***
— Знаете, для человека, который не так давно знаком с Питером, вы зашли очень далеко и очень быстро, — сказала Лидия, и Стайлз грустно улыбнулся. Он надеялся, что этот разговор не состоится, но рано или поздно это должно было произойти. — Так уж вышло. Отношения между Свидетелем и Палачом не противоречат правилам, — возразил он, делая глоток кофе. — Верно... Но скорее потому, что людям, написавшим эти правила, не приходило в голову, что кто-то захочет спутаться с психопатом, — едко бросила она, и Стайлз понимающе кивнул. — Можем ли мы сделать вид, что все обсудили, вы предупредили меня о том, что я вляпался по уши, а я снял с вас ответственность, и двигаться дальше? — Стайлз... — Лидия, — твердо сказал он, — Я все понимаю; я знаю, во что ввязываюсь. — Нет, я так не думаю, — мягко сказала она, — Он рассказал вам, что случилось с Брунски? — С его первым свидетелем? Нет, не сказал, — сказал Стайлз, его интерес достиг пика. — Я пыталась убедить профессора Валака, что любой, кто занял должность Свидетеля Питера, должны знать, что случилось с Брунски, но он со мной не согласился. Но если вы собираетесь продолжать работать с ним, то заслуживаете знать, с кем связались. — Тогда я спрошу Питера, — сказал Стайлз, внезапно отказавшись услышать это от Лидии. — Будете надеяться, что он говорит правду? Немного напоминает ситуацию с Дереком? — лукаво сказала Лидия, и Стайлз изо всех сил попытался сохранить бесстрастное выражение лица, — Я знаю, что его не было с вами, когда погиб Дерек, но я знаю и то, что вы верите, что Питер не убивал его. Я хочу дать вам пищу для размышления, чтобы вы хотя бы рассмотрели возможность того, что он действительно убил Дерека. — Ладно, вперед. — Брунски работал в Доме Айкена, пока Питер лежал там. Изначально он был одним из медбратьев, но хотел уйти и двинуться дальше. Он проявил интерес к Программе Свидетелей, — Лидия вздохнула и сделала глоток своего напитка, — Его недолюбливали и пациенты, и персонал, но у нас не то чтобы был огромный выбор среди людей, добровольно работающих с психопатами. В начале Программы пришлось довольствоваться тем, что есть. — Ладно, — сказал Стайлз. — Ему были выдвинуты некоторые обвинения по поводу его поведения — серьезные обвинения, но их либо расследовали и установили, что доказательств недостаточно, либо они оказались ложными. Во всяком случае, насколько мы смогли выяснить. — Какие обвинения? — Брунски нравилась власть, контроль. Иногда он якобы вел себя с пациентами грубее, чем требовалось, использовал такие методы пресечения, которые не считались нормой и сейчас неприемлемы. Еще Брунски был известен своей либеральностью в отношении приема лекарств: он считал, что врачи не всегда прописывают достаточно сильную дозу, когда пациента нужно успокоить. — Он накачивал их наркотиками, чтобы заставить их замолчать и заниматься своими делами? — Возможно. Как я уже сказала, ничего из этого не было доказано, — сказала Лидия,— Долгое время Питер был безразличен ко всему, все приходилось делать за него от элементарной гигиены до физиотерапии, чтобы избежать потери мышечной массы. Брунски не всегда заботился о своих пациентах. Когда Лора и Дерек вернулись в Бейкон Хиллс, и Питер стал реагировать, он выразил некоторое неудовольствие по поводу того, что, по его словам, испытал. — Он вспомнил, как с ним обращался Брунски, — предположил Стилински. — Возможно, — продолжила Лидия, — По мере того, как его естественный метаболизм взял верх, его устойчивость к применяемым лекарствам стала сильнее, и иногда приходилось вводить более высокую дозу лекарств, которую вряд ли можно счесть безопасной. — Как когда ты проводила эксперименты Валака, — нахмурился Стайлз. — Я не собираюсь делать вид, что все, что делал профессор Валак, было профессионально или всегда этично. Когда Программу только запустили, это было единственным выходом, никаких руководств и правил не было. — Перестаньте оправдываться и расскажите наконец, — перебил ее Стайлз. — Хорошо, — ответила она, — Вы знаете, что такое ублиет? — Подземная тюрьма или что-то в этом роде, да? — Верно, — ответила Лидия, — Питеру показалось, что его жалобы были восприняты не всерьез, что ему не верили из-за того, что он не мог точно вспомнить, что же произошло, когда он был в коме. Еще больше его оскорбило то, что Брунски был назначен его Свидетелем, имел доступ к его самым личному пространству и информации и нисколько не уважал Питера, поскольку продолжал рассматривать его как одного из своих пациентов. — Представляю, как это раздражает. Но какое это имеет отношение к... — На начальных этапах Программы было много работы. Питер занимался делами, которые не относились к его территории, просто потому, что было некому их делать. Так что он был очень занят. Но все стало устаканиваться, затихать. Питера раздражали ограничения, на которых настаивал Брунски; он чувствовал, что Брунски злоупотребляет своей властью над ним. И ему наскучило иметь дело со всеми людьми, причастными к пожару в его доме. Поэтому он дождался рассмотрения последнего дела, когда Брунски должен был уйти в ежегодный отпуск, и, как только тот явился, Питер