The risk I took was calculated, but man, am I bad at math

— Ты прикалываешься! — Сокджин говорит слишком громко и возмущенно, Юнги отодвигает телефон от лица. — Стоило мне уехать — в первый раз за последние три года, между прочим, как мне звонит Намджун и жалобно зовет на твои похороны! — Всё ты врешь, — вяло сопротивляется Юнги. — Почему он вообще тебе звонит? — Потому что я твоя мать, — драматично завывает Сокджин. — Нет, серьезно, я ж тебе реально как мать уже. Ты лекарства пьёшь? — Пью, — градусник пищит в подмышке, и Юнги достает его, стараясь не уронить телефон. — Какая температура? — деловито интересуется Сокджин. — Тридцать восемь с половиной, — Юнги падает на подушку, заворачивается в одеяло плотнее. — Ты ел? — Да ел я, хён, отстань. — Понятно, не ел. Выбирай, Тэхен, Чимин или Намджун? — Что? — Юнги тяжело соображать, у него в голове каша, и пить хочется ужасно. — В каком смысле? — Выбирай, кто будет за тобой приглядывать, пока меня нет. Не хотелось бы, чтобы ты правда помер. Юнги хочет еще повозмущаться, но сил нет, поэтому он выбирает самый простой и наименее травмоопасный вариант. — Чимин. — Супер, сейчас позвоню и проинструктирую его! — Сокджин отвлекается, говорит что-то кому-то за пределами телефонной трубки. — И не вздумай помирать, понял? — Понял, — сипит Юнги, и выпускает телефон, когда в ухо начинают пищать короткие гудки. Чимин заботится о Юнги спокойно, тихо, без лишнего шума — там, где Сокджин бы показательно закатывал глаза и в полный голос стенал о том, за что ему это всё, Чимин только тихонько вздыхает и идёт делать кашу. — Вот эти таблетки — по одной утром и вечером, — он показывает Юнги блистер с розовыми пилюлями. — Вот эту — если станет плохо совсем, — круглые белые. — Каша на столе, я там еще немного вкусняшек принес, поешь, завтра проверю. — Да не надо, — вяло отмахивается Юнги. — Даже если бы я не хотел о тебе заботиться, — Чимин улыбается, надевая кроссовки. — Джин-хён бы мне весь мозг съел чайной ложечкой. Поэтому я завтра проверю. Если не станет лучше — поедем в больницу. — Есть, командир, — Юнги кивает, шмыгая носом. — Иди, ложись, я сам закрою, — Чимин кивает в сторону комнаты. — Там чай еще на тумбочке, попей. — Попью, — Юнги медленно разворачивается и по стеночке плетется обратно в комнату. Он умащивается на подушках, крепко сжимая кружку, чтобы не разлить; в прихожей хлопает дверь. Юнги цедит чай потихоньку, пока он совсем не остывает, а потом ныряет под одеяло, и отрубается в бесконечную темноту. — И как ты умудрился так вляпаться? — Хосок сидит рядом с кроватью с самым скорбным выражением лица. — Чонгук приезжал, — Юнги искренне не понимает, почему Чимин притащил Хосока на хвосте, но не спрашивает. — Информативно. — Ну, снег шел? И мы вышли сделать снеговика? — По-любому без шапок, — хмыкает Хосок. — Я что тебе, ребенок? — Юнги возмущается и тут же закашливается. — Ну да, без шапок. — Айщ, хён, — Хосок уже открывает рот для следующей тирады, но Чимин шикает на него. — Ой, ладно, правда же не ребенок. — Ты как вообще? — Хосок смотрит на него с некоторым беспокойством, и Юнги неловко. Это он тут взрослый, он должен о них заботиться, а не наоборот. — Да нормально я, меня Чимин так кормит, что я щеками размером с вселенную обзаведусь, — ворчит он, принимая от Чимина чашку с мясом и рисом. — Всё ок, не волнуйтесь вы так. Температура уже ниже, всё хорошо. Юнги знобит