— «Шунема», «Севером правят тёмные боги».
Небо напоминало далеко нарисованный акварелью пейзаж — уж больно много оттенков цвета оно сочетало. Над самым горизонтом тянулась световая линия от Солнца, дальше шли — без различимых границ — раскатанные полотна серо-синего, каждый — своего индивидуального окраса, своей пропорции того и того цвета. Они поднимались к той части купола, что простиралась над головой, и уже дальше всë становилось тëмно-синим, плавно перетекая в ночь. Булат понятия не имел ничего о месте своего нахождения — с помощью считалки выбрал направление, всегда идти на Запад. И вот сейчас двигался сколько хватало на то сил. Ему очень повезло, что климат позволял обходиться без значительного утепления. — «Моя горячая кровь не даст мне замëрзнуть ночью», — Булат впервые смог поесть только на девятый день — наткнувшись на следы, потратил несколько часов на выслеживание горных козлов, которые забрались в этот край чисто случайно, травы на тутошних склонах росло очень мало. Надо сказать, что через полдня пути он покинул территорию того вулкана, спустился в вышины окончательно и шëл дальше тоже по спуску, совсем не крутому, но зато очень длинному. Похоже, когда-то это прямо был огромный вулкан. — «Наверное — Юпитер именно здесь заключил Тифона», — подумал он, вспоминая древнюю легенду. Особой роскошью оказались горячие источники, где можно было понежиться и полюбоваться на долину гейзеров. Тут скапливались рогатые — они приходили от более крутых и травянистых склонов, по которым могли очень ловко перескакивать. Кроме горных козлов, из которых Булат мог изготовить также более утеплëнную одежду, здесь обитали крупные ящерицы — «хозяйки медных гор» — они напоминали игуан, только были каменно-серыми, с изумрудными россыпями по бокам, такие с помощью особого строения лап очень юрко перемещались по склонам. Булат смог собрать достаточное количество хвороста из местных очень сухо выглядящих деревьев. Он очень долго разжигал костëр — мешала как сырость, говорящая о наличии поблизости моря, так и холодный, идущий всë время с одного направления ветер — в конце концов ему надоело это и он попробовал воспламенить хворост побочным эффектом от материализации Инкурсио. Это у него удалось. Вот так он ел вдоволь и нежился в тëплой воде около полунедели. — «Прямо райское место какое…» Только после этого двинулся в путь-дорогу. Каменистые дали, кажется, всë постепенно спускающиеся, сменились осенней тундрой — Булат на самую скорую руку изготовил себе утеплитель из шкуры, он просто еë снял, высушил как мог и накрыл офицерскую униформу, в походном плаще он тащил с собой немного мяса. Увы, у него отсутствовало что-либо, чтобы сохранять его. К счастью, в нижеидущей тундре паслись какие-то мохнатые буйволы, довольно миниатюрного размера, потому с голоду наш герой-выживальщик не пропал. Следуя навстречу холодному и мокрому ветру, он вышел к морю и направился вновь по каменистому берегу. Здесь находились лежбища морских животных, вроде моржей или тюленей, так что и тут Булат подкрепился. Когда шëл дождь, то накрывшись плащом, он выставлял язык и руки — собрать воду толком было не в чего. — «Дурацкий И́лмир, какого хрена ты сделал воду в морях солёной? Столько воды рядом, а я должен мучиться! Неужели после сотворения мира, боги любви и света, у вас осталось так много соли и вы не нашли, куда еë присобачить?!» Так Булат держал путь в выбранную сторону вдоль берега. — «Если это остров — я влип! Хотя для острова эта земля выглядит очень большой. К тому же, наверное, местной тундры недостаточно для прокорма такой популяции тех животных, скорее всего они мигрировали отсюда откуда-то из недо территории». Галька почти всë время шуршала под ногами. — «Бля, почему этот подонок Сюра не мог перенести меня в тропический край? Небось, он сам там часто бывает и развлекается с девочками, ест кокосы и бананы, греется под тëплым Солнцем и живëт как в раю! Неужели там нет вулканов? Я тоже хочу греться на Солнце и купаться в тëплом море, нежиться с прекрасными юношами и есть бананы и кокосы!» — так сказал в сердце своëм Булат, ибо тащился уже несколько недель вдоль холодного и угрюмого моря. Постоянно дующий с этой мрачной дали ветер уж сделался ему другом. Булат хотел выйти на людей и сделал ставку на то, что если они таки тут есть, то живут именно на берегу, чтобы иметь рыбный промысел. Так Булат вышел к огромной площади, засыпанной светлеющей в северном сумраке солью. Он подобрал смахивающий на ракушку камень и, веря в руках, подумал: — «Так, ну с помощью соли можно в принципе как-то попробовать сохранять еду». С последней опять возникли проблемы — никаких лежбищ ему более не попадалось на подходе к этому краю соли и мела. Булат остановился на привал под ковром ясных звëзд где-то в середине солевой долины, облака шли над головой очень редкими и не особо густыми стадами. Так он мог бы в очередной раз спокойно заснуть в одиночестве, кабы не заметил на горизонте от моря некое странное свечение зеленоватых и фиолетовых тонов. — «Колдовство», — подумал Булат. И в ночи направился на это знамение. Шëл через барханы соли он больше часа, пока не достиг склона глубокой ямы, прямо там, где вновь поднималась земля, стоял какой-то камень, метров пять, явно искусственно приданной формы, некий монолит. И вот вокруг него возносили руки и нечто кричали несколько десятков фигур в балахонах, их руки при этом как-то странно двигались… как мираж что ли? Булат отсюда не смог внятно это разглядеть. Странный свет, похожий на северное сияние, струился в звëздный дол, по мере своего восхождения, похоже, рассеиваясь. Он аурой исходил от монолита. Булат прилëг среди камней и минут десять выслушивался в завывания собравшейся шайки: — Йа-йа! Нглаааааааах! Ньярлаааатотеп! Ньярлаааатотеп! Ахл’льяааааах! Йа-йа! И так далее — это лилась какая-то тарабарщина и слова «Йа-йа, Ньярлаааатотеп» или его варианты, звучали наиболее часто. Булат выждал ещё минут пять, чтобы узнать, чем это кончится, тем паче, свет, казалось, менял свой оттенок и частоту излучения. Наконец-то, когда одно протянувшееся облако сошло с глади звëздной бездны и открыло полную Луну, ночная госпожа прямо на глазах Булата приняла зеленоватый оттенок. И из света образовался сошедший от монолита чëрный колосс — метров пять и выше, весь постоянно меняющийся, как огромный нарост, его конечности то вытягивались, то обратно втягивались, меняя пропорции, окончания становились то клешнями, то когтищами, то набором придатков, то всем сразу. — «Какоморф? Нет, от него исходит такая аура зла…» — Булата аж пробрала дрожь. Ночь сразу наполнилась какофонией мерзостных звуков — ибо у этой главной нечисти внизу на каких-то трубках выли раздувающиеся кучи такой же, не имеющей постоянной формы, материи… что ли?.. У главного же существа на Луну выбросился хобот или щупальце, кажется, оно являлось продолжением головы. И оно завело главный мотив — ох, как завыло! И ему в такт начали выть многочисленные силуэты — из-под балахонов потянулись такие же языки-щупальца! — «Это не люди! Возможно вообще не гуманоиды. Это те редкие опасные звери, которые приходят из других континуумов… Дропать!» Булат решил бежать отсюда… Но внезапно прозвучал громкий женский крик. — Что, там человек?! Булат трансформировался в Инкурсио, благодаря чему рисковал выдать себя вспышкой во тьме — увы, он был совсем не тем человеком, который мог бросить кого-то в беде! В глазах Инкурсио он сквозь сумрак разглядел каменный алтарь с привязанной голой и кричащей девицей. — Сука, блядь! Так и знал! Булат ни о чём более не думал — рванул с места. — На те, блядь! — домчался он мигом, сходу с помощью острых краëв Нойнтотера располовинил двух мерзавцев, которые успели только обернуть свои языки-щупальца, выходящие из-под тьмы балахона; нечеловеческая слизь брызгами вышибла из разделëнной пульсирующей плоти. — На вам! — он оказался на каменном алтаре, голая сисястая девица у ног — конец Нойнтотера смахнул по половине головы у каждой из двух ближайших сволочей. Монстры явно не ожидали такого и отшатнулись, в возмущении шевеля своими конечностями — ну или что там у них? Булат пока швырнул Нойнтотер в пятого деятеля с хренью на башке, наконечник уткнулся в землю сквозь него. Обеими руками Булат взвалил себе девку на плечи, схватил опять Нойнтотер… И вполне ожидаемо попал под руку главного вселенского ужаса — большущая сволочь с чернющей дырой у основания головной хрени — она легко запустила Булата в неуправляемый полëт. Вместе с визжащей девицей. Он врезался прямиком в дно ямы. Ублюдки со щупальцами вместо голов побежали к нему. Булат не успел подняться, как в черепе прозвучал голос: — Наш Повелитель хочет размножаться со смертными! Ты отобрал у него жену?! — Жену, да?.. — Булат взглянул на то, что осталось от девицы после такого падения. Узнать красавицу было невозможно. Это только в эпических историях герои всегда спасают красавиц от монстров. В жизни — как получится [1]. Впрочем даже профану ясно, что смерть всяко лучше, чем то, что эта сволочь с той девушкой бы сделала. — А жена была согласна?! — весь в крови и соли, Булат поднялся с Нойнтотером. — Нас это не волнует! — ответила телепатема. — Не волнует?! — Булат за шлемом стиснул челюсти. Сволочи подбежали, обнажая нечто вроде лап богомола из-под оккультного одеяния: — Ты заменишь жену! — Я? Жену? Я ж мужик, сука! — Нашему Повелителю без разницы! — Ща вам покажу разницу! Булат к тому моменту уже раскрутил своë оружие, двигая им столь быстро, что глаз обычного человека не смог бы различить движения. Словно живая мясорубка, Булат прошëлся через свору бегущих противников — их куски полетели в разные стороны, опали всюду вокруг него и пропитали своей дрянью соль под ногами — их слизь смешалась с кровью погибшей барышни. — А ты храбр, человек, — теперь телепатией прозвучал уже главный заводила. Его двое мерзких приспешников-музыкантов всë гадостно дудели в свои трубки. Конический нарост, у подножья, кажется, ползущий, весь состоящий из постоянно содрогающейся грязи, сверху чаще и чаще — под звуки флейты — оно выбрасывало из себя конечности, и там конус, а под конусом — дыра, а над дырой, от конца конуса — эта штука, как язык или как щупальце. — Спасибо за комплимент, паскудина! — Булат нервно перекидывал древко из руки в руки. — Откуда ты сама такая выползла?! — Тебе лучше не ведать, человек, откуда я выползаю. Даже одно слово об этом может убить тебя, — ответил урод. — Да и правда — нехер мне знать, где такие как ты выплождаются! — Булат уверенно воткнул конец Нойнтотера в землю и гордо посмотрел на сволочь. Попутно он разумеется думал, как эту дрянь убить. Тело этой паскуды казалось полужидким, есть ли у него жизненно важные органы? — Твоя отвага меня забавляет. Я дам тебе шанс остаться в живых. Я позволю тут появиться одному моему врагу, который