели и дружно рассмеялись. — Заняться губной проституцией? — наигранно удивился Лауриц. Взгляд Шистада ехидно скользнул по нему. — Можно и горловой, если умеешь. — Ты только что говорил о морали, но поддерживаешь меня? — Вильям говорил о вечере поцелуев. — Где же твои ценности? — Тебе нужны деньги или как? — приподнимая бровь, спросил Шистад. — Если я раздаю советы, это не значит, что мне нравится твой план. — Ладно, — не стал спорить он. — Если что, твоё имя тоже в списке. Крис даже думать не хотел о том, что царит в голове Вильяма, из-за чего к парню приходят идеи одна безумнее другой. — Не будь ханжой. Посмотри, в каком я дерьме, — умоляюще заговорил Вильям, понимая, что друг против. — Читай по губам и отвали. Беззвучно послав друга на три весёлых, Крис задёргал коленом. Отец писал очередную ахинею напополам с угрозами, а Вальтерсен где-то застрял и не спешил на обед. Вильям сидел с кислым лицом. — Это из-за него? Исак сделал тебя совсем домашним. Где твоя солидарность, а? — Хватит цеплять его, — не прилагая усилий, чтобы сделать голос злым, сказал Крис. — Мне не кайф устраивать из рта помойку. А насчёт денег, то мой процент будет на твоей карте к вечеру. Шистад не хотел разводить грязь и продолжить не самый приятный разговор. По сути он бы мог закрыть долг Вильяма, но тот, несмотря на безалаберность, не принял бы деньги. Разорался бы криком «мне не нужны подачки!». У них была пара похожих ситуаций — в общем, Крис не стал унижать друга, которыми овладели сомнительные идеи, не внушавшие доверия. — О, вон идёт твой хозяин, — усмехнулся Магнуссон и задохнулся от удара локтем в живот. Парень согнулся, хватаясь за больное место. — Блять, ты ещё кости тренируешь? Какого хрена так сильно? Вальтерсен медленно пробирался вперёд навстречу Крису, которого заметил практически сразу, как вошёл в забитую студентами столовую. Рядом шли знакомые лица из его профкома. Где-то среди них промелькнула макушка Найшейма, которого нужно было постараться не увидеть. Эмма увлекла парня за их стол. Исак обогнул стол и оказался заключённым в кольцо рук Шистада, который обхватил бёдра музыканта. — Я замотался, а ещё обед не взял, — Вальтерсен жалостливо посмотрел на длинную очередь. — Пришлось задержаться со старостами, — пальцы пианиста зарылись в тёмные волосы, растрепав их. Крис улыбнулся, когда парень клюнул его губами в макушку. — Ешь, — бросил пловец, пододвигая заполненный едой поднос. Вальтерсен не смог скрыть удивление проявленной заботе, с радостью накидываясь на еду. Парень сел на соседний стул и взял вилку. Если бы не лютый голод, спросил бы, как Шистад догадался взять и на него. — Крис, поговорим? — тихий Лауриц поднялся на ноги и встал между стульями парней, закрывая обзор на медленно шалеющий взгляд Исака. Широкие плечи пловца развернулись, сделав массивную грудь Шистада больше. Гравли с осторожностью посмотрел на испытующее выражение лица Криса. — Говори. — Не здесь. Давай отойдём, — взволнованно сказал друг. — Пожалуйста. Вальтерсен прикусил щеку изнутри — есть перехотелось. Любимое испытание в кругу друзей Криса, когда те притворялись слепоглухонемыми и в упор не замечали его присутствия. Пальцы Гравли были ниже уровня глаз Вальтерсена, но парень смог заметить их дрожь. — Лауриц, что за фигня? — Шистад ожидаемо не двинулся с места. Спортсмен не подозревал, о чём друг хотел поговорить. Причём это нельзя было сделать в присутствии остальных. — Это не займёт твоё время, — Гравли опустил взгляд, теребя собачку. — Ты уже занимаешь его. Исак закатил глаза и поймал усмешку Вильяма. Этот персонаж бесил пианиста за попытку всё превратить в шутку. В память врезался момент с чуланом, куда их затолкали с Эвеном. Видимо, Магнуссон понимал больше, чем говорил или делал. Вальтерсен несколько склонил голову, чтобы увидеть лицо Криса. Парни переглянулись, после чего Шистад поднялся