butterfly effect

      Они всё дальше и дальше уходили от входа в дом, оставляя тот позади себя. Матвей периодически находил в себе любопытство оборачиваться назад, почему-то мысленно решив, что они могут потеряться в этой незнакомой, видимо, лишь для парня местности. Алекс же выглядел уверенным, когда шел вперед, протаптывая тропинку в сугробе. Окраина была совсем не похожа на тот парадный Петербург, привычный и знакомый для Матвея. Тут словно всё было по-другому. Дома и здания расплывались по краям улицы и тонули в туманной дали. Неловким казалось и спросить, куда они направляются, почему для разговора нужно уйти столь далеко и по какой причине они идут только вдвоём, а все остальные остаются в доме. Но Алекс всегда внушал уверенность. Внушал даже тогда, когда сам не знал, как они будут действовать. Но его спокойный взгляд мог говорить лишь о том, что всё обязательно будет хорошо. И Матвей сам не знал, почему до сих пор доверял этому взгляду. — Может мы уже поговорим здесь? Матвей останавливается слишком резко. От топтания мокрого снега весь воздух выбивался из легких и чем дальше они заходят, тем будто бы глубже становится снег. Ещё чуть-чуть и тот будет падать прямо в валенки Матвею. — Я должен тебе кое-что показать. Оборачиваясь назад, дома уже не было видно, он сливался в одну тёмную массу с остальными домами поселения. Терять фигуру Алекса из виду не хотелось, и Матвей через несколько широких шагов нагнал его, дыша тому чуть ли не в спину, только бы не скатиться с покатого склона вниз. А дальше шли они только молча, совсем, казалось бы, недолго. До тех пор, пока Матвею не удалось поравняться с товарищем и попытаться так же, как и он вглядеться в эту белую пелену, расстилавшуюся перед ними как туман. Юноше показалось, что они вышли к морскому каналу, только с какой-то новой, ранее неизведанной для Матвея стороны. Если приглядеться, то издалека были видны огни флотского порта и редкие корабли, пришвартованные к пристани. — Ты хотел показать порт? Алекс оборачивается и смотрит на Матвея с таким раздражением, что мысль задать хоть ещё один вопрос провалилась на такое же глубокое дно, каким глубоким был Финский залив. — Можешь разглядеть тот чёрный фрегат? Стоит ближе всех к нам. Это императорский. Из кармана шинели Алекс вытягивает собственноручно сделанную папиросу и чиркает спичкой по помятому коробку, укрывая ладонью маленький огонёк от ветра. Спускаться на лёд не решается, слишком небезопасным тот выглядел. Останавливаясь у самой его кромки, юноша натягивает шапку ниже на лоб, закрывая ею край бинта так, чтоб не привлекать к нему лишнее внимание. Вопрос о самочувствии приятеля у Матвея также отошел на задний план, видимо, сам Алекс не хотел лишний раз упоминать о том, что произошло. — Тут не видно, но у порта дежурит патруль. Днём почти в полном составе, ночью - пара человек у входа и пара внутри. — Зачем.. зачем ты всё это мне рассказываешь? — с недоуменным взглядом Матвей наконец разворачивается лицом к Алексу, стараясь теперь заглянуть в его глаза и понять хоть что-то в этом человеке, чьё настоящее имя ему даже не было известно. Но тот смотрел вперед, туда, куда его уносили собственные мысли. — Муха придумал план как его обнести и... Алекс не успевает договорить фразу, и Матвей уже делает шаг назад, отрицательно мотая головой. — Нет, я больше не хочу этим заниматься. Я не преступник. Крепкая рука Алекса хватает его за плечо, вынуждая остановиться. Мужчина теперь смотрит ему в лицо. Дёргает рукой, тряхнув юношу, будто заставляя прийти в себя и перестать паниковать. — Да, малыш, мы уже поняли, что ты воруешь только за компанию и врёшь за благое дело, а теперь дослушай то, что я тебе скажу. Матвей собственной рукой отцепляет чужую руку от своего плеча. Хмурит густые брови и отворачивается, только бы не находиться под действием прямого взгляда Алекса, который усмехается неприятно, будто победно от того, что юноша до сих пор продолжает его слушать. — Нам не придётся ничего воровать. Они сделают