Перси Уизли всегда шли экстравагантные наряды, однако фартук в мелкую ромашку на его бедрах — это уже слишком.
— Я приготовил для тебя куриный бульон по рецепту Молли, — он суетился на ее кухне, постоянно посылая Панси за дополнительными ингредиентами, на что та фыркала, но поручения все же исполняла.
Гермионе казалось, что Перси собирался накрыть чертов банкет на двенадцать персон, а иначе зачем еще ему столько продуктов? Он ведь готовил куриный бульон, который, как следует из названия, состоял из курицы и воды. Необъяснимо.
— Ты должна поесть, — повторил он, и Гермионе пришлось приоткрыть один глаз, слегка прищурившись от яркого света, настойчиво пробивающегося сквозь плотно задернутые шторы.
— Мгмх… — ответила она и снова зажмурилась.
Сегодня был последний день ее законных новогодних каникул, которых она ждала с нетерпением каждый год. Седьмое января. Однако эти выходные прошли вовсе не так, как хотелось бы.
Гермиона провела на вершине некогда самого любимого строения в Европе (теперь уже нет) около двух часов, прежде чем ее вызволили.
Ветер и снег на такой высоте пробирали до костей, а босые ноги и тонкое, порванное в некоторых местах платье не делали ситуацию лучше.
Ей была недоступна аппарация, так как она не могла представить в мельчайших подробностях ни одного места во Франции, кроме, пожалуй, ворот гребаного французского мэнора Малфоев, который она запомнит теперь на всю свою жизнь.
Перемещаться сразу в Лондон было бы еще более глупым и необдуманным поступком с ее стороны. Она была не в том состоянии — это раз. Она никогда не пробовала такого раньше — это два. Она не хотела расщепиться на мелкие лоскуты и дрейфовать вечно где-то в водах Ла-Манша — последний контрольный аргумент.
Согревающие чары срабатывали только вначале, постепенно Гермиона стала терять концентрацию от холода, усталости и подавленного внутреннего состояния. Скорее всего, патронус, отправленный Гарри около сорока минут назад, еще не достиг адресата. По мере того, как слабело ее волшебство, пальцы деревенели и отказывались слушаться, а изо рта начали вылетать клубы пара, будто она карликовый дракон.
Да, можно было бы спуститься вниз, но у входа сновали десятки полицейских и маггловских охранников, которые вылавливали всех нарушителей порядка, слегка перебравших в канун праздника.
Насколько она помнила, с Эйфелевой башни был только один выход и нужно вскрыть около десятка замков, чтобы пробраться к нему с самой верхушки.
Охранники совершенно точно заподозрили бы что-то не то, а она не желала провести остаток и без того отвратительного Нового года в полиции, объясняя местным жандармам, как полуголая подданная Великобритании оказалась на вершине гребаной башни без денег, документов и с признаками сумасшествия на лице.
А список бланков и объяснительных о причинах нарушения невыразимцем Международного Статута Секретности она вообще боялась представлять. Ее бы похоронили в отчетах и заседаниях до конца февраля, если бы, конечно, не уволили.
Метла, теплая одежда, банальный шарф… Какие только идеи трансфигурации не приходили в ее голову за это время. Проблема состояла в том, что верхняя площадка Эйфелевой башни была девственно чиста, а отрывать части конструкции сооружения, которое являлось народным достоянием целой страны, чтобы наколдовать себе шапку, ей не позволило воспитание.
По истечении полутора часов Гермиона уже не была настолько уверена в собственных принципах.
Да и кому они будут нужны, если ее обледеневший труп найдут к утру китайские туристы (почему-то ей представлялись именно они).
Гарри все не отвечал, и она, если честно, вообще не была уверена, получил ли он ее сообщение.
Она была, мягко говоря, немного не радостной, когда вызывала свою выдру, заставляя ее мчаться через две страны.
И вот, когда надежд на друга и чудесное спасение уже не оставалось, когда она посчитала бы за счастье провести ночь в тесной камере рядом с бездомными и маргиналами, вдалеке появилось серебристое свечение, приобретающее очертания статного оленя.
— Гермиона, я только что получил твое сообщение, я поднял на уши весь аврорат. — Она вывела дрожащей синей рукой руну, слушая нервное торопливое послание Гарри, пытаясь не сильно стучать зубами, чтобы не пропустить ничего важного. — Сообщения доходят до другой страны с некоторой задержкой, и я не знаю, сколько времени назад ты это отправляла, но портключ будет готов с минуты на минуту, я уже иду за тобой, потерпи немного.
— Спас-сибо, — прошептала Гермиона и крепко зажмурила глаза. Слезы обжигали заледеневшие щеки, она не могла позволить себе тратить последние силы на неразумный плач.
В ее жизни и раньше случались предательства, и делали это в основном те, от кого меньше всего ждешь, но у нее еще остались друзья, которые не бросят ее, вытащат даже из самой глубокой зад… проблемы.
А Малфой… что он? В школе Драко был избалованным богатым мальчиком, и любовь его была безгранична. Любовь к самому себе.
Он всегда получал то, что хотел, а когда желаемое ему надоедало — попросту ломал и выбрасывал.
Гермиона оказалась очередной сломанной куклой, к которой потеряли интерес. И нельзя сказать, что этот новый опыт ее сильно вдохновил.
— Гермиона? — снизу послышался взволнованный крик Гарри. — Гермиона, ты здесь?
— Гарри, сюда! Сюда, пожалуйста, — она вцепилась онемевшими пальцами в прутья решетки, на которой висел большой амбарный замок.
Гермиона слышала тяжелое дыхание друга, его быстрые шаги, приближающиеся с нижнего уровня, и треск заклинаний, когда он взрывал все попавшиеся на пути ограждения и заслоны.
— Отойди, — крикнул он и направил палочку на железные прутья.
