The risk I took was calculated, but man, am I bad at math

— Даже на день рождения не приедешь? — Хосок разочарованно смотрит в камеру. — Ты там уже полтора месяца торчишь, тут же всего два часа на поезде, Юнги. — Это сначала нужно до поезда доехать, пересадка еще, а жить я где буду? Моя комната-то занята. Хосок дуется — сразу заметно, с его-то мимикой, и отворачивается от камеры. — Мы по тебе соскучились, — говорит он куда-то в сторону. — Возвращайся скорее. — Сами бы приехали, если так скучаете! — возмущается Юнги. — «Всего-то 2 часа на поезде», — передразнивает он. — Я вернусь в начале апреля, ладно? Папе гипс скоро снимут. — Мы тебя ждем не дождемся, правда, — Хосок вздыхает. — Без тебя всё не так и всё не то… В груди тяжелеет. Юнги ужасно соскучился — по Хосоку, Намджуну, работе, своей комнате, по Сеулу, по метро. — Ладно, мне надо это, дела делать, — прощается он скомкано. — Давайте там, не скучайте. — Пока, — грустно машет в камеру Хосок. — Мы тебя ждем. Юнги жмет на кнопку отбоя, и минут пять сидит молча, буравя взглядом стену. Он устал и очень хочет домой. Девятое марта встречает его солнцем в окно, стуком в дверь и недовольным материнским: — Ты опять проспал, вставай быстрее, я открываю магазин. Юнги выскребается из кровати со стоном, ползет умываться; существовать по графику «в восемь утра подъем, в десять вечера — крепкий сон» мучительно, еще мучительнее, что нужно разговаривать вот прям с утра. С людьми разговаривать. Словами. Юнги спускается в магазин, улыбается — криво, но как уж выходит, советует бабуле-соседке, что ей больше подойдет (она каждую неделю приходит за одним и тем же, и Юнги даёт ей одни и те же советы. Он знает, что она приходит не столько за покупками, сколько поболтать, и Юнги бы и рад, но не в девять же тридцать утра!). Юнги вяло обновляет ленту, расставляет лайки в инстаграме, читает твиттер — какая-то дребедень и «сладкие блинчики» с «финансовыми махинациями» в топе поиска; Юнги широко зевает, едва не вывихнув себе челюсть. Он вливает в себя три чашки кофе — ожидаемо не помогает, включает музыку — очень тихо, едва слышно, пытается расслабиться. Ближе к двенадцати в какао начинают прилетать поздравления; Хосок скидывает фотку, на которой он, Намджун и Чимин тычут в торт в виде кота в витрине кондитерской, и подписывает «А приехал бы в Сеул, мы бы тебе его задарили!» и добавляет невероятное количество эмоджи с сердечками и конфетти. Юнги вздыхает; с каждым поздравлением становится только хуже. Юнги не то чтобы как-то особенно против дней рождений — ему нравится собираться с друзьями, нравится, что Хосок вечно пытается нацепить на него дурацкий колпак, каждый год уже как соревнование, что Намджун задвигает слишком умные речи для третьего бокала вина, и Сокджин отпускает тупые шутки. Юнги скучает, правда, очень сильно. Мать отпускает его на час раньше («С днём рождения, сынок»), отец неловко похлопывает по плечу («Ну, совсем взрослый»), они дарят ему новые кроссовки, и этим празднование и заканчивается. Юнги ужинает, залипает на полчаса в инстаграме и садится доделывать работу. Настоящую работу. Он так зарабатывается, что не слышит оповещений от какао, а когда, наконец, телефон начинает разрываться от звонков, с сомнением жмет на принять. — Блин, хён, до тебя не допишешься, — Хосок где-то на улице, идет быстро, запыхавшись. — У нас тут для тебя сюрприз. — М? — Юнги откидывается на кресле. — Привет, — в кадр влезают Чимин с Тэхёном, машут, оттесняя Хосока. — С днём рождения тебя, с днём рождения тебя, с днём рождения, Юнги-хён! — Вы куда-то идете? — спрашивает Юнги очевидное. — Ага, будем праздновать, — Хосок улыбается широко, и Юнги как-то