butterfly effect

— Ну не могли они сквозь землю провалиться, посёлок в пятнадцать домов, да ну не потерялись же они. Граф, Муха и Чингиз стояли рядом с костром и всеобщими гуляниями, оглядываясь то в одну, то в другую сторону, в поисках своих товарищей, стоящих тут ещё какие-то несколько минут назад. — Может разделимся и поищем их? — Не дети, дорогу домой найдут, — коротко отзывается Муха, затаптывая носком ботинка окурок в снегу, а сам кивает в сторону компании местных девушек, что со смешками также переглядывались в их сторону. — Не знаю, как вы, а у меня есть предложение поинтереснее. Удар спиной в стену. Алекс стаскивает рубаху с плеч Матвея. Ногой отталкивает его одежду в сторону. — Неправильно это, их в лицо знает половина петербургского патруля, может, поискать всё-таки, для спокойствия? — Граф закусывает губу и взглядом ищет поддержку у Чингиза. Тот будто бы витает где-то в своих мыслях и неоднозначно пожимает плечами. — Не станут их в пригороде разыскивать. Он ж не дезертиры и не душегубцы. Матвей зарывается пальцами в тёмные волосы Алекса, сжимает пальцы ближе к его шее, пытаясь ухватиться крепче. Ощущает зажившую рассечину на затылке и медленно ведет пальцами, заставляя мужчину поморщится. Алекс касается губами его напряжённой шеи. Матвей задыхается. — Эй, девчонки, не видели тут двоих красивых парней? Не таких красивых, как я, но ничем не хуже, — Граф прихватывает одну из девушек под локоть и мягко притягивает к себе. Та хлопает ресницами и отрицательно качает головой, а Граф также моментально забывает о сути своего вопроса. — Я же сказал, мы тут не развлекаемся, — хлопает по чужому плечу Чингиз, вступая в перепалку с Графом, что может они живут последний день и когда ещё удастся спокойно повеселиться. Алекс расслабляет затянутый ремень чужих брюк. Ведет ладонями вдоль торса Матвея, чувствует, как тот вздрагивает под прикосновениями холодных пальцев, стараясь будто вжаться в самого себя. Чужие пальчики расстёгивают пуговицы на его рубашке. В спешке, пока Алекс не помогает стянуть рубашку с плеч, Матвей тянет мужчину за плечи, заставляя наклониться к себе. Обводит ладонью тугую повязку на плече. Алекс перехватывает его руку за запястье, вжимает к стене. Они смотрят друг другу в глаза несколько секунд, показавшихся вечностью для Матвея. — Я давно заметил, что они как-то странно себя ведут? Не думаешь, что они решили.. — Прекрати, Муха, Алекс бы никогда так не поступил. Он обещал нам масштабное дело. Они бы не сорвались с него. — Я никогда не понимал, что у него на уме. У Алекса горячие губы и холодные пальцы. Этот контраст сводит Матвея с ума, заставляя изгибаться в спине навстречу этим прикосновениям, удивляясь, что его тело реагирует будто за него самого, не спрашивая разрешения у сознания. Впервые Матвей не думает ни о чём, не думает о завтрашнем дне и не вспоминает о прошедшем. Отдаётся ощущением. Доверяет чужим умелым рукам, хватающим его под бёдрами и тянущим под себя, когда Алекс оказывается сверху, а они оба уже на постели. Теперь они оба в той темноте, где нет дня и ночи, где перед глазами только разноцветные вспышки, стоит только прикрыть их. Они оба молчат. Было лишним говорить сейчас о чём-то, когда Алекс касается губами шеи, плеч, ключиц, шумно вздыхает. Раньше юноша никогда такого не испытывал. Внутри всё будто отправляется в ощущение свободного падения. Алекс снимает с него всю одежду. Матвей хотел бы всем телом буквально прочувствовать тот взгляд, с которым смотрел на него мужчина. Но то был всего лишь взгляд. — Я думаю, мы должны поговорить с ним, когда найдём их. Я устал от его сказок, — вдруг говорит Чингиз, когда после обхода центра посёлка, они возвращаются на ту же точку. — Не верится мне в его замыслы. — Это же Алекс, Чин, не помню, чтобы когда-то было по-другому, — Муха снова закуривает, присаживаясь на корточки, смотря куда-то в сторону костра. — Нет, это не тот Алекс. Матвей не знает, насколько было правильным то, что ему нравился Алекс. Нравился не как приятель. Нравился как мужчина. Но сейчас каждая мысль выбивается из головы очередным поцелуем на теле. Юноша хочет, чтобы это чувство осталось с ним навсегда, будь оно хоть тысячу раз неправильным, грешным, пусть хоть преступным. Оно вскруживает ему голову. Алекс боится сделать больно. Боится спугнуть, как птичку, которая вот-вот попала к нему в клетку. Но Матвей считает, что их общая клетка захлопнулась в тот момент, когда их взгляды в первый раз встретились, когда он подал ему свою