Гермиона моментально оказалась на дальнем конце площадки и прикрыла голову руками, хлопок вышел совсем небольшим, больше похожим на звук детской петарды, а после Гарри налетел на нее, заключая в объятия и укрывая своим пиджаком.
Похоже, она испортила Новый год не только себе.
— Ты готова? На счет «три», — он протянул ей небольшой предмет, завернутый в платок, и, закончив считать, скинул ткань со стеклянного шара, зачарованного под портключ, который доставил их прямиком к ней домой.
Не нашлось бы столько слов, чтобы выразить всю ее благодарность и признательность. За то, что забрал ее. За то, что спас. За то, что не стал расспрашивать…
— Что случилось, Гермиона? — а, нет, с последним она явно погорячилась. — Как это произошло? — заорал он, когда она тяжело опустилась на свой уютный диван, кутая ноги в плед.
— Давай не сейчас…
— Не сейчас? Не сейчас?! — он визжал, временами переходя на ультразвук.
Гермиона прекрасно понимала, что человек, который сорвался в самый разгар праздника в другую страну, чтобы спасти ее тщедушное, окоченевшее тельце, достоин хоть каких-то разъяснений, но, Мерлин, как же она устала за этот бесконечный Новый год.
— Я... дело в том... понимаешь… — она пыталась подобрать нужную формулировку, чтобы описать весь масштаб катастрофы, учиненной Драко Малфоем с ее личной жизнью, с ее самооценкой и с ее моральными принципами, но дело не шло. К горлу подступил удушливый ком. — Меня сейчас стошнит, — выпалила она и опрометью кинулась к кухонной раковине.
Спустя несколько минут, десяток неловких звуков и пару попыток взять себя в руки она обернулась к растерянному, побледневшему Поттеру.
Она не помнила себя в таком состоянии с… Пожалуй, никогда еще она не была в таком состоянии.
Воспоминания этого вечера заставляли щеки гореть, во рту оставался неприятный привкус желчи.
Как она, правильная до мозга костей девочка, которая всегда и во всем была отличницей, могла признаться своему лучшему другу в том, что…
— Я настоящая шлюха, — выпалила она на одном дыхании, а после снова обнялась с раковиной.
Рвотные позывы смешивались со сдавленными рыданиями и всхлипами. Запоздало пришло понимание, что Гарри стоял позади нее, наблюдал всю эту отвратительную картину, держал ее растрепанные волосы одной рукой, второй успокаивающе поглаживая спину.
— Что ты такое говоришь, Гермиона? — тихо шептал он, пока сама она тяжело оседала на пол, поджимая под себя колени. Ледяные брызги воды смешивались со слезами, тушь растекалась грязными кляксами по щекам, спускаясь к шее. — Что у вас произошло?
Она вспоминала ночное море Лазурного берега и яростно терла глаза.
— Я лгунья и предательница, — всхлипывала Гермиона. Ей было так жаль себя в этот момент, хотя лучше бы она подумала об Энтони, который писал ей письма все это время, наверняка скучал, считал часы до встречи, а она... она просто… — Мы переспали, Гарри, — тихо говорила она, втайне надеясь, что лучший друг все-таки не услышит. — Я и Малфой, — добавила, когда Поттер вскинул бровь, устроившись на коленях рядом с ней.
— Он настолько плох? — пытался шутить, хотел поддержать, но Гермиону будто пробило от пронзительности его глаз, ясно-голубых, таких родных, таких заботливых и оберегающих.
— Он сказал, что я ему нравлюсь, что он давно испытывает ко мне симпатию. — Поттер кивнул, будто даже не удивлен новостью, она разберется с этим позже. — Все произошло так... я даже не могу сказать, и, ты ведь знаешь, на меня это не похоже… — она все еще пыталась оправдаться, когда понимала, что это вовсе ни к чему. Ей незачем было притворяться перед одним из самых близких людей, она могла сказать ему правду, какой бы горькой она ни была, а заодно и признаться в этом самой себе.
— Последние две недели между нами что-то происходило, — начала она свой правдивый рассказ, сделав перед этим глубокий вдох. — Сначала это были просто разговоры, шутки, взаимные подколки, — она понимала, что нужно будет озвучить всю правду, то есть вообще всю, поэтому нервно теребила подол юбки, гипнотизируя увлекательные плитки кафеля на полу, лишь бы не встречаться взглядом с Поттером. — Все изменилось в ту ночь, когда мы остались у моих родителей. Я поцеловала его, а может быть, он меня. Это не имеет большого значения, на самом деле. С тех пор я начала к нему присматриваться, делать пометки в голове, сравнивать его с Энтони. Так или иначе Малфой всегда выходил победителем. Не знаю, как смогла потерять голову настолько быстро.
Гермиона плотно закрыла глаза, потому что дальше следовала самая постыдная для нее часть истории. То, что она хотела бы забыть навсегда, но будет помнить до конца своих дней. Она ведь ему обещала. Смешно.
Гарри положил ладонь ей на предплечье, начал гладить, молча ждал, не торопя ее и не призывая продолжать. Этим он всегда отличался от Рона. Тактичный, понимающий.
— Этим вечером многое произошло, и он всегда был рядом. Поддерживал, защищал, заботился даже, — она грустно улыбнулась, вспоминая инцидент с Пьером. — Мы оказались на пляже незадолго до полуночи, и у нас завязался разговор. Он говорил, что я ему нравлюсь, что он ездил за украшениями в Россию, потому что увидел их год назад и подумал обо мне, понимаешь, Гарри? — она обернулась и с надеждой всмотрелась в глаза друга. Вряд ли он когда-нибудь испытает подобный трепет, если какой-то мужчина преподнесет ему ювелирное украшение, но он все же согласно кивнул, и она продолжила: — Дело не в бриллиантах, разумеется, а в самих поступках… Он выглядел таким искренним в тот момент, он уже начинал мне нравиться и без того, но его последнее признание буквально отключило голову, я не сдержалась.
Гермиона закусила губу, замолчав на несколько минут. Как ни крути, эти воспоминания отдавались теплом в ее сердце, несмотря на последующие события, она до сих пор не верила, что кто-то мог так искусно лгать, но у Драко был хороший учитель.
— Что произошло потом, Гермиона? — мягко надавил Гарри, когда она почти полностью ушла в прострацию.
— Потом мы пошли смотреть салют, — просто пожала плечами она. Странно, но конец истории давался ей намного легче, будто она была готова к оскорблениям Люциуса, но так и не смогла смириться с ее внезапной симпатией к Драко. — Он отлучился за шампанским на пару минут, и ко мне подошел Люциус. Он говорил мерзкие вещи, впрочем, как и всегда. Говорил, что я слишком быстро раздвинула ноги перед его сыном, отработала платье и украшения, не буквально, конечно, но смысл я уловила.
— Послушай, Люциус никогда не отличался толерантностью, но это не значит…
— Он помолвлен, Гарри, — оборвала его Гермиона, повысив голос. — У Малфоя, черт его дери, свадьба с Дафной Гринграсс в этом июне.
Если Поттер был в курсе многого, о чем сама Гермиона даже не догадывалась, то эта информация явно ударила ему под дых.
— Ты разговаривала с Малфоем? Он сказал, что это правда? — он все еще пытался найти лазейки, чтобы выгородить Драко. Гермиона понимала, ведь они друзья.
— Да, то есть не совсем, но все и так ясно. Я уже собиралась аппарировать, когда увидела его. Он бежал, пытался остановить, и я спросила, действительно ли он помолвлен, — Гермиона крепко сжала ткань платья, чтобы вновь не разрыдаться, как самая последняя дура. — Он сказал, что может объяснить, — продолжила она. — По-моему, тут все очевидно.
— Гермиона… — она слышала в голосе друга столько сожаления, столько чувства вины, что ей хотелось кричать.
Во всем виновата она сама. Она и только она.
В том, что снова слепо доверилась человеку, которому нельзя было доверять никогда в жизни. В том, что пошла на поводу у своих низменных желаний. В том, что предала Энтони. В том, что самая умная ведьма оказалась непроходимой идиоткой.
— Не надо, — качнула головой она и положила ладонь на плечо Гарри. — Мне не станет легче, если ты будешь винить себя, здесь нет…
— Я люблю тебя, Гермиона, ты знаешь, — сказал он решительно, даже агрессивно, и она попыталась подавить улыбку. — Я разберусь с этим.
Она уже хотела сказать, что ни с чем разбираться не нужно, что он не должен, но друг с хлопком исчез в облаке аппарации, оставляя ее на полу собственного дома.
Гермиона сидела так еще около часа, прижимая колени к груди, жалко всхлипывая.
Ее детская наивность никогда до добра не доводила.
— Грейнджер, ты что, уснула? — над ухом послышался высокий голос Панси.
— Я... нет, просто задумалась, — попытки сесть не увенчиваются особенным успехом. После той ночи на Эйфелевой башне у нее началось воспаление легких. Оно было настолько сильным, что мадам Помфри, скорее всего, рвала бы на себе волосы и кляла ее за неосмотрительность.
Зелья помогали. Они ставили на ноги куда быстрее обычных маггловских лекарств, но не все в этом мире решалось простым взмахом волшебной палочки. На восстановление уйдет еще несколько дней.
— Послушай, — начала Паркинсон профессорским тоном, — я знаю, что тебе хреново, но нужно съесть хоть что-нибудь. Ты не можешь просто литрами глотать зелья. И как все это произошло, ума не приложу…
Панси поправила подушки за ее спиной и помогла сесть, пока Перси осторожно нес на вытянутых руках в смешных прихватках огромную тарелку с бульоном.
Он пах очень вкусно, просто божественно, но, кажется, ее организм утратил способность усваивать хоть что-то с того самого момента, как ее вывернуло на собственной кухне.
Она старалась свести все встречи к минимуму. Вести светские беседы или дружески сплетничать не было решительно никакого желания, и это получалось с завидным успехом все семь дней, пока Панси и Перси не вломились сегодня утром на порог ее дома и не потребовали объяснений.
Она не рассказала им о произошедшем на балу, ссылаясь на недомогание и головную боль, с нее хватит унижений. Конечно, они в любом случае рано или поздно узнают об этом. Скорее рано, во время следующей посиделки в «Совином глазу» с непозволительным количеством вина в расчете на одного человека.
Но сейчас Гермиона не имела моральных сил проговаривать эту историю вслух, снова погружаться в тот новогодний вечер во Франции, испытывать те боль и унижение, а ужасное настроение и свое вечное брюзжание она с легкостью скинула на воспаление легких. Очень удобно, на самом деле.
— Почему ты не сказала раньше, — не прекращал причитать Перси. — Мы ведь твои друзья. Настойки моей мамы поставили бы тебя на ноги за считанные дни.
— Я не хотела, чтобы вы заболели и…
— Мне очень не нравится, когда ты намеренно тупишь, — строгий голос Панси заставил ее замереть, так и не донеся ложку с горячим бульоном до рта. — Ты прекрасно знаешь, что воспаление легких не заразно, так в чем же дело?
— Панси, может, не надо… — опасливо начал Уизли.
— Нет, Перси, — резко оборвала его Паркинсон и вскочила с кресла. — Мы переживали за тебя, мы места себе не находили, пока ты заперлась в этих своих четырех стенах, — она сокрушенно обвела руками гостиную Гермионы и поморщилась, будто такое количество книг могло оскорбить ее чувство прекрасного. — Что произошло, Грейнджер? Какого черта Поттер снимал тебя с башни и почему…
— Откуда ты знаешь? — тихо произнесла Гермиона и прищурилась. Панси и Гарри не могли встретиться в Министерстве — сейчас праздники.
— Я... ну я слышала кое-что, на работе… — начала неразборчиво лепетать Панси.
