“ А я, боясь в тайне Тебя терять крайне, Моря маяк дальний, Уведи от рифов мой лайнер ”
В Петербург они прибывают, когда слабые лучи зимнего солнца уже пробиваются сквозь снежные облака, низко висящие над землей. Матвей любуется этим видом так, словно это был последний раз, когда он видел его таким. Другая страна казалась чем-то далёким, неизведанным и чужим. Матвей был убеждён, что и воздух, и небо и этот снег были в ней абсолютно другими. Алекс дремлет. Его глаза под тонкой кожей век беспокойно подрагивают, будто он видит какой-то дурной сон, но заставить его открыть глаза на всём пути не смогли даже глубокие рытвины, в которые порой попадало колесо брички. Мужчина что-то шепчет, почти беззвучно, а Матвей осторожно касается своей ладонью его холодной руки, надеясь, что сможет этим успокоить взволнованное создание и душу. Но юноша сам не знал, что сейчас происходило в его душе. Предвкушение? Отчасти, конечно же да. Но было и другое чувство, колющее его в грудь как острым ножом. Что потом, если у них ничего не получится? — Приехали, барины, — последнее слово старик-извозчик произносит не без издёвки, но давно получив нужную сумму золотых монет, всё же спускается с насиженного места и сам открывает дверку брички пока Матвей аккуратно расталкивает Алекса, заставляя открыть глаза. Мужчина шумно втягивает носом воздух и приподнимает голову, с какое-то короткое мгновение смотря пустым и тёмным взглядом сквозь Матвея, крепко сжимая своими пальцами его ладонь, буквально до побледнения чужой. Юноша не отстраняется, искренне понимая то, или хотя бы пытаясь понять, что чувствовал сейчас Алекс. Но Матвею кажется, что при таких обстоятельствах, он бы не смог сомкнуть и глаза. Алекс спускается первым, закидывая полупустой мешок на плечо и доплачивая парой монет извозчику за то, чтобы он не растрепал того, кого и куда отвёз в сегодняшнее утро. Но Матвей был уверен, что и без них старик бы и не стал этого делать, по крайней мере, потому что рассказывать уже точно было некому, а если Муха, Чингиз или Граф когда-то и выяснили бы это у него, то было бы слишком поздно. Матвей вылезает из брички следом, поправляя свою холодную, тонкую шинель, с желанием утонуть в тепле, которое она ещё хоть немного, но сохраняла. Алекс идёт куда-то вполне целенаправленно, лишь иногда сбавляя темп шагов, чтоб Матвей не отставал от него слишком далеко. — Мы идём к одному питейному заведению. Место давно загнившее, но в силу своей непопулярности пользуется спросом у моряков с кораблей. Императорцы им тоже не брезгуют, по крайней мере, девками точно. — Я думал, что нам нужно просто дождаться вечера? — Матвей ускоряет шаг, нагоняя Алекса, который сосредоточенно смотрел далеко вперед, сильно ухватывая юношу за локоть и оттаскивая назад от дороги, по которой промчался экипаж. — Как ты дожил до своих годов? — Алекс без насмешки не Алекс. Его бледные тонкие губы дрогнули в быстрой, почти нервозной усмешке, но именно от неё Матвею почему-то стало в сотню раз легче. — Мы его дождёмся, когда обезвредим двоих с императорского патруля, что будет сопровождать провизию на фрегате. Тебе не придётся этого делать, — тут же предвкушая чужой вопрос, добавляет мужчина. — Просто постоишь на стороже, всё нужно сделать быстро, тихо и чисто. — Ты не будешь их убивать, ведь так? Матвей спрашивает негромко. Он уже несколько раз слышал ответ на этот вопрос, но сейчас хотел услышать его снова. Будто это принесёт ему успокоение. — Нет, не буду. Обещаю. У меня есть кое-что получше. Алекс не убийца. Эти слова Матвей запомнил хорошо с первого раза и безоговорочно в них верил даже если бы Алекс был патологическим лгуном. Они долго идут пешком куда-то вперед по засыпанной снегом улице, Матвей раньше изредка