ID работы: 10333604

Луна в созвездии Скорпиона

Слэш
NC-17
Завершён
113
автор
Размер:
541 страница, 17 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
113 Нравится 148 Отзывы 34 В сборник Скачать

Часть 2. Глава 8

Настройки текста
Примечания:
Тысячи грязных мыслей наждачкой шлифуют внутренности. Под ногами образуется пыль, которая мелким песочком забирается между пальцами. Живые места под ободранными ступнями и коленками тупо и противно стучат, заноза рвётся показаться наружу, но Вальтерсен никак не помогает себе. Расфокусированным зрением гипнотизирует небольшой синяк в согнутом локте. Нечасто моргает и стягивает рукав ниже, чтобы прикрыть кожу. Отец кружит коршуном, разговаривая с физической оболочкой, потому что сын в мыслях далеко отсюда. — Решил дом спалить? Откуда и зачем он здесь — непонятно. Для Исака сейчас ничего не существует. Лицо Тома искажено гримасой. Ещё на подходе к дому у мужчины забились тревога и мысли о возможном пожаре: на кухне кричала сирена на пару со свистком треклятого чайника, упорно игнорируемые сыном. Руки так и не дошли понизить чувствительность датчика. Отличная реакция механизма сейчас не на руку травмированным ушным перепонкам. Мужчина задел Исака бедром, тем самым вынуждая подвинуться. Тот пребывал явно где-то не здесь, мелко покачивая головой вверх-вниз. От лица отлила кровь, покрывая кожу слоем белесой пыли, острые скулы парня на морозе угрожающе выступили наружу. — Переучился, что ли? Отойди, говорю. Томас топает, гремит и мечется по светлой кухне. Чистота, что здесь обычно царит, не вызывает вопросов: переутомившийся сын хорошо справляется с уборкой. Окутывающая тело прохлада раздражала — семья явно запустила отопление. Или вовсе не платила. Мужчина дернулся от перспективы самостоятельно покрыть возможно ставшие бесконечными счета. — Почему так холодно? — отец ёжится и оглядывается на сына в немом вопросе, на который тот ожидаемо не даёт никакого ответа. Исак с совершенно голыми покрасневшими стопами, одетый в объёмный свитер и трико, покачивается на своём месте. Багровые фаланги пальцев рук с обветренной кожей удерживают кружку, на дне которой плещется прозрачная жидкость. Та норовит вывалиться — Том тянется к бокалу. На пробу подаётся вперёд, проверяя содержимое. Не мог же Исак в самом деле глушить алкоголь с утра пораньше. Сырая вода. — Что за безобразие на голове? — Томас машинально взъерошивает осиное гнездо из влажных волос на макушке сына. Те жёсткими комьями спадают на лицо. — Я с кем разговариваю?! Отцовские руки тормошат податливое тело. Как таковой реакции не следует. На часах около одиннадцати, Жасмин не выходит к ним. Так даже лучше, у Томаса мало времени, чтобы ещё и с её странностями разбираться. — Развёл бардак. Алло, подъём, есть разговор. Томас прибавляет тепло на батареях. На первом этаже гуляет холод похлеще, чем за прикрытой им дверью. Мужчина кладет дипломат на стол, щелкает зажимом на ручке. Он заглядывает в лицо Исака, который с самого начала ведёт себя подозрительно тихо, залипая в одну точку, и не проявляет признаков жизни. — Тебе нехорошо? Заболел, что ли, — задумывается отец, разбирая бумаги, чтобы найти нужную — с гербовой печатью. — Не, — эхом повторяет парень, не размыкая слипшиеся, сухие губы с коркой, — хорошо. И больше ничего. Исак упорно молчит и игнорирует мельтешение перед глазами. Том думает забежать к бывшей, возможно, у нее найдутся ответы. Быстро отметая подобную мысль, отец ещё раз обращает внимание на сына. При всём желании, мужчина не может не заметить осунувшееся лицо отпрыска с подсохшими дорожками слез. Тёмные синяки вокруг глаз говорят о бессонной ночи. Наконец, почему он бос в таком холоде? Под ногтями ступней закралась земля, забиваясь дугами глубже и глубже. Исак, видимо, ополоумел, если обивал порог или спускался вниз, гуляя при этом без обуви по бетону. Пыльные коленки и смятая одежда. Его сын похож на бродягу с района или клиента психушки, цепляющегося о сетку забора и не знающего, куда себя деть. Похоже, крыша у ребёнка ехала на пару с его мамашей. Томас почувствовал холодок по спине и желание поскорее свалить отсюда. — Так, ладно, — он провёл руками перед лицом, словно смахивая наваждение. Том здесь не для того, чтобы разбираться в подростковой драме. Если сынок не говорит, что случилось, значит, очередная мелочь. Умоется — и пройдёт. — Подпиши здесь. Аккуратно берёт маленькую ледяную ладонь, старательно вкладывая туда ручку. Перед ними на стойке разложены бумаги. Исак не левша, но черкануть подпись можно и так. Безвольное положение пальцев не позволило зажать в ладони письменную принадлежность, как бы не хотелось. — Давай, не ломайся и посмотри сюда. Исака будто по голове монтировкой бьют. Не ломайся. Отец в попытке развернуть непослушное тело задевает бедром Исака стойку. Сын морщится от тупой боли, прострелившей мышцы и кости. С ужасом в почерневших глазах он возвращается в херову реальность. Дыхание спирает, Вальтерсен пытается ухватится за хвост проскочившего воспоминания, но игры разума оказываются сильнее. Он не успевает увидеть и понять. В следующий момент парень сам не понимает, что хотел увидеть, как будто и не было миража. Проклятые слезы валят наружу, прожигая глазницы кислотой. Ярость в лице Криса, его последние слова — всё плывёт. Исака топит сильная горечь, ядом распространяясь по телу. А яд не убьёт сразу, усиливаясь постепенно, чтобы парень слабел с каждой следующей минутой. И начинается разрушение жертвы. Глаза мажут по комнате, сознание выбрасывает хозяина на кухню. Мозг воспринимает лишь духовку. Исак мечтает засунуть голову внутрь, чтобы вытравить чувство неприязни, облепившее грязным мхом. Пальцы ног покалывают — возвращается чувствительность. Ступни и колени начинают болеть. Тело предательски не слушается, и единственным желанием остаётся лечь и отключиться. Забыться не получится. Уж слишком сильно в голове кричат последние слова и его полный ненависти взгляд. Исак боится, что Шистад будет преследовать его до конца дней «здесь» и «там». Ближайшая встреча случится, когда парень закроет глаза, наивно полагая, что уснёт. Рядом оказывается тот, о ком он и думать забыл. Отец, собственной персоной. Если притащил сюда свой зад спустя столько времени, значит, приволок очередную проблему. Было время принять неприятную, но горькую правду — семья Тому нахер не упала. Эта крыса к сорока вдруг почувствовала свободу, в жопе заиграл ветер, и давай кидаться во все тяжкие. Парень выдохнул, на пробу касаясь тихо стучавшей изнутри грудной клетки. Вальтерсен был достаточно заёбан, чтобы вдобавок выслушивать бредни родственника. Его срочно нужно выгнать, сменить наконец-то замки, и больше не пускать уёбка на порог. — Ты ещё какого здесь? — парень собрал последние силы, чтобы голос звучал твёрдо. Ручка упала и закатилась под полку. А жаль, ею можно было бы расчесать напыщенную рожу Томаса и выплеснуть хоть немного отрицательной энергии. — Быстро говори и уёбывай. Я спать хочу. — Я думал, ты уже никогда не заговоришь со мной. — Я спросил, что ты здесь забыл? — Исак оперся телом о гарнитур, скрестив руки на груди. Голова пьяно кружилась, подташнивало. — Это что? Отец, приволокший кипу бумаг, с любезностью глядел то на них, то на сына. — Доверенность на дом. Подпиши отказ от своей доли, — промямлил Том, открывая рот, но сын медленными, но уверенными движениями уже сминал один лист за другим. — Ух ты, какие красивые печати. Смотри, как расстарался, — усмешка на лице Исака показалась болезненной. — Взял бы бумагу помягче, чтобы хорошенько утереться ею. Даже жалко переводить добро. Томас стоял, паникуя. Он заплатил за каждую из бумаг, заверил у нотариуса. Сын закончил с документами и шагнул к двери, широко открывая её. — Я устал. Проваливай нахуй. Парень не сразу заметил силуэт за порогом, от которого пахнуло перегаром. Это был Юнас, что, прикусив губу, во все свои большие и красивые глаза рассматривал друга. Потрёпанный видок, помятое лицо. Он примчался прямо из дома Магнуссона. — Не понял, — Исак обратился сразу к обоим гостям. — Сегодня приёмный день, о котором знают все, кроме меня? Что вам всем от меня нужно?! — он пнул ковёр. — Блядское утро. — Не матерись, — пробурчал отец, у которого вся уверенность испарилась, стоило сыну показать зубы. Томас держал слабую оборону. Исак толкнул дверь так, что она отрикошетила. Васкес без лишних слов прошёл внутрь, дёргаясь, стоило ему заметить Томаса. Горе-отец складывал документы в дипломат, ворча себе под нос. — Вот на этой бумажке запиши весь пиздёж, — Исак указал отцу и его претензиям на выход. — Обязательно прочитаю важное мнение, которое так ебёт меня! Томас остановился, силясь ответить что-то в духе сына. — Запомни на будущее, я несовершеннолетний, мать сам знаешь какая, поэтому ни один юрист не позволит тебе выгнать нас на улицу. Выучи хотя бы элементарные законы и даже тогда не приходи. — Я думал сделать взаимовыгодный обмен. Нам с Лией тоже нужно где-то жить. Томас выбрал явно не того человека, у которого можно таким наглым образом просить милостыню. Парень смахнул волосы с лица, зубы застучали от сквозняка. — Окей, — согласился Исак. — Зайдешь в круглосуточный, там всегда найдёшь подходящую коробку из-под холодильника. Беги, пока остальные бомжи «дома» не разобрали. — Какой же ты… — Томас не мог найти подходящее слово. Высокомерие сына ему никогда не нравилось, но за последний год он стал ещё и грубым, и до невозможности противным. Явно связался с дурной компанией. — Том, просто не твой день, — Исак подтолкнул отца к двери. Парень закинул руку за худощавые плечи родителя. — Ещё хотя бы раз увижу твою рожу, даже случайно на улице, въебу с ходу. Ты мне надоел. Отец махнул рукой, сдаваясь. Он вышел, на ходу поправляя ворот рубашки и запахивая куртку. Исак поёжился и опустил глаза вниз. Накатывали воспоминания, как вот на этом месте буквально час назад Крис впервые толкнул его, оцарапав спину дощатой дверью. Прежде у них не доходило до драк, разве что шуточных. И то — Шистад за любое неосторожное движение извинялся. Исак закрыл уши руками и похлопал себя по щекам. Необходимо вытравить, приглушить больное и чужое «ты — дешёвка». Это неправда. Этого не было. Мысли запутались, он не выспался и придумывает того, чего не было. Крис такое сказать не мог. Всё. Исак захлопнул дверь и оставил чужих за ней. В комнате сразу стало тихо и теплее. Видок Юнаса тут же вернул всё на место. Крис мог сказать и сказал. Васкес знал, что нужно что-то произнести, но не решался заговорить. — Чего надо? — Я… — парень набрался смелости. В дом Исака его гнали самые страшные и ужасные вещи, которые пришлось с лихвой наслушаться, покидая дом Вильяма. — Ты… вы… ну, там, с Эвеном. Просто скажи, что народ перепил и нёс чушь. Вальтерсен не садился: ему было больно даже колени сгибать. Мешковатые вещи скрывали ломоту, но парень не мог вечно прятаться. В груди растворялась вера. Вера во что-то, хотя бы отдалённо напоминающее нормальную жизнь. Наивный Васкес и его искрящиеся глазки с верой в добро могли добить даже самого стойкого и отбитого отморозка. Исак храбрился перед отцом, терялся перед Крисом и не знал, что делать рядом с Юнасом. Всё потому что Вальтерсен сам до изнеможения нуждался в ответах. Да он дышать не так хотел, как узнать хотя бы толику правды, которая поможет собрать пазл злоебучей вечеринки и ночи с Эвеном. Слова комом застряли в горле. Музыкант давился ими, как кошка, нажравшаяся серпантина. Повисло молчание. Исак мерил гостиную шагами и пожёвывал щёку изнутри. Впивался ногтями в вязаные рукава. Юнас не торопил. И бесил этим. Еще одно пересечение взглядом, — тишину пробило, как плотину. — Если пришёл обвинять меня — валяй. Только учти, что я тебя не слушаю, потому что жуть как хочу спать. Хочу, блять, но у меня нихуя не выходит, — усмехнулся Исак с глупыми неожиданно выскочившими слезами. — Правда тебе нужна? А нет её! Прикинь, я сам нихуя не знаю. Помню, как Крис ушёл, помню тебя и ни-че-го больше, — Вальтерсен всё-таки скатился в кресло, обнимая колени. Пусть всё болит. Горше всего не физическое страдание, а то, что грудь ему рвало, ни на фунт не понижая давление. Юнас будто психоделическое кино смотрел. Следил, как друг прервал монолог, задыхается, смеется и плачет одновременно. Когда взгляд Исака сделался осознанным, он продолжил. — Наутро этот уёбок с довольной рожей уверяет, что у нас был секс. У нас, представляешь? У меня! Я кроме Криса ни с кем даже за руку не держался, — Вальтерсен скатывается ниже и дергает ногами, будто отталкивая кого-то. — Какой к чертям секс, если у меня даже волосы болят?! Что он делал со мной? Что там было? — зелень глаз Исака проедает чёрный зрачок, поселяя в Юнасе жуть вперемешку с волнением. Влажные глаза хозяина бегают по облику Васкеса, словно ищут в нём след, который потянет верёвку событий в нужном направлении. Да хоть в каком-то направлении, потому что сейчас над ним — немая пустота и лживые показания лживого существа. — Где были вы все? Приходите и спрашиваете-спрашиваете-спрашиваете. Идите и завалите вопросами этого гандона, который хер знает, что делал со мной ночью. Блять, — Вальтерсен давится слезами. Ему настолько стыдно говорить об этом вслух. — Я даже не уверен, что мы были одни, — Исак часто дышит и вовсю кричит, потому что перед его глазами явно не его родная гостиная. — Юнас, не знаю я нихера. Понятно? Юнас больше не думает и не анализирует. Он получил ответ, за которым пришёл. Быстрым шагом преодолевая пространство, парень валится на колени поближе к другу и накрывает его тело своими неуклюжими объятиями. Потому что Вальтерсен давно валяется на полу. Юнас не хочет давить, но больше не может смотреть, как Исака бьют поочередно жар, истерика и осуждение со стороны. Гортанный вой дерёт глотку Вальтерсена — парень роняет лицо, тычась в грудь Васкеса. — Мне херово, — Юнас не может разобрать остальные слова, которые друг практически шепчет, заикаясь. — И с-страшно. С уголков губ безобразно вытекает слюна, глазницы воспалены. По шее текут удушающие слезы, подобно крисовым змеям, смыкаясь. Исак давится воздухом, грудь сокращается. Он задыхается. В организме словно ломается механизм, который отвечает за последовательность действий. Вальтерсен беззащитным ребёнком хватается за руки друга. Он боится. Выпустит хотя бы на секундочку — потеряет связь с действительностью и провалится в безумие. Резко протрезвевший Васкес ещё не до конца принимает происходящее. В голове куча мыслей, от поехавшего Исака, который опять смеется, утирая рот рукавом и кусая вязаную ткань, зажимая её между зубов, до масштабов сплетен, которые в их поганом кругу за одно лишь утро распространились подобно вирусу. Только Исаку не нужно об этом знать. — Болит, — жалобно заскулил Вальтерсен, не открывая глаза. Его пальцы впиваются в тело друга, который никуда не планирует уходить, но красноречивыми движениями и жестами Исак будто просит не бросать его одного. — Где? — Юнаса выбрасывает из мыслей. Сейчас он больше всего нужен другу, от которого, по всей видимости, отвернулся даже Шистад. — Давай покажи. — Везде.