— Сейчас выходные, — настороженно перебила ее Гермиона и изогнула бровь.
— Знаешь что?! — Паркинсон откинула свои блестящие черные волосы назад и вздернула нос. — Я беру свои слова назад, мне очень нравилось, когда ты тупила, — надула губы Панси, словно ребенок, которого поймали за руку. — Ничего не собираюсь говорить. Точка.
— Вы... вы что… Ты и Гарри, вы были вместе? — внезапное осознание знатно треснуло по голове. — О господи, Панси, я не знала, что... я не думала, — начала оправдываться Гермиона и виновато закусила губу.
Плюс один человек в ее списке Гринча-похитителя-Рождества.
— Хотя бы тебе я не испортила праздник, Перси, — Гермиона плотно сжала губы и опустила голову, увлеченно перебирая пальцами бахрому на своем стареньком пледе. Если где-то раздают номинации на звание самого хренового друга — она заберет гран-при.
— Хватит нести чушь, Грейнджер, — ответила Паркинсон, когда Уизли уже было открыл рот. — Как бы странно это ни звучало — мы друзья, — она указала пальцем на себя, Перси и Гермиону. — Не знаю, как у вас, гриффиндорцев, но мы своих не бросаем.
— Не говори за всех, Панси, — печально вздохнул Перси. — Похоже, один белобрысый слизеринец все-таки бросил нашу Гермиону на произвол судьбы. Да еще как, Мерлин! — он схватился за голову руками в прихватках, показывая весь масштаб катастрофы.
— Гермиона, — Панси села на пол возле ее ног и заглянула в глаза. Когда Паркинсон называла ее по имени, это означало только одно — случилось что-то страшное, либо оно должно случиться, либо происходит в настоящий момент. Грейнджер заерзала на месте. — В новогоднюю ночь, когда Поттер… — она замялась, прекрасно понимая, что вскоре ей придется рассказать им в мельчайших подробностях, с каких это пор Гарри-ты-меня-всегда-раздражал-Поттер проводит с ней праздники. — В общем, когда он вернулся… Я не помню, чтобы когда-либо видела его таким злым. Он ничего мне не объяснял, только ходил по номеру, размахивал руками и орал. —
По номеру? Она сказала по номеру?! — А потом он отправил Драко сообщение, и тот примчался буквально через десять минут, — она закусила губу, будто озвученное дальше совсем не понравится Гермионе. Почему-то она в этом даже не сомневалась.
— Что было дальше, Панси? — Грейнджер практически не дышала. Перси был изумлен не меньше, хотя в своем фартуке и прихватках выглядел довольно бестолково.
— Мне не удалось расслышать, что спросил Поттер, но после Драко кивнул и… — ей хотелось отвесить смачный подзатыльник Паркинсон за ее театральные паузы. — Они подрались.
— Что?! — в один голос вскрикнули Перси и Гермиона.
— Мерлин, не орите вы так, — огрызнулась Панси. — Они вывалились из номера и разгромили половину гостиницы, клянусь Салазаром, я никогда не видела, чтобы кто-то так дрался.
— Господи, — у Гермионы похолодели руки.
А она все гадала, почему Драко так и не пришел к ней, не дал знать о себе ни разу за эти семь дней. Не то чтобы она ждала его, вовсе нет, да и объяснения свои он мог с легкостью засунуть себе в ж… кобуру для палочки. Но, черт возьми, всю эту долгую неделю она с каждым днем все больше уверялась в словах Люциуса.
— С ними все в порядке? Вот почему М… Гарри не приходил? — она чуть было не проговорилась, но в глубине души понадеялась, что друзья спишут заминку в ее речи на заторможенность от лекарственных зелий. — Они что, в Мунго? Насколько все серьезно?
Гермиона уже начала скидывать плед. Первая попытка встать закончилась оглушительным провалом.
Вдруг Гарри сильно ранен? Вдруг ему нужна была помощь, пока она все это время отлеживалась в своей квартире, будто в норе, не показывая носа. В конце концов, от воспаления легких еще никто не умирал, а она уже съела три ложки супа, она полна сил.
— Эй, притормози, народная героиня, — Панси ухмыльнулась уголком губ и усадила ее обратно на диван. — Они не в Мунго, к тому моменту, как у них обоих были разбиты лица, но еще не задеты жизненно важные органы, появился патронус Робардса. Они еще не вернулись с задания.
— Но ведь прошла неделя, обычно это занимает два-три дня, не больше, — рассеянно проговорила Гермиона.
Она волновалась за Гарри, только за него.
— Целы твои рыцари в сияющих доспехах, не переживай, — фыркнула Паркинсон. — Должны вернуться со дня на день.
Все трое обернулись, когда в окно постучала коричневая сипуха. Гермиона напряглась.
Панси поднялась с пола и деловито забрала у птицы письмо, бесцеремонно вертя конверт в руках.
— И долго еще ты собираешься игнорировать своего Голдстейна? — она изогнула бровь и издевательски ухмыльнулась, бросив письмо в кучу нераспечатанной макулатуры с той же подписью.
— Я не игнорировала, просто плохо себя чувствовала, — она надулась и начала с преувеличенным интересом таращиться на настенные часы, красноречиво показывая друзьям, что им уже давно пора.
— Рано или поздно тебе все равно придется все нам рассказать, Грейнджер, ты ведь понимаешь?
— Как и тебе, Панси, — вернула ей шпильку Гермиона и улыбнулась про себя, когда Паркинсон начала краснеть.
— Как хорошо, что у меня нет никаких тайн, — весело хмыкнул Уизли, но тут же помрачнел, когда на него устремились два хмурых взгляда. — Ну ладно, нам пора, — Перси хлопнул себя по бедрам прихватками. Похоже, он с ними уже сроднился, и она совершенно точно знала, что дарить ему на следующий День Министерского Работника.
Едва за друзьями закрылась дверь, Гермиона вскочила и так быстро, как только могла, сгребла в охапку все письма, так непредусмотрительно оставленные на самом видном месте ее гостиной.
