Луна в созвездии Скорпиона

Табло светит неоновыми строчками рейсов в разные страны и за их пределы. Эскиль катит колеса чемодана, приземляясь на родной земле, как бы чуждо здесь не было. Глазами ищет единственного человека, который у него остался дома. Мимо снуют работники аэропорта, мамы пытаются утихомирить своих птенцов, молодые и не только люди развалились на рядах в ожидании своего рейса. Глаз мажет по знакомому силуэту вдали. В бизнес-классе меньше суеты: там, в капсуле из стекла, жизнь будто замирает, неспешно расставляя гостей по местам. Сердце пропускает удар — отец не мог знать об его возвращении. Или узнал всё-таки: захват на ручке становится сильнее, Тригвассон пробирается вперёд, чтобы присмотреться. — Чт… — с губ летит вопрос, глаз щурится, дабы убедиться в правдивости увиденного. На его глазах Шон принимает обжимания Вильяма. Охрана рядом словно мимо смотрит, не подавая вида, что ей есть дело до личной жизни босса. Шон и Ричард очень похожи не только фигурой, но и лицом, поэтому Эскиль перепутал их из-за упадка давления, но теперь он окончательно убеждается — там, за стеклом, не отец, а дядя. Магнуссон лениво раскидывается рядом, закидывает свои ноги на чужие колени, но их тут же скидывают. От увиденного становится не по себе — Эскиль будто залез в чужой ящик с бельём и прихватил себе парочку использованного. — Эй, вот и ты, — тяжёлая рука брата несильно хлопает сверху, приветствуя. Крис равняется рядом и проводит параллель в направлении, куда в ступоре уставился кузен. Улыбка от долгожданной встречи стирается, будто и не было её. Шистаду под дых дают: он даже моргать не может, когда сначала видит друга, а затем и отца, окруженного людьми в чёрном. — Крис, — зовёт Эскиль. Инстинкты просыпаются запоздало. — Это может выглядеть только… — Как? Как это выглядит по-твоему? — Вильям лыбится как заядлая содержанка в предвкушении отдыха за счёт большого кошелька своего ёбыря. — Блять, — отворачивается кузен. — Вот же суки. Вильям не раз давал понять, что знаком с Шоном больше, чем показывает. С Шоном. С отцом. С его, Криса, отцом. — Пойдем отсюда, — Тригвассон подталкивает брата. — Каким ты стал! — ладонью осязает увеличившиеся размеры кузена. Крис ведёт плечом: сейчас не тот момент, чтобы обсудить план и результат его тренировок. В голове абсолютное помутнение — ноги срываются подойти, отмудохать обоих. Вильям. Сука, Вильям! Друг ёбаный. Как он мог?! — Я должен что-то сделать, — ступор не отпускает Криса. Эскиль давно, — никогда, — не видел брата таким потерянным. Тот мечется разорвать голубков в клочья, но туманная растерянность кажется такой, будто она срослась с Крисом. Он уже приехал таким. — Что у тебя происходит? Вакумный шум давит на перепонки и на подкорку головы. Семьи, отца, друга никогда не было у младшего Шистада. Это кажется чем-то чужеродным, а Крис вмиг ощущает себя бездомным. И не потому что его выгонят взашей, стоит огласить отцу правду «я вас видел», а потому что человек, которому он безмерно верил, оказался чужим. Предателем. Как у Вильяма только духа хватило крутить вокруг Шистада и без зазрения совести жить как ни в чем не бывало. Нет, Крис был не в состоянии трезво оценивать ситуацию и уложить увиденное хотя бы в какое-то логическое объяснение. Магнуссон выглядел довольно — он не тревожился быть застуканным, потягивал апероль из трубочки, лениво переговариваясь с Шоном. Один из явно новых охранников выбивался из общей массы людей Шистада: парень подходил близко, во все глаза рассматривал Шона и спутника, цепко смыкая губы. На ватных ногах Шистад выходит следом — он слишком слаб, чтобы хоть как-то реагировать. Улица встречает промозглым порывом ветра и серыми тучами. Эскиль грузит чемодан: гибкие плечи брата рухнули, Крис дрожит от холода. Между ними меньше метра. Капиллярная сетка обволокла угольный глаз, Крис с посеревшим от увиденного лицом закрывается ото всех, чтобы никто не видел его реакции. — Иди-ка сюда, — кузен тащит безвольное тело, позволяя Крису выплакаться. Тот весь дрожит, изливаясь в плечо. — Эскиль… — слова не идут, гланды разбухают, сжимая горло. — Я так проебался. Тригвассон стирает остатки сомнений, стоило ли возвращаться. Крис здесь абсолютно один, и он нуждается в помощи. — Это всё. Это конец. Шистада заглушает куртка брата, в которую Крис тычется носом. — Да срать на Шона, про Вильяма я тебе давно говорил. Пахнет от него гнильцой, рано или поздно проявил бы себя. — Похуй на них, — пусть бы самолёт упал, куда бы те не отправились за океан. Подножный корм акулам и водным тварям всегда нужен. — Застрели меня к херам, я так больше не могу. Виски сжимает тугим кольцом, голова звенит, горсти обезболивающих не способны уменьшить давление мыслей. Тело будто перестало реагировать на препараты, отдавая болезненным стенаньем. — А что тогда? Говори давай, нечего больше играть в крутого и самостоятельного, — знал Эскиль, что таким образом Крис совершает множество ошибок. — Слушаю. Шистад не любитель откровенно поговорить, он до последнего все держит в себе. Никто лучше него не знает, как разрулить или разрушить ситуацию. А ситуация была — пиздоган, с которым не сравнится крушение боинга. Крис заигрался, разнес в пух и прах их жизни, пресмыкался перед отцом, потерял доверие человека, которым дышал. Дурак — думал, так будет лучше. Вина Шона была сотой долей, в остальном Крис сам в пыль сбил то светлое, что имел. Откинул голову, смаргивая влагу, парень разревелся от бессилия. От вины. Чугунной. Громадной. Неоправданно-жестокой, которая бумерангом вернулась. — Это всё, я подох, сил больше нет вывозить, — выдохнул Крис, пряча лицо под капюшоном. — С Исаком… из-за Вильяма, уверен, сделали то, о чём думать страшно. Одна мысль о той ночи ежом скручивала. Нервы на нулю. Крису не подойти, не подползти к Исаку. Он глаза себе выколет, только бы в жизни не поднимать их на светлое, чистое, нетронутое существо. Не искупит Крис грехи, себе не простит. И так по кругу — Шистад проклинал себя. — Ненавижу себя. Эскиль, прекрати это, — шум в голове, которую хочется снести с плеч. Такое красивое, как говорят, тело не слушается, иссушая больным, вытравляющим трением грубой наждачки, стирая в кровь до мяса одно-единственное: мягкого, тёплого, родного и далёкого Исака. Под молчаливый взор Шистад рассказал без утайки всё, что было. Как послушал отца и отстранился, как оскорблял Исака даже тогда, когда в этом не было необходимости, под конец даже глаза поднять не мог от проедающего стыда и ненависти к себе. Про ночь, про все намеки, даже о том моменте в гостиной Вальтерсена, когда, как животное, завалил его, требуя взаимности. Горло до спазмов скрутил приступ боли, перекрыв кислород. — И как мне теперь быть?

***

— Послушай, нам хватит сил обернуть… — Эскиль ведёт авто вдоль трассы. Крис не в духе, чтобы сесть за Форд, и потому отдал ключи брату. Лучше ему пока посидеть рядом и выслушать здоровую речь, которой движет холодный ум, а не эмоции. Так и только так они смогут выбраться из персонального могильника Шистада. — Сходи к нему и скажи как есть. Вы нужны друг другу. Тебе херово, но ему в стократ хуже. Такое… не проходит бесследно. Взрослые мужчины не могут произнести вслух то самое слово. У Криса увеличивается тремор, дергает ногой, кусает ногти, глазами насквозь проедая панель. — Не могу, нет. Не могу даже рядом находиться, — всё внутри рвется к нему. — Мне стыдно, как не было никогда. Я сам всё испортил. Одним звонком отца рванул к нему, бросил Исака, оставил с этим выродком! Всё, что случилось — моя вина, — стучит Шистад кулаками в скрипящее сиденье из натуральной кожи. — Проклятье, почему он? Блять, почему всё так? Сплошная линия пересечения полос тянулась вперед, сухие деревья кольями нависали сверху. Крис как под купол попал: потерялся, не ориентировался на выход, петлял, постоянно попадая в тупик. — Исак напуган и зол, он может наделать кучу ошибок, если уже не наделал. И ты обязан быть рядом, чтобы предотвратить их. Такие времена, Крис: необходимо стать взрослее, взять ответственность на себя. Ты отвечаешь за вас двоих, если уж решил, что одного его не оставишь. — Как я всё это сделаю? Если банально боюсь показаться на глаза? Стыдно, как намеренно жрать отраву, ядовитую, удушающую — посметь встать перед Исаком. Он настолько возвысился в глазах Криса, что стал недосягаем. Искупить вину — можно. Если искренне пожелать. Шистад всем существом хочет этого. Но он предал святость Исака. Харкнул в лицо его чести, унижал-унижал-унижал. Крис не может перечислить страхи, мешающие переступить через себя. — Ответь всего на один вопрос: кем ты себя считаешь? Я же вижу, как тебя ломает. Вы, как вирус и вакцина, друг без друга не существуете. Крис и без слов кузена осознавал: словами и метаниями «смогу-не смогу» не помочь. Нужно действовать. Только поступки будут говорить. — Ты его не знаешь. Он прогонит, он всё сделает, только бы я оказался не с ним. Шистад пытался влезть в шкуру Исака. Сделай с ним такое, он бы аналогично закрылся. Потому что всё мерзко: и даже ты сам, и кожа, и тело, и мысли. — Ему нужна квалифицированная помощь психолога. С тобой, мамой или друзьями Исак не поделится переживаниями, или не сделает это до конца. Необходимо выговариваться, получать грамотные советы и инструкции. А ты в свою очередь должен хотя бы сказать «вот он я: всё знаю, не уйду, не отвернусь, имей в виду». Почему я должен учить Тебя элементарным вещам? «Тоже мне, элементарные вещи. Это же не хуй из-под кустов, а Исак!» — думал Шистад. — Он не послушает, — Вальтерсен был упрям, и заикнись Крис о психологической помощи, ему тут либо по лицу дадут, либо пошлют гулять на все четыре. — Он нуждается в этом, поверь. Человеческий мозг защищает сам себя, поэтому «больную» информацию, с которой он не справляется, задвигает в подсознание. Без квалифицированной помощи это грозит оставить след на всю жизнь. Много ли таких, кто способен самостоятельно разобраться с незнакомыми гештальтами? И что выходит, если человек с травмой не поможет сам себе? Сколько историй, когда затворник не построил семью и в одиночку валил людей вдоль лесополосы. Голова пухла от наплыва информации. Если на Криса все разом свалилось, то Исаку постепенно, точечными ударами молотка пробивало затылок «я никчёмный, никому ненужный, и жизнь моя закончена». Теперь они на пару сходили с ума. — Тебя куда понесло-то? Исак не маньяк-тихушник, не вешай на него все клише из криминальных шоу. — Я же говорю: ответственность на тебе. Либо протяни руку помощи, чтобы по итогу не убедиться в моих «фантазиях», либо забудь парня. Не добавляй ему головной боли. Крис припал к коленям — в нём не было и доли сомнений. Давно, еще тогда, когда увидел незнакомца за клавишами, парень сделал выбор. Исак и только он. Всю вину и ответственность, причины возникновения которых нужно было устранить, Шистад складывал на себя. — Куда едем? — предельно уставший Крис смотрел в пустоту, набираясь смелости заявиться на порог к Исаку. Боялся. Не истерик и стенаний Вальтерсена — это Шистад стойко перенесёт. Боялся оказаться не нужным. Если это будет так, то это обозначит как таковую смерть Криса. Всё остальное меркло, если Шистад не нужен своему человеку, в котором он тонул, как в омуте. Вопрос стоял не в том, что он, как малолетка какая-то, растворился в человеке. Было между ними нечто другое, особенное. Больше, чем приворот и обряд на крови. Крис не находил ответа — он только нуждался. — Ко мне, — Эскиль въехал в муравейник многоэтажек, припарковав машину на нулевом этаже новостройки. — Зачем тебе такая большая квартира, если ты прилетаешь на пару недель раз в год? — Крис скинул верхнюю одежду. Жилище больше напоминало огромную студию с панорамными окнами, но стоило пройти дальше смежного пространства между аккуратной столовой и гостиной, как коридор открывал доступ к просторным спальням с раздельными санузлами. Хоромы явно не для одного человека. — Предпочитаю, когда всем есть место, — загадочно ответил парень, разливая для них воду с лимоном. На вопросительный взгляд Шистада отчитался о золотых руках помощницы Лин, которая организовала клининг по приезде босса. — Она у меня умница, нашла номер хорошей компании. Как видишь: без меня приехали, навели порядок. Еда, кажется, есть. О! — Тригвассон перебирал контейнеры с запечатанной рыбой и овощами и прочими наборами еды. — Скажи правду: ты сдаешь хату приезжим? Размеры напоминают моё общежитие. Крис крутил головой, задирая её к высоким потолкам; его кружило. — Не забывай, что твой кузен владеет медицинской лабораторией, — Эскиль не считал себя богачом, несмотря на то, настолько династической была их семья. Он всего добился сам и гордился своей независимостью. — Если что, можете поговорить с Исаком здесь. Только до послезавтра. — А что у нас послезавтра? — Крис не думал вести сюда Вальтерсена. Ещё не до конца уложил в голове, как предстанет перед ним, не говоря уже о разговорах. — Почему так смотришь? — Да так, ничего, — отмахнулся Тригвассон, переключая внимание на сладкую воду. — Зачем тебе понадобились деньги? Как же личный счёт? Одолженные триста тысяч вернули внимание к наболевшей теме. Вильям и его зависимость. — Он отслеживается, — на этом можно было не продолжать. Если деньги ушли мимо носа Шона, он бы выжрал мозги, пытая сына, или через банк узнал бы правду, которая его не касалась. — Вильям попал в беду, короче мне дали часа три, чтобы выкупить его. — Сукин сын, — Эскиль отложил напиток, чтобы сохранить его в целости. Рука дернулась. — То есть это он устроил так, чтобы Исака… Ты понимаешь, да, каков урод продуманный этот… этот… — Убить его мало. Чёрт, лучше бы я опоздал, — с выкупом, — и его кишки выпотрошили. Сцепив пальцы, Крис сложил их на коленях, но не мог утихомирить дрожь в суставах. Он растворился в разрывающем желании отомстить. — Задушу, — цепенел парень на глазах. Затуманенными мозгами Шистад не знал, за что взяться в первую очередь. — Просто так ходить по земле он не будет. — Притормози, — Крис мог наделать дел. — С условкой тебя в два счета посадят даже за избиение. Здесь нужно подумать. — Нехер думать. Вывезу к карьеру, голову пробью и оставлю подыхать. Черт, какой же я урод: доверил ему Исака, сколько бы не слышал намёков! Они же никогда не ладили, только я, слепой, думал, этап такой. Забил, думая, что найдут ещё общий язык, а не найдут — так похер, они и не обязаны дружить, — Крис говорил с холодным расчетом, что крайне не понравилось кузену, также заходившему по комнате. — Исак даже после, — изнасилования, — прямым текстом сказал: посмотри, сука, на своих друзей, кретин! А их у меня, оказывается, нет! Нахуй. Нахуй всё! — Нельзя так. Крис, твоя несуразность похерит не только тебя. Подумай об Исаке, — Эскиль вдумчиво посмотрел на брата. Шистад реагировал на имя парня, как на таблетку аспирина при похмелье. — Я тебя не выпущу, пока мы не решим, что делать. Тем более, что Вильям улетел. — Что тут думать?! Эскиль, легко тебе говорить! — Крис сорвался с новой силой, швыряя что-то под рукой. Вазочка на столике качнулась, задевая стакан с водой. — Моя жизнь теперь повязана на Вильяме: если я что-то не сделаю, то в чем тогда смысл?! Это принцип. Это то, что я должен сделать. — Сначала поговори с Исаком! — Разрешения у него спросить? Он даже знать не будет, пока время не придёт! И только попробуй добраться до него раньше, чем я до уёбка Вильяма. За окном темнело: парни прежде не разговаривали в подобном тоне. Когда они затихали, то чувствовали приступ вины, но эмоции были столь сильны, что контроль теряли оба собеседника. — Не будет по-другому. Не будет, — с хрипотцой добавил Крис, словно приплюсовывая аргументы, по факту не нужные. Эскиль реагировал бы подобным образом, случись такое с его человеком. Шистад не усидел на месте, ходил от стены к стене. — Я не прошу понять или оправдать меня. Думаешь, мне не страшно от мыслей, заполняющих мою голову? Думаешь, Исаку нужна кровь и хоть что-то от меня? Нет. Ему нужен покой. Но его не будет, пока эта парочка выблядков дышит. — Окей, хорошо! Я тебя понял, но зачем так категорично? Зачем доводить до могилы? Они были современными людьми, Крис строил карьеру преуспевающего пловца, но разговор не укладывался в рамки логики и разума. В квартире даже свет потух, полумраком лаская задворки сознания, обещая привести в исполнение всё безумие, на полувыкриках обещанное Шистадом. — Никак иначе. Я, наверное, конченный псих, но, знаешь, как мне нассать на это? Тригвассон спать не будет, под дверью будет ночевать, на крайний случай прикует кузена цепями, но не позволит сделать главную ошибку в его жизни. — Только попробуй, — тут же предупредил Шистад. — Не остановишь меня. Крис умеет применять силу не только забивая, но и отбиваясь. Эскиль, хоть и близкий, один из них, человек, но получит отпор. Тригвассон был на стороне брата, и как бы то ни было, пойдёт с ним до конца. Убийство — окей, ради двух влюбленных придурков, за которых болела душа, а не потому что сам он поддерживает подобные методы. — Так, присядь. Боже, я, наверное, худший брат, если уже думаю, как помочь спрятать труп. — Не могу я сидеть! — мышцы будто бесконечным разрядом обдавало. Пальцы были обкусаны до крови, кожа сжевана, и это не прекратится. По крайней мере, пока Вильям не подохнет. — Я, кажется, придумал, — рассудительный Эскиль забегал глазами, прикидывая возможный вариант в голове. — Тех парней помнишь? Не сразу, но они начали думать в одном направлении, Крис с ногами сел на диван, подпирая подлокотник задницей. Около часа ушло, чтобы Шистад скорректировал всё необходимое. Говорили без умолку и много курили, забивая на зож-хуёж. Даже Эскиль закурил под утро, не соображая, как справиться без табака и лёгкой кислинки ментола. — С тобой поеду, и это не обсуждается. — Тогда нужно заехать домой. Без оружия нельзя, там такое отродье, — мало ли, нас зацепит, — план рисовался мелкими штрихами, ожидая исполнения по возвращении Магнуссона. Брать с собой кузена — значит беспокоиться о его безопасности. Эскиль остался непреклонен «поеду, и всё». — Они же не ручные от слова «совсем». — Меня слушают: я столько раз охотился со стаей, а хозяина не меняют. Всего лишь на время передадим их другому человеку, если я договорюсь, — собачки Криса ещё как были ручными, если их грамотно настроить. Шистад затушил бычок, скидывая его в пепельницу. Ему необходимо на воздух, побродить, привести мысли в относительный порядок. Нельзя забываться в животных желаниях и тупо следовать инстинктам. — Ты куда? — подорвался Тригвассон. — Хватит, я не ребёнок, не нуждаюсь в няньке, — пренебрежение возвращалось к Шистаду. — Хочу побыть один. — Подумай ещё раз. Я помогу со всем: приведу Исака вовремя или увезу подальше. Сделаю, как скажешь, но я должен убедиться, что слышу адекватную речь. — Нет здесь больше ничего разумного и адекватного, как ты хочешь.

***

— Давай, вот так, — руки Жасмин ослабли. Исак стоически выдержал рассеянное настроение мамы и помог надавить на клавиши. — Мы же играли раньше в четыре руки. — Играли, помню, — тенью пронеслось воспоминание. Жасмин хватала мысль за хвост: вроде и знала, что умеет играть, но пианино, как чужое, не вызывало прежних ощущений. Она, как новичок с велосипедом, который не умеет кататься и держать равновесие на двухколесном транспорте. Смотрит на инструмент, знает, с какой частотой стучать по педалям, и даже руки автоматически встают на уровень. Но нет в ней машинальной памяти, с какой ноты начать и куда вести дальше. Бывает. стартует хорошо, Исак подхватывает композицию, работая левой, но резкие провалы сбивают ритм. — Может, передохнем или же тебе совсем не хочется? — вышел к кофейнику. — Я мог бы научить тебя заново, разучим нотный стан. Всё в твоей голове, мам, ты исполняешь невероятные вещи не хуже Бетховена. Жасмин с лёгкой улыбкой стучала пальцем по клавише, лениво повторяя одну ноту. — А кто это? Исак приостановился: светлая макушка матери, как фонарь на темной улице, ничего вокруг не оставила. Спокойно. Без паники. — Композитор, — поставил сын чашки на крышку пианино. — Не припоминаешь? Искорка осознания скользнула в глазах Жасмин, рассеивая дымку потерянности. Она столько напрягала голову, чтобы самостоятельно вытянуть из воспоминаний то самое, о чем говорил сын. Исак с особым интересом смотрел и ждал. Женщина не хотела расстраивать ребенка. Искала-искала, но пустота разрасталась, зыбью поселяясь в мозгу, воруя мысли. — Нам уже сменили замки? — спросила женщина как ни в чем ни бывало. Вальтерсен просидел в ступоре, наблюдая, как мама аристократически удерживает ручку чашки. — Да. — Хорошо, надеюсь, что Томас забыл сюда дорогу, — Жасмин повеселела. — Кто такой Томас? — решил устроить маме блиц-опрос. — Исак, я ещё не до конца выжила из ума, чтобы забыть, от кого родила сына. Парень кивнул, чувствуя прилив апатии. Накрыл клавиши крышкой, не желая прикасаться к ним. И эта вещь предала его. Перечеркнула часть жизни. Еще одна ниточка, ведущая к маме, надорвалась. — Кто такой Крис? Когда вы виделись в последний раз? — Крис? — поторопилась Жасмин, обжигая губы кипятком, и убрала пылинку с платья, заинтересовавшись реакцией сына. Исак побледнел. — Адам? Юнас? У нас есть домашние животные? На колени как раз прыгнул Ёжик, приластившись, когда по шерстке прошлись тонкие пальцы. — Юнас… вроде друг твой, или это Адам? Я что-то теряюсь в последнее время, — Жасмин зачесала мех кота, не меняя голоса. — Так что с замками? Я не хочу, чтобы Том приходил сюда. Вальтерсен не научился достойно реагировать на такую маму. Он мелко дрожал, чувствуя волну раздражения. За несправедливость, за болезнь, которая безбожно забирала последнее. — Может, ты по фотографиям запомнишь? — как таковая надежда не оставляла. Доктор с огромным сожалением заверил: никакие цифровые и физические носители не вернут и не оставят память. Жасмин будет рассматривать карточки, кивать, но не удержит в голове даже малый объем информации. Из раза в раз будет слушать в сотый, в тысячный раз повторяющуюся речь сына «Это папа, это Юнас, мой друг, это мы на отдыхе». Исак будет бередить душу только себе, ведь для Жасмин эти люди, вещи и поездки — никто и ничто. Вальтерсен не хотел так. Не хотел терять себя, только сейчас убедившись, что до последнего будет держаться жизни. Парень последует предписаниям доктора Арнольда, подпишется на исследования, которые еще не проводили. Только добровольно не отдаст мозги на поедание деменции, если, конечно, она не сделает это за него. Исак решил бороться.

***

Вальтерсен ворочался в постели, перекатываясь с бока на бок. Одеяло и подушки сбились в ногах, спина болела, напрягаясь от горизонтального положения. Из-под занавесок выглянуло полнолуние, снаружи подвывал ветер, одинокий уличный кот дико мяукал, заглушая мысли. Исак чувствовал себя одиноко, не имея возможности сбежать. У мамы наступила стадия, к которой они еще не привыкли. Грубые ветки стучали по стеклу, чуточку пугая парня. Их острые концы царапали наконечником ножа. Исак зажмурился, прогоняя морок. Ничего не выходило, шум стал даже чаще и громче. Ночник тускло подсвечивал очертания, рисуя тень за окном. Сердце пропустило удар: Вальтерсен только сейчас понял, что это не ветки частили ударами, а маленькие камешки бились снаружи. Дернув штору, отскочил, схватившись за сердце. — Ах, ты ёбаный урод, — вырвалось. Впуская ледяной воздух, щелкнул замочек. — Какого хуя, Крис? Шистад вопрошающе посмотрел на Исака, опираясь на выступы в стене, и спустя пару мгновений оказался внутри. — Кретин! Ты что, решил меня совсем с ума свести?! Нет, точно придурок. Сколько раз повторять: не нужно пугать и лезть в это окно?! Ты своей тупой головой подумал, а может, я сплю? — выпаливал Вальтерсен слова, отстукивая по спине Шистада кулаками, потом воровато обернулся и зашипел, чтобы не тревожить сон Жасмин. — Мне что, колючей проволокой обернуть дом?! Крис задержался на месте, утихомирив себя, потому что час простоял под окнами, не решаясь бросить первый камешек. Шистад задумался, где было лучше: там, на морозе, или в компании с орущим Исаком, который готовился метать вещами и всем, что под руку попадется. Наконец, он обошел парня и прошел в ванную под бесконечную тираду того, кто уже замахнулся подушкой и не отставал до самой двери. — Ты куда? Алло, еще и в обуви! Я же там босиком хожу! Ну всё, с тебя новый коврик, — остался на пороге, пока Шистад умывался. — Ты не заблудился, а? Крис, ты не можешь заявляться сюда вот так, потому что… Что? Зачем пришёл? Исак разговорился, не понимая, куда его так прорвало. Будучи вырванным среди ночи из раздумий, последнее, чего он не ожидал, так это Крис. Вальтерсен до сих пор припоминал себе выходку после танцев, когда, как послушный щенок, сел в такси и умотал. Злоебучие принципы, проигрыш и данное слово, над которым Шистад, наверное, ещё долго ржал. Сейчас же Крис вошёл, как к себе домой. За коврик парень правда злился. Подошвы вошедшего были сухими, немного пыльными, но они всё равно оставались уличной обувью, поэтому злость не отпускала. — Раскошелишься на новый, ничего не знаю. Бесило то, с каким самообладанием Крис держался в то время, как Исака разъедала буря чувств от «пошёл на хер» до «наконец-то ты пришёл». Вода шумела, струей попадая на руки, перемазанные машинным маслом и совсем немного кровью, что стекала в слив. Шистад успел ободрать фалангу, пока тащился наверх вдоль сколы краски. — Откуда это? — обратил внимание Исак на порез. — Ты что, зашёл ручки помыть? До дома не дотянул? — ранку и салфеткой можно обработать. — Не шуми. Крис не мог думать: мысли разбежались, как тараканы, подсвеченные фонариком глубокой ночью. Болтовня Исака была обыденной, как будто они лет сорок прожили в браке и в привычном ритме бурчали больше для поддержания атмосферы. Он ругается, но по-настоящему не злится, как бы не старался казаться злым. — Ещё затыкать меня вздумал. Я в своем доме и не приглашал тебя, — запыхтел с новой силой. — И обувь сними! Хотя нет, вали нахрен. Вот прямо через окно, откуда тебя задуло. Можешь даже прыгнуть вниз головой. Да-да, спасать не выйду, даже, если разлбьешься. Крис бы не разбился — не та форма, чтобы свалиться со второго этажа — Исак бы всё равно следил через щёлочку, волнуясь, как тот доберётся. Оба вернулись к окну нараспашку, Исак поежился, подтягивая пижамные штаны; свободно висевший свитер не грел из-за мороза. Шистад перекрыл поток воздуха, задернув занавеску. Вальтерсен проглотил язык и поток припасённых оскорблений, наблюдая за мрачным видом парня, когда тот развернулся, показываясь во всей неприглядной красе. — Ты когда спал в последний раз? — Не помню, — Крис сделал шаг, на что Исак отступил, спотыкаясь. Больно шлепнулся на задницу, проклиная нездоровый вид парня, отвлекший его. Только сейчас до Вальтерсена доходит: пустой глаз Шистада ни разу не взглянул на него. Крис избегал прямого зрительного контакта. Вальтерсен провалился в немую сцену: с пугающим видом Крис преклонился перед ним на колени, как уставший странник. Руками коснулся бедер, тихо ступая ими выше, и обхватил несильно, будто ожидая одобрения. — Зачем ты… Исак затвердел; он, свинцом залитый, забыл, как двигаться. Тяжёлая голова Шистада легла на коленях, которыми Вальтерсен чувствовал, насколько мерно через один чужое сердце отбивает ритм. Рука повисла в воздухе, не зная, пригладить ли чёрные волосы или ухватиться за них, чтобы оттащить. — Я всё знаю. Всё, что было тогда, — вмиг повисла тишина. Тогда. Тогда. Тогда. В ту ночь, когда над тобой надругались, а на утро пришёл я и потоптался сверху, с усмешкой, не давая и слова вставить. — Выслушай, хорошо? — просил Крис, чувствуя давление руки у корней волос и как ему сложно говорить. — Я пришёл раскаяться и сказать, что отпускаю тебя. Не хочу, — отпускать, — но, если тебе так будет лучше… — не договорил, потому что не хотел верить собственной лжи. Куда же он его отпустит? Ужас в глазах Исака остался неописуемым. Разом свалилось знает, знает, знает, угрем выкручивая тело, стоило онемению отпустить. Вальтерсен сбежал на другой конец постели, подбирая согнутые и сбитые колени. Шистад не думал приближаться. Он, как был, бессильно присел на полу, опираясь на руку, и это единственное, что помогло выдержать взгляд Исака. — Кто тебе сказал? — Какая разница? — Юнас — сука, хотя бы раз мог придержать язык, — впервые злость на друга была неподдельной: Васкес предал его, нарушил данное слово. — Чёрт, ну почему? Да как он рот свой открыл? — Вальтерсен звучал жалко, пряча лицо: только бы не расплакаться на глазах у Криса. Горело всё, потому что Шистад смотрел и не понимал очевидную вещь: Исак не хочет, чтобы его ещё и видели таким — уродом. Выждал до последнего все сопения носом со стороны постели. Сердце разрывалось сидеть в паре метров, слышать тихие рыдания и не сметь подойти. Шистад наказывал себя, не отводя голову, утопая в исковой боли и усталости. Смотри, блять, на результаты своей работы. Это ты виноват. Ты. Ты. Ты! Парень протянул салфетку, наскоро убирая руку, Вальтерсен швырнул подношение, обтираясь рукавом. — У меня нет слов, чтобы… — попросить прощения. — Понимаю, что не могу и не имею права находиться рядом с тобой. Не после того, что сделал и наговорил, — почему ты не въебал мне тогда посильнее? Лучше бы Криса поразила кома, чем он сейчас переживал давление вины, невидимой удавкой окрутившей жилы. Он был слабаком и трусом, который не дал отпор отцу и запустил цепную реакцию, за которую почему-то платил Исак. Наверное, как самая большая слабость Криса. Как воплощение уязвимого места. Шистад стеклянными глазами таранил стену напротив. Знал, что не стоит приходить и говорить бесполезное «прости», потому что прощения нет и не будет. Крис не хочет, чтобы его прощали. Исак, в свою очередь, даже близко не считает Шистада виновным. Только не его. Вальтерсен почувствовал приступ тошноты, головокружения, астмы, тахикардии, выпуская внутрь полный список невротика. Крис не должен был узнать позорную, гнилую, низкую тайну. Ведь правда, так или иначе, встанет между ними очерняюще, тяжёло. Будет напоминать об ошибках и слабостях, которые не обернуть вспять. — Заткнись. Замолчи, пожалуйста, — шептал, просил, все еще пряча лицо. — Исак, я должен, — зажёванной плёнкой повторял Крис, вскинув голову к потолку. — Не могу я больше держать всё в себе. — Нет, не должен, — на его «должен». Не хочу слышать, помолчи. Чего Исак больше всего боялся — знание уничтожило Криса, и оно на глазах крыло. Шистад приполз извиняться (!), только за что? Крис делал только хуже своей добротой и душой нараспашку. Слепое неведение для Шистада помогло бы Исаку хотя бы здесь не испытывать собственную неполноценность. Поражённый самоотдачей Криса, Вальтерсен не мог похвастаться своим. Он видел себя грязным и уже боялся доверять и отдавать, подсознательно ожидая агрессии. Та рано или поздно накроет Криса, который вновь забудет о хорошем между ними и будет топтать хрупкий мир Исака. И не факт, что в следующий раз у Вальтерсена хватит сил пережить то давление. Он или таблеток нажрётся, или повесится. — Тебе противно? — Что? — до Криса постепенно доходит суть, принимая густые краски. Шистад думает, что неправильно выражает эмоции, если Исак в первую очередь думает об этом. — Нет. Нет, дьявол, я другое имею в виду, — реакция заметно разнилась: Крис на мгновение скинул давящий со всех сторон мрак. — Послушай. Моя совесть, — она буквально стала раскаленной плетью, которую не видел, но ощущал на себе, — она вот тут, — оставил руку на солнечном сплетении. — Господи, я так виноват перед тобой. Исак качал головой, не желая всего этого: ни тягот времени, ни мук совести, ни жалкого и раздавленного вида Шистада. Его раскаяние на километр вперёд бежало, бросаясь в лицо невооруженным глазом. Если Крис не прекратит корить себя и избегать смотреть Вальтерсену в глаза, Исак больше не покажется ему. Как чумы, будет избегать, только бы помочь Шистаду выбраться из ямы самобичевания. — Мне неприятно говорить об этом. Не хочу… Ничего не хочу. Если можешь, замолчи, — грубость отрезвила парня. Вальтерсен ожидал любой реакции, только не такой. — Но, Исак, — Шистад посмел подползти к подножию, уронив руку на нагретое место, откуда Вальтерсен выдернул ногу. — Я не трону тебя, ты же знаешь, — заверил, но оба они прекрасно помнили пережитые за последнее время случаи, когда Крис спокойно нарушал границу «я не трону» и трогал, даже когда его умоляли убрать руки. Вальтерсен казался забитым и испуганным зверьком — зрелище ударами тока било по Шистаду. Парень убирал руки подальше, впивая ногти глубже в сухую ладонь. Он не будет. — Крис, я так зол и так устал. Устал от воздуха, которым дышу, от людей, которых не вижу: они размытой массой плывут перед глазами, — тело слабело, холодея от глыбы внутри. Той, что разрасталась и выходила за края. Она делала Исака диким, холодным и совершенно чужим. — Я больше не знаю, чему следовать и кому верить. Не говори больше ничего, не смотри так, не трогай меня, я не хочу. Вообще ничего не хочу. — Не буду. — К чему ходить вокруг да около? Зачем ты пришёл? Узнал, что меня… — поперхнулся Исак воздухом, всего на секунду предполагая, что язык повернется сказать. — Это моё дело и только моё. Не вини себя: не могу видеть, что ты делаешь с собой, — пропустил парень пятерню в волосы, жгутом собирая их у корней. — Эта гребаная жизнь закатилась в какую-то ебень. А мне как быть? Ты постоянно ходишь рядом и душу мне на части рвешь, — такой хороший, преданный и чистый. — Вот кому, скажи, я нужен? Неужели после всего, что было, ты смотришь на меня по-прежнему? Что тобой движет: жалость или ты реально такой больной, как говорят, поэтому выбираешь самое никчемное существо? — Зачем ты задаёшь вопрос, ответ на который очевиден? — казалось, Шистад пропустил мимо ушей остальное, не обращая внимание на попытки Исака доказать, насколько нечистым во всех смыслах он стал. — Ты что, вообще не понимаешь, что я хочу сказать? Почему ты пришёл? Вальтерсен накрыл уши, чтобы остановить Криса. Он знал, что сейчас услышит, и потому пугался несгибаемости Шистада. — За тобой. Мы же не просто так нашли друг друга. Ну не могу я без тебя. Не могу. — Ты сам сказал «нас нет». — Я врал. Врал, потому что ты таскался с этим Адамом. Мне было хуёво; я порол любую чушь, чтобы задеть тебя побольнее, но легче не стало. Упоминание МакЛарена не вызывало как таковых чувств. — Ты либо наказание, либо награда. Но я тебя не заслужил, — закрылся Вальтерсен. На его лицо падали тени, и Шистад внимательно следил за жестами отпирающегося собеседника, страшившегося самого себя. — Это не этап в игре, чтобы что-то заслужить. — Ну, почему ты такой упрямый? Притворяешься, что не понимаешь намёков? Крис, ты точно больной, не иначе. Я тебе говорю: уходи, здесь нечего ловить, и все знаки судьбы говорят нам о невозможности построить что-то стоящее, но ты, как намагниченный, возвращаешься. И самое страшное: я тоже не могу отказаться от тебя, как бы не хотел, ведь ты убиваешь меня. Делаешь таким же ёбнутым. Исак зарылся в нору под одеяло, на что Крис тихо присел рядом. — Можно я здесь посижу? Неразборчивый ответ Вальтерсена скорее прогонял, — так думал Крис, вдохнув терпкий, мягкий привкус, что был только здесь, в спальне Исака, и собрался уйти. Но наружу показалась кисть, обхватившая руку Криса. — Останься, — подался вперёд машинально, боясь упустить момент. Он ненавидел себя, потому что был, как собака на сене. Говорил «уходи» — и не отпускал. Шистад кивнул, хоть этого никто не видел; Вальтерсена невозможно было понять. Его подбрасывало в разные маниакальные фазы, а Крис не решился перегибать и переспрашивать. Прислонился у изголовья, слушая, как под плотным одеялом затихает дыхание. — Мы ещё заставим их пожалеть, да? Хочешь поставить на колени каждого, из-за кого ты плакал? — Крис убавил яркость ночника, перебирал вьюнки пшеничных волос, практически неслышно разговаривая с тишиной. Большой вопрос, к чему они в итоге пришли. Наверное, к перемирию. А Шистад лишь сильнее убедился в желании выпотрошить Вильяма на пару с Эвеном.

***

Пробуждение было мягким и приятным, Вальтерсен проспал вечность, блуждая без кошмаров, вечных подергиваний ногой и частых подъемов в страхе. Место рядом опустело, рука возила по влажным простыням. Это его жар потом впитался, наверное, делая неприятно Крису. Исак бегло переоделся в сухое, волосы ужасом раскинулись в стороны. Простоял у видимого куска зеркала, пока до слуха не добрался шум из ванной комнаты. Прикрытая дверь обозначила аккуратные движения, когда тихо приземляют баночку с шампунем, вешают полотенце. Скрипнула дверь, отворившаяся под немой вопрос Исака, и наружу показался Шистад в одних трико. Заговорили не сразу: Крис рассчитывал, что Исак ещё поспит. — Я воспользовался немного мылом, — стряхнув влажные волосы и указал за дверь. — Разбудил, да? — Я сам встал, — приходя в себя, Исак заглянул за плечо. Стиральная машина бесшумно взбивала пену вместе с ковриком. — Спасибо. — Куплю новый в другой раз, — Шистад наскоро оделся, чтобы не смущать своим видом. — Решил: он высохнет, пока ты проснешься. Вальтерсен, как всегда босой, шлепал по полу, не заботясь, что может наступить на фрагмент отвалившегося лего под ногами. — Ай! — вскрикнул, когда деталь конструктора все же застряла между пальцев. Крис с ходу подхватил прихрамывающего парня. — Садись. Исак щурился от жалящей боли из-за куска пластмассы, осторожно наблюдая, как Шистад со всей серьезностью одевает на него один за другим махровый носок. — Зачем ты это делаешь? — наверное, парень выглядел, как убогий, который даже в тёплое одеться не в состоянии. — Потому что хочу, — внимательно осмотрел Крис ноги, заправляя высокие носки в домашнее трико с аляповатым рисунком. — Ты против? Вальтерсен не дал ответа и перевёл взгляд к стене. Если Крису угодно остаться, то пусть делает, что хочет.

***

прошла неделя

Твердо убедившись в переезде, Крис планировал забрать самое необходимое. Тащить за собой тряпки, какие-то кубки и немного личных вещей нет смысла. Вещи купит, само обладание медалями — приятно, они олицетворение его работы, вроде зарплаты на работе, но их наличие на полках — пыль. У Шистада остался только телефон, забитый гигабайтами памяти с фотографиями и видео, где запечатлена их жизнь с Исаком. Он потянулся смахнуть блокировку, вошёл в галерею. Сделанная наскоро фотография его стенографии, выведенной неуверенным почерком Исака «Придурок, я люблю тебя», чуть ниже — схематичный рисунок среднего пальца с припиской «Сам придурок» были причиной улыбки. Остаётся один пролёт, обойти отцовский кабинет, и он вырвется на свободу. Переговаривающиеся голоса заостряют на себе внимание: Шон вернулся под утро, вероятно, заливая в уши матери о делах и тяжёлых временах. Крис осмотрелся напоследок — он знать больше не желал жадного до контроля червяка. Миловидный голосок серпом прошел по черепу: как же мог он забыть о Хлое и ее вездесущести. — Так вот, и мы с отцом решили отправиться на Сицилию. Думаю, Крису будет полезно поплескаться в океане, — Ниссен сверкала голыми коленками, улыбаясь от уха до уха, блеском губ вызывая скрежет зубов Криса. Шон с одобрением приветствовал предложение. — За одним исключением: не нужно поощрять его желание плавать. Мы против, — Хлоя тут же перестроила тактику, поддерживая мужчину. — Как скажете, конечно. Думаю, я найду способ убедить его в бессмысленности этого занятия. Шистад даже ужасаться и раздражаться устал от отсутствия у этих двоих хотя бы намека на мораль и уважение к выбору другого человека. Два эгоиста, которые не видят дальше собственного носа, но уверенно суют его в чужую жизнь. — Может, тебе нужен не остров в Средиземном, — поправил он знакомую, — море, а необитаемый кусок земли с племенем индейцев? Насадили бы белую девочку на кол. Как смотришь на обглоданные кости? — заискивающе оскалился Крис. — У них до сих пор процветает каннибализм. Ниссен передернуло судорогой жути, когда Шистад долго не менял суровое лицо. — Сынок, можете прогуляться с Хлоей до столовой. Открытый вид на террасу, горячий глинтвейн, что может быть лучше? — Сам пей свою кислятину, — сумка осталась на пороге. Криса переполняли эмоции: врезать отцу за годы лжи или уйти, проглотив слова. Он думал лишь о состоянии Исака и хотел поступить правильно, не желая больше прогибаться под диктатуру. Шон лениво присел: привычный грубый тон ребенка нисколько не тронул его. Хлоя церковной мышью ютилась рядом. Эта девушка будет отличной невесткой — она умеет понять момент и подстроиться под человека, как пластилин. — Чем-то расстроен? Сколько там недель осталось до конца второго тура? — Шистад с нескрываемой неприязнью думал о проклятом резерве, в который прошёл сын. Крис, как плавучий удав, всё время ускользал из рук, каким-то образом даже в сборной задержался. — Близится весна, экзамены не за горами. Последнее, о чем думал Крис — вшивые экзамены. Он давно прошел в сборную и получил место в университете, во что до сих не посвятил отца. — Хлоя занята с репетиторами, тебе тоже нужно подтянуть и укрепить знания. Хочу убедиться, что всё пройдёт без заминки. Проигнорировав Шона, Крис был готов раз и навсегда решить вопрос с Ниссен. — Зачем пришла? Хлоя не была столь категорична: смыкая губы, послала немой вопрос старшему Шистаду. Мужчина был добр к ней — заручившись его поддержкой, она до конца жизни могла вить верёвки из Криса. — Можем выбраться в приличное место, обсудим учебную программу или место отдыха. В Италии куча мест, которые мы посетим. Парень заходил вдоль, выстукивая ритм по бедру. — Почему ты такая в тупую упрямая, Хлоя? — Крис, я бы попросил… — Шон вступился за гостью, выставив кулаки на стол. Но сын лишь наблюдал за реакцией отца и даже не думал покинуть кабинет. — Повторять больше не буду: у нас с тобой ничего нет и не будет, и хватит уже пытаться через отца залезть ко мне в штаны. А ты, — посмотрел парень на Шона, — даже не думай, что я поведусь на уловки, угрозы и всё, что твоя больная фантазия способна придумать. — Откуда же такая прыть? Ты что, за неделю моего отсутствия свободу почувствовал? Или же это лучи спортивной славы внушили уверенность? Шон забавлялся, царапая глазом нечто в солнечном переплетении Криса. Парень с трудом задышал, на расстоянии чувствуя тяжелый отцовский взгляд. Такие выпады всегда дорого ему обходились. — Представь себе, вспомнил, что помимо мозгов у меня ещё хорошие яйца. Не хочу больше забывать об этом. Отец нисколько не изменился. Так даже не скажешь, что рядом с ним, таким здоровым и деловым, может находиться Вильям. Мысль о бывшем друге заставила вспомнить увиденное в аэропорту. Они обманывали его. — Произошло кое-что ещё, — и оно, как спусковой крючок, сорвало все тормоза. — Я больше не чувствую перед тобой никаких обязанностей, — Криса отпустило, и это было лучшее ощущение — ощущение свободного полёта. — Ты сдох для меня. Всё, нет больше между нами никаких связей. Я отказываюсь от тебя, как от отца: если хоть слово скажешь, не сомневайся, ударю так, что до гроба будешь слушать звон сотрясения мозгов. Это не просто слова. Я нашёл специалиста по семейному праву: через суд тебя лишат родительских прав. Мы больше не родственники. Хлоя, таращив глаза, прикрыла рот. Услышанное казалось громом среди ясного неба. — Крис, ты что гово… — Шистад жестом оборвал её. — Уходи по-хорошему. Не заставляй обижать тебя, — практически по-доброму попросил Крис. Жалкая Хлоя навсегда останется куклой, жертвой своих и родительских иллюзий, не расположив к себе Шистада. — Мне даже стараться не придётся, ты знаешь. Хлоя подскочила: Крис с самого детства разговаривал с ней, как с рабыней или недостойной, в то время как паршивка считала себя на ступень выше, потому что имела коммуникативный талант и все внешние данные, чтобы составить ему партию. Шистад, каким бы превосходным ни был, пропадёт без её вертлявой способности пробиваться. Только следуя немому разрешению от Шона, решила покинуть их. — Мы еще не закончили, — собирая волю и обиду в кулак, все же Хлоя добавила у выхода. — Если рискнешь быть выкопанной по весне где-то среди лесополосы — добро, увидимся, — Крис думал, что у него большие проблемы, если в последнее время все вопросы решал либо дракой, либо угрозами убить. Без колебаний парень объяснял собственную категоричность так: он поступал ровно с той силой, с которой на него напирали. Девушка вспыхнула и не нашла, что ответить. — Иди проспись и больше не задерживай дыхание под водой. Кислородное голодание дурно влияет на тебя. Шон поправил идеальную запонку, возвращаясь к сыну. — Я всё сказал: мой адвокат пришлет тебе всё документы. Уверенное заявление не могло остаться незамеченным. Крису невдомек, что все люди продаются, сгибаются под весом аргументов в несколько тысяч зелёных. Сын прямо на глазах рыл себе могилу. — Какой ещё адвокат? Ни один юрист моей компании не продвинет твоё дело. К чему кому-то третьему лезть в наши семейные дела? — адвокаты, как одноразовые перчатки, менять одного на другого — плевое дело. Крис еще глуп, чтобы шире взглянуть на масштабы власти Шона, даже не среагировавшего на подобные заявления. Он свыкся к манерой сына чесать языком. Упрямец мог наблюдать за крушением самолета, с глупой надеждой заверяя «а вдруг кто-то выжил?». — Дед завещал мне не только долю, но и юридическую поддержку в случае, если ты будешь неправильно распоряжаться моей частью наследства, как доверенное лицо. Я связался с нужным человеком, он берётся за дело. Поэтому жди повестки в суд. Проклятый старик отвалил единственному внуку половину состояния. Шон ненавидел отца за подставу в виде пункта, где бизнес переходил в его полное владение за одним исключением — рождение сына. Нарцисса была счастлива, забеременев, а для Шона Крис был лишь галочкой и занозой на всю оставшуюся жизнь. Возможно, его стоило утопить еще в младенчестве, ведь в завещании не упоминалось «бизнес отходит акционерам в случае несчастного случая/случайной смерти/убийства или самоубийства внука». — У тебя один, а у меня целый юридический отдел. Логическую цепочку, кто проиграет, сам продолжишь? — Ты и Вильям. Логическую цепочку сам продолжишь? Шон скинул весёлый настрой, но не замешкался, хотя определённо не был готов получить «я всё знаю» в лоб. Крис вопреки желанию нависнуть над столом оставался поодаль. — Что ж не стану отрицать, раз уж в тебе заиграл детектив, — невозможно сдержанный Шон не стал юлить. — Дальше что? Возомнил себя суперменом? Ты был обещан мне в обмен на жизнь этого сопляка Исака. Запомни: ты никому не нужен, защитник. Готов поспорить, что он продаст тебя, отвернется, потому что детские влюбленности все до одного имеют печальный финал — расставание, — Крис медленно закатил глаза, не услышав ничего по сути нового. — У нашей семьи прекрасная репутация, ты проиграешь суд на первом же слушании, и все ради чего? Рассчитываешь покорить Исака? — рассчитывает получить вольную. — Так к чему шум? Марание имени Вальтерсена лишь подогревало интерес Шона, планомерно выводившего сына из себя. Тот же стоически удерживал порыв сорваться. — У моего адвоката связи за пределами этого города, а тебя всё равно лишат прав и возможности управлять моей частью акций. — Шон, я, — Нарцисса, переступив порог, заметила Криса. — Сынок, и ты здесь? — парень наморщил лоб, стоило матери приложиться к нему губами. — Мам, хватит, — Шистад не был расположен к приступу заботы. — Ты сам не свой в последнее время: это всё экзамены или же? — Или же. — У нас здесь разговор, Нарци. Что-то серьёзное? — Шон хотел быстрее избавиться от жены. Поняла, что ворвалась не вовремя. Бегло осмотрела сына, и тот кивнул ей, будто отвечая «всё в порядке», — но глаза её не обманули. — Крис, если хочешь идти — иди, — Нарцисса посмотрела на мужа. — Хватит наседать на ребёнка. Он старается больше своих возможностей, а тебе всё мало. — Дорогая, ты не знаешь, о чем говоришь. Крис давно не ребёнок, а здоровый мужчина, — Шон отмахнулся. — В пакете тебе принадлежат четвёртая часть, остальное — по убывающей — моё, Ричарда и Эскиля, — Крис не подал и виду, будучи полностью осведомленным, с кем делил многомиллиардную компанию. — Даже с этими деньгами я смогу всю жизнь не работать. И, поверь, я затеял эту сепарацию не ради денег. Нарцисса бегала глазами от одного к другому, шурша полами свободного платья. Её тревожил нездоровый вид сына, который ночевал неизвестно где и посетил дом всего пару раз за последнюю неделю. Кресло Шона шумно перекатило тело в нем, скрипя кожей. — В принципе поверю, когда увижу, что ты реально можешь обойтись без финансовой подушки семьи, — в голове не укладывалось, что парень осмелился заговорить о своей части в имуществе. — Сынок, ты привык к роскоши, всю жизнь ни в чем не нуждался. Но твои выкрутасы больно вернут тебя на землю, когда твой адвокат провалит дело. Поверь, так и будет. — Не волнует. Всё, что ты пытаешься внушить мне, — очередной страх. Тебе нравится контролировать, помыкать, управлять. Но твоё время закончилось. — Уверен? — Вы о чем вообще? — Нарцисса вплотную обернулась к сыну. — Крис, ты же шутишь? Парень не злился на мать, но сейчас её позиция оказалась как никогда важной. Терять ещё одного родителя не хотел, ведь Нарцисса, по своей сути, была не опасна. Она просто хорошо закрывала глаза на многие вещи. — Мам, ты же знаешь, как он издевается надо мной. Хочешь, чтобы Шон забил меня насмерть или довел до комнаты с мягкими стенами? Я так больше не могу! Хватит уже терпеть и хавать последствия его психоза: мать ты мне или кто? — Но ты несправедлив, — женщина, которую всю жизнь оберегали, как хрустальную вазу, была потрясена, что конфликт дошел до бунта родного сына. Знала о непростом характере мужа, видела его нехорошее отношение к Крису и не хотела подвергать следующих детей подобным мучения, поэтому больше не рожала. Её всю жизнь учили молчать. Вырастив Криса крепким парнем, она боялась, чтобы он не закончил, как отец, погрязнувшим в тирании. Она молилась и надеялась, что Шон опомнится, а Крис вытерпит. — Пожалуйста, опомнись и не забывай, с кем разговариваешь. На мягкий, практически молящий голос матери, Крис мог разве что отмахнуться. — Хотя бы раз встань на мою сторону. Я твой сын, а он всего лишь муж, с которым можно развестись. — Что? — о разводе речи не шло. Они с Шоном двадцать лет вместе. Не так, как принято: душа в душу, — но, по крайней мере, супруги могли договориться не лезть в жизни друг друга. — Неужели деньги удерживают тебя, не поверю, — Нарцисса терпела ради семьи. — Мам, если останешься с отцом, готов голову на отсечение дать, он перебросит все силы на тебя, — говорить о сломанных ребрах он не стал. — Не будь лицемеркой и хорошо подумай. Женщина задумалась, повиснув в невесомости в лёгком приступе тошноты. Сколько она металась между двумя близкими людьми, запивая волнение успокоительными, посадила здоровье, иссохла к сорока, и всё зря. Скрывалась за миловидной улыбкой, в глубине души рассчитывая, что Шон с Крисом найдут общий язык. Только чем взрослее Крис становился, тем дичал по отношении к отцу. Шон вальяжно расселся в первом ряду, никак не отрицая того, что сможет привести описанную сыном перспективу в действие. Прежде он только злился, замахивался, но не трогал жену. Запугивал, изводил, играл с психикой. Возможно, и ее стоило для устрашения приструнить парой хлестких ударов. Мерзкий холодок прошёл по телу Нарциссы: женщина была готова расплакаться на месте. — Мам, выпей воды. Нарцисса ушла, не сказав ни слова. Провожая жену, Шон был даже горд дрессурой. Своей смиренностью она ни разу не подвела. Крис расстроился: он не получил даже намека на поддержку. — И на что ты только рассчитывал? — мужчина усмехнулся, когда сын твёрдым шагом засобирался. — А как же поговорить о Вильяме? Неужели тебе не интересно, как так вышло? Еще неделю назад Крис бы сыпал вопросами, сейчас — нет. От отца не добиться откровения, он продавит, будет гнуть свою линию, чернью поселяя безграничную ненависть, которая и так лилась через край. — Вильям — дурак. Его пальцем помани, продаст и не моргнет, — а как иначе он купался в роскоши с их нестабильным рухнувшим финансовым положением. — Поправь, если я не прав, — отец пока соглашался. — Ты же делал это, чтобы опять же проконтролировать меня, — за себя Крису не было обидно. — Исак — единственное, чего я вам не прощу. Он ни при чём, а моими руками вы двое похерили невинную душу. — Думаешь, меня беспокоит твоя очередная игрушка? Одним больше-меньше, — Шон смахнул воздух. — Он — мелкое препятствие. — Рот закрой. Даже не заикайся о нем. — Мне даже из кабинета не нужно выходить, чтобы ему свернули шею, — с излюбленно-надменным вырадением продолжил отец. — Ты вновь снюхался с ним? Это же смешно. Посмейся. — Мы не вместе, не приплетай его. Держи ответ за Вильяма, раз начал. — И что ты намерен делать? Мне начать бояться? Тягаться с отцом у Криса не хватит сил. Они до конца дней будут собачиться, меряясь силами, как смотрящий в зеркало и его отражение. Как бы там ни было, но сын перенял характер отца. — Неужели пойдёшь до конца? Не боишься посвящать меня? — по решительному виду сына Шон понял о намерениях парня, вероятнее всего, удавить Магнуссона. — В арсенале не хватает охотничьей двустволки, глока и коробки патрон, — перешел собеседник к сути. Нечего разводить драму из желания сына пристрелить очередного сосунка. Вильям надоел Шону и был бесполезен. — Рассчитываешь остановить меня? Или же хочешь устранить двух зайцев разом? — Грызитесь, развлекайтесь, а я приберу. Мне плевать, чей труп придётся забирать, — Шон открыл следующую страницу газеты, никак не интересуясь строчками. — Не подохнешь, так вернёшься домой. Ко мне. А это хуже смерти. — Договорились. — К рассвету мои люди начнут поиски, и лучше бы тебе хорошо бегать и твердо держать ствол, — здесь уже прослеживался живой интерес, подстрекательство. — Парни всё ещё помнят, где живёт Исак. Шон был уверен: как бы не храбрился Крис, он не лишит человека жизни. Не посмеет опустить курок. Испугается, как последний слабак. И, конечно, приползет обратно. Шистад не поверил отцу. Тот не мог спустить на тормоза и отдаться произволу, не пытаясь не контролировать. Шон помешает, просунет голову в неподходящий момент, но Крис подумает об этом позже.

***

Форд плыл сквозь туман морозных сумерек, небо затянуло чёрным полотном, обостряя зрение. Крис выключил печку, не желая нагревать пространство, руки цепенели у руля выступом синюшных вен. — Куда мы едем, скажешь? — Вильям откинулся на соседнем пассажирском сидении. Неоновый циферблат лампочек манил добавить инди мрачной, царящей в авто атмосфере. Только закрытый и подозрительно неприветливый Крис всем видом запрещал трогать здесь что-либо. Выехали с трассы, петляя проулками с убитыми дорогами. Ямки и выбоины подбрасывали в воздух, выбивая дух на растущей скорости. — Как Лондон? Сухой вопрос друга был встречен объёбанной улыбкой, Магнуссон выкурил косяк, в этот момент летая в рассеянных мыслях. — Ничего нового. Родители делят бизнес, перебрасывая ответственность друг на друга. — А ты? — Да похуй. Меня не трогают, и ладно. — Главное — остаться в стороне, да? — Крис упрямо смотрел перед собой, чтобы не смотреть направо. Приспустил стекло, впуская все минус тридцать внутрь. Кровь леденела, мешая сцеженное масло примулы с душком Вильяма, которого руки чесались удушить на месте. — Холодно же. Магнуссон поёжился: уши обмерзли, заставляя скукожиться на месте. Перед глазами вырисовывалась знакомая окраина очистных промышленного района, с высокими трубами, густым, едким дымом и заброшками. — За закладкой едем? — лукаво глянул он на друга; тот смирно сидел. Шистад остался подозрительно неразборчив. Боковое зрение привлекло мигание фар позади. За ними пристроился хвост. Вильям тут же отмахнулся, по узкой колее только так: нога в ногу друг за другом — если ехать на встречку, то с трудом можно разъехаться, особенно зимой. Здоровый ангар с настежь раскрытыми железными дверьми, расписанными граффити заставил вспомнить, как в бессознанке Магнуссона волочил Крис, выкупая на последние деньги. Сбитые в кучу машины, половина из которых походила на листы ржавого металла, встали рядами. Вокруг бегали облезлые собаки, неразборчивого окраса, с мыльными глазами, будто питавшиеся бензином или ядовитой краской. — Выходи. Крис обошел авто, не оставив другу шанса передумать, и глянул на следующее авто, которое притормозило чуть дальше. Фары тут же выключили, маскируя двоих во тьме. Эллиас больше не топтался у входа и прямиком направился в гостям, будучи вооружённым до зубов охраной в лице Микаэля и Муты. — Ну, здравствуй, — улыбнулся Бакуш добродетельно, преимущественно обращаясь к Шистаду. — Признаюсь, до конца не верил, что ты позвонишь. Неужели ноша дружбы оказалась в тягость? — А я всегда знал, что рано или поздно эти двое вернутся, и уже тогда я отыграюсь на цыпочке, — Мика облизал похотливым взглядом Вильяма. Тот, в свою очередь, отказывался понимать, зачем Крис привез их к отшибу человечества, на задворки цивилизации.

ранее

— Нет, Эскиль, я понять не могу, зачем нам с тобой ехать ночью к черту на рога. И вообще, что за аргументы такие, цитирую, «так надо, доверься, позже поймешь». Вы с Крисом затеяли что-то нехорошее, да? Вместе с тем Вальтерсен прыгал на одной ноге, дергая второй, чтобы пробиться стопой в спутанные джинсы. — Поехали уже, Крис просил не опаздывать, — Тригвассон сверился с часами: Шистад уже выехал, а значит, они отставали минут на десять с учётом того, что машина на автозапуске давно ждала внизу. Вальтерсен вскинул руки, продевая их во второй слой свитера. — Что? Я мёрзну. — У тебя низкий гемоглобин. Сдай анализы в любой лаборатории и вышли их мне, я пропишу железо. Деловой тон кузена насторожил — Исак бегло, со слов Криса, слышал, чем его брат занимается по жизни. Эскиль облачился в стильную и непримечательную куртку, которая болталась в поясе. — Аллергии нет? — мужчина осмотрел парня, подчеркивая критическую худобу. — Ты же не на диете? Вальтерсен отмахнулся: кто-кто, а он мельчал даже на бургерах, утопая в одежде сорок второго размера. — Да, всё, что связано с пчелами. Мед, пыльца, воск. — Кусали? — Не стоило размахивать палкой в лесу и рассчитывать, что вот этот прекрасный улей нуждается в уборке веточкой, — до сих пор Исак с тревогой вспоминал приступ, когда целый рой поглотил его. — Хорошо, всегда предупреждай об этом в новых компаниях. Отёк Квинке никому не нужен, — Эскиль одобрительно глянул на парня, когда тот накинул шапку, скрутив жгут из палантина на шее. Им предстоит долгая и холодная ночь: чтобы не замёрзнуть, пришлось позаботиться об этом заранее. Вальтерсен выпаливал вопросы, как заговоренный, и ругал себя, потому что казался болтуном рядом со взрослым серьёзным мужчиной. — У меня сахарный диабет, — поддержал парня Эскиль. — Гемоглобина не хватает. — И как это? Больно? — Исак был уверен, что порет чушь. — Уколы гиклозида, митформида, — на вопросительный взгляд Вальтерсена кузен снисходительно улыбнулся. — Короче, инсулинотерапия всё решает. И, нет, это не больно, со временем привыкаешь. Всего лишь уколы в живот каждый день. Парни вышли из спальни, оставив ночник гореть. Мама уснула; Исак на ходу перекрыл газ и воду, предполагая, что вернётся к рассвету. Он больше не доверял ей саму себя. — А Крис где? — кузен не ответил. — Боже, почему мне всё это не нравится? Вальтерсен бездумно следовал за молодым мужчиной, даже не задаваясь вопросом, почему Эскиль не вызывает чувство кричащей тревоги, хотя должен был.

сейчас

Инфинити, петляя лабиринтом, добралась до места назначения. В полумраке Исак высмотрел спину Шистада и фигуру Вильяма, который прятался, будучи не воодушевленным местом пребывания. Пазл складывался, пробуждая панический порыв бежать прочь со всех ног в обратную сторону. Рядом мягко приземлился внедорожник, Исак дёрнул ручку. — Подожди немного, — Эскиль, не сводил глаз с брата и кучки наркоторговцев и ощутил как парень рядом зажмурился. Размахом Шистад протащил приклад ружья по лицу Вильяма — тот свалился навзничь. — Даже отсюда слышу, как сместилась его уже нездоровая носовая перегородка. Исак пошатнулся: наблюдать сквозь пальцы казалось детским жестом, в то время как Тригвассон сохранял практически хирургическое хладнокровие. Брызнула кровь, и Вальтерсен заволновался, когда водитель Тойоты приоткрыл задние двери, не показываясь наружу. — Кто это? — Исака никак не контролировал испуг. Шея затекла от попыток рассмотреть хотя бы очертания сквозь тонировку. — Вот возьми, — гладкостволка тяжёлым грузом легла на ноги. — Да-да, бери, только аккуратно. Он заряженный, вот здесь затвор, отведешь от себя и крепко держи, он отдаёт назад. Голоса снаружи только нарастали. Исак вспомнил вид Криса, который поклялся наказать его обидчиков. Сегодня пришла очередь Вильяма. Нетрудно догадаться, кто давно точил зуб на парня. Обида и страх разом надавили на осунувшиеся плечи. Тригвассон не насильно, но упрямо пытался убедить в необходимости забрать оружие. — Что? Нет, убери, не буду. Зачем?! — Вальтерсен заёрзал в попытке скинуть пушку, не притрагиваясь к ней. — Я что, на убийцу похож? А Крису зачем? — Шистад водил круги, закинув винтовку на плечо. Исак подумать не мог, что Крис умеет обращаться с этим. Умелые и отточенные движения говорили — ещё как умеет. — Нет-нет-нет, убери его живо! — суетливо барахтал Исак, словно по обнаженному телу ползали липкие жуки, шкрябая лапками. — Ничего не понимаю. Для чего мы здесь, почему Крис там, а мы здесь? А это кто вообще такой? — кивнул парень на незнакомца справа. — Скоро узнаешь, а сейчас посиди пока тихо, — Эскиль не оставлял попытку всучить пистолет пассажиру. — Убери подальше. Стрелять не обязательно, это на крайний случай. — Какой ещё, блять, крайний случай? — дёрнулся Вальтерсен, заслышав новый поток ругани. Крис отбил Вильяму почки ногами, скручивая тело бывшего друга спазмом. — Ты видишь, какие здесь люди. Для нашего спокойствия держи его при себе. Скоро всё закончится, и мы поедем домой. — Домой? — Вальтерсен утёр нос, хлопая влажными ресницами. Он ещё как хотел домой. — Нет, я сказал, убери или выкину в окно, — закричал парень на очередную попытку. Тригвассон сдержанно кивнул, спрятав глок себе за пояс. — А теперь пойдём. Выходи, — Эскиль вышел первым, целенаправленно двигаясь к Шистаду и остальным. Исак медленно, как заторможенный, откинул дверь. Выглядел он стремно: весь в синюшных пятнах, разводах на лице от частых следов, с воспаленными и обсохшими губами, больной, — по мнению Эскиля. Не человек, а тлеющий огрызок — хоронят в лучшем виде, чем он был сейчас. В сгиб ног Вальтерсену ткнулось что-то мягкое и влажное, их аж подкосило от догадки. Здоровые овчарки, с пастью больше, чем голова Исака, обступили парня, чавкая слюной. — Господи, — схватился парень за шею, защищаясь. — Эскиль, — практически проскулил он, подзывая, только бы не остаться с ними наедине. Двери тонированной Тойоты Хайлюкс захлопнулись, когда последняя из стаи обступила парня. Сердце бешено колотилось. Устрашающая шерсть угольного окраса, шипованные цепи, что плотно затянуты на шее: собаки были ухожены и вместе с тем дики, готовы сиюминутно наброситься. — Почему они не уходят? — Вальтерсен не спускал с них взор. Парень пытался пересчитать псов, чтобы отвлечься, но их число только росло. Туман поднимался к ногам, оставляя блики светящихся и бешеных глаз. — Что это, зачем? — машинально перехватил Вальтерсен предложенный поводок. Руки его предательски дрожали. Эскиль не разделял общий невроз и наблюдал за стаей парней во главе с Шистадом. Гончие не напрягали, наоборот, собаки чувствовали нечто родное и шли в руки. Нутро Исака кричало, почему мохнатые липнут только к нему. — Они твои. Крис сразу сказал, что ты окажешься брать пушку. — Чёрт, я ничего не понимаю. Почему он делает вид, что не видит нас? — повысил голос Исак, тут же закрыв рот рукой. — Что он сказал?! А собаки как заменят оружие? Кузен сохранял самообладание, отвечая на все вопросы. Не всегда, правда, давая конкретный ответ, потому что понятнее Вальтерсену не становилось. — Видимость плохая, но Крис в курсе нашего присутствия, — лечебное, неуёмное спокойствие Тригвассона стало подбешивать. Собеседник явно знал больше, чем говорил. — Пойдём. Исак сделал шаг: натренированные псы не кусали, только зубами сверкали, грузно ступая вслед хозяину, к которому перешли. Грубая материя ошейника, напоминающего кнут, тяжелела. Вальтерсен натер пальцы, сжимая поводок. — Почему он, — поводок, — один, а их — собак — много? Почему они следуют за нами? — Идут за поводырем. Собака Баскервилей, слышал что-то об этом? Эскиль, такой человечный и отзывчивый, сейчас походил на серийника, хладнокровного незнакомца, связного. А Исак, как дебил последний, слушался, проглатывая вопросы, на которые хитрый кузен Шистада давал обтекаемые ответы. Плетеный поводок с вшитыми заклёпками парень не выпускал затекшей рукой. Впрочем, тот словно прирос в сустав. — Да… что-то про громадных чудовищ, от которых кровь стынет. — Молодец, значит, принцип работы с ними объяснять не нужен. Скажешь «фас» — разорвут любого, — подмигнул парень. — Даже Криса. А тебя унесут подальше, да в безопасное место. — А если моё безопасное место рядом с Крисом? — Они почувствуют и отступят перед более сильным защитником. — Уверен? — Увидишь. Пришлось замолчать: оба подошли совсем близко к Шистаду и шайке незнакомых ребят.

***

— В глотку твою запихаю весь порошок, привяжу к столбу и буду смотреть, как каждый из присутствующих выебет твоё дряхлое тело по очереди. Исак закашлял, буквально чувствуя липкие прикосновения. Он не хотел, но словами Шистада проваливался в морок черни. Туда. В грязные простыни. В дурман наркоты, удушающего забытия, в жадные лапы Эвена. — Крис, — тихо зовет Исак, но никто не слышит. Магнуссон психопатически рассмеялся, бегая глазами по рассеянным силуэтам, дорожке из костей, иссохших черепов, проникая в душу Шистада. — Думаешь, такой крутой, да?! — злость кусала за пятки. Вильям отпустил себя, осознав, что проебал свое существование. Бывший товарищ ненавидел слепоту Криса, годами мечтая высказаться. — Ты никогда не был настоящим другом. Никого у тебя нет и даже Исака! Он, один хуй, отвернется от тебя! Да! Вот она твоя правда: я всё сделал. Это я дал добро делать Эвену с ним всё, что захочет! И он, прикинь, присунул твоему драгоценному. Обидно? — горючие слезы шли, но Вильям даже сейчас не чувствовал вину, потому что, — только я твоего выродка не трахал! — Сука, ты… какая же ты проблядованная, продажная сука! Крис присел на колени, хватая парня за шкирку. — Чтоб ты сдох! Эскиль поморщился, удерживая окаменевшего Вальтерсена, который жался, всем нутром реагируя на месиво, оставшееся от Магнуссона. Шистад долбил черепом друга корку льда поверх асфальта. Стук, удар за ударом, стирал мозги Вильяма в кашу. Сотрясение, черепно-мозговая, кровь в снегу. Озабоченные происходящим шестёрки-торговцы подбирались ближе, во все глаза рассматривая зрелище, жадно глотая каждое движение. Эллиас курил, строго привалившись на ржавый капот. Их не смели прервать: никто не ступил внутрь невидимой черты. — Крис, — прохрипел Исак сквозь дымку слез. Тихо, практически неслышно Крис повернул голову на голос, принадлежащий Вальтерсену. До того времени Шистад не реагировал, но затылком чувствовал только присутствие парня. Показательная казнь над Магнуссоном затеялась во имя Исака. Ступив на чужую землю, Крис отключил сознание, отдаваясь порыву отыграться над выродком Вильямом, и его безумие можно было понять. — Поближе, — попросил Крис, оборачиваясь. — Смелее, подойти. Вальтерсен не шёл — он мешком тяжеловесным рядом свалился. — Видишь? Видишь это? — взъерошенный Крис обхватил ладонь парня. Перед глазами мазнула грязь вперемешку с густой кровью. Исак проморгался, отводя взор, не желая замечать вытекающее мозговое вещество Вильяма. — Запомни. — Что? — поперхнулся Вальтерсен. — Зачем ты так? — Он должен ответить. Должен был думать, прежде чем делать с тобой такое! Вильям харкался, поднимая привычный взгляд, в котором отражалась ненависть. Найдя Исака, он с неприязнью и не вытравленным высокомерием наблюдал за жалким мальчиком. Как же он его ненавидел. Ненавидел за наивность, простоту и светлые глазки, которыми тот заворожил друга. Они сделали из Вильяма отрепье, в котором Шистад больше не нуждался. — Че, понравилось валяться под этим объёбышем Эвеном? — гримаса исказила физиономию Магнуссона. Тот больше не походил на себя прежнего. Стал уродлив. Вальтерсен отшатнулся: не мог и слова сказать. Челюсть отказала, в уши забился шум, всё казалось страшным сном. Как ни крути, он не мог понять Криса, Вильяма и Эскиля, поддержавшего самосуд. — Думаешь, забудешь меня или ту ночь? А что скажешь, если тебя не только он ебал? Какая ты дешевка и ты, Крис. Такого не могло быть. Исак не вынесет правды. — Закрой пасть, — Шистад пнул бывшего товарища, не выпуская кисть Вальтерсена. Мика подкинул горелку, которую Шистад поймал на лету. — Пальцы ломать не буду, но дай-ка их сюда, — вырвал Крис откинутую руку, включая огонь. Выжигать кожу оказалось легко: волосы пламенели, словно воск, мягко поддаваясь стихие. — Этими гнилыми руками вложил он наркоту в твой… что там было: стакан, бутылка? Отвечай! Вильям кричал от лопающейся от высокого давления кожи, пробирающей нервы саднящей болью. Парень проклинал выносливость организма под седативными: агония сжирала, реанимируя и возвращая обратно. — Пшёл к черт, — шипел Магнуссон сквозь зубы. Гниющая вонь выедала чистоту легких Исака: он дёрнулся, успев отвернуться, пока Вильям выблевывал собственные кишки. Вальтерсен приподнял затуманившийся взгляд: собаки бегали, поедая что-то вдали. Парень проморгался, фокусируя зрение, не желая верить, что в яме валялись трупы, но по форме останки напоминали как раз их очертания. — Хватит, хватит, не хочу, Крис, пожалуйста, прекрати, — просил Исак, зажимая нос. — До костей выжгу каждую конечность, — неразборчиво скалился Крис, крепко удерживая никакую руку предателя. Кисти Вильяма проело до мяса, он терял сознание, метаясь в конвульсиях. Исак рвался оттащить Шистада, сжимая его поперек спины. — Зачем? Зачем ты такой?! Хватит, он же всё, никакой уже. Вальтерсен будто и не знал Криса. Туман густел, теряя в обзоре тёмные фигуры. Парень бился, как со зверем, приподнимаясь и падая, теряя равновесие. Под слоями одежды стало жарко. — Отпусти его. — Нет. — Я же прошу тебя. Он страдает и мучается, — и плевать, какая скотина Вильям. — Чего ты хочешь, Крис? Как будто ты не страдал от его рук. — Ты знаешь. Под руку забилась знакомая морда — невероятных размеров Волкодав ластился к парню, выпрашивая желанную поджарку, избегая пламени. Псы кружили, выжидая, а Исак гнал прочь всем, что под руку попадётся. Глазами просил Эскиля помочь, но тот словно выключился, ожидая конца, сложив руки на груди. — Детишки голодные, Исак, — сатанинским призывом даже не намекал, а подталкивал Шистад. — Нет. Нет-нет и еще раз нет, Крис! Я не скажу. Не заставляй, я не смогу. Поводок у Исака, но он не посмеет отпустить его. — Тогда на моих руках будет кровь всех, кто дотронулся до тебя. Эвен, Лауриц, все. Мы вместе пойдём и повторим, как с Вильямом. Шистад выключил горелку, распыляя тлеющую сажу по воздуху, и медузой оплел послушное тело Вальтерсена, сажая к себе на колени. Зашептал, как одержимый, целуя щеки, нос, глаза. Так и сидели: по шею грязные, потные, окружённые дымом гари. — На меня посмотри. Давай, родной, последний штрих, и если этот сдохнет, обещаю, что остальных не трону. Увезу тебя, куда скажешь. — Никуда мы с тобой не пойдём. Я не знаю тебя, Крис. Ты сошел с ума. В противовес словам Исак оставался рядом, не дергаясь. Шистад, если и лишился рассудка, то по его вине. — Да, — закивал Крис, улыбаясь сквозь слезы. — Давно сошел с ума. Из-за тебя всё, Исак. По тебе, без тебя, с тобой схожу с ума. Не могу я по-другому. — Что, всё так запущено? — говорил без злости, наоборот, обреченно, словно чувствуя то же самое. — Пиздец как. Вальтерсен завис, цепко наблюдая за чужими зрачками, словно вышедшими за орбиту. Не знал бы принципов Криса, давно бы списал на героин или другие транквилизаторы. Вильям, в свою очередь, не подавал признаков жизни. — Он не дышит, — не спрашивал, не силился притронуться, даже с места двинуться не мог, будучи пригвожденным к Шистаду. Крис в тисках держал, нашептывая безумные речи. — Посмотри. — Нет, не сдох еще. Я не разрешал. — Прекрати всё это, ты же можешь, — осмотрелся Исак вокруг. Люди Эллиаса оставались поблизости. — Они же тебя слушают, скажи им. Господи, пусть застрелят, шею свернут, я уже на всё согласен, — взмолился Вальтерсен от бессилия. — Какой кошмар, Крис. Грязные, шрамированные уроды могли пристрелить Магнуссона, но не делали ничего. Как роботы стояли, пиздели между собой, курили, работали, и плевать хотели, что здесь умирал человек. Единственный выход для Вильяма — быстрая смерть. Жить, как прежде, он не сможет при всем желании, да и Крис не позволит. — Я тебя умоляю, — перевёл взгляд Исак на ружье: у полутрупа ртом шла кровь. — Прекрати его мучения. Шистад кивнул на шерстяные тени Вальтерсена. — Ты и только ты, Исак, сможешь это сделать. — Не смогу, не скажу. — Не заставляй говорить это вслух, — злился Крис, обхватив лицо парня. — Я не отдам его им, — кивнул он на людей Бакуша. — Вильям легко отделается, если его будут трахать в три щели, даже когда они заберут тело. Пусть подохнет. Прямо сейчас. — Почему? — Исак вырвался, сбегая подальше. Ему нужно глотнуть свежего воздуха, а не запаха Криса, провонявшего кровью и гарью. — Что тебя больше парит? Разрушенная иллюзия похеренной дружбы или я? Обиженный маленький мальчик внутри тебя или изнасилованный парень? — сказал это, проклиная тот день и наконец-то Вильяма. — Ну да, ни первое, ни второе ты не смог проконтролировать. Но это не делает тебя плохим. Не делает, Крис, — Исак молил всех существующих и несуществующих богов, чтобы не свихнуться. И уже не верил ни во что. У Криса случился сдвиг по фазе: он хотел, чтобы тело парня разодрали. — Не нужно убивать его, чтобы искоренить ошибку, потому что её нет. Крис сжал кулаки и сурово, сквозь туман, поравнялся на своих двоих. Вальтерсен отошел назад, аккуратно ступая в пустоту. Шистад пугал его. — Хорошо, ладно, я что угодно сделаю. Хочешь рядом останусь? Только сверни всё, что начал. Мне страшно за тебя, Крис. — Ты не знаешь, о чем просишь. Не нужно бояться, потому что я тебя больше не отпущу, — все равно дотянулся Шистад, утирая слезы с чужого лица. — Ты знаешь меня. Такого не было и не повторится, — говорил он о Вильяме. — Но начатое нужно завершить. Если не поможешь мне, значит — всё зря. Вспомни всё, что из-за него случилось. Тебе до конца дней не избавиться от преследований. Исак, я ради тебя затеял эту еботню, и я знаю: в глубине души ты хочешь, чтобы они оба подохли. И подохнут. Не скормишь Вильяма, я притащу Найшейма и брошу к твоим ногам. Один хуй ты увидишь, как они давятся своими кишками. У Найшейма сестра — Исак не мог взять на себя ответственность сразу за три жизни. Если Эвен сдохнет, кто поможет Джо? Крис надавил на плечи, опускаясь ниже. Разом все синяки жжением прогорели сквозь одежду. Уже давно выпотрошенный и уязвимый Исак стал вещью в руках такого мерзавца, как Вильям. Магнуссон всего лишь шальной мыслью, ловким движением разрушил его жизнь. Одной маленькой таблеткой обрек на ненависть к самому себе, поселил внутри опустошение и пробудил мрак в Шистаде. Крис не был ужасным, не был монстром. Он единственный, кто был на стороне Вальтерсена. Возможно, неправильно всё делал, но другого языка, как угол преломления силы, не знал. Шистад не искал справедливости. Он возвращал долг руками Исака, которые тот, ввиду своей хвори, опустил. — Молодец, — горячими губами Крис склонился ко лбу, припечатав на месте. — Что нужно сказать? Раздался свист, собирая породы изголодавшихся псов у тела Вильяма. Тот, учуяв шуршание, скрежет когтей, яростно приходил в сознание, но был не в силах пошевелиться. Собаки Баскервилей, о которых с трепетом говорил Эскиль, — помесь ищейки и мастифа, адские создания, выдрессированные и светящиеся в темноте благодаря фосфорной краске, ждали приказа. «Фас» — и они накинулись на свою жертву, вгрызаясь в здоровую плоть. На глазах Исака послушные псы телячьих размеров грызли ноги, грудь, чавкали кишками и внутренностями Магнуссона. Крис крепкими объятиями сжимал Вальтерсена, вверял собачью преданность одному-единственному. — Хорошее зрелище, давно у моих ребят такого не было, — Бакуш подобрался ближе, давая насладиться остальным, — в случае чего взял на вооружение для своих провинившихся. Ты даже заплатил за это. Уважаю. — Засунь своё уважение… — Шшш, — Эллиас приложил палец к губам. — Не нужно грубить, я же и обидеться могу. — Мы уходим, — строго обозначил Крис, не выпуская руку Исака. — Извиняться за труп на твоей земле не буду, — он выкупил казнь, поэтому был в расчёте. — Куда так спешишь? — почти ласково спросил бандит, стоило Шистаду развернуться. В проулок въехало авто отца. — Шон звонил, просил придержать тебя. Сердце пропустило удар: отец, как всегда, играл в свою игру. Выдался удобный случай, о котором годами он грезил — избавиться от Криса. Шистад вырвал ружье с земли под шум подошв подошедших ребят. Бакуш усмехнулся, потому что не видел смысла парню тягаться со стаей с одной лишь винтовкой в руках. — Подойди. — Вот так, да? — Шистад вышел навстречу. — Сколько возможностей было покончить со мной, но ты выбрал именно тот день, когда я не жду подставы? — Не суетись, сынок, — Шон поправил рукава пальто, не глянув на остальных. Только Исака зацепил долгим взглядом. — У меня сегодня праздник. — Его ты не получишь. И меня. — И что же ты будешь делать? Я же советовал потренироваться в беге. За спиной в круговую раздался заряд ружей. Эллиас, как самый настоящий торговец, разменял сумму побольше и поменял сторону, если он когда-нибудь был на чьей-то. — О, и племянничек здесь. Эскиль сдержанно осмотрел мужчину. Исак, не успев отойти от голодных собак и безумных речей Криса, боковым зрением присмотрелся к людям вокруг. Преимущество было далеко не в их пользу, несмотря на компанию Шона в числе одного водителя и охранника. Пороховые сгустки забились в ноздри. Голова шла кругом, и Исак прислонился к стойкой спине Шистада, опуская глаза ниже, не понимая, что хочет найти. Все были заняты Шоном и фокусом на Крисе. Быстрее соображая, парень приподнял полу куртки Тригвассона. Наружу показался пистолет, который тот прятал за пазухой. Эскиль не мог вытащить, не привлекая внимание. Дрожащими пальцами Исак просунул тонкую кисть, чтобы не задеть курок. Дуло ткнулось в пояс, Тригвассон выдохнул смекалке парня, забирая глок отведенной рукой назад. — Пора покончить с этим. Уберите сразу троих, — взмахнул Шон, практически лениво набредая на тело Вильяма. — Допрыгался, да? — в голосе не осталось ни капли сожаления. Эскиль зарядил пистолет, наставив на дядю, оставив между ними метров десять. — Как же ты заебал. — Что, правда выстрелишь? — усмехнулся мужчина. — Если достал нож — бей. А попусту не стоит махать руками. — Проверить хочешь? — Тригвассон не дрогнувшей рукой мог пристрелить Шона. Крис воспользовался заминкой и выпустил в воздух заряд, задевая людей Эллиаса, которые не сразу сообразили, как реагировать. Исак накрыл уши, пытаясь в пыли, тумане и густой предрассветной тьме рассмотреть хотя бы что-то. Шистад уводил их дальше, не разбирая дороги. — Беги как можешь, понял? — жалящими тисками до синяком держал руку парня, на ходу объясняя, что делать. Исак сорвался на бег прямо к ангару, оборачиваясь, потому что не видел рядом Эскиля. Началась суета, выстрелы, крики. Ноги ломило от скорости, лёгкие разрывало с непривычки. — Что? Нет, я никуда не пойду, — Исак задыхался, шурша камнями под подошвой. Оба с шумом вбежали внутрь. — Без тебя не пойду. Если им суждено сойти с ума, то только вдвоём: Крис своим поступком доказал — назад дороги нет. Исак не из трусости держался парня. Только по любви: большой или больной, которая была между ними. Буря крыла небо, а Исака рядом с Шистадом, и никуда он его не отпустит. — Ты что, не понимаешь? — Крис присел, осматриваясь. — Нельзя здесь оставаться. Он же не отпустит нас, — Исак по слогам собирал слова, Шистад то ли кричал, то ли задыхался. — Мама. О маме подумай. Кто с ней будет? — Нет, я без тебя не пойду. Переступы доносились ближе, Крис выругался. — Беги, а я буду отстреливаться. Мы вместе пойдём, хорошо? Понял, да? — Да-да, — закивал Исак, соглашаясь уйти только вдвоём. Шистад сжал ладонь, которую так и не выпустил. Патроны заканчивались: далеко не уйти. Их преследовали, буквально в затылок дышали. Лбом Крис ткнул в лицо парня, который задыхался от переизбытка окружающей вони, сгущавшейся над их головами. — Только я тебя умоляю, не оборачивайся и не останавливайся. — Хорошо. Пошли. — Выходим за угол и бежим. Исак?! — похлопал по щекам Крис, возвращая парня в чувство. — Да что с тобой такое? Исак ни хрена не запомнил, не понял и не сообразил. Он даже себя не слышал. Они вырвались, сорвались и понеслись со всех ног. По бесконечным коридорам их по пятам настигали, стреляя в бетонный пол. В ряд выстраивались ящики, баки, цепи, клетки. Из дальних труб валил едкий дым. — Ай, — Исак споткнулся, свалив ящик. Дальше они бежали по битому стеклу. Света не было, тела бились об острые выступы, сбивая их локти. — Черт, — вдалеке показался просвет. — Нмогу, — харкался Вальтерсен. Он откинулся о стену, оглядываясь. — Болит всё, стопа ноет. Что с ней? — Догонят, ноги переломают. Давай, на меня обопрись. Крис скинул винтовку через плечо, закинув руку Исака на другое. Шистад выдохся, даже не чувствуя чужого тела на себе. — Я сказал — не смотреть назад, — ослабший Исак кивнул, Шистад усилил захват на талии, когда они оба чуть не упали. Несколько метров он тащил их на себе, пока Вальтерсен то и дело отключался, дерганным движением в шее возвращаясь обратно, пусть и не хотел этого. Свист пуль гнал в тупик, оба поняли это слишком поздно. — Клетка. Клетка, блять, тюрьма какая-то, — Шистад аккуратно, как мог, свалил парня в клубок пыли. Тело ломило и больше не слушалось. На них работал только адреналин. Вдруг вокруг всё затихло, даже переступ доносился издалека. Преследователи тоже выдохолись. — Мы сдхнем здсь, — запыхавшись, Исак, не поднимая головы, предрекал неизбежное. — Гсподи, зачем ты завел нас сюда? Крис, дшать трудно. Чем воняет? Легкие забил едкий душок газа. Давление опускалось в густом дыме без проблеска света. До слуха добиралось чью-то тихое, за стеной, перебрасывание словами. — Тихо, — Крис присел, перехватив парня сзади. Сухой ладонью он накрыл рот собеседника, чтобы тот не сопел и не выдал местонахождение. — Тише, пожалуйста, потерпи. Голос Шистада остался в подкорке мозга: Исак находил его за спиной, только так ощущая присутствие Криса. Опирался на чужую грудь, привалившись, в тщетной попытке выровнять дыхание. Если Вальтерсену остается раствориться в Крисе и получить пулю, он примет за благо. Вместе, и только так. Но он больше не мог дышать, бежать без остановки, и потому искал хотя бы луч света. Паника накрывала новой волной — хотелось кричать, разорвать грудь, выпуская наружу сотни голосов. Чувства и реакция обострились, погони, даже тихой, не было, но голоса не стихали. — Слышишь? Исак не мог слышать, он словно оказался за стеной. Рядом с Шоном и новичком-охранником, к которым вела единственная дорога. — Ты, мразь конченная, оставил только кости от моей сестры! — охранник кричал, заперев Шона за сеткой из прутьев плотного металла. — Мне даже хоронить нечего было! Скажи, за что? За долги её никчемного мужа? Шелуха под ногами обозначила присутствие парней. Взрослый мужчина, не похожий на ухоженного человека, который в последнее время часто появился рядом с отцом, иссох. Охранник запоздало обернулся, переводя дуло на парней. — Уходите. Мне нужен только этот выродок. Крис шёл на ощупь по стене, цепляя обмякшего Вальтерсена за пояс, и не сводил глаз с Шона. — Сынок, этот псих слетел с катушек. Мужчина перехватил клетку, пытаясь проснуться наружу с головой. Взгляд упал на ружье, Шон усмехнулся, предчувствуя спасение. — Где твои люди? — сухо потребовал Крис. За спиной отца пронумерованные баки с химическими элементами обозначили «газ»: стало ясно, чем так воняло с самой улицы. Длинный коридор опустел, и Исак скрючился, харкая под ноги желчью. Следом ворвались люди Эллиаса, Мика осмотрелся. — Те, кто не перестрелял друг друга, разбежались, — вместо Шона выкрикнул охранник. — Вот чёрт, — сплюнул бандит под ноги. Газ, которым они пользовались, источал превышенный уровень выделения. — У нас в соседнем ангаре топливо горит! Ты, долбоёб, хочешь похерить предприятие и нас заодно?! — Не свалит, так взлетите на воздух вместе с ним, — дерганным движение заставил охранник притормозить Шона, порывавшегося вырваться. — Мне похуй, он убил мою сестру, я остаюсь, чтобы довести дело до конца. А вы валите нахер отсюда! Отчаявшийся мужик намеренно устроился к Шону, чтобы отомстить, и тащить на тот свет кого-то, кроме старшего Шистада, не собирался. Микаэль сбежал тут же, засверкав пятками вместе с дружками. — Крис, сынок, ты слышишь, что он несёт? Давай, ты же знаешь, что делать. Перезаряди его, — кивнул Шон на ружье. Как же Шистад бесил со своим «сынок», добавив в интонацию что-то похожее на человеческий, а не издевальско-язвительный. Видимо, очень нуждался в помощи Криса. Шон истек потом, подкрученное давление в цистернах с природным газом поднималось выше. Голова кружилась от вони: один нечаянный «чирк» ногой или тлеющий уголек из воздуха мог устроить взрыв. Исака выгнуло поступательным движением вперёд, он побледнел. Газ раздражал лёгкие и кожу. — Будь человеком. — Человеком? Как ты со мной, да? — Криса не склонил вдруг проснувшийся добрый тон отца. — Тебе суждено подохнуть, и я помогать не стану. Мы или вместе сдохнем, или ты один, но живым я тебя не выпущу. — Крис! — рявкнул отец. — Живо подошёл! Стрелять в замок нельзя, порох критично опасен. Пробить ломом можно, только ноги не слушались, прикрутив парня к месту. — Крс, он же умрт, — шептал Исак, вдруг сожалея, что так может выйти. Тяжёлые веки опускались, его тело практически висело на руках Шистада, сознание уплывало. — Нет, ты не понимаешь, о чем он просит, — ответил Крис через плечо. — Не подходи! — наставил парень гладкостволку, стоило отцу в клетке направиться ближе. Он бы не вышел, но Крис так ярко представил, что Шон раздвинет прутья руками, что не сразу вспомнил, где тот заточен. — Ты мне всю жизнь похерил, мои кости по кускам собирали, я свои права перечитываю по несколько раз, потому что из-за наркоза ничего не запоминаю, — Исака передернуло. Непонятно кто кого поддерживал, потому что обоих била лихорадка. И не разобрать — тремор Криса или испуг так сотрясали их обоих. Никогда прежде Вальтерсен даже намёком не слышал об операциях, переломах, только изредка чувствовал с преломлением сращение костей. В память… Шистад блестяще учился, не показывая слабость. — Ты не заслуживаешь жить. — Не тебе решать, — сквозь зубы вырвалось у Шона. Он проморгался от жжения. Казалось, будто кислота выедает внутренности. — Не бери на себя функции Бога. — Пошел ты. Пошёл ты! Я проклинаю тот день, когда появился в твоей семье! Крис выкрикнул это напоследок, бросая взгляд на охранника, обхватил Вальтерсена и поволок прочь. — Пошли! — Крис, стй. Ды-дшать не могу. Исак притормозил, оборачиваясь к Шону. Не было в нем ничего, что вызывало сочувствия. Так бы и оставил он его, но что-то ранимое внутри Вальтерсена громом сбивало весь негатив к отцу Криса. Они правда не могли решать за судьбу: кому жить, а кому умирать. — Нльзя его оствлять, — даже в такой момент Исак не думал о себе. — Пошли, я сказал. Если сможет перегрызть клетку — выберется, — глаз Криса упал на стрелку, указывающую на давление. — Исак, мы уходим. Крис больше не слушал: схватил в охапку непослушного Исака. Бежали тоннелями, вновь проваливаясь в бездну вычерняющей пустоты. На двери, единственной, которую нашли, не оказалось замка, только крюк. Тот поддался не сразу, выпустив обоих на свежий воздух. Рассвело, затхлая вонь осталась позади. Крис был готов упасть навзничь: ружье он потерял, в пути скидывая лишний балласт. Дальше не бежали, а ползли, перебирая непослушными ногами. Снег забивался в кроссовки, Исак валился в сугроб, носом прочерчивая дорожку. Ритм подхватили беспризорные собаки вперемешку с выдрессированными, что обожрались человечины. Лай, работающее предприятие вдали и шум переплетенных между собой сухих веток деревьев — всё померкло, когда за спиной раздался взрыв. Мощность оказалась достаточно сильной, чтобы разъединить руки парней, отбрасывая тела беглецов в разные стороны.

***

Раскрытая ладонь нащупала влагу, холод, скрежет, хруст, сжимая пальцами стеклянный снег. Сморщенный окурок неприятно мазнул между пальцев. Голову ломило — Крис сощурился, приложившись виском о твердь подтаявшего льда. Перед глазами кружили звёздочки, муравьями хаотично разбегаясь, собирая картинку перед глазами. Зрение восстанавливалось, пеленой накрыл грязный снег с въевшейся кровью, — а чья, не разобрать. Гарь, едкий дым, звон в ушах. — Исак? Развернувшийся апокалипсис забрал людей, даже бродячих собак не было: чьи-то части кусками свалило в кашу мешанины земли и дробленого снега. Крис нетвердо присел с опорой, осматриваясь. Исака нигде не было. Ровный горизонт, развалившаяся постройка, трубы. — Исак! Тишина в ответ. Крис не мог встать, ноги отказывались подчиниться, бессилие накрыло. Шистад не мог вспомнить, вместе они вышли или нет. Когда Крис в последний раз видел Исака? Держал ли его руку, или вообще никогда его рядом не было… Сознание плыло. Газ. Газ. Газ. Переполняли отвращение, страх, боязнь, ноги, до сих пор следуя машинальной памяти, бежали. Шистад бежал, Вальтерсен — нет. Крис прикрыл тяжёлые глаза, откинувшись на спину в морозную лужу. Ангар, где взорвался газ, сравнялся с землей. Исак остался внутри.