***
— Ты совсем? Покурил, значит, и зашёл сюда, ещё и над Исаком дышишь? Иди, переоденься. Юнас ворчал, как гоблин в норе, к которому без предупреждения заявились в гости. В палате был компактный шкаф, куда перекочевал запас вещей на случай, если кто-то будет дежурить у постели. Васкес до конца дней будет отрицать, но он купил комплект зубных щеток, мыло, полотенца, только бы Крис, который, как отшельник, оказывается, мог спать хоть на полу, лишая себя всех радостей душа, чтобы тот мог принимать водные процедуры без лишений. Когда Исак придёт в себя, маловероятно, что он будет рад встретить двух обросших парней. Они должны быть готовы, чтобы вернуться к прежней жизни. — А ты нахуя цветы притащил? Крис опрокинул дурацкую вазочку, сливая воду в раковину. — У него аллергия. Не сразу, но друг осознал ошибку. Юнас зашумел пакетом, свалил внутрь полевые ромашки и запечатал узелком. — Кретин. — Козёл. Что, сразу нельзя было сказать? Ругались они много. Часто. Каждый день. Время шло, их перебранки перешли в форму общения. Злость испарилась, а желание досадить другу другу — нет. Юнас всё также считал Криса неподходящей кандидатурой для всего: как парня другу, как человека, и вообще мечтал, чтобы у Шистада сдали нервы и чтобы он умотал на свои соревнования или по другим крутым мажорским делам. Мнение Криса не менялось — на любой выпад Васкес шёл в жопу. — Ребята, если не перестанете, придётся вас выпроводить, — вошедшая медсестра поставила Исаку капельницу, заправляя одеяло у ног. Эти двое при ней и на других сменах шёпотом, да спорили. Никак не могли поделить беднягу-пациента и создавали этим неблагоприятную атмосферу: спорили даже из-за цвета носков, которые в этот раз наденут на Вальтерсена. — Он тебе не кукла! Отдай сюда, — Юнас бился локтями, надевая вторую пару на махровую вязанку. — Ушёл на хер, ему жарко во второй паре. Здесь хорошо топят. — Молодые люди, я бы попросила… — тон медсестры перешёл на предупреждающий. Юнас затих в кресле, прикрываясь журналом. Ему всё ещё было не по себе за душистые цветы. «Не тратился, и не стоило начинать», — ругал он себя. Хотел как в кино: красиво обложить друга растениями — и все равно оплошал. Взял за привычку брать фрукты через дорогу, которые сам же и ел. Исак пока что не нуждался в таких витаминах. — Вернёшься ко мне? — на грани слышимости интересовался Шистад, аккуратно переплетая их с Исаком пальцы. Васкес проморгался, опуская перевернутый вверх ногами журнал. Если его не обманывало зрение, то Крис целовал ставшую крохотной с прорезями ожогов руку, тычась в костяшки щекой. — Я тебя здесь жду. Защемило в груди от такой щенячьей нежности. Крис не был похож на человека, который способен чувствовать, он всегда демонстрировал силу — а то, что было прямо сейчас, шло вразрез с его холодным образом. — Ты дышишь, — легкая улыбка с приступом боли. — Слышу, как дышишь, значит, ты здесь. Да, Исак? Давай же возвращайся, мой сильный, — у Юнаса кончики ушей загорелись от услышанного. Казалось, Криса не парит свидетель. Дрожащими пальцами парень перебирал непослушные кудряшки, скрепляя их невидимкой, из-за которой они с Васкесом опять же спорили. — Мне плохо без тебя. Вообще плохо. Хо-ро-ший, слышишь, здесь одиноко без тебя. Не уходи, пожалуйста. В горлу подкатил ком: Юнас не хотел думать, что Шистад вёл себя так, будто прощался.***
Звонок в шестом часу утра вырвал Криса из зыбкого сна, в который он провалился на неразложенном диване Эскиля. — Пришёл в себя?! На ходу, выхватив ключи, Шистад пролетел мимо кузена, отличавшегося заспанным видом. — Стой, ты куда? — Крис, кроме как у Исака, нигде не появлялся, поэтому вопрос показался глупым. — Будь осторожен, скоро приеду. Парень не услышал реплики брата, выбегая в подъезд. Пустые улицы помогли проскочить на красный у светофоров, поднимая шум свистящих шин. Пренебрегая скоростным режимом и вероятностью создать аварийную ситуацию, Шистад в два счёта оказался у палаты, где мирно сопел Исак. Ледяные поцелуи, все такие же осторожные, поглаживания и минимальное давление Вальтерсен принял без как такового энтузиазма. — Ты. Если бы у Шистада остались силы, он бы дал волю слезам, которые и так сдавили горло в узел. — Ты здесь, — с порога он накинулся на парня, поздно осознавая, что ведёт себя, наверное, неадекватно. Как голодный, как одичалый. Как тот, кто практически месяц бредил этим моментом. — Не верю. Исак, я так… Шистад скинул куртку, привалившись у подножия высокой постели. Он не стал красть место на матрасе и бегать за лёгким креслицем, поэтому привычно остался на полу со сбитыми в пыль коленками. Пустой взгляд, будто ещё не вытравили из Исака дымку кислоты и газа, смотрел куда-то мимо. Вальтерсен обессилел, похудел, заново родился, не соображая зачем. — Пить. Губы с облупившейся корочкой жадно глотали воду, пока пациент не поперхнулся ею. Жидкость по шее стекла к вороту свободной рубашки. Крис подтер салфетками влагу, не выпуская костлявую ладошку. — Как себя чувствуешь? — Шистад был осторожен, контролируя свой голос, но все равно напоминал слона в посудной лавке. Возбужденно он суетился, заставляя ослабшего Исака жмуриться от смены картинок. — Где я? Врачи толком не объяснили. Исак попробовал приподняться. Пульсация в затылке и всём теле тут же заставила его передумать и свалиться. — Ты помнишь, что было? Тогда, в ангаре, — для Криса настал момент икс — вспомнить до мелочей, к чему привела его выходка. Он до сих пор не обсуждал это ни с кем — даже от от допросов Эскиля отмахивался. Вальтерсен моргнул, как бы давая положительный ответ. Тело затекло каждой своей клеткой и не слушалось. Благодаря помощи Шистада, который массировал руки, чувствительность постепенно возвращалась. Кожу, покрытую крапивницей, начало щипать. — Газ взорвался, постройки разнесло. Тебя завалило снегом и брезентом. Всё: дальше больница, и… тебя еле откачали. Исак, ты чуть не умер из-за меня. Вальтерсен молча и смиренно соглашался, никак больше не проявляя интерес. Добавить было нечего. Крис корил себя, ожидая чего угодно, только не безразличия, с которым его оставил Исак. — Скажешь что-нибудь? — Вильям где? Твой отец? — голос Исака охрип, и ему пришлось отпить и только потом продолжить под давлением безграничной боли. — Эскиль? — Порядок. В плечо только зацепили. Не нашёл он нас, но вовремя сообразил про утечку газа и вызвал спецов. Тригвассон стоически выдержал необходимый медицинский уход, но отказался от госпитализации. Пуля прошла по касательной, не задевая сухожилия. Вопросы остальных Шистад жёстко игнорировал: Лауриц набирал его номер, слал сообщения, которые остались без ответа, пока сам не решился приехать.ранее