руку, когда впервые почувствовал его губы. Боль сильнее наслаждения. И Матвей думает, что это его наказание за грех любви к мужчине. И даже тогда он не открывает глаза, запрокидывает голову, вжимаясь затылком в постель под собой. Он обещал ему во всём доверять. Юноша кусает своё запястье. Ощущения не были похожи на те, которые он себе представлял. Казалось, что внутри него будто острый нож, мешающий пошевелиться. Толчок, и Матвей громко стонет. Тело откликается на муки, но всё его сознание поддаётся только этим минутам страсти между ними. — И что ты предлагаешь? — Что предлагаю? Вывести его на чистую воду. А если не скажет он, то расколется Матвей. — Он не может подставить нас завтра, это и ему нужно тоже. — А он никогда тебя не подставлял что ли? — с какой-то озлобленностью отзывается Муха. — Его больная башка в сто раз умнее твоей здоровой. Матвей хватается за плечи Алекса так крепко, будто то был его единственный спасательный круг во время потопа. Боль притупилась и уже не была такой сильной. Всё вокруг словно ушло на второй план, ладони Алекса ощущаются повсюду, по всему его худощавому телу, а внутри всё скатывается в ощущение, от которого хочется плакать. Матвей тонет. Тонет в собственных ощущениях, тонет в этой близости, в боли и в наслаждении. Алекс впервые не сдерживает ни себя, ни его, не говорит что-то против и не отталкивает. И даже если это всё - их минутная слабость, то Матвей никогда об этом не пожалеет. Мужчина зарывается пальцами в его волосы, заставляет посмотреть на себя. У юноши красные глаза. Алекс смотрит в них, будто проваливаясь, как в омут, затягивающих в себя с головой. Он давно в него попал, только не хотел осознавать. Их дыхание слышится в такт друг другу и Алекс не может оторвать взгляда пока всё его тело не накрывает волна наслаждения, что была сильнее его самого. Алекс забывается. — Вы идите, я сестру дождусь, не могу без неё домой идти, — кивает Чингиз уже на подходе к дому, останавливаясь на пересечении узких улочек. Муха осматривается по сторонам и кивает, за ним в тепло торопится и Граф, кажется, перепивший больше всех самогона. Алекс стоит неподалёку от входа в дом. Поправляет тулуп на собственных плечах и закуривает уже вторую для себя сигарету. Пальцами приглаживает встрепанные темные волосы, чуть запрокидывает голову назад и ощущает как мокрый холодный снег падает на его лицо и тут же тает. Он не прислушивается к шагам рядом, не слышит звона церковных колоколов где-то вдали, не слышит голосов, расходившихся по домам людей. Он слышит, как ускоренно бьётся его сердце в груди. Прикрывает глаза. Дым, пропущенный через лёгкие, выбивается из них и клубами взвивается в воздух. Муха стоит в паре шагов от него. — Алекс. Мужчина не реагирует, погруженный в свои мысли, он не хочет от них отрываться. Не хочет, чтобы приятное чувство спокойствия в душе снова заканчивалось. — Нам нужно поговорить. Муха кивает Графу, чтобы тот шел в дом. Взгляд Алекса фокусируется на фигуре приятеля, на миг становится осмысленным, прежде чем мужчина также молча отворачивается, смотря далеко за горизонт. Он не хотел ни о чём знать, не хотел даже слушать. Муха хватает его за плечо. Разворачивая товарища к себе лицом, он крепко тряхнул его за воротник. — Что происходит, Алекс? Ты с нами ничего не обсуждаешь. Почему мои ребята должны завтра подставляться ради чего-то неизвестного? — Можете не идти. — Что ты сказал? — Можете не идти, — спокойным голосом повторяет Алекс и попутно пожимает плечами, кидая окурок далеко в снег, освобождаясь от хватки Мухи, и пряча холодные руки в карманы серой шинели. — Обнести корабль была исключительно твоя идея, к которой я добавил лишь некоторые правки. И если ты передумал.. или вдруг испугался, я не осуждаю тебя за это. — Мерзавец. — Неужели ты думал, что я навсегда останусь и буду выживать, таская из карманов часы и кошельки? Это не моя жизнь. — Раньше ты почему-то не брезговал. А что сейчас стало, а? Или мнение того подсоса тебе важнее? — Закрой рот и не впутывай сюда Матвея. — Вот мы как заговорили.. — Прекратите оба. Завтра каждый сделает свой выбор, — Чингиз, наконец подошедший к разгару диалога, встаёт как бы между мужчинами, предвещая возможную драку. — Ничто не стоит того, чтобы сейчас оскорблять друг друга. Каждый переглядывается между собой. — Можно я вставлю своё слово, — Муха переминается с ноги на ногу и достаёт из-за пояса пистолет, на вытянутой руке приставляя тот к груди Алекса. — Теперь ты расскажешь, что происходит.

***

Матвей застёгивает пуговицы на рубахе, подрагивающими пальцами затягивая пояс на брюках. Он слышит шаги, почти уверенный в том, что вернулся Алекс. Оборачивается от окна и встречается взглядами с Графом. Тот молчаливо усмехается, заваливаясь на одну из пустых кроватей прямо в одежде, смотря куда-то в потолок. — Как погуляли? — отвлеченно уточняет юноша, усаживаясь на край другой кровати, осторожно приглаживая ладонью простынь. — Да никак, думали, вы куда-то пропали, — Граф, явно плохо связывающий слова в предложения и перепивший чего-то на гуляниях, стаскивает ботинки с ног и отворачивается к стене, не настроенный на беседу. Матвей выдыхает и зарывается пальцами в собственные волосы, прочёсывает непослушные локоны, приглаживая те к макушке. Остальные наверняка тоже вернулись. Он поднимается на ноги, тихо заправляя постель и встряхивая одеяло. Обувается, наспех завязывая шнурки и накидывая на плечи тулуп, выглядывая из-за двери на улицу. Там никого не было видно. Матвей спускается вниз по покатой лестнице, чуть приостанавливаясь внизу, прежде чем обойти дом и зайти ко всем остальным. Кто-то хватает его за локоть и тянет назад. Юноша оборачивается. — Что случилось? Алекс выглядел серьёзнее некуда. Матвей моментально ощутил какое-то волнение глубоко в груди, подходя ближе к мужчине. — Я сказал им, что в моих планах было отказаться ото всей операции. Так нужно. Многое может пойти не так, если они помешают своим присутствием. Так нужно, потому что.. я оставляю их здесь, и они не знают об этом. А я не люблю долгие прощания. Матвей чуть опускает голову и медленно вздыхает. Впервые, ему, наверное, нечего было противопоставить словам Алекса. Он не знал, насколько было в правилах мужчины уходить по-английски, но если таковое существовало в его принципах, то в этой ситуации оно подходило как никогда. Лучше пусть каждый из них будет знать, что Алекс отказался от операции, чем то, что сбежал в ответственный момент, оставляя ребят на произвол судьбы. — Взять с собой практически ничего будет нельзя. Если тебе есть что положить в мешок, собирай сейчас. Я кое с кем договорился, бричка поедет в Петербург рано утром, мы зацепимся с ней. Можешь пока отдыхать, я разбужу тебя. — А ты куда? Матвей не хотел напрашиваться на компанию, если Алекс не позвал его с собой. Видимо, так снова было нужно. И он покорно даёт Алексу уйти, провожая его взглядом и не задавая лишних вопросов. — Я должен уладить пару дел пока есть последняя возможность. Юноша спит беспокойно, ему слышатся какие-то голоса и постоянные шаги. Он не может найти в себе сил даже приоткрыть глаза и взглянуть на тех, кто ходит по комнате, не может вслушаться в голоса и разобрать слова. Возможно, это всего лишь часть его короткого сна. Но этот сон продолжается будто целую ночь, заставляя ощущать непонятное беспокойство. Его толкают в плечо, несильно и долго. Матвей хочет думать, что всё это происходит во сне, а потому сильнее прижимает к себе руками тулуп, который зачем-то положил рядом с собой. Кто-то толкает его ещё раз и шепотом велит открыть глаза. Матвей дёргается и оборачивается к человеку. Хочет что-то сказать. Алекс тут же прикладывает палец к своим губам, веля молчать. Юноша заспанным взглядом осматривает комнату. За окном ещё было темно, все остальные, казалось бы, крепко спали. Матвей подаёт в руки Алекса собранный мешок и старается потише подняться с постели, зашнуровывая ботинки и тихо выходя следом за мужчиной. — Сколько время, Алекс? — тихо спрашивает Матвей, оказываясь уже на улице и закутываясь в тулуп от контрастного холода после теплой постели. — Семь утра, болтай поменьше. Бричка ждёт у продуктовой лавки. Пойдём, долго ждать не будет. Матвей спускается по лестнице и потирает заспанные глаза пальцами. Алекс торопится, и юноша сомневается, что ночью он вообще появлялся в этом доме. Он пытается нагнать старшего и тот кивает ему в сторону, куда им нужно уходить. — Ты так и не попрощался с ними? — негромко уточняет Матвей, коротко оборачиваясь в сторону дома, из которого они ушли. — Я не верю в судьбу и не буду говорить, что нас она ещё когда-то сведёт. Мы с ними на разных берегах. Залезай в бричку.