Весь мир узнает, что я хороший человек // 全世界都知道我是好人[快穿]

Цзян Лие мог только смотреть, как Ши Цина осторожно кладут на кровать. Устроившись на кровати, молодой господин похотливо коснулся щеки Цзян Бэйю одной рукой и слегка приподнял другую, чтобы опустить занавеску. Когда занавеска была опущена, те, кто снаружи, больше не могли видеть, что происходит внутри. Но поскольку они не могли видеть, их воображение рисовало все более непристойные сцены. Если объединить это с тем, что только что сказал Ши Цин о своем намерении [повеселиться]… Лицо Цзян Лие позеленело. Его не волновало, что с Цзян Бэйю обращались как с игрушкой. Но его заботило то, что Цзян Бэйю, мальчик-игрушка, похож на него по мнению других. Остальные молодые господа переглянулись и решили сделать вид, что ничего не понимают. Они начали мягко уговаривать Цзян Лие. — Лие, не сердись. Лучше садись и выпей. — Возьми пирожных. — Смотри какая певица, разве она не хорошенькая? Как обычно, они сглаживали ситуацию, перенаправляя внимание. Обычно Ши Цин терпел поражение и чувствовал удушающее чувство, что ему никто не помогал. Теперь, когда настала очередь Цзян Лие, он понял, насколько это было невыносимо. Он с ненавистью посмотрел на занавеску, скрывавшую сцену внутри, прежде чем тяжело сесть и налить себе чашку вина. Чем так гордился Ши Цин? Чтобы противостоять Цзян Лие, он зашел так далеко, что сделал Цзян Бэйю своей игрушкой. Этот парень, у которого не было ни красивых черт лица, ни мягкого тела. Чему было радоваться? Но как бы он ни пытался убедить себя, он не мог не представить, как Ши Цин торжествующе касается лица Цзян Бэйю и унижает его, как будто он был Цзян Лие. --Хлоп! Молодой господин Цзян с силой отшвырнул чашку и с мрачным лицом съел пирожное. Цзян Лие чуть не умер от гнева на образы, которые возникали в его голове. Однако ничего близкого к тому, что он себе представлял, на самом деле не происходило. — Ш-ш-ш… Поскольку занавеска не была звуконепроницаемой, молодой господин мог только тяжело дышать, когда его бледные пальцы ног болели от осторожного массажа Цзян Бэйю. Его тело дрожало от боли, пока длинные, тонкие руки мужчины нежно разминали его уже покрасневшие пальцы ног. Он подсознательно отпрянул назад. Молодой господин забыл, что это было не просто какое-то место, это было развлекательное заведение. Таким образом, дизайн мебели здесь был довольно удобным. Например, кровать была немного меньше той, на которой он обычно спал дома. Когда Цзян Бэйю массировал пальцы ног, которые болели после того, как он опрокинул перегородку, он в конечном итоге загнал Ши Цина на кровать. Другими словами, молодой господин не только не сумел избежать окружившего его человека, но и практически бросился ему в объятия. Рука, которой Цзян Бэйю массировал его, замерла. Темными глазами он взглянул на Ши Цина, который, казалось бы, не осознавая этого, слегка пошевелился. Мужчина открыл рот. Его голос был таким же хриплым и неприятным, как и раньше, но стал тише, чтобы люди снаружи не могли его услышать: — Больно? — Ты еще спрашиваешь? Ши Цин пытался избежать его, одновременно забираясь к нему на колени. Услышав этот вопрос, он протянул руку и легонько толкнул Цзян Бэйю. — Почему бы тебе тогда не попробовать пнуть ту штуку? Ты знаешь, как тяжело мне было терпеть, чтобы не выставить себя слабаком перед Цзян Лие?! Цзян Бэйю молчал, не отвечая. Хотя он был уверен, что не повредит себе пальцы ног, как это сделал Ши Цин, он только посмотрел вниз, как верный слуга, и продолжал нежно массировать мягкие ступни молодого господина своими мозолистыми руками. Его горло зудело от того, как Ши Цин извивался на его коленях, но молодой господин, казалось, ничего не замечал. Поскольку ему было больно, он не только извивался на коленях Цзян Бэйю, но и его мягкие и нежные руки даже цеплялись за его руки. Они сжимались каждый раз, когда было больно. Ши Цина не был силен, так что его действия не были болезненны для Цзян Бэйю. Подобное только помогло ему более ясно ощутить мягкое тело. Жалкий голос Ши Цина слегка дрожал от боли. Цзян Бэйю обнаружил, что ему нравится слушать, как Ши Цин говорит с ним таким мягким тоном, который, казалось, был окрашен слезами. Ши Цин был из Цзяннаня, поэтому его голос изначально был мягким. Когда он чувствовал себя обиженным, он смягчался еще больше. Он звучал нежно и так сладко. Несмотря на то, что Цзян Бэйю знал, что в глазах Ши Цина он был всего лишь инструментом, который можно было использовать против Цзян Лие, мужчина не мог не ослабить свои движения, услышав такой голос. Это было не потому, что его сердце смягчилось. Скорее, он боялся, что если не сдержит себя в этот момент, то оставит этого молодого господина в своих объятиях навсегда. Молодой господин в его объятиях даже не осознавал, что он пытается сдерживаться. На самом деле, он делал еще хуже, просунув руки внутрь одежд мужчины, на коленях которого он уже находился. Когда эти мягкие руки коснулись его, все тело Цзян Бэйю напряглось. [Динь! Значение враждебности Цзян Бэйю: 98/100] Мужчина не знал, что сейчас чувствует. Он посмотрел на молодого