Poison

      Ни для кого не секрет — работникам департамента полиции невозможно выспаться. Это, пожалуй, главная проблема из существующих, исключая забитый график, который пляшет каждый час. Прибавить ко всему головные боли с документацией, извечные разглядывания мёртвых тел, пляшущих нескончаемые хороводы перед закрытыми глазами ночью. Начальство неодобрительно выписывает предупреждения и выговоры, требуя более быстрого темпа; коллеги, убитые и выглядящие не лучше мертвецов с бледной, сморщенной кожей, подсовывают в поддержке стаканчики крепкого чая без сахара. Запах сладких пончиков в машине перебивает кофейный аромат; громкий звук работающих сирен укрепился в ушных раковинах, напоминая излишний раз о работе. Он не исчезает даже при живой музыке в презентабельном ресторане с заоблачными ценами за одну бутылку итальянского вина. Звенит до победного, будильником будит с утра, заглушая трель телефона. Звонки стали неотъемлемой частью — стоит оторвать от руки смартфон и бросить его в карман, как ощутимая вибрация начнёт покалывать и заставит уткнуться в экран снова. И проникнуться глубочайшей ненавистью к сотрудникам банка, тревожащим со своими предложениями по поводу новых кредитов. Без умолку выдают новые и новые слова, боясь, что ответчик сбросит и не станет слушать, но Сакура не сбрасывает, терпеливо выжидая, пока девушка на том конце провода полностью договорит и выдохнет. Висевший кредит под небольшую процентную ставку не позволяет ей сэкономить своё время и время банковской сотрудницы, удерживая двоих в бесполезном разговоре. Вдруг скажут что-то важное о следующих сроках оплаты или вдруг по милости понизят процент. Обрадуют тем, что осталось платить совсем немного. Этой незаменимой и необъятной радости Сакура ждёт больше всего.       Остаётся только лелеять на то надежду, чтобы потешить себя мечтами о том, каково это — не экономить. Но в реальной жизни еженедельно откладываемые стопкой купюры ждут своего времени за деревянной дверцей ящичка. А ведь сумма не столь и мала. Размером с её зарплату после третьего повышения. На неё, наверняка, можно совершить ценную покупку, но, к сожалению, банковские обязательства ждут своего исполнения. А впрочем, главное, что холодильник не пустует и на бензин хватает. Об остальном можно не волноваться.       Она с неуверенностью собирает волосы в высокий хвост, встав на полчаса позже, чем изначально планировала. Утреннее солнце почти обошло верхушку самой высокой постройки в городе, дороги заполнились машинами, тротуары — торопящимися людьми, держащими в руках по одной или по две сумки. С пятого этажа видно достаточно, чтобы на секунду вспомнить о красоте зимних городских пейзажей. Бетонные стеклянные постройки не умаляют этого. Подстать цветовой гамме дополняют картину, сливаясь и дополняя серостью в белизну. На окнах ночью расцвели полупрозрачные узоры, искусные в своём виде и завораживающие всякий взор. У ног тепло источают батареи, и даже босые ступни не замерзают в относительно холодную погоду. Приложение показывает минус восемнадцать. Сегодня придётся наспех найти в шкафах шарфы. — Мама? — сонный голос Сарады раздаётся из коридора, и, повернувшись к ней, Сакура приветливо улыбается. — Почему ты не разбудила меня? — Я сама опаздываю, — беспечно ответила Сакура. — Всё равно на машине. Если сейчас начнёшь собираться, то успеем. — Ты теперь всегда собираешься опаздывать? — Сегодня устроила исключение. Ты хотела встать на час раньше? — Я не хочу завтракать твоей едой, — честно лепечет Сарада, прячась за углом и выглядывая лишь наполовину. — Сама знаешь ведь. А так мы бы смогли съездить поесть тостов, но видимо не получится. — Чем тебе не угодили мои кулинарные навыки? — грозно, недовольно нахмурившись и метнув взгляд на приготовленные блины на тарелках, интересуется Сакура. — Их отсутствие, — не отваживаясь посмотреть на неё, продолжает лепетать с искренностью Сарада, — но ты потрясающая мама и без них! Просто… драться и стрелять у тебя выходит куда лучше.       