— Его мама звонила, похороны будут в пятницу. Решили кремировать, там практически ничего не осталось. Интуиция Гравли кричала: было в форме и выражении лица Криса нечто непростое, о чем следовало расспросить подробнее. Шистад знал больше, чем могло показаться. Держался как-то подозрительно тихо и совсем не разговаривал. Крис дал обещание Исаку не трогать больше никого, если Магнуссон сдохнет. И пожалел. Не о смерти бывшего друга. Совесть не терзала за отобранную жизнь, каким бы способом это не случилось. Криса мотало, чувство вины поедало остатки его разума. Он, опьяненный желанием наказать зачинщика и обидчика Исака, подвёл их к краю. Вальтерсен был на грани, потому что Крис поставил парня перед выбором «убей или убью я». Как итог, Исак в очередной раз расплачивался за импульсивность Шистада. — Твой отец, говорят, пропал. Есть новости? Лауриц присел рядом, обращая лицо к теплому ветерку. Весна близилась, делая улицу и воздух свежими. Он не избавился от зависимости в лице Шистада, но больше не предпринимал попытки досадить товарищу. Гравли видел, насколько Крис переживает за состояние Вальтерсена. Даже сейчас парень всеми мыслями был далёк отсюда. А они вроде как обсуждали потерю их Вильяма. Их когда-то друга. — Видимо нет. Гравли съежился, часто моргая, чтобы смахнуть непрошенные слезы. Где бы они не были, единственный, кем жил Шистад — это Исак. Проклятый Исак, который сорвал джекпот. А Лаурицу завидно, обидно и больно. Правда резала хуже тупого кухонного ножа: Крис принадлежит другому. Стойко, сжимая зубы, Гравли принимает чужое счастье. Не будет он лезть и мешать, потому что не сделает этим лучше. Для него приоритеты Шистада все ещё на первом месте, но жить им он больше не станет. Хочет, но не будет. — Тогда… помнишь на танцах. Я хотел сказать, что Вильям сделал с Исаком, — говорить удаётся с трудом. — Прости, что не нашёл сил пробиться через твою стену. — Не надо, — затуманенным взглядом Крис смотрит на поток воды, что течёт дальше, к карьеру. — Я всё знаю. Лауриц ещё многое хочет сказать. Что он не виноват, что поздно понял, что всегда будет рядом и на него можно рассчитывать. Только никому не нужны его «что». Потому он встаёт, поправляя рванные в коленках джинсы, молча оглядывается на безразличный и убитый силуэт. — Не сиди здесь долго. Бетон и ветер. Крис, береги себя, хорошо? Когда кажется, что Шистад в очередной из сотни раз до этого проигнорирует слова Лаурица, парень неожиданно кивает. Соглашается. Правда, не двигается с места, но лёд между ними однозначно тронулся. Сошедший ледник не решит провала в некогда дружбе и не вернет былое расположение. Однако разошлись они приятелями.сейчас
— Скажи, что мне сделать? Скажи хоть что-нибудь. Крис жадно хватал малейший позыв голосовых связок больного. Взмах ресниц, лёгкие движения, сжимания пальцев, как топливо, растекались в Шистаде, придавая сил. Он как с колен поднялся, расцветая подле Исака. Поверить только, Вальтерсен вышел из комы. Вернулся! Счастье и пустота затопили парня одновременно, потому что он слишком много молчал. Поврежденные лёгкие или отсутствие самого желания разговаривать — никто не знал. Даже Исак, который много думал, прежде чем пересилил себя, чтобы подать голос. — Мне пока трудно, — сцепленная рука легла на грудь, где болело больше всего. — Что ты сделал? Вальтерсен звучал обреченно. Перед глазами были кровь, гарь, вычерненные облака дыма, морды собак, бешеный, взъерошенный, чужой и такой близкий Крис. Исак спрашивал, но не ждал и не находил ответа. Пережитое ими — кошмарный сон. Вспоминать который — лишний раз терзать и без того выпотрошенную душу. Присев на край кровати со сгорбленной осанкой Крис всем своим видом дал понять, насколько муки совести извели его. Он карабкался на стену с большим хомутом, что тянул вниз. Шистад терялся в себе, ни в чем больше не уверенный. — Ты не должен отвечать. Давай просто не будем больше поднимать эту тему? Тихие перешептывания встретили малиновый рассвет. Исак уснул; на секунду прикрыв глаза, Крис смирно опустил голову к груди, прислушиваясь к ударам сильного сердца, которое ещё, безусловно, поборется.***
Юнас, как нашкодивший и провинившийся кот, топтался на пороге, никак не решаясь войти. Вальтерсен почти как раньше закатил глаза, подзывая друга приблизиться. — Исак, я так виноват. Тогда от злости и вселенской несправедливости высказал Крису всё, а потом случилось это… Короче, просто прибей меня: я придурок, и нет мне прощения. Быстрая речь друга вызвала у больного приступ улыбки. Исак уже неделю после второго рождения изнывал от одиночества, постоянных осмотров, и сейчас, когда Васкесу наконец-то позволили посещение, он был несказанно рад. С Юнасом было легко. Только с ним Исак мог отдохнуть без давления своей и чужой вины. — Нет, не подойду. Скажи, чтобы я выбросился в окно, — жалобно скулил друг, но продвинулся вперёд. Первое время Вальтерсен злился. Думал, что их с Юнасом дружба пошла прахом. Так бы и было. — Еще месяц назад я бы тебя проклял, но сейчас всё кажется такой мелочью… — парни обнялись, как могли. Вальтерсен лежал, наблюдая и потешаясь над тем, как его друг грызёт ногти, не веря, что всё разрешилось так просто. Непросто, конечно. Но Юнасу лучше не знать, что легло в основу его прощения. — Как себя чувствуешь? Что хочешь? Может, экзотику или комиксов почитать привезти? Исак бросил взгляд на пару несчастных груш, до которых ещё не добрался. Однако мысль, что подножный корм теперь придётся делить с другом, нисколько не огорчала. — За мной такой уход установили, как за беременной мамзель. Ты-то куда? Смеяться хотелось сильно, но грудь ломило, поэтому приходилось делать это осторожно или контролировать себя. Юнас не мог сдержать порыв либо заобнимать друга, либо осыпать его вкусненьким. — Тебе нужно набираться сил и хорошо питаться. Вон, даже в борьбе с комаром сила явно будет не на твоей стороне, — Васкес не удержался и встряхнул волнистую шевелюру друга. — Как же я скучал. — Хоть кто-то в этом мире, — поддержал Исак. — Не скажи. Крис тут круглосуточную охрану установил, задрал меня, если честно. Воевали с ним, как могли. Видите ли, тебе жарко будет под двумя одеялами, — Юнас припоминал весёлые в кавычках времена и сетовал на чудо, что они до сих пор не переругались в пух и прах. — Ладно, — вдруг сменил парень гнев на милость. — Если убрать его заносчивость, местами с ним было ничего. Делая скидку на неподдельное переживание Шистада Васкес сдобрился. Нечитаемый взгляд Исака он объяснил общей утомляемостью. — Только… если вы расстанетесь, я не стану тебя отговаривать и просить вернуться к червяку. Он все равно какой-то такой, — Исак усмехнулся на неразборчивую область, которую друг обрисовал в воздухе, и прекратил улыбаться. — Вы разговаривали? — Крис пользовался приоритетом и, конечно, с момента «пробуждения» Исака был здесь чаще, чем у себя дома. — У нас всё как-то… сложно. Но я больше не оставлю его. Не могу я без Криса. — А он, судя по всему, без тебя.***
— Когда мама придёт? Не хочу, чтобы она видела меня в таком виде. Исак шёл на поправку и выглядел намного лучше. Следы ссадин сошли, возвращая румянец на курносое лицо. Шистад сложил выстиранные и отглаженные вещи, помогая парню не словить зрительный калейдоскоп, меняя положение больного на сидячее. — Спина болит, как у деда, — Исак стянул надоевшую больничную рубашку, позволив телу наслаждаться солнечными ваннами. — Подашь? Крис присел рядом, продевая через голову вещь. Выступающие позвонки и лопатки покрылись мурашками от касаний здоровых мозолистых рук. — Ты что делаешь? Ладонь Шистада легла на поясницу. Исак болтал ногами, не решаясь встать на них. Он оказался в боксерах и майке рядом с Крисом и совсем не задумался, как это будет выглядеть. — Боль забираю. Челюсть свело от улыбки, стоило вспомнить, как в одном сериале к месту боли прикладывали руку, вытягивая её. Крис даже близко не был человеком с суперспособностями, но попытки его не сравнятся ни с чем. Он старался и делал это за десятерых. — Помогает. Её стало меньше, — подыграл больной, подогнув ногу в колене. Несмотря на обыденный момент, Шистад сделался серьезным и воспользовался заминкой, наклоняясь ближе. От плеча к шее выступающую ключицу свело от фантомного касания. Исак сдался первым, кусая нижнюю губу Криса, пробуждая ссаженные места на коже и под ней. Крис всегда горел, как раскаленная печка, но сейчас он сжигал рот влажным поцелуем. Вальтерсен вёл, обхватив чужую шею, запуская руку в непослушные волосы партнера, выстанывая что-то неразборчивое. Крис подмял его, положив ладонь под больную поясницу. — Что? Что ты говоришь? Мягкие губы Шистада слизывали ранки, мешая слюну языком у кромки зубов. Исака парило под одеждой, несмотря на то, что её практически не было. Грубая ткань брюк Криса впивалась в бедра со всем, что было под ними, царапая по выпирающим костям. — Ты торопишься, говорю, — обтирая слюнявый рот, Исак выставил руки на груди Шистада. — Не надо так. Не сейчас, ладно? Я ещё не совсем… Крису не требовалось повторять дважды. Без того он зашёл далеко, на секунду потеряв голову от эйфории. Отвернувшись, он ругал себя тысячу раз за отсутствие мозгов. Теперь он часто сомневался. Конечно, парень считывал позывы Исака, который не говорил «уходи», но между ними все еще оставался дискомфорт. Лица те же, наполненность — иная. Шистад учился на старых ошибках и не напирал. Но непривычная ему манера ждать и спрашивать делала из него слепого котенка. Он, абсолютно не понимая, чего хочет Исак и с какой стороны к нему подойти, оказался растерян. — Душно здесь. Крис занял себя мелочами вроде протирания подоконника рукавом куртки, пока Вальтерсен теребил ткань одеяла. Шистад нервничал, как на первом свидании. Исак съежился, мечтая ударить себя. — Не нужно было, да? Господи, прости, я кретин, сам не знаю, что нашло. — Почему ты извиняешься? Мы не сделали ничего такого. — Ты, наверное, не хотел. Или да? Или что? Черт, я так устал от этих загадок. Крис еще как хотел. Пиздец как хотел. Но он считал кощунством приставать к парню со своими потребностями, когда тот толком стоять не мог. Выдержки Шистада хватит дотянуть, пока Исак сам не попросит. — Забыли. У нас впереди ещё куча времени. — Для чего? Исак издевался или изображал святую простоту. Крис не видел его лица, лаская взглядом точеную спину. Между ними будто застыло нечто. Вроде и решили между собой определенные вопросы, но после них появились новые, сделав ситуацию невозможно неловкой. Вальтерсен держал Шистада на расстоянии вытянутой руки. Нужен — подойди, не нужен — держи дистанцию, дорогой. — Узнать друг друга заново. Порой такое ощущение, что я знаю тебя тысячу лет и не знаю одновременно. Исак — голограмма. Крис крутил-вертел, раскрывал, изучал, путаясь в собственных чувствах, как вдруг Шистада молнией поразила догадка. — Ты боишься меня? — потому что я слетел с катушек, притащил собак, которые все до одного подохли при взрыве. Ах, да, заставил тебя их зубами убить моего лучшего друга. Вот же сюрприз. А Крис голову ломал, думая, наверное, что такое происходит в жизни Исака чуть ли не ежедневно. Почему Шистад шутил в такой момент — не мог объяснить. Возможно, и у него была тихая истерика. Скованным движением Исак справился с свободными спортивными трико, — вся его одежда стала ему велика, — и заговорил, как на исповеди. Он много думал и разобрался в себе, насколько это было возможно при быстро произошедшей смене позиций. Да, его до чёртиков пугал, местами даже вводил в ужас Крис. Он кошмарил окружающих, терзал и мучал. Наверное, был Дьяволом во плоти. Для других. Вальтерсену, в свою очередь, следует отступить, не лезть больше в омут с головой, не вытягивать клещами душу Шистада. Логика логикой, но были чувства, а отныне Исак слушал только их. Что-то сделало Криса таким. Для Исака со всеми перипетиями жестокости парень остался прежним: чутким, заботливым, с большим сердцем. Он был человеком с большой буквы. Защитником и воином, который боролся за семью. Исак был семьёй Криса. Крис был домом Исака. У них был свой очаг, и они не имели право дать погаснуть фитилю. Они бы не дали этому случиться. Только не после того, через что прошли вдвоём. — Если тебя тревожит то, как я живу, мыслю и что делаю — скажи. Я обязан знать. Шурша подошвами, неуверенно и с болью Крис встал позади. Исак подпустил его ближе, в своё пространство, запустил руку в жесткие волосы, несильно сцепив на кудрях Шистада свои пальцы. — Ты такой, каким можешь быть, и я принимаю это от и до. Крис, главное же, что ты есть. Шистада отпустило. Он устал бороться за саму возможность быть с Исаком. Их помотало, сворачивало кольцевой каруселью в бесконечное метание мясорубки. Крис хотел и боялся услышать. Скажи Исак что-то против, сейчас бы Шистад однозначно отступил. Но не отпустил внутри, потому что Вальтерсен сидел где-то там, в грудине. Он был тонусом, без которого уже не получится жить. Приобнимая со спины Исака, Крис чувствовал больное умиротворение. Зубами вырванное, отобранное у чего-то неизвестного с такой силой, что даже физически было не по себе. — Я твой, да? Шистад не раз говорил Исаку «ты — мой», ни разу не услышав подобное в ответ. Красивый. Плохой. Злой. И, да, мой. — Мой. Ты в порядке? — Вальтерсен был уверен: парню нужен отдых. Ему следовало выспаться, вернуться к жизни. Хотя бы попробовать это сделать, пока набирающие скорость обороты их судеб не свели Шистада с ума. Опираясь подбородком о голову Исака, Крис хотел бы свалиться прямо здесь, но чувствовал большую необходимость находиться рядом, не теряя из виду свой маленький имбирный комочек. — Мне нужно время, — признался Вальтерсен. — Всё вроде бы налаживается, а я чувствую себя тормозом, который долго думает. — Я подожду. Не будем больше спешить, — заверил Шистад.***
— Вы что, опять спорите? Юнас помогал складывать вещи друга, отправляя всё в сумку, которую Крис любезно освободил от своих спортивных запасов. — Скажи ему: нельзя так поступать с Адамом. Он должен как-то, не знаю, получить мой ответ. У нас с ним… — Исак прикусил язык, не зная, как обозначить их с МакЛареном взаимоотношения. Хмурый Шистад даже слышать не хотел о всяких там Адамах, которым Вальтерсен якобы что-то должен. — Ну да, как-то неудобно получается. Он обзвонился мне, спрашивал о тебе. Переживал, что его не пускают сюда. Босс Васкеса, если не на работе, то на телефоне терроризировал парня вопросами о состоянии Исака и был на взводе из-за отсутствия возможности попасть в палату. Пусть Адам и выискивал обходной путь, но сотрудники лечебницы оставались непреклонны: при этом опускались подробности о безграничных связях Шистада. Крис категорически запретил любые посещения. Юнас, мама, Эскиль, сам Шистад — узкий круг приближенных, кто мог входить в палату (Васкеса Крис, скрепя зубами, чирканул, как одобренного посетителя, всё ещё косо поглядывая на подозрительно болтливого дружка Исака). — Я сам поговорю с ним, если не понимает с первого, — или десятого в кубе, — раза. Напоследок Исак проверил ящики, забирая забытый выпуск комикса. «Бесобой» ему понравился. — Нет, я сам. — Ты что, не понимаешь, чего добивается этот дятел? Юнас вернулся за забытым «пакетом с объедками», как нарек Крис обед парня. — А можно на этого грозного намордник надеть? Ты не устал от своего сурового выражения? — А ты, похоже, устал ножками туда-сюда бегать? — улыбнулся Шистад. — Подойди сюда, в окно посмотри, какой отсюда вид. Вид правда был бесподобен, но его никак не скрасит полет Юнаса. Исак закатил глаза на перебранки этих двоих. — Я что, до конца дней буду слушать вашу ругань? Не можете найти общий язык, так молчите. — Перспектива видеть его постную рожу до старости меня не прельщает, — отказался Юнас, вздёрнув нос так, что шапка слетела с головы. — Отлично, потому что ты до неё не доживёшь, — Шистад потянулся к затворке. — Я сейчас сам скинусь! Вы оба надоели мне. Парни переглянулись: отчаянный возглас Исака здорово напугал обоих. Палата опустела — стены сменили окрас на полутон беднее. Они все успели привыкнуть к этому месту, но спешили скорее покинуть его. К радости от возвращения домой у Исака прибавилась апатия, стоило ему заговорить и заходить, как здоровый человек, Крис взял на себя многие обязанности Вальтерсена. Даже сейчас парень рвался решить вопрос с Адамом, не получая даже близко ту реакцию, на которую рассчитывал. — Мы можем не замечать друг друга, да? — первым склонился Васкес. — Моё кредо и так было не замечать тебя. Крис притянул к себе уставшего Исака, который тут же бухнул ему кулаком в грудь, заставляя Шистада зашипеть. — Нет, ты видишь? Он первый начал, — топнул ногой Васкес. Вальтерсен накрыл уши, не желая слышать, как один жалуется на другого. — Дождётесь, и я перестану разговаривать с вами. Легкая улыбка скрасила грубые черты Шистада. Стальные тиски не позволили ему потерять свою добычу: Исак ослаб, размякая в чужих руках, и больше не рвался покинуть тёплое местечко. — Если переживаешь за меня, можешь посидеть в спальне, пока мы с Адамом поговорим. — В порядке бреда я остался сидеть на жопе ровно. Что ты собираешься сказать ему? Он кто вообще такой, чтобы объясняться с ним? — Крис, он был добр ко мне в трудное время. — Ага, приголубил, чтобы ты потерял бдительность, — руки Шистада по-свойски легли на пояс Исака. Крис нуждался в том, чтобы трогать, осязать, вдыхать, чувствовать близость парня, которым не мог насытиться. Вальтерсен ничего не имел против, ластясь к опоре из грудных мышц. На секунду парень прикрыл глаза, теряя голову от запаха душисто-терпкого тела, от которого коленки дрожали. — Хочешь сказать, всем нужно только одно? Такой я в твоих глазах: маленький олень, которого можно зажать и облапошить? Вальтерсен шлепнул Шистада по рукам, но толку оказалось мало. Буйство красок в его глазах переполняло, добавляя настроению агрессии. — К твоему сведению, он даже близко не подобрался к тому, на что ты намекаешь. — Чувство самосохранения есть, мозгов — нет. Тогда какого черта он не уймется, если такой понятливый? Исак, — приподнял Крис лицо Вальтерсена, заглядывая в его глаза. — Ты меня знаешь. Я, как последний кретин, не буду сидеть и ждать, пока на тебя оказывают давление. — Я сам хочу разобраться со всем, — стоял на своём Исак. — Давай ты не будешь лезть туда, где я в силах решить вопрос. Исак остался непреклонен, несмотря на стойкую позицию Шистада. Крис был в своём репертуаре: лез без промедления, вступаясь за своего человека. Но его человек не хотел оказаться задушенным подобной формой заботы. Они много спорили, пытаясь не превратить разногласия в большой скандал и не опуститься до оскорблений. Разве что Крис сыпал их в адрес Адама. — Тебе сложно принять, что не всё нужно контролировать? — Мне сложно принять, что я не могу отказать тебе. Ты у меня такой самостоятельный. Исак спрятал улыбку: это «у меня» звучало очень — до мурашек — тепло и по-домашнему. До сих пор Вальтерсен не мог прийти в себя и принять факт, что погоня окончена. Бешеный ритм сменился на размеренный. Они, набравшие скорость, пока по инерции двигались чуть быстрее. Частенько то одного, то другого заносило. И только чудо или опыт, на котором оба учились, не позволяли сойти к краю. И кое-как парни находили компромисс. — Я буду рядом, хорошо, — согласился Шистад. Не будет же он действительно всю жизнь нестись впереди паровоза. Вальтерсен имел право отстаивать свои границы, о которых Крис временами забывал.***
Выстраданный больничный позволил на законных основаниях прогуливать занятия Исаку, вернувшемуся домой. За все время его отсутствия мама была под присмотром социального работника, пока Крис делал набеги, — чаще через окно, — за мелочами вроде книг, белья, одежды или просто залипая на стене. Сейчас семья занималась простыми вещами: глобальная стирка, готовка, обрезание сухих листочков на цветах, которые Жасмин собрала ещё в прошлой жизни, — за последнее время она через раз заботилась о выращенной зелени. Исак планировал отдать их в ботанический сад или же раздать соседям, потому что его душа не лежала к флористике, а пропадать многолетнему труду он бы не дал. — В туалет хочу, — вдруг привстала мама. В её глазах нарастала паника, на мочевой пузырь уже прилично давило. В процессе уборки Исак наигрывал незамысловатую мелодию. — Хорошо, отложим, — убрал Вальтерсен руки с клавиш, оглядываясь на шум. — Ваша стремянка разваливается, новую нужно купить. Крис пыхтел с раскладной лестницей в узком коридоре. Он, скорее, сам, как дед, разваливался наперевес с инструментом. — Да где она там застряла? — попросил Шистад помощи. — Обои же обдерешь, — Исак приловчился, присев на корточки. — Крис, ты и хоть какая-то работа по дому… вы… несовместимы, да? Лестница нужна была для полочки повыше, где остались домашние растения с раскидистыми листьями. Общими усилиями парни разобрали чулан, когда Крису пришла в голову гениальная идея воспользоваться рухлядью. Он, может, и не был мастером на все руки, вроде мужа на час, но имел неплохие такие мышцы и мозги, которыми умело пользовался под комментарии Вальтерсена. — Да куда ты её? — Исак застонал, услышав, как ободрался кусок обоев. Шистад неудачно приземлил стремянку, царапая стены. — Стой на месте, я сейчас. Не разворачивайся на все девяносто, места не хватит нам троим. Ай, меня зажало, кабан, — выступающую косточку в лодыжке резануло болью. — Помогите, — засмеялся хозяин, когда увидел ужас на лице Криса. — Стой, ага, я сейчас выползу. — Я и так стою. — Нет, ты громишь мой дом. Выбравшись, Исак застыл на месте — мамы давно не было слышно. Жасмин притихла, наверное, уже сделав все дела в уборной. — Мам? Крис отложил лестницу, отряхнув руки прямо о трико. Да, он никогда не занимался уборочными делами, только подтирал пыль, предоставляя всю работу по дому и саду наемным работникам, коих их семья могла позволить. В доме Исака выпендриваться не приходилось — здесь было над чем поработать, поэтому он с каким-то рвением и неожиданным для Вальтерсена и самого Шистада желанием брался за работу. Чем плохо отблагодарить место, в которое ты странным образом перекочевал? Передышка пошла ему на пользу, и Крис подкрутил лампочку. Та получше освещала небольшой коридор, поэтому обои могли выдохнуть, потому что теперь не станут жертвой походки в раскорячку и острых концов стремянки и криворукого пацана. — Подклеить можно, или новые купить, — с прищуром Шистад подобрал свернувшийся кусок обоев, тот, естественно, на место больше не лёг. Шистад попытался надавить на Исака предложением развести клей, но тот в ступоре смотрел перед собой. Жасмин, поджав ноги, так и не дошла до уборной. — Я забыла… кажется, забыла, где у нас туалет. Влажные шорты, стекающая вниз по ногам моча, виноватый взгляд вызвали что-то вроде ступора, когда перед тобой опускается настоящая тарелка с инопланетянами. Парни не знали, как реагировать. Исак отошел, чуть ли не падая на спину и не фокусируя зрение. Шистад сообразил быстрее, сбегав за трапкой. — Что ты делаешь? — пустой взгляд и раздраженный голос Исака никак не помешали Крису убрать остатки того, что произошло, с пола. Жасмин присела на пуф, тут же подскочив, — он был обтянут тканью и впитал кое-где мочу. — Так, — растерялась она, очень долго складывая, к чему приступить, но оставаться здесь было нельзя. — И что я? Вальтерсен моргнул, чтобы высушить глаза. Мама походила на человека, которому закрыли глаза и уши. Она билась на месте. — Мам, спальня, — кивнул сын за спину. Жасмин поняла, что нужно переодеться, когда влага остыла, посылая по телу неприятный холодок. Голос сына привёл её в более-менее разумное состояние. — Крис, хватит. Исак злился. Его на части рвали стыд и стойкое ощущение, что вот так быть не должно. Крис не должен видеть ужас его жизни, убирать за мамой и даже виду не подавать, что не происходит какая-то херня. Отжав полотенце, Шистад смыл жёлтые разводы с проточной водой. По локоть закатанные рукава, сосредоточенное выражение лица и… сбитое Вальтерсеном полотенце с шумом отправляется в мусорку. — Хватит делать вид, что всё нормально. — Беспокоит, что я могу видеть тебя уязвимым или то, что я принимаю всё, как есть, и не задаю вопросов? — строгий взгляд Криса резанул оплеухой. — Исак, даже думать не смей, что я как-то иначе буду реагировать. Всё нормально. — Нихуя не нормально, — Вальтерсен свалился на бортик ванной. — Чувствую, что ты не должен видеть всё это… Мне не по себе. В нос ударил характерный запах из туалета вперемешку с лавандовой отдушкой, которая стояла аромапалочками на полке. Голова кружилась то ли от происходящего, то ли от небольшого пространства. Шистад сел напротив, накрывая голые коленки. Пальцы с трепетом принялись водить по кругу чашки, посылая волны давящего спокойствия. — Чего ты так реагируешь? Исаку в такой непростой момент стало очень — противоречиво — хорошо, по крайней мере нормально, без прежней паники. На Криса невозможно было злиться, да и не за что. Это он, Вальтерсен, вёл себя, как дурак, считая, что справится в одиночку. Но так уже не получится. — Не ругай себя, не думай слишком много. Да, мы в дерьме по пояс, — согласился Крис. — Но пусть оно идёт нахер. Откинув голову, Исак рассмеялся, чувствуя, как вниз, по щекам, всё-таки потекли слезы. — Всё равно ситуация такая. Нельзя смеяться, истерить, но я как будто отключаюсь рядом с тобой. Крис, как спасательный круг, удерживал на плаву. Он часто любил класть голову на ноги Вальтерсена и разговаривать чуть приглушенно. — Вот с этим настроем иди и обними маму. Ну-ка, пообещай не вешать нос. Удержаться и не поцеловать Шистада было выше сил Исака. А кто он такой, чтобы отказывать своим желаниям. Оказавшись гибче, Вальтерсен льнул ближе и ближе, пока не оседлал парня. Неловко-рваные поцелуи из-за углов и стиральной машины вперемешку с дурачеством — лекарство, которое и спасало их в безумном мире. — Ебучая батарея, — стоило Крису приложиться затылком о горячую железку, с чмоком губы расцепились. — Аккуратнее, твоя голова — драгоценная вещь, она держит плечи и руки, которыми тебе ещё стремянку устанавливать. Исак выскочил из ванной, успевая получить шлепок по заднице. — Вот так и знал, что я завербован, а ты поработил меня для своих личных интересов. — Посмотрите на этого человека! Заставили его, бедняжку.***
Крис ждал. Долго ждал. По времени прошло минут пятнадцать, не больше, но для него ожидание оказалось, как тягучая резинка, прилипшая к подошве — чем выше тянешь стопу, тем она увеличивается. Шистад отвлек себя: чем? Стеной. Щебенка на ней разложилась в мозаичный рисунок. Он насчитал уже тысячу третью. Четвертую, пятую, вскочил и двинулся вниз. Пусть Исак хоть садовыми ножницами порежет его на ленточки, но Крис не посмеет допустить, чтобы Адам ошивался рядом. И неважно, насколько по шкале от «долбоёб, не ходи туда» до «тебе же сказали не ходить» придурком он выглядит. Вальтерсен спокойно себе гулял по жухлой траве, собирая фантики, кое-где — мусор, тот, что оттаял по весне. — Грабли тебе зачем? Парень не стал прогонять Шистада, подсознательно смирившись, что Крис будет хвостом ходить. То ли оберегать, то ли бельмом на глазу служить. Никуда не денешься: Исак так или иначе пересказал бы их с МакЛареном разговор. Скрывать было нечего и незачем. Вообще-то он ждал его. Одиночество и ожидание снедали. — Травы сколько: видел? Вон, сухих веток соберу. Тут побуду, а ты занимайся своими делами, — Крис принялся изображать видимость деятельности. Он натянул мягкие рабочие перчатки и давай — туда-сюда — с орудием труда, собирая все ещё сырую после снега траву. — Крис, — выразительный тон так и говорил «нихрена у вас, мистер, не вышло». — Да, я веду себя, как кретин. — Не так громко и без «как», — поправил Исак, щурясь. Шистад снял свою шапку, по уши натягивая её на парня. — Застудишься. — Не заговаривай мне зубы. Планы Криса раскусить не сложно. Наверное, потому что он не скрывается, помощник недоделанный. Кто бы мог подумать, Шистад прибирается на участке, аж глаза горят. В голове подобное до сих пор с трудом укладывалось. Исак всё ждал, что наиграется парень, надоест Крису делать из себя примерного семьянина, который нахваливает мамины подгоревшие пироги и просит ещё кусочек. Но нет, время шло, герой-спортсмен держался вполне сносно, не напирал, помогал и жил себе спокойно. Исак, в конечном итоге, перестал относиться к нему, как к приходящему гостю, отключив предубеждение, что Шистад сам себе носки постирать не в состоянии. Крис, если его хорошо попросить, ещё и вещи Вальтерсена в стирку закидывал, предварительно отстирывая следы от соуса руками. И коврик злосчастный купил с вызывающей вышивкой «Здесь вам не рады». — Адам скоро приедет, а ты тут. Ладно, выйду к дороге, там постоим, — Исак состроил рожицу. — А ты, так уж и быть, остаешься здесь за главного, веточки и мусор собирать. Шистада никто не заставлял выходить под дулом пистолета, поэтому пусть по-честному пашет. Крис закатил глаза, стоило парню поправить ворот клетчатой рубашки, и осмотрел владения. — Неслабо, да? — на щеках Исака выступили ямочки. — Не смотри ты так, я же шучу. Или нет. Крис не был так прост, каким казался. Он отложил грабли, развернув парня к себе спиной, и толкнулся вперёд несильно. — Грабли. — Они в порядке. — Я про твои. Оба не без улыбки любезничали, не заходя далеко. У них до сих пор ничего не было: Исак только воровато изучал собеседника, выискивая желание во взгляде Шистада. Тот оставался… равнодушным. Как послушник из монастыря. Не намекал, не нападал — конечно, они целовались, спали вместе. Не спали — спали, а просто спали. Шептались, как влюбленные, которые первую неделю знакомы, мечтали. Дальше не заходили, потому что застопорило. Исак хотел и не хотел одновременно. Для него как в пропасть шагнуть оказалось представить, что Крис может войти. Он даже обнажённым после душа больше не сверкал, словно оберегая их обоих. Откуда у Шистада проявилась такая выдержка — большой вопрос. Раньше они занимались сексом везде, где придётся. Медленно, с долгими поцелуями, с растяжкой пальцами и языком, пока Исак не скулил на подгибающихся и разъезжающихся коленках. Быстро, когда Крис ловил Вальтерсена в перерыве между уроками, где-то в тихом кабинете или машине. Исак кусал свои и его плечи, заглушая крики, стоны, раздвигая ноги, чтобы сделать угол проникновения максимальным, скакал, насаживаясь на бедра, пока не чувствовал член Шистада где-то у желудка. А сейчас, как старики с потенцией: смотрели фильмы, ели здоровую и вредную пищу, создавали благоприятную обстановку для восстановления Исака. В глубине души Вальтерсен психовал, думал, что больше не нравится Крису, если тот даже намёком не предложил хотя бы подрочить. Как в хорошем кино шесть плюс, как в вакууме. — Не холодно тебе? — А тебе? — Крис шептал куда-то в ухо, проводя носом по волосам парня. Руками он крепко обнимал спутника, согревая получше десяти свитеров. — Домой не хочешь? Исак был в шапке, фактически в тулупе, будучи обогретым Шистадом, пристроившимся сзади — ему жарко. Какой может быть дом? Также он все ещё помнит о встрече с Адамом, который по привычке задерживается, скорее всего, из-за работы. — Не хочу. Крис, давай будем сдержаннее? — Точно не хочешь? — домой. Вальтерсен отрицательно закачал головой, несильно пиная носком траву. — Убери от него руки. Исаку не сразу приходит понимание, что они больше не одни. — Или не слышишь, что он не хочет? — Адам. — Подожди, — притормаживает Шистад. МакЛарен какое-то время наблюдал за ними, сделав определённые выводы. Криса он абсолютно точно не ожидал здесь увидеть. Шистад потягивается, как мартовский кот, растягивая губы в подобии улыбки. Надежда на то, что Адаму хватит ума не заявляться к Вальтерсену, канула в лету. — Исак, порядок? Он что-то сделал тебе? На обеспокоенный тон МакЛарена Вальтерсен противоречиво хочет извиниться. Он, как в дешёвой драме, всё не так понял — Крис ожидаемо не тронулся с места. Придётся объясняться. Исаку и рта не дали раскрыть, Шистад выступил вперёд: не хватало только грабель на манер трезубца, которыми он вот точно хочет заколоть гостя. — Дядь, шёл бы ты отсюда. Об Исаке есть кому позаботиться. — Это ты о себе? Не много на себя берешь? — Достаточно. — Говорит человек, который сбежал. А сейчас что поменялось? Больница, денежки отца и ты вроде как на первой позиции? — Началось, — подумал Исак, предчувствуя неладное. Скандал под окнами мамы — то, чего им не хватало! — Догадливый какой, — усмехнулся Шистад, лениво рассматривая горизонт, а у самого под рёбрами чесалось от желания взашей прогнать МакЛарена с участка. — Всё понял, или сделаем возрасту скидку, популярно объяснить? — Исак, серьёзно? — Адам опешил, игнорируя присутствие Шистада. — Со мной говори. Ты-то уж должен знать о правилах этикета. — Об этикете вспомнил. А где были твои манеры, когда ты пиздил его? С разговором соперники подошли вплотную друг к другу, Исак тут же расцепил их. — Ну хватит, не разводите комедию, — поверить он не мог, что всё происходит, как в дешёвом кино. Не станут же его делить в самом деле. — Крис, ты обещал. — Спокойствие, Исак. У нас же практически светская беседа. — Поговорили уже. Дай мне самому хоть слово вставить. Шистад завёлся, но отступил под моляще-строгий взор Вальтерсена. Непримиримый взгляд, и Крис отступает. Не будет он мешать и подслушивать, но останется поблизости начеку. — Забудь сюда дорогу, — бросил Шистад напоследок Адаму, который хотел бы ответить что-то броское, но Крис все видом дал понять, что последнее слово останется за ним. — Ну так что? Как так вышло, что он опять здесь? С тобой, Исак. Очнись, ты что, попал под эти чары? МакЛарен понизил голос, пытаясь достучаться до непреклонного парня. Крис схватил садовый секач и очень громко рубил ветки, специально делая так, будто отсекает не их, а явно что-то у Адама. — Нервный он какой-то. Так и хочет показаться главным, — не удержался мужчина от комментария, который долетел до ушей обоих. — Адам, послушай, — растерянный Исак собирался с мыслями. — Мы ничего друг другу не обещали. Это странно думать, что я тебе что-то должен, но внутри это чувствуется так. Вальтерсен решил не тянуть кота за яйца и поставить в известность собеседника без промедления. МакЛарен остался глух, не сводя глаз с Криса. — Ты прав, мы не клялись друг другу, но почему он? Почему ты опять впустил Шистада в свою жизнь? — Так вышло. Да, мы вместе с Крисом, и это не поменять. Извини, если я разочаровал тебя. Почему Вальтерсен извинялся? Потому что Адам и его щенячий, обиженный взгляд так и били по лицу. Паршивое чувство, когда тебе предлагают что-то здоровое, а ты зависим от парня, который режет здоровые ветки с распускающимися почками, вымещая всю злость на них. Шистад старался быть в норме, что грело душу. Да, люди иногда поступают нелогично. Но кто сказал, что это нелогичное неправильно? Инструкции нет, поэтому Исак доверяет своим чувствам. А те ведут к Крису. — Он же опять поиграется и кинет. Оно тебе нужно? Исак, ты, такой рассудительный, и этот хлыщ с кулаками? Вы — пара? Нестрашно ошибиться и опять попасть в ту же ловушку? Вальтерсен глянул на Шистада, который навострил уши, хоть и вида не подавал, что вообще здесь присутствует. — С ним мы как-то сами разберёмся. — Вот как? — Да, так. — Исак, ты просто придурок, — в сердцах вырвалось у МакЛарена. — За языком следи! — выкрикнул Шистад, чтобы Адам не забыл, у кого здесь тупые ножницы и топор в руках. Одно неосторожное слово — и Крис будет резать не ставшее голым дерево. Если подумать, руками он тоже может сделать отбивную или, к примеру, вырвать язык. Адам выдохнул, как бы медитируя. В его голове не укладывалось, каких наркотиков наелся Исак, чтобы сойтись с недоумком. МакЛарен приехал убедиться, что Вальтерсен восстанавливается и нуждается в нем. Как оказалось — опоздал: уверенного в своей правоте парня было не переубедить. — Если он — моя ошибка, то только моя. Ты не имеешь права решать за нас. Адам, всё, не приходи больше, — заломил Исак пальцы, чувствуя, что хочет добавить решающий аргумент. По крайней мере, для себя. — Я выбрал Криса и всегда буду выбирать только его. Знаешь, почему? Потому что по сути, как таковой вопрос не стоит. Он — мой. Всегда им был. Крис — это я. Грубо. Жёстко. Обидно до колик. Адам не верил своим ушам, потому что делал выводы, которые говорили об обратном. Крис — любвеобильный эгоист. Шистаду нужен только он сам, а Исак всего лишь временная игрушка. Не может быть такого, что эти абсолютно разные люди настолько нуждались друг в друге. — А я пришёл к тебе. К тебе, Исак. Хотел предложить должность баера, чтобы ты не убивался, бегая по залу. Думал, доучишься, мы лучше узнаем друг друга, — сжал мужчина кулаки: на открытом воздухе стало донельзя тесно. МакЛарен жалел, что старался ради… — Не верю, что ты оказался пустышкой. Исак заслужил едкий дым неприятных слов, брошенных от злости. Выслушать и принять их оказалось больно. Неужели он кажется таким? Вальтерсен сомневался во всем: в себе, в Крисе, в его выдержке и своём непростом характере. Их жизнь лавировала между-между, пытаясь поймать равновесие. И так будет всегда. Как он узнает, а где же это правильное, если не попробует? — Может, я заслужил твою обиду, и ты прав, но по-другому не будет. Мы с тобой можем быть только друзьями, — Исак запнулся на усмешку Шистада. Тот с большим рвением принялся резать ветви, отчего-то повеселев. — Кое-кто тоже может не обольщаться, — повышая голос, добавил он, чтобы Крис прекратил свои смехуёчки. — Весело вам, — Адам спрятал руки в карманы. — Ты ещё вспомнишь обо мне, когда поймёшь, что с ним нихрена не радужно, как сейчас кажется. — И я разберусь с этим. — Можно вопрос? Крис не мог находиться в нескольких метрах от действа и создавать видимость спокойствия. Топтаться, как мышь, на месте тоже не вышло, поэтому он заходил туда-сюда, оценив обстановку чуть ниже критической. Закушенная до лопающейся кожи нижняя губа Исака дрожала, и он сам выглядел не очень. То есть держался молодцом, но даже отсюда было заметно, насколько слова Адама ранят. Вальтерсен никогда не был плохим, но обиженный МакЛарен вздумал давить именно на эту точку. А это уже не устраивало Шистада. Брошенный намёк на дружбу Крис даже всерьёз не принял. Как пить дать, не выйдет спокойного общения, товарищества между Исаком и Адамом. У них разные цели и виды на совместное времяпрепровождение. — Спрашивай, раз начал. — У меня был шанс? Кем ты вообще рассматривал меня? Изначально хотел поиграться и вернуться к нему? Неужели всё так просто, Исак? Вальтерсен втянул щеки, по лицу его было предельно ясно — МакЛарен прав. За одним исключением: Исак не думал возвращаться к Крису. Он всего лишь хотел оттолкнуть его, потравив Адамом. — Как цинично. Ты ещё так глуп. — Глупец тот, кто боится быть счастливым, Адам, — Исак смотрел на Шистада. — Этот кто-то — не я, — МакЛарену следует поработать над своими взглядами. Есть вероятность, что со временем он поймёт Вальтерсена. — Я виноват, да. Но станет ли тебе легче, если прозвучат извинения? Всё эти «прости, что так вышло», «ты хороший, но он…» — лживые флюиды. Потому «не извини, ты хороший» не смягчат падение. Пытаться занять чьё-то место, когда по прошлому не отболело — херово. Ты чувствуешь себя использованным ни за что. Адам не успел по уши влюбиться, но был заинтересован, поэтому воспринимал только свои задетые чувства. Стыдно. Некрасиво. Унизительно. Адам неплохой человек и найдёт себе достойную пару. Только с Исаком у них разные дороги при любом раскладе. МакЛарен не приручил бы Вальтерсена. Они бы постоянно цеплялись за Криса. Жили бы расплывчатым прошлым и трепали друг другу нервы. — Думаешь, планета схлопнется, а ты не заживешь без Криса? — Сколько можно о нем? — Исак больше не хотел продолжать немую беседу, где его не слышали. Оно и понятно, но быть настолько упрямым, закрывая глаза на «нет», оказалось чем-то новым. Даже Крис со своим непримиримым нравом отличал, когда Вальтерсен не ломался, а по-настоящему не хотел говорить или делать что-то. — Знаешь что, — с нервной усмешкой, как накатившее осознание, Адам оглядел их обоих. — Ты ничем не лучше Шистада. Два — эгоистичных урода. Всё, Исак, розовые очки сошли. — Тебе пора другие искать, на минус три с половиной. Зрение, как вообще, не подводит пока? Крис болтал прутик в руках, подходя ближе. Небрежной походкой он с лёгкостью оказался в зоне видимости, подмигнув Исаку. — Отъебись. — И всё? Я рассчитывал на оригинальный ответ. — Крис, — Вальтерсен опасался, что дело станет хуже. — Пожалуйста. Шистад не стал разжигать огонь и замолчал, натягивая лыбу, когда Адам прошёл мимо него, задевая плечом. — Я так устал, — Крис позволил Исаку оказаться в его руках. — И обидел его. Думал, вы подеретесь. Иногда они поступали, как дети, которые не умели договориться. Шистад отвечал за себя и не стал бы махать кулаками на пустом месте. Спровоцировать мог разве что Адам, если бы вовремя не схавал обиды и продолжил чесать языком. — Отойдёт, ничего страшного. — Он же правда был добр ко мне, когда я так нуждался в опоре и не мог поговорить с тобой и Юнасом. Слова вызвали приступ ревности, приправленный чувством вины. Вальтерсен слишком корил себя — даже в ситуации, где от него ничего не зависело. — Лучше страдать за право быть рядом, чем жить, как растение, ничего не чувствуя, — на вопросительный взгляд парня Крис раскрыл мысль. — Адам хочет контролировать всё, даже твои мысли. А это плохое начало. — Да знаю я, но все равно паршиво.***
Как бы не длился больничный отдых Исака, у Криса оставались обязанности по учебной занятости. — И что: ты прямо завтра поедешь в Берген? Надолго? Вальтерсен водил пальцем по спине, делая подъемы на выступах мышц Шистада. Он мог так лучше разглядеть небольшие рубцы, которые исчезли на груди под чернилами тату. За окном накрапывал дождик, Крис накрыл плечи пледом, когда развернулся лицом к парню. — У меня суд скоро. Найшейм. У них остался нерешенный вопрос. — Какие перспективы? Что говорит адвокат? Говорить о деле, опуская его подробности, впервые было легче. Вроде как Крису не вменяют три года за тяжкие телесные, повлекшие инвалидность человека. Эвен ещё при жизни Шона подписал бумагу. Однако на душе было неспокойно. — Да что он говорит: провел инструктаж поведения на суде, что можно и нельзя говорить, — выдохнул Крис, подбирая парня под себя. — Я должен молчать, пока судья не задаст вопрос. Короче — образ примерного гражданина, который раскаивается в содеянном. На лбу Шистада неоновой бегущей строкой было написано «ни черта он не раскаивается» и вряд ли он промолчит, если дело дойдет до споров обеих сторон. — Тебя правда могут посадить? Исак был не согласен, поэтому привстал, опираясь на локоть. — Не знаю, как пойдёт. Возможно, судья пошёл бы навстречу, если это было бы моё первое дело. Но ты же помнишь Джо, когда меня практически закрыли за якобы подстрекательство к её экстремальному прыжку, — Вальтерсен кивнул. Тогда, на суде, он извелся в ожидании, что всем достанется. Джоржия, которая через прокурора дала показания, была на стороне Криса. — Разборки с одной семьёй — не шутки. Мало ли кому взбредет в голову решить, что у меня на них зуб. Эвен мог с лёгкостью отыграться за инвалидность и испорченную жизнь. И неважно, какую бумагу он подписал. С трудом, а точнее вообще не верилось, что Эвен в последний момент не выбросит фокус. Заявит, что надавили, был в состоянии аффекта, что угодно, только бы засадить Криса из чувства желчной мести. Пока юристы Шистада будут подавать апелляцию, пройдет новое слушание, парень потеряет место в университете, в сборной, похерит все возможности заниматься любимым делом. — Подожди, суть этого собрания, — выделил Вальтерсен с сарказмом. — Только избиение? Не будет всплывающих фактов, почему ты сделал это? Исак поджал губы, соскребая ногтем пылинку. Если он, как потерпевшая сторона, выступит в суде с заявлением, почему Крис так поступил, его оправдают, а на Найшейма заведует дело по статье за изнасилование, к тому же лица, не достигшего совершеннолетнего возраста. — Нет, даже не думай. Мы не будем трогать тебя. Начнётся шумиха, допросы-опросы. Какие у нас фактические доказательства? Ты снимал побои? А свидетели? Лауриц мог бы выступить одним из них. Крис тут же отмел этот вариант. Исак не будет заново переживать тот ужас, чтобы на него смотрели сорок пар глаз на слушании. Шистад не допустит, чтобы его трогали, подходили к нему и открывали рты. В таких вопросах явно не церемонятся. Посыплются обвинения, наезды о возможной клевете. А дальше слухи пойдут по городу. Дойдут до мамы. Жасмин не переживёт подобное давление, не говоря о самом Исаке. — Ты был прав, — мелко закивал Крис, зависая на родинке у кисти парня. — Избиение Найшейма — моя попытка самоутвердиться. Я психанул за задетое эго, за свои ошибки. Да, я думал о тебе, но на тебя злился ещё больше, потому думал, что у вас, — Шистад не договорил: Исака знобило и штормило от «у вас». Потому Крис накрыл ладонь собеседника, сжимая её. — Решим как-нибудь вопрос, а ты не высовывайся. Вальтерсен не хотел вновь копаться в грязном белье, вспоминать и добивать себя догадками. Вильям