The risk I took was calculated, but man, am I bad at math

— Они зовут его Чани-хён, — шепчет на ухо Чонгук заговорщически, и Юнги подпрыгивает от неожиданности. — Чего? Кто зовет? — Его друзья, — Чонгук сербает горячий чай. — Представляешь, Чани-хён? — Окей? — Юнги накалывает на шпажку несколько токпокки, засовывает в рот и жуёт, блаженно жмурясь — токпокки острые и горячие, согревают моментально. — Мне эта информация зачем?.. — Не знаю, Джин-хён сказал, что тебе может быть интересно, — в кармане у Чонгука звонит телефон, и он отвлекается. Юнги набивает рот токпокки и мрачно жует. Сокджину нужно будет высказать пару ласковых за его длинный нос, который он любит совать в чужие дела. — Намджун-хён сказал, что они нас ждут, — Чонгук залпом допивает чай, выбрасывает стаканчик в урну. — Пойдем, хён? — Привет! — Юнги замирает на пороге комнаты. — Намджун-хён сказал, что вы тоже придете! Я купил чипсов и колы, вы не против? — Обожаю чипсы, — уверяет Чонгук, усаживаясь рядом с Намджуном. — Юнги-хён? Юнги-хён не двигается с места, пялясь на Чана. «Кто его пригласил?», «зачем его пригласили?», «неужели хоть раз в неделю я не могу спокойно пожить нормальной жизнью без всей этой фигни?» думает он, делая первый шаг в комнату. — Что-то не так? — Чан перестает улыбаться, смотрит чуть виновато. — Я, наверно, не должен был приходить… — Не обращай внимания, он токпокков переел, — Чонгук хлопает Чана по плечу. — Вы выбрали, что будем смотреть? Юнги плюхается в кресло-мешок перед диваном, ковыряется в телефоне, пока Чонгук пытается переспорить Намджуна («Хён, «Паразиты» хороший фильм, но я сегодня учился до 6ти вечера, давай что-нибудь попроще, пожалуйста»). — Может, это? — предлагает вдруг Чан, и Юнги поднимает голову. — «Король лев»? Серьезно? — Мне нравилось в детстве смотреть, — Чан улыбается. — А? Намджун с Чонгуком переглядываются, синхронно пожимая плечами. — Значит, единогласно! Чан разбирается с двд-плеером («кто вообще пользуется двд до сих пор», думает Юнги), когда в дверь звонят. — Вы что-то заказывали? — А, это твой друг, наверно? — спрашивает Намджун, и Чан кивает, убегая открывать. — Друг? Из тех, которые в студию приходили? — Вроде нет, — Намджун пожимает плечами. — Чани спросил, можно ли привести кого-нибудь, я подумал, что чем больше народу, тем лучше? — Это Чонин! — Чан заводит в комнату мальчика, улыбаясь так широко и гордо, как будто представляет всем свое лучшее творение. — Он принес курицу! — Я принес курицу, — подтверждает Чонин, доставая из рюкзака разноцветные коробки. — Хён сказал, тут кола есть? Юнги смотрит, как все суетятся — как обычно, когда приходит новый человек, и нужно срочно перезнакомиться, показать, что где, усадить — рядом с Юнги на такое же мягкое кресло. Юнги всё это время пялится в телефон, только кивает и улыбается — у него плохо выходит вот такое, это на работе он общительный, а вот так, дома, как-то не получается. — Чани-хён очень хорошо о вас отзывался, — голос у Чонина высокий, приятный, лицо хитрое. — Сказал, вы им с записью помогли. — Намджун тоже помогал, — вяло отнекивается Юнги. — Это работа наша так-то… — Ну понятно, понятно, — лицо Чонина становится ещё хитрее. — В любом случае, спасибо за вашу работу. — Да не за что?.. — Что — не за что? — Чан втискивается между ними с чашкой чипсов в одной руке и тарелкой с курицей в другой. — О, курочка, — Чонин хватает кусок и запихивает в рот целиком, как будто голодал неделю. — Ешь помедленнее, подавишься, — у Чана голос озабоченный, прямо как у взрослого; Юнги усмехается в воротник толстовки. — С ними глаз да глаз нужен, хён, — Чан вздыхает устало. — Чанбин как-то целую вафлю проглотил не жуя, а Чонин вот, любитель вот такого. — Да ты сам лопаешь только так! — возмущается Чонин. — Я включаю? — голос у Намджуна сзади дружелюбный. — Ага, — кивает Чан, отправляя в рот кусок курицы. Юнги оборачивается — он не то чтобы против сидеть вот так втроем, но на диване достаточно места, они там однажды вчетвером уместились, а Чан не такой уж и огромный… А. Чонгук косится на Юнги, укладывая голову Намджуну на колени удобнее, подтягивая упирающиеся в подлокотник ноги, улыбается довольно. Юнги закатывает глаза. Ну да, весна ж скоро, все дуреют прям на глазах. — Эй, а это разве не тот мульт, где все рыдают? — спрашивает шепотом Чонин. — Будешь рыдать? — весело спрашивает в ответ Чан. — Не дождешься, — Чан ощутимо клонится влево, переползая в кресло к Чонину, тот шипит, пытаясь отодвинуться. Юнги разваливается на своем кресле как можно шире — он любит сидеть один и в комфорте, вот так вот. И рыдать он не будет, он этот мультик сто раз смотрел и ни разу не рыдал, между прочим. Чонгук сзади начинает всхлипывать еще на том моменте, когда Шрам говорит маленькому Симбе о подарке на день рождения. Чан сбоку тоже как-то подозрительно шмыгает носом. «24 года пацанам, а все ревут как