поможет тебе спастись от меня… Возможно. Противник издал громкий вой на зелëную Луну, после чего решительно двинулся на Булата, спускаясь в яму, за ним устремились двое ползущих прихвостней с флейтами. — Ну хорошо! — глаза-драгоценности осветили сумрак неземного огня. — Держись! И Булат сорвался и в воздухе занëс копьë. — Граааах! — удар рукой монстра сбил его. И наш герой врезался прямо в испускающий свет монолит. — Сука! Блядь! — он рухнул на каменный алтарь. Очевидно, не случайно. Инкурсио ещё несколько секунд продержался и дематериализовался. — Сука! Булат вскочил — у него теперь остался только меч в руке. Здесь ещё остались прихвостни главного подонка. Убежать от него наш герой более не мог. — «Я умру! Ну и ладно!» Он незамедлительно опустил меч на голову-щупальце, лезвие рассекло слизистую погань и пошло вниз, дошло до груди, где шевелились всякие гадости, их частично скрывала одежда, у Булата не осталось времени их рассматривать. Он вырвал Инкурсио, оставляя противника в судорожных движениях сваливаться к останкам пятерых ранее тут прибитых. — Йиииииииии!!! — издал со спины несущейся с острой штуковиной, как лапа богомола, Булат парировал, после чего подрезал с боку — и ударил по щупальцу на голове, наполовину срезал, обогнул сбоку и пронзил с области затылка. И ещё раз прошëлся со спины — монстр пал на колени и растянулся подле уже испустивших дух. Ещё оставалось несколько — они явно боялись подходить, мерзко верещали, двигали всеми своими гадкими конечностями. Их главарь при этом стоял и ждал, явно забавляясь отчаянием своей загнанной жертвы. И Булат не собирался радовать нечисть поражением. Даже без силы тэйгу он с остервенелой яростью накинулся на ближайшую паскуду — ожидаемо изрубил, начиная от башки, которая отлетела после нескольких ударов, и он ещё проткнул её в спину на всякий случай. Как раз где-то в этот момент на фоне визга трубок двух служителей заиграла другая музыка — Булат не сразу обратил на неё внимание, как и на её источник. А вот монстры обратили сразу. Булат напал на одного из них и тот наконец смог скрестить свои органические лезвия и остановить Инкурсио, спереди выбросилась похожая на плеть штуковина и довольно чувствительным попаданием по животу отбросила Булата. — Сука! — он довольно ловко устоял на ногах. И наконец, бросил взгляд на новый источник звука. Прямо под лучезарным монолитом стоял юноша, чрезвычайно красивый! Это намётанный глаз Булата определил прямо сразу, несмотря на такую ситуацию. Он был бледным, с, кажется, пепельного оттенка волосами — парень стоял в неком облегающем костюме, плаще и очень чувственно играл на скрипке. У Булата не было времени выслушиваться в его игру и даже разглядывать, но он отвлëкся и только боковым зрением успел отреагировать на бросок языкоглавца. Тварь даже не смогла приблизиться — перед Булатом развернулся янтарный восьмигранный прозрачный барьер, об него чудище в балахоне столкнулось и оказалось отброшено — как только барьер пропал, Булат срезал выродку ту штуку вместо головы. — «Что за бесовщина?!» — только покончив с этой сволочью, он наконец смог ещё раз одуматься — тут происходило какое-то соревнование звуков — седой парень со скрипкой и двое живых наростов в компании своего начальника пытались перекричать друг друга — или, вернее, переиграть. — «Да боже, это какой-то абсурдный кошмар! Сон!» — Булат уже теперь отказался верить в реальность происходящего… Тут главный гад вытянулся к монолиту, как затянулся концом, с ним искривились и по воздуху потянулись прислужники. — А-ах! — Булат резко закрыл лицо от порыва пыли и ветра. Когда он уже посмотрел, то всё затихло. Луна вернула нормальный оттенок. Загадочный неземной свет вокруг монолита пропал. Воцарилась былая тишина. И это после такого-то гама! — «Так, ну ладно, это точно сон!» — Булат почти ничего не видел в темноте, но, кажется, парень в плаще с музыкальным инструментом ещё молча стоял тут. Потом вдруг тьма отступила — Булат смог отчëтливо различить окружающие предметы, будь то положенные им монстры, каменный алтарь и высокий монолит, на котором изображены тот безликий подонок с парой ублюдков-дуделов. Ну и тот юноша, да — сказочно красивый, с острым лицом, без намëка на растительность, с очень гладкой кожей, волосами до конца шеи, при этом шея выделялась несколько диспропорциональной длинной. Так-то он выглядел поджарым, у него точно имелась рельефная мускулатура под тканью одежды, комбинезона без намёка на пуговицы и застëжки, они также едины были с обувью. Его кожа, да, особенно кожа, она выделялась своей белизной. Глаза у него были узкими, с рубиновой радужной оболочкой. — Булат?.. — вдруг узнал его этот кадр. — Доброй ночи. Откуда меня знаешь? — Булат не стал скрывать своего интереса. — Уверен, такого красавчика я бы запомнил. — Ээ… Твоя причёска, — обратил внимание собеседник. — Да? А что с ней? — Когда я тебя видел в последний раз, она была как у японского гопника. — Что такое японский? — Булат не понял прилагательного, зато осознал, что данный кадр вообще говорит на другом языке, с которым Булат не знаком совершенно. Но он его понимает! Этот чудесный прекрасный голос! — Меня зовут Нагиса Каору, ну или Табрис [2]. Булат-кун, ты меня никогда раньше не встречал? — интонация была такой, словно они недавно бухали в ближайшей таверне и он настолько сильно злоупотребил, что память отшибло начисто. — Э… нет, говорю же, К-Каору, я бы такого красавчика точно запомнил! — у Булата не было никаких сомнений в том, кого он знает, а кого нет. — А я тебя запомнил, — очень красиво и мягко улыбнулся Каору. — Впрочем, я понимаю, кажется, ты Булат-кун, но в другой реинкарнации. — В другой реинкарнации? А-а-а! — Булат хлопнул себя ладонью по голове. Почему-то всё стало на свои места — как с точки зрения внутренней логики этого сна, так и с признания того факта, что Булату это всë снится. — Ты испачкался? — обратил внимание Каору. — Э… да, — Булат коснулся пятна слизи от убитой им паскуды. К слову, эти создания ещё и очень сильно воняли. Булат как раз спокойно осмотрел этих положенных шкур, они были бледно-красноватыми, отчасти, немного серыми, короче, они сочетали разные оттенки и, по причине балахонов и иной одежды, взгляд ни разу не пал на труп, благодаря которому можно было бы понять, как они выглядят во всех подробностях. — Я б с удовольствием бы ополоснулся… — Булат предпочëл услаждать взор этим красавцем, чем побитой сволочью, у которой концы щупальц кракена выходили из голов, — и так вспотел, как чёрт, — он другой рукой прошëлся по мокрому лбу. — Это можно, — Каору мягко закрыл глаза, он впервые моргнул за всë время, и коснулся рукой монолита и тот снова активировался, то есть полил неземным светом в ночной дол. — Эта штука — шлюз между измерениями, — Каору открыл веки и повернулся к нему. — Могу пригласить тебя передохнуть… Так как ему это предлагал прекрасный и чрезвычайно соблазнительный юноша, и Булат подумал, что это всë — сон, то он решил последовать за ним. Место, где они оказались, выглядело как бассейн, относительно среднего размера, куда со всех сторон спускались ступени три, в окружении простирался пол — до берущих это всё дело в прямоугольник колонн, они держали арки. Чудноватые, но приятные на взгляд растения также стенами брали это место, не позволяя за собой разглядеть что-либо толком; во всяком случае на горизонте дальше не было видно никаких высоких гор. Но что больше всего привлекло внимание Булата — так это сразу три висящие в ночном небе Луны! Они разнились по крупности и самая большая — раз в десять превосходила земную, ещё две были примерно с нашу, только одна чуть поменьше даже, и все три висели полуразрушенными — от них прямо откалывались куски поверхности и нутра ниже, и отдельными большими камнями эти фрагменты плотной свитой окружали планетарные спутники. Одна луна вообще выглядела посредине расколотой чуть ли не на половину [3]. — Освежимся? — Каору пригласительно указал на бассейн. — Давай. Сам новый знакомый просто сделал в один момент так, чтобы вся одежда просто пропала на нëм, вместе с музыкальным инструментом. О, какое шикарное тело! Какой изгиб спины, какая чистейшая задница без намëка на растительность, какие стройные и длинные ноги! Булат оказался прав — парень поджар, имеет рельефную мускулатуру, при этом худ, хотя, видимо, это нормальное сложение для него. Булат сам разделся и забрался следом в воду, сел на нижнюю ступеньку. — Э-э, — он видел, как Каору закрыл глаза и приятно улыбается ощущениям тепла. — Ты хочешь поговорить? — он посмотрел на Булата. — Э-эм, да… — тут было тихо. — Что это была за неведомая ëбаная хуйня? — У него неисчислимый легион форм и ещё больше — имён. Он — Дьявол для одних и Господь Бог для других, — абстрактно пояснил Каору. — Его называют Ньярлатхотепом, Яхве, Ормаздом, Ангра Манью, Дьяволом, Кришной, Шивой, Змеем Веков, Самаэлем, Метатроном, Мефистофелем, Духом Мировой Истории, Провидением… Эта сволочь заперла меня во временную петлю, заставляя терять возлюбленного на протяжении неисчислимых жизней. Просто потому что это его забавляет. Мне удалось ради моего возлюбленного победить его и освободить от него родную реальность, но оно всё ещё бродит по параллельным и будет везде искать, чтобы такого сделать плохого… Короче, с тех пор я с ним на ножах. — А та музыка? Ты играл и они дудели в дудки… или флейты? Свирели? — Булат не успел как следует разглядеть инструменты тех надрывающихся наростов-трубадуров. — Это была Музыка Небесных Сфер, — прояснил Каору. — Она способна подражать мелодии Султана Демонов Азатота, с помощью которой Слепой Безумный Бог-Идиот создал всë сущее; позволяет вкраплять в его тему свои мотивы и так влиять на все творения Божьи. Например, с помощью подражания Азатоту никто иной, как сам Эру Илуватар создал свою собственную Вселенную; когда устал подтанцовывать под дудку безблагодарного и тупого начальника… Я исполнил «Движение сфер» Эриха Цанна, с помощью этой композиции можно временно обезвредить буйную трансцендентную сущность. — Интересно, Каору… А сам-то ты кто? Фея? — Булат подумал, что, судя по описаниям, новый знакомый до боли похож именно на фей. — Меня обычно называют Ангелом, Булат-кун. Хотя, если быть точнее, я тоже Бог. — Каору сделал паузу, он легко и очень красиво улыбался, попутно наслаждаясь тëплой водой. — Ну, чтобы ты не ломал голову, я — такой же трансцендентный космический ужас за гранью человеческого понимания, просто я выгляжу няшно и веду себя соответственно. Я родился в форме человека и потому проникся человечностью, это отличает меня от других подобных мне, для кого люди не более чем насекомые, а ваша вселенная — просто песочница для игр или отхожее место, где можно проблеваться после попойки, — так разъяснил Каору. — Вот как, — Булат в это время зачëрпывал воду в сдвинутые ладони и умывался и обливал голову, — какая жалость… — Смотри, — Каору поднял руку и широко раскрыл ладонь, в ней что-то всполыхнуло и растянулось миниатюрным полотном, не более листка бумаги, в котором мелькали некие светящиеся туманности, словно эта штука служила окном в трëхмерное пространство, и на фоне нефритового мрака, лишь приглядевшись, Булат понял, что это звёзды, — я могу мыслеволнами вызвать из небытия целый космос и так соотнести его с нашим пространством, что он будет подобен листку бумаги, — вкрадчиво пояснил Каору-Табрис. — Если бы я не имел человеческого тела и не влюбился бы в человеческого юношу, я был бы таким же абсолютно аморальным существом, как Тот: как ты понимаешь, такая власть приводит к полному безразличию по отношению к другим существам… Каору, зажмурился, схлопнул руку и от созданной вселенной остался только восходящий от подушечки пальцев дымок. — А ты не… — Булат продолжал мыть голову. — В этой вселенной не было жизни, — уточнил Каору. — Ясно. Бог-собеседник потом много чего говорил о неких тому подобных материях, будь то реинкарнация, некие Архетипы, Йог-Сотот, Шуб-Ниггурат (которую он также именовал Созидательной Силой)… И что ужасные, слепые, безумные Иные Боги — чья душа, сам Ньярлатхотеп — чтобы чем-то занять породившего всë сущее безграничного Султана Демона Азатота, выдали ему флейты, барабаны и прочие свистелки с перделками, дабы Всемогущий Дурак мог ими заняться… А Мироздание в целом всего лишь плод этой деятельности, хаотичное, безнадëжное… Булат подустал и в конце концов стал не способен воспринимать тонкие материи — их он потом даже позабыл. Каору, заметив это, смолк и прямо предложил: предложил: — Булат-кун, как ты понимаешь, с человечеством меня роднят людские удовольствия. Если хочешь, — приятно улыбнулся Табрис, — ты можешь взять меня сзади. — Ээ… спасибо, но нет, — это могло показаться невероятным, но Булат отказался. Он был уверен, что это сон и если он наконец попробует это сделать, то в итоге просто проснëтся с эрекцией! А так он со стороны понаблюдает за этим обнажëнным красавцем. — Ладно, — а насмотревшись и передохнув в блаженном тепле, бугай сказал: — Ладно, я пожалуй пойду, ладно? У дела. — Хорошо, как хочешь, Булат-кун. Я уверен, в какой-нибудь реинкарнации мы ещё встретимся и у нас будет более приятная встреча… Тем паче — у меня тоже дела. — Да, спасибо за всë, Каору… — Удачи тебе. — И тебе тоже. Он вернулся, одетый в прежнюю одежду, огляделся тихой ночью перед погасшим монолитом. — Ну и что это было?.. — он осмотрелся, тела монстров лежали как лежали, никуда не делись, всё тут. — Так, ладно! — Каору посоветовал ему избавиться от монолита и Булат трансформировался в Инкурсио, чтобы прямым ударом раздробить эту штуку ко всем чертям. Обломки камня засыпали окружение. Он повернулся спиной, броня вновь пропала… Наш герой добрался до моря и шëл, пока не выбился из сил — он чувствовал себя спокойно, но не хотел засыпать, несмотря на отдельные позывы погрузиться в сон. Вообще он сейчас уже думал, что недавно проснулся и встреча с богом зла и богом добра — это сон, а внешность последнего — следствие недоëба. Булат уснул в полдень на берегу и проспал до вечерних сумерек. Дальше шëл через ночь. Прибавил шаг, когда увидел огни вдалеке, на сей раз нормальные — далëкие точки света от человеческого пристанища на этом мрачном и холодном берегу. — «Только бы они не оказались племенем каннибалов!» Булат в открытую вышел к ним — у местных были узкие глаза и желтоватая кожа, они жили не очень богато, но отнеслись достаточно радушно.Только бывший староста этой деревни, ныне — старик и советчик теперешнего — знал гудийский язык, каковым владел и Булат в силу этнического происхождения. Старик удивился, что чужеземец пришëл из проклятой соляной долины, куда строго запрещено ходить: — Невообразимый ужас воет на Луну в определëнные ночи. Узнать такие ночи можно благодаря тому, что Луна становится как гнилушка, а во сне и стар и млад видит кошмары, о которых невозможно поведать словом, — пояснил старик. — «Так что, то был не сон? Мистика какая! Ну ладно, хрен с ними. Какая разница встретил я богов или нет?» Больше они не говорили на эту тему. Данная деревня не была тут единственной, в одном дне пути стояла ещё одна, она находилась ближе к горам и к пастбищам — люди постоянно обменивались рыбой и скотом. Булат прожил тут около месяца — работы двухметровому качку нашлось предостаточно, потому свой кров и хлеб он отработал сполна. Более того, он не только копал, пахал, рубил дрова, таскал тяжести и тренировал молодëжь фехтованию, но и сделал работу, достойную героя — на пастбища иногда с горы налетал змей горыныч — так этих тварей называли в Ведении, по-научному они именовались тератоморфными поликефалами. Выглядели эти опасные звери как крылатые змееподобные существа, обладающие несколькими отходящими от туловища хоботками, каждый из которых завершался подобием клюва. Вопреки расхожему мнению, это были не головы, а именно хоботила, они не содержали головного мозга, таковой находился внутри продолговатого туловища. Тем не менее, эти хоботила отвечали за очень сложную дыхательную систему, потому если их все повредить, то существо задыхалось. Внутри туловища горынычей находилась очень сложная химическая система, отвечающая за выделение горючей субстанции, похожей на нефть. Её возгорание обеспечивало работу реактивного двигателя — основной двигатель выходил из-под хвоста, то есть из анального отверстия. На таком горынычи взлетали, а на крыльях только парили. Также они могли выдавать огонь из хоботил — это природный механизм прочистки, но твари могли, разумеется, применять эту особенность как оружие. Огонь из хоботил также применялся для регулировки полëта, а задний хвост служил рулëм. Горынычи росли всю жизнь и по достижению определëнного возраста становились слишком тяжëлыми. Потому для полëта они использовали мыслеволны, призванные исказить гравитацию и поднять в воздух даже тушу в сто с лишним метров. Увы, но чтобы использовать эту способность, им требовалось тем же способом, которым это делал Абсордекс, поглощать «чужой потенциал выделения мыслеволн» — то есть, подобно Баалам, им требовались в жертву разумные существа. Несколько крупных и древних горынычей издавна собирали такую дань с людей. К счастью, Тиран Ужасный истребил большую часть этих людоедов, только несколько крупных и древних горынычей осталось в северо-западной части Артасании. Оптимисты надеялись, что это всё особи одного пола и что, будучи неспособными размножаться, они сами собой вымрут. Однако, учëные до сих пор не знали точно, как горынычи размножаются — все имеющиеся останки не давали точно понять, как выстроена система воспроизведения. Потому споры по этому поводу в научном сообществе шли настолько жаркими, что, казалось, сами участники в конечном итоге начнут плеваться пламенем. Не одна морда оказалась разбита по ходу таких дискуссий. Некоторые даже считали, что твари плодятся фрагментацией — ведь самые малые особи из известных всегда имеют три хоботила, средние — шесть, самые крупные из известных — двенадцать. Возможно, говорили сторонники данной теории, хоботила отделялись от основной части и потом вырастали в новых особей. Булат долго сторожил скот, покуда с горы не слетел мелкий горыныч, мелкий — это с сарай. В сказках герои обычно прут в честный бой против бестии, но Булат был не героем, а солдатом — то есть убийцей: потому он просто выждал, покуда хищник сядет, увидев отару овец, подобрался и бросил Нойнтотер — часть Тирана, эта сталь как чувствовала излюбленную добычу и не оставила паскуде ни шанса. Мозг внутри корпуса оказался поражëн сразу и Булату осталось только вытащить верное оружие. В сказаниях обычно следом прилетает бестия побольше, но жизнь не сказка и никто не прилетел мстить за это существо. Через две недели Булат направился в путь. Что самое главное, он выяснил, где находится вообще. А забросило его на территорию страны под названием Камчааккытан — среднестатистический житель Империи мог слышать что-то о том, что оттуда привозят особых королевских соболей, а также всевозможные изделия из их шкур. Это была большая территория тундр, таëжных лесов и каменистых предгорий — очаги цивилизации находились очень далеко друг от друга, потому государство это было число формальным. У Великой Артасании на границе с Камчааккытаном находилось несколько крупных угольных месторождений. В принципе — это всë, что можно было сказать о данном регионе. Булат направился вглубь континента, ему предстояло минуть Великую Артасанию, чтобы добраться до Онеста и Сюры и познакомить как следует папашу и выродка с Нойнтотером. С лошадью путешествие стало несколько комфортнее, но ненадолго — жители деревни могли дать ему только старую клячу, остальные лошади были очень маленькими в этих краях, на них едва выходило нормально пахать. Эта была наиболее крупная и тяжеловесная, будь молода — цены бы не было. А так… лошадь медленно тащила на себе двухметрового бугая, закутанного в тулуп и обутого в тяжёлые меховые валенки. Плюс ещё припасы. Снегом уже мело прилично — жители уговаривали Булата перезимовать у них, но жажда отмщения была столь велика, что наш герой их не послушал. Двигался он очень долго, иногда натыкаясь на деревни и живя там не больше месяца. Толку от него местным было много — он мог легко наколоть дров хоть на целую зиму за неделю или прикончить какое-то чудовище, хотя последнее приходилось делать не столь часто. В одной деревне жители даже приняли его, похоже, за какое-то божество и начали предлагать красавиц, от которых Булат открестился. Зато они дали ему ездовых оленей. Зима уже наступила и стужа витала над всей тундрой. Шаманы жгли большие костры и молили духов тепла и света не оставлять их. Таким образом, зимой — не очень холодной, но и не то чтобы тёплой, самой что ни есть средней, Булат добрался до Погибельных земель. Когда-то тут вдоль хребта снежных гор обитало множество опасных зверей — были и огры, и горынычи, и арахниды, и дикие грифоны, и виверны, и василиски, и птицы Рух, и всякие прочие — но сейчас они все вымерли от недостатка прокорма. Потому огромные кости можно было обнаружить тут с завидной регулярностью. Жители последних деревень сообщили о том, что давно не видели никаких монстров из плоти и крови, но всяко боялись там появляться, особенно они опасаются гневных духов земли. Булат, однако, знал, что духи — они же эгрегоры — бессильны против людей с сильной волей, а в себе он никогда не сомневался. Потому всяко пошëл — по пути он встретил кочевое племя, перегоняющее свои стада оленей. Они тоже боялись идти туда, куда шли. Шаман сказал, что видел Булата во сне и объявил, что он тот, кто их поведëт. Наш герой не возражал, потому двинулся впереди всех скотоводов. Шаман и его свита стучали в бубны и говорили ветрам свои молитвы. В принципе, они миновали эту землю без проблем, только в конце пути какой-то совсем хилый арахнид выбрался откуда-то, хотя он был размером с корову, тонкие ноги на холодном снегу выглядели даже жалко. Булат просто прибил его своим тэйгу в виде меча. Шаманы нашли в этом некий символизм и провозгласили Булата посланником какого-то из своих богов — сам он не имел ничего против наград, лишь от девиц опять открестился. Он шëл с этими людьми до самой приграничной крепости Великой Артасании. Еë воздвигли лет триста назад, когда тут ещё водились колонии арахнидов. Сейчас тут сидело совсем немного солдат, которых обеспечивали соседние деревни со стороны страны. В этой части государства абсолютно ничего не изменилось после революции — как жили своими силами без происшествий, так и жили. Племена торговали с деревнями, потому несколько раз в год проходили через эту крепость и позволяли всем желающим разбавлять свою кровь. В крепости Булат выдал себя за странствующего наëмника — тогда он уже распрощался с униформой офицера армии Империи. Солдаты гарнизона частью были просто стариками, которые приходились потомками ещё тех переселенцев, построивших крепость три сотни лет назад. Да, надо сказать, почти все жители были людьми смешанной крови. Булат решил остаться в крепости на неделю, так как дальше странствующие оленеводы делали крюк, который не входил в его планы. Да и тут можно было заняться кое-чем интересным. Главное, чтобы поскорее свалили девицы. Булат покинул это место ранней весной и шëл вдоль тянущегося горного хребта через смешанные леса и полустепи. Нормальных дорог тут не оказалось, потому мула пришлось скушать. Что ж, оленина, конина… — он уже привык питаться подобным. Благо местные леса оказались богаты дичью — тут водились покрытые густым мехом двухметровые птицы, неспособные летать, исполинские кабаны, даже лютоящеры и гигантские волки. Однажды попалось северное плотоядное растение. В болотах обитали кикиморы и водяные — очень противные полуразумные гады, агрессивные к нарушителям своих заводей. Они, кажется, вполне сознательно разводили бобров и помогали им строить плотины. Булат много раз покрывал себя Инкурсио, чтобы перебраться через вязкие топи. Рыбоподобные водяные, как самцы, отличались от самок не только окрасом — он были более зелëные, туловища элипсовидные, крупный пиявкоподобный рот, предпочитают жить на глубине, куда менее умнее самок и, вне брачного сезона, имеют склонность закусывать самками; кикиморы жили ближе к суше, их любимой пищей служили проплывавшие в прибрежной траве утки — вплоть до того, что они кидались на любой предмет, чей окрас только походил на утку — внешне обитательницы болот напоминали неких крупных насекомых с чертами амфибии и ракообразных — разве что черты рта роднили их с водяными; короче, сложно было даже сказать, что они один вид. Органы зрения напоминали глубоко посаженные фасеточные глаза насекомых. Обычно они питались тиной и илом, но любили нападать на подобравшихся ближе животных — обычно они топили и дожидались, покуда трупы разложаться и только потом высасывали нутро из такого приготовленного блюда. Булат вспомнил, что ещё в детстве слышал всякие истории о них — легенды рассказывали, что когда-то водяные и кикиморы были двумя племенами или народами, ушедшими жить в леса и там предававшимися каннибализму — а нет более тяжкого греха, чем употребление в пищу человеческого мяса; потому боги света и любви во главе с Эру Илуватаром прокляли оба народа или племени обратиться нечестивыми болотными выродками. По другой версии сами племена/народы отвергли по доброй воле богов света и любви и стали поклоняться богам тьмы и зла; кикиморы — повелительнице болот Нхимбалот Пустотной Погибели, водяные — повелителю разложения Йаэзлои Гнилому Господу: таким образом они обратились в эту отвратительную нечисть. Булату пришлось не раз раскидывать эту сновавшую мелочь, с раздражением пачкая копьë-глефу Нойнтотера или меч Инкурсио о содержимое жил этой смрадной и склизкой погани. Ещё, конечно же, к кикиморам и лешим добавились знаменитые болотные огни — Булат часто видел среди поднимающихся из воды деревьев и коряг странноватое свечение, оно далëкими точками поглядывало на него, словно глазками и пропадало или значимо отдалялось при приближении. Оно не нападало, просто нервировало — кто знает, что это могло быть? Водились тут и северные лютожабы — родственницы южных лягушек Кайзера — это такие лягушки или жабы величиною с амбар, запросто могут целиком слопать овцу и переварить. Да и человека, в принципе, тоже. Потому крестьяне, сообразно древнему обычаю, жгли костры там, где эти бестии живут — лягушки не переносили дым; это, правда, при неосторожности становилось причиной многих лесных пожаров, когда выгорали целые деревни. Встречались эти амфибии редко — Булат в пруду лишь раз увидел такую и сытно отобедал жаренными лапками — в конце концов, это человек самый хищный зверь. Недалеко от воды обитали игоши— предельно сюровые и пугающие создания, напоминающие красноватых младенцев без конечностей, у них было два отверзающихся органа дыхания, очень похожих на пустые человеческие глаза. Молва считала, что в игошей перерождаются выброшенные умирать ненужные матерям дети. К счастью, болота, топи, поросшие тиной пруды и их малоприятные обитатели закончились — зеленоватые огоньки со всеми мерзкими тинистыми монстрами остались позади в блеклом тумане, а он вышел в места с относительно более умеренной влажностью, под кроны хвойного леса, где приходилось пробираться через высоченные папоротники. Минуя через густой лес, где почти целиком кора всех деревьев густо поросла мхом, наш путник впервые наткнулся на паука-краба — исполинское существо, чьи длинные конечности маскировались под стволы деревьев. Это существо спало стоя, опуская длинные усики, отходящие от головы с шестью крупными чëрными глазами, где слабо шевелились многочисленные резцы. Булат сразу обнаружил тут эти ноги, срубил их быстро, прямо как деревья, монстр рухнул и Нойнтотер легко пронзил покрытый шипами брюшной панцирь. Из срубленных деревьев Булат сделал себе своего рода дом, приготовил паука-краба, отдохнул пару дней… Валил осенний ливень, когда бредущий через бор странник наконец набрëл на очередной простор, где растущие сплошняком сосны резко редели и заканчивались прямо в практически чистом поле — там стоял одинокий домик. От ливня под ногами хлюпала жидкая и сплошная песчаная грязь, Булат проваливался чуть ли не по щиколотку, а холодный туман стелился по всей открывавшейся дальше дома долине. Солнце где-то вдалеке светило унылым фонариком среди движущейся серости небосвода. Булат заметил рядом с тем домом загон для скота, где вышло наружу какое-то животное, вроде маленького и плотно поросшего шерстью бычка. Скорее это было нечто вроде бизона. Наш двухметровый путник чрезвычайно устало подвалил к жилищу и постучал: — «Только бы тут жили не каннибалы…» Дверь отворил мужчина лет до тридцати пяти, очень сонный. — Я не видел людей уже пять лет, — широко раскрыл он веки, это было самым первым из того, что он молвил, лишь встретив незнакомца. — Прошу прощения за беспокойство… — ясно улыбнулся Булат. Отшельника звали Левет. Он ушёл от людей девять или десять лет назад. О причинах он не стал говорить и Булат не стал выяснять — ушëл, значит — надо. С Леветом под одной крышей наш странник прожил два месяца — пошло лето, дожди перестали идти столь часто, утренние туманы быстро пропадали, солнце ясно осеняло зелëные леса, окружающие широкую поляну, где стоял дом нашего отшельника. Они вместе работали целые дни напролëт, гость помог сделать много той работы, которая отняла бы у хозяина одинокого домика много сил и времени, потому благодарности этого человека не было предела, как и любви. Левет вырезал из дерева фигурки жены и детей, как понял гость, и очень грустно стирал с них пыль. Этот человек очень устал от своего одиночества и, очевидно, за душой у него было много проблем, которые не давали ему возвратиться к людям. Да и страшно было ступать одному, держать путь через эти леса — непростая задача, хотя Булат не встретил ни одного опасного зверя или их признаков в радиусе километров десяти-двадцати, богато населённые всякой сволочью болота закончились очень далеко от места жилища Левета, а в окрестностях жили только маленькие кабанчики, дикие зубры, зайцы, лисы, исполинские кузнечики — очень вкусные, к слову — и иные, мало опасные для человека обитатели подобных лесов. Несмотря на то, что двое мужчин говорили о многом, Булат, повторимся, никогда не стремился узнать о причинах отшельничества нашего нового знакомого и всегда считал, что человек сам должен разрешать подобные вопросы. Левет был настолько один, что очень соскучился по хоть какому-то человеческому общению. Булат, если честно, тоже — он уже начинал сбиваться со счёта, сколько месяцев он совершенно один покоряет эти зелëные чащи. Увы, Левету тоже предстояло остаться позади. Но раз этот человек хотел почувствовать другого, разделить своë одиночество, Булат был только за. Вдвоëм им было очень приятно вечерами и утрами лежать вместе и наслаждаться тëплым общением друг с другом. Левет рыдал и плакал, когда возлюбленный, игравший преимущественно роль жены, оставлял его. — Мне очень жаль, Левет, но такие дела не могут быть отложены или забыты, — Булат очень долго провожал его взором. Левет вызвался проводить, на что наш герой отказался и посоветовал, если это возможно, всё же вернуться к людям. Так путник снова один прорывался через лесные чащи и переплывал бурные реки — да, ландшафт снова шëл в горы и Булату пришлось в конце концов перебираться через каменистые склоны. Взойдя на гору, он смог окинуть взором лежащие впереди и позади непроходимого вида леса, где серебряными нитями тянулись бурные реки. Ему пришлось пересекать даже дно целого пруда, где обитали сомы-гиганты — очень вкусные, надо сказать. И снова никаких признаков цивилизации. — «Молодец, Левет, блядь! Ты забрался так далеко, что никто костей твоих не сыщет», — глаза Булата заслезились: он много раз плакал сам, хотя перед Леветом не показал слёз, когда уходил. Он даже думал забить на всё, вернуться — он только воображал, как Левет будет несказанно рад! Но… Булат считал себя настоящим мужчиной — у настоящего мужчины есть долг и потому он ради долга наступал на горло собственных чувств и всë время держал путь только вперëд. Цивилизации ещё долго не появлялось. Как-то раз, пересекая дубраву, Булат почувствовал на себе пристальный взгляд. Быстро найдя его, он увидел смотрящие через листву глаза — предельно опасные, круглые, с несколькими радужными оболочками разных оттенков. От этого взгляда началась дрожь в коленках. Булат незамедлительно облачился в Инкурсио, сразу сообразив, кто перед ним. — «Лихо Одноглазое!» Глаза существа слились