на ноги и направился к выходу из столовой, туда, где было меньше народу и не так шумно. Лауриц, как прикованный, первые пару секунд не мог тронуться с места. Затем пришёл в себя и практически побежал за удаляющейся спиной. — Как тебе такое? Пальцы Вальтерсена рвали хлебный мякиш: он с оттяжкой выдохнул. Приторный голос Вильяма, потянувшегося и подсевшего ближе, не обещал ничего хорошего. — Хорошо смотрятся, да? Пара притормозила на углу и принялась о чём-то разговаривать. Место за столом было хорошей обзорной точкой. — Серьёзно? Думаешь, я такой дурак и поведусь на эту дешёвую провокацию? Придумай что-нибудь получше, ага, — Исак скорчил лицо. — И даже тогда не подходи ко мне. — А ты забавный, — Вильям с интересом наблюдал за развернувшейся картинкой. — Ревнуешь и бесишься, но зачем-то пытаешься сдержать это внутри. — Могу сорваться на тебе. — А если без шуток, думаешь, Крис будет разговаривать, кто хотя бы секунды его внимания не стоит? — парень знал, по каким точкам лучше надавить, чтобы испытать Вальтерсена. Посеять в собеседнике зерно сомнения, пока тот не свихнётся на контроле. — Лауриц не кто-то там. Ты знаешь, у них есть прошлое. Кадык Исака дёрнулся, когда музыкант попытался сглотнуть слюну. Слова Магнуссона — пустой трёп, парень специально говорит нехорошие вещи, чтобы поиграть на нервах. Вальтерсен внутренне успокаивал себя и практически не слышал недоумка. Но вот фраза «прошлое» не давала покоя, как бы не хотелось. До сих пор взаимоотношения Лаурица и Криса оставались белым пятном. Исак просто знал, что раньше они спали. — Интересно, в чём твоя выгода? — Ты мне не нравишься, — не стал юлить пловец. — У тебя скверный характер, и ты не подходишь нам. — Вам? — Исак знал, какая сейчас начнётся песня. — А может стоит спрятать свой большой нос в задницу и не лезть в чужую жизнь? — А может подрезать твой острый язычок? Советую не разговаривать так, будто у тебя несколько жизней в запасе, — оскалился собеседник. Вальтерсен мог чувствовать дыхание Вильяма так близко, как никогда. Упырь напротив лишь выглядел, как мистер шутник и дружелюбие, продолжая улыбаться, когда его голос мог порезать не хуже лезвия. — Надо же насколько ты озабочен Крисом, если перешёл на угрозы, — глаза музыканта сузились. Он вдруг иначе посмотрел на дружка Шистада. — Я чего-то не знаю? Неужели ты также, как Лауриц, дрочишь на его светлый образ? Сама мысль, что Гравли трогает себя, представляя Криса рядом, вызывала отвращение и раздражение. Но Исак не смог выразиться точнее. Вильям и бровью не повёл на предположение парня, что вполне конкретно означало незаинтересованность Шистадом в сексуальном плане. — Я не верю, что тобой движет добрый мотив, — отчеканил пианист. Рёбра почти разжало после долгого лежания на них. Наконец-то он произнёс вслух свои подозрения. — Займись своими отношениями, — парень кивнул в сторону, где за большим столом сидели девчонки и хохотали над шуткой Саны. Боковым зрением Магнуссон мог наблюдать алый оттенок губ и перламутровый перелив подстриженных до плеч волос. Спортсмен прикрыл глаза и ощутил, как в груди сдавило. Вильям не хотел думать о ней. Исак разозлил парня ещё больше, потому что коснулся незажившего рубца, теребившего душу даже сегодня, спустя столько времени. — Посмотрим на твои чистые мотивы встречаться с Крисом. Вальтерсен понимал, что Магнуссон ничего не подозревает под этими словами. Но сам того не ведая, парень попал в точку, говоря о чистоте мотивов. Они были далеки от бескорыстных. — Ну вот, а строил из себя примерного, — усмехнулся пловец, наблюдая, как Исак поменялся в лице. Музыкант абсолютно не умел контролировать эмоции. — Видел тебя кое с кем. Вот это уже пара по статусу. В хорошем направлении двигаешься. Магнуссон отпрянул, когда Вальтерсен слишком резко дёрнулся в его сторону. — У меня ничего нет с Эвеном. И ещё, сходи ополосни