Если послания от Энтони она хоть как-то могла объяснить, то вот наличие двух писем от Нарциссы сбивало с толку.
Она не имела ни малейшего понятия, что понадобилось от нее миссис Малфой. Возможно, она напоминала про свое приглашение в их французское поместье, а может быть, извинялась за поведение мужа.
Гермиона в любом случае не желала этого знать. С нее хватит фальши, вранья и подковерных игр. Не было ни одного шанса, что мать не знает о помолвке и скорой свадьбе собственного сына, а значит, они все смотрели на нее как на очередную наивную дурочку без рода и племени, которая позарилась на банковское хранилище древнейшего рода.
— К черту все, — она стояла напротив камина, укутавшись в плед до подбородка, и безжалостно швыряла в огонь все без разбору письма. — И всех вас к черту.
Языки пламени сжирали так и не прочитанные буквы, пока она завороженно смотрела на танец огня в камине.
Сегодня утром она твердо решила, что расскажет обо всем Энтони. Пусть это станет последним их разговором, пусть он будет считать ее падшей женщиной, коей она и являлась на самом деле, пусть так.
Лучше мучиться чувством вины в одиночку, чем начинать отношения со лжи. Тем более теперь, когда она узнала, каково это — быть преданной всерьез.
Пара дней на поправку, и она снова сможет уйти в депрессию с головой, оплакивая своего несостоявшегося парня.
***
— На этом приеме у Кингсли меня просто разрывали на части, я же надеялся отдохнуть, но работа есть работа, ты ведь понимаешь, к тому же министр возлагает на меня большие надежды, он мне доверяет, я не мог позволить себе слоняться без дела весь новогодний вечер и…
Они с Энтони сидели в небольшом кафе напротив Министерства, коротая обеденный перерыв. Четверг стал первым рабочим днем после больничного, оставалось пережить только пятницу до наступления выходных, но Гермиона чувствовала на своих плечах всю тяжесть понедельника.
Как только Энтони прислал записку с просьбой встретиться, Гермиона побледнела. Это было в восемь утра, и ей пришлось мучиться четыре часа, представляя их разговор, оглушительный скандал и последующий разрыв.
Но все пошло совсем не по плану. Голдстейн был несколько… многословен, если можно так выразиться, во всем, что касалось его должности и лично его персоны.
Казалось, он даже не замечал позеленевшего лица своего собеседника и крупных градин холодного пота, которые катились со лба Гермионы, пока он все говорил и говорил.
— Министр Катара назначил мне личную встречу, его очень заинтересовала моя работа на сделке в Дубае, а я…
— Энтони, — тихо позвала Гермиона, но Голдстейн продолжал жестикулировать.
— Думаю, еще пара крупных заказов и повышение мне обеспечено…
— Энтони, — как о стену горох.
— Конечно, Хоупс работает дольше меня, но я всегда говорил, что он никчемный…
— Энтони, — она слишком сильно повысила голос, и на них обернулось несколько соседних столиков. Голдстейн замер с открытым ртом, глубоко оскорбленный тем, что кто-то перебил его невероятно увлекательный рассказ. — Прости, — поспешила извиниться Гермиона, она совсем не хотела его обижать еще и своим хамским поведением. Хотя, по сравнению с озвученной далее информацией, это просто капля в море. — Мне нужно тебе кое-что сказать, нечто очень важное.
Она буквально физически ощущала, как слова застревают в горле, как ей больно это произносить, как она боится его реакции, но выбор был сделан уже давно, а она не привыкла отступать от намеченного.
— Что такое, Гермиона? Что-то случилось? — просто удивительно, как быстро менялось выражение его лица с воодушевленно-радостного до встревоженного. Он волновался за нее, а она вовсе этого не достойна.
— Нам... нам нужно расстаться, — выпалила Гермиона так быстро, как только могла, опасаясь, что храбрость покинет ее в самый ответственный момент.
— Я что-то сделал не так? — господи, за что ей все это…
— Нет, Энтони. Это я, — тихо пробормотала она, но после решительно посмотрела в его голубые глаза. Нужно уметь отвечать за свои поступки. — Это я все сделала не так. Я ужасный человек и совсем тебя недостойна.
— Что ты… — он поднялся со стула и пересел на небольшой диванчик рядом с ней, обнял за плечи. От этого становилось только хуже. — Что ты такое говоришь, Гермиона, в чем дело?
— В этот Новый год, — начала она и попыталась как можно сильнее вжаться в спинку дивана, лишь бы отодвинуться от него еще хоть на миллиметр, — я не была с родителями, Энтони, я соврала тебе. У нас была некоторая договоренность с… с Малфоем, — только выждав несколько мгновений, она смогла вслух произнести эту фамилию, впервые с той ночи. — У меня очень своеобразные отношения с родителями, а Малфой... он просто пытался отделаться от нежелательной помолвки, — на последнем слове ее голос дрогнул. Видимо, не такой уж нежелательной она была. — Около трех недель назад мы договорились, что притворимся парой, чтобы отделаться от наших родственников, — она все еще гипнотизировала белую узорчатую салфетку на столе, не решаясь поднять взгляд. Рядом тяжело дышал Энтони, она заметила краем глаза, как его ладонь, спокойно лежавшая на столешнице до этого, крепко сжалась в кулак при упоминании Драко. — Я не хочу причинять тебе боль, но я не могу так, Энтони, я просто не могу, — на самой главной части своего монолога она сдалась и уронила лицо в ладони, крупно вздрагивая от поступающей истерики.
— Он обидел тебя, Гермиона? Что он сделал? — Энтони делал только хуже, его забота расцарапывала ее грудь, вырывала сердце прямо с мясом.
— Ничего, — она отчаянно мотала головой из стороны в сторону. — Ничего. Мы переспали, Энтони, я предала тебя, — она всхлипнула еще раз и подняла распухшие красные глаза на Голдстейна.