***

Форд летит по трассе, превышая скоростной режим. Крис цепляется за руль, не разбирая дороги из-за пелены перед глазами. — Сука. Слева свистят шины чужого авто, хозяин которого еле справился с управлением, чтобы не улететь с полосы. Форду Шистада, ураганом наводящему неразбериху на трассе, протяжно сигналят. Парень ничего не хочет слышать, и потому не сбавляет обороты, проскакивая в щель между машинами. Мигание красного огонька остаётся позади, а в зеркале бокового видения он ловит недоуменные выражения лиц. — Дьявол, — кто-то показывает языком жестов. Крис тоже не теряется, его высунутый средний палец на международном будет понятен каждому. Носок давит по газам, в ушах стучит кровь. Скрежет шипованной резины, заикания Исака, его слёзы и собственные рухнувшие надежды, вставшие в его горле, — всё душит. Медленно удавка смыкается на кадыке, заставляя задыхаться. Лауриц, который прячет глаза, любопытство на лице Вильяма, перешёптывания за спиной, разбитая рожа недоумка, который, хлопая Криса по спине, посмел ляпнуть «ушла твоя давалка». Шистад слетел с катушек, выбивая зубы недоумку, посмевшему такое говорить об Исаке. А потом обрабатывание ран и разговор без шуток с Магнуссоном. Тот извиняется тысячу раз заученной фразой, за которой больше нет души «а что я должен был за ноги держать Исака, раз ему приспичило?». Всё остаётся позади. Парень мчит с бешеной атакой вперёд, словно пытается сбежать с места преступления. За ним никто не гонится, но он летит, как бессмертный, и даже не думает сбавить скорость. Просто скажи: «Крис, тебе напиздели», — и я поверю. — Ну, нет. Нет-нет, — Криса заходится в мольбе. Машина съезжает с полосы, что грозит потерей управления. Ослабив хватку на руле, парень понимает, что руки дрожат. Его самого бьёт лихорадка, появляется нездоровая ухмылка на тонких губах. Это всё проклятый недосып. В голову лезет то, чего быть не может. Не было Исака и разговора. Ему всё показалось. Стрелка на спидометре валит влево. Спину прижимает назад, дыхание спирает, градус адреналина понижается. В голове пустота и вместе с тем муравьиный скрежет мыслей. Главное одно — нужно вернуться. Ответы необходимы, как воздух. Шистада на куски рвёт незнание, подкрепленное импульсивностью, которой он поддался. Парень обязан вернуться к порогу, взять Исака за обе руки, чтобы не спугнуть и не дать убежать. Пусть расскажет, пусть убьёт правдой. По сути, Шистад слышал лишь беглое подтверждение чужого трепа. Хочет знать всё в мельчайших и унизительных подробностях. Кто первым решился пойти на контакт. Кто начал это дерьмо. Пусть Исак давится своими слезами, но всё ему расскажет. — Проклятье, — шепотом вырывается с губ. Рука со стуком опускается на переключение скоростей. Он пытается обмануть себя. Правда лежит на поверхности, а Крис, видимо, слабак не только по мнению Шона, и до последнего не хочет принимать факты. На ходу водитель перестраивается, проверив, нет ли других машин. Как бы то ни было, но он отдаёт отчёт в своих действиях и не хочет аварий для других. Парень пересекает сплошную, совершая грубую ошибку, и практически сразу съезжает на обочину. Падает лицом на сложенные у руля руки и исподлобья вглядывается вперед. Их с Исаком разделяют какие-то несколько километров. Ничего не стоит проехать пару перекрёстков и въехать на безлюдную улицу. Серые дома, безлюдные дворы и раскрытое нараспашку окно. Ему нужно. Зверь внутри рвется к хозяину, туго натягивая цепь на шее. В последний раз, когда Крис залез в окно Исака, он пришёл, чтобы бросить его. Бросить, как ненужную вещицу. Это смешно. Бросить можно то, что тебе принадлежит. А Исак принадлежит себе, как оказалось. Он сыграл на опережение и все сделал за Шистада. Приказ Шона, взамен — поганое обещание не трогать Вальтерсена. От злости хочется забить на это. Махнуть рукой, как будто Крису нет дела до Исака. Всё «старое» слишком свежо и живо в сознании. Шистад не может так быстро разорвать их связь. Парень бьет по панели от собственных скотски-мстительных мыслей. Это не по-мужски — нарушать своё же слово. Пусть маленькая Иуда делает со своей вшивой жизнью все, что угодно. Это больше не заботы Шистада. Выяснения ни к чему не приведут. Их дороги разошлись. Крис обещал. Лучшая защита для Исака — отсутствие в ней Шистада. Парень смеётся, утирая нос. Кто бы мог подумать, что после говнеца, сотворённого руками Вальтерсена, он будет беспокоиться за него. Водитель чувствует влагу и что-то тёплое на губах и щеках, не сразу понимая, что это за дрянь такая. — Блять, — шепчет он, слушая тихий гортанный свист. Плечи дергаются: парень вываливается наружу на непослушных ногах. Крис ложится спиной на холодную землю с редкими проплешинками давно пожухлой травы и раскидывает руки. Он же не девчонка какая, чтобы реветь. Он не плачет, нет. И сейчас его желудок не сворачивает спазмом так, что тело скручивает в позу эмбриона. Это Исак сделал из него чувствительную размазню. Крис ненавидит их обоих. Бьёт кулаками по земле, роет ногтями и скулит, как бездомная собака. Он разбит, как хрустальная чаша, и не может заставить себя подняться. Разговаривает сам с собой, воображая образ Вальтерсена. Сходит с ума, утопая в горечи слёз. Он не помнит себя таким. Сломленным. Сквозь скомканные, черные ресницы парень видит, как синее полотно над головой затягивает серыми тучами. Всё равно хочу к тебе, — одурманенный, но искренний в своих предательских желаниях повторяет Крис, лаская землю. В уголке левого глаза аж першит от соли. Он горбится на обочине, пропуская за спиной машины и жизнь, которая продолжается. Шистад запутался и потерялся. Спазм в кишках не даёт довести мысль до конца. Крис выхаркивает остатки еды, пугая маленьких птичек. Те в испуге покидают насиженное место. С криками летят мимо, разворошив сухие ветки деревьев. Крис хочет, чтобы стало тихо. Перед глазами вспышки от проблеска фар — он не помнит, сколько сидит здесь. Окоченелое тело возвращается в машину, когда на небе загораются звёзды. Ему мало, душно и хуево. Как бы там ни было, к нему больше нельзя.