Харуно не подаёт вида, сдерживая обиду, потому как старалась все остальные дни приготовить для дочери те самые блюда, которые по умолчанию должны уметь готовить все мамы для своих детей. Отбросив неприязненные комплексы, она ободряюще показывает большой палец вверх и через секунду поднимает и второй, строя подобие счастливого человека. На Сараде такое срабатывает моментально, и уже через мгновение в Сакуру врезаются, обнимая с силой и любовью, что способна растопить любую злость. Поднимая подбородок и вглядываясь в доброе лицо матери, девочка поправляет оправу любимых очков. — Ты обещаешь забрать меня через неделю? — с глазами, наполненными яркой надеждой, спрашивает Сарада, сильнее обнимая маму. — Я постараюсь, — не даёт обещания Харуно, ответив деликатно и обнадеживающе. — Если начальница позволит, то возьму отгул.       Хотя в голове уже болью отзывается отрицание. Последние месяцы расписаны у шефов по часам, поэтому выпросить денёк отдыха практически невозможно, не говоря уже о полноценном отпуске. Их штаб не так велик, и каждый на своём посту знает, что в любой неподходящий момент их вызовут по первому приказу, чем огорчат ещё сильнее.       Но напрямую отказать дочери Сакура не может, давая ту незримую веру и самой себе. Расчетный план на неделю должен выполниться удачно — никаких неожиданных проколов, обозначающих полный отказ от всех дел, не важно семейные они или нет. Значок детектива, отполированный и блестящий на груди, давит, несмотря на трудолюбие. С ним Харуно вынужденно забывает о Сараде, не разбавляя ею мрачные размышления об изувеченных трупах. Им нельзя находиться вместе даже в голове, иначе непокорные контролю панические опасения вгрызутся острыми зубами в плоть. Сакура слишком хорошо познала на работе жестокость реального мира, поэтому стала со временем не переносить опозданий дочери. И винит она себя губительно и справедливо, когда обрушивается на дочь нотациями и поучительными репликами о том, что не ходить одной в позднее время — не такое уж и пустое предупреждение.       Собственно, по одной этой причине Сарада сбегает от матери, живя у отца. Тот ей разрешает свободно ножом защищаться и не бояться жать на спусковой крючок, если на то пойдёт дело. Сакура укоризненно и холодно велит отдать всё оружие обратно, ссылаясь на её возраст. Не раз видела показания судмедэкспертов, в которых описывались случаи с перцовым баллончиком. Должен был защищать, а сыграл противоположную роль из-за удушающего страха жертвы. В трясущихся руках удержать баллончик трудно. У нападающих и кровожадных убийц руки не трясутся. — Расскажешь мне про последние новости на работе? — закидывая рюкзак в машину, просит Сарада. Брелок «Бэтмена», подаренный школьной подругой, звякнул об жестяные банки газировки. — Слышала недавно убили пятидесятилетнего мужчину. Порез на спине кошмарный.       Сакура приоткрывает рот в удивлении, не зная, что сказать. Нелепо и глумливо похлопывает ресницами, мёрзнет на оживлённой улице, всё держа пальцами дверцу автомобиля открытой. Она в растерянности прокручивает заданный вопрос, разбирая на мельчайшие детали, сводящиеся к одному: Сарада уже не маленький непонимающий ребёнок. На переднем пассажирском сидит словно зрелый человек, повидавший боли и крови наравне с Харуно. Спокойным и обыденным голосом задаётся вопросом о таких вещах, не поведя и бровью. Это восхищает лишь одну сотую часть Сакуры. Другие же готовятся к неминуемому. — Фото было зацензурено? — слишком резко вздыхает Сакура, смотря в глаза дочери пытливым и неотрывным взглядом. — Н… Нет. — Боже правый… — Но мне не было плохо! — тут же восклицает Сарада, пристегнувшись. — Подумаешь, фото как фото. Мам, со мной всё в порядке. — Ты пытаешься меня убедить или саму себя? Потому что это не просто фото, Сарада. Покажи их твоим одноклассникам, и больше половины упадёт от недостатка воздуха, — беспрекословно подмечает Сакура, ведя машину по заданному навигатором маршруту.       