всё сами. А пока они будут выбираться с корабля, мы останемся на нём. Фрегат отплывает через три дня, когда соберут всю провизию. — Что ты хочешь этим сказать, Алекс? — Я хочу сказать, что об этом не должен знать никто, кроме нас двоих. Ты не хочешь кормить рыб на дне Невы, ведь так? Тогда должен слушать и делать то, что говорю я. Тогда мы выберемся. В голове Матвея снова поднялся вихрь мыслей. Алекс оставит всё украденное другим? Зачем им оставаться на корабле? Если кто-то узнает о них на нём, то темницей отделаться уже не получится и останется только смертная казнь за покушение на императорский флот. Юноша усаживается на холодный пень срубленного дерева и сдавливает виски ладонями. Он может уйти прямо сейчас. Алекс не сможет удерживать его вечно. Да и зачем он ему был нужен? Никак иначе, как для собственной выгоды. Для помощи в таком крупном обмане. Для подставной куклы, которая в случае, если что-то пойдёт не так, станет отвлекающей мишенью. Если бы Алекс хотел сбежать, нашел бы путь, как сделать это в одиночку. — Почему я? Почему не Муха, Граф, Чингиз или.. — Потому что это нужно только нам двоим. Тебе и мне. И если поднимется тревога и я попрошу тебя уйти в сторону и не вмешиваться, то ты уйдёшь. Если будет нужно, то нападёшь на меня и вытолкнешь с палубы. То, что продумано в теории, никогда не будет таким же на самом деле. В любой момент кто угодно может поднять тревогу. — Алекс, ты не ответил на мой вопрос. Матвей поднимается на ноги, пытаясь хоть как-то поравняться с мужчиной. Приподнимает голову, смотря на его озадаченное выражение лица и сам переводит взгляд вдаль. Туда, где стояли корабли. — На поезде нам не уехать без документов и денег тоже. Поэтому уплыть на этом фрегате наш единственный шанс пересечь границу так, что никто не станет проверять наши бумаги. — И куда он отплывает? Вдруг ты ошибся и этот фрегат никуда не уплывёт? — Ты мне не доверяешь? Из уст Матвея хотело было вырваться согласие на вопрос, но он вовремя поджал губы. Алекс дал ему сбежать тогда. Пожертвовал собой. Плевать ему в душу после такого было бы более гадким поступком сейчас. — Я доверяю тебе, Алекс. Но когда ты говоришь об ограблении, мне не хочется отвечать, что я буду иметь с этим дело. — Мы никого не будем грабить. Только дадим себе возможность сбежать. — И тебя не волнует, что будет, если поймают остальных? — У них достаточно опыта, чтобы не дать себя поймать. Алекс говорил убедительно, с явным знанием того, что собирается делать. И это внушало доверие. Он кидает окурок от папиросы в снег и убирает ладони в карманы шинели, поворачиваясь спиной к морскому порту, тем самым перегораживая Матвею вид на него, стоя теперь лицом к лицу со своим новым напарником. Это было приятным. Хотя грудь тут же закололо - то ли от холода, то ли от нарастающего волнения. Создалось ощущение, что клетка, в которую Матвей зашел сам, теперь захлопнулась и на ней висел амбарный замок. Не снять, не выбраться, не сбежать. Алекс медлит. Будто выбирает с чего начать в этот раз. Обдумывает тактику, как перед решающим ударом в бою. Наконец выдыхает и укладывает обе ладони на плечи Матвея, чуть склоняясь к нему. — Всего четыре-пять дней в пути, а то и меньше. Пересечем границу по Балтийскому морю и выйдем к Стокгольму. Сбежим с фрегата и там никто не будет нас искать. Там.. там новый мир, другой, ты даже представить себе не можешь, какие там люди, Моть. — А ты, Алекс, ты можешь? — Я точно знаю, что там всё будет по-другому. Там равноправие. Там социал-демократы приходят к власти. Такого у нас никогда не будет, понимаешь? И когда окажешься там, то взглянешь на этот старый мир и поймёшь, что ничего не потерял, но обрёл всё. В глазах Алекса горел не просто воодушевлённый огонек. В них разгоралось целое пламя идей и возможностей. Словно в нём был заперт кто-то другой. Не тот человек, которым он являлся, а тот, кто точно знал, кем хочет стать. Тот, кто помог бы Матвею начать новую жизнь. — У нас есть почти три дня. Корабль отплывает в пятницу вечером.