бывал в этом районе, но мужчина вёл его так, будто карта всего Санкт-Петербурга была нарисована на подкорке его головы. И Матвей ей доверяет пока они не сворачивают в совсем узкое пространство между домами, которое трудно было назвать даже переулком, в нём едва мог протиснуться юноша, если бы не шёл боком. — Переодевайся. Зайдём как свои, лишнее внимание ни к чему. Юноша стоит по щиколотку в снегу и пытается хоть как-то притоптать его ботинками пока держит одежду Алекса в своих руках, дожидаясь пока он наспех переоденется в форму. Впервые за долгое время у Матвея не возникало вопросов о дальнейших действиях, в его голове почему-то четко представала картина о том, как они словно военные шпионы проникают на вражеский корабль и втираются в доверие ко всей команде. Теперь это было похоже на какую-то выдуманную историю из романов, о которых ему когда-то рассказывала Алиса. Алиса.. Матвею вдруг почему-то стало невероятно стыдно за то, что за все эти дни он ни разу не вспомнил о ней. Но мысленно была абсолютная уверенность, что с ней всё будет в порядке. Наверняка она уже в другой стране, где планирует свою новую жизнь. Но если смогла она, то почему не смогут они с Алексом? — Чего застыл? Раздевайся давай, — подгоняет Матвея мужчина, похлопав его по плечу и сунув в руки комплект формы. — От своей одежды избавляться необязательно, по мешкам никто смотреть не станет. В неё ещё придётся переодеться, когда прибудем в Стокгольм. Матвей тут же кивает, подчиняясь словам Алекса и на автомате избавляется от одежды, точно попутно выдернув из рубашки пару пуговиц из-за замерзших на холоде пальцев. Форма, пролежавшая в мешке, стала совсем холодной и Матвея несколько раз передёрнуло от холода, пока он пытался максимально плотно надеть на себя каждый слой формы, повязывая собственный шарф поверх шинели. Алекс смотрел на него придирчиво, но всё же кинул, пихнув всю старую одежду юноши в мешок и затянув его верёвками. Теплее нисколько не стало даже от шарфа, а мужчина долго не ждал, выходя из переулка и кидая быстрый взгляд по сторонам. Во дворе, как и ожидалось, никого не появилось. Матвей натягивал перчатки на окоченевшие пальцы рук, которые постепенно переставал чувствовать и нагнал Алекса, умчавшегося куда-то вперед. — Разрешаю тебе пропустить пару рюмок, когда зайдём, но не больше. Там такое пойло.. в общем, трезвая голова важнее твоего тепла сейчас, — коротко отрезал мужчина, плутая по дворам и переулкам, знакомым и незнакомым для Матвея, но большую часть он смотрел ровно в спину Алекса, будто боялся вдруг упустить его из виду, хоть и шел совсем рядом, не пытаясь перегнать или идти шаг в шаг. В какой-то момент их блуждания стали выглядеть так, будто они ходили по кругу и просто запутывали следы, либо дворы Петербурга выглядели столь одинаково, что всё смешалось в голове Матвея в единую кашу. Но Алекс остановился. Перед ними была лестница, уходящая куда-то вниз к подвальному помещению, на ней не было никаких опознавательных знаков, но мужчина лишь молчаливо кивнул в знак того, что они пришли туда, куда нужно. Он пошел первым без стука распахивая тяжелую деревянную дверь и пропуская Матвея вперед. В нос ударил резкий, застоявшийся запах табака и дешевого алкоголя, скорее всего, обычной водки или даже самогона. Посреди зала стояло несколько столов, за которыми сидели разного ранга и возраста мужчины. Кто-то переговаривался, рассказывая друг другу морские байки, а кто-то, сложив руки на столе, спал прямо рядом с собственным стаканом и пустой тарелкой. Алекс отмахнулся рукой в знак приветствия и этот жест был принят моментально одобрительно, кто-то сбоку уже позвал их присоединиться. — Я без самогона сегодня, на службе. Налейте парнишке стаканчик, — отрапортовал Алекс, обращаясь к пышногрудой женщине, что расхаживала по залу и пыталась выставить пьяных посетителей, засидевшихся в этом заведении. При виде молодых и более-менее свежих лиц, женщина криво улыбается, уходя за высокую барную стойку и натирая полотенцем чистый стакан, наполняя тот водкой какого-то мутного оттенка и подталкивая к краю стойки прямо в руки Матвея. Алекс же чуть перевалился вперед, спрашивая что-то совсем тихо у женщины, что не мог разобрать даже юноша, находившийся рядом. Она кивнула куда-то в сторону и усмехнулась. Алекс быстро облизнул губы и отстранился, бросая Матвею короткую фразу: — Заплатишь по счёту. Алекс неторопливым шагом уходит вверх по лестнице пока юноша провожает его взглядом, поджимая губы и перехватывая пальцами стакан с водкой. Пить её уже не хотелось, он и без того начинал согреваться в тепле. Глаза женщины насмешливо сверкнули. Ресницы у неё были длинные, да такие, что без труда можно было перехватить её внимательный взгляд. Матвей, недолго думая, опустошил стакан. Поморщился и сдержал приступ тошноты, попытавшийся отторгнуть горький алкоголь обратно на стойку. — Зови, если захочешь ещё, — отзывается женщина, уходя из-за стойки и теперь натирая полотенцем пустующие столики пока народ понемногу расходился и сменялся другим. Матвей поднимает взгляд на настенные часы, те, кажется, слегка отстают. Сверху не было слышно даже каких-то шагов, но идти следом за Алексом было нельзя. Содержимое стеклянного флакона пополам отправляется в оба стакана, стоящих на столике, следом наполняя их остатками водки из бутылки. В зале в отрубе лежат и мужчины, и женщины. Алекс осматривается и подтягивает пальцами чёрную сумку из-под дивана, раскрывая её и забирая оттуда документы и разрешения на посадку на фрегат. Это всё, что ему было нужно. Уходить нужно было быстро, пока никто не проснулся и не заметил его. Он кладёт сумку на то же место, пряча документы во внутренний карман шинели. Чьи-то руки хватают его за плечи сзади и тянут назад. — Уже уходишь? — женский голос совсем негромкий, практически ласковый, и Алекс неторопливо разворачивается, встречаясь взглядами с полураздетой девушкой. Он ненадолго замирает, отцепляя её руки от своих плеч, избегая навязчивых прикосновений. — Сигаретой поделишься? Алекс молча кивает и достаёт из пачки пару сигарет, протягивая те в руки девушке. Она усмехается, прикуривая одну их них от собственных спичек, разворачиваясь к Алексу спиной и стягивая халат с плеч, давая тому упасть на пол. Мужчина поправляет перчатки и осторожно ведет пальцами по шее девушки, крепко хватая её и закрывая рот ладонью. Она не сопротивляется пока рука на шее не начинает сжиматься сильнее. Пытается мычать и вырываться, отбивается от Алекса ногой и пытается оцарапать, пока окончательно не теряет сознание от нехватки кислорода. Он на всякий случай оглядывается, усаживая девушку в кресло так, будто она просто заснула. Все спали также крепко, как и до этого. Мужчина выходит, захлопывая за собой дверь и чуть не сталкиваясь лицом к лицу с женщиной с барной стойки. — А ты шустрый, — усмехаясь, она толкает соседнюю дверь, скрываясь в другой комнате пока Алекс через одну ступеньку спускается вниз, тут же кивая Матвею, который так и сидел за барной стойкой. Не сговариваясь, они оба пошли в сторону выхода, напоследок кинув на стойку лишь пару монет. — Что там произошло, Алекс? Теперь им некуда было торопиться. Пережидать оставшиеся часы в питейной было бы глупой подставой, а потому Алекс предложил напоследок по пути заглянуть в какое-нибудь кофейное заведение подальше от центра и поближе к месту их отбытия из Санкт-Петербурга. Разумеется, из богатых кофеен выбирать не стоило, а в них у Матвея был богатый опыт.. Правда в развозке выпечки в разные уголки города, а не в посиделках в лучших его заведениях. — Я просто сделал то, что делал всегда. Достал нам выигрышные билеты в один конец. Об остальном Алекс умолчал, а Матвею хватило и этого ответа. Теперь они молчали оба, каждый обдумывая какие-то свои собственные мысли, теряясь в их хитросплетениях и каждый раз упираясь в тупик неизбежного. Из этого лабиринта больше не было входа и выхода, с момента, как они оба в него попали, больше ничего не оставалось кроме как напрямки перелезать через заборы этого лабиринта. Больше никто из них не боялся. Кофейное заведение, находившееся недалеко от набережной обводного канала, было не столь популярным, но маленьким, уютным и чистым. Матвею оно было знакомым, в прошлом он не раз проходил мимо, смотрел как менялись вывески: аптека, парфюмерная лавка, салон с платьями. Ни один из них так и не стал известным для жителей парадного Петербурга, а у простых людей попросту не было денег для покупки товаров в этих лавках. Витрины кофейни были слегка мутными, испачканными снегом и пыльными подтёками, но стоило зайти внутрь, как приятный аромат хлебной выпечки, сладостей и чая тут же окутал обоняние. Матвей даже слегка натянул улыбку, взглянув на Алекса, который лишь слегка пожал плечами и кивнул юноше в сторону стеклянной витрины, а сам расположился за пустым столиком подальше от входа. Матвей позвонил в маленький колокольчик. Невысокого роста мужчина в плотном телосложении вышел из-за двери и почтительно улыбнулся, завязывая белый фартук поперек своего торса. — Чего желаете, господа? У юноши разбегались глаза. Он жадно рассматривал каждую витрину. Раньше ему изредка удавалось урвать что-то с кухни кондитерской, где он работал, чаще всего это были остатки от нераспроданной продукции, которую некуда больше было девать. Несмотря на то, что они собрали с собой практически все деньги, оставшиеся у них, Матвей не хотел тратить всё, когда они даже не уехали из страны, а потому он скромно попросил пару пирожных и чай на две чашки. Мужчина принял деньги и протянул юноше на блюдцах два муссовых пирожных с орехами, говоря, что чай принесёт к столику сам. Алекс внимательно следил за Матвеем, удивляясь его внутреннему ребёнку, который раскрывался в таких неочевидных и неожиданных вещах, как пирожные из кондитерской или радость от покупки новых перчаток. Он садится напротив и ставит напротив Алекса блюдце, коротко улыбнувшись, будто случайно. Мужчина неуверенно берет ложечку и отламывает сразу половину пирожного, отправляя его в рот, практически не смакуя вкус, как это делал Матвей. — Пересидим здесь недолго, можешь заказать что-то ещё, если хочешь. — Не хочу тратить много денег, — комментирует юноша, тут же замолкая, когда к ним подходит работник кофейни с маленьким чайником и двумя чашками. Он молча самостоятельно наполняет их и откланиваясь уходит обратно за прилавок. Снова повисает какая-то неловкая, напряжённая тишина. Матвей ложечкой осторожно снимает верхушку пирожного, а свободную ладонь греет на чашке с чаем. Покусывает губу, уже кажется, до крови. Алекс поднимает взгляд, и юноша тут же перестаёт на него смотреть, делая глоток горячего чая. — Деньги ещё будут, много, ты столько никогда в руки и не получал, — усмехаясь, мужчина вдруг оборачивается и улыбается шире работнику за прилавком, махнув тому рукой. — Ещё пару таких, пожалуйста!***
Что-то холодело глубоко внутри, когда они приближались всё ближе к морскому каналу. И то было не от гулкого пронизывающего ветра и не от начинающегося снегопада. Юноша переминался с ноги на ногу, дожидаясь Алекса, который оставил его на улицу, а сам сказал, что ему нужно отлучиться на несколько минут. Матвей оглядывается по разные стороны и полной грудью вдыхает морозный воздух, даже закашливаясь от его холода, будто сковавшего лёгкие. Вздрагивает всем телом и слышит торопливые шаги за спиной, Алекс выглядит расслабленным, даже непринуждённо улыбается самым уголком губ, отмахиваясь юноше рукой и призывая идти за собой. Уточнять, куда именно уходил мужчина, Матвей не стал, его собственную голову сейчас будто бы полностью опустошили, он пустым взглядом смотрел куда-то вперед, стискивая пальцами веревки мешка, в который крепко-накрепко вцепился с самого момента их отъезда, словно в нём лежало что-то ценнейшее. В этот раз он даже не старается ни о чём не думать, мысли добровольно отступают на задний план, оставляя пространство для свободы и чисто физического желания упасть спиной в снег, смотря на чистое, светлое небо над Петербургом. Алекс бросает короткие взгляды на Матвея, словно убеждается, что юноша всё ещё шагает рядом. Закуривает. Наслаждается сигаретным дымом, даже на какой-то короткий миг прикрывает глаза, вдыхая вместе с ним воздух этого города. Будет ли он по нему скучать? Наверное, когда-нибудь он вспомнит все светлые моменты, связанные с его прошлым и с этим местом. Будет ли он надеяться на будущее этой страны? Наверное, уже никогда. Впереди виднеется порт, а если присмотреться получше, то видно, как рабочие начинают погружать на фрегат тяжелые деревянные ящики с провизией под присмотром парочки патрульных. Алекс останавливается. Поворачивается спиной ко всему этому и смотрит назад, смотрит на тот путь, который пришлось преодолеть ему самому. Запрокидывает голову и выдыхает дым в воздух. Ощущает прикосновение к своей руке и не глядя сжимает пальцы Матвея, тронувшие его ладонь. — Идём? — негромко спрашивает юноша и поднимает взгляд на мужчину, наконец встречаясь с ним взглядами. Алекс молча кивает и отпускает чужую руку, пряча ладони в карманы шинели, уверенно направляясь в сторону шумной пристани, к которой постепенно подтягивались другие патрульные, что будут сопровождать провизию на корабле. Они оба приостанавливаются вблизи, пропуская вперед одних из членов команды, следя за тем, что предъявляют они для пропуска на борт. На секунду у Матвея щемит сердце, что всё может провалиться прямо сейчас, если у них не будет чего-то необходимого. Патрульный внимательно изучает карточки, ставит на них штамп и пропускает в сторону фрегата, подзывая к себе рукой и Алекса с Матвеем. Алекс уверенно идёт первым, расслабленно переговариваясь о чём-то с начальником патруля, невзначай напоминая о том, что сменщики так перебрали в минувший вечер, что начальству пришлось отзывать их из отпускного дня. Мужчина с усмешкой понимающе кивает, покручивая в руке карточку то с одной, то, с другой стороны, наконец ставя на ней печать и позволяя тем самым Алексу взойти на борт фрегата. Матвей подходит следом и прячет подрагивающие ладони в карманах шинели, не комментируя шутку одного из патрульных о морской болезни. Внимательно изучив карточку Алекса, на пропуск Матвея он уже не обращает такого пристального внимания и практически не рассматривая оставляет печать. — Хорошей глубины под килем. Забирая свою карточку, Матвей обращает быстрый взгляд на Алекса, который со спокойным выражением лица кивает и спускается к пристани, попутно здороваясь с кем-то так, будто знал их как минимум несколько лет, а юноше оставалось лишь поддерживающе кивать то одному, то другому пока они не подошли к трапу, показывая и там поставленные и карточках пропускные штампы. — Не видели вас раньше. Впервые выходите в море? — один из мужчин, находящийся на борту, вызвавшийся стать негласным сопровождающим Алекса и Матвея, спускаясь вместе с ними в кубрик, где уже раскладывали все свои вещи остальные. — Впервые на императорском корабле. Был