в один — этот опасный зверь мимикрировал под окружающую среду, с помощью мыслеволн изменял колебания атомов собственного вещества, это позволяло ему менять форму тела. Но что самое страшное — злой взгляд Лиха мог расщепить физический объект. — Ща я тебе жопу порву! — Булат помчался к нему, попутно успев отметить, что под взгляд Лиха попала какая-то крупная пробегающая мимо рогатая крыса — она обратилась в расплескавшийся сгусток крови. Не будь на нём Инкурсио, его ждала бы такая же участь. Лихо вытянулось, оно мимикрировало под окружающую среду и потому выглядело как нечто, состоящее из мха, местами, на первый взгляд, не такое рыхлое, как кора или как ткань листвы — древесный одноглазый гуманоид с несколькими растущими из спины ветками. Нойнтотер погрузился в грудь бестии, одновременно с этим она схватила Булата своими руками, каждый палец выглядел как ветка, растительный циклоп вполне смог схватить его и поднять — в свою очередь лезвие копья… попало как в поверхность тинистого болота! Булат отлетел метров на пять. Лихо вырвало с корнем ствол ближайшего дерева… — «Оно манипулирует атомами так, что игнорирует физические атаки…» — с такими мыслями Булат перекатился, дерево рухнуло рядом. Лихо тогда преобразовало сложение, чтобы стоять на передних лапах и теперь более походило на четвероногого зверя — очевидно, оно и по строению мимикрировало под тех, кого видело. В такой форме оно сигануло на Булата… и получило наконечником прямо в широченное вылупившееся око. — Вах! — Булат ногой отпихнул его, оно отлетело, всë дрожа, словно мираж, привстало… — А-ах! Ща те, блядь! — Булат первее вскочил на ноги и начал очень быстро рубить Нойнтотером, после нескольких пропусков через себя, миновавших уязвимое око, Лихо не выдержало и расплескалось тиной. Булат ещё постоял над этой лужей — нет, точно сдохло. — Даже на тебя можно найти управу, вот видишь… Боец двинулся дальше через дубраву. Обратил внимание на кольцами растущие грибы, такие указывали на границы с царством фей или на место обитания леших. Булат практически ничего не знал о первых — вся достоверная информация о феях была засекречена тайной канцелярией Империи; о вторых ему было известно, что лешие очень напоминали лихо, но не могли никого убивать взглядом — вместо этого они куда активнее развили псионические способности, которые позволяли им путать путников, чтобы отогнать от своего места обитания. Насколько знал Булат, лешие были разумны, но не имели никакой культуры и жили поодиночке — коммунисты как-то смогли с ними договориться и использовать в военных целях. Правда, Булат считал, что растущие по кругу грибы чисто ассоциативно связаны с лешими, мол, и те и эти по кругу, значит — они связаны. Булат, понятное дело, был профессиональным военным, ибо кому попало Инкурсио не дадут, чтобы там не говорил первый министр, и во время учёбы в кадетском корпусе с малых лет слушал лекции военных специалистов и учёных о том, что есть «опасные звери» — совокупность всех тех биологических видов, которые становились предметом огромного количества легенд и суеверий среди людей тёмных. С тех пор Булат знал, что ассоциативное — совсем не значит что правильное. И, да, про учёбу Булата в закрытой военной школе, где обучаются только мальчики, — знали бы господа министры военного трибунала, сколько актов пассивного и активного того самого он успел совершить уже там!.. Странник добрался до склонов, где в сумерках опускающегося солнца темнели норы чертей — маленьких прямоходящих созданий с острыми когтями, необходимыми для разрывания земли. Учёные относили чертей к родственникам гулей, только в отличие от последних черти питались не падалью, а подножным кормом, корешками и червячками. Большие колонии чертей могли свидетельствовать от присутствии вия — крупной твари, обладавшей той же способностью разрушать предметы взглядом. Тем не менее они могли случайно навредить себе этой способностью, потому от природы веки виев были очень тяжëлыми и они сами банально не могли их открыть. Потому вии вступали в симбиоз с чертями, чтобы те питались излишней тканью века и кормили самого вия. Иначе сам вий запросто мог бы стать добычей индрика-зверя или земляного дракона или любого другого крупного животного, роющего почву в поисках пищи. Черти проявляли агрессию к любому, кто мог угрожать их логовищам, потому, невзирая на сумерки, Булат не стал останавливаться возле них на ночлег и ранней ночью шествовал через просеку. Наступала осень, когда впервые Булат заметил дымок над берёзовым лесом. Искренне движимый жаждой людского общества, он побежал к нему. Увы, это оказался всего лишь лесной пожар, что стало ясно сразу. Виновник пожара оказался рядом с полыхающим лесом — шестиголовый змей горыныч жрал хоботилами сдавленного земляного дракона. Булат не собирался оставлять в живых такое редкое и опасное животное, пусть все они умрут — потому наш герой также вонзил Нойнтотер в слабое место. В огне наш герой пожарил кусок от хвоста земляного дракона и очень сытно поел впервые за несколько дней. Осенние дожди лили очень часто, потому пожар не смог разойтись далеко. Булат вышел к большому и чистому озеру, где поживился гигантскими сомами — эти вездесущие очень и очень питательные рыбы жили во всей части континента и издавна служили лучшей пищей, у них был только один недостаток — если быть с ними неотложным, то они сами могли тобой поживиться и останки маленьких детей нередко обнаруживались в желудках у этих рыб. Так как впереди ожидалась зима, Булат занялся изготовлением одежды из шкуры медведя. Потому около полумесяца он прожил тут в относительной роскоши, и долго размышлял под ночным небом, наблюдая за редкими полëтами небесных мант. Он даже думал поймать одну такую и сократить путь, однако отказался от такой затеи, ведь их надо долго дрессировать, чтобы они не сбрасывали людей. Вот поэтому в Империи обычно использовали более покладистых грифонов, зато, в отличие от них и виверн, манты скользили по воздуху совершенно бесшумно и потому были пригодны для перемещения по вражеской территории. Это не говоря о том, что они могли летать очень низко и взлетали сразу без разгона. Наконец Булат отыскал первое поселение людей — они тут были скотом. Семья огров заселила предгорье и держала множество бизонов, овец, коз и так далее, живущие тут люди следили за этим скотом и всячески развлекали хозяев. Те, чтобы не допускать излишнего размножению людей — ели излишек младенцев и кушали людей приближавшихся к сороковому рубежу. Но зато защищали свою вотчину от хищников, группами отгоняли налетающих на скот диких грифонов, виверн и змеев горынычей. Булат с самого начала определил наличие огров по тому, что они объели ближайшие деревья — подобно свиньям, огры если всë, но больше всего любили мясо. В среднем интеллект огра был ниже интеллекта человека. Ростом они были от двух с половиной до трëх с половиной метров, очень мускулистые и плотные, с маленькими и сморщенными головами, тяжëлыми челюстями, маленькими впалыми глазами и крохотными носами; иногда больше, самые крупные огры не могли в конце передвигаться из-за размера и тогда их обычно съедали родственники. Они относились к семейству прямоходящих приматов, их чëрные глаза позволяли им видеть в темноте, днëм они спали и вели жизнь ночных животных. Их грубая кожа напоминала человеческую, часто с серым оттенком; огры-женщины и огры-мужчины внешне отличались только половыми органами большую часть времени — только в период размножения, у самок увеличивались груди. Растительности у них было мало. Учëные считали, что абасы и дэ́вы приходились ближайшими родственниками огров, только первые больше эволюционировали в волосатость и отращивание грудных желëз, а дэ́вы — в развитие псионических умений. — Граа! — огр-воин смог поднять одной рукой здоровенный дрын и попробовать парировать Нойнтотер — дерево разлетелось в щебки. — А-грах! — из чëрных глаз полились слëзы. — А люди, — Булат зло схватил обеими руками древко, — которых ты жрал, не плакали, да? — он вонзил широкий наконечник в рожу огра, после чего, словно лопатой, Булат двинул в сторону и вырвал аж четверть головы, огр рухнул посреди множества голых разбросанных трупов, каждый людоед упокоился в большой луже крови. — Мерзкий монстр! Ты уничтожил мою семью! — проревел вернувшейся с охоты вождь огров, он был изуродован следами от ожогов, очевидно, полученных в отчаянной схватке с поликефалом. — Ничего личного — просто закон Природы! — Булат метнул в него Нойнтотер и легко пронзил насквозь грудь, широченное чудище завалилось на спину, став последним за эту бойню. — Огры едят людей, а мы — защищаемся, — подошëл Булат к развалившейся туше и взялся за древко, — так что… спокойных снов. Булат перезимовал с этими людьми и они не знали бед с таким защитником: Несущий смерть истребил большую часть опасных зверей в округе. Жители хотели, чтобы он остался с ними, но Булат оставил их — разумеется, он с самого начала лгал, что лишь он может использовать Инкурсио и что в случае его гибели артефакт сильно бабахнет — это чтобы никому в голову не пришла светлая идея убить его пока он спит и забрать тэйгу себе. Булат начал очередной подъëм в горы… Там снова шли леса, полустепи, поля и равнины, тут становилось теплее и чуть засушливее и встречалось больше песка. Здесь обитали совсем уж странные создания, которые назывались какоморфами. Считалось, что они произошли от леших и лихо, которые развили способности к мимикрии, но это было не точно. Впервые Булат встретил дрыхнущего какоморфа на поле — оно выглядело как десять ног коня, торчащих из чего-то, похожего на тело сома, слитого с половиной оленя, из него торчали головы тигров, ветки хвои и листья папоротника — короче, это была куча биологических образований, слитая воедино. Учëные, желая объяснить природу какоморфов, предполагали, что они копируют мыслеволны других живых существ и таким образом перестраивают себя под информацию с тех живых существ, чьи мыслеволны им довелось уловить. Какоморфы не питались, никто не знал, как они размножаются, разве что, они могли в целях самозащиты трансформировать противника в кучу органов вроде себя — совершенно нежизнеспособную — потому можно было предположить, что они превращают других живых существ в себе подобных. Некоторые какоморфы могли формировать из себя даже неорганические детали, но это было реже, обычно какоморфы подстраивались под живую природу, которая их окружала. Разделить их можно было на два вида — статичные, которые тупо валялись целый день на месте в силу того, что их физиология не давала им сдвинуться с места, и на активных, эти могли перемещаться — сознательной агрессии они обычно не проявляли. Булат шëл через территории какоморфов — они существенно повлияли на экологию, тут росли когти, головы и лапы животных из деревьев, на пути встретился медведь