неприятно-завистливо внутри. — Мой день рождения? Без меня? — Ну, ты же не смог приехать, — Хосок останавливается, оглядывается по сторонам. — О, нам сюда. Юнги видит, что его лицо и лица то и дело влезающих в кадр Чимина с Тэхёном озаряются светом какой-то вывески, слышит, как открывается и захлопывается дверь. — Добрый вечер, чем могу помочь? — спрашивает подозрительно знакомый женский голос, и Юнги хмурится. — А, у нас тут доставочка, — лицо у Хосока хитрое, он держит камеру так, что видно только его подбородок и кусок потолка. — Для Мин Юнги. — А, — голос у женщины удивленный. — А? — Юнги подрывается с кресла и вылетает из комнаты быстрее, чем мать успевает его позвать, едва ли не кубарем скатывается с лестницы. — Вы!.. Хосок смеётся — на экране телефона и с другой стороны прилавка. — Сюрприз, — Чимин улыбается. — Извините за беспокойство, — кланяется он матери Юнги. — Мы просто хотели поздравить хёна лично. — А, вот что, — мать, все ещё немного ошарашенная, улыбается вежливо. — Проходите, Юнги, проводи их в комнату. Они вваливаются за прилавок, Юнги заводит их в жилую часть дома; кроссовки сваливаются кучей в углу прихожей, Хосок оглядывается, комментируя каждую деталь. — А вы… — Юнги смотрит на часы. — Вы успеете уехать домой? — спрашивает он. — Время-то позднее. — А, у нас на утро завтрашнее билеты, — отмахивается Тэхён. — А спать вы где будете? — поднимает брови Юнги. — Ну, надеюсь, у тебя большая кровать, — Хосок улыбается гаденько. — Да расслабься, мы номер сняли. — Юнги, — доносится голос матери. — К тебе ещё пришли! — Вы Сокджина по пути потеряли что ли? — улыбается Юнги. — А, нет, это наш главный подарочек приехал, — лица у всех троих хитрые, и Юнги, усмехаясь, идёт обратно в магазин. — Ну и что тут… — С днём рождения, хён, — у Чана куртка нараспашку, как будто ему очень жарко, и уши краснющие от холода. — Привет. — Привет? — Юнги моргает несколько раз, не особенно доверяя глазам. — Ты откуда? — Хосоки-хён позвал. — А. — Юнги, ты гостя внутрь не пригласишь? — спрашивает мать чуть напряженно. — А, да, заходи. Юнги чувствует себя как-то заторможенно; Чан протягивает ему коробку с логотипом кондитерской, повторяет: — С днём рождения, — и улыбается. Юнги не успевает ответить, потому что на него налетают Хосок с Тэхёном, открывают коробку — в ней торт в виде кота, который они показывали ему с утра, с шоколадной табличкой «Юнги-чи, расти большой, а нет, уже не вырастешь»; они обнимают его, все по очереди и одновременно, и всё так суматошно, так по-домашнему, что Юнги одновременно и очень хорошо, и тоскливо. — Пойдем в комнату к тебе, что ли, — Хосок хлопает себя по коленям, вставая. — Покажешь свои детские фотки. — Обойдешься, — хмыкает Юнги. — А я видел детские фотки хёна! — говорит Тэхён. — Он там такой щекастый. — Айщ, отстань, — Юнги пихает его в плечо. — Пойдемте. Они заказывают пиццу и курицу, Хосок рассказывает последние новости — он регулярно пишет их в какао, но так, лицом к лицу, с его живым голосом и мимикой, они звучат совсем по-другому. Тэхён с Чимином его перебивают, рассказывают что-то своё, Чан присоединяется, и они заваливают его разговорами, шутками, рассказами. — У нас песня выходит на той неделе, — тихо говорит Чан, пока Тэхён с Хосоком спорят, сколько пиццы смогут съесть за один раз. — Я скину тебе послушать, хён? — Ага, — отвечает Юнги так же тихо. Чан сидит близко — они все сидят близко, у Юнги не так-то много места в комнате, но это ощущается по-другому, не так, как с Хосоком или Чимином — и от этого «близко» у Юнги в глазах плывет немного. Ну или это от вина, Юнги точно не уверен. Они достаточно пьяные (все, кроме Хосока и Тэхёна, которые не