опыт службы на флоте. — Не сложнее, чем плавать в нейтральных водах. Оставляйте вещи на свободных койках пока никто не занял. Кажется, узнав о том, что новоприбывшие уже не такие уж и новички, мужчине стало не так интересно расспрашивать их о чём-то, а потому он попросту переключился на старых знакомых, принявшись рассказывать им какую-то байку. Алекс быстро скользит ладонью в карман шинели, выуживая за цепочку карманные часы и сверяясь со временем. Как только поднимется трап, их путь на сушу будет перекрыт. Матвей же укладывает мешок на одну из коек, тем самым застолбив её под своё пользование и вопросительно смотрит на мужчину, стоящего рядом с ним. Он убирает часы. Кидая на верхнюю полку, располагавшуюся прямо над койкой юноши, вторую шинель, Алекс выходит из кубрика, услышав громкие голоса со стороны палубы. — Это последние? — кричит мужик с борта, смотря как на нижнюю палубу грузового трюма спускают ящики и бочки, отмеченные флагами Российской Империи. — Последние два ящика.. — что-то отмечает в бумагах второй мужик, склоняясь вниз над люком и проверяя, чтобы рабочие вдруг ничего не стащили из ящиков, несмотря на то, что те и без того были намертво забиты гвоздями. — Ещё сорок мешков перетаскать и закатить оставшиеся бочки. — Может для скорости уже эти тоже подключатся? — мужичок, поправляющий красными холодными руками тулуп, многозначительно кивает в сторону кубрика. — Отставить разговоры, заканчивайте, — отзывается второй и чинопочитательно откланивается в сторону Алекса. Всё на борту погрузилось в какофонию звуков. Один за другим сновали по палубе, скидывая остатки провизии в грузовые трюмы. Патрульные перебежками спускались “на сушу” и снова возвращались в кубрик, прихватывая с собой что-то из купленного в ближайшей лавке у морского порта. Рабочие спускались на пристань, отчитываясь начальнику о количестве погруженной провизии пока остальные члены корабельной команды отмечались о своём присутствии на пропускном контроле. По трапу, прижимая к груди что-то похожее на два небольших деревянных ящичка, поднимался сам рулевой и несколько членов его команды в малом составе. Видимо, перевозка провизии была столь рутинным делом, что в плавание отправляли самое большое - двенадцать человек не считая капитана. Зашевелились и заговорили вдруг все вокруг. Из кубрика начали выходить патрульные, проверяя крепость задраенных люков. Матвей стоял чуть поодаль, с какой-то вымученной улыбкой принимая из рук одного из парней фляжку с чем-то горячительным внутри. Сейчас он был действительно не против сделать пару глотков, в чём себе и не отказывает. Горло обожгло, но вместе с тем по телу разлилось приятное тепло. Юноша вернул фляжку. — Отец из Бессарабии привёз лично. Это коньяк, вещь ещё получше водки будет, во, — парень широко улыбается, явно вдохновлённым обладанием этого напитка, да и сам отхлебывает несколько глотков, расслабленно облокачиваясь о стенку и наблюдая за тем, как за веревки оттаскивают деревянный трап. — Отправляться скоро будут. — Уже? — почему-то вдруг взволнованно спрашивает Матвей, оглядываясь по сторонам в поисках Алекса, но тот в очередной раз будто провалился сквозь землю, хотя ещё несколько минут стоял у него на виду. На всякий случай юноша начал присматриваться к людям на пристани, но там не было никого кроме рабочих. Медленно вздохнул, стараясь успокоить сбившееся дыхание. — Боишься? Или кто уже сказки про пиратов понарассказывал? Нет их в наших водах, мирное время же.. Эй, ты куда? — разочарованно выкрикивает парень, провожая взглядом сорвавшегося с места Матвея. Он осматривает каждого человека, сновавшего то в одну, то в другую сторону по борту, пытаясь увидеть в них Алекса, но того действительно нигде не было. На