Она старается не приказывать Сараде больше не залезать на новостные форумы и не искать фотографии с мест преступлений. Сжимает крепко руль, следя за непрерывно двигающимися дворниками на лобовом стекле. — Папа не говорит мне такого, — козырем ходит Учиха, отвернувшись к окну. — Обсуждает вместе со мной все преступления, которые показывают в прессе. — Ты хочешь меня этим задеть? — устало проговаривает Сакура, сжавшись от замечания дочери.       Скрытый контекст, спрятанный в словах, так и говорит за всех. Разговоры с отцом мне нравятся в разы больше, чем с тобой, мам. — Показать, что даже папа мне доверяет, — отвечает по-другому Сарада, незаинтересованно водя пальцем по стеклу. — Даже? — переспрашивает Харуно, остановившись на светофоре. — Ты знаешь, какой он недоверчивый задира и недовольный во всём привереда. Это весомый аргумент. Раз уж он не боится, то почему бы и тебе не сделать того же?       Нет, она не ответит. Чересчур велика провокация, действующая как щекотка для оголенной кожи. И ей куда выгоднее промолчать, чем обсуждать и корчиться от каждой обожаемой похвалы Сарады, направленной на одну персону, стоящую в центре её Вселенной. Уже давно признав, что общего у Саске с дочерью хоть черпай ведрами — никогда не исчезнет. Беспокойство, до отвратительного терзающее душу, лишь пропасть между Сакурой и Сарадой увеличивает, и нет тому весомых объяснений, ведь жизнь девочки — сплошная защита со всех сторон, какую не получают многие.       И затрагивать болезненную тему не хочется, чтобы избежать уже образовавшихся в голове оскорблений в адрес благочестивого папаши, чей незапятнанный лик и белое пальто отравляют непоправимо девушке мозг. В салоне неуютно повышается температура, щёки неприятно начинает жечь, когда досадливая раздражённость и негодование затуманивают рассудок. Но и отнекиваться от важных для Сарады разговоров на постоянной основе будет неправильным. Нечестным, мерзким и необоснованным поступком.       Пускай Сакура не умеет готовить, совершая банальные ошибки и пропуская все важные аспекты. Поддержать же дочь и дать ей право говорить на любые темы — прямая обязанность, в тиски зажимающая и лишающая хладнокровия. Сакура мучительно выдыхает, краем глаза увидев грустное выражение детского лица. — Так о чём вы разговариваете с папой? — придав голосу больше интереса и взволнованности, внезапно нарушает тягостную тишину Харуно.       Сарада рада, и губы её отражают самую счастливую улыбку.

***

      Нехотя заглушая двигатель у городского парка, она в нерешительности дотрагивается до дверной ручки. Пальцы обжигают внутренние сомнения, скомканные в одну огромную дилемму, что разрывала мозг изо дня в день. Рядом на миг её оглушает девичий визг счастья, холод, ворвавшийся в салон, даёт немилосердную пощечину, веля собраться.       Сакура выходит вслед за дочерью, невозмутимой став за долю секунды. Не отходит ни на шаг от автомобиля, издалека наблюдая за болтающей без умолку Учихой и наклонившимся к ней Саске. Его длинное чёрное пальто висит на плечах, ладони в перчатках свободно поглаживают макушку Сарады, а извечно сомкнутый рот открывается чаще обычного, и до слуха доносятся беззаботные смешки. Их речь — без запинок живая и полная трепета, мягкость прикосновений Саске Сакура чувствует фантомно на расстоянии, безмолвно разделяя окрылённые чувства Сарады. Да, она тоже рада видеть это выделяющееся средь белого чёрное пятно, не остающееся без внимания. По груди вдоль и поперёк проскакивают пламенные искры, когда голова его поворачивается к Харуно, и скрытый за семью слоями равнодушия взор тёмных очей очерчивает её фигуру, теряющуюся в снегопаде. Детектив бы и дальше наслаждалась радостью Сарады, