Весь мир узнает, что я хороший человек // 全世界都知道我是好人[快穿]

Ши Цин был вспыльчивым и высокомерным, когда он общался со своими сверстниками, но он вел себя так же и перед старшими. — Другие молодые господа либо плохо слышали, либо не поняли, что происходит. Папа, тесть и главнокомандующий, почему бы вам не отправить людей выяснить? Я отказывался от приглашения зятя кататься на коньках, но он все равно потащил меня. Многие люди видели, как это происходило, так как же это могла быть моя идея? Он продолжал говорить с особой праведностью, сваливая всю вину на Цзян Лие: — Я говорил, что это плохая идея, но мой зять настоял. Теперь, когда что-то случилось, он пытается обвинить меня. Я никогда не видел такого великолепного зятя, как он. Я могу смириться с тем, что он не обращается со мной как с кровным младшим братом, но сваливать на меня ответственность за ошибку — это слишком. По красивой внешности Ши Цина было видно, что он избалованный и наивный маленький господин. Оттенок жалостливой обиды в его детском голосе не заставлял людей думать, что он сплетничает. Вместо этого у них сложилось впечатление, что Цзян Лие зашел слишком далеко. В конце концов, Ши Цин, должно быть, был очень уверен в произошедшем, раз он так говорил. Он был младшим и, к тому же, зятем. Но прежде чем Ши Цин успел даже открыть рот, чтобы рассказать о произошедшем, Цзян Лие обвинил своего невиновного шурина в собственном преступлении. Доверие присутствующих старших Цзян Лие явно упало. Хотя отец Ши тоже был старшим, он был всего лишь тестем. Он не мог быть слишком придирчивым, так как отец Цзян Лие тоже присутствовал. Таким образом, он мог только хмуриться и пить чай, говоря нейтральным тоном: — Кажется, Лие беспокоится о том, что брат Цзян накажет его. Подразумевалось, что Цзян Лие возложил всю вину на его сына, чтобы избежать наказания. Отец Ши знал характер своего сына как свои пять пальцев. Этот парень не говорил бы так уверенно, если бы у него не было доказательств. Конечно, в глазах окружающих он защищал своего сына. Отец Цзян посмотрел на своего сына. Выражение его лица стало еще хуже, чем у отца Ши. Цзян Лие мысленно выругался, как только заметил, как отец смотрит на него. Он быстро попытался защититься: — Папа, не верь Ши Цину! Очевидно, это он… — Молчать! Нахмурившись, отец Цзян стукнул чашкой по столу. Он строго посмотрел на старшего сына. — Кажется, этот отец был слишком снисходителен к тебе, раз ты не раскаиваешься и не берёшь на себя ответственность за свои ошибки. Ты даже пытался избежать наказания, обвиняя Ши Цина! Разве этому я учил тебя?! Его слова только разожгли пламя ярости, горящее в сердце Цзян Лие. Учил? Разве его не учил учитель с самого детства? Единственное, что заботило отца Цзян, это выпивка и развлечения во дворе одной из многочисленных наложниц. Когда он учил сына хоть чему-нибудь? Цзян Лие прекрасно понимал, что его отец получал одобрение от деда только из-за него, старшего сына. Цзян Лие не испытывал особого уважения к своему отцу, поэтому он не признал свою ошибку после того, как тот его отругал. Он просто надулся, ничего не говоря. Любой мог видеть, насколько он «раскаивался». Это вызвало недовольство главнокомандующего. Все совершают ошибки, но отказ исправляться — это плохо. Тем более, что его собственный отец указывал на ошибку Цзян Лие. Отсутствие моральных качеств было очевидно из того, как Цзян Лие неуважительно относился к этому человеку. А теперь посмотрите на Ши Цина. Да, отец Ши не особо ценил своего сына в доме Ши, где все остальные души не чаяли в нем. Да, он тоже часто ругал Ши Цина. Но здесь была другая ситуация. Сейчас они были не дома, а на людях, и его сын был пострадавшей стороной. Тем не менее, ему пришлось сделать выговор своему сыну перед главнокомандующим, потому что Ши Цин все же пошел кататься на коньках, хотя и неохотно. Но это была всего лишь формальность. Спокойно, не таким резким тоном, отец Ши спросил