нижней палубе что-то затрещало и зашумело, да так, что перекрывало своим гулом голоса остальных. Матвей ощутил, как его охватывала паника. Он вцепился побелевшими пальцами в деревянный борт, смотря вниз на причал, где уже не осталось почти ни одного человека, все расходились по своим постам, готовясь к отплытию фрегата. — Ни пуха ни пера! — донесся чей-то крик с причала, утонувший в гудках фрегата и в звоне старого корабельного колокола, как очередная дань памяти. — К чёрту, — негромкий голос отозвался совсем рядом с Матвеем и он развернулся так резко, что чуть не соскользнул с металлического бортика, на который встал ногами. Алекс схватил юношу за шинель и поддержал под локоть, не давая упасть. Лицо Матвея было мертвецки бледного цвета, казалось, будто ещё пару секунд и он свалится без сознания прямо тут. Мужчина на всякий случай сжал руку крепче. — Первые часы в море будет сильно укачивать, лучше останься в кубрике и никуда не выходи, я тебя искал, а тебя нигде не было. — А я искал тебя, — тут же отзывается Матвей, шумно втянув носом воздух, спускаясь на более устойчивую конструкцию борта, слезая с бортика, вцепившись Алексу в руку. — У нас получилось, — совсем тихо говорит Алекс в ответ и улыбается самыми уголками губ, смотря на медленно удаляющуюся из поля зрения пристань морского порта. Кто-то издалека уже звал их выпить за успешное отплытие. В голове снова тысяча мыслей и миллион эмоций. Всё маленькое и забитое, что было внутри грудной клетки, там, где принято считать, прячется душа, готово было вырваться наружу и улететь далеко в пустоту, искрясь и взрываясь, как взрывается в ночном небе фейерверк. Уже не казалось, что каждая из этих эмоций-искринок была абсолютно счастливой. Не наполнена тоской, грустью, волнением и переживаниями. Впереди их ждёт новый мир, наполненный сотней новых поворотов судьбы, как белых, так и чёрных, ведь даже новый мир не может быть до конца идеальным. Однажды, эффект бабочки, связавший их души невидимыми нитями, обязательно сработает снова, возвратившись за старым должком. Иначе быть попросту не могло. У судьбы слишком хорошая память. Матвей кутается в тулуп, накинутый поверх холодной шинели. Смотрит в чёрное пространство перед собой, пытаясь взглянуть куда-то за горизонт. Огней города уже давно не было видно. Прощай, мой город. Прощай, Санкт-Петербург. Тоски больше не было и так сложилось отнюдь не от количества выпитого коньяка и водки. Он не чувствовал, как слезы скатывались по его замерзшим щекам, застилая глаза мутной пеленой, отчего ресницы покрывались инеем. Он не чувствовал ничего, смотря на пустой горизонт. — Мы ждем с томленьем упованья минуты вольности святой, как ждет любовник молодой минуты верного свиданья, — четко и спокойно произносит Алекс, оставаясь стоять за спиной Матвея, долго не решаясь нарушить его спокойствие, будто не находится, что сказать теперь. — Ты знаешь стихи? — как-то отрешенно спрашивает юноша, разворачиваясь лицом в мужчине, забирая сигарету прямо из его пальцев, затягиваясь горьким дымом. — Хочешь послушать? — Безумно. Не хочу о власти, хочу о любви. — В моей голове таковых не находится. — Напиши свои. Матвей смотрит на него своими огромными светлыми глазами, опухшими и красными от слёз и холода. Алекс медленно вздыхает. — Впереди долгий путь, я расскажу тебе ещё сотни стихов, а потом прочитаю и тысячи книг. — Впереди тысячи дней, а не книг, Алекс, — с какой-то горькой усмешкой произносит юноша, тяжело сглатывая солёные слёзы, вытирая те тыльной стороной ладони. — Тысячи наших дней. Мужчина берёт его руку в свою, крепко сжимает тонкие холодные пальцы. Первая поданая рука. Первая отпущенная ладонь. Прикосновение этих рук с первого раза и навсегда будет их эффектом бабочки.