***

Исак иссушен настолько, что еле держится в сознании. Юнас подхватывает исхудавшее тело и поднимает на второй этаж. Он не тревожил друга и выжидал без лишних слов, пока тот наплачется. Вальтерсен затих и принял помощь. В спальне косо смотрел на Юнаса, не упуская того из виду. Оба присели на постель. — Что-то хочешь сказать? Исак ведёт ладонью по смятым и холодным простыням, стыдливо опуская ресницы. — Если хочешь поесть или выпить, например, я принесу. Парень отказывается, забираясь с ногами под одеяло. Он выпил практически литр воды под наблюдением Васкеса. Тот настоял и протаранил с кухни фильтр. — Ты… — как же ему неудобно о таком просить. Но Исак больше не вынесет таскаться в теле, на которое он не может взглянуть. Кости и мясо под кожей становятся тяжелыми, а груз мыслей накладывается сверху и давит здоровой бетонной плитой. — Ты должен осмотреть меня. — Как это? Юнасу аналогично неловко. Он сам не понимает, что сотворили с Исаком. Ориентиром на хоть какую-то адекватность этой ситуации служат чистые глаза, в которых гаснет огонёк. Со всеми «как, почему, зачем» они справятся позже. Сейчас главное — быть рядом. Васкес трясет головой и потирает руки, словно готовится принять роды у беременной в открытом поле. Он сомневается, что ведёт себя правильно, поэтому на языке часто крутятся извинения. — Прости за это, — язык заплетается. — Я не проспался, ага. Поэтому немного не собран. Так, что делать? Куда мне подойти? Исак молча встает. Между ними остаётся широкая кровать, которую необходимо обойти. Юнас зашторивает занавески и включает ночник. Он присаживается, чтобы другу было удобно встать. Серое небо без единого намека на солнце делает погоду ужасной. С сезоном дождей нет осознания светового дня. В полдень за окном самая настоящая ночь, которой нет конца. Вставший с постели парень морщится, преодолевая боль в лопатках и плечевых мышцах, поднимает выше свитер, который друг помогает снять. Исак остается спиной к гостю, когда с трудом, но стягивает трико. Юнас моргает несколько раз, сужая глаза. Нет, ему не кажутся в полумраке синяки и следы зубов. Они свежие. — Я могу опуститься ниже? — Юнас дожидается кивка и присаживается на корточки. Исак обхватывает себя руками и ждёт. Он жмурится, проговаривая в уме считалочку. Потому что время идет, а Васкес не подаёт признаков жизни. Вальтерсен боится шевелиться или дышать. Он слышит чужое дыхание в районе поясницы. Тень Юнаса держит дистанцию, но парень разрывает её, пытаясь поближе рассмотреть новый след. Исак стоит в одних трусах посреди своей же спальни и даже здесь не чувствует себя в безопасности. Ждёт подвоха, ждёт чьего-то появления. Сердце стучит в ушах, а в подкорку зарывается ухмылка гниды, точно знающей правду, а не то дерьмо, выданное на утро с закуренной сигареткой меж зубов. Как он сделал это? Раздевал грубо и без прелюдий или же постепенно лишал одежды, пока тело не загорелось от желания. Касался грязной кожей его шелушившуюся. Юнас заметно контролирует желание высказать всё, что приходит на ум. Исак ловит эти вибрации, когда гостя подергивает от негодования. Там всё плохо. Вальтерсен морщится и отводит голову в сторону. Страшно шагнуть вперёд и попробовать в подробностях представить, каково это было. Лучше бы его убили и сожгли. Пальцы Юнаса глубже впиваются в ткань джинс на коленях. Злость заполоняет. Перед глазами алыми бликами ублюдочные метки и фактическое доказательство преступного надругательства. Если бы он мог, то вымыл глаза с белизной. Внутренняя сторона бёдер покрыта синяками. Багровые переливы и мелкие царапины говорят о характере действий Эвена. Он был груб. И не так, как бывает «я поломаюсь, а ты возьми меня через силу». Следы пальцев до сих пор мажут между ног подкожными разводами. Гематома на пояснице. Эвен бил Исака. По крайней мере один удар сохранил след, отпечатав на тонкой коже. Укусы на плечах. — Проклятье, — вырывается наружу. Юнас закрывает рот рукой, исследуя пострадавшего дальше. Не хочет пугать Исака, подозрительно тихо и смиренно ждущего. В голове Васкеса проносится предположение о приступе гиджил, который накрыл Найшейма. Но здесь явно другое — он кусал, потому что издевался, входя в Исака глубже. Намеренно хотел оставить побольше следов, чтобы подольше напомнить о себе. Васкес аккуратно касался запястий друга, проверяя на наличие следов от иглы. На кистях небольшие пятнышки и больше ничего. Значит, его не обкололи. — Мн… мне больно, — Исак смотрел мимо лица друга и дрожал от холода и чего-то, что Юнас никогда не поймёт. — Извини, — парень мгновенно выпустил ладонь друга и ощутил приступ страха не хуже, чем тот, что недавно накатил на Исака. Юнас не смог посмотреть в глаза приятеля, сбегая в ванную. Нужно спросить о внутренних разрывах. Исак, накрытый какой-то пеленой спокойствия, оделся. Ему хватило внешнего осмотра. Со своего места парень хорошо слышал, как Васкес харкается, умываясь под ледяной водой. Вальтерсен не мог винить друга в проявлении слабости. Васкес показался наружу с полотенцем на шее. Парень порывался заговорить, но все слова растворялись на кончике языка. Самое лучшее — промолчать. Покрасневшее лицо и бегающие глаза Юнаса, вынудили комок в межреберье Исака сжаться сильнее. Вальтерсен накрылся в одеяло с головой — подступала следующая волна дурноты. Когда слезы, казалось, были выплаканы, он ощутил знакомое тепло на лице и покалывающие ядовитые иголочки во всем уродском теле. Оба молчали, как на похоронах и не проронили ни слова. Оба знали: Исака изнасиловали.

***

Шистада потеряли. Заперся, не показывался наружу вот уже третьи сутки. Пил безбожно и блевал, загибаясь над унитазом. Выхаркав очередной ком слизи, Крис забрался на подоконник и нашёл занятие: следить за жирной мухой. Её прозрачные крылья и глазки поблёскивали и казались самым интересным и важным наблюдением. Смочив большой палец слюной, парень завёл его над тушкой, которая к зиме спала на ходу, и раздавил. Послышался хруст лопающегося хитина, запахло протухшими кишками. Крис отвёл нос, вдыхая спёртый запах комнаты. Заметил ещё одну и принялся давить. Шон посмотрел на настенные часы и отложил газету. — Скажи ему, чтобы вышел. Нарцисса поджала губы и убралась прочь от мужа. Тот в последнее время злился по пустякам больше обычного. Крис тянул сигарету в приоткрытое окно. Закрытые глаза не мешали ему регулировать процесс курения. Пепел осыпался под ноги. Мать топала маленькими каблуками и тарабанила в дверь. Парень поправил капюшон объёмной ветровки и даже не думал двигаться в места. — Уйди, — приглушенный голос отца заставил пропустить удар сердца. Почему он так его боится? По сути, та же самая муха. Вонючая и мерзкая. В замке щелкнуло, Шон появился в дверях и смерил сына фирменным «как же ты бесишь» взглядом. Его не смутила грязь, скомканные простыни, поваленный стул и неприятный душок сигарет. Перед глазами отца повис вонючий дым, сквозь который пробирался силуэт Криса. — Прими душ, переодевайся и поехали. — Куда? — А какая сейчас разница? У нас дела, и они не ждут. Шон кивнул горничной, вошедшей в комнату с пустой дорожной сумкой. Крис почуял неладное, а также абсолютное нежелание подчиняться. Он, хотя и не соображал, был уверен, что ему не нужно выезжать за пределы дома. Молоденькая девушка складывала вещи, не поднимая головы. Её отточенные движения не напрягали. Бесшумная невидимка, идеально обученная рабыня. Всё благодаря отцу. Вот кто раздражал, призывая самые плохие эмоции. — Опять что-то придумал? Хочешь сбагрить меня подальше, чтобы не мешал? Крис не стал подкидывать отцу идею вывезти его сразу в лес и прикопать в глуши. Сдохнет тихо, зароют в землю и даже флажка, пометки не оставят. В висках стучало — ему не следовало настолько резко соскакивать с насиженного места. Отец поправил запонки, растягивая губы в фирменной улыбочке, приправленной тонной фальши. Мужчина манерно повёл носом, стоило Крису пройти за спиной. Не оставалось сомнений, чем сын промышлял все дни в затишье. Он либо заливал глаза назло и по незнанию превышал норму, либо в конец съехал с катушек, подвергшись кризису, который сломил настолько, чтобы отказаться от режима. Шистад не умел пить от слова «совсем», потому что никогда этого не делал. Шон прикинул в уме, что же послужило катализатором отступить от своих же зожных принципов. — Слышал о твоей беде. Маленькая подстилка показала себя во всей красе, — отец искоса следил за тем, как дрогнул и замер Крис. Парню не нравилось, что речь зашла об Исаке. — Похвально. И я в очередной раз оказался прав. Крис подался вперёд, но притормозил у стола. Парень заметался, на глаза попался графин со льдом, который принесли после появления отца. Крепкие руки, совладев с дрожью, схватили его за ручку. Горничная оказалась облита подтаявшей ледяной водой с ног о головы. Она закричала, тут же прикрываясь обеими руками. Хлопающие ресницы зашуганных светлых глаз встретились с пылающим чёрным ликом Криса. Она испугалась не ушата воды и не своего пристыженного вида. Горничную напугали собственные эмоции, вырвавшиеся перед Шоном. Крис, ненавидевший отца, захотел въебать опустевшим графином по его роже. Однако горничная смотрела слишком знакомым взглядом… Вся злость Криса оказалась тотчас направлена на самого себя, а не на бедняжку, выполнявшую приказ. Ровная осанка отца, расправленные плечи, поза, кричали о желании видеть продолжение шоу. Мужчина выжидал, насколько далеко зайдёт и как поступит сын. Крис отбросил графин — тот звонко покатился по столу. — Пошла отсюда! Девушка выскочила из комнаты под пристальным и нечитаемым взглядом Шона. Мужчина несказанно разочаровался, не получив должную сцену. Сын в очередной раз проявил слабоволие, хотя мог бы оттаскать девку за волосы. Так, в качестве урока или развлечения. — Ты за этим пришёл? — Надо же, как осмелел, — Шон развлекался с Крисом, намеренно делавшим себя изгоем. Но без общения парень терял контроль и становился несдержанным. — Забыл, кому принадлежишь? Или я разрешал трогать моих служащих? На замученном лице Шистада-младшего не дрогнул даже нерв. То, что было перед Шоном, всё меньше напоминало прежнего Криса. Парень знал, что отец так или иначе получил свою долю удовольствия, когда он чуть не набросился на горничную. Шон лишь издевался, играл с ним, чтобы довести до ручки. — Поверь, теперь даже мне такая жизнь не нужна, — ноги подкосило, ухмылка все-таки показалась на тонких губах. Крис пошёл к ванной, но развернулся, делая реверанс. — Забирай. Шон прикинул, насколько неуправляемым может оказаться сын, стоило им двоим оказаться за пределами дома. Активность Криса нужно понизить, поэтому мужчина уже набирал Вильяма. — Контрастный душ и крепкий кофе приведут тебя в божеский вид. Давай живо, — он подкинул сыну свежей одежды. — Понимаю, предательство шлюшки перенести нелегко, — наружу вырвался смешок. Потому что своих любовников нужно держать в узде и не привязываться. — Учитывая, что ты у нас та ещё девчонка, пока что прощаю эти кидания на людей. Но не забывай, как Винсент любит милых мальчиков и их зрелые тушки. Не доставляй мне проблем, если не хочешь увидеть, как наш договор в миг рухнет. Глаза Шона загорелись дьявольским огоньком. Сиюминутно возникла идея, которой он решил поделиться с сыном. — Видишь, насколько ты ничтожен даже для второсортного мальца. И раз такое дело, может, к чёрту все договорённости. Прямо сейчас отправим к нему парней? — Шон заулыбался. Он бы посмотрел, как ребята будут развлекаться. — Возьму тебя с собой. Возможно, разрешу присунуть по старой памяти. Как тебе? Шон убедился, что сын прекрасно его слышит. Оба думали об одном и том же, и никак иначе. Крис вёл немую борьбу с самим собой. Внутренний голос уговорил не кидаться на отца, хотя цена была высокой. Фактически бесценной. Исак был вне меры измерений. — Хороший мальчик. Шистад быстро скрылся за дверью ванной и включил воду, чтобы отец не принял его молчание за сомнения. Все, что было повязано на Исаке, остаётся в силе. Без исключений. Парень скатился вниз, закрывая лицо схваченными машинально тряпками. Имя Исака отзывается ноющим чувством, которое предательской, сладкой негой плавит внутренности. Нужно время, чтобы отказаться от него. Они не виделись, кажется, уже вечность. Шистад бредит лишь его сучьим образом. Гасит сознание травой и крепким, неразбавленным бурбоном черты лица. Закрывает глаза и опять видит его. Это самая настоящая буря. С одной стороны, убеждения и разум, с другой — неподвластное служение Исаку. Война, в которой пока лидируют зелёные глаза, и счёт ни разу не в пользу Криса. — Чёрт, возьми себя в руки, — шепчет парень и забирается под холодный душ.

***

Спустя сорок минут под холодной водой, после горького и безжалостного кофе сквозь стучащие зубы Шистад выбирается из берлоги навстречу холодному ветру. Мягкая подошва Оф-Вайтов не смягчает удары по затылку, получаемые от движения по тротуару. Он теряет форму, если спуск по несчастной лестнице даётся с трудом. Парень морщится от дневного света и прячет глаза под капюшоном. Шон контролирует, как его люди загружают в машину арсенал оружия. — Охота? — Да. На пару дней. На подъездной дорожке ниже по спуску по очереди паркуются Камаро Эскиля и Астон Мартин Вильяма. Друг выбирается наружу, довольный, как кот, сверкая зеркалами авиаторов. — Всем хай! — радостно приветствует он. — У-у, как вас много. Крис, не удостоив его взглядом, осматривает тачку. Та была на штрафстоянке последний месяц. Магнуссон любил жаловаться и слёзно умолял своего отца покрыть расходы по её возвращению. И вот стоит полированная красавица, конкурируя по лощености с хозяином. — Когда успел вернуть? — носок Шистада легко пинает шину. — Да вот утром, — парень лыбится и не может насмотреться на машину. — Остались кое-какие деньги после вечера поцелуев, и вот мы с малышкой вместе! Круто, да? — Надо же, какие богатенькие школьники пошли, — Эскиль на манер брата обходит сверкающую машину со спортивным обвесом. — Видимо, вся школа голодает, если скинулась тебе с обедов. Крис закуривает, упираясь задницей о капот. Он привык к поддёвкам кузена в адрес друга, в отличии от самого Вильяма. Они не дружат и ладят с натяжкой. Подобные встречи сопровождаются кусачими поддёвками, где Крис ставит посторонний шум на ультразвук. — Ну так, значит, у меня хорошие друзья. Их лицей — дыра, если смотреть на рейтинг. Потому что он держал бюджетные места, где собирался сброд с округи. Но семьдесят процентов учеников имели деньги. Их вклады на благотворительность вполне могли покрыть возникающие расходы. — Ты как крыса, которая всё себе забирает, — с усмешкой заметил Крис. — Люди сосались, чтобы оплатить штраф. Окей, ты заработал больше. По логике, остальные бабки должны пойти Нуре и беженцам. — Она получила свои тридцать процентов. — У кого-то лёгкие запасные? Дай сюда, — Эскиль забирает початую пачку сигарет из рук Криса, но Шистад в два счёта возвращает вещь себе. — С каких пор ты дымишь? Вильям жмёт плечами, в последний момент скрывая улыбку. Тригвассон с подозрением следит за его выходками. Он знает, что расставание с Исаком произошло ожидаемо херово. Крис загасился и пропал, не выходя на связь. Эскиль приехал, чтобы выяснить подробности. Он дал брату достаточно времени, чтобы переварить последние события. Шистад делает вид, что никого не слышит, или же не лжёт. Он дымит посреди леса, Эскиль огибает машину, вытаскивая наружу парку. Плечи Криса накрывает теплом, когда кузен аккуратно набрасывает её сверху. — Зайди домой за шапкой, уши уже красные. Шистад, как под гипнозом двигается к дому, тараня землю глазами. Ему правда нужно одеться теплее, к тому же вещи для поездки остались не собраны. — А ну стоять, — Эскиль дергает Магнуссона за капюшон, разворачивая на себя. Тот показательно держит приветливое лицо, но глазки так и поблескивают, подобно хитрой ящерице. — Ух, как грубо. Что такое? — Во-первых, убери свою мерзкую улыбочку, во-вторых, живо рассказал, что случилось у вас с Крисом. И вот только не смотри на меня невинным взглядом, меня таким не купишь. Магнуссон пропускает мимо ушей явные оскорбления, чтобы не ругаться посреди шистадовского двора. Он крутится в поисках незримой помощи, Шон сосредоточенно пересчитывает ящики с патронами и охотничьим оружием. Его внимание сосредоточенно на другом. Парень сдаётся. — Ладно, ты всё равно узнаешь, поэтому скажу, — Вильям ведет языком между своих губ и улыбается. — Исак трахался с другим. Об этом узнал Крис. Был скандал, а крайний в его понимании вроде как я, представляешь? Эскиль поменялся в лице, будто услышал предупреждение, что сейчас налетят дементоры высасывать его душу. Он точно не ожидал услышать о чём-то, где Вальтерсен окажется отступником. — Почему Крис волком на тебя смотрит? Почему ты виноват? Магнуссон театрально взмахнул руками. Ему не по душе брошенная фраза, потому что он причастным себя не считал. Парень постоянно кружил вокруг, чем нервировал собеседника. — Крис уехал и вроде как доверил Исака мне. Скажи, я что, должен был хвостом за ним следить? Мы все взрослые люди, и, если кое-кто не может удержать член в штанах, не мои проблемы, — он понизил голос, потому что оказался задет в душе. — Кто, скажи, после этого я? Да, Крис обязан извиниться за свой необоснованный наезд. Я оскорблён. — Ты — долбоёб, понял? — Не понял? — Я тебе не доверяю, поэтому можешь так не распыляться, — Эскиль забрал из машины телефон и поднимался по дорожке выше, к крыльцу, где появился кузен. — И оставь свои ключи, гонщик хуев. Резкие движения, скачки в интонации и расширенные зрачки служили явным доказательством, что Магнуссон был в невменяемом состоянии. Загонял сплошную чушь с подменой понятий. Эскиль мог верить только Крису. — Давай в машину, — Шон махнул рукой сыну. Крис оделся теплее; его шатало чуть больше, чем двадцать минут назад. Тригвассон набрал воздуха в лёгкие и расправил плечи, прикидывая обстановку. Она была однозначно хуёвой. Похуже состояния Криса. Парень ловит движение со сторону и следует за кузеном, который запрыгивает в кузов груженной Тойоты. Эскиль подмигивает ошалевшему Крису и протягивает руку, чтобы тот забрался следом. — Эй, я рассчитывал провести время с сыном! — недовольный Шон таращился на явно сговорившихся двоюродных братьев. Вильям также подобрался ближе, не понимая, к кому ему подсесть. Было решено оставить свои машины у дома Шистадов. — Я тоже еду. Это не обсуждается, — Эскиль ударил раскрытым кулаком по крышке авто. — Оставите здесь, сам вас найду и приеду. Шон глянул на сына и на Магнуссона, понимая, что в его планы внесли коррективы. Он не стал спорить. К месту нужно добраться до дождя. Тригвассон больше не смотрел на дядю, накрывая брезентом их с кузеном ноги. — Ну, и зачем всё это? — Крис откинул голову назад, сгибая ноги в коленях. Через ткань шапки затылок приятно холодил металл. — Видел, как они на тебя смотрят? Я не оставлю брата с шакалами, — Эскиль сжал плечо собеседника. От кузена исходил душок с примесью геля для душа и перчинки, в состав которой входил спирт. Шистаду было похер, с кем ехать. Эскиль — хорошо. С ним намного комфортнее, словно душу клали на перину. В остальном, Крис действовал монотонно и машинально, таская за собой тушу весом в сто шестьдесят футов, и пытался не рехнуться. Тойота несла их вдоль трассы и черных полей с ветряными мельницами. Крис опустил головной убор ниже, закрывая уши — сердце грозило выскочить наружу от быстрых ударов. Они ехали параллельно той дороге, которая через лес вела к дому Исака.

***

Когда Исак открывает глаза, за окном глубокая ночь. Капли дождя накрапывают, разбиваясь о карниз. Он жмурится и тянется, как кошка, потирая глаза. Юнаса и след простыл. По всей видимости, дождался пока друг уснёт и свалил, оставив пустые обещания охранять сон. Исак спит по несколько часов, практически не выбираясь за пределы постели. Он боится оставаться один — Васкес и включённый ночник всегда рядом. По крайней мере, Юнас был здесь, когда обессилевший друг отключился. Кисть дотрагивается до ноющей поясницы. Прошло пару дней, а она отдаёт тупой болью. Просьбы напиться обезболивающим Исак встречает паникой и барахтанием ног, он принимает лишь мази и никаких таблеток. После того раза боится выпить хотя бы аспирин. Обрастает внутренним барьером. За свое упрямство расплачивается давящей и ноющей болью в местах, где его бил или трогал Эвен. Сила мысли не помогает в лечении, но Исак медитирует, воображая, что еще час, полдня, трое суток перетерпит, и все пройдет. — О, проснулся уже, — Юнас ввалился в спальню, открывая дверь ногой. Аккуратно лавируя на втором носке, пока руки заняты подносом, гость распахивает её шире. — Взял на себя ответственность, вот, бульон. А то доставка конкретно надоела. Исак приглядывается в полумраке и уже сомневается, что проснулся по-настоящему. В желудке урчит и сводит, но как таковые приёмы пищи оказываются выблеваны, не успевает он опомниться. — Садись, — Васкес прибавляет яркость ночника и двигает ближе прикроватный стол. — Да-да, тебе говорю, давай, вставай. Не смотри на меня, как на пришельца. Парень прочищает горло и поправляет рубашку съехавшей пижамы. — Не буду. — Будешь, хотя бы немного. Не спорь, Исак, на тебя страшно смотреть. — Не смотри, кто просит? Юнас затихает, ему также тяжело даётся держаться на юмористической нотке. Он жалеет, что ляпнул оценку внешнего вида друга. Исак сейчас не в лучшей форме, и они буквально каждый день тащат его с того света обратно, потому что ночные кошмары, голод и попытки спрятаться под одеялом — испытание, к которому их никто не готовил. На Исака смотрит побитый щенок и не оставляет никаких попыток сопротивляться. Не осталось сил спорить или играть в гляделки. Друг будет сверлить взглядом, пока не затолкает в него суп силой мысли или не расплачется, умоляя попробовать ложечку. — Давай сюда, — парень кивает и соглашается. — Жасмин уже поела. Мы вроде как вместе готовили. — Мама? Она… Исак пристыжен одной мыслью, что бросил родного человека. Мама не била тревогу и все время пропадала у себя, но, возможно, она что-то говорила, пока он спал. — У меня сил нет даже до ванной дойти, — бубнит парень. — Нужно зайти к ней. — Лежать, — Юнас строгим, но вполне дружелюбным голосом заставляет остаться на месте. — Она пока спит, просила не беспокоить. — Нет, ей нужно принимать лекарства. Я должен проконтролировать, потому что там такие последствия… — Вальтерсен взмахнул рукой. Исак хлебает бульон и морщится. В трещинки губ забивается соль, разъедая кожу. Вкусовые рецепторы на языке различают что-то новое помимо привычной пресной слюны и воды. Вырабатывается желудочный сок, внутри урчит, и организм ликует от поступившей еды, которая пока не лезет обратно. Челюсть слабо работает, вынужденно пережёвывая мякиш хлеба. Пальцы дрожат от бессилия и недоедания. — Только быстро не ешь, — предупреждает друг, чтобы Вальтерсена не стошнило прямо здесь. Они знают по горькому опыту. Юнас жуёт корку, подпирая место у окна, и заглядывает себе за плечо. Фонарный столб освещает улицу, дождь ручьём стекает ниже по дороге, которая не обещает просохнуть ближайшие дни. — Я тут подумал. Почему бы тебе… — Васкес говорит осторожно, выжидая момент пока Исак относительно «здесь». — Тебе нужно сдать кровь и мочу. Или что-то одно. — Зачем? Исак настораживается и прекрасно понимает, куда клонит собеседник. Прошедшие дни протекали в бреду и температуре. Парень упрямо пытался вспомнить хотя бы что-то. В редкие моменты, когда он приходил в себя, а Юнас вот так подкармливал, контролируя состояние друга, они разговаривали. Васкес не вдавался в красочные подробности, насколько тело Исака было расписано под гжель, но не стал скрывать наличие следов насилия. — Меня не обкололи, значит это таблетки или порошок, — слова Вальтерсена звучали грубо с хирургическим хладнокровием. Когда он так говорил, сам себе казался отстранённым. Так ситуация воспринималась легче. — К чему анализы? — Не понял. То есть тебе вообще не интересно? — Юнас помог парню убрать полупустую тарелку. — Пойми, пока наркота в твоём теле, мы сможем хотя бы что-то доказать. Нам повезёт, если это было не ЛСД, — друг прикусил язык и ударил себя по губам. — Извини, что я такое несу. О каком везении разговор. — Я понял, — сухо ответил Исак. Кислота, о которой говорил Васкес, обычно вымывалась из организма в первые сутки. То есть они бы при всём желании ничего не нашли. — Тебе зачем это нужно? — Как зачем? Не мне, а нам! Привлечь уродов к ответственности? Это нужно сделать, нельзя молчать. — Кому нужно? Мне — нет. Юнас мог понять нежелание друга поднимать бучу, но отказывался верить в похуистическое отношение приятеля. У Исака была стадия принятия, смирения и равнодушия. Но дальше всё могло поменяться, а, чтобы у них были рычаги воздействия на преступников, действовать нужно прямо сейчас. — Окей, мы можем не фиксировать побои. Но я тебя умоляю, сдай кровь! Вызову экспертов на дом, тебе всего лишь нужно вытащить руку из-под одеяла. — Нет. Исака обдолбали дрянью, надругались. У них ещё были вопросы, был ли Эвен один. Вальтерсена накрыли стыд и чувство ненависти к себе. Он избегал шума. Юнас пообещал не впускать в дом никого, даже если притащится сам дьявол. Этические нормы Васкеса не позволили нарушить данное слово. Он не мог переступить через себя и без разрешения Исака вызвать сюда спецов, чтобы те начали разбираться. Если сделает это, то конец всему: их дружбе и доверию Исака. Психика Вальтерсена сейчас особенно уязвима. Нельзя быть скотом, как остальные. Только не с Исаком. — Накрою пледом потеплее, хорошо? — тихо спрашивает Юнас, подбирая под ноги друга одеяло. Он не трогает Исака без разрешения, потому что тот дёргается от любого звука и просит топать при появлении. Есть желание вытащить правду наружу, но кому она нужна, если это навредит Исаку. Васкес отступает. Вальтерсен мелко кивает и накрывается в тёплое с головой. Кому и что он будет доказывать? Себе — нет. Единственный человек, перед которым он собирается объясниться, — Крис. Перед Шистадом не оправдает ни результат анализа, ни печать, какой бы авторитетной она не была. Исак уверен в одном: они поговорят, хочет Крис или нет. Вальтерсен не будет разводить шум и таскать по судам всех, кто причастен к совершенному ужасу. Исак поступит умнее. — Если что, я собрал твои вещи, Ева принесла кондиционер. Я внизу, — отсалютировал Юнас и скрылся за дверью. Голова тяжелеет, падая на подушку. Маленькая победа — он больше не блюёт от еды. Исак и подумать не смел, что Васкес умеет быть таким. Он прислушивается и понимает, к чему были слова о кондиционере. Юнас затеял стирку. Дождь стучит по карнизу, а веки тяжелеют. Исак закрывает глаза в надежде уснуть без сновидений.

***

[Сцена 1 и 2 по хронологии идут после последнего фрагмента этой главы. Захотела сломать порядок, чтобы закончить главу красиво. Вы поймёте 😏 Можете читать, как есть. Либо по логическому порядку, то есть сейчас пропустить сцены 1,2 и вернуться к ним после финала] 1. В следующий раз Юнас будит его, легко касаясь спины через одеяло. Матрац прогибается, Исак причмокивает губами и морщится, стоило осознать, что происходит. — Подъем. Уже около трёх, там Жасмин готовит пирог, и потому выгнала меня с кухни. Исак жмурится, маленькая морщинка выступает между бровей. Курносый пятачок и порозовевшие щёки создают в груди Васкеса теплоту. Скорее всего, друг идёт на поправку. По крайней мере, его больше не шатает при ходьбе, и он не отказывается от бульона. — Давно ты здесь? — тихий голос Вальтерсена доносится из-под одеяла, в котором парень запутался. — Я опять отключился. Непонятно, что с телом, сплю, как слон. Исак говорит членораздельно, целыми предложениями, и это не может не радовать. По дому распространяется приятный аромат цедры и пищевой ванили. Снизу доносятся голоса с радио, которым в шутку отвечает мама. Исак распознает в звуках локальную викторину. Тыльная сторона руки ложится на холодный лоб. Температуры не было всю ночь. — Тебе звонили. И там куча сообщений. Васкес подаёт телефон. В груди бухнуло, когда в руках оказался погасший экран. Заглянуть в него, это как оторвать чеку на гранате, не выбрасывая её. Мысли роятся в примерном представлении, сколь пошлые твиты публикуют одногруппники. Страшно взглянуть на окошки непрочитанных сообщений и пропущенных звонков, не находя одно нужное имя. Ожидаемо телефон завален хламом спама и оповещений. Глаза ищут спасение в имени Шистада. А его нет, словно и никогда не существовало. — Кто такой этот Адам? Юнас зарядил телефон и вырвал одно маячившее имя, который оборвал телефон. — Хозяин бара. Пишет, чтобы я срочно перезвонил, или пожалею. Уголок губ ползёт вверх, потому что возле слова «пожалеешь» смайлик ромашки и сообщение следом «Это не угроза, просто я потерял тебя. Всё равно перезвони». — Тебе смешно? Этот козёл не давал мне спать, — Юнас привстал. Он держал телефон Исака под своей подушкой, пока располагался на диване внизу на несколько ночей. От постоянной вибрации и тревоги парень не мог сомкнуть глаз. Вальтерсен отложил телефон, не пролистывая до конца, и смахнул поток уведомлений. Сплошной мусор. Он переоделся и расчесался. Когда понял, что на голове остаётся ужас, надел шапку, сверху накрывая голову капюшоном. — В чём заключается важность этого Адама? Васкес не понимал, что происходит. Почему Исак оживился и захотел выйти из дома впервые за долгое время? — Может, потому что я реально заключен дома уже неделю? Юнас не унимался и шел следом за другом. Он похлопал по карманам, нажимая на автозапуск, чтобы завести и прогреть машину. — Я поспешил тогда и не подумал о последствиях, — спокойно ответил Исак. — Подписал договор на работу, теперь вроде как должен ему. — Ты же понимаешь, что мы несовершеннолетние. Он не имеет права давить на тебя. И вообще, если не хочет решать вопросы через суд, пусть сожрёт бумажку, которую подписал. — Конечно, понимаю. Только по-человечески будет некрасиво, если я вот так исчезну. — У тебя были свои мотивы. Зачем мы едем? — Попрошу отсрочку и вернусь к работе. Оба спустились в гостиную. Жасмин улыбнулась, когда руки сына обвили её со спины. Она совершенно забросила быт, который перешёл в руки к третьему человеку. К Юнасу. Кухарка из него была на тройку, все покрывал энтузиазм. Жасмин приветливо осмотрела парней, которые держали путь к выходу. Она отвлеклась и высыпала цедру с горкой. — Мам, мы ненадолго уедем, — сын помогал зачерпнуть лишнее обратно, не поднимая головы. — Потом поговорим, хорошо? — Скоро стемнеет, — женщина согнула руки в локтях. Те обляпанные в тесте не должны были коснуться сухой одежды. — Куда вы так поздно? — Говорю, ненадолго. И совсем не поздно, девяти ещё нет, — Исак убрал след от муки с шеи Жасмин и схватил Юнаса за руку, который уже точил свежее печенье. — Не понял, ты что, работать собрался? — Васкес похлопал глазами и хмыкнул. — Откуда такая прыть? Вальтерсен посмотрел по сторонам, но улица оказалась безлюдной. Быстрым шагом оба шли к Тойоте, Юнас поделился оставшимся кусочком сдобы. — Да, — набивая щёки, ответил Исак. — Но… но ты… А как же? — Я не могу хоронить себя заживо. Мне нужно отвлекаться. Поехали, пока ливень не начался.

***

2. — Нет, вы что издеваетесь? — Адам хлопает раскрытой ладонью по стойке и опускается на неё. — Оба подписали договор и пропали. Мы так не договаривались. Исак мнется, чувствую зябкую прохладу в теле. Ему стало дурно уже на половине пути, Юнас упрямился и хотел вернуться, потому что переживал. Но их ждал злой Адам, который горел желанием получить хотя бы какие-то объяснения от своих новоиспечённых работников. Время кренилось к открытию, народ медленно копился, собираясь в небольшие стайки. В предыдущий раз не было возможности оценить, насколько здесь уютно, атмосферу дополняла приятная музыка. Классический рок не резал по ушам ужасной игрой психов, поочередно издевающихся над ушами и инструментами, вырывая струны. — Я все понимаю, но сейчас не могу выйти, — Исак спрятал руки в карманы и посторонился, когда вошли мужчины. Юнас прикрыл спину друга и выступил неким секьюрити, заслоняя. — Затопчут же, — с недовольной физиономией Васкес покосился на тех самых грузчиков, которые создавали сквозняк своими частыми заходами с улицы на кухню или склад. — Эй, на носок мне наступил! Смотри, куда прёшь, громила! Адам кивнул кому-то невидимому и отвёл парней вглубь, где ещё не горели тусклые лампочки. Те, работая, создавали интимную обстановку и расслабляли тёплым светом. МакЛарен метался между каждой мелочью. Сейчас неожиданно, но нельзя сказать, что невовремя, началась поставка морепродуктов. Отец здорово выручил его. — Нет, ни хрена не хорошо! Где ваш второй? Этот, как там его, — Адам защелкал пальцами. Имя здоровяка выветрилось из головы. — Мне перезвонили, сказали, что-то непонятное. Девка в итоге наорала на меня. Исак мечтает, чтобы «второй» валялся в канаве. Он потупил взгляд и потёр шею. Юнас ущипнул себя, чтобы убедиться, что всё реально. Адам явно не выспался и добавлял какие-то странные фразы. — Мужик, потише, не газуй, — он выставил руку, чтобы отбить слюну МакЛарена, которая летела во все стороны. — Исак сейчас не выйдет, и точка. Он… болеет. И вообще, не забывай, что ему шестнадцать. Кого наебать хотешь? — Отлично, у нас тут адвокат нарисовался! — Адам закачался из стороны в сторону. Только он решил, что бизнес не принесёт проблем, как они посыпались одна за другой. — Знаю, сколько вам лет, не нужно меня пугать. Ребят, но вы и меня поймите. Я хочу работать и предлагаю непыльную работу. По ногам прошёлся холодок от ветра из открывшейся двери. — Эй, не ставьте сюда ящики. Можете остальные занести с другого входа. Карен, — крикнул Адам, — не видишь, клиенты идут, почему другой вход для грузчиков не открыт?! — Не ори, как псих! Я тоже устала и не заслужила твоих воплей! — раздалось в ответ. Мужчина развернулся к ребятам и вдруг показался очень уставшим. Его захотелось пожалеть. — Вы можете позвонить этому парню и узнать, насколько он вышел из строя? — хозяин бара свалился на высокий стул. Вымученно поправил стильный фартук цвета крафтовой бумаги. — Он, похоже, в больнице или около того. Его девушка говорила что-то об этом. Друзья переглянулись. Исак на секунду словно оглох, уши заложило, как в набирающем высоту самолёте. — А вы уверены, что в больнице этот, — Юнас приподнял руку над головой, как бы отмеряя рост Найшейма. — Может, ошибка? У Вальтерсена все слова закончились. Какая к херам больница? — Ребятки, не знаю, поэтому обращаюсь к вам, — голову Адама забили уже другие мысли. С грузчиками нужно было рассчитаться и проверить по накладной все позиции. — Ладно, Исак, отдыхай до следующей среды. Только, умоляю, не исчезай. Ты мне пиздец, как нужен. Мужчина искренне нуждался в дополнительных руках. Его отчаянное положение не могло оставить равнодушным, и стороны пошли навстречу. Адам сжалился, потому что не был зверем. Ему нужны быстрые сотрудники, а пока он видел перед собой одного здорового, второго — тень здорового. — Раз такое дело, — начал Васкес. — Я могу поработать. Если Эвен имел дело с одним нашим знакомым, то всё, можете попрощаться с ним, — Исак пихнул друга в бок. — А что? В общем, там билет в один путь, не в могиле, так в коме валяется. Адам, который уже хотел оставить ребят, притормозил. Он не знал, где настолько провинился, что в качестве работников в последнее время попадались глупые школьники. Если с Найшеймом что-то действительно произошло, то столь хладнокровное отношение вызывало лишь отчуждённость к собеседникам. С кухни послышался мат Карен и глухой стук, как если бы… — Это же не… — Да, похоже, ящик упал, — Юнас поджал губы, пряча улыбку. — Ты, — Адам указал на Васкеса. — Начнёшь сегодня, и устранение ящика — твоё первое задание, — чуть воодушевившись, ответил МакЛарен. Юнас поменялся в лице, хозяин бара обратил внимание на очередной звон колокольчика над входной дверью и заглянул новому сотруднику через плечо. — Мне нужно Исака отвезти домой, — Васкес приобнял друга, скрывая его своей фигурой. С улицы вновь подуло. Нос забивал запах льда, рыбы и потных тел грузчиков. — Даю тебе полчаса. Я побежал, сами видите, разрываюсь, — хозяин вздохнул и обратился к кому-то невидимому над головой. — Боже, и почему я такой добрый? Адам двинулся вперед, выбираясь из тени, и пожал руку вошедшему молодому человеку, который до последнего с улицы контролировал труд рабочих. Голова Вальтерсена упала на грудь друга, приобнявшего его. За ними сновали мужчины, до слуха доносились перекликающиеся голоса. Парни встали спиной к бару и тихо перебрасывались словами. — Как думаешь, это… Крис его так? — Исак говорил, не размыкая губ. Страшно подумать, если Шистад действительно устроил расправу над Найшеймом. Второго не было жалко. Душа болела за Криса и о возможных последствиях. А они точно будут. Юнас, осознавая, куда клонит друг, посмотрел на него, как на дитё. Почему Вальтерсена заботила жизнь Шистада, который думать о нём забыл. Бессовестный мудак, который ни разу не объявился, пока Исак тихо умирал. — Если Крис прикончил… — парень тут же сжал щёки, заметив, как дрогнул Вальтерсен, и постарался говорить без напора. — Да даже если избил, за что большое спасибо. Но ему светит срок. Потому что, уж извини, но Шистад и адекватные поступки как-то не вяжутся в моей голове. Уверен, если он отделал ублюдка, то конкретно, чтобы тот не встал. Не забываем, за Крисом числится судебное разбирательство. Мало ли Найшейм, такая крыса, напишет заявление и Шистаду реально впаяют лет пять. Снимет побои, и готово. — Это ещё доказать нужно. — Опять защищаешь его? — Юнасу не нравилась тактика друга. Он должен иначе говорить о Шистаде, который даже долю исакового сочувствия не заслужил. Вальтерсена сразил жар на фоне новостей. Те, как всегда, либо переврали, либо были сильно занижены по уровню своей серьёзности. Он был слаб, чтобы ругаться с кипятившимся Юнасом. — Выйдем отсюда? — Васкес указал на чёрный выход. Так им не придётся тащиться через прокуренный зал. Исак кивнул, он слышал, как Адам поприветствовал кого-то буквально в трёх метрах. Обоняние зубами вырвало знакомый запах. Это не просто что-то отдалённо напоминающее. Это аромат конкретного человека. Юнас перехватил кисть друга, подталкивая к выходу. — Нам пора. Вальтерсен задёргался в поисках того, что учуял, и тут же потерял связь. Железная дверь за ними запирается с лязгом, на улице темнеет, собираются тучи, воруя острый свет серпа луны. Юнас что-то лепечет о том, что им необходимо ускориться. Работа вот-вот начнётся. Вальтерсен не слушает, как ребенок, оглядываясь за спину. Прекращает вращаться и искать, когда разум бросает в лицо факты. Шистад не пришёл ни в один из дней. Зачем ты ему сейчас? У него едет крыша. Нет здесь никакого Криса, терпкого привкуса кедровых орехов и тмина на коже, которые совсем недавно Исак языком слизывал, целуя мягкими губами. Здесь нет как таковой парковки. Машины выстроены вдоль дороги. Старушка Юнаса стоит у самого входа. Парни ускоряются, когда пара капель плашмя разбиваются на щеках и носу. Васкес звенит ключами, они крепят ремни безопасности. — Не против поработать вместе? — Какие могут быть вопросы? — Исак откидывает голову на мягкую подушку пассажирского кресла. Друзья едва успевают запереть двери, как город накрывает ливень. Юнас осторожно выруливает на дорогу, избегая задевать чужие машины. Мало ли какие люди повылезают из бара, требуя ответить за царапину. Вальтерсен скатывается вниз, подпирая голову рукой. Его пустой взгляд плывёт, на плечи давит печаль и воспоминания о запахе, который вдобавок горчил порохом. Тойота Васкеса объезжает бар, дверь которого с обратной стороны, открывается и выпускает наружу Криса. Кепка опускается на глаза, он набрасывает сверху капюшон, облачившись в широкую непромокаемую тёмную куртку. Сверху шпарит, от стихии не спасает местами дырявый настил отвесного козырька. Тот закуривает под крышей крыльца и кивает благодарному Адаму за поставку. — Тысячу раз спасибо за оперативную реакцию. — Мне не сложно. Сделка была организована совместными усилиями их родителей. Крис всего лишь посредник. МакЛарен замечает насколько Шистад был потерян во время подписания бумаг и после. Тот запрокидывает голову, словно пытается избавиться от заложенности. Нос Криса до волнующей дрожи с самого выхода из зала щекочет сладкий привкус имбирного печенья. А этого не может быть.

***

Крис заряжает берету, набрасывая ствол на плечо и осматривается. Вокруг густого леса, который милями уводит от цивилизации, топь и непроглядный, плотный туман. Единственный выход во внешний мир — трасса в семидесяти километрах. Они охотятся уже несколько дней, Шистад не принимает участие в веселье, которым так забавляются отец и компания, и дырявит цели стрельбища. Вокруг собирается стойкий запах хвои, разорвавшихся пуль, под ногами валяются трупы забитых животных. Парень поправляет наплечную кобуру и смотрит на брата, тот невесело вздыхает. — Да уж, дела. Крис сплёвывает, разговаривая с Эскилем. Его пришлось посвятить во всё и обрисовать ситуацию с Исаком. Тригвассон поник и думал о своём, потому что не до конца верил в правду, которую всем здесь на уверенных щах травил Вильям. Уж слишком его лощёная рожа была приторной и довольной. С такой физиономией стоять на пьедестале, на купленном первом месте. — Может, оставишь гладкостволку? Вид у тебя болезненный. Замечешься, засуетишься и выстрелишь в людей. Крис отмахнулся, потому что на его прицеле были лишь искусственные цели. Парень отдавал отчёт своим действиям: рука ни разу не дрогнула перевести дуло, например, на отца. Шистад удалился с братом подальше от остальных. Они сделали по выстрелу и слушали стрекотание над головами. — Это какая у него? — в тридцати градусах на север громыхнул выстрел. Охотничья беретта Шона рубила птиц одну за другой. Крис не подал виду, что считает количество убитых жертв, и натирал ствол сухой тряпкой, под которой собирались масляные частицы. Эскиль переключился на телефонный звонок, тут же удаляясь на несколько шагов. Он поменялся в лице, с тревогой закусывая большой палец. — Но там же сроки ещё не подошли. О чем ты вообще говоришь? Крис обратился во внимание. Ветры зашумели за спиной. На горизонте расстилалась еловая зелень, граничившая с осыпавшимися деревьями. В ближайшее время он вернется в город, чтобы поставить точку в гнилой истории. — Ладно, я понял, да, конечно, прилечу. Хорошо, ещё наберу. Парни посмотрели друг на друга, Шистад заметил теплую улыбку по окончании разговора, когда на том конце провода раздался чужой голос. — Прилечу? — тут же переспросил Крис. — Да, придется вернуться в Азию. Там кое-что случилось, без меня будет тяжело. — Это связано с проектом, о котором ты говорил? — Эм, — Эскиль хотел соврать, чтобы младший не задавал много вопросов. — Нет и да. Из-за работы нужно было вылететь в ближайшую неделю. Но это, — он указал на телефон, — никак не связано. — Ты когда-нибудь расскажешь мне больше? — С каких пор ты стал таким любопытным? — С тех самых, когда меня начал обманывать, — Крис запнулся. — Короче, больше никому нельзя верить. А с твоей стороны я нутром чувствую недосказанность. Так ты расскажешь? — Думаю, что нет, — Тригвассон спрятал руки в карманы. Он аккуратно подбирал слова и контролировал эмоции, чтобы Шон, который шлялся поблизости даже ухом не повёл в их сторону. — Так будет лучше. — Ага, — воодушевился парень, — значит, есть всё-таки тайна. — Нет тайны, просто ты ещё не созрел, а я не готов делиться. И по поводу обмана, не думаю, что за действиями Исака скрывается ложь. Крис усмехнулся и пнул носком шипованных армеек влажную землю. — Только не начинай защищать его и говорить, что бедный мальчик сам не знал, на чей хуй прыгает. У Шистада было два настроения: задушить партнёра любовью и заботой и просто задушить. Эскиля не удивила категоричность брата в сторону Исака. Но вот так конкретно поливать грязью, не разобравшись, что к чему… Он предвидел, насколько будущие отношения Криса обречены с кем бы то ни было. — Обернись назад и вспомни, сколько всего ты вылил на него. Может, довёл парня, и он оступился, а может, на той вечеринке все не так однозначно. Я же знаю, что ты из дома не выходил, значит, ни черта не выяснил, не поговорил и уже строишь из себя обиженку. — Послушай, — оскалился Шистад. — Полный дом народу свидетелей врать не будут. И, если тебе так интересно, то сам Исак не отрицает, — на этих словах его переклинило. Парень больше не хотел трепаться. Тригвассон крепко сжал в руках Браунинг Голд и больше не изводил брата. Шистад принял молчание за ответ и обошёл кузена, целенаправленно следуя к стрельбищу. Нужное поле скрывалось за стеной из густых елей, глубже в лесу. Крис брел без остановки, лишь бы быть подальше от всех, и не дернулся, когда Шон выпустил в воздух несколько патронов вхолостую. Эскиль топтался на месте, нервничая, когда над головой раздались выстрелы. Окружал туман, нос забивал запах свежего, сухого пороха. Мысли уносили далеко отсюда от осознания скорой встречи. Послышался треск поломавшихся сучков. Душок Вильяма чувствовался за версту. Он своими кривыми шагами и ухмылкой уж слишком громко заявлял о присутствии, будто страшился оказаться незамеченным. Тригвассон перевёл незаинтересованный взгляд на прибывшего и отпрянул грудью, стоило Вильяму направив мушку Молота промеж его глаз. — Бах, и нет тебя, — он рассмеялся. — Аккуратнее, а то нечаянно спущу курок. Эскиль строго смотрел на дуло. То ходило туда-сюда, потому что руки Вильяма подрагивали. — Поиграть решил? Дешёвых мелодрам насмотрелся, мальчик? — Согласись, ты бы оказался не настолько сговорчив, если бы я по-настоящему угрожал пристрелить тебя. Руки Магнуссона обмякли, когда Тригвассон взмахом отобрал приклад, чтобы шутки не перешли в реальные действия. — Это тебе не игрушка. И, нет, ты бы не выстрелил. Для такого нужны яйца. — У-у, беспокоишься о моих, — он облизнул губы. Вильям даже не старался вернуть оружие. — И давно ты о них думаешь? Эскиль не повёлся на дешёвенький трюк. К тому же, гениталии этого хмыря его волновали в последнюю из последних очередей. — Так это не нож какой-то, и оно не заряжено, — Магнуссон присел на скамеечку и закинул ногу на другую. — Если хочешь проверить, выстрелю я или нет, просто верни игрушку. Тригвассон показательно поправил ремешок Молота, висевшего у него на плече. Пулеметная лента была заполнена, и парень выхватил её, прежде чем этот недоумок начнет стрелять без разбора. — Вот я понять не могу, — заговорил Вильям, когда в нескольких метрах послышался поочередный запал выстрелов. Банки разлетались, лопаясь. — Мы что, ещё год будем оплакивать шлюшку, которая всего лишь поебалась с этим, как его, — парень пощёлкал пальцами, — ну ты понял. Крис убивается, как будто реально похоронил кого-то близкого. Выдержка Эскиля не была железной: он не защищал Исака, но порядком надоело слушать, каким же низкопробным тот оказался. Особенно если это исходило из уст Магнуссона, который вот уже какой раз трепался об этом. И всегда рядом с Тригвассоном, потому что рядом с Шистадом духу не доставало. — Мы подберём Крису кого-то получше. А лучше вообще без телок, да? — Вильям кивнул кузену Шистада. — Блять, иди домой. Как ты себя выносишь, трепло? — он указал на горло. — Вот, где уже твои выходки. Магнуссон выудил из внутреннего кармана фляжку, отпивая оттуда. Эскиль в очередной раз поразился, на кой чёрт его взяли сюда. Никакой техники безопасности и чувства самосохранения. Плетется по траве на полупьяных ногах и угрожает словить пулю. — Какой скучный дядечка. Пойду, развлекусь с другим. За спиной вновь отгромыхали заряженные выстрелы. А дальше — звуки бьющегося стекла. Экиль прислушался со своего места и надавил на глазницы до белых бликов перед ними. Он оставляет кузена в самый неподходящий момент. Крис швырял бутылки о стволы деревьев одну за другой, выпуская всю дурь наружу.

***

Тригвассон умотал на первой же машине, которую ему предоставил комплекс, где они отдыхали. Крис остался в удушающей компании отца и вечно обдолбанного дурью Вильяма. — Где тебя носило? Магнуссон прошёл тыльной стороной руки по губам и улыбнулся. Сколько он мог лыбиться — непонятно. — Да так, отлить. — Понос, что ли? Сорок минут тебя здесь жду. Крис дернулся, как от невидимого удара. От Вильяма за километр пасло водкой, да такой горькой, что она мешалась с запахом его немытого тела и пота. К горлу Шистада подкатил ком, парень стал разбирать всю концентрацию «аромата», оставлявшего такой неприятный шлейф, что после него захотелось принять душ повторно. — Я на ужин. Отец пригласил на уикенд директора университета. В общем, скука, но посидеть с ними нужно. Идешь? — Нет, я тут плежу, — Вильям прямо в одежде свалился на постель, пачкая белые простыни пыльными ботинками. — Может, с тобой остаться? Ты же беспомощный, как… — Крис присел на корточки рядом с кроватью. Друг был в ужасном состоянии. — Может, врача? — Я наплся, а не при смрти. Иди уже. Шистад вышел, заперев дверь на ключ-карту, и попросил на ресепшене, чтобы в их комнату никто не входил. Парня проводили к зарезервированному столу, где Шон и директор МакЛарен уже вели оживлённую беседу. — Я ненадолго, — предупредил Крис, обращаясь к отцу. Тот строго смотрел на него, как бы обещая, что они уйдут вместе и никакие капризы и предупреждения «ненадолго» не прокатят. — Вильям приболел, ему нужна моя помощь. — Вызовем ему сиделку. Когда я видел его в последний раз, он вполне хорошо себя чувствовал. Шистад хотел бы спросить, когда это они виделись. Вильям весь вечер проторчал в баре, а Шон в жизни бы не променял свой лощеный образ для ужина на бар, где бы его прокурили настолько, что впоследствии могло оставить неправильное впечатление у директора. Стоит Крису озвучить свои сомнения, отец начнет шипеть сквозь зубы. Они поссорятся, МакЛарен не поймёт привычную манеру Шистадов общения. Как следствие, план отца похерен, Крису влетит, и вот он вновь самый ужасный сын, генетическая ошибка. Проходили. Шистад не хочет тратить на это время. Ужин протекает спокойно, без стычек и споров, потому что Крис молчит и возит вилкой по тарелке. Заходит тема нынешних неуправляемых детей. У парня язык чешется спросить, в каких же семьях они воспитывались. Все вопросы недовольных родителей, в первую очередь, должны быть обращены к себе. — Мой младший сын совершенно отбился от рук. Выкупил какой-то бар на окраине и стоит на своем, хочется доказать, что поднимет предприятие с нуля. Упрямец. — Крис, выпей с нами, — Шон делает жест, который не даёт сыну отказаться. Шистад глушит ядерный односолодовый, обжигающий горло. Жидкость стекает вниз к желудку, который стягивает узлом. Он кашляет с непривычки под одобрительные смешки компании. — Не нужно пить всё и сразу, — директор хлопает парня по плечу. Старичок с добрыми глазами подставляет бокал с теплой водой. — Запей. Шон ставит себе пометку научить выродка пить, чтобы тот его не позорил. Крис умеет глушить алкашку один, как последний кретин, но совершенно не обучен культуре распития спиртных напитков в приличном обществе. Благо, рядом с ними старикан, который видит в Крисе ребенка-абитуриента. — Мне понравилось ваше эссе, мистер Шистад. Хорошие мысли и свежий взгляд на проблему коррупции в стране. — Да? А в чём заключается новаторство? — мужчина запивает кусок телятины. Крис отводит взгляд, но сидит, переполненный чувствами уверенности и гордости. — Напоминаю, мы брали командную работу экономического и юридического факультетов. На примере финансовых преступлений ваш сын предлагает отстреливать гениталии тех, кто цитирую: «посмел посягнуть на чужое». Страшно представить, что будет с человеком, который перейдёт ему дорогу, — МакЛарен касается салфеткой влажного лба с бисеринками выступившего пота. Его позабавила лёгкость, с которой Шитсад описывает карательные меры. — Помимо выраженного стремления избавить мир от чумы прогнившей верхушки, Крис вполне хорошо ориентируется в праве. Я выделил его знания в государственном и муниципальном управлении. В общем, ваш сын — разносторонне развитый парень и осведомлён во многих вопросах. Шон берет себя в руки и даже не меняется в лице, переводя холодный взгляд на Криса. Он лично читал эссе, в котором ни слова о воровстве или чём-то подобном, о чём затирает директор. — Ох, я знаю о вашем намерении баллотироваться в губернаторы от округа, — МакЛарен понижает голос. — Советую поговорить с Крисом. Громкие выражения, которыми он апеллирует, могут поставить крест на вашей предвыборной компании, если не на карьере. Парень делает новый глоток, сжимая горлышко бокала, который он хочет приземлить на голову болтливого деда. Целью Криса не было насолить папаше или подставить отца. Он был уверен, что в таких вещах нужно действовать намного аккуратнее. Эссе всего лишь напоминание, что Крис не продается. Ему все ещё поссать на юридический. — Он так шутит. Тяжёлый год, — Шон расслабил мышцы лица, чтобы выдать кривую улыбку. Мужчина не краснел, но внутренне ощущал похожее чувство за мысли обнаглевшего сына. — А что там ваш младший? — О, Адам всегда был таким, — мужчина сделал непонятный жест. — Вся семья с учёной степенью, а он подался в торгаши. Ему помогает кузина, они на пару решились на эту аферу. Сын в поисках себя и вздумал сделать профессией сферу развлечений. — Насколько я понимаю, вы против? Крис слился с креслом и отключил сознание. Он принялся продумывать план, как же поскорее выбраться отсюда и добраться до города. За эссе он отхватит долю нетяжких телесных. Оправдание, что оно было написано задолго до их договорённости, может не помочь. Спасал лишь юмор и приветливое отношение директора. Это значит, что Шон может не заострять внимание на писанине. — Не совсем. Во мне говорит закоренелый старческий взгляд. Я ж не враг своему ребёнку. Хочу верить, что Адам наиграется и бросит сомнительное дело, — лицо мужчины потеплело. — А пока помогу наладить поставки рыбы и морепродуктов. — Могу помочь, — предложил Шон. — Связи в порту налажены. Для дома мы с супругой выбираем продукты с Северного. Есть целая компания, которая занимается транспортировкой. — Правда? Было бы неплохо. А я сделаю все возможное, чтобы Крис получил место в Хемфорде. У него все шансы поступить. Отец отзеркалил движение МакЛарена, ударяя горлышком стакана о встречный бокал. Мужчины выпили за новое сотрудничество. Шон рассмеялся нелепой шутке старика и отвёл глаза в сторону. Перед глазами показалось пятно, скрытое под воротом рубашки. Каково взрослому мужику оставлять на себе засосы? Это выглядело пошло и мерзко. Крис знал о похождениях Шона, но не горел желанием становиться свидетелем подобных моментов. Это было чересчур.

***

Шистад гонит Ауди отца полночи, чтобы к рассвету попасть в город. С собой боевая цепь, дрожащие губы Исака, тронутые чужими, и неуёмная злость. Не составляет труда найти дом Найшейма, куда он вламывается без церемоний и лишних слов. Эмма кричит и пытается служить преградой на пути к заветной двери. Она уже пожалела, что открыла дверь, теперь же, как полнейшая психичка, пытается поднять на уши весь дом. — К нему нельзя! — вопит девушка и цепляется за спину Криса. Тот лишь швыряет её, как котёнка. — Отошла. А то пройдусь по твоим ножкам этим, — лицо Шистада искажает гримаса, лишь отдалённо напоминающая улыбку. Он играет холодным оружием. Отточенные действия напоминают плавные движения кистью во время танца. Только Шистад пришел сюда явно не за этим. Девушка бессильно колотит руками по двери в спальню Найшейма, которую Шистад запирает. Грубые подошвы армеек ступают по скрипящим половицам. Эвен дрыхнет в постели, подбирая под себя одеяло. Лязг собранных между собой железных прутьев просятся приземлиться на тело мрази, чьи черты лица сглажены спокойствием. Никаких терзаний и мук совести. Зубы стиснуты — Крис с нескрываемой наглецой осматривается вокруг, подмечая дешевенькую остановку. Об этом говорила не мебель, а кошмарный порядок её расположения. Точным пинком по рёбрам удаётся разбудить ушлёпка, который не сразу, но понимает, кто перед ним стоит. Подряд эмоции одна за другой сменяются на лице жертвы, и наконец-то ухмылочка, подкреплённая сытостью, кажется наружу. Крис стоит смирно. Он не нападает на лежачего и просто выжидает. — Ты… — звучит хриплый голос Найшейма. Хозяин потирает глаза, сон как рукой сняло. — А я тебя ждал пораньше. Всё-таки пришёл поболтать? Что обсудим? — Я пришёл тебя убивать. Закрой к херам вонючий рот и поднимайся. Только сейчас перед глазами Найшейма отражается блеск плотной цепи. К такому он не готовился. Становится жутко, когда Эмма, не унимаясь, кричит, что вызвала полицию. Смирное поведение Криса морозящим холодком бежит по голой спине Эвена. Хозяин комнаты мечется взглядом по углам за спиной Шистада. — Брось, это же бред. Все было по согласию, — уголки губ Найшейма приподнимаются. Он вприсядку опускается под прицелом, надевая кроссовки. Каждое движение и выдохи кажутся нереальными. Иссушенный Крис наперёд знает о желании крысы выиграть время. Кошачий, хищный взгляд Шистада подчёркивает тьма, залежами оставшаяся в мелких морщинках лица. Он постарел. На Эвена смотрел кто-то чужой, осознанный и зрелый. Такой точно знает, чего хочет. Парень недолго думает и бросается вглубь спальни. С хлопком запирается в ванной. Крис, кажется, растерял бдительность, но его замедленный разворот корпусом отвергает опрометчивое предположение. Эмма бьётся снаружи, как рыба об лёд и кричит, на нечеловеческие звуки выходит Джо. Девочки пытаются открыть замочную скважину вилкой. Ничего не выходит, кроме как поверхностно повредить заводское строение отверстия. Шистад обматывает оружие и крепит цепь на запястье. Хватает стул на ножках из железных прутьев и присматривается. Тот удачно послужит расходным материалом. — Эй, не дури. Положи на место, — Эвен понимает, к чему это. Он опирается ладонями о стекло, во все глаза наблюдая, как Шистад приближается. Крис рассчитывает наиболее выгодный угол и заносит стул боковым корпусом. Удар гремит на весь дом, Найшейм отскакивает. За ним остаётся ванная, куда он натыкается задницей при отступлении. По телу снежным комом проходится дрожь. Еще несколько ударов — стекло слабеет и разлетается на куски, крошкой рассыпаясь под ногами. Рисунок на фрагментах матовой поверхности больше нельзя даже близко угадать. — Давай, прибери своё дряхлое тело. Чтобы мне досталось больше здоровых органов, — цедит Крис. Эвен свалился в ванную. Хруст под протекторами подошвы ломает перепонки своим криком. Найшейм на негнущихся на ногах выбирается и валится на пол, подбирая ноги под себя. — Реально из-за этой задницы грохнешь меня? — наружу рвётся истеричный смех. Шистад не слушает, бросая стул, который предусмотрительно летит мимо. Парень заносит руку и без промедления бьёт по лицу жертвы цепью так, что слышен хруст челюсти. Эвена винтом скручивает в обратную сторону, он падает навзничь. Крис присаживает на корточках, широко расставив ноги. Забавляется лопнувшей кожей на шее и лице твари, которая посмела думать, что будет трогать его Исака, чья бархатная кожа достойна лишь касаний любви, а не траха на грязной вечеринке. — Ш-шука, по зубам, — губа Эвена мгновенно вспухла и вывернулась. Глаз налился кровью. Туда зарядил хвост гибкого прута. — Думаешь, я просчитался, когда взял всего лишь цепь? Крис скалился, пока рот Найшейма набирался слюной вперемешку с кровью. — Это, — он указал на оружие, — разъебёт твою физиономию так, что до конца дней останутся глубокие шрамы. Заживать тоже будет больно. Конечно, в некоторых местах придётся зашить, — он опустил взгляд ниже. Найшейм окутал страх, когда до него дошёл посыл. Шистад усмехнулся в предвкушении и зарядил хлыстами, пока кисть не заныла, а его тренированные руки сильно устали. От лица и груди Эвена остался ком багрово-черных переливов. Не было возможности разобрать, где кожа, а где её содрало. — Смотри сюда, сука, — Крис сомкнул руку на затылке парня, хватая его волосы. Эвен, смотря расфокусированным взглядом, не понимал, куда «сюда». Глаза затекли. — Скулишь, да. Думаешь, эти, — он кивнул на дверь, — помогут? Нихуя. Понял? Пока я с тобой не закончу, ни одна душа сюда не войдет. Шистад отбросил жертву: ноги заработали, отбивая тому рёбра. Хоть где-то помогла охота отца и предложение обуться в плотную обувь. Под протекторами что-то хрустнуло. Характерный треск раздался в районе над почками. — Ну ничего, у тебя осталось ещё двадцать три ребра, — наигранно сочувствующим голосом проговорил Шистад. Найшейм обозлился, выхаркивая кровь. Крис умудрился с первого же захода повалить его, лишая возможности двигаться. Цепь летела каждый раз под разными углами. Кровь забила глотку, заливая собой щели между зубами. Эвен вспоминал горячую ночку с готовым на всё Исаком, в зудящей груди, сдавленной подошвой Шистада, расплылось трепетное чувство превосходства. Они делили одно тело маленькой сучки. — Чт, так задло, что мой хуй побвал в нём? — Найшейм откинул голову. Он пытался смеяться, но боль в груди доставляла неудобство. Однако злое и обезумевшее выражение лица Криса раззадорило. — Пасть закрыл, гнида! Шистад вскочил на ноги, отбивая Эвену почки. Того свернуло. Тело не слушалось, принимая удары. Пальцы на ногах и руках занемели. — Хочш знать, — он поморщился: бёдра горели. — Сколко раз у нас бло? — Закрой свой блядский рот, — в голове Криса пробежалась мысль отрезать позёру язык. Он поискал глазами злосчастный стул и отбил им плитку на стене. В руках оказалась металлическая ножка. Та отдалённо напоминала монтировку. — Эй, убри, — Эвен вытянул руки, чтобы прикрыть гениталии. В остатках его лица, которые можно было разобрать, завопил панический страх. — Похоже, ты своё оттрахал, — Шистад склонился. — Блядина, я тебе ещё тогда сказал не смотреть на него. Плевать мне, кто на кого первым прыгнул, — Крис харкнул под ноги. — Его всё равно трогать нельзя, — Найшейм попытался встрять, но одним ударом тяжелого ботинка пара зубов жертвы вылетела наружу. Парень не стал рисковать. — Это тебе за Исака, уёбок. На Эвена свалилась лавина боли, будто его облили кипятком. Кожа сползла, следом накрыло морозом. Звон в ушах и чернота перед глазами. Парень кричал, как если бы его заживо заперли в печи. Крис замахнулся — и труба аккурат оказалась у Найшейма между ног, звонко отбивая яйца. Уши и дом заполонили вопли. Крис выпрямился, содрогаясь всем телом. Минутой ранее его оглушил крик, а сейчас в ушах стоял вакуум. Труба со звоном упала на грудь затихшего тела. Крис, по локоть в крови, вытер ботинки о штанины Эвена и выдохнул, чувствуя, как его отпускает. Бес покидает сознание. Больше ему нечего делать в гадюшнике, который насквозь вонял гнилой кровью и ржавеющим металлом. Снаружи нарастала полицейская сирена. Крис поиграл шеей, разминая мышцы, и натянул цепь на руку по подобию кастета. Стоило щёлкнуть дверным замком, как фурией влетела Эмма, сбившая в отчаянии колени. Они на пару Джо ревели, предполагая самое страшное. — Прикупи подгузники для взрослых и соломинку. Самостоятельно жрать и срать он ещё долго не сможет. — Эвен? — шептала Хол, аккуратно убирая слипшиеся в поту и крови волосы парня. Эмма припала ухом к груди парня, в ужасе оборачиваясь на замершую Джо. Та сидела в кресле за порогом и прикрывала рот рукой. — Звони в скорую. Не слышу, как он дышит. Криса повалили на капот полицейского авто. В затылок упиралась плотная рука копа. Шистада задержали, как преступника. Оружие было выбито из разбитых ладоней. Парень не сопротивлялся, потому что клал на угрозы закрыть его. Опер усмехнулся, борзо надавив Крису на шею. — Чего лыбишься? Ты пойман горяченьким в доме, полном свидетелей. Или скажешь, что просто так прогуливался здесь? Шистад улыбался и не скрывал свою причастность. Коп не оценил самоуверенный вид нахала и надавил тому на спину, раскладывая задержанного на капоте. — Эй, сначала на свидание пригласи. А пока держи руки при себе, офицер. — Вы можете хранить молчание. Крис подмигнул мужчине. Он отсюда слышал нарастающую суету и тревогу домашних за состояние Найшейма, который не приходил в чувство. Потеря сознания от болевого шока или летальный исход; не заботили даже самые страшные последствия. Главное — выбранный животный путь решения проблемы Крисом на всю жизнь отобьёт у Эвена желания касаться чужого. Выпущенная кровь принесла успокоение не только Шистаду. Сегодня Исак проснулся без озноба и головной боли. Для него наступило доброе утро.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.