Я все равно буду любить тебя, Что бы я не пытался думать, Я все равно буду любить тебя, Я знаю, что это не умно. Я все равно буду любить тебя, Я не прошу взаимность. Мне ничего уже от тебя Не нужно, я буду сильным. Я это чувство, как сын без отца, Сам понесу, себя грея. Я все равно буду любить тебя, Я буду тобой беремен. Я все равно буду любить тебя, Хоть буду лежать с другими, И буду сравнивать, их не любя, Твои касания с ними. Я все равно буду любить тебя, И я скажу это дважды. Я все равно буду любить тебя, И, может быть, мы однажды Снова будем, взаимно любя, С тобой все-таки вместе. А может, не будем. Жаль, но судьба. Ничто не дороже чести*
тогда - И что, вы прям по-настоящему вместе? С ним? С Крисом? С Крисом Шистадом? - Джо расхохоталась, когда Исак втянул щеки, чтобы казаться серьезным. Не хотел сидеть с дурацкой улыбкой, которая никак не сходила с курносого лица. - Мы же об одном и том же человеке говорим? Видела на прошлой неделе, как он со словами «разлетайтесь крысы» растолкал толпу студентов, потому что те всего лишь подпёрли его Форд. Мог же обойти и сесть. В общем, он грубоват, а ты такие вещи говоришь: добрый, прогулки, куртку вон свою одолжил, чтобы ты не замёрз. - Ну хватит. Вы все отзываетесь о Крисе, будто он монстр какой-то. А он совсем не такой, просто с виду выглядит пугающе. - Не совсем, - заговорщицки подмигнула девушка. – Мордашка и фигура у него ничего. Я бы с таким, - подруга ахнула, когда Исак толкнул её в плечо. – Да шучу я. Крис занят, мы поняли. Носок Вальтерсена пнул камешек, который покатился вниз с пригорка. Позади остались студенты, которых вывезли на экскурсию в парк прогуляться, посмотреть живописные виды. Исак решил отойти до ручья, Джо увязалась следом, а прогонять подругу он не стал. - Что там с твоим переводом? - Документы готовы. Я теперь старшеклассник, - хитринка в глазах друга заставила девушку улыбнуться. Та вытянула руку, встрепав ворох кудряшек на голове собеседника. - И зачем тебе торопиться, не пойму. Вода вокруг рябила от теплого, летнего ветерка. Над головой взлетела маленькая стайка птичек. - Захотел. Джорджия прислушалась к затихшему парню: тот опустил голову и поправил шорты. Худые ноги отлично смотрелись в них. Майка оголяла руки, плечи и грудь. Как ни крути, Исак был красив. Шистад явно не был слепцом, если урвал себе кусочек. - Чтобы быть ближе к нему? - осторожно спросила Джо. Она не была прямо-таки близкой подругой Вальтерсена, но он делился той информацией, которую не говорят всем подряд. Поэтому они считались не близкими, но друзьями по школе. - Нет, конечно. Мы же с ним только познакомились. Не думаю, что ради парня, без причины, я бы стал переводиться, - на лбу выступила морщинка. - Даже ради Шистада. Исак невесело улыбнулся, бросая камешек так, чтобы тот отстрелял круги по поверхности воды - не вышло, для этого пришлось бы спуститься ниже. Блестящий поток, шумя внизу, с характерным «бульк» проглотил выброшенную добычу. - Тарзанку видишь? - проследил Вальтерсен за пальцем Джо, в нескольких метрах обнаружившую канат, привязанный к дереву. - Пойдем? - Там вроде неглубоко. Прыгать опасно. Двое шли, ступая сандалиями по темной земле с проплешинами невысокой травы, планомерно удаляясь всё дальше от знакомых. Вдалеке слышался плеск и виднелись темные маленькие фигурки людей. - Ай, что такое? - вырвалось у Исака, когда он почувствовал давление за спины и крепкий захват на поясе. - Ты чего здесь? - За тобой пришёл, - Крис светился, не выпуская парня. Пловец приподнял Вальтерсена над землей - тому в ответ пришлось обхватить натренированные мышцы. Страха свалиться у Исака не было: руки Шистада держали крепко, да и форма у парня была такой, что его кто угодно мог носить на руках, не прикладывая особых усилий. Исак еще стеснялся их взаимодействия. Потому что посмотреть было на что. Шистад любил трогать, обнимать, целовать. Плевать он хотел на остальных, зажимая Вальтерсена. Крис выражал свои чувства, забывая обо всём вокруг. Прямо сейчас тоже: добежал, как гепард, тихо и зацеловал, смакуя сладкие губы, лаская бархатным языком. Тело послушно подстраиваясь под Шистада. Обоих вело. Особенно от рук Криса, которые по-хозяйски сжимали и трогали, где нужно. - Давай потом, - шёпотом на выдохе попросил Исак. Облизал губы, сглатывая привкус перчинки слюны Криса. Щёки горели, пока внутри словно гранату разорвало. Потому что с Шистадом было вот так, как вкусное мороженое поесть в палящую жару. На лицах парней опять бесконтрольно расцвели глупые улыбки. Крис послушно чмокнул в нос Исака и повёл их к Джо, уже пристроившейся к тарзанке. Девушка схватила плетеную веревку, подобралась ближе к обрыву и ахнула. - Плавать-то умеешь? - деловой тон резанул по ушам, потому что сейчас Шистад разговаривал так, будто собеседник был на уровень ниже. Что-то в позе, в том, как держался Крис, было высокомерным. - Она просто раскачает её. Чтобы окунуться, нужно спуститься вниз, а мы не планировали сегодня водные процедуры, да? Исак прищурился на солнце: в ответ Крис вновь посмотрел на него. Ещё раз. С самого утра неоднозначно таращился. Всё ждал момента, когда они окажутся рядом, чтобы на законных основаниях притронуться к хорошеньким шортам на хорошенькой заднице. У них еще ничего не было. А Крис уже на чистом упрямстве держался, чтобы не сорвать с Исака одежду и не оттрахать, как подросток, который только сейчас познакомился со стояком. Вальтерсен устроил ему сущую пытку, выбегая из школьного автобуса в этом. Не сел в машину к Шистаду, аргументируя своё решение ехать с ребятами в душном транспорте тем, что ему неудобно откалываться от коллектива. Стеснялся Криса и того, что они будут делать наедине. Шистад держал себя в руках, но не смотреть не получалось. Знал, что смущает Исака, и в отместку перегибал с переглядками. - Вот же придурки те, кто повесил её сюда. Кто-то незнающий сиганет и переломает ноги, - спортсмен помассировал шею, прогоняя порочные мысли. У него уже привстал, а контролировать стояк, когда рядом ходит полуголый Исак – то ещё испытание. Джо развернулась, чтобы Крис отошел и дал манёвр для разбега. Между ними воцарился холод, будто они совсем не замечали друг друга. Об этом и говорила Джорджия: для всех Шистад заносчивый и высокомерный. Не поздоровался и подключил крутого пацана, который считает, что у нее ничего не выйдет. Что ж, ей стоило доказать свою не немощность, утереть нос. - Сам хочешь попробовать? - с вызовом спросила она. - Что ссышь? Высоты в три метра испугалась? Джо фыркнула и перевела взгляд на Исака, пихнувшего Криса в бок. - Пусть настроится. - Не слабоват? - Крис подошёл ближе. Его никогда не привлекали подобные плебейские развлечения, и парень на пробу потянул веревку на себя. Джо не выпустила тарзанку. Убедиться, в рабочем состоянии ли тарзанка, не вышло. Джо натянула канат, сделала пару шагов назад, разбегаясь. Сложив руки на груди, Шистад всем своим видом продемонстрировал, что сомневается в успехе. Подруга Исака могла струсить. В тени деревьев девушке не мешало солнце, хотя один лучик и пробивался сквозь листья, ударяя по векам. Крис сделал козырек ладонью, машинально поднял голову и заметил, насколько неустойчиво от натуги и небольшой массы тела оказалось положение тарзанки. Шистад не успел предупредить - сорвался с места, чтобы вернуть девушку на место. Джо разбежалась, Крис поймал воздух и свалился грудью к обрыву. - Крепче держись, дура! Он подрезан вроде. Радостный выкрик Джоржии, наслаждающейся полетом, услышали в округе и не стали зацикливаться на очередном экстремале. Джо выбрала слишком большую амплитуду - канат раскачало, её прокрутило туда и обратно. Верёвку замотало, и довольство на лицах парней сменились тревогой, когда ветку качнуло, а тело девушки опустилось ниже. Исак тут же сообразил: дело дрянь. Веселый вид Джо сменился, стоило ей почувствовать, как грубо и резко дернулась ветка. Девушку опустило на уровень ниже: тело осталось над водой, а она не смогла вернуться к трапу, с которого прыгала. - Слушай внимательно! - Крис кричал в голос, чтобы шум воды не заглушал его. - Не раскачивайся больше и сгруппируйся. Нет, блять, не дергай ногами, так ты тащишь себя в воду. Руками крепко держись, только не дави. Поняла? - Ладно, хорошо! - Джо паниковала, а это плохой знак. - Что мне делать? Я не могу вернуться. Она не сводила глаз с дерева и отступающей ветви. - Я сказал, не раскачивайся! Ноги сведи - и без резких движений. Глаза Криса бегали в поисках чего-то, за что Джоржия сможет ухватиться. Как назло, рядом не оказалось ничего подходящего. Им даже помочь никто не может, потому что каждый занят собой, а до ближайшего населенного пункта с людьми придется бежать чуть меньше километра. - Оно само! - Исак, давай к ребятам. Позови на помощь, - Крис, примостившись у самого края, держался за траву, чтобы ненароком не съехать в воду. - Живо! Чего встал, как вкопанный? Вальтерсен с лицом, полным ужаса, помня о небольшой глубине, со всех ног сорвался в сторону, где остались ребята из школы. Объективно, Шистад сможет помочь. Не обойдется, правда, без синяков - внизу выступали камни, а под водой их могло оказаться больше. Глубина вокруг оставалась критически небольшой. Веревка не сможет удержать тело на весу, скоро руки девушки затекут - а Джо, усугубляя ситуацию, продолжала верещать и создавать тряску. Ветка дерева прогибалась, сотрясая жертву вверх и вниз. Джо завизжала при очередном толчке, когда веревка опустилась на уровень ниже. - Заткнись! Ты же сама создаешь давление и тянешь себя вниз! Сейчас я спущусь по земле и поймаю тебя. Ничего не делай и не отпускай веревку! Шистад привстал: придется катиться вниз, чтобы успеть до падения. - Нет, я не могу уже! Крис, руки болят, я не чувствую ног. Помоги мне! - слезы заливали Джо лицо, она кричала на всю округу. Рядом, кроме Шистада - ни души. Ни катера, ни отдыхающих, которые бы приняли всерьёз ситуацию на обрыве. - Думать будешь в следующий раз, прежде чем лезть куда попало, - Крис ругался и метался, просчитывая различные варианты в своей голове. - Что мне делать? - зубы девушки стучали, она не была способна произнести слова членораздельно. Джо цеплялась за единственную вещь, которая, как скользкая кожа змеи, впитывала пот с рук, предательски скатывая тело вниз. Дергаться, менять положение нельзя - ветку дергало пружиной. Джорджия не сводила глаз с Криса, спустившегося с крутой горки. В процессе парень содрал кожу на сухих ладонях; сухая земля валила его с ног. Вырытый карьер никогда не был облагорожен. Практически по колени Крис вошёл в воду, но Джо все ещё была далеко. - Попробуй чуть раскачаться в мою сторону. Да, вот так, - протянутые вверх руки парня словно страховали. В таком положении - наверное, только он понимал - сорвись Джо вниз, никакие руки не помогут. - Не отпускай её! - заорал Крис, когда от тряски раздался очередной хруст, и Джо сорвалась вниз на пару сантиметров. Проклятая веревка оказалась такой обманкой. Видимо, какой-то дикарь, обиженный на мир, решил устроить показательное издевательство для таких глупых девчонок, как Джорджия. Здравомыслящий поймет, насколько опасно прыгать в воду из-за небольшой глубины. Попробуй он лишь покататься, так сорвется. Окажись на месте Джо, тот же самый Крис, давно бы валялся на камнях под водой с раздробленными конечностями. До воды остается метра четыре - подошва обуви Шистада упирается о камни. Парень присмотрелся дальше: падать придется прямо на них. Вопрос лишь в степени травмоопасности. Шистад рассчитал амплитуду падения с учетом веса и угла раскачки. Он обернулся в поисках Исака, которого всё ещё не было. Тело Джо - абсолютный комок нервов. Ждать больше нельзя. Либо ветка ломается, и девчонка летит, падая неизвестно на что, либо они пробуют смягчить падение. - Давай, слушай внимательно. Внимательно и тихо! - Крис командует, а Джо словно дышать перестаёт. - Создаешь качку, делая упор в мою сторону. Нельзя, как на качелях, поняла? Иначе сорвешься туда, - он указывает на глубину дальше от берега и Шистада. – Когда тебя сорвёт, постарайся, я тебя прошу, прыгать только в мою сторону. И закрой голову руками, - на этих словах Джо разразилась новым потоком слез. - Я не хочу. Крис, пожалуйста. Мне страшно. - Слушай мой голос, всё будет хорошо, - Шистад вдруг стал таким же, как с Исаком. Просил быть осторожной и беречь себя. - Ветка вот-вот сломается: когда почувствуешь, что достаточно близка ко мне, отпускай её. Я здесь попробую смягчить падение. Вытащу на берег. Готова? - Нет. - Давай, - Крис задрал голову на хруст. Он был громче и дольше других - значит Джо сорвется в любой момент. - Живо. За спиной послышались приближающиеся крики - со всех ног к ним бежали местные спасатели. Эвен повторял имя сестры, а Шистад считал до трех, приказывая отпустить ручку тарзанки. Все видели провокацию Криса, подтолкнувшего Джо к опасному прыжку. Затем её послушные действия, руки, закрывшие уши по требованию Шистада, и плеск воды. Исак несся, как бегут от стаи собак - в груди что-то надорвалось, когда по поляне раздался вой Джоржии, которая со всей силой приложилась о выступ камня. Её погрузило в воду в паре метров от Криса, чьи расчёты оказались верны. Шистад нырнул следом - мутную воду окрасили рябые кольца багровых переливов. Эвен погрузился следом в муть, где не оставалось маневра. Плыть оказалось невозможным, они фактически ползали в песке. Острые края камней порезали ушибленную ногу. - Убери от неё руки, - Найшейм накинулся на Криса, который, не выпуская Джо, тащил ее на себе. - Джо, Джо, эй, дорогая, маленькая, давай, - дёргал он сестру за плечи, отталкивая наконец-то запыхавшегося Шистада. Бледная Джо не приходила в себя, по ее телу повсюду наливались гематомы, размывая мазками кровь с содранной кожи. У берега их ожидаемо обступили спасатели, одноклассники и зеваки. Шистад, как был, свалился на спину, харкая грязной водой. Он выдохся. Найшейм метаниями и лишними движениями добавил груза. Шумно. Их обступили, воруя нужный кислород, и кричали, создавая панику. Крис открыл глаза, когда ощутил тепло ладоней на своем лице, и накрыл их своей. На него смотрел обеспокоенный Исак.***
Тальк кислотой забивает нос, кожу покалывает. Поджилки трясет, сквозь тонкую ткань больничной рубашки липнет холодное кресло. Хочется умыться, содрать кожу, чтобы не касаться ничего чужеродного. Перед глазами пляшут маленькие мошки. Исак моргает, чтобы не видеть раздражающих гостей, не знает, дышит ли. Ужасная вонь краски тянет с улицы, чересчур яркие лампы раздражают роговицу искрящимися мазками света. Ветерок обдувает тело, заставляя ёжиться и скрести отросшими ногтями, когда поток воздуха ведет парню выше по ногам. Как несоображающему ребенку, хочется в укрытие, в объятия мамы. Мамы… её не заменить, но в голове встаёт образ Криса. Ещё к нему хочется. Шистад обещает заботу и тепло. Большие объятия, куда кутаешься, как в махровое одеяло, и забываешься. Пальцы сильнее впиваются в плотную обшивку сидения. Тело Вальтерсена дергается, когда затекает, и парень по инерции заваливается назад. Он должен чувствовать себя в сознании, нельзя засыпать. Вальтерсен не помнит, когда высыпался в последний раз. Юнас оставил его, как только Исак заверил, что пришел в себя и что не нужно больше следить за ним. На самом деле - врал. Безбожно лгал, держался, пока за Васкесом не закроется дверь. А после провыл полночи, зарываясь лицом в подушку. Считал себя полным ничтожеством. Больше недели прошло, Крис так не объявился. Исак по рукам себя бил, потому что знал упрямство Шистада. Не будет он говорить, если не встретится лицом к лицу. Да и тогда не факт, что завяжется разговор. Да плевать. Вальтерсен мог говорить за двоих. Ему элементарно хотелось рассказать свою версию. Иначе он задыхался. Копался глубже в себе - а положение усугублялось звонком доктора из клиники, где наблюдали состояние мамы. И здесь Исак вспомнил всё своё вранье. Что ему дадут объяснения с Шистадом? Прощение или примирение? Ни то и ни другое. Нет у них больше шанса. Только не с диагнозом Исака. Он будет биться в своей личной войне: лишится рассудка, но не скажет Крису. Не скажет ни про маму, ни про себя, не позволит проебать Шистаду перспективную жизнь. Не нужна Вальтерсену жалость и нянька, когда он забудет, как держать ложку. - Я вернулся. Спасибо, что дождался. - Куда я денусь? У нас здесь вроде как обследование. - Не вроде, а самое настоящее. Мы даже уже сделали анализ твоей крови. Доктор Арнольд присел за рабочий стол, предусмотрительно положив на стол медицинскую карту Вальтерсена. Какое-то время собеседники изучали друг друга. Для Исака это уже было сродни заключению. Болен. Док же держался не столь категорично: он будто пытался ответь на личные вопросы, не задавая их вслух. - Не говорите со мной, как с ребёнком. Я все понимаю. - Ты все ещё дитя. Забился в угол, как зашуганный зверёк. Выходи, - к парню протянули руки. Между ними оставалось приличное расстояние. Кабинет стал больше. Просто громадным, а стены излучали холод. - Но я…, - Исак смотрит по сторонам и морщится от давления в затекших коленях. Он не может объяснить, как оказался на полу, тогда как изначально сидел на кушетке. - Что там с кровью? Арнольд улыбается уголками губ, глазами светлыми смотрит. Видимо способ у него такой расположить к себе пациентов. И, судя по реакции, когда Исак, как ёжик, выпускает иголки, а доктор не ведется и улыбается ещё шире - он привык к таким особям и готов ждать, пока те не расслабятся и не подобреют. - Очень интересное наблюдение. Ты знал, что в твоём положении опасно принимать любые препараты канабиоидного вида? И вообще это вредно. Плохой путь выбираешь. Бах. Исак до мяса закусил губы. накатила новая волна страха. Наркотики? Он не дурак, чтобы употреблять запрещёнку. Курили они с Крисом пару раз травку - и то на голодный желудок не зашло. После чего Вальтерсен решил: такие вещи не про него. - Что? Какое ещё положение, я же, - он разворачивается с такой прытью, что бумаги летят с края стола. - Наркотики? Вы их нашли? - А ты рассчитывал на другой вариант? Они практически вымылись из крови, но какой-то процент ещё находится в тебе, - голос Арнольда спокойный. Не давит и не спешит ругать, вызывать полицию - или кому звонят в таких случаях. За порогом пока не слышен топот представителей наркоконтроля. Вдруг заболели все сходящие синяки, суставы. Мошки зачастили пляску перед глазами, в горле загорчило. В ту ночь его объебали наркотой. Найшейм ли это был или кто-то другой – неясно. Главное, теперь есть хоть какой-то реальный ответ. Он не отвечал за свои действия, был невменяем. - Выпей воды и присядь. Нам предстоит многолетнее сотрудничество, я твой лечащий врач, твой друг. Поэтому между нами априори не может секретов. Слова о долгих годах, которые им предстоит видеться. Постоянные анализы и контроль состояния вызывал тошноту. Дрожащей рукой Вальтерсен хлебал воду из стакана, который грозил выскочить из его бледных ладоней. Арнольд перешёл к сути. То есть не уйти ему прямо сейчас со спокойной душой. Не скажут: ты здоров, подозрений на слабоумие нет. - Я не… я не планировал скрывать что-то. Да это вообще…, - парень запнулся, не представляя, как расскажет одно без другого. - Мы можем как-то опустить факт наличия в организме наркотиков? Или сюда уже едут копы, которые завернут на меня за употребление? - У тебя хорошо с фантазией. Тебе придётся почаще сдавать кровь, и при продолжительном наблюдении я пойму, сидишь ли ты на этой дряни. В противном случае нам правда придется разбираться с органами. Запомни, тебе нельзя употреблять препараты без показания доктора, принимать алкоголь и вообще отныне ты на правильном питании. Это один из пунктов в твоем лечении. Лечение. Прозвучало так легко, будто они ветрянку обсуждали. - Вот так просто? Даже расспрашивать не будете? – Исаку как можно больше хотелось оттянуть момент страшного. Еще пара глупых вопросов, и на весь остаток жизни их единственной темой станет то самое, для чего он сюда явился. - Только если ты желаешь поговорить об этом. - Нет. Доктор встал у стильного столика, который шел прямо от стены, и включил электрический чайник. Подсветка загорелась, и вода словно окрасилась в голубой. Забурлила, отдавая в ушах нагревательным процессом. Шум приятно ласкал слух, Арнольд закинул в стеклянную мисочку карамель и предложил Исаку. Захотелось есть, желудок привычно стянуло в комок. Стоило представить хотя бы крошку во рту, появилось отвратительное чувство. Он вроде как боялся есть. Конфета, обернутая в фантик, легла на ткань, бывшую вместо больничного халата. Исак спрятал ее в карман. Обижать доктора тоже не стоит. - Можешь пригласить психолога? Ты почему-то отказался от сопровождения. Жасмин сейчас не в лучшей форме, по сведениям нашего социального работника. Напоминание о маме вызвали лишь тревогу и ужимку совести. Исак избегал её. Прислушивался к шагам или звукам из своей спальни, оставлял еду на столе, намеренно свёл всё общение к минимуму. Не мог он говорить с мамой, которая сразу бы поняла, что происходит, слушать вопросы, ответы на который он не даст -но и обижать её не хотел. - Ближе к делу. Что там с МРТ? - Пока без изменений. Наш экспериментальный проект позволяет на ранних стадиях выявить вероятность…. Проще говоря, наши прогнозы в плане тебя остаются пятьдесят на пятьдесят. Доктор по-деловому поддел очки к носу и взялся за бумажки. Не выражал озабоченности - ни больше ни меньше. Значит ли это хоть что-то хорошее? Голова пухла от вопросов и неведения. - И когда же показания будут точными или хотя бы приблизительными к продуктивным ответам? – голос стал холоднее. Исак закипал. Он боялся и злился. – Мне сколько ждать? Месяц или год? Вы же понимаете, ну, можете предположить, в каком состоянии я нахожусь, когда смотрю на маму. Она…, - парень закусил щеки до боли, пока не пришёл в себя. – На днях она куда-то собиралась, а потом я вижу: сидит в гостиной, газету читает. Оказывается, встречу перенесли. А позже вижу её расстроенной, - вдруг вырывается та усмешка, после которой бегут и лбом бьются о стену, потому что нихрена не смешно. – Встреча всё-таки была, но мама вдруг решила, что никуда ей не нужно. Понимаете, что это значит? Доктор понимающе кивнул, сцепив пальцы. - Она забыла. Просто взяла и забыла. Опять провал. Пустота. Моя мама, моя нормальная мама полдня собиралась выйти и вдруг отключилась. Тон Исака нарастал, как если бы он хотел докричаться до кого-то невидимого доктору. Доказать, что происходящее - не выдумки. - Сколько это будет продолжаться? Сколько вы даете до следующей стадии, когда она забудет, где жила и не вернется домой? А?! А мне? Я так не смогу, не вынесу по-тихому сходить с ума в ожидании. А вдруг оно уже наступило, а я забыл? - Послушай, в тебе говорит страх перед неизвестным, и это нормально, не стоит клеймить себя сумасшедшим. Главное - сохранять самообладание. Твой организм только строится, и вот здесь тоже, - док указал на висок, - ещё не все сформировано по нашему вопросу, - доктор вырвал шнур из розетки и разлил им чай. Пар отдавал выжимкой сушеной сладкой мелиссы. - После двадцати мы сможем получить картину получше. Исак, ты должен стать терпеливее. - То есть я ещё четыре года должен ехать крышей от догадок? Кипяток опасно граничил с локтем. Вальтерсен вскочил на ноги и заходил по кабинету. Искаженная дрожью и остатками ломоты в мышцах походка обратила на себя внимание доктора. В случаях деменции одним из факторов её проявления были движения. Нарушения моторики первыми бросались в глаза, что наводило на определённые мысли. Вальтерсен словно услышал мысли Арнольда и практически свалился обратно. Он не хотел, чтобы его вот так изучали. В последнее время Исак не переносил внимание в свой адрес. Доктор черканул некоторые замечания в блокнот и застучал ручкой о поверхность стола. - Когда ты в последний раз падал? Было ли такое, чтобы ты проснулся или пришел в себя на улице, в школе, дома, неважно где с чувством «я не помню последние фрагменты до этого момента, в котором оказался»? Доктор описал буквально самый запоминающийся в своём ужасе момент из жизни Исака. Он переживал это «не помню» каждый день с того раза, как проснулся под боком у Найшейма. - Нет. Врет. А иначе доктор не тупой и вытянет из него информацию. Оживит кошмар и бросит в лицо. Потому что придется заявить в полицию, сдать кучу анализов и говорить. Много говорить. Постоянно рыться в голове, отвечать на вопросы, которые будут задавать не самым дружелюбным голосом. Все узнают. И он. Крис узнает, и неизвестно, как будет реагировать. Доктор не поверил. Выжидающе молчал, изучающе молчал и игрался ручкой. Опять пытался силой мысли залезть в голову пациента. - Синяки откуда? – холодным тоном говорит Арнольд, потому что знает, что близок к цели. Еще чуть-чуть дожать, и у Исака развяжется язык. Глаза Вальтерсена бегают. Парень сжимает влажную от потных ладоней тонкую ткань рубашки и тянет ниже, пытается прикрыться. Доктор не видел его без одежды. Больничный халат прикрывает практически до коленей. Но через тонкую, как рисовая бумага, ткань и кое-какие остатки на сбитых коленях можно заметить. Исак опускает лицо на ноги и тут же скрещивает их, будто сидит абсолютно голый. Кожа пятнистая на внутренней стороне бедер. - Мы сейчас мою неуклюжую походку будем обсуждать? У вас так много времени? Мне в школу нужно, и я устал уже. Доктор разочаровано вздыхает, потому что упустил пациента с крючка. - Раз в три месяца у нас приём. Будешь сдавать анализы и наблюдаться. Как я уже сказал, прогнозировать будущее невозможно, пока тебе хотя бы не исполнится восемнадцать. Маловероятно, что у тебя появятся первые симптомы раньше, чем это случается обычно. - Думал, слабоумие индивидуально. - Конечно. Исак с таким упрямством смотрит на дока, который подошел вплотную, что становится не по себе. Следуя этикету, ему пора собирать вещи и делать ноги. Но он не получил ничего, даже ложной надежды. - У мамы Альцгеймер. Она долгие годы жила и не знала, что процесс по уничтожению уже запущен. Ей дают лет семь, - на этих словах он не смог дышать. Семь ебучих лет. – Что если у меня также? Скрытая форма. Вы говорите - ждать и верить. А что будет, если мне уже двадцать, мы делаем тесты, как вдруг выясняется, что половина моих мозгов уже атрофировались? Мне как семью строить? Что я скажу…, - нет, не будет он говорить Крису. – Мне страшно подпускать людей и привязываться к ним, потому что я не хочу, чтобы счастье рухнуло в одночасье, когда будет вынесен приговор. - Ты не должен гнать от себя людей. Важным в жизни тех, кто уже страдает слабоумием, остаются люди из их окружения. Они, как маленькие островки, помогают держаться голове на плечах, не теряться в пространстве во всех смыслах. - А что же будет с ними, с нашими близкими, когда мы не вспомним их? Я не могу так рисковать и подвергать мучениям, - Криса. Имя Шистада остается в уме Исака, вслух парень не произносит, потому что без сомнений расплачется. Да, и потому что не хочет, чтобы было так. У них должна была быть другая история без маразма. Просто не повезло. Доктору часто приходилось слушать подобное. Долгие годы он становился вольным или нет свидетелем сцен, где мать не узнает собственных детей, мужа. Даже себя в отражении уже не узнает. Исак, если всё же окажется подвержен мутирующему гену, постепенно забудет забывать. Элементарно не будет в его голове привязки к близкому человеку, а тот, если останется рядом, стиснув зубы, будет выкатывать коляску парня, говорить, как прежде, осознавая, что разговаривает сам с собой. Исак всё забудет. - А кто тебе сказал, что для них это страдания? Мои пациенты вполне себе остаются в окружении семьи и друзей. Саморазрушение больше не от диагноза. Оно сводит с ума намного раньше. Оно в твоей голове. Плохие мысли, самовнушение, отключение от внешнего мира, добровольное закапывание себя. Ты сам убиваешь себя, а не гребаная деменция. - Это же понятно, как белый день. Кому хочется возиться с дурачком. Я понимаю взрослых, они много лет прожили бок о бок. Но я и мое окружение - молодые люди. Вряд ли найдется тот, кто рискнет. - Не решай за человека. Это и к тебе относится. У тебя достаточно пессимистичный настрой. Доктор сделал глоток остывшего чая и внимательно посмотрел на парня. - Если любит, то рискнет. А пока не делай выводы. Расширившиеся зрачки Исака полыхнули. Кому его любить после всего, что было? - Я пойду. - Мы выслали на твою почту питание, которое нужно придерживаться, и рекомендации. Следующий прием через месяц. Вальтерсен переодевался за ширмой, зажмурившись до белых точек перед глазами. Задержав дыхание, он тихо выдохнул, чтобы не издавать лишних звуков. Ебучая болезнь стала верной и нежеланной спутницей, от которой не избавиться. Она будет преследовать его еще долго. Исак не сразу попал ногой в штанину и выругался. - На этот месяц пропишу тебе ещё седативных, чтобы ты смог спать. Твой вид беспокоит меня. Не знаю, что происходит в твоей жизни, но на пользу оно ни разу не идет. Вальтерсен вышел из кабинета, привалившись к стене. Душные стены сужались; он казался крошечным и лишним. - Ну что там? Здоровяк большим шагом сократил расстояние, приблизился к собеседнику. Тот, подобно Исаку, покинул кабинет, мыслями гуляя где-то абсолютно не здесь. Бледное личико смотрело в глаза напротив, в которых было столько вопросов, тепла и надежды. - Правду сказать или пожалеть тебя? - Ден, говори, как есть. Я тут извелся уже, пока ждал. - Не операбелен я, химия не поможет. Исак сглотнул, напрягая слух, хотя в этом не было нужды. Парни были одни в коридоре. Здоровый, тот, что ждал своего друга, обхватил тоненькие плечи собеседника, заключив в объятия. - Тише, я всё решил. Долгий поцелуй в русую макушку и такой же полный заботы взгляд. - Поедем в монастырь. Там помогут, место говорят чудотворное. - Макс, с ума сошел, что ли? В чудо поверил? - Ну я же встретил тебя. Значит - есть оно. Грудь Дена забилась от спазмов. Он не мог слышать столь решительные слова Макса, который больше него и всех вместе взятых верил, что им удастся вытравить заразу из головы своего парня. - Говоришь так, что хочется поверить и укатить с тобой хоть к черту. - Давай мы покормим тебя, отдохнёшь, и двинем. Заеду в редакцию, отпуск оформлю. Исак выдохнул, складывая руки, сжимавшие куртку, на груди. Повезло Дену, потому что у него был Макс, который решал проблемы радикально. Вон монастырь какой-то придумал. Оптимист. Он вышел к следующему коридору, держал в голове путь обратно. Нельзя заблудиться, чтобы его потом не нашли в темном коридоре, валяющемся в панике на полу. Шаг прервался, Исака откинуло назад. Здесь был Лауриц. Летящей походкой плыл по коридоре со совей возвышенной улыбкой. Кто вообще убивается в этой клинике смертников? - Так-так, а ты что здесь делаешь? Гравли - будь неладно его любопытство и зоркий взгляд - заметил все-таки того, кто не успел спрятаться. - Ой, а ты куда? – смеется в спину Исаку, который не остановился и пошел прочь. От Шистада общими фразами Вальтерсен был в курсе о деятельности семьи Гравли. Врачи, доктора медицинских наук. Не хватало еще лечиться в пристанище, где рулит какой-нибудь родственничек Лаурица.***
Пришлось вернуться в школу. Образование, чтобы оно провалилось и исчезло из умов всех людей, имело Вальтерсена. Точнее - обязанности, которые у него были. Еще бы день он пропустил, пригласили бы маму за пропуски. Тянуть больше нельзя; Исак, опуская взгляд, как будто он виноват, притащился в пристанище моральной пытки. Бесящей походкой топ-модели Лауриц скачет вдоль столовой, рассекая воздух, и улыбается. Светится так, что солнце грозит вытянуть кулак и зарядить тому по роже, потому что парень затмевает даже его. Кисть Исака дрожит, ложка предательски болтается и грозит вывалить остатки каши, которую он размазал по тарелке. - Ну, здравствуй, зайчик, - блестит одноклассник хитрыми глазками и присаживается напротив. - Как жизнь? Слышал, пошла по пизде, - Лауриц потягивается, как мартовский оттраханный кот и складывает тонкие ручки на спинку перед собой. Чернющий взгляд исподлобья шлет собеседнику направление, в котором тому следует бежать, если продолжит вести себя, как хозяин ситуации. - Иди, гуляй. Гравли цокает и склоняется ниже. Нет, он с места не двинется, пока не вывалит свою горку свежего дерьма. - Ты не в том положении, чтобы указывать. Особенно мне, - он понижает голос и добавляет. – А твоё такое незавидное, поэтому помалкивал бы. Ложка летит в сторону, привлекая внимание к столу. Исак выравнивается со вздохом и не смотрит по сторонам, прекрасно чувствует через одежду, как липнут чужие взгляды. Вот же стервятники. Знают, что было в доме Магнуссона, напридумывали что-то ещё, а теперь смакуют собственные же сплетни. - Тебе прямым текстом сказать, чтобы ты шёл нахуй? Ой, - парень нарочито прикрыл рот, добавляя голосу злости. – О себе лучше подумай. Думаешь, меня ебут разговоры хоть кого-то из здесь присутствующих? Нахер сходи. - Предположим, все и так знают, кто тебя ебет. - Рот закрой. Лауриц хотел бы поболтать о той ночи в доме Вильяма, но сейчас куда важнее было следующее. - А что ты скажешь Крису про мамочку? Гравли по глазам видел, что попал в яблочко. Никогда прежде не наблюдал, как Вальтерсен стареет на глазах. Из него вышли все соки, глаза посерели, внутри потухло что-то. Былая агрессия ушла, губы дрогнули. Пальцы выгнуло, собеседника забил озноб. Наружу показался первобытный страх, стоило услышать о маме. Страх потери. - Вижу, как тебя кроет, - Лауриц усмехнулся. - Ты бы знал, как я мечтал о дне, чтобы опустить тебя до уровня, с которого нельзя подняться. Голова Исака съехала. Он пытался читать по лицу, чего же затребует недоношенная подстилка. Этот обнаглевший выродок решил зайти с козырей, но его стоит переиграть, чтобы осадить. Шистад – единственное, что их связывало. Значит, Лауриц, которому не стоило даже думать, чтобы произносить вслух слова о маме, будет говорить о нем. - Хочу, чтобы Крис узнал обо всем. Ты же скрываешь это? Хочу видеть, как он начнёт презирать тебя. Гравли сидел довольный, будто уже победил. Проклятая встреча в клинике, после которой Исак ждал подвоха. Кто-то из знакомых достал дело мамы. А его личное? Пока что Лауриц молчал о самом Исаке, значит, вероятнее всего, не был в курсе. - Ты серьёзно сейчас? Почему бы сразу не побежать к нему? Давай, а я посмотрю. Парень усмехнулся, рисуя пальцами узор на спинке. Подведенные чернее, чем обычно, глаза выжирали в груди Исака дыру. Накрашен он был иначе, по-праздничному. - Это конечно, Крис узнает в ближайшее время. Я не прощу себе, если не доложу о такой новости. Можешь не сомневаться. Парни не сводили глаз друг с друга. Как кошки, которые готовы вцепиться в глотки сиюминутно. Столовая постепенно заполнялась, а прохожие с интересом наблюдали за набирающей обороты беседой. - Ну что ты, - криво улыбаясь, ответил Исак. - Все мои ставки только на твой длинный язык. - Зачем ты это говоришь? Думаешь поиграть с моей головой? Ты сейчас возьмёшь меня на слабо, и я не решу не рассказывать? Ну уж нет. Я всё сделаю красиво, будь уверен, Крис разочаруется в тебе окончательно. Имя Шистада отзывалось тупой физической болью. Она, как отрава, запускала в кровь столько боли... - Послушай, говножуй, делай, что хочешь. Только если ты хотя бы слово о ней скажешь, я вырву твой язык вот этой сервировочной вилкой, намотаю на твои кишки и заставлю прыгать на них как на скакалке, - изощрённая манера Исака прописывать расчленёнку и не меняться в лице поражала. В какой-то степени угроза звучала, как обещание, и это напрягало Лаурица. – Я не шучу, - острие вилки сверкнуло перед глазами, впиваясь в салфетку. - Понимаю, мама – святое, - издалека начал Гравли. Обернулся на секунду, проверил, нет ли друзей, которые вот-вот войдут. – Но…, - Вальтерсен не дал продолжить. - Пасть закрыл. Рассчитываешь, что после всего Крис вернётся к тебе? – в презрительном тоне Исака читался интерес. Смешно было представить никчемного Лаурица и Шистада вместе. - Закатай губу обратно, твой поезд ушел. - Я достоин занять твоё место. Исак расхохотался. При других обстоятельствах фальши в смехе не было бы. Но он устал, голос сел, да и паршиво было так, что даже глупые слова Гравли не могли пробудить в нем веселье. - Достоинство? У тебя его нет. - Это кто о достоинстве заговорил? Ты предал его, проебал свой шанс. Так отойди в сторону, - Лауриц приблизился. Насмехающийся, расхлябанный морок сошел, Гравли сменил тон на серьезный. – Ты не знаешь, как он всё это пережил. Последняя неделя была сущим ужасом для Криса. Он пил как не в себя, сорвал режим. Все из-за тебя. Ты – виноват. Ты – причина, которая душит Криса, потому что он, как щенок, смотрел на тебя. Это ты превратил его в хер пойми кого своими чувствами. Запихни их куда поглубже и отъебись. Дай ему жить и не мешайся под ногами. Исак сгорбился, слушая, - он даже подумать не мог, каково было Шистаду. Следом стало обидно, потому что Лауриц знал такие подробности. Значит, он был рядом, утешал Криса. Вальтерсен не будет думать, что они еще могли делать вместе. - Задумался наконец-то. - Тебе, кажется, уёбывать пора, - напомнили Гравли. Тот неприятно усмехнулся, потому что не достучался до собеседника. - Сочувствую тебе. Мечешься, как пешка, только бы ему угодить. Помогай Крису «выйти из отношений», - показал Исак кавычки, - сколько угодно. Что тебе еще остается? Только между нами есть одно различие. - Какое же? - Я пальцем поманю, и Крис окажется рядом, а ты будешь кричать, он с места не двинется, чтобы подойти. Тебя он трахал, а меня любил. И так, как тебе даже не снилось, - Исак чеканил слова, не упуская возможность насладиться видом Лаурица, готового разрыдаться от отчаяния. - Утешайся на свой счет сколько угодно, но шансов у тебя приблизительно ноль целых и столько же десятых. Шумная компания пловцов Шистада ворвалась в столовую. Вальтерсен тут же встретился взглядом с Крисом, который мгновенно отвел голову в сторону. Исаку пришлось чуть съехать вниз и потупить взор. - Что ж, довольствуйся своим положением брошенки. А я пойду, утешу себя. Лауриц натянул улыбку и побежал к ребятам. Те сидели дальше, за спиной Вальтерсена, не решившего оборачиваться. Силуэт Юнаса выделился из толпы. Чмокнув Еву, которая убежала к подругам, он кивнул другу. - Что он здесь забыл? - Харкал ядом. - О, и вы здесь. Поднос Магнуса громко приземляется на стол. Тело валится напротив, на Вальтерсена выжидающе таращится пара глаз. Исак, стараясь делать это незаметно, проверяет лоб на наличие температуры. Тело изнутри горит, но снаружи кожа остаётся ледяной. Кожа твёрдая, каменно-грубая, но ощущения совершенно другие. - Что? - парень сдаётся, понимая, что Фоссбакен уж очень долго не сводит взгляд. Как и остальные вокруг. Столовая становится клеткой. - Ну? Ты собираешься извиняться? Таких дел наворотил и ходишь себе спокойно. Я ещё не говорил с ребятами из команды, но ты вроде не говорил с Крисом. Нагловатый тон Магне раздражает. Вальтерсен еще не до конца пришел в себя от общения с Лаурицем, а здесь давят новой порцией. Исак замирает, внимательно изучает лицо напротив. Фоссбакен жует картошку и правда верит в свои способности вызвать у друга муки совести. Давит на уши, которые вполне хорошо слышат, но мало ли - и они фальшивят. - Что я должен сделать? Фигура Юнаса оказывается ближе, он угрожающе смотрит на Магне. В случае чего парень точно снесет зубы зарвавшемуся Фоссбакену. Они с Исаком переглядываются. - Ты не должен, а обязан прямо сейчас подойти к Крису и попросить прощения. Вся школа на ушах стоит, люди ждут продолжения, - спокойно, как ни в чем ни бывало отвечает пловец. – Ты же всё понимаешь, да? У Исака вырывается нервный смешок. Только по лицу видно, насколько Вальтерсен закипает. Нашелся очередной адвокат Шистада. Магне на физическом уровне чувствует, как взгляд Исака переворачивает все органы. Тот переводит взгляд на людей вокруг. Их слушают, затаив дыхание. Какие же уроды. Поганые сплетники, от нахождения рядом с которыми не по себе, будто все сговорились. Вальтерсен медленно поднимается на ноги. Они все здесь не ради еды, а ради того, чтобы с первых рядов понаблюдать за следующим прилюдным позором Исака. Коленки предательски дрожат, а пальцы рук не слушаются, когда парень ищет опору в спинке стула. Он встречается глазами с Эммой, которая шлёт ему агрессивное трепыхание ноздрей. По позвоночнику выше ползут кусачие муравьи. Медленно, на негнущихся ногах Исак разворачивается. Не до конца, потому что нет сил двигаться. Веселая компания во главе с Вильямом и Лаурицем также таращатся украдкой на их стол. Магнуссон лыбится, рассчитывая выслужиться перед Шистадом. Он здесь. Сидит в нескольких метрах и даже виду не подаёт, будто хоть как-то причастен к Исаку. Сторонится, как чумы. Шистад игнорирует малейшее движение и сидит спиной, сложив руки на груди. Если развернуть его лицом, то можно понять, насколько далеко он мыслями отсюда. Большими усилиями Крису удаётся находиться поодаль от Вальтерсена, вырезая его запах и тень из своего ума, который - протяни руку и дотронься. Он совсем близко. - Ну так что? - спокойно подталкивает Магнус. – Развернулся и пошел, ничего трудного. Мы подождем. Противный голос Фоссбакена до такой степени хочется вырвать из глотки и бросить под ноги того, кто науськал его. Вальтерсен свыкся с новым чувством немощи к самому себе. Каким же жалким он себе кажется. Но наглое и унизительное требование извиниться выбило почву из-под ног. Исаку было за что просить прощения, но не в таком тоне и точно не по просьбе Магне. - Язык придержи. Ему не за что извиняться, - Юнас приваливается ближе к Магне, угрожающе выговаривая слова у самого уха. - Но как же?! - Я сам могу ответить, - Исак благодарен другу, но его поддержка кажется милостыней. Будто подтверждает убогое положение дружка, который не в силах пояснить свою позицию. - Мне не за что извиняться. Если так чешется оказать Крису услугу, найди другой способ. - Чего? - вспыхивает собеседник, - Исак, ты не имеешь права так обижать Криса. Видишь, какой он, и ждёшь чего-то? - Иногда молчание - золото. Спаси планету, заткнись, - попросил Васкес. - А ты, - обращается Магне к Вальтерсену, - научись пить и не спать с кем попало! - закричал он громче, чем требовалось. Намеренно хотел, чтобы услышал стол парней из команды, ради которых пловец старался. - Пора уже следить за поступками, которые в данном случае отразились на мне. Знаешь, все обсуждают, какая ты шлюха, а краснею… - парень схватился за щеку. Грудь Исака вздымалась, он схватился за руку. Вальтерсен повалил Магнуса и без единого промедления вцепился в шею. - Заткнись! Заткнись нахер, ты ничего не знаешь! Заткнись! - он кричал в полном беспамятстве. Распаленная кожа пылала; хотелось разнести стены. Здоровый Магне ошалел и заморгал зашуганным щенком. - Исак, ты чего? Свали, - оттолкнул тот нападавшего. Магнус толкнул друга в плечи, подминая под себя. – Совсем головой поехал, да? Совести у тебя нет! Вальтерсена, который в самую последнюю очередь решал вопросы кулаками, опрокинуло. И теперь он, запыхавшийся, с багровым лицом, в объедках раскиданной еды, валялся в душном кафетерии под всеобщий смех и перешептывания. - Закрой рот! Это я тебя презираю, убожество! – голос Исака разразил стены. Парень кричал, проглатывая обиду. - Эй, вставай, - голос Юнаса звучал где-то в голове. Он поддел друга подмышками, но получил дерганное движение. Исак осмотрелся по сторонам в поисках чего-то важного, за что можно уцепиться, чтобы вновь почувствовать себя кем-то… Кто не опозорен абсолютно во всех глазах. Господи, единственным желанием его было провалиться сквозь землю. Скользкие, сальные взгляды забирались под кожу. Со всех ног он хотел сбежать, не замечая смазанные по ткани брюк пятна вонючей липкой каши. Стальной позвоночник Криса удержал от желания повернуть голову. Туда смотрели все. В горле поперёк, словно рыбья кость, встало от истошного вопля Вальтерсена. - Что?! - рявкнул он, поймав чей-то невольный любопытный взгляд. - Блять, - шепчет на выдохе и спешит покинуть ублюдское общество. - Жрите и закройте рты, - советует напоследок, только бы отстали и перестали следить, будто он звезда какая-то с очередным скандалом. Уже на пороге своим большим шагом Вальтерсен нагоняет Васкеса. Дружок Исака безобидный - но такой бесящий с этим своим щенячьим взглядом добряка. - Эй, не видишь, куда идешь? - Крис не удержался, швырнул парня, убирая с пути. - Урод. Юнас сжимает кулаки и хочет скорее найти Исака. Шистад, как самый настоящий подонок, приподнимает средний палец, посылая его за спину ошалевшему от столкновения Васкесу. Надменному богачу оказалось мало, Крис показательно скинул невидимую пыль с рубашки там, где его задел друг Исака.***
Щека горела, как при соприкосновении с раскалённой печью. Не то, чтобы Крис частенько имел такую слабость играть с огнём, экспериментируя, чтобы проверить на прочность собственную кожу. Шон разошёлся в порыве разговора и зарядил с размаху. Шистада повалило с ног, колени дрогнули, он не удержался на своих двоих, и сейчас услышал усмешку отца с другого конца кабинета. - Слабак. Сцепив зубы, Крис делал упор на кулаки; над белёсыми костяшками выше к локтю выступили вены. Да, он слабак, который не может держать удар, когда бьют посреди слова. - Ты отправляешься за границу. Хватит с тебя. Только и умеешь паразитировать и подставлять меня перед всем городом. - Ты же всё решил. Этот…, - нет ни единого слова, которым хочется обозначить Найшейма. – Не сдох, полежит в больничке - и выйдет. - Тебя забрали в участок, это раз. Найшейму вырезали одно, мать его, яйцо. Мне пришлось отвалить кучу денег на его лечение и последующее восстановление. И наконец-то, - Шон обернулся, вальяжно рассекая воздух большой фигурой, как будто урвал в казино джек-пот. – Парень на всю жизнь останется с инвалидностью. Не имею привычки на кого-то надеяться. Но вспомни, дорогой, ваш инцидент в прошлом. Сначала тарзанка, теперь это. - Не поверю, что такой человек, как ты вдруг пожалел какого-то кастрированного сосунка. Что ты хочешь сказать? Или вдруг обеспокоился моим очередным приводом? - Заткнись. Думаешь, мне легко дается прикрывать твою жопу? - Шон надавил на переносицу: мужчину заметно потрепали последние дни. Звонки журналистов, которые кидались громкими словами и требованиями объяснить народу тот беспредел, совершенный Кристофером. Закрыть всем рты - легко. Но вопрос останется, насколько затратным в эмоциональном плане остаётся данный процесс. На выходки Криса можно было закрывать глаза, но наступил предел. - Едешь за границу. Будь подальше от меня и не возвращайся. Внизу ждет машина. Билет в один конец уже забронирован секретарём. И здесь Крис почувствовал… Что? Пиздец ему. Потому что он смотрит во все глаза на отца, у которого даже голос не изменился. Мужчина отдавал очередной приказ, какие делал стократ за сутки. Ватные ноги налились свинцом. Шистад-младший - скот, за которого всё решили. И ничего он не изменит, разве что выбросится в окно. Характерная улыбочка на лице Шона подтверждает все мысли Криса. Поедет как миленький. - Простите, мистер Шистад, к вам Стифлер. Ждёт уже долго, просил поторопиться. Говорит, новости важные, - секретарь кивает на короткий жест босса «впусти». Юрист, который больше чем наемный работник, по-деловому входит в кабинет, с ходу замечая Криса, побелевшего в своем углу. - О, и вы здесь. Что ж, не придётся повторять два раза. Мужчины присели, у Стифлера дернулся нерв под левым глазом. Сразу понятно, на кого на работает. - Я всё уладил. Найшейм подписал вот эту бумагу, - та оказывается перед глазами Шона. - Ваши аргументы, - выделил молодой человек, на что Крис тут же сообразил, что в клинику к Эвену Стифлер ездил в компании отцовских бугаёв, которые умели заставить молчать самого Дьявола. - Он не имеет претензий к Кристоферу. - Есть одно «но», с этим, к сожалению, вышли трудности. Юрист замолк, боясь смотреть на Шистада, словно тот вытащит из-под стола винтовку и выпустит дробь за любое неправильное слово. - Говори, - Шон смотрел на сына, отзеркалившего его. - Врачи успели вызвать следователя. Это стандартная процедура в случаях с тяжкими телесными. Тем более Найшейм понес серьёзные… кхм, потери. Тот завел дело, а Кристофер подписал подписку о невыезде. Шона резко приподнялся, стул отъехал к стене. - Ты! Ты какого черта посмел оставлять подпись на документах без адвоката!? Раздавлю гниду! – бумаги полетели в стороны. Шон приземлил кулаки на стол. Крис то ли сыграл на опережение, предполагая защититься бумагой, которая не выпустит его из города, то ли подписал непредумышленно, по незнанию. Факт оставался налицо: с переездом придется повременить и подержать его взаперти, чтобы сын не наворотил дел похуже и не испортил всё в конец. - Какие наши дальнейшие действия? Шон переключился на деловой тон и отключил те зачатки эмоций, которые позволил себе. - Кристофер обязан оставаться в городе, ему может позвонить следователь для дополнительных вопросов и вызвать в участок. Будет суд. Вашему сыну вменяют три года заключения, но при удачном стечении обстоятельств мы можем выиграть для него условное заключение или досрочное освобождение через год. Он несовершеннолетний, поэтому срок минимальный. Шон точным жестом вытянутой руки приостановил содержательную речь юриста. - Никакого суда, во-первых, иначе ты херовый адвокат. Во-вторых, договорись о встречи со следователем и выложи ему столько, сколько понадобится, чтобы жирная рожа сожрала бумажку, которая укажет на малейшую причастность нашей фамилии к этому мелкому делу. - Вы… вы, мистер Шистад, не понимаете всей серьёзности, - по лбу Стифлера выступила испарина. Во рту всё пересохло, а рубашка казалась донельзя тесной. – Кристофер уже проходил, как подозреваемый по делу сестры Найшейма, тогда всё решили, но второе дело автоматически даёт разрешение заключить парня в следственный изолятор. Только благодаря вашей протекции городу, кое-кто пошёл навстречу и позволил Кристоферу находиться на свободе до решения суда. Крис ни на йоту не жалел о содеянном, внимательно слушая разговор со стороны. Его не пугал суд и возможность сесть за решётку. Третьим чувством в нем присутствовала уверенность избежать наказания. Отец не позволит марать фамилию всякими ссылками по грязным помойкам государственных учреждений. - Ты куда? – Шон смотрел в спину сына. - Пока что не в тюрьму. - Паршивец. Дома поговорим! Шистад вышел за дверь и обратил лицо к широкому панорамному окну. Всю неделю шли дожди, а на душе скребли кошки. Кожа рук потрескалась и некритично разорвалась. Еще бы - он вложил в зажим цепи и удары Эвена столько силы, и это быстро не пройдёт.***
Губы дрожат, внутренности выворачивает: Исак упирается раскрытой ладонью о стену, другой затыкает себе рот. - Хватит, хватит, блять. Только попробуй заплакать. Да, он говорит сам с собой, как престарелый дед. Да, его могут услышать, и, да, плевать он хотел. Когда тебя то и дело пихают физически и морально, постепенно привыкаешь и абстрагируешься. Вальтерсен учится закрываться и не реагировать, потому что воевать с глупыми обезьянами в лице однокурсников - тщетное занятие. Его не слышали и не понимали. Шистад пропал, как будто специально избегал его. Поэтому было решено подкараулить пловца после тренировки. - О, вот ты где, киса, - из-за угла, где обустроился Исак, появился регбист. Здоровый выпускник с кривыми зубами и засаленными волосами не давал прохода несколько дней. Случайная встреча попахивала преследованием, но кому он нужен со своей подпорченной репутацией? Вальтерсен отметает параноидальное подозрение и делает лицо, выражающее нежелание продолжать разговор. Он сделал шаг назад, когда сообразил, что преследователь не думает проваливать. Вряд ли в такое позднее время в школе найдётся хотя бы один желающий зависнуть, к примеру, в библиотеке. В расписании оставалась тренировка пловцов, до конца которой добрых минут сорок. Родж частенько цеплялся к Исаку без дела и видимой причины до появления Криса в его жизни. Рядом с Шистадом, который, подобно ручной собаке, распугивал всех недоумков, никто не смел даже взгляд задержать на симпатичном парне. Один недоумок все же решил проверить собственные яйца на прочность и прицепился к нежелающему разговаривать Вальтерсену, как только подвернулся случай. Угол был тихим и скрытым от посторонних глаз, рядом с коридором спортивного комплекса. Интуиция кричала, предчувствуя очередной неблагоприятный момент для психики Исака. Возможно, на него польётся что-то из разряда «ты – конченая, не уважающая себя шлюха, которая смеет находиться рядом с, мать их, нормальными людьми». Если прикинуть разницу в телосложении, у Вальтерсена шансов завалить противника сводились примерно к «нихера у тебя не выйдет», а вот его полудохлое тельце вполне могли уложить. Однако острый язык часто отсеивал кретинов - стоило опробовать его на небольшом уме Роджера. Тот облепил Исака со всех сторон, вжимая лопатками в стену. Тонкая ткань рубашки охладила поясницу. Ощущение, что его раздевают, кричало с каждым якобы случайным движением рядом с бедрами и грудью Вальтерсена. Озабоченные серые глаза серной кислотой проедали внутренности. Регбист изучал парня, как сочный бургер, который спортсмен заглотит и не подавится им. - Чего тебе? - Да вот - смотрю, скучаешь, решил компанию составить. - Так, пошел отсюда. Мы с тобой даже близко не друзья. Себе помоги сначала, компанию он пришел составить. В грудь ударили грубые руки, Вальтерсена швырнули, чтобы он стоял на месте и не смел барахтаться. Исак после пары попыток хотя бы увернуться, превращался в слабака. Каждый день с того самого момента, буквально каждая мелочь проверяла его на прочность. Как будто он резинка, которую растягивают и растягивают, намереваясь разнести в клочья. Лопатки царапало необработанными краями каменной стены. Урод растянул губы так, что наружу показался неровный ряд зубов. Родж вытянул руки по обе стороны от лица Исака и перекрыл ему выход к отступлению. - Я всё завидовал Шистаду: отхватил такую задницу и не делится, - Роджер навис, выдыхая стухшим запахом изо рта в переносицу жертвы. Голова Исака кружилась, хотелось проблеваться прямо здесь. Каким же оскорблением для всех регбистов планеты была причастность Роджера к ним. Немытые уроды априори должны быть под запретом. - Не ломайся, все ж мы знаем, что ты даёшь направо и налево. Чужая ухмылка полоснула перед глазами. Исак задрал голову, не упуская ни малейшего движения рук озабоченного наглеца. Он больше не мог слышать на каждом шагу о своей якобы сексуальной распущенности. Люди ничего не знали, но трепались с такой уверенностью, будто знали больше всего. Их что, приглашали подержать свечку? Если так, могли бы сделать одолжение и бросить одну в него. Сгорел бы к херам в ту ночь, и нет проблем. - Отъ-е-бись. Кулаки сжались, волоски на руках встали дыбом, когда потные ладошки жертвы пищевой промышленности и пальмового масла коснулись его совсем уверенно. Роджер на пробу сжал задницу Исака, который, вытянув руки, пинался и уходил от контакта. - Руки убрал, - прошипел парень сквозь зубы. – Я буду кричать, - на локтях усилился захват. - О, давай. Непокорность играем? - Роджера раззадорило лицо Вальтерсена, который зажмурился. Он трепыхался и дрожал. Ворот рубашки съехал, раскрывая светлый участок кожи. – У тебя так много родинок, выглядит паршиво. Но губы ничего так, сойдёт, - Исак облизнул их, потому что те припухли от покалываний. – Уже вижу и представляю, как глубоко ты можешь обхватить его, - регбист кивает вниз, тут же схватив тонкие запястья, уверенно накрывая ими стояк. Вальтерсен забрыкался. Никому не понравится трогать чужие гениталии даже через одежду. Жирное тело Роджера было везде. Смрад пота забивался в ноздри, путая сознание. - Кричи, давай, громче, нас всё равно не услышат. А даже если и найдётся неравнодушный, помогать тебе не станет. Всё ж и так понятно. Поэтому вставай на колени и принимайся за работу. Жабьи глазки Роджера опускались ниже, пробегая по оголившимся местам жертвы. Регбист не дождался реакции и завозил по телу Исака лапами, трогая везде, обжимая, так что рубашка задралась, а брюки заболтались на поясе. Запустил руку в штаны, припуская ширинку ниже. - Нет, не трогай меня! Я убью тебя, понял? – кричал Исак, когда кретин напротив уже расстегнул собственную ширинку; пальцы провалились в мякиш, обтянутый кожей. Вальтерсен дёргался и вырывался, призывая полоумного к остаткам разума. Задыхался от слез и сжимал в кулаках футболку регбиста, не подпуская. Как ни крути - сила была на стороне Роджера. Он фактически сдирал одежду с Исака, который тут же возвращал ее на место. - Ой, да заткнись ты уже! Не ломайся, как девка, - регбист заткнул рот Вальтерсену, разворачивая к себе спиной. – Не жмись, я быстро. Нос забил запах прелой кожи, во рту собралась вязкая слюна, а к горлу подваливал комок, скрутив живот. - Убери. Убери, мать твою! – Исак ужом вился, барахтавшись конечностями. Бедра ощутили мерзкий вялый член, которым Роджер тыкал, куда придется. Хотелось одного: выжечь, до крови железной сеткой растереть прикосновения в тех местах, где дотягивался тупой уёбок. Ненароком, совершенно не вовремя подумалось о Найшейме. Если бы Исак был в сознании и смог чувствовать всё, что эта тварь сделала с ним, он бы не дожил до следующего утра. Он до сих пор собирал рисунки заживляющихся гематом, очертания не сходили. Эвен насиловал и издевался над ним несколько часов, трепал, как куклу. Нормальный человек сошел бы с ума и не вынес подобных надругательств, находясь в сознании. - Не надо, прошу, - коридор отражал эхом всхлипы Исака. – Ай, нет, убери, блять, это. Роджера оглушил истошный вопль, когда щекой Исака пришлось протереть стену. Он обмяк, теряя равновесие. - Челюсть же не сломал, не верещи ты так. И не беси меня, - Роджер зарядил по лицу жертвы всего раз, чего хватило сполна, чтобы лишить парня сил. Он понять не мог, почему Исак отбивается ногами, пинается и играется с ним. Нужно быть покладистей. - Ты давай, врубай другое настроение. Думаешь, мне по кайфу слушать тебя? - Пошел нахуй. Просто умри, сука, - Исак пнул парня в грудь локтем, но был завален на пол. – Чтоб ты сдох, урод. Родж не разбирал слов, потому что Вальтерсен - к его неудаче - еще и плакал, как девчонка. Кусался, пытаясь зацепить зубами любой участок кожи. - Еще, блять, звук издашь или попробуешь въебать мне, я сам грохну тебя, - терпению регбиста пришел конец. Он схватил за грудки жертву и оседлал бедра в два раза меньше его. – Вот так, - спортсмен кивнул, тут же подбираясь выше, чтобы пропихнуть в непослушный рот стояк. Зрачки Исака почернели: парень затих, не смея двигаться. - С зубами полегче, но только попробуй укусить: я выбью твои милые зубки, сломаю челюсть или пальцы, всё, что захочу. Легкие Вальтерсена разрывало от частого дыхания и давления от массы Роджера. Кашель и спазмы мешали Исаку раскрыть глаза, в штанах недорезанного гондона воняло. - Ай, какая сучка мне попалась. С характером, - насильник поддел Исака, который прикончит его, как только получится дотянуться хотя бы до ручки в сумке. Проткнет глаз или горло, вскрывая эту мутирувавшую в дикаря особь. И не слезет, пока желудочный сок наружу не полезет. - Пожалуйста, ну, пожалуйста, не надо, - музыкант бился как проклятый, но больше не чувствовал, что реально делает хотя бы что-то. Казалось, бой продолжился только в его голове. - Я не хочу, - голову откинуло. Исак захлебывался слезами, его тело парализовало. Потные руки были там. - Не надо. - Потом еще «спасибо» скажешь, - Родж терся везде, где мог коснуться. – Трахну лучше Шистада. У меня на тебя дольше него стоит. - Если Крис узнает, то прибьет на месте. Вырежет твой маленький хуй и заставит тебя же его сжевать, - Исак истерично заулыбался, в красках представляя, насколько Шистад красив с клинком в руках, будучи готовым заставить Роджера захлебываться кровью и блевотой. – Что, никто не дает, поэтому берешь силой? Давай, попробуй приставить, - провоцировал. Подталкивал, надеясь отвлечь и в нужный момент выбраться из-под тела, которое бетонной плитой парализовало, - Да у тебя даже не до конца стоит. Что, проблемки с потенцией? - Закрой нахуй рот! – кулак Роджера аккурат вошел в челюсть Вальтерсена, перед глазами которого потемнело. – Сейчас проверим, как у меня не стоит. Выебу без смазки, послушаем, как глотку драть будешь. А Крису ты к херам не сдался, даже не надейся. Исак терял надежду, сжался, грудь передавило. Бежать некуда. Он выдохся. В теле ныл каждый нерв. Зря травить Роджера не стоит, или тот вырубит Исака, и его уже во второй раз поимеют вот так, как скотину какую-то. Нужно отключить мозг и надеяться на быстрое завершение. Парень мечтает сдохнуть побыстрее, лишь бы больше не оставаться здесь. За своими криками и немой борьбой он перестал слышать тупой пиздеж Роджера. Тот уже стянул штаны Исака до колен, оставляя в трусах и… Роджер? Вальтерсен прислушался к себе, наконец-то выдыхая полной грудью. Паразит больше не пытался задавить его своим весом. Слева вперемешку с голосами бился кто-то, с глухим стуком приземляя кулаки по тучному телу. Слипшиеся от слез и полумрака глаза не сразу вычленили две фигуры. Роджера отбросило подальше, как вшивого кота. - Ты ахуел!? Какого нахрен хера творишь, ебаный урод? Блять, - по направлению голоса было понятно, что обернулись к Исаку, - Я тебя сам сейчас трахну, уёба! Иди сюда! Крис швырнул Роджера, без промедления впечатывая в пол, с размаху заезжая тому по роже огромной спортивной сумкой. Исака колотило, он в соплях и слезах, не помня, как, натянул вещи обратно и привстал на непослушных ногах. Подпирая стену, он ждал, пока Шистад сделает из лица Роджера смазанное пятно. - Тварь ебучая. Крис вошел во вкус. Бил куда может, пропуская мимо ушей просьбы регбиста прекратить. Глаза Вальтерсена бегали вокруг, косой походкой парень подобрался ближе, но Шистад мгновенно оттолкнул его, как прокаженного. - З-зачем ты так, Крис, тебе же больно будет. Не надо, - умолял Вальтерсен, цепляясь за его рукава. - Уйди, я сказал! – рявкнул в ответ, не сбивая темп. – Что ты хотел? Вот же мразь, - с этими словами Шистад отработал на Родже все приемы ближнего боя, пиная по ребрам. Неважно, насколько глубоко были скрыты мышцы парня, под слоем жира ему всё равно было нескончаемо больно. Крис не жалел, не щадил, не тормозил, выбивая последний дух у паскуды, которая заткнулась и больше не тянула руки, чтобы обжиматься с Исаком. – Сука, как ты заебал меня. Неймётся, значит, объясню популярно. - Он же не твой, дал бы другу поиграться, - слова Роджера звучали не как насмешка. Он правда, как и остальные, считал Вальтерсена общественной вещью. - Ах, ты сука. Есть чем играть, да? – Крис нагнулся, хватая регбиста за горло. – Подойди, - обратился к Исаку. – Где он тебя трогал? Что сделал? Шистад был совершенно озверевшим, будто и не он вовсе. Обращение ни на тон не сменилось даже по отношении к Вальтерсену. Тот небольшой тенью стоял за спиной, закрывая рот руками. - Ну?! - Н-ничего н-не было, Крис, пожалуйста, пошли, - просьбы бесполезны, когда Шистад хочет получить ответ. Вальтерсен даже пальцами не могло двигать. За него ответил внешний вид: неряшливо заправленная рубашка, ссадина на лице, взъерошенные волосы и виноватый взгляд. Крис присел, выбивая зубы недоумку, чтобы тот завалился. Затекшие глаза Роджера с кровоподтёками запомнились больше всего. - Попадешься на глаза ещё раз, и твоими кишками подметут пол, - жадно хватая воздух, Родж держался за грудак. Он кивнул, только бы Шистад прекратил свои набеги ногами по его жирному телу. Крису хватило нескольких минут, чтобы руки сами упали. Он обернулся и посмотрел куда-то мимо. - Нехуй ходить здесь, - говорит пловец и не смотрит не то, что в глаза, а вообще обращается в пространство. Злой, как черт, берет сумку. Хочет уйти. - Стой. Исак практически бежит следом, чтобы не потерять Шистада из зоны досягаемости. - Я же к тебе пришёл. А этот…, - Вальтерсен хватается за грудь, в спешке натыкаясь прямо в спину Криса, который резко остановился. Всего момент: и между ними расстояние, где можно построить город-миллионник. - Я к тебе пришёл поговорить. У нас ничего… Не было ничего, правда, то, что ты видел, это вообще не знаю, как вышло. - Тебя валяли по полу! – выкрикнул Шистад. – Что ты его защищаешь? Помешал я вам, да? Почему ты тогда кричал так, что на другом конце зала слышно? А, или партнер не тот? Так извини, твоего прежнего я немного потрепал! - Он не успел, - прошептал Исак. «Партнером» било так отчаянно в лицо. Ясно, как день, Крис думал, как другие, об Исаке все те нехорошие вещи. Пловца вело в обратную от Исака сторону, но как бы он посмел спать с кем-то другим, когда даже не думал о подобном. Только не рядом с Шистадом. - Ничего не хочу знать. - Крис, не надо. Парень разворачивается, но не уходит. Понимает, что если сейчас не скажет категорично последнее слово, Вальтерсен продолжит бегать за ним, выпрашивая внимание. - У тебя минута. Выкладывай. Оба не верят своим ушам. Скомканные мысли не дают сконцентрироваться. Внимательные глаза Криса изучают опущено-обмякшие плечи и осунувшееся лицо Исака. Парень стоит здесь с разбитой щекой, собирая мысли в кучу. Дрожит, напуганный до чёртиков. Шистаду хочется с разбегу в стену биться, потому что это он кричал и терроризировал Вальтерсена, повёл себя, как последняя скотина. - Не понимаю, почему всё так. Почему ты такой? Побитый во всех смыслах вид Исака отвлекает. Стоит сама невинность и хлопает глазами, какого-то хера задаёт глупые вопросы. О чем говорить? Сам проебался, а плохой Шистад, так, что ли? Удобная позиция, и это злит Криса. Пловец поправляет сумку на плече, посылает злую усмешку. Ему нужно отвязаться от Исака, чтобы не было его больше рядом. Пусть обижается, зато останется живым. - Удобно, да? Почему бы после всего, что ты натворил, тебе не отъебаться от меня, а бегать и искать утешение. Что смотришь так, будто ожидал чего-то другого? Похуй мне на тебя и на твои интриги. Просто уйди. Не трогай меня. Сделаем вид, что ничего не было, и доживем этот год. Крис делает еще шаг назад. Теряясь в тени, которая также наполовину закрывает лицо Вальтерсена. Тот всё ещё ревёт, срываясь на всхлипы. На части рвет самообладание Шистада, который злится за предательство, за угрозы отца, за всю херню, что накрыла их жизнь. Как же так: Исака хочется прибить на месте, забить, с другой стороны – успокоить. - Зачем ты всё это сказал? Ты не прав. Самообладанию Криса можно позавидовать, он беспощаден в своем равнодушии к Исаку. Не смеет сжалиться или смягчиться. - Хочешь, чтобы тебя пожалели? Так беги, утешься. Желающие всегда найдутся. Твоя популярность в последнее время рвет все платформы. Исак проглатывает обиду. Руки чешутся, чтобы зарядить Крису по лицу. Но парень не двигается с места. Он боится, что будет по-другому: что свалится в ноги и будет цепляться, как за соломинку, выпрашивая послабление. Кто бы мог подумать, что Исак будет искать человеческого отношения к себе. Вальтерсен вспоминает ту неделю, пока лежал дома в лихорадке, убивался, ждал Криса. Понятно, почему его не было. Шистад бы не пришел, только не с такими взглядами и мыслями. Он разочарован и ненавидит. - Ты пожалеешь, что так разговариваешь со мной. Поэтому… Чёрт, пожалуйста, не оставляй меня вот так. Мне ну-нужно…, - слова застряли в горле. - И что ты мне сделаешь? Послушай меня, ты уже наворотил такого, - Крис сжимает челюсть, вспоминая их с Найшеймом весёлую ночку, - хватит ходить за мной. Всё закончилось и другого варианта нет. Не о чем говорить, понял? Это унизительно, но ноги вновь несут следом за Крисом. Глаза печёт от слез и дикой обиды. - Крис… Ну, пожалуйста, Крис. Хотя бы не делай так. Давай нормально, как раньше. Исак просит мысленно Шистада не бежать. Ноги плетутся непослушными лианами, сознание путается. Всё должно быть по-другому. В глаза только сейчас бросается хромая походка Криса. Пальцы впиваются в бедро; парень пытается глушить давление. Избирательный Шон в своём стремлении вбить в голову сына понятия правильного делал это в буквальном смысле. Шистад на ходу сбрасывает сумку, разворачивается и хватает тоненькие плечи бывшего. Те привычно ощущаются хрупкими и теплыми. Господи, он ртом дышит, чтобы не забивать голову дурным запахом имбирных печенек и родного тела. Исак роняет слёзы, но они больше не работают на Крисе. - Не понимаешь?! Не видишь, да, как мне хуево! Ты сука, такая сука, всё испортил! Ты? Ты сдох для меня в тот момент, когда подумал лечь с этим… Черт. Что ты душу из меня тянешь?! - пловец смотрит в раскрытые от ужаса глаза и отпускает Исак так резко, что больше напоминает удар. Шистад не может долго смотреть в них, потому что голову теряет и хочет утереть все слёзы с бледного лица напротив. Руки тянутся смахнуть слёзы с лица Вальтерсена, но падают на полпути. Нельзя. Не нужно. Сознание рвет на части от противоположных мыслей от «придушить» до «залюбить». Зачем он пришёл сюда? Зачем всё это? Почему Исак играет с ним? - Всё живое, - пловец прочищает горло и возвращается к реальности. Голос становится тяжёлым. - Сдохло там вместе с тобой. Поэтому не смей больше ничего просить и оставь меня. Шистад хочет уши себе отрезать, чтобы их не забивали жалобные звуки. Пусть замолчит. Прекратит терзать своим присутствием. Нет необходимости видеть Вальтерсена, потому что он живёт внутри Криса и скребется там, как кот в коробке. Если они продолжат – сойдут с ума. Ведь то, что было между ними, так просто не вывести из сознания, из крови. Они оба отравлены. Смертельно больны паршивой любовью. - Я всё равно никуда не уйду, - Исак словно со стороны смотрел за своими унижениями. Не мог сказать правду и оставить Криса не мог. Только не так. Их отношения заслужили объяснений. - Поговорить тебе нужно? Ладно, давай, отвечай. Было что-то? У вас с этим…, - и без того ясно, о ком речь. - Там всё не так, как кажется. Крис, - очередную попытку прикоснуться Шистад обрубает с ходу. - Не надо, не трогай, - часто дышит, будто бежал кросс, и не сбил дыхалку. - А как? Как ты себе это объясняешь? По пьяни не считается? - Я… я не помню. Не помню, как было, я же тебя ждал, а потом всё, провал дикий. Сердце билось в такт сердцебиению Шистада, который вскипел от услышанного. Как же легко Исаку, по мнению Криса, оправдывать собственное блядство беспамятством! - Мне повторить, чтобы ты не бухал? Тебе и бокала хватит! Сколько ты выжрал, чтобы вообще не помнить, как раздвигал ноги?! – Исак мялся, кусал губы, получая удар за ударом под дых кипящими жилами Шистада, проступившими у шеи. Он заставлял сжиматься внутренности, погружал в события той ужасной и мерзкой ночи. - Так ты ж не поймёшь! Тебе не стремно пиздеть мне в глаза? Бегать вот так? - Я не помню по другой причине. Крис, пожалуйста, не кричи. Мне было так плохо, я не хочу, чтобы ты вот так злился. Мне тоже хреново! Череп Исака ломило от давления. Он прекрасно осознавал всю абсурдность ситуации. Поменяйся они местами, Крис звучал бы также не убедительно. Только вот не хватало духу сказать о том, что происходило в той спальне. Язык не повернётся повторить. Хотя бы раз произнести вслух. Да он даже пошагово, насколько помнил, не смел воспроизвести в своей голове. Крис пугал, сегодняшний его вид ещё будет преследовать Исака в кошмарах, которые проедали остатки разума. - А что ты замолк? Неужели обиделся? - Шистад впервые приблизился, заглянул в чужие глаза, грубо схватив за подбородок. Ссадина рябила от дрожи в теле. В Крисе было столько гнева на Роджера, с которым он еще не закончил. - Понять только не могу, чего тебе не хватало. Я ж к тебе со всей своей паршивой душой. Мог бы сказать, что не нагулялся. Или…, - усмехнулся, - думал, потрахаешься по-тихому, я не узнаю, и всё будет как раньше? А может ты уже делал так, только я олень, ничего не замечал? Крис ощутил толчок в грудь. Исак поменялся в лице, обиду сменил на гнев. Удар не сдвинул с места, только Вальтерсен отскочил. Боль накрывала одеялом, покалывала на кончиках пальцев, посылая небольшой разряд. Его будто проверяли на прочность, сводили с ума, и Крис подливал масла в огонь беспощадностью. - Замолчи! Заткнись! Ничего не говори, слышать не хочу то, что ты говоришь от злости! Да, вот так по пизде всё вышло, только слышишь, ты там не был! Ты ни-хе-ра не знаешь! Слушай дальше тот бред, который несут твои дружки. Но даже не смей раскрывать свой паршивый рот и повторять всю ту чушь! Я тебе не кукла, которой можно поиграть и выбросить, - пальцы теребят полу рубашки, выкручивая пуговицу. Исака бьет жар, но он продолжает, не щадя. - У меня тоже есть чувства! Сколько я терпел твоего отца, Лаурица - лучшего, чтобы он сдох, друга, - Хлою эту! Сколько я вытерпел ради, блять, тебя! Потому что ты после всего того дерьма просил меня понять, принять и ждать! Да любой другой на моем месте давно послал бы тебя! Я, сука, люблю тебя! Тебя, Крис! – пуговица срывается, на что Исак психует ещё больше. - Ты мне врал, мною пользовался, закрывал глаза на унижения, которыми меня, твоего парня, крыли твои друзья! Моя гордость растоптана, её уничтожили в доме твоих дружков! И вот когда мне нужна твоя поддержка, всего лишь чтобы ты выслушал! Ты! Да, я хуёвый, подвёл тебя и своей вины не отрицаю, но не нужно опускаться до мерзости. Не нужен я тебе, да? Что ж отлично, проваливай! Это ты мне не нужен. Знать тебя не хочу! Не было сил выразить хотя бы смирение. Оба устали, выдохлись, затихли. Шистад раздражался усиленным попыткам Исака доказать, что он якобы другой. То есть измена для него тоже особенная, следовательно, и отношение, и реакции у Криса должны быть другими. В голове звенело, из Исака вышло всё с такой скоростью, что он не следил за языком, но говорил правильные вещи, о которых не жалел в данный момент. Крис же своим видом походил на бетонную стену, ему первый раз в жизни сказали «люблю». Он не ожидал, только не вот так криком. Он помнил своё признание, раскрылся, чего прежде не было, впервые почувствовал подобное. У них с Исаком всё было в первый раз. «Кажется, я тебя люблю. Не могу, рядом с тобой таким покоем накрывает. Хорошо с тобой, Исак. Так хорошо, что кричать хочется» - Еще раз подойдёшь, я за себя не отвечаю. Ты меня знаешь, - Шистад чеканил слова, забивая в крышку их гроба последний гвоздь. Ручка сумки окрутила кулак. Так он держался, чтобы не въебать по стене. - Крис, - хватает за выскользнувший из кулаков рукав Исак. - Я не падальщик. И ушёл. Исак не смог. Не смог больше и шага сделать: последние слова пощечиной вкопали его в землю. Лучше бы Шистад ударил его, вырубил и оставил подыхать. Боль от слов была насколько острой, что с тупым давлением пробирала до поджилок. Крис вёл себя так, будто между ними ничего не было. И вот эта, в миг разорванная связь ранила больше всего. А сколько слов о «навсегда» и «ни при каких обстоятельствах не отвернусь от тебя» было. Исаку не оставалось ничего, кроме как сказать правду. Его отравили, воспользовались положением, изнасиловали, блять! Это не Крис умер там, в доме Вильяма, а Исак. Только он не мог, сил не осталось. Вальтерсен ни при каких обстоятельствах не допустит, чтобы Шистад узнал правду. Реакция Криса на вероятно положительный диагноз Исака была бы непредсказуемой. Все складывалось так, чтобы они больше не были вместе. Пора было смотреть правде в глаза, от которой он так долго убегал. Крис должен оставаться подальше. За окнами стемнело, фонари ещё не горели. Оставаться здесь и идти домой не хотелось. Бабочки внутри превратились в тлю и выжрали всё до единого. Ему никто не верил. Ему не верил Крис. Он его даже не слышал! - Лучше бы ты не уходил тогда. Крис рвано выдыхает, кусая ладонь, чтобы оставаться неуслышанным. Ему хватило пары шагов вниз по пролёту и за угол, чтобы проклясть всё живое. Он не заслуживает Исака, которому намеренно приходится говорить ужасные вещи, только бы с ним ничего не случилось. Не ищет оправдания, слушая тихие рыдания за дверью. Своим безжалостным поведением он выкупил свободу Исака. И будет расплачиваться за неё ненавистью к себе.