У него было такое лицо… Гермиона даже не сразу смогла подобрать нужные слова. Очень странное выражение.
Энтони плотно свел челюсти, и на его виске начала пульсировать жила, кулак, который все еще покоился на столешнице, сжался еще сильнее. Она сглотнула.
— Ты, — начал он, шумно выдохнув через нос, — ты сожалеешь об этом?
— Да, — Гермиона часто заморгала и поспешила ответить, чтобы он не принял ее молчание за отрицание. — Конечно да, Энтони. Я не знаю, чем думала в тот момент, наверное, шампанское было лишним, я правда не понимаю… — конечно же, дело было вовсе не в шампанском, но она не собиралась еще больше усугублять ситуацию, в мельчайших подробностях описывая бледную задницу Малфоя и то, что у нее внезапно сорвало крышу от такого «завораживающего» вида.
— Гермиона, — Энтони накрыл ее ладонь своей, потому что Грейнджер уже изодрала несчастную салфетку в клочья, бесконечно теребя ее в руках. — Мы все совершаем ошибки.
Что?
Что?!
Она могла ожидать всего чего угодно, только не подобной реакции. Обычно люди после измен… плачут, возможно? Злятся, кричат, скандалят, совершают необдуманные и непоправимые поступки?
В ее сердце все странно замерло.
То ли это был эффект неожиданности, то ли она не получила ожидаемого, но… легче не становилось.
Ей не стало, черт возьми, легче ни на грамм.
Совсем наоборот — появилось ощущение чего-то неправильного, чего-то, что она сама пока не могла для себя объяснить.
Ведь они с Энтони вроде как уже считались парой. Они целовались и ходили на несколько свиданий, они друг другу нравились. По крайней мере, она думала именно так.
Только недавно испытав сильнейшую боль от предательства человека, который никогда и ничего ей не обещал, по сути, она не могла взять в толк, как можно так легко смириться с изменой. Сделать это играючи, с улыбкой на лице.
— Я не понимаю, — начала Гермиона, пытаясь собрать в кучу круговорот мыслей в голове. — Я думала, ты бросишь меня, назовешь предательницей, лгуньей…
— Я ценю твою честность, Гермиона, — он мягко улыбнулся, разворачивая ее лицо к себе. — Конечно, мне непросто будет это пережить. — Что-то она сильно в этом сомневалась… — но я постараюсь, ради нас двоих, — он взял обе ее ладони в руки и поднес к губам, оставив теплый влажный поцелуй. — Давай начнем все с чистого листа, — он неожиданно встал с места и пересел за свой стул напротив. — Я Энтони Голдстейн, — он протянул руку и широко улыбнулся.
— Гермиона Грейнджер, — неуверенно сказала она и протянула ладонь.
— Приятно познакомиться, Гермиона Грейнджер, согласитесь сходить со мной на свидание?
***
Обычное состояние Министерства магии в начале января — хаос, аврал и полнейшая неразбериха.
Правительство магической Великобритании великодушно даровало своим подчиненным семь выходных, а после безжалостно эксплуатировало каждого офисного клерка, потому что дела, вообще-то, ждать не могут, так же как и пыльные папки, которые копились на столах абсолютно всех работников Министерства целую неделю.
Целую неделю и еще четыре дня, в случае Гермионы.
Лучше бы она пришла сюда больная еще в понедельник, ей-Мерлин.
— Аврорат нашел новый темный артефакт неизвестного происхождения, — Найт вышел из своего кабинета, раздраженно подергивая усами. Сегодня в Отделе Тайн небывалое оживление. — Грейнджер, на изъятие.
Гермиона была настолько воодушевлена недавним разговором с Энтони, что даже не сразу поняла суть сказанного ее начальником.
— Я? — пискнула она из-за кипы бумаг. — Может быть, Панси сможет… — она получила сразу два грозных взгляда — один от Паркинсон, второй от Найта, и удрученно поднялась из-за стола. — Хорошо, — пробубнила Гермиона, — уже иду.
Один лестничный пролет, шесть этажей в лифте в полнейшей тишине, пятьдесят шагов до дверей аврората.
Она отсчитывала дробь каблуков в собственной голове, будто шла на эшафот.
Возможно, Гарри и Малфой еще не вернулись с задания, и это стало бы самым легким исходом, но прошло достаточно времени. Слишком много.
В любом случае она уже перенесла один тяжелый разговор сегодня, а с Драко ей не о чем говорить. Она не собиралась уделять этому слишком много внимания.
Гермиона застыла в дверях, а все ее самоубеждение пошло низзлу под хвост, как только она заметила в коридоре аврората взъерошенную макушку Поттера.
Значит, они уже вернулись.
Дело плохо.
— Гермиона, какими судьбами? — он весело окликнул подругу и помахал рукой. Гермиона мысленно отвесила ему смачный подзатыльник и прибавила шаг, чтобы он, не дай Мерлин, не начал кричать еще громче, привлекая к ней все больше нежелательного внимания.
— Привет, — она подлетела к другу, воровато озираясь по сторонам, всей душой надеясь, что на горизонте не появится ни одной белобрысой макушки, способной довести ее до панической атаки. — Найт сказал о каком-то артефакте, где я могу его осмотреть?
— А, да, — Гарри махнул рукой в сторону дальнего кабинета. — Это мы притащили его с последнего задания. Забористая штука, плюется жидкой лавой, стоит кому-то к ней приблизиться, —
воодушевляющее начало.
Гермиона как можно быстрее пробралась в кабинет и захлопнула дверь.
— А вот и он, — Гарри обвел руками ничем не примечательную медную чашу, которая, однако, действительно издавала странные шипящие звуки при попытке вторгнуться в ее личное пространство. Сейчас она была окружена защитной сферой и не могла нанести ощутимый урон противнику. Так, синяки да ссадины, она уже привыкла к подобному.