имел неосторожность ляпнуть о других мужиках, которые могли им воспользоваться. Стало до жути громко и шумно, как будто на Исака на всех мощах нёсся поезд. — Я же сказал тебе не беспокоиться. Ну ты чего, выдыхай, — просто сказал Крис, поглаживая тонкую спину. — А что твой отец? Его тело так и не нашли. Криминалисты по костями и фрагментам ДНК определили число практически всех, кто умер под завалами на участке Эллиаса Бакуша. Шон был в их числе. Нарцисса не плакала, не убивалась, но скорбела по мужу. Она стала вдовой. Похороны прошли по касательной мимо Криса. Отшлифованный гроб, цветы, небольшое количество приглашённых, церемония прощания прошли тихо. Шон ушёл никем, даже сын не сказал прощальную речь, отказавшись от своего участия в формальной части. Отношения с матерью местами оказались натянуты до неловкого молчания. Обсуждать прошлые ошибки, решать, как им быть сейчас, было бессмысленно. По-своему Крис любил маму, которая была подобно ему закрыта и запугана гнетом Шона, но однозначно души не чаяла в ребенке. Исак не лез, только поддерживал решение Криса на время дистанцироваться от Нарциссы. Если все будет хорошо, со временем они вернутся к общению без робости, как настоящие родственники. Если у Криса был Исак, то Нарцисса столкнулась с абсолютно убийственным одиночеством в громадном и пустом особняке. Ей вроде как не привыкать: у Шона и сына всегда была своя жизнь. Но столкновение с реальностью разбило годами выстраиваемые стены и заставило ее скучать по Крису. — Как ты вообще чувствуешь себя? — не сговариваясь, они взяли за привычку интересоваться состоянием друг друга. Исак не знал, с какой стороны подойти. На смерть отца Крис реагировал… никак. Ладно, можно бравировать до последнего, уверять, что всё в порядке, пока в один момент ложка сахара не летит мимо кружки, и ты уже плачешь навзрыд. Казалось, пустоту Криса даже смерч не свергнет. — У вас были настолько плохие отношения? — практически шёпотом поинтересовался Вальтерсен. Шистад зажмурился, будто смахнув видение. — Ладно, черт с ним. Но компания? Кто теперь возьмется за неё? А ты и плавание? Крис не мог бросить дело своей жизни, потому что было необходимо взять управление компанией на себя. — Одна третья часть и весь контрольный пакет мои. Я бы продал её Роберту или Эскилю, ведь акции приносят хорошую прибыль, можно не париться даже нашим внукам, — Крис запнулся, улыбаясь на оговорку вместе с Исаком. — Но мой дед жизнь положил, чтобы из конторы вырасти в одну из лучших компаний страны. Неумелые руки похерят обороты нефти и газа в стране в два счета. — Ты бы справился с таким объёмом? Я видел твой табель. Крис хорошо соображал, как однажды заметил старший МакЛарен, директор университета, разбирая его эссе. Нести ответственность несложно, особеннл когда это не просто работа, а семейное дело, которое давно выросло за его пределы. Как бы ни было, Крис оставался Шистадом с ответственностью их фамилии. — Работать в офисе я точно не буду, у меня немного другие планы на жизнь. Крис разработает план по урегулированию процессов работы, не без помощи Эскиля, но соваться в сам конверт кабинетной текучки не будет. Грамотное планирование решит этот сложный вопрос. — Как бы Шон не хотел взваливать на меня бизнес, я сделаю по-своему, а не назло ему. — Хорошо, как скажешь. Исак всё равно мало разбирался в сложностях, которые им подкинул Шон. Крис захотел поделиться хотя бы частичкой непростой связи с отцом. — Шон не хотел детей, но я нужен был, чтобы получить наследство, — выдохнул парень, говоря без скорби. Больше привычка, переросшая в большое ничто. В номинации «Херовые отец и сын года» они забирают заслуженную награду. Между ними не установились — даже близко — родственные связи, только формальные. Даже между соседями отношения бывают лучше. — Он бил меня по поводу и без, считал кулаки лучшей формой воспитания. Никого не слушал, если ему было знакомо это понятие. Тебя невзлюбил: не потому что ты какой-то не такой. Шон даже себя, полагаю, не любил. Особенно меня, потому что не хотел детей, а я та ещё заноза в заднице, — даже тогда, когда не старается ею быть. — Приведи я любого и любую другую — неважно, он бы и их принял в штыки. — Я не знал, — единственное, что мог ответить Вальтерсен. Крис годами страдал, терпел и никак не выдал себя. На людях они выглядели примерной среднестатистической семьёй, где ничего не предвещало беды. Пальцы ног Шистада тряхнуло, и он потянулся размять их, отвлекаясь от разговора. Исак подозревал неладное. Богатая семья, которая не в состоянии решить вопрос невроза — странно и подозрительно. — Не думай об этом много, я в порядке. Научился разделять себя и его. — А я такого наговорил… — сдался Исак, припадая в груди парня. — Тогда, в баре. Вальтерсену до конца дней будет стыдно за такое ужасное сравнение двух абсолютно разных людей. — Я вообще-то душил тебя. Оба хороши, — попытка разрядить обстановку намекнула им прекратить неприятный разговор. — Может, тебе поговорить об этом с психологом? Исак не боялся, что Криса переклинит, после чего тот превратится в своего отца. Но годы мучений равно множество незакрытых гештальтов, которые скажутся на взрослении. Вальтерсен хотел для них здоровые отношения, без душевных терзаний. Хотел, чтобы Крис не был привязан к кошмарам прошлого. — Эскиль знает, — вдруг меняя угол разговора, признался Шистад. — Знает, что сделал Эвен. Услышанное тряхнуло корпус Вальтерсена: он хотел было улыбнуться, но улыбка растворилась в жуткой гримасе. — Ладно, — дернул Исак головой, в немом ступоре продолжая это делать. — Дальше что? — Я не болтал, чтобы выместить злость. Шистад придвинулся ближе, чтобы видеть лицо, покрытое красными пятнами. Кровь прилила к лицу Вальтерсена. — Тогда я только узнал обо всём, потом — отец, Вильям, и, да, это не оправдывает меня. Просто пойми, Эскилю можно доверять, он помог мне не сойти с ума. Я хотел, чтобы ты это знал. Связь Криса с кузеном оказалась куда лучше, чем Исак предполагал. Два антигероя на подмоге друг у друга: Вальтерсен мог только порадоваться за них. — Не совсем, чердак твой немножко поехал, — усмехнулся Вальтерсен, вспоминая жутких собак. — Я стараюсь держаться и не убегать каждый раз, когда мы говорим о том, что было. Но выходит не всегда хорошо. Кажется, это будет преследовать меня до конца дней. Шистад пригладил скуластую щеку собеседника, обращая его взор на себя. — Я рядом, вместе мы разберёмся, — перспектива вполне подошла в качестве утешения. — Только не заводись сразу, — был осторожен Крис, вполне ожидая получить по лицу. — Эскиль предложил сходить к психологу, обратиться за профессиональной помощью. Будь что будет. Крис желал Исаку лучшего. Если откажется — окей, по-другому решат вопрос его кошмаров. Без давления — и постепенно они придут к общему решению, которое не навредит. — Психолог, блин, — пространно ответил Вальтерсен. В глубине души он и сам начал задумываться, чтобы обратиться ко врачу. — Возможно, стоит подумать о нём, пока нам не понадобился клинический психиатр. — Правда? — Крис постарался не так ярко демонстрировать свою радость — в первую очередь, за парня. — Вдвоём пойдём. Ты к своему, я к своему закрывать наши беды с бошкой. Быстро они переключились на выбор фильма, чтобы не зацикливаться на формулировке. Потому что их так называемые «беды» были откровенным пиздецом по сути, над которым придётся пахать и пахать.