пьют ничего, крепче воды (но по жизни такие дурные, что это и не обязательно), чтобы начать играть в какие-то дурацкие детские игры: Тэхён берёт с собой в поход Чимина, Чимин — бесконечный запас еды, а Хосок не может угадать, что он — Хосок, когда ему на лоб лепят эту бумажку, и пытается понять, солнце он или кенгуру. — Давайте в сломанный телефон! — предлагает Чимин, сгибаясь пополам от смеха. — Давайте, — поддерживает Тэхён. — Юнги-хён первый, как именинник. Юнги хихикает, наклоняется к Чимину, но тот отшатывается протестующе: — Э, нет, в другую сторону, — и Юнги оборачивается к Чану. — Фиолетовый рамён, — шепчет Юнги ему на ухо, облизывая пересохшие губы. — Ага, понял, — Чан поворачивается к Хосоку; Юнги пялится на линию его челюсти и родинки на ней, на едва заметные веснушки на щеках и у висков. У него как будто закладывает уши, и он не с первого раза понимает, что шепчет ему Чимин. — Красная лапша, — повторяет Чимин настойчивее. — А, почти правильно, — смеётся Чан. — Давайте ещё раз, — канючит Тэхён. — В другую сторону теперь. Юнги чувствует в этом всём какой-то заговор, подвох, но поворачивается к Чану, чтобы ему было удобнее — и всё равно оказывается не готов, когда тот, почти касаясь губами уха, шепчет щекотно: — Астрофизическая хренотень. Юнги хрюкает от смеха, Чан утыкается лбом ему в плечо, его ладонь съезжает Юнги на бедро. — Эй, чего там у вас, — Чимин пихает Юнги в бок. — Это как звезды, физика и, э, хрен, — шепчет ему Юнги. Чимин хихикает удивленно и поворачивается к Тэхёну. Чан чуть отодвигается, но руку на бедре оставляет. Юнги и не против. Они расходятся почти в четыре утра, после того, как Чимин засыпает сидя; Юнги выводит их из дома на цыпочках и обнимает на прощание по очереди. — Спасибо за торт, очень вкусный, — говорит он шепотом, обнимая Хосока. — Сокджин-хён выбирал. — Я заметил, — Юнги сгребает Чимина и Тэхёна в объятия — он чувствует усталость, но приятную, и какую-то странную любовь ко всему миру сразу. — Спасибо за сегодня, хён, — говорит Чан, обнимая Юнги крепко — Юнги и забыл уже как это. Успел, кажется, даже соскучиться. — Вам, может, такси вызвать? — спрашивает он, глядя, как отчаянно зевает Чимин. — Не, мы тут буквально через две улицы, дойдем уж как-нибудь, — Юнги смотрит, как они доходят до угла, машут ему, и машет в ответ. Он почти уходит в дом, когда слышит топот за спиной и оборачивается. — Хён, хён, — Чан запыхавшийся слегка, дышит тяжело. — Я забыл совсем отдать. Он протягивает обычный белый конверт, внутри диск с надписью черным маркером сверху. — Я там собрал кое-что, на следующей трансляции думаю включить, хотел, чтобы ты первый послушал. — Мог бы на почту скинуть, — Юнги улыбается широко, засовывая диск в карман. — Подумал, что так будет лучше, — Чан закусывает губу, шагает вдруг ближе. Юнги чувствует бухающее сердце где-то в горле. — С днём рождения, хён, — повторяет Чан в который раз за вечер, но сейчас слова звучат немного иначе, Юнги не может понять, в чём разница, и когда Чан обнимает его, тоже не понимает, но точно знает, что разница есть. — Спасибо, что ты родился. — Пожалуйста? — Юнги смеётся от неожиданности и неловкости. Чан обнимает его совсем чуть-чуть дольше, чем обычно, отступает: — Возвращайся скорее в Сеул, — и убегает раньше, чем Юнги успевает ответить. Он возвращается в дом, умывается и укладывается в кровать — вставать всего через 3 часа — вертит в руках конверт с диском, достает его наконец. «С днём рождения, Юнги-хён», — написано на нем аккуратными, почти печатными буквами. — «Я рад, что мы встретились». Юнги долго-долго смотрит на надпись, мысленно перечитывая её голосом Чана, и не замечает, как засыпает.