юношу, стоявшего перед ним на коленях: — Ты сказал, что не хотел идти, но, в конце концов, пошел. Из-за тебя тяжелые усилия этих простолюдинов пропали впустую. Кто-то даже пошел жаловаться главнокомандующему на ваши действия. Ты знаешь, что был неправ? На этот раз Ши Цин больше не упоминал Цзян Лие. Он кивнул и без колебаний признал свою вину. — Этот сын понял, что был не прав. Он стоял на коленях с прямой спиной и серьезным выражением на нежном лице. Несмотря на его тонкие черты лица и изысканную одежду, все ясно слышали мягкий голос Ши Цина: — Этот сын понял, что был не прав, как только простолюдины начали плакать. Но я боялся, что испорчу зятю настроение, если уеду. Это была моя первая ошибка. Моя вторая — я решил, что деньги могут исправить ситуацию, и я раздал несколько серебряных таэлей простолюдинам после того, как зять послал людей, чтобы прогнать их. Этот сын совершил на две ошибки больше, чем должен был. Отец, пожалуйста, накажи меня. Когда Цзян Лие, который был рядом с ним, услышал это, он хотел подойти у Ши Цину и избить его до смерти. Неужели этот сопляк признал свои ошибки? Или он решил похвастаться, в тоже время сбросив всю вину на Цзян Лие? Цзян Лие открыл было рот, чтобы возразить, но сидевший главнокомандующий заговорил первым. — О? Так ты даже дал этим людям серебро? Цзян Лие не испытывал угрызений совести, ведя себя высокомерно по отношению к своим сверстникам, но он не осмелился предпринять что-либо перед главнокомандующим, который был и старшим, и официальным лицом. Он мог только неохотно закрыть рот. Он был вынужден слушать вздор этого ребенка Ши Цин с искаженным выражением лица. — Да. Ши Цин ответил с предельной уверенностью. Несколько смущенная улыбка осветила его светлое лицо. Он опустил голову и смиренно сказал: — Просто я никогда раньше не сталкивался с такой ситуацией. Я раздавал серебро простолюдинам только поблизости. Видимо, некоторые ничего не получили, поэтому об этом сообщили старшему. Его уверенное поведение раньше заставляло людей думать, что он невиновен. Теперь, когда к смеси добавилась застенчивость, главнокомандующий не мог не думать о Ши Цине в более благоприятном свете. Он слышал о Ши Цине раньше. Репутация этого маленького господина в городе Крейн была известна даже ему. Раньше он считал его непослушным ребенком, избалованным своей семьей. Но теперь… Хотя Ши Цин слишком любил хвалить себя, но это наверняка в значительной степени связано с его юным возрастом. Для такого молодого человека было правильным хвастаться своими достижениями. Кроме того, Ши Цин может быть и любит хвастаться, но он также был доброжелательным. Он понимал, что катание на коньках по городскому рву может побеспокоить простолюдинов, и сообразил компенсировать им их хлопоты. Увы, он был еще слишком молод, чтобы все тщательно обдумать, оставив некоторых людей достаточно недовольными, чтобы те пожаловались ему. Однако, по сравнению с Цзян Лие, он был очень хорош. Не стоило ожидать, что ребенок его возраста будет учитывать все аспекты ситуации. Обдумав все это, главнокомандующий значительно смягчился, смотря на юношу, стоявшего на коленях перед ним. Какой хороший ребенок. Он кивнул и сказал Ши Цину: — То, что ты сделал, было уже хорошо. Не нужно винить себя. Как только он это сказал, он увидел, как подросток двинул коленями, как будто они его беспокоили. Он сразу спросил: — Что не так? Ты плохо себя чувствуешь? Маленький господин перестал скрывать это после того, как его спросили. Приятная улыбка появилась на его светлом лице. Он говорил тихо, как маленький ребенок кокетничает со старшим: — Меня всегда баловали в детстве, и я никогда так долго не стоял на коленях. И сегодня довольно холодно. После того, как я постоял на коленях, у меня они заболели. — Дурак! Отец Ши, сидевший радом с главнокомандующим, сразу же отругал его: — Вести себя избалованным дома — это одно, но как можно так вести себя перед главнокомандующим? Выпрями