Клевера Жизни

На тëмных улицах, укрытых нежным светом сонной луны, после буднего дня наконец наступила тишина, изумительная, успокаивающая. Мужчины и женщины рассказывали своим детям добрые сказки, проводили с любовью руками по их волосам, дотрагивались с нежностью губами до маленьких лобиков и, удаляясь, закрывая за собой дверь, шептали с добротой тихое "спокойной ночи". Маленькие жаворонки, зевая, слегка улыбаясь, послушно закрывали глазки и погружались в сон. Юные совята, дожидаясь мгновения, когда звук, создаваемый неспешными шагами родителя, отдалится на приличное расстояние, с проказливой улыбкой вылезали из-под одеяла и подбегали к окошку с желанием взглянуть на загадочную, холодную сестру жаркого, искреннего солнца. Прохладный ветерок пролетал сквозь золотистые листья, с отчаянием державшиеся за ветви деревьев. Птицы, пение которых по позднему утру с отчётливостью доносилось от самого леса, устраивались поудобней в своих гнёздышках и затихали. Маленькие, тусклые огоньки восковых свечей, стоящих на подоконниках, неспешно испарялись, один за другим. Гармония окутывала каждого. Все со вниманием слушали мелодии безмолвия. Все, кроме одного-единственного человека, сомнительный покой которого в одно мгновенье был нарушен тихим, расплывчатым звуком невинного отчаяния. Этой личностью оказался священник, что при рассвете огненной звезды поднимается с постели с храпом, с наполненным сонливостью ироничным ворчанием. Добрый мужчина, уголки губ которого постоянно тянутся куда-то вверх с добротой и загадочной, непонятной надеждой. Его глаза нежно-шоколадного цвета хранят в себе милую усталость, никогда не покидающую хозяина, не уходящую ни на пару дней. Это был тот, кто, несмотря на минимум отдыха, не обращая внимания на ноющую боль в плечах и тихий хруст в коленях, не пугаясь серебристых проблесков, которые со временем всё прогрессивнее заменяли собой локоны тёмных волос, трудится так усердно, как только может, не жалеет ради лучшего результата и последних сил. Этой ранней ночью, выслушав краткие монологи своих соседей, дав совет сомневающимся в собственных возможностях детям, очистив потупевшим вновь ножом пару картофелин от кожного слоя и наконец вернувшись в спальную комнату, мужчина лежал на своей пискляво поскрипывающей кровати и смотрел задумчивыми глазами куда-то в потолок, сквозь пустоту теней. Он не погружался в сон с краткой улыбкой на лице, как бывает обычно. Не встречался в мире грëз с пугающими кошмарами. "Господи, помоги пережить приближающуюся зиму." - на сей раз верный слуга Бога, беспокоясь о малом запасе пищи, представляя, на какое время хватит пары мешков крупной, дробной и полугнилой картошки, молил Всевышнего о поддержке, о силах и воли. - "Помоги каждому из нас. Всем, к кому в дверь постучится голод." - эти слова эхом пробегались по лабиринту сознания. Эта мысль, наполненная страхом, возникала в голове снова и снова, не позволяя слегка покрасневшим глазам спрятаться за веками. От усталости кружилась голова. От изнеможения болью было пропитано всë тело. Священник был уверен: зловещая бессонница уже наблюдает за ним с кривой жуткой улыбкой. Чувствовал: до самого рассвета, что окутает всё вокруг золотистыми лучами, ему придëтся ужасаться собственным размышлениям. Знал: следующие семь часов он будет переворачиваться с одного бока на другой, то забираться, чуть сжавшись, под короткое одеяло, украшенное заплатками, то скидывать его со своих плеч, тяжело вздыхая и приоткрывая карие глаза. Однако... Внезапно фраза, бесконечно блуждающая в голове, куда-то испаряется. Заменяется пронзительным, резким звуком, что, доносясь с темной улицы, встречаясь с играющими роль преграды стенами, превращался в дрожащую, печальную расплывчатость. В один миг грустное волнение, пуская на своё место легкое удивление, уходит прочь. "Кто хоть гуляет по деревне в столь поздний час? Неужели снова заблудились?" - задав себе пару вопросов и взглянув на прозрачные занавески, с трудом закрывающие путь холодному сиянию луны, священник поднялся со своей кровати и с неторопливостью, выставив одну из рук вперёд, направился ко входной двери через тёмный лес теней. Делая шаг за шагом, он приближался к своей цели. Слышал, как звук, отвлëкший его от нескончаемых монологов, становился всë громче и капризнее. Эти мелодии, милые ноты, были ему прекрасно знакомы. Именно ими время от времени наполняется церковь, когда родители приходят вместе со своими маленькими, всего боящимися детьми. Именно их кареглазому мужчине приходится слышать, притрагиваясь к окутанным полотенцами малышам, что так хотят скорее вернуться домой, в свою колыбель. Именно они, являясь чем-то светлым, являясь надеждой, всегда наполняют силой, заставляют улыбнуться с согревающим всех вокруг теплом. И вот вестник Господа оказывается перед дверью. Снимает с полуржавого гвоздика исцарапанный металлический ключ, вставляет его в испорченную временем скважину, делает пару аккуратных оборотов. И затем, потянув за ручку, впустив в дом проказный ветерок, осознаëт, что еле услышанные крики были вовсе не капризными. Эти восклицания, невинные и жалобные, были наполнены лишь страхом. И принадлежали они не ребёнку, что, прижимаясь к плечику своей заблудившейся старшей сестры, умолял об уюте и еде. А малышам, оставленным возле чужой двери. Двум спящим крохам, лежащим в разных корзинках под мягкими одеялками. "Как же вас могли так оставить?" - священник, с сочувствием оглядывая двух птенчиков, грустно, еле заметно улыбался в ответ на их забавные подëргивания. - "Похоже, эта ночь подарила вам не самые приятные сновидения." - его взгляд прыгал с одного младенца, который, встречаясь во сне с чем-то пугающим, энергично, со всем старанием взмахивал ручками и ножками, на другого, что, находясь в стране мечт и кошмаров, лишь время от времени прижимал к груди некрупный камешек небесного цвета с изображением пяти золотых звëзд и испуганно отводил головушку то в одну сторону, то в другую. А руки тем временем осторожно, без намерения нарушить сон двух ангелов, с нежной плавностью протягивались к краешкам старательно связанных кроваток. Мимолëтно пробегает несколько минут, и вскоре шумные малыши оказываются на кровати своего спасителя. Поначалу они продолжали вздрагивать, с резкостью и страхом, издавая как тихие, милые вздохи волшебного изумления, так и громкие, оглушающие звуки, очевидно напоминающие горький, грустный плач. Будто звали тех, кто их оставил, кто уже ушëл слишком далеко, чтобы что-либо услышать. Однако спустя небольшой промежуток времени, согревшись под тëмным плащом, которым их с бережностью окутал герой-священник, две крохи наконец затихают. Перестают с боевой силой стучать по хрупким стенам своих домиков и жалобно скулить, сжимаясь в комочек. Забывают про стоны, переполненные страданиями, заменяя их на кошачье урчание. Кратко, мило улыбаясь, дети создают необыкновенную тишину. Тишину, в которой мужчина, держа в чуть подрагивающей руке блюдце со свечой, мог взглянуть на содержимое двух бумажных листочков, что были спрятаны за спинками уже мирно сопящих малышей. Он ожидал прочесть об искренних раскаяниях Господу, о молящих просьбах простить, о пустых оправданиях. Но... Перед глазами не объявилось ничего, кроме двух имëн, буквы которых были выведены со старанием и любовью. - Аста... - внезапно подкрадывается к малышам тихий, приятный звук. - ...Юно... - шëпот, хранящий в себе нежность и заботу. - ... Обещаю... - шёпот человека, забывшего о сомнениях. - ...с этого момента вы не будете одни. - шëпот, наполненный уверенностью и решительностью. - Я буду рядом, буду помогать. Всегда. - шëпот, состоящий из мягкости и ласки. - Ведь отныне вы нашли свой дом. Все эти слова, весь этот монолог, маленькие птенчики будто слушали со вниманием. Разумеется, они не понимали, не улавливали смысла и одного-единственного слова. Однако они знали, чувствовали сквозь свои дарящие радость сны, самое важное: дальше будет только счастье.