его вырубил. Две недели никто ничего не слышал от Брунски. — Иисусе... — Хейл держал его запертым в подземной темнице, давая ему достаточно еды и воды, чтобы выжить, накачивая его теми же химическими веществами, которыми Брунски пользовался в Доме Айкена. Затем, когда кожа стала свисать с его костей, потому что он чуть не умер от голода, Питер начал отрезать от него куски и отправлять их пациентам Дома Айкена. Каждый человек или существо, подавшее жалобу на Брунски, буквально получило фунт плоти. И когда Питер с этим покончил, когда он почувствовал, что отомстил, у него хватило наглости вызвать команду по утилизации из Программы, чтобы они приехали и избавились от того, что осталось от Брунски. — Я не... — Брунски был еще жив, Стайлз. Его глаза были зашиты для всех, кто закрывал глаза на его деяния; его язык был вырван из-за лжи; его раны были перевязаны, чтобы он не умер от них, но он страдал от заражения, инфекций, все его тело было в язвах. Питер позаботился о том, чтобы Брунски заплатил за каждое пренебрежительное отношение, за каждое оскорбление. Стайлз не мог придумать, что сказать. Он был ошеломлен и чувствовал, как к горлу подступает тошнота. — А вы знаете, откуда нам известны все эти детали? — Стайлз покачал головой, — Питер подготовил отчет, используя шаблон Программы, в котором перечислялось все, что он сделал. Он получил независимые подтверждения по каждому обвинению, свидетельство того, что, если он не сможет доказать, что с ним сделали, пока он был в коме, сможет доказать многое другое. Это был один из лучших отчетов «Свидетелей», который мы когда-либо видели. Фактически теперь он используется как пример по санкционированию Казни. Очевидно, его подвергли серьезным поправкам. Итак, видите ли, когда я пытаюсь предупредить вас о том, во что вы ввязываетесь, я не развожу сплетни, я не придумываю катастрофы, я полагаюсь на неоспоримый факт. — Почему Питеру разрешили остаться в Программе? — Потому что Валак находит его совершенно и крайне очаровательным и думает, что держит его на поводке. И потому что он лучший Палач из всех, что у нас есть. За это люди сверху готовы простить ему многое, — рука Лидии заметно дрожала, когда она сделала еще глоток, — Теперь вы понимаете, почему мне не кажется, что вы имеете представление, во что вляпались? — Да, — согласился Стайлз, — Но, Лидия, если бы с Брунски поступили правильно, если бы люди прислушались… — Вы знаете, что он сделал с Дитоном? — Я пытаюсь сказать вам, что мне все равно! Я вас услышал. Я понял, что вы сказали, и поверьте мне, я, наверное, собираюсь очень скоро это повторить! Но вам нужно послушать меня сейчас, потому что я скажу только один раз, — он пристально посмотрел на нее, убеждаясь, что она слушает и принимает его всерьез, — Я именно там, где хочу быть. Именно там, где мне нужно быть. За то короткое время, что я знаком с Питером, я узнал о себе больше; с тех пор, как умер мой отец я почувствовал себя самим собой. И ничто из того, что вы скажете, этого не изменит. Договорились? — Стайлз... — Нет. Я любезно выслушал вас, вы должны отплатить за услугу, — осушив чашку, Стайлз стал собирать свои вещи, — Питер хочет забрать тело своего племянника и организовать похороны. Надеюсь, вы сможете это устроить? — Да, конечно, — сухо ответила Лидия, и на мгновение Стайлз пожалел о том, как разговаривал с ней. — Спасибо. И спасибо, что рассказали мне о Брунски. Я всецело осознаю, что это было нарушение протокола и что вы пытались подружиться. Я признателен за это, — встав, он закинул сумку через плечо, — Свяжитесь с нами, когда появится другое дело. Должен сообщить вам, что мы с Питером работаем над делом Дерека. Я знаю, что профессор Валак может подумать, что это представляет собой конфликт интересов, но это произойдет независимо от того, согласны вы, ребята, или нет. Было бы разумнее предоставить нам доступ к соответствующим ресурсам, а не бороться с нами. — Я позабочусь о том, чтобы у вас была вся необходимая информация, — спокойно произнесла Лидия, — Стайлз... — Вы знали, что тесты можно обмануть? — Что? — Тесты, которые они заставляют пройти при входе в Программу, которые решают, кто в здравом уме, кто психопат, кто «хороший человек». — Я знаю, что теоретически… Стайлз, вы хотите сказать… — Если это хоть немного успокаивает вас, Лидия, просто учтите, что только псих может понять другого психа. Я вас позже догоню, — с улыбкой Стайлз повернулся и вышел из ее кабинета, чувствуя ее взгляд на своей спине.***
— Боже, было так холодно! — Кейт драматично вздрогнула, заметив, что Лиам и Скотт пялятся на нее, стоящую в одном нижнем белье на берегу озера. — ОЙ! Вы можете взять моё… — преждем чем Лиам успел закончить фразу, Кейт изменила облик, в ее рту выросли клыки, она провела когтями по его шее, и Лиам ощутил покалывание в коже. Она выругалась, когда он отшатнулся, и это предотвратило смертельный удар. Кейт повернулась к Скотту, который в шоке таращился на нее. — Погляди-ка на эти красивые карие глаза! Тебе бы больше подошла роль Бэмби, чем роль большого злого волка, не думаешь? — в ответ Скотт рванул к ней, обращаясь на ходу, и вызывающе зарычал.