рот, от тебя несёт. Исак говорил фигурально, но вполне по-настоящему поморщился. Шею свело от напряжения, но музыкант не позволил тупому телу развернуться и машинально найти Найшейма, о котором зашла речь, глазами. Всего на секунду парню стало страшно, что тем вечером, на том проклятом диване, их могла видеть хоть одна душа. Вильям довольно потянулся. — А я не называл имя. Вальтерсен задержался взгляд на напыщенном уроде, вздумавшем залезть к нему в душу. Тот использовал психологический приём, и вот Исак самолично преподнёс Магнуссону это. «Это» — потому что пианист сам не знал, что за дерьмо порой творилось с Эвеном. — Уже уходишь? — Вильям поджал губы, но глаза оставались ядовитыми. Исак не удостоил собеседника ни взглядом, ни словом. Он двинулся к выходу, Лауриц и Крис стояли на том же месте. Гравли плакал.***
Шистад провёл языком по кромке зубов и спрятал руки в карманы тёплой куртки. Обеденный перерыв был в самом разгаре, по виду толпы можно было предположить, что этих людей годами держали в подвале без еды и воды. Если бы такое могло произойти. Ко всему прочему, они галдели, как стая птиц. Крис почувствовал спазм в животе, потому что так и не поел. Свой обед спортсмен вручил Исаку, который смёл всё, как пылесос. — Ты представить не можешь, насколько я всё это время нуждаюсь в тебе, — после передышки заговорил Гравли. — Лауриц, что за бред? — Крис, постой, не уходи, — он набрал воздуха в лёгкие. — Ты мне нужен. Шистад прислонился к стене и скрестил руки на груди. Перед ним стоял отчаявшийся парень, чьи губы заметно подрагивали и глаза были на мокром месте. — Я — твой друг. Только не забывай, что могу быть не только им. Лауриц не смог посмотреть на Криса и опустил голову, заламывая пальцы. Тот не оценил намёк, который был не просто жирным, а говорил прямо «еби меня, и плевать, что ты в отношениях». Крис с трудом вздохнул — он даже подумать не мог, что Гравли надумал в своей голове. — Я буду рядом, пока Исак… — Гравли сдавило горло, когда Шистад рывком словно усилил на тонкой шее захват. — Он же всё равно когда-нибудь исчезнет из твоей жизни, — с надеждой добавил парень. — Советую выбирать не только выражения, но и мысли. Даже думать не смей, что ты где-то превосходишь его. Крис одернул руку, за которую попытался ухватиться парень. Большие глаза Лаурица заполнились слезами, и тот больше не смог удержать их. Спортсмен поморщился, потому что жуть как не любил эти сопли. Парни теряли время и вели пустой разговор, потому что такого быть не может, чтобы Лауриц оказался на одной ступени с Вальтерсеном. В своё время Крис пользовался Гравли и его всегда доступным телом. Лауриц бежал к Шистаду по первому зову и никогда не отсвечивал, если в нём не нуждались. — Ты был удобным для меня. Как вещь. Да, что таращишь глаза, как будто не знал этого, — обрубил пловец. — Я мог брать тебя. Я. А ты как был вещью, так ею и остался. Только сейчас её может взять кто-то другой, хоть все разом. — Что ты… — парень часто задышал, воздух будто выбили из лёгких. — Зачем ты говоришь это? — Думаешь, я буду подбирать слова, чтобы тебе было легче их принять? Ты мне кто? Лауриц не смог ответить — слова застряли в горле. Крис посмотрел другу за плечо: там ели люди. Сейчас большая половина пялилась в их сторону. — Прости за них, прости, пожалуйста. Крис, — Гравли замолчал, потому что новая волна слёз не давала ему говорить. — Не злись. Прошу, забудь, что я сказал и не отвергай меня. Я просто побуду рядом и не буду мешать, обещаю. Пожалуйста, только не смотри так. Спортсмен мог бы рассмеяться от шоу, которое здесь устроил Лауриц и заставил его принять в нём непосредственное участие. Какой позор, вся школа таращится, будто заняться больше нечем. Крис глянул на парочку парней, которые немедленно развернулись; вслед за ними это сделали остальные студенты, будто услышав приказ. — Какой же ты жалкий. Возьми себя в руки и не разводи сопли, которыми ты ничего не добьёшься. Гравли наконец-то смог разлепить влажные ресницы. Он бы хотел много объяснить. Сказать, что замучался наблюдать за Исаком, которому доставалось всё, что раньше даже на десятую долю не доставалось Лаурицу. Но парня это не останавливало, он во всём винил Вальтерсена. В первую очередь тот украл его жизнь. Все счастливые и красивые моменты с Крисом должен пережить он. — Я буду любым, только скажи. На лице Гравли появилась надежда, в нём будто зажглось нечто. — Крис, ты такой… Только скажи, и я всё сделаю. На Шистада обрушился поток, к которому парень не был готов. Они же просто спали. Не ходили на свидания, Крис не дарил надежду, а Лауриц сочинил целые отношения для них. — Ты что, правда ничего не понял? — Шистад заботливо склонился к парню и присмотрелся к собеседнику, пытаясь читать по лицу. Вроде как Гравли казался искренним в своих чувствах, но это всё равно не укладывалось в голове. — Мы. Просто. Трахались. — Нет, — Лауриц опять заплакал и отрицательно закачал головой. Как будто это могло изменить правду. — Ты меня разочаровал, потому что я искренне верил в наши дружеские отношения. Ебля, которая была, была способом расслабиться. Знал бы, выбирал бы каждый раз другого или платил какой-нибудь шлюшке. — Не говори так, — голос сорвался на шепот. — Не сравнивай меня с ними. Я не дешёвка, которую можно купить. — Сюда посмотри, — Крис напоминал животное перед прыжком. — Первое правило в сексе без обязательств: не запоминать имен. Твоё я знаю только потому, что мы знакомы и учимся вместе. — Но ты… но я, мы… — Хватит, блять, мычать, — пловец прошипел сквозь зубы и схватил собеседника выше локтя. Парни отошли на пару шагов, чтобы не стоять в проёме. Обед заканчивался. — Разговор окончен только из уважения к многолетней дружбе, и потому что в целом я считаю тебя неплохим парнем. Выбрось всю дурь из своей никчёмной башки, больше никогда не говори со мной на эту тему и не смей даже приближаться к Исаку, чтобы ты себе не придумал. Крис рывком отдалился и нашёл глазами Вальтерсена, странно косившегося за Гравли. Того в уголке столовой душили слёзы. Сквозь туман в глазах Лауриц собрал картинку, троившуюся от влаги. Исак вложил ладонь в протянутую Крисом руку.***
Этот день, нет, эта неделя была невыносимой на события, которые так или иначе косили фундамент привычной жизни Вальтерсена. Его терзало то одно, то другое, а голова забита Эвенами, Лаурицами, ещё и Крис после уроков был подозрительно хмурый. Сейчас даже безобидное слово могло взорвать, разнести в хлам стойкость парня. — Отец хочет, чтобы я выгулял Хлою, — в лоб рубанул Шистад, когда парни сели в машину. Музыкант громче, чем нужно, хлопнул дверью и развернулся в салоне всем корпусом. У него начнётся нервный тик от этого имени на четыре буквы. А вот и вишенка на торте, которой так недоставало. Следующая остановка не нервный тик, а нервный срыв, думал Вальтерсен. — Ну, и какого ху… — пианист прикусил язык и перефразировал. — Зачем? Исак сел в эту машину с единственной целью: доехать до дома. Он очень не хотел, чтобы девка, возникшая из ниоткуда, разрушила этот план. Поэтому, опираясь на поведение сдержанного Криса, пианист решил повести себя аналогично. Они должны учиться говорить без «ты не ахуел ли» с первого предложения. И пусть тотальный самоконтроль давался Вальтерсену нелегко. — Зачем? — переспросил Крис. Парень уже приготовился к драке и выдранным волосам, а здесь простое «зачем». Исак поджал губы, неестественно улыбаясь. — Дорогой, если я начну говорить всё, что приходит мне на ум, твои уши отсохнут от количества мата и проклятий, — пианист втянул щеки, прикусив их зубами, и улыбнулся. Наружу рвалось недосказанное. Вальтерсен, как ребёнок, сложил руки на груди и сгорбился. Боковым зрением он видел, что Шистад неотрывно смотрит