— Ну, как ты себя чувствуешь? — спросил Поттер, расположившись в кресле в дальнем углу комнаты, пока Гермиона ходила вокруг артефакта, протоколируя все отличительные особенности.
— Уже лучше, спасибо, — кивнула она.
— Перси сказал, что это суп по рецепту Молли поставил тебя на ноги, — усмехнулся он.
— Да, все верно, — Гермиона улыбнулась в ответ. Не расстраивать же Уизли тем, что на помощь ей пришли несколько сот граммов бодроперцового зелья. И вряд ли такой эффект был бы достигнут с помощью пары ложек обыкновенного бульона. — Они с Панси очень помогли.
При упоминании Паркинсон Гарри как-то странно заерзал на месте.
Молчание сохранялось еще около пяти минут, прежде чем она сдалась. Ее так и подмывало выяснить все подробности их драки.
— Панси сказала, что Малфой появился у вас почти сразу после твоего возвращения, — сказала Гермиона, пытаясь придать своему голосу максимум отстраненности и безразличия. Выходило плохо.
— А я все думал, когда ты спросишь, — рассмеялся Гарри. Из их троицы он всегда обладал наибольшей любознательностью, когда дело касалось чего-то противозаконного и ужасно запрещенного, однако и Гермиона не отставала. — Ну, мы подрались, — просто пожал плечами он.
— Но как же вы теперь работаете вместе? Гарри, вы же друзья и напарники? — конечно, в ее сердце поселилась радость, распространяющая тепло по ее груди. Ей было хорошо физически и морально от того, что кто-то набил морду этому самодовольному хорьку, как бы отвратительно и неправильно это ни звучало.
Однако они с Гарри работали вместе, и это не та должность, на которой можно дуться друг на друга месяцами. Они должны доверять напарнику, должны иметь отличный контакт, действовать слажено, иначе может произойти непоправимое, и Гермиона даже не хотела думать об этом, ведь, если из-за их размолвки на очередном задании что-то пойдет не так — могут пострадать невинные люди, могут пострадать они сами. И виной всему будет только она. Снова.
— Дружба и желание набить морду никак не связаны, Гермиона, — Гарри тяжело вздохнул, будто объяснял очевидные вещи пятилетке. Она обернулась на друга и удивленно вздернула бровь. — Я тебе больше скажу — дружба с Малфоем пробуждает во мне это желание с завидной регулярностью. — Гермиона хихикнула. Мальчишки.
— Так значит, между вами снова все в порядке? — с надеждой уточнила она, не желая становиться яблоком раздора для двух напарников.
Гарри кивнул, но после его лицо приобрело необычайно серьезное выражение.
— Поговори с ним, Гермиона.
— Что? Ты ведь это несерьезно. Скажи, что ты шутишь, Поттер, — она встала посреди кабинета, ошарашенно пялясь на друга. Как можно сморозить подобную глупость? И это при том, что Гарри видел, в каком состоянии она вернулась из Франции, он сам ее снимал с гребаной Эйфелевой башни.
— Послушай, я спросил у него, — Гарри поднялся со стула, осторожно приближаясь к Грейнджер, будто к разъяренному зверю. — Точнее, сначала мы подрались, а потом я решил уточнить… — он виновато опустил глаза, выводя узоры на ковре носком аврорских сапог. — Не все так просто с этими чистокровными обычаями и…
— Я не желаю ничего слушать! — закричала она. — Мне плевать на чистокровные обычаи, мне плевать на его помолвку и мне плевать на него самого, я даже думать не хочу…
Сзади кто-то неловко прочистил горло.
Гермиона обернулась и увидела на пороге Драко.
Он жался у дверного косяка и выглядел бледнее, чем обычно. Растрепанные волосы, расстегнутый китель, синяки под глазами.
— Робардс вызывает, — неожиданно выпалил Поттер. Она ненавидела его всей душой в этот момент. — Совсем забыл, что это я.
— Поттер, не поступай так со мной, — прошипела Гермиона, когда Гарри проходил мимо с невинным лицом. Он, конечно же, сделал вид, что ничего не услышал. Вот же гад.
— Скоро вернусь, — крикнул он на прощание, плотно закрывая за собой дверь.
Повисла неловкая тишина.
Драко опустил голову и засунул руки в карманы брюк. Как на ковре у профессора Макгонагалл, честное слово.
Гермиона полминуты наблюдала эту удручающую картину, а после зло фыркнула и развернулась обратно к артефакту, ей пора бы уже заняться своими прямыми обязанностями.
— Гермиона, — она услышала тихий голос Драко за своей спиной и пальцы дрогнули, оставив размашистую кляксу на новом пергаменте. Не может один человек иметь на нее столько влияния, не должен. — Я хочу извиниться.
— Извинения приняты, — отчеканила она стальным голосом. Ее спина была прямой, напряженной струной, а рука методично выводила текст протокола. Она не покажет ему своей слабости, она не одна из его дурочек. — Я пришлю корзину с фруктами в июне, только напомни дату свадьбы, не хочется ошибиться.
Она извергала такое количество яда, на которое только была способна.
У нее не было задачи задеть его, обидеть. Строго говоря, Гермиона собиралась придерживаться тактики игнорирования, когда поднималась на этаж аврората, но Малфой выводил ее одним своим видом.
— Я не должен был тебя оставлять, не должен был позволять Люциусу говорить тебе все эти вещи, я должен был быть рядом, чтобы…
— Чтобы «что»? — холодно процедила Гермиона, повернув голову вбок, но все еще стоя спиной. — Чтобы я по-прежнему была в неведении? Чтобы все твои друзья смотрели на меня как на идиотку? Чтобы стать твоей любовницей после свадьбы? — она, сама того не желая, повышала голос на каждой фразе. Внутренняя дрожь выдавала ее с головой, но она больше не могла остановиться. И не хотела. — Чтобы «что», Малфой?