с веткой из спины, кабан с растущей сбоку головы мордочкой белки. Булат обнаружил даже ставшего деревом огра, у которого ноги вросли корнями в чернозëм. Так как древние документы не писали о какоморфах и их обнаружили не более трëх веков назад там, где о них никогда не было известно, многие считали, что эти создания эмигрировали из параллельного измерения и просто так адаптировались под тутошние законы физики. Параноики даже рассуждали об инопланетном вторжении и опасались, что со временем чужеродная экология какоморфов исказит всю планету. Булат впервые встретился с ними во время войны с Великой Артасанией — до сих пор никто не знал, как коммунисты смогли привлечь какоморфов на свою сторону, очевидно, в деле был замешан чернокнижник Иван Карлик. К началу лета Булат наконец достиг большой цивилизации. Тут простиралось много сухой земли. Целая зона разделяла достаточно приятные для жизни равнины от гор. Жители первых — оседлые фермеры — враждовали со вторыми — горцами. Горцы были дики и непокорны; женщина в их обществе имела не больше прав чем ослица, еë обрезали каменным ножом и продавали как ценный товар — особым вниманием горцы всегда окружали девственность, если у женщины не было крови при первом брачном совокуплении, то это служило позором для семьи несчастной, таковой смывался лишь кровью виновной — при этом, понятное дело, кровь далеко не всегда выделяется при лишении девственности — но эти варвары понятия не имели о таких физиологических тонкостях и даже честные девственницы становились жертвой такой ужасной бесчеловечности; в силу сложности доступа к женскому телу, среди горских юношей скотоложство и педерастия служили неотъемлемой частью культуры взросления — при этом совокупление между взрослыми мужчинами слыло непростительным грехом; все, кто не являлся горцем, ими рассматривались как животные, как пушнина и дети гор не церемонились с неверными и чужестранцами — особенно они любили заставлять таковых извиняться перед собой по надуманным поводам: отрезали ноги и ставили перед собой на культи, так сказать, просить прощение; в войне горцы истребляли мужское население от младенца до старика, а женщин ждала участь хуже смерти в тисках таких зверей — если в родном стане горцев своя женщина могла искать защиту у родной семьи, то рабыни зачастую оставался лишь суицид, так как любой имел право её избить и изнасиловать… Короче говоря, культ силы, садизма и жестокости, ровно как и крайней порочности, делал горцев в глазах фермеров уменьшенной версией огров — тут их так и называли — недо-огры, мало-огры, огрята, выблядки и так далее. Вдобавок горцы разделяли веру в единого неизобразимого бога, согласно которой нет больше добродетели, чем убийство неверного. Одна из первых заповедей неизобразимого гласила: «Делай добро правоверному и делай зло неверному, ибо принесëт это тебе их уважение». Создатель этой религии, кем бы он ни был, искренне верил в тезис «боятся — уважают». Что ж, жаль ему никто не объяснил, что это бывает лишь тогда, когда нет возможности взять тебя за шкирку — а когда она появляется, то тебя режут без жалости… Кроме неизобразимого господа особым почтением у этих бородатых и грубых дикарей пользовалось золото — вожди кланов требовали от земледельцев, у которых была хорошая металлургия, делать себе из него чистое парадное оружие, которое они везде таскали с собой. В лучшие времена власти Великой Артасании организовывали военные экспедиции — солдаты гоняли горцев по лесам и склонам, вырезали кишлаки, никого не щадили — горцев гудийцы всегда ненавидели и считали кем-то вроде зловредных животных, относясь к ним хуже, чем к монстрам. Один из генералов-покорителей даже сказал: «Огры, упыри, горынычи — се честная нелюдь, а се — подлые предатели рода людского». Булат поселился у фермеров, которых горцы обкладывали данью, требовали женщин и детей, иногда сюда спускалась молодëжь горцев и никогда не уходила без того, чтобы не оставить за собой несколько с крайней жестокостью вырезанных семей. А противостоять этим варварам крестьяне самостоятельно не могли — горцы вели войну на истощение. Потому, Булат, только поев и отдохнув, отправился в горы, в охоту на самого опасного зверя. Вернулся он через два дня. Потом ещё сходил. И ещё. Так наш герой промышлял охотой за головами более месяца. Разумеется Булат следовал принципам гуманизма — вырезал только взрослых мужчин. Да, это было самым гуманным решением в такой ситуации. Это доблестные герои всяких эпосов, могут позволить себе полностью вырезать вражеское население, не рискуя при этом сойти за личностей, слишком кровожадных, ведь аудитория таких эпосов убеждена в том, что всё вражеское население — орки Толкина. Благо, женщины горцев были настолько забиты, что никогда бы не смогли отомстить. Он принëс головы и именные золотые мечи вождей горцев, благодаря чему сыскал в этих краях славу чуть ли не полубога. — Ничего особенного, — Булат прекрасно понимал, что не сделал ничего выдающегося, — у меня есть тэйгу, у них — не очень… Оседлые земледельцы всë возмущались одному, мол, какого чëрта Булат вырезает только способных сражаться мужчин? Почему не всех вообще? Булат твëрдо стоял на моральном кодексе и отказался причинять вред женщинам и детям. Он исходил из того, что подобные жестокие меры необходимы лишь в строгом соотношении со степенью достижения цели. Если цель обезопасить земледельцев от горцев, то для этого хватит истребить лишь тех, кто может нести сюда оружие. Земледельцев это, однако, не устроило, и вскоре они сами пошли в горы добивать горцев. Булат сказал, что это будет на их карме и совести, но препятствовать не стал. Местные, впрочем, совершенно спокойно ладили со своей совестью и представлениями о карме — горцы, говорили они, не люди вовсе, а само зло в людском облике, потому достойны самого жестокого отношения. Вот в таких делах эти люди состояли с собственной совестью и кармическими представлениями. Булата там не было, но сколь он мог услышать с уст пьяных мужиков в тавернах, отряды земледельцев находили кишлаки и учиняли там жесточайшие расправы — женщин всем скопом насиловали на глазах у детей и стариков, а потом либо всех вырезали, либо скидывали по склонам. Короче, многовековая вражда, крайне кровавая и жестокая, завершилась соответствующим окончательным решением вопроса. Если им попадался недобитый Булатом взрослый мужчина, то ему отрубали ноги и ставили на культи извиняться. Булату было неприятно, но вскоре он забыл об этом — потому что только дурак будет держать в голове такие моменты. Счастливые жители предлагали Булату самых лучших красавиц, но тот непреклонно отвечал, что у него в Столице осталась красавица-жена и что он её очень любит. — Да ты думаешь, она сохранила тебе верность?! — часто говорили жители. — Она — неважно, главное — я сохранил, — всегда гордо отвечал наш герой. И демонстрировал крайние чудеса выдержки, пьяный, трезвый, а в девичьи объятия он себя не давал. — «Потому что скорее солнце взойдëт на Западе, чем у меня на сиськи вскочет…» Опытный староста таки заподозрил в чëм дело и во время одного из разговоров таки предложил Булату именно то, что тому бы хотелось. Так как слухи тут ходят быстро, наш герой понял, что теперь о его предпочтениях знают все — это стало ясно по тому, что ему перестали таки впаривать девок и несколько раз с ним сознательно знакомились мужчины соответствующих вкусов. Зиму и начало весны наш герой провëл в этом краю. Конец весны и начало лета он шëл через земли, где деревни встречались уже чаще, а опасных зверей не водилось, если не считать какоморфов, но их лично Булат не встречал, только со слов местных слышал, что водятся, поганые. К середине лета он достиг горцев, эти, жившие к центру континента, в отличие от отмороженных любителей золота и извинений, вели себя мирно с соседями и предпочитали просто торговать скотом. Их культура также включала в себя особое внимание к женской плеве — однако взамен они практически никак не стигматизировали мужеложство, которым поголовно занимались все юноши по причине недоступности женских ласок. Так что наш странник удовлетворился здесь не только гастрономически. Тëплый климат влил в него силы и энергию, и горцев Булат оставил в начале последнего месяца лета, он спустился ближе к морю, где погода стояла самая замечательная. Горцы предупреждали его, что по ту сторону гор больше года назад завелись мерзкие твари — по описанию Булат понял, что это выроды и какоморфы — и что повелевает ими некий злодей по имени Иван Карлик. Это был старый знакомец — ранее он появился в Кимеррии, Партия Артасании отдала какие-то иные земли подальше от центра страны в неограниченное пользование, чтобы он прислал треть своего воинства на борьбу с Империей. Только спустившись с гор, Булат обнаружил деревню выродов — так назывались обращëнные в полузверей люди и звери в полулюдей. Зубастые, клыкастые, с мехом и чешуëй, были даже с признаками рыб и жаб. Иван Карлик, изучив свойства какоморфов, научился передавать с помощью эфирных волн информацию об устройстве тел животных в тела людей и наоборот — в результате этот сумрачный гений наплодил целую кучу изуродованных гибридов. В сказках злым волшебникам часто приписывают обращение людей в животных — о, ведали бы сказочники насколько ужасна реальность! Как отвратительно выглядят изувеченные тела этих несчастных! Как мерзки бегающие на четвереньках те, кто когда-то был простым животным, а ныне обрëл полулюдской облик, пугающий своей пародийностью! Люди, которые стали выродами, также выглядели омерзительно — они, как правило, ходили на задних конечностях, но в отличие от нормальных людей перемещались очень ненормально — кто-то мог делать это только боком, кто-то только вприпрыжку. Многие утрачивали дар речи, ибо устроение челюстей животного не позволяло им более говорить на членораздельном языке. Каждый вырод был уникален и неповторим. В целом, армия таких калек не обладала никакой боеспособностью, только пугать они собой могли и устраивать раш — но Иван Карлик был безумен и выплождал себе подобного рода воителей какими-то просто стахановскими темпами. Несколько выродов могли ещё говорить по-людски и поведали Булату о том, что чернокнижник оккупировал все города на побережье моря и творил всë, что ему вздумается. Булат отправился дальше, пообещав разобраться с обнаглевшей сволочью. У него давно были счëты с Иваном Карликом — по его милости во время войны с Артасанией бегущие рашем какоморфы не одного хорошего сослуживца превратили в отвратительную кучу органов. Булат добрался до ближайшего городка, где власть держала банда головорезов, подчиняющаяся Ивану — Булат вырезал всех скотов и узнал, где сейчас сам чернокнижник. Он обитал в самом крупном городе на побережье тëплого моря — Булат туда добрался дней через десять верхом, следуя вдоль берега моря. Иван