на него. Крис убрал ключи из зажигания, двигатель заглох. Форд стоял на школьной парковке, откуда потихоньку выезжали машины остальных студентов. — Отец всё-таки хочет свести вас? — подтолкнул Исак. Его тревожила перспектива, что подозрения обретут реальный облик, если уже не обрели. Шистад вполне мог вести двойную игру. Даже без тренировки Крис выглядел уставшим и помятым. Непослушные и отросшие волосы падали на глаза. Жёсткие от воды прямые темные волосы оттеняли лицо и отвлекали от кругов у глаз. — Не вынесу, если эта дрянь будет постоянно мозолить мне глаза и уши, — невесело усмехнулся музыкант. Он должен сказать, насколько тема третьего лица между ними с Крисом важна. Насколько, что этого лица не должно существовать даже на словах. Всего на секунду Вальтерсен допустил мысль, а что если он уступит место рядом с Шистадом кому-то? Пусть сейчас это будет Хлоя. Шистад заинтересуется свежим телом, и эффект от ухода Исака будет смягчен. Не этого ли хотел музыкант? Возможно. Только при мысли, что Крис будет с кем-то другим, Исака начинало трясти, как от удара ножом. Вальтерсен прикрыл лицо руками, не желая продолжать размышления. Пловец слишком долго молчал, тем самым доставляя ещё большие мучения. — Тебе плохо? — Крис насторожился и свёл брови. Он не должен был говорить о Нильсен. — Да, — быстро проговорил музыкант, заглушая голос. — Я так попал, ты не представляешь. Шистад не совсем понимал, о чём говорит парень, и лишь пригладил вьющиеся волосы. Он включил кондиционер, потому что воздух в машине будто втянул невидимый пылесос и душил их нехваткой кислорода. — Послушай, я и так отбиваю удар, как могу. Отец привык влиять на все сферы моей жизни, — Крис смотрел вдаль. Спортсмен был спокоен, потому что давно привык к этому и решил немного раскрыться. — Ты знаешь, отношений до тебя у меня не было. Исак склонил голову вбок, поскольку не верил в услышанное. — Официальных отношений, я имею в виду. Всё остальное не считается, — он пропустил мимо ушей саркастичное «ага» от Вальтерсена. — Поэтому и для отца это в новинку. Он рассчитывает и сюда запустить руки. — Не факт, что дальше этого не произойдёт. Исак всё ещё помнил красноречивое отношение Шона, которое тот выразил на ужине. Он одёрнул себя, потому что сколько можно было вспоминать тот форменный кошмар. Шон из тех мужчин, что привыкли получать желаемое. Он вряд ли позволит сыну быть с кем-то вроде Вальтерсена. Шон мало того, что не видел в Исаке мало-мальски достойного парня, так ещё за живое существо не считал. — Хватит по новой гонять в мозгах эти мысли, — Крис вернул собеседника к реальности. — Я сказал тебе о ней, потому что посчитал правильным известить. Мы с ней так или иначе будем видеться, и тебе придётся принять, как факт, круг моего общения. — Почему? Избавься от них, — Исак искренне не понимал, почему вообще должен принимать людей, которые в ответ в лучшем случае смотрели на него с пренебрежением. Считали, что поступают благородно, спасая золотого мальчика. — Потому что я рос и живу среди них, разве не понятно? Прежде мы проводили больше времени вместе, постепенно приоритеты поменялись, — строго говорил спортсмен. — Но это не значит, что я отвернусь от знакомых, потому что в моём мире появился ты. Нам придётся пересекаться, потому что они входят в круг моего общения. В мой мир, а там другие правила. Нельзя в раз оборвать контакт, потому также повязаны наши большие семьи. Рёбра Вальтерсена словно собрались в один большой узел. Крис пинал парня простыми словами. Исак не претендовал на главную роль в чьей-либо жизни, но хотел, чтобы и о нём говорили, как о важном. Пока к Вальтерсену обращались так, будто он был пятым колесом. Вроде запаски: нужен, но постоянно мешает, так что каждый норовит запихнуть его подальше. — А Лауриц? Ваши с ним милые беседы в углу столовой станут обыденностью? Скажи, чтобы