спину! Маленький господин вдруг сильно огорчился. Он перестал улыбаться и выпрямился. То, как Ши Цин надулся и явно сдерживал себя, было довольно жалко. Глядя на его хорошенькое лицо, главнокомандующий не только не чувствовал злости, но даже посчитал этого юношу чистым и прямолинейным. У него самого когда-то был ребенок, единственный сын, которого он воспитывал с особой заботой. Этот ребенок тоже был довольно близок к главнокомандующему. Кто бы мог подумать, что его сын умрет от болезни в 15 лет? Хотя он никогда не показывал этого внешне, главнокомандующий питал слабость к юношам примерно этого возраста. Особенно такие, как Ши Цин, которые были готовы вести себя с ним мило, напоминая его сына. Он спокойно сказал отцу Ши: — Нет необходимости так строго ругать ребенка. Для такого изнеженного юноши, как он, нормально быть деликатным. Хотя отец Ши говорил что-то вроде: — Нет, этот мой непослушный сын осмеливается вести себя так нагло перед старшим. Он должен быть строго наказан… На самом деле он так не считал. Он так жестко отругал сына, чтобы присутствующие не смогли сделать это первыми. Это также был способ помешать главнокомандующему наказать Ши Цина за его неуважение. В конце концов, Ши Цин ранее говорил, что не хочет кататься на коньках. Его потащил за собой Цзян Лие. Его сына обидели! Пока отец Ши думал об этом, главнокомандующий все больше и больше проникался симпатией к Ши Цину. Он прямо сказал: — Поскольку ты не привык стоять на коленях, я прикажу слугам принести тебе стул. Любой другой молодой господин был бы в ужасе и отказался от этого проявления доброй воли. Но Ши Цин не был обычным молодым господином. Обиженное выражение его лица тут же сменилось лучезарной улыбкой, обращенной к главнокомандующему. Он встал без особого притворства, его мягкий голос был наполнен нежностью: — Спасибо за понимание, старший. После того, как ему принесли стул, Ши Цин сел, не задумываясь, его улыбка цвела, как цветок летом. Глаз отца Ши дернулся из-за его улыбающегося сына. Этот ребенок действительно что-то. Он думает, что это его дом? — Непослушный сопляк, как ты думаешь, ты… Главнокомандующий прервал его, прежде чем он успел договорить. — Не надо его ругать. Он не сделал ничего плохого. Почему он должен стоять на коленях рядом с другим? Под этими словами маленький господин с официальной печатью невиновности улыбнулся счастливее. Он сидел на стуле, как будто это было естественно. Молодые господина позади него: «…» Цзян Лие: «…» Но никто не стал возражать. Другие молодые господа решили не вмешиваться в драку между ними. Мелкие сошки, как они, стали бы только пушечным мясом, если бы они это сделали. Цзян Лие, с другой стороны, постепенно осознавал свое затруднительное положение. Еще раз просмотрев события, он понял, что у него действительно нет способа доказать, что это Ши Цин предложил пойти кататься на коньках. Во-первых, те молодые господа, что стояли за ним, определенно не стали бы свидетельствовать в его пользу. Они в значительной степени просто следовали по течению; те самые друзья, которые бежали быстрее всех, когда случалось что-то действительно плохое. Затем Ши Цин сказал снаружи, что не хочет кататься на коньках. Он также упомянул, что боялся побеспокоить простолюдинов. С таким количеством прохожих в качестве свидетелей, Цзян Лие был бы заклеймен как лжец, только если бы он упомянул это. А на рву Ши Цин раздал деньги быстрее, чем он. Сложенные вместе, эти три вещи лишили Цзян Лие даже шанса раскрыть правду. Но, несмотря на его молчание, молодой господин перед ним не сдавался. Он воспользовался тем, что Цзян Лие стоит на коленях, а он сидит, чтобы смотреть на него сверху вниз. Этот мягкий и нежный голос заставил его зубы зачесаться от ненависти. — Зять, если ты настаиваешь на том, чтобы подставить меня, то пусть старший пошлет людей для расследования. Он обязательно узнает правду. Если ты действительно этого не делал, ты точно не будешь наказан.