Карлик, захватив какую-нибудь землю, сам не знал, что с ней делать — это в романтическом эпике тëмный властелин пафосен, в суровой реальности же — это поехавший псих, который мается от собственной придури — Иван приказал выплавить свои статуи из чистого золота и повелел всем и каждому кланяться им по три раза в день. Тех, кто не кланялся — ждала участь хуже смерти, то есть обращение в вырода. Подлый чернокнижник каждый день выгонял народ города на главную площадь кланяться лично себе, в окружении своих монстров и головорезов он просто смотрел на толпы сгибающего спины народа, попутно бухал, заставлял красивых женщин вылизывать себе задницу и есть его испражнения. Да, читатель, вот такие они в жизни — тëмные властелины, не имеющие никакого отношения к романтическому образу. Иван обвешал себя золотом и украшениям, которые в силу количества выглядели очень нелепо на таком маленьком теле — в конце концов, он действительно был карликом. Каждый день этот нелепого вида извращенец с комплексом неполноценности думал, чего бы ещё такого повелеть. — Эй, ты! — Булат выждал, когда чернокнижник появится для массового поклонения, и, не сгибая могучую спину, прошëлся к нему без особой спешки. — Ты?! — Иван аж вздрогнул. — Воин Инкурсио! — Я самый, — Булат приближался к толпе монстров, к целому ходячему, прыгающиму и ползучиму лесу химер, каждый из которых являл мешанину видового разнообразия. — Взять! Убить! Убить! — приказал Иван, одновременно сам морща крупный лоб, над которым нелепо громоздилась вычурная корона. У Булата возникло чуждое желание пасть на колени перед злодеем и боготворить его, но он с отвращением изгнал его из своей головы. — Твои фокусы не одолеют мою горячую кровь! — Булат начал раскручивать Нойнтотер, его плащ развивался в порывах тëплого морского ветра. Выроды и какоморфы налетели сплошняком — громила в броне словно живой мясорубкой пошëл через них; чудные многосуставные конечности, головы, кровь, лимфа — всë это полетело: полузвериные и чисто звериные рожи, когтистые лапы, ложноножки насекомых, хвосты, ноги с копытами — запчасти от химеры смешивались и разлетались в салюте смерти. Какоморфы полностью не имели упорядоченного облика — где из туловища человека голова слона растëта, где оно с кучей хвойных веток на пару бегает подобно лягушке и рычит из голов волков; где вроде больше от человека, но суставы вывернуты, с живым пчелиным ульем в придачу, где соты — прямо часть плоти; а вон там кузнечик с головой женщины и задней частью верблюда и десятком ног от ящерицы, птицы и козы скачет; ему компания — два сросшихся быка с ногами медведя, из которых произрастает тело младенца с головой жабы и изобилием отходящих от спины листьев папоротника; куча ног волка и паука вокруг одной сплошной плоской головы вроде рыбы особой такой, да с чертами водяного; там чего-то от земляного дракона и виверны ползëт как слизень… В звероморфах, несомненно, присутствовало больше порядка, но и они смешались после рассечения их «Убийцей девятерых». На Инкурсио не действовала трансмутация, потому ничего испуганные и озлобленные какоморфы не могли могучему богатырю сделать. Иван изо всех сил напрягся, пытаясь подчинить Булата псионикой, но это только раздражало Несущего смерть и ещё пуще усиливало желание расправиться со сволочью. Потому Убийца сотни человек неумолимо приближался через беснующуюся свору, которая безуспешно пыталась его повалить, сама гибла, давилась, путалась и утопала в крови и лимфе. — Убить! Убить его, что вы встали?! — обратился Иван к толпе головорезов, подонки кинулись бежать. Возле остался только туповатый и здоровенный эттин — двухголовый огр, он ломанулся с палицей, но прежде, чем та успела коснуться брони Булата, Несущий смерть успел снести здоровяку кисть с этим оружием, потом прошëлся от вагины — это оказалась самка — до середины меж голов, а потом горизонтально махнул по этим головам, прорезав до половины каждую. — «Ну вот — я и пронзил женщину копьëм!» — Булат пинком по вспоротому брюху поверг эттиншу спиной и подпрыгнул, оказался прямо у трона Ивана Карлика, который переносили его рабы. — Нет, пощади! — обгадился жалкий злодей. — Ты видишь, насколько ты мелкий кусок дерьма! Я об тебя Нойнтотер пачкать не буду! — Булат обернулся в сторону мастерской, где, как пояснил до того один из местных, отливали золотые статуи злодея. — Пошли, окунëм тебя в твою ссанину! — Спасите! — завизжал Иван. — Помогите! Умоляю! Все — на помощь! На помощь мне! Совсем безмозглые выроды пробивались через себе подобных на подмогу злодею — Булат непринуждёнными ударами сжимаемого одной рукой оружия обильно выплëскивал кровью из жил этих звероморфов и они падали со страшными ранами и устилали так ему кровавый путь. Войдя в мастерскую, Булат окунул чернокнижника с головой в расплавленное золото, маленькое тельце перестало биться. На том, освободившиеся из-под псионической мощи злодея, неразумные монстры просто бежали, как и головорезы и набранные из местных полицаев. Жители хвалили своего освободителя и со слезами обкладывали его цветами. Булат, зная, что в тëплых землях содомия всегда в почëте, прямо попросил, чтобы вместо распутных девиц ему выдали партию смазливых молодцев — в их компании наш герой провëл неделю на пляже, уплетая сладости и вкусности, арбузы, дыни, виноград, вино, соки; короче — соблазн остаться тут на зиму был велик, но наш герой отправился вновь в путь уже в начале осени. Жители снабдили его в дорогу, дали сразу несколько ослов, чтобы несли поклажу, и указали путь, который вëл в цивилизованные земли. Ах, да, местные ещё рассказали ему о том, что раньше тут было холоднее, что ни дыни, ни арбузы, ни бананы тут отродясь не водились. Но за несколько месяцев после прихода Ивана Карлика климат изменился — выросли чудные и нездешние растения, море стало гораздо теплее и они, люди, отнеслись к этому как к чему-то совершенно естественному. Булат догадался, что чернокнижник Иван Карлик был одним из немногих людей, которые от рождения способны пассивно перестраивать окружающую реальность своими мыслеволнами. Булат направился вглубь страны и вскоре очутился там, куда шëл. Начинались центральные регионы Великой Артасании. Надо сказать, что это была богатая и развитая держава. Наука, техника, промышленность — они даже превосходили Империю, если не считать достижений последней в алхимии и хирургии. Вместе с Виннландом-Фюльксбундом она была одной из первых стран в мире, которая вооружила свою армию огнестрельным оружием и массово внедрила железные дороги. Да, они всë ещё соединяли лишь Столицу и крупные города, но тем не менее, это было новшество. Увы, но бездарный последний царь сумел довести все имевшиеся в государстве проблемы до патологии, которая привела к революции и гражданской войне. Безмозглые монархисты, поклоняющиеся сверженному царю-«мученику» как живому богу, и фанатичные коммунисты, поклоняющиеся Абсолютному Духу и видящие себя орудиями его воли, начали кровавую войну, по итогу которой победили последние. О том, что Булат прибыл в земли, полностью находящиеся под властью Партии, он узнал сразу — стоило только выйти к погосту, куда приносили цветы местные жители. Когда он поинтересовался, по кому звонит колокол — оказалось, комиссары коммунистов приказали здесь закопать заживо всех священников старой религии. Ныне — все жители Артасании должны были поклоняться не Матери Сырой Земле и её природным богам стихий, а некому Абсолютному Духу, Духу Мировой Истории и Закону Диалектического Развития. Поклонение старой религии считалось изменой Родине и каралось вплоть до отправки в специальные лагеря для заключённых. Словом — впереди Булата ещё до возвращения на родину всë также ожидали увлекательные приключения… Булат теперь уже куда комфортнее двигался через хорошие дороги, разве что под ногами путались мелкие шайки бандитов из обедневших деревень, которых возглавляли дезертиры из армий коммунистов и монархистов — таковые имели при себе огнестрельное оружие. Однажды Булат наткнулся на почти полностью пустующую деревню, где встретил всего несколько человек. Выжившие поведали о том, что это сделали коммунисты — жителей заподозрили в укрывательстве монархистов-царебожников, тогда комиссары по борьбе с контрреволюционной деятельностью приказали согнать население в храм Матери Сырой Земли и просто сжечь там. Выжили лишь те, кто вовремя сбежал в лес. Зима вышла не такой уж холодной, но ослы данной породы не привыкли к такому и Булату пришлось сменить их на более привыкших к данному климату лошадей. Увы, но чем дальше он двигался вглубь страны, тем беднее становились крестьяне — как оказалось, коммунисты забирали у них излишки продовольствия, отчего вспыхнул голод. Огромное количество людей, совершенно тощих, тащились по дорогам, трупы таких несчастных часто можно было встретить просто валявшимися в снегу, погибших от голода было столько много что их никто не хронил. Еды не было ни у кого — крестьяне ели всë, что можно было есть, они переловили всех кошек, собак и всех животных в лесах. Булат искренне надеялся найти тут какого-нибудь откопавшегося от спячки земляного дракона, таким можно было питаться долго, но, как на зло, подобного рода деятелей не нашлось среди холода, голода и снега. Булат очень хотел есть и потому, когда наткнулся на торгующего мясными изделиями человека, то скупил всë и набил себе желудок досыта. Разумеется, он знал, что это мясо могло принадлежать только одному биологическому виду. Но что делать, что делать? А вскоре и ему самому пришлось готовить этого самого опасного зверя — Булат провëл остаток зимы в разорëнном имении, где жили трупоеды, которые питались только мëртвыми людьми. Раз их души уже отошли в круг перерождения, то к чему им пустая оболочка, рассудили они? Оболочка ещё может послужить живым. В имении оставалась литература, и один из наследников, который скрывал своё происхождение, чтобы не попасть под репрессии, показывал на примерах и рассказывал Булату, где и в какие времена считалось совершенно естественным вкушать человеческую плоть — кое-где полагали даже общественным долгом стариков отдать своë мясо общине, где-то поедание мяса умерших считалось почëтом и ритуалом, необходимым для очищения кармы. Вместе с этим молодым человеком — с которым Булат завязал ясное дело какие отношения, всяко двухметровый крепкий молодец был лучше истощëнных до скелета девиц — вместе со своим любовником они долгие вечера сидели у камина и сжигали там всë ненужное. Попутно интеллигент предоставил перед сожжением те книги, которые легли в основу «идеалистической диалектики» — молодой религии Абсолютного Духа. Булат решил ознакомиться со священными текстами данного учения, во имя которого коммунисты положили столько народу. Эти писания оказались самыми странными из всех, что нашему герою доводилось видеть — они были