так, что два одеяла не помогают. Звонить Чимину не вариант — время позднее, но он же всё равно примчится с другого конца города — а это совсем уж неправильно. Юнги ползет на кухню, ищет лекарства — те, что Чимин оставлял на крайний случай, запивает водой, опирается на столешницу, чтобы не хлопнуться на пол. Где-то в комнате квакает входящим звонком каток, и Юнги, тяжело вздохнув, плетётся обратно. Он не глядя шлепает «принять звонок», укладываясь на бок и заматываясь так, чтобы виднелись только глаза. — Юнги-хён? — лицо у Чана взволнованное, и Юнги не сразу отображает две вещи: звонит ему Чан, и звонит почему-то по видеосвязи. — А? — Намджун-хён сказал, что ты болеешь, тебя давно в студии не было, — Юнги даже не глядя на Чана может сказать, что тот волнуется — речь сбивчивая и на английский он переходит чаще, чем обычно. — Всё хорошо? Ты пьешь лекарства? — Да всё нормально, — Юнги уже действительно стыдно — Чан совсем мелкий, вот уж кто не должен за Юнги вообще никак переживать. — Скоро вернусь на работу. — Нет-нет, ты отдыхай! — Чан трясет головой, и Юнги вдруг замечает что-то странное. — У меня горячечный бред или у тебя сладкая вата на голове? — спрашивает Юнги, перебивая Чана. — А, — тот смеётся и идёт куда-то с телефоном, щелкает — видимо, выключателем, потому что комната озаряется светом. — Ребята настояли и покрасили меня в розовый. Юнги смотрит на его волосы — пушистые как облако, розовые, правда ведь — сладкая вата. Очень хочется коснуться, Юнги даже чувствует, как покалывает кончики пальцев. — Как тебе, хён? — Чан поднимает телефон выше, показывая со всех сторон. — Классно, — Юнги прикрывает глаза, слушая, как Чан частит что-то еще про волосы, и про своих ребят, и что у них в Австралии делают суп, когда кто-то болеет, и всякое разное. Юнги задремывает под его рассказы, а потом и вовсе засыпает. На утро он просыпается почти без температуры, а в какао светится «Последний вызов — 1:38:46», и Юнги думает, как долго Чан просто говорил в пустоту под его, Юнги, храп. — Привет! — Юнги не успевает с кресла встать, как Чан уже привычно сжимает его в объятиях. — Выздоровел? Всё хорошо? — Да, да, — Юнги потирает ребра. — Честное слово, ты меня задушишь однажды. — Ой, — Чан смеётся, и Юнги замечает: — Ты… Они больше не розовые? — А? — Твои волосы. — А, ну да, странно было, я перекрасился. Волосы у Чана теперь темно-каштановые, но всё такие же мягкие и легкие на вид, и Юнги, наверное, всё ещё немножко в температурном бреду (хотя уже три дня ничего такого и близко не было), потому что тянет руку наверх, и Чан понятливо наклоняется. Волосы и правда мягкие. — Привет! — Намджун, как обычно, хлопает дверью слишком энергично, и Юнги на кресле дергается, врезаясь спинкой в стол. — Вы чего? Ты себя как чувствуешь? — Да блин, вы заколебали, — Юнги отворачивается к ноутбуку. — Нормально я себя чувствую, работать будем или что? — А чего красный такой тогда? — Намджун тянется пощупать лоб, но Юнги ругается, не стесняясь в выражениях, и натягивает капюшон толстовки до самого носа. Чан смеётся за их спинами, и Юнги хочется провалиться под землю. Намджун неторопливо усаживается рядом с ним, Чан нависает над ними сзади, и работа занимает всё внимание Юнги — он правда соскучился по ней за эту неделю. Но вот Чан что-то объясняет Намджуну на английском, а Юнги исподтишка косится на него и под пальцами фантомное ощущение мягкости.