The risk I took was calculated, but man, am I bad at math

— Знаешь, — говорит Юнги, перекатываясь на живот. — Из наших отношений ушла романтика. — М? — Чан не отрывает голову от подушки. — Просто раньше, когда мы жили отдельно, каждая встреча была как в первый раз, — Юнги зачем-то подорвался в семь утра, и теперь его тянет на стариковские брюзжания. — Каждый поцелуй был долгожданным, каждое селфи… — Ты на что-то конкретное намекаешь? — Чан поднимает голову — отросшие кудри торчат во все стороны и под глазами мешки. Юнги любуется, почти забывая, что он на что-то там жаловался. — Хён? — А, ну так вот, — Юнги усилием воли отворачивается. — Романтика, говорю, ушла. Чан смотрит на него абсолютно отсутствующим взглядом с минуту. — Хён, — говорит он медленное, едва ворочая языком — наверняка опять лег под утро. — Ты что-то конкретное хочешь? Юнги горестно вздыхает. Чан сползает с кровати, цепляет телефон из-под подушки и плетется в ванную. Юнги удовлетворенно булькает. Его собственный телефон вибрирует на тумбочке, Юнги разлочивает его и жмурится от удовольствия: Чан закрывает лицо, фотографируясь в зеркало с задранной пижамной майкой. — Доволен? — слышит Юнги из ванной. — Что? — орет он в ответ. — Не слышу. Чан присылает еще одну фотографию — без футболки, с так оттянутой резинкой трусов, что видно темные волосы, уходящие под неё по низу живота. Юнги молчит, облизывая пересохшие губы. Следующая фотография. Чан записывает видео — по плечам бежит вода (Юнги слышит, как она шумит за закрытой дверью), макушкой он опирается на запотевшую стеклянную стенку душа, губы приоткрыты. Юнги смотрит на то, как пальцы Чана гладят шею, как он приставляет их к губам — и видео обрывается. Юнги подскакивает с кровати так резко, что в глазах темнеет на секунду. Дверь в ванну, конечно же, не заперта. Юнги ступорится на пороге, смотрит на Чана — тот стоит под душем, опустив голову, вода струится по спине на бедра. Юнги медленно стягивает боксеры, шагая под душ, и тут же ойкает, отскакивая. Вода ледяная. — Ой, — Чан оглядывается, быстро регулирует температуру. — Прости, не думал, что ты придешь. Юнги боязливо трогает воду — прохладнее, чем он любит, но вполне приемлемо, и делает шаг обратно. У Чана широкие плечи, Юнги касается их губами, скользит до шеи, прикусывает загривок. — Ладно, — невнятно бормочет он, когда Чан наклоняет голову, давая укусить себя под ухом. — В том, что мы живем вместе есть преимущества. Чан смеётся, ловя его руки, покоящиеся на талии, и тянет их ниже. Юнги дотрагивается до его стоящего члена, ведет осторожно вниз и вверх; Чан вздрагивает, подаваясь бедрами назад. Боже, как замечательно. Юнги дрочит ему медленно, лениво, Чан так же медленно толкается в его руку, и Юнги кажется, что вот сейчас уже, но Чан мягко отстраняет его, поворачиваясь лицом, целует — без напора, расслабленно; Юнги неудобно, вода из душа попадает в рот, и он, не отрываясь, тянется её закрыть. — Хён, — Чан лижет кончиком языка его приоткрытые губы. — Иди сюда. Он тянет Юнги к раковине, встает сзади, и Юнги в очередной раз думает о том, что он выше — но Чан выглядит всегда внушительнее, больше — и ему это ужасно нравится. — Сожми ноги, — просит Чан на ухо, и Юнги чувствует, как он толкается между бёдер. Смотреть на себя в зеркало невыносимо, еще невыносимее — что Чан тоже смотрит, ловит взгляд Юнги, сжимая его бёдра ладонями, притягивая ближе (Юнги мысленно благодарит себя за то, что они сняли квартиру с таким маленьким зеркалом — если бы он видел себя целиком, кончил бы только от этого). Чан размашисто ведет языком по его шее, засасывая кожу под челюстью, Юнги упирается ладонью в стену, прогибаясь в спине сильнее, проезжается пальцами по запотевающему зеркалу. Он бы пошутил про клише, Титаник и ладонь Кейт Уинслет, но Чан трахает его сжатые бедра, у него очень цепкий, жадный взгляд в зеркале, и Юнги не может сказать ничего, кроме протяжного «ох». Чан отстраняется буквально на секунду, кончая Юнги на спину, вжимается между ягодиц и дышит тяжело, Юнги ловит его взгляд в зеркале и улыбается самодовольно. Чан снова тянет его под душ, моет — ласково, заботливо, и Юнги ужасно кроет от этой двойственности, когда Чан нежно целует его, надрачивая так, что Юнги, кажется, может увидеть второе пришествие. Он не ругается, даже слова не может выдавить, так хорошо, а потом Чан моет их обоих — опять. Он вытирает Юнги, безвольно поднимающего и опускающего руки, дотаскивает на спине до кровати — Юнги поначалу спрашивал, не тяжело ли, но Чан сказал однажды устало, что он за качалку не просто так столько денег платит, и Юнги перестал задавать вопросы, — и валит на кровать, падая рядом. У него влажные волосы, Юнги пропускает их между пальцами, зачесывает назад. — Зачем ты их выпрямляешь? — спрашивает он, поглаживая чанову щеку большим пальцем. — Не знаю, иногда не нравится на них смотреть, — пожимает плечами Чан. — А иногда нравится. — Мне всегда нравится, — бормочет Юнги, утыкаясь носом ему в плечо и обнимая; Чан смеётся, упирается своей коленкой в коленку Юнги. Хочется лежать вот так, никуда не торопясь, всю жизнь; Юнги слушает размеренное дыхание над ухом, ерзает, устраиваясь удобнее, и почти засыпает, когда из ванной несется трель будильника на забытом телефоне. — Хён, — Чан аккуратно расцепляет его руки, целует в висок, вставая. — Надо собираться. — Ага, — Юнги переворачивается на спину, не открывая глаз. — Позвони мне через полчаса, я тоже встану. — Окей. Юнги в полусне слышит, как Чан выключает будильник, собирается, обувается и закрывает дверь. Через некоторое время рядом вибрирует телефон Юнги, он разлочивает его — Чан не звонит, скидывает видео — из тех, что, видимо, не отправил утром. — Да блин, — стонет Юнги, стягивая одеяло и касаясь твердеющего члена. Он дрочит в ритм с Чаном на пятнадцатисекундном зацикленном видео и, кончая себе на живот, лежит с минуту успокаиваясь, а потом разражается целым ворохом негодующих смайликов. «Доброе утро, хён, надеюсь, ты успеешь собраться» приходит в ответ, и Юнги хочется как-нибудь мерзко пошутить или выругаться, но он не может, только делает селфи — сонное, с красными щеками, отправляет и идёт мыться. Снова.