— Все, что я говорил тебе тогда, на пляже… Все это правда, Гермиона. — Она сжала перо до хруста в костяшках пальцев, глубоко вдыхая. Нельзя поддаваться. — Я не знаю, когда это началось, — грустно усмехнулся он, — но я уже не помню, когда засыпал или просыпался, не думая о тебе. Ты стала гребаным наваждением. Когда мы были студентами, я надеялся, что это временно, что все пройдет, но я так сильно испугался, когда вы не вернулись на седьмой курс… Я так блядски сильно боялся, Гермиона, каждый гребаный день.
— Замолчи, — прошептала Гермиона и сильно зажмурила глаза, пытаясь остановить подступающие слезы.
— Ты спрашивала меня, почему я не общался с тобой на вечеринках, почему никогда не разговаривал, — он продолжал своим хриплым тихим голосом, и Гермиона почти не слышала его из-за шума в ушах, из-за стука сердца. — Я просто сидел рядом с тобой как какой-то больной маньяк. Я пытался запомнить твой запах, я даже не дышал, когда ты случайно касалась меня бедром под столом или плечом, когда брала очередной напиток. Я боялся сказать что-то не то, обидеть тебя. Я такой придурок, Гермиона, я всегда все порчу.
— Остановись, пожалуйста, — всхлипнула она. Скорее всего, ему было не совсем комфортно разговаривать с ее спиной, но, черт возьми, он не увидит ее слез, больше нет.
— Я хотел сказать раньше, но на том пляже, — он снова тяжело сглотнул, она выдохнула и опустила лицо в ладони. — Ты была такой красивой, Гермиона. Ты была только
моей. — Ее бил озноб. Побочный эффект воспаления легких, должно быть. — Я должен был держать себя в руках.
— Что тебе нужно? — она резко развернулась, не в силах выслушивать всю эту чушь. — Ты хотел меня, и ты меня получил, что еще? Ты даже представить не можешь, какие грязные, отвратительные вещи говорил твой отец, что я пережила в ту ночь, как мне было плохо, — слова смешивались с рыданиями. Она не планировала этого всего. — Хочешь очистить совесть? Я ведь уже сказала, что прощаю тебя. Хочешь еще разок? Не нагулялся перед свадьбой? Может быть, прямо здесь? — она сгребла со стола все предметы, включая артефакт, на котором ей придется переустанавливать защиту следующие несколько часов. Она сама не понимала, что на нее нашло, но к черту это все. — Ты ведь так много думал обо мне, Драко. Представлял ли ты когда-нибудь
это в офисе аврората, — начала она угрожающим шепотом, делая шаг к нему. Малфой попятился. — Возможно, на столе твоего начальника? — еще один шаг, и Драко побледнел на глазах. — Или в душе, после тренировки?
— Прекрати, — просит он тихо. Его глаза блестят слишком сильно. Так, будто бы в них стоят слезы. — Не надо, Гермиона.
— Почему, Драко? — издевательски переспрашивает она. — Ты ведь не смог сдержаться, сделал меня фактически своей любовницей, так что же тебя останавливает? У Дафны уже есть одна пара симпатичных рогов, вторая ей не повредит, — откуда-то в ней взялся необычайный напор и сила. Она схватила Малфоя за китель, разводя лацканы в стороны так, что треснула ткань. Так, как он делал это с ее платьем на треклятом пляже. — Давай же.
Он с силой отодрал ее руки от своей формы, а после крепко обнял, прижимая всем телом, скрутив так, что она не могла пошевелиться. Гермиона билась, не оставляя безуспешных попыток, у нее началась самая настоящая истерика. Осталось только надеяться, что Поттер додумался поставить заглушку на кабинет.
— Отпусти меня, ты, ублюдок, — кричала она сквозь слезы и вкладывала оставшиеся силы, чтобы ударить его побольнее. Она может достать только до ребер, потому что Малфой крепко удерживал ее плечи, уткнувшись носом в макушку. — Ненавижу тебя, ненавижу…
— Я все исправлю, — шептал Драко в ее волосы и покачивался на месте, успокаивал. — Клянусь, Гермиона, я все исправлю.
— Лжец, — она давилась слезами, его рубашка уже насквозь промокла. — Ты врал мне, ты... как ты мог, я ведь поверила, — она еще пыталась нанести Драко увечья, царапала ногтями, била, всхлипывая ему в грудь, но он продолжал стоять. Просто обнимал ее, не двигаясь с места.
— У меня было слишком мало времени, чтобы подготовиться, — начал он, когда Гермиона немного затихла. — Отец сказал мне о помолвке во время разговора в его кабинете. Он устроил это еще в ноябре и успел растрепать всем нашим французским родственникам, как оказалось. Я не смог подробно изучить контракт, на это бы ушло много времени, но я придумаю что-нибудь, Гермиона. Я обязательно придумаю.
— Мне уже все равно, Драко, — произнесла она и сама поразилась своему стальному голосу. — Это не имеет значения.
— Имеет, — перебил он почти отчаянно. — Это имеет гребаное значение. Я разорву помолвку, так или иначе. Я откажусь от наследства, если потребуется, мне ничего не нужно…
— Нет, Малфой, — она оттолкнулась от его груди, и руки Драко безвольно повисли вдоль тела, пока она отстранялась от него. — Это мне больше ничего не нужно. От тебя, — она решительно утерла рукавом почти высохшие слезы. Ее взгляд становился жестче, холоднее, безразличнее. — Я рассказала Энтони о произошедшем, и он... он простил меня. Мы снова вместе, — она видела, как напрягались его скулы, как он бледнел еще больше. — Я никогда не думала, что начинать отношения с обмана — это хорошая идея. Наши уже не удались. Желаю тебе счастья с Дафной.
Она прошла мимо него и покинула кабинет, даже не хлопнув дверью.
Когда-то она была доверчивой. Когда-то она открывалась людям. Когда-то она верила в любовь.
Все это было когда-то.
Теперь все иначе.