господина, который в значительной степени проявлял инициативу, чтобы сблизиться с ним. Уголки глаз Ши Цина все еще были слегка красными. Он явно сдерживал слезы во время массажа. Из-за этого его красивое лицо казалось немного жалким. Несмотря на то, что его руки касались Цзян Бэйю в неприличных местах, было трудно сердиться на него из-за жалкого выражения на этом светлом и нежном лице. Более того, несмотря на его непристойные действия, отношение Ши Цин оставалось вполне праведным. Он гладил Цзян Бэйю так, что это напомнило ему о мяснике, которого мужчина однажды видел на улице. Мясник держал стадо свиней. Когда он собирался убить одного из них, он всегда гладил каждого, чтобы увидеть, кто из них толще. Цзян Бэйю видел это несколько раз, и всякий раз, когда мясник видел свинью, соответствующую его стандартам, выражение его лица выражало удовлетворение. Он улыбался, продолжая поглаживать его. Теперь глаза молодого господина были полны удовлетворения, когда он гладил мужчину под одеждой. Но его руки не останавливались. Вместо этого они прикоснулись к подтянутым и упругим грудным мышцам мужчины и несколько раз погладили их, как игрушку. Цзян Бэйю мог видеть небрежность в его глазах. Ши Цин не чувствовал, что делает что-то не так. В конце концов, он был господином, а Цзян Бэйю был слугой. Формально говоря, Цзян Бэйю можно было считать его личной собственностью. Что плохого в том, что господин трогает свою собственность? Что касается того, хотела ли эта собственность прикосновений или нет… Какая разница? Глаза мужчины были опущены. Его холодное, жесткое лицо делало его холодным и торжественным, но этот взгляд, который мог напугать служанок и заставить их отшатнуться, не подействовал на молодого господина семьи Ши. Он продолжал радостно и даже старательно пользоваться мужчиной, выглядя при этом абсолютно невозмутимо. Он как будто не осознавал, сколько неприятностей причиняли его мягкие, нежные руки Цзян Бэйю. Для Цзян Бэйю эти руки не выбирали свинину. Они повсюду разводили огонь. Его тело, особенно пресс, слегка напряглось, когда он тихо спросил: — Что вы делаете? — Разве ты не видишь? Ответ молодого господина был по-прежнему спокойным: — Я прикасаюсь к тебе. Глаза мужчины почти сразу потемнели на несколько тонов. Он посмотрел на Ши Цина, который был очень прямолинеен и, по-видимому, не обращал внимания на идею держать руки и ноги при себе. Его глаза постепенно стали насмешливыми. В самом деле. Молодой господин Ши хорошо выглядит снаружи. Внутри он ничем не отличается от других господ, что сейчас находились в другой комнате. Цзян Бэйю слегка пошевелился. Выражение его лица было таким же, как и раньше, но теперь оно казалось более холодным. Схватив тонкие запястья юноши, он направил их вниз. Он ласково сказал: — Лучше потрогать здесь. Но Ши Цин отбросил его руку. Изнеженный молодой господин озадаченно взглянул на него. Избавившись от оков, он плавно вернулся к твердой и крепкой мужской груди. Затем последовал сеанс нежного поглаживания. Наконец, полный удовлетворения, он заключил: — У тебя хорошее тело. Ты определенно будешь очень хорошо смотреться в одежде, которую я нарисовал ранее. Говоря это, он посмотрел на его тело с едва скрываемой завистью. Из-за юного возраста и избалованного воспитания молодого господина можно было описать только двумя словами. Мягкий и нежный. Короче говоря, все его тело было похоже на кусок нежнейшего тофу. Оно было мягким и гладким, совсем не холодным и твердым. — Эх. Ши Цин лежал в объятия мужчины. Он слегка повернулся и коснулся холодной твердой щеки Цзян Бэйю. — С этого момента ешь больше, чтобы твое тело стало еще крепче. Прежде чем я вырасту таким, как ты, я позволю тебе носить одежду, которую я придумал. Только тогда Цзян Бэйю внезапно понял, что Ши Цин не испытывает к нему таких чувств. Он просто завидовал его фигуре. Он не мог сказать, что он чувствовал по этому поводу. В любом случае, он не был по-настоящему счастлив. Теперь, когда он знал, что слишком много думает, Цзян Бэйю больше не делал лишних движений. Он продолжал массировать поврежденные пальцы ног Ши Цина, как будто был самым верным слугой. Он был настолько нежным и внимательным, что, пока Ши Цин лежал в оцепенении, он фактически засыпал на руках мужчины. Только тогда Цзян Бэйю, молчавший с самого начала, остановился. Он посмотрел на молодого господина, который сладко спал без своего обычного выражения высокомерия и властности. В его сердце постепенно росла жадность. Молодого господина семьи Ши баловали с самого рождения. Каждая часть тела, от кончиков ступней до прядей волос, была нежной и мягкой. Кроме того, он всегда выглядел высокомерным, когда бодрствовал. Но когда он заснул, его всегда высокомерные глаза были скрыты. Его избалованность, казалось, исчезла. В таком хаотичном мире было бы неплохо иметь такую канарейку. Как замечательно было бы, если бы кто-то такой молодой и хрупкий, как он, прыгал и щебетал внутри клетки. [Динь! Значение враждебности Цзян Бэйю: 95/100] Цзян Бэйю не стал продолжать эту мысль. Он спокойно опустил глаза и продолжил массировать ноги Ши Цина.