маленькие», — думает как будто бы раздраженно Юнги. К слезам Чонгука он привык, всё-таки, они с чонгуковых 13ти лет знакомы, но Чана он всегда видел исключительно улыбчивым, смеющимся, и слушать, как тот плачет в плечо своему другу, Юнги как-то не готов. Мешок проседает под неожиданной тяжестью, когда на экране Симба замечает, как подскакивают на дне ущелья мелкие камешки. — Чонин меня выгнал, — шепчет Чан совсем рядом. — Я посижу с тобой, хён? Юнги пожимает плечами неловко, мол, сиди, если хочешь, и двигается. Всхлипывания за спиной становятся громче, Юнги слышит, как Намджун еле слышно шепчет что-то успокаивающее, что-то о том, что все дети остаются без родителей однажды, и Симбе просто не повезло пережить это в таком юном возрасте. Утешитель из Намджуна, конечно, никакой, потому что это пробирает даже Юнги, не до слёз, конечно (Юнги не плачет на мультиках), но пробирает. Антилопы несутся через ущелье, Муфаса героически спасает Симбу, Чан обвивает руку Юнги своими, и утыкается носом в плечо. Юнги застывает на месте. Чан не плачет (вроде бы), но дышит тяжело и очень горестно. И что делают в таких ситуациях?.. Если бы это был Чонгук или Тэхён, Юнги погладил бы их по голове и уверил, что всё будет хорошо и это всего лишь мультфильм, а Сокджину бы поджопник прописал — такой взрослый, а ревет как ребенок. Но это не Тэхён, не Чонгук и не Сокджин, это Чан, рядом с которым Юнги теряется и теряет все слова. Он сидит, не двигаясь, пока пальцы Чана сжимаются на его ладони, и молчит, как дурак. Юнги косится на Чонина — что за фигня, вообще, кто тут Чану близкий друг?; Чонин закатывает глаза и рукой показывает — обними ты его, а потом отворачивается к экрану как ни в чем не бывало. Юнги неловко хлопает Чана по плечу. — Да ладно, чего ты, всё ок у него будет, вон Тимон и Пумба спешат на помощь. Чан поворачивается к экрану, улыбается и отпускает руку Юнги. — Ладно, — кивает он, вытирая что-то с щек. — Поверю тебе на слово, — и покачивает головой в такт хакуна матате. Юнги стойко смотрит, как Симба взрослеет, как его находит Нала, как они поют что-то про любовь — Намджун и Чан подпевают себе под нос, Чонин ржёт громко над ними. — У нас там засуха и всё плохо, — говорит Нала. — Потому что Шрам захватил власть. — Нет, это потому что кто-то не умеет распределять ресурсы, и вообще у вас там монархия, а это плохой вариант общественного строя! — возмущается Юнги, и Намджун его поддерживает. Они жарко спорят на эту тему, и когда, наконец, успокаиваются, Симбу уже находит Рафики, и ведет за собой туда, где огромная галлюцинация из облаков, скажет ему: — Люк, я твой отец, — хрипит вдруг Чонин где-то сбоку, и все смеются, кроме Юнги. Юнги неожиданно пробирает музыка, и цвета на экране, и Рафики, неуемно радующийся тому, что законный наследник возвращается, и слезы как-то сами наворачиваются на глаза. — Хён, — Чан тихонечко пихает его в бок, у него тоже глаза на мокром месте, и Юнги это кажется не то позорным, не то объединяющим. — Классный момент, правда? Юнги молча кивает, и даже не отдергивает руку, когда Чан в поддержку снова сжимает его ладонь своей. Когда Намджун выключает телевизор и включает свет, глаза красные у всех, кроме Чонина. — Ты бесчувственный! — причитает Чан. — Всю курицу слопал, пока мы страдали. — Не надо было страдать, — Чонин залпом выдувает стакан колы, смотрит на них довольно. — Замечательно посидели, зовите ещё. — Уже уходите? — Чонгук смотрит на часы. — Ещё ж и 12ти нет. — Чонину в школу завтра, — Чан пожимает плечами. — Он школьник ещё. — Я тоже пойду, — Юнги заматывает шарф плотнее. — Что? — Чонгук с Намджуном пялятся на него непонимающе. — Я режим стараюсь восстановить. — Ага, небось в студию поедешь, — ухмыляется Чонгук. — А я еще тут побуду, ладно, хён? Намджун неопределенно пожимает плечами; Юнги замечает, как розовеют у него скулы. Они прощаются, выходят на улицу и ждут такси недолго, обсуждая фильм. Чонин машет им с Чаном на прощание, бодро запрыгивает в машину и уезжает. — Чего с ним не поехал? — спрашивает Юнги. — Мне в другую сторону, — Чан прячет руки в карманы и натягивает шапку на самый лоб. Юнги поднимает бровь скептически. — Серьезно? Всё равно вышло бы дешевле, чем ты сейчас один поедешь. — А ты серьезно сейчас домой, хён? — так же скептически поднимает бровь Чан. Юнги опускает глаза. От квартиры Намджуна до студии 10 минут пешком, и Чан об этом знает. — Можно с тобой, если ты в студию? — Даже не знаю, — тянет Юнги. — Я куплю еды, — Чан смотрит на него умилительно. — Можно? Хён? Юнги вздыхает тяжко. — Ладно. Но Намджуну — ни слова, он почему-то против того, чтобы я по ночам работал. — Заметано, — Чан хлопает его по спине. — Рамён? — Два рамёна, — Юнги прячет нос в шарфе. — И кофе. — Конечно, и кофе, — Чан улыбается так широко, что у Юнги в груди становится тепло, почти горячо — горячее, чем от самых острых токпокки.