***

Матвей сидел в кресле, откинувшись спиной на его спинку и смотрел в деревянный потолок, к которому были подвешены веревки с какими-то сушеными яблоками и грибами. Возле его ног стоял маленький железный таз, наполненный горячей водой с какими-то благовониями или травами. На низкой табуретке сидела сестра Чингиза, подливая в таз горячую воду из металлического чайника. Матвей опустил замерзшие ноги в таз и закрыл глаза, на какой-то короткий миг представляя, что сейчас он в своём маленьком и уютном доме, а утром отправится на работу в булочную. “Хотя, — подумал он, — если уж на то пошло, то какая была у меня зарплата? Да и где сама теперь работа, если меня с неё выгнали. Возможно, Алекс действительно был прав, когда говорил, что скоро у них начнётся другая жизнь, которой они никогда не видели.” Матвей грустно вздохнул и открыл глаза. Комната вокруг конечно же не изменилась, а девушка, которая только что сидела рядом теперь ушла за снегом для его растопки. Со стороны кухни слышались какие-то приглушённые разговоры, особенно отчётливо можно было различить обрывки фраз Графа. У Матвея ото всего этого гудела голова. На сегодня он точно больше не хотел думать обо всём произошедшем и о том, что будет с ними дальше. Одно было понятно точно - держать язык за зубами придётся всегда. Он вынимает ноги из таза, обтирает их сухим полотенцем и поднимается из кресла, натягивая специально выделенную ему пару вязаных носков. И уже ступив на ковёр, сделанный, кажется, из оленьей шкуры, Матвей неслышно подходит к двери, ведущей в кухню, осторожно прислонившись к ней, пытаясь разобрать хоть что-то из того, о чём говорила компания. — Слушай, Алекс, если всё пойдёт не по плану, нас в лучшем случае скинут в реку, а в худшем.. — Закрой рот и перестань настраивать других. — Ты не знаешь, о чём говоришь! Никто из нас там не был. Никто не знает, сколько там человек. — Кто-то сходит на разведку и обо всём узнает. — Да это безумие. И ты безумный, Алекс. Ты помешался на выдумках из своей глупой книжонки. — Просто ты не видишь ничего дальше своей вонючей избы. Гул голосов смешался воедино так, что Матвей уже не мог разобрать, кто из ребят с кем спорил и кто какое мнение отстаивал. Юноша как ошпаренный кипятком отпрыгнул от двери, когда с обратной стороны кто-то потянул за ручку. Муха, озлобленный и какой-то взъерошенный вылетел из кухни и ни сказав Матвею ни слова, накинул на свои плечи тулуп, выходя из дома. Следом за ним с разницей в пару мгновений вышел Граф, словно торопясь догнать ушедшего Муху. Матвей шагнул в сторону, чтоб Чингиз и Алекс не увидели его в щель приоткрытой двери. Между ними двумя наступило напряжённое молчание, прервать которое никто сразу не решился. — Я верю тебе, Алекс, если ты сам веришь во всё то, о чём говоришь нам. Дверь распахнулась в очередной раз и теперь уже Матвей встретился взглядами с Чингизом, незаметно кивая в знак чего-то в своей голове. Чингиз отвернулся, а юноша проводил его взглядом к выходу. На миг в дверном проёме мелькнула знакомая фигура, заставившая тут же обернуться в её сторону. Алекс стоял, облокотившись плечом о дверной косяк, смотрел куда-то будто бы сквозь Матвея, напряжённо поджимая губы и дожидаясь момента, когда они точно останутся наедине без лишних глаз и ушей. Наконец, он повернулся к рыжеволосому юноше и кивнул в сторону выхода. — Алекс, мы что уходим? — Вход на второй этаж через улицу. Или ты хочешь спать на кухне? — Нет. — Тогда обуйся. Отвернувшись от Матвея, Алекс заглянул за дверь и достал оттуда обувь парня, кидая ту к его ногам. Едва юноша поставил свои легкие ботинки на землю, как Алекс повернулся и уставился ему в глаза. Матвей впредь решил не вмешиваться, дожидаясь пока тот первым заговорит с ним первый. Муха тем временем только вернулся с улицы, окидывая юношу каким-то непонятным взглядом. Приглаживая ладонью растрепанные золотисто-рыжие волосы, Матвей обернулся к Алексу, догоняя его, когда тот уже выходил в сени. Тут они остались в полной темноте, где разглядеть можно было лишь силуэты друг друга и слышать голос Алекса. — Завтра ты будешь мне нужен.