написаны стеной вычурного и очень сложного текста, который вызывал странное ощущение — то ли ты такой тупой, что не можешь понять написанного, то ли это текст такой бессмысленный, но вычурный. Вот некоторые выдержки: «Материя обладает индивидуальностью постольку, поскольку она в самой себе обладает для-себя-бытием таким образом, что последнее развито в ней, и она, следовательно, определена в самой себе. Материя высвобождается таким способом из-под власти тяжести, проявляет себя, определяя себя в себе же самой, и определяет из себя посредством имманентной ей формы пространственное в противоположность тяжести, которая раньше определяла себя таким образом только как центр, представляющий собой нечто другое, чем материя, и являющийся для нее лишь тем, чего она ищет». … «Теперь тела попадают под власть индивидуальности. Последующую стадию представляет собой подчинение свободных тел власти индивидуальной точки единства, которая их переваривает. Тяжесть как в-самой-себе-сущая сущность материи, как лишь внутреннее тождество переходит в проявление сущности, так как ее понятие представляет собой лишь существенно внешний характер. Как таковое проявление сущности она есть тотальность рефлективных определений, но таких рефлективных определений, которые оторваны друг от друга. Таким образом, каждое из этих определений выступает как особо окачественная материя, которая, не став пока что определенной единичностью, является бесформенным (gestaltloses) элементом. Эти материализованные определения формы выступают двояко: сначала как непосредственные, а затем как положенные. В солнечной системе они выступают непосредственно, а кроме того, они существуют как существенно положенные, подобно тому как родители в качестве родителей являются непосредственными, но, во-вторых, являются вместе с тем также и детьми, порожденными. Так, например, свет существует, во-первых, как солнце, и, во-вторых, как проистекающий из внешних условий. Первый свет существует в себе, порожден в понятии; второй же свет должен быть также положен, и это наличное бытие отличается в этом, случае как особый способ существования…» [4] И так далее. — Это какой-то сплошной окультотрëп, — Булат бегал взглядом по страницам, осознавая, что в голове нет никакой мысли и ему абсолютно непонятно написанное. Конечно, возможно, оно имело смысл, просто не для его головы. Любовник согласился с этим и сказал, что если традиционные религии начинаются либо с мифа о сотворении, либо с утверждения, что мир цикличен и с описания цикла, то религия Абсолютного Духа отличалась такой невнятностью, что её до конца не понимали даже те, кто исповедовал. Далее любовник растолковал следующее. Центральной идеей этого учения была идея единства и борьбы противоположностей — мол, две силы, столкнувшиеся в противостоянии обязаны породить нечто новое и качественно иное. Идея о переходе количества в качество также служила одним из главных постулатов данного учения. Утверждалось также что всë, что происходит в мире — разумно. То есть является частью плана Абсолютного Духа и что необходимо повышать качественный уровень всего на свете и участвовать в борьбе именно ради этого. Коммунисты верили, что их бог сможет создать новое лучшее общество просто потому, что они будут за него бороться и что это неизбежно, неостановимо. — А какие этому доказательства? — наконец поинтересовался Булат. — Кто-нибудь видел их бога вообще? — Чëрт его знает, — любовник посмеялся. — Но ведь твой народ истребляет по сути как Вест-Кнанцы жертву, но разве вы плохо жили? Вам было нужно сменить царя-придурка. К чему начинать такие кровопролития? — Партия считает, что будущее будет ещё лучше сегодняшнего, потому они ввели «непопулярные меры», которые они назвали «шоковой терапией», — ответил интеллигент. — Но слушай, если это необязательно делать сейчас, то получается, это просто жертва богу за пустые обещания? — рассудил Булат. — А если Абсолютный Дух этот покушает жертв и ничего не сделает? — Эм, коммунисты считают, что их бог работает не так, — возразил друг. — Он кто-то вроде Созидательной Силы, которую у нас издавна называют «Мать Сыра Земля» или Шуб-Ниггурат. Короче, он как бы тоже сила, а не личность, как сила притяжения, он не совсем разумен или вообще неразумен. — То есть они договорились с неразумной силой?.. С безумным богом? С богом-идиотом? Но, стоп, кем бы ты назвал человека, который «договорился» с дураком в медицинском смысле? [5] Только дураком в смысле народном! — Возможно ты прав… — И они убивают людей ради договора с идиотом, который этот идиот даже не может взять в толк в принципе?! — Булат разозлился. — Блез, знаешь, — посмотрел он на любовника, — я думаю, мне надо разобраться с этой Партией. Ведь что надо делать с богом, который приказал уничтожить твой народ? — Булат начал загибать пальцы. — Надо убить всех приверженцев этого бога, надо разрушить все храмы этого бога, надо осквернить все святилища этого бога, надо следить, чтобы никто не кормил его жертвами и молитвами — всем известно, что это самые действенные методы наказать обнаглевших богов. — Коммунисты считали, что их бог работает по-другому, — задумался Блез, — они думают, что их бог в одиночку сотворил Вселенную и контролирует каждый миг… — О, да ладно! Будь я охочим до жертв богом, я бы тоже соврал, что создал Вселенную… Но, по-моему, всем понятно, что всего один бог, тем более бог-идиот, не мог создать Вселенную [6], — возразил Булат, вставая с места и швыряя книги коммунистов в камин, после сурово сложил руки на груди. — Так что я навещу Партию, поговорю с ней по-мужски и мне они будут отвечать сами, без приплетения богов-идиотов. С такими мыслями наш герой отправился в столицу Великой Артасании и к началу лета был уже там. Тогда в столичной газете он выяснил, что Верховный председатель Народно-коммунистической Партии Владимир Часослов де Гевара с большим трудом пропихнул одну из своих самых радикальных инициатив — все люди, достигшие возраста до шестидесяти-семидесяти лет должны были умерщвляться. — Хмррр! — Булат чуть ли не зарычал. Сейчас происходил всеобщий съезд Партии — демоны революции собрались под одной крышей и уже неделю обсуждали успехи строительства коммунизма. Точнее — неудачи: у них обнаружилось много противников, в том числе в рядах своих сторонников, которые были недовольны слишком радикальной политикой. Газета напечатала речь самого Верховного председателя: — Так называемые «непопулярные меры» служат ключом к прямому воплощению идей коммунизма. Если не они, то наш коммунизм так и останется бесплотной идеей, которая не будет достигнута при нашей жизни. Тогда все жертвы будут напрасны. Мы принесли их не в угоду абстрактного будущего, а в угоду конкретного идеала. Булат заявился в кабинет к Геваре, который намеревался идти на собрание. — Эй! — он убрал маскировку. — Да?! — Гевара выглядел как высокий мужчина, худой, лет сорока, короче — типичный интеллигент. Рожа при этом такая, что становится совершенно ясно, за что его прозвали демоном революции. — Тебе не кажется, что ты зря угробил кучу народа?! — Чего?! А… ты про непопулярные меры? — Гевара совершенно серьёзно заявил: — Они необходимы для того, чтобы все наши усилия откупились! — Да? Ты так в этом уверен? Убить всех аристократов? Всех священников чужих тебе богов, чтобы установить власть своего? — Ээ… Кто вы вообще такой? — Я Брэд, Несущий смерть, Убийца сотен человек и так далее. Владелец демонической брони Инкурсио… Я пришëл сюда не от имени Империи, а по велению сердца — сам. Наказать тебя, ублюдка, за всех людей, которых ты положил ради… Ради чего ты их положил? Ради своего бога? — Нет! — резко ответил Гевара. — Ради блага человечества! — Правда? В таком убийстве есть необходимость?! — Да-да — самая главная необходимость: историческая! — прямо заявил Гевара. — Один человек — сам по себе пустое место, важно лишь благо популяции!.. Даже сама Артасания — лишь дрова для костра мировой революции, представь себе, варвар! Да, я понимаю, для тебя это зло… варвар! Потому что есть наша мораль и ваша — между ними нет ничего общего… — истовый строитель коммунизма перешëл на эмоции. — Ты, варвар, этого некогда не поймëшь! Так что делай то, зачем пришëл, но знай — кровь этих людей обесценишь ты! Ведь если бы ты оставил меня в живых, я бы приблизил историческую неизбежность! А так, да, с моей смертью она будет отодвинута в лучшем случае на поколения и… Ты обесценишь наши жертвы! Наши потомки скажут, что идеалы — они как звёзды, нельзя их достичь… И не будут стараться их достигнуть! Понимаешь?! — Да, понимаю, — кивнул Булат, — но ты знаешь, что Солнце — тоже звезда, просто ближайшая, да? — Да… — А ты слышал легенду о том, как один человек сделал себе крылья из воска и подлетел к Солнцу? Его крылья растаяли и он рухнул на землю. Так что, знаешь, если идеалы — звëзды, я не стану походить к ним ни на лигу, — и Булат перерубил демона революции — так, что, падая на пол, де Гевара сам успел увидеть свои кишки и дерьмо в них, верхняя часть туловища рухнула с застывшим взглядом позади рабочего столика. А Булат направился дальше, решать вопросы с его верными сторонниками…Экстра глава. Уничтожить Народно-коммунистическую Партию.
8 февраля 2021 г. в 11:35
Чёрное солнце стоит пред глазами,
Бескрайние воды затянуты льдами,
Покрыты снегами кресты у дороги,
Севером правят темные Боги!
Они тебя видят, Они тебя знают,
Безмолвно за страхом твоим наблюдают,
Им безразличны людские тревоги.
Севером правят темные Боги!
Хочешь не хочешь, но всё же придется
Видеть во снах черное солнце.
Мара стоит у тебя на пороге.
Севером правят тёмные Боги!
Нет ничего, ничего и не будет.
Глухой не услышит, слепой не забудет.
Забыты навеки пустые остроги.
Севером правят темные Боги!
Чёрное солнце! Никогда не померкнет пред взором моим!
Примечания:
1. Не хилая тебе деконструкция, Роберт Говард!
2. Камео протагониста другого моего фанфика, тут общая вселенная https://ficbook.net/readfic/4803432 Кроме того сам Булат фигурирует как камео вот в этом фанфике https://ficbook.net/readfic/7812571 И по ходу одной из арок Каору и Булат пересекаются и даже знатно проводят время вместе.
3. Вся сцена отсылает к манге https://mangaowl.net/single/36604/shinsou-mahou-shoujo-howling-moon (см. главу 4)
4. Это отрывки из философии Гегеля, которая в этом мире стала гос.религией коммуняк.
5. Клятвенно заверяем читателя, что мы не изображаем коммунистов полными идиотами, которые договорились с Азатотом: там от имени последнего с раскрытой книгой стоял уполномоченный Ньярлатхотеп.
6. — Вы посмотрите на этого глупого язычника, неспособного даже взять в толк великую мноюоткровенную истину монотеизма! — говорит Ньярлатхотеп, стоящий подле Азатота, который в слепом безумном угаре творит и разрушает хрупкие вселенные.
Песня Булата: https://www.youtube.com/watch?v=jAQUe4742x0