я привык и не сидел с отвисшей челюстью, когда увижу вас в следующий раз, — уголок губ музыканта дрогнул. — Он же специально делает это при мне. Хочет показать, что до сих пор имеет на тебя влияние и может увести посекретничать. Только в следующий раз не забудь затащить его в музыкальный класс и прихвати гандоны, которыми я его придушу! Исак до последнего не хотел говорить о Гравли, потому что они обсуждали Нильсен. Вальтерсен задался вопросом, почему стая бывших разом решила дать о себе знать, почему Крис делал вид, будто не замечает слона в комнате. К чему это категоричное пренебрежение? — Сбавь обороты. Если планируешь по новой истерить, то выходи из машины и кричи на деревья. Я устал. Щёки Исака загорелись — парень приоткрыл рот, пытаясь собрать слова Шистада в предложение, чтобы уловить смысл. Вновь его эмоциональность не к месту, а Крис привычно сдержан и где-то даже хладнокровен. Так ведут себя, когда наплевать. Вальтерсен не хотел выглядеть, как придурок, который бьётся не ясно за что. Ему нужна была отдача. Пианист ещё раз посмотрел на Шистада, схватился за ручку и дёрнул на себя, чтобы выйти. Крис преградил ему путь, второй рукой блокируя дверь. — Отпусти. — Нет. Исак дёрнул подбородком, сжимая затылок о холодящую кожаную спинку. Ему нужна дистанция, чтобы не вдыхать терпкий запах загорелой кожи и не мешать мятное дыхание со своим. Шистад медленно приподнял тёмные ресницы, изучая салатовый перелив. — Лауриц — никто для меня, даже не бывший любовник. И точка. Кадык Вальтерсена медленно качнулся, спортсмен всё ещё не давал ему дышать и хищно нависал, как будто так и надо. — Можешь отодвинуться, я думать не могу, — голос Исака предательски понизился. За это он зарядил себе мысленный подзатыльник. Вальтерсен должен злиться и оставаться по-деловому собранным в такой важный момент. Шистад выгнул губы в еле заметной улыбке и опустил руку рядом с бедром парня. Кулак кувалдой приземлился внизу, так что музыкант ощутил касание. — Пойдёшь со мной в ночной клуб? — голос Криса просел где-то внутри Исака, отдавая хрипотцой. — Глаза-то открой. Вальтерсен оттолкнул повеселевшего Шистада и выпрямился, чтобы не терять самообладание. — Какой ещё клуб? Опять соберётся кучка недоумков и будут обсуждать родительские финансы. Не хочу, я лучше объемся чипсов дома за сериалом. Крис поморщился, ему было трудно представить удовольствие от поедания чипсов, которые Исак частенько грыз с аппетитом. — И когда в последний раз ты зависал с будущими финансистами? Что-то не припомню. — А что, твои дружки как-то иначе выглядят? Спортсмена повеселил вопрос собеседника, он засмеялся так, чтобы перед глазами показалась кипельная белизна зубов. Парни ушли от темы. — Ты сам начал о ней, а сейчас заговариваешь мне зубы клубом? — Нет смысла говорить о ней. Да, отец изъявил желание, я его выслушал, но кто сказал, что будет продолжение? — уголок губ Шистада приподнялся. — Так что ты решил с выходными? — Нет, я точно где-то не догоняю, — всполошился Вальтерсен и затих, набираясь смелости. — Так ты не скажешь, чего именно хотел Лауриц? Руки Шистада со стуком легли на руль. Гравли придушить за это мало. Почему их разговор обязательно нужно было афишировать? — Ничего такого, что тебе необходимо знать, — в голосе Криса не было злости, лишь усталость. Но привычное угрюмое лицо все портило и говорило обратное: в их разговоре было то, что Исаку необходимо знать. — Иногда ты так громко думаешь, — заметил Шистад. — Мы с ним друзья и точка. Лауриц сейчас, как я понял, переживает не лучшие времена. Как называется болезнь, когда придумываешь сюжеты в голове и живешь ими? Глаза музыканта медленно расширились. Он всё понял и хотел выйти из машины, найти Гравли, чтобы устроить ему камень, ножницы, твоё разбитое лицо. — То есть этот сукин сын при мне залез к тебе в штаны, как в старые добрые? — медленно выговаривал Вальтерсен, просчитывая в голове, правой или левой Гравли получит с вертухи. Крис разозлился тут же. — Я уже сказал, что между нами ничего нет. Дай ему время, и он поймёт, что заигрался в фантазию. — Нет, ты сказал: Лауриц подкатывает ко мне, но ничего страшного, мы ж старые друзья. А ты, Исак, засунь язык в жопу и смотри на нас каждый день. — Поражаюсь твоей способности раздуть из вот такой маленькой истории, — спортсмен показал сантиметровое расстояние между указательным и большим пальцем. — Хуеву тучу маразма! Вся выдержка Иска пошла крахом, когда он услышал о старческом слабоумии. Парень не часто примерял на себя роль человека с опустевшей из-за болезни головой, но иногда мог себе позволить. Это было страшно. И сейчас Крис, сам того не осознавая, ткнул музыканта в главный страх, с которым тот засыпал и просыпался. — Ах, вот это всё плод моего воображения? Скажи, что это я придумал помолвку с Хлоей. Я искал место, чтобы потрахаться с, о, Боже, Лаурицем! Не кажется, что его много в нашей жизни? Друзьям веришь больше, чем мне. Что ж круто, только я бы не спешил их так называть. — О чем ты? Крис, кажется, оглох от высокой интонации, выбранной Вальтерсеном. С Лаурицем действительно было много эпизодов. Шистад прикинул, и оказалось, что они с Гравли не были вместе лишь по ночам и в те дни без тренировок. Исак громко кричал, видимо, накопилось. Ведь со стороны виднее, а сам Крис не обращал внимания, поскольку привык видеть Лаурица. В том плане, что уже и не замечал присутствия друга. — Ни о чём, — голос надломился. Исак больше не хотел говорить. Ему было необходимо на воздух. — Ты куда? Крис локтем опирался на дверь, потирая лоб в размышлениях. Пассажир схватился за ручку и приоткрыл дверь, предварительно снимая Форд с блокировки. — Там Юнас, — он кивнул на двор, — хочу пройтись с ним. — Обиделся? — парни заговорили спокойнее. Оба устали и выдохлись. Исак облизнул пересохшие губы и хотел было в грубой форме сказать, что ему ещё как обидно и хреново. Но пианист встал на путь исправления своих приступов необоснованной агрессии, хотя по его мнению, она была вполне обоснована, и старался научиться говорить, а не кричать. Прямо сейчас музыкант не мог выдавить из себя ни слова. Тем более, следовало раскидать по полочкам всё вышесказанное. — Нет. Просто хочу побыть с другом, — Исак издевательски выделил последнее слово. — Созвонимся. Крис ничего не сказал и проследил взглядом за Вальтерсеном, чей шаг напоминал киборга. Довольный Юнас поменялся в лице, когда обратил внимание на Исака, стремительно летевшего к нему. Шистад уже было начал выруливать, как вдруг заметил рядом нескладную фигуру Найшейма. Тот, оказывается был с Васкесом, отсюда водитель не смог бы увидеть его, если бы немного не выехал с парковки. Исак также не ожидал увидеть Эвена и запнулся на подходе.***
— Пошли покурим, — с придыханием предложил Вальтерсен, фактически бежавший от машины. Васкес, будто осматриваясь вокруг, аккуратно глянул за спину друга, туда, где за ними наблюдал Форд Шистада. — Так мы идём? — А твой парень не сломает мне пальцы вместе с сигаретами, которые я дам? — Он сейчас уедет, — Вальтерсен и остальные проследили за Фордом, покидавшим парковку. Исак дождался, пока Крис скроется за углом, и выразительно посмотрел на друга. — Есть серьёзный разговор, нужен твой совет. Юнас взглянул на уже закурившего Эвена и перехватил сигареты из его рук. — Возьму всего две, — ответил Васкес на немой вопрос парня и вернул пачку. — Спасибо. Эвен харкнул под ноги, провожая их взглядом. Взволнованные парни удалялись быстрым шагом дальше за школу. За всё время, что Исак здесь простоял, музыкант ни разу не посмотрел на Найшейма. Вальтерсен красноречиво дал понять, что его смутила и возмутила та их ситуация. — Чёрт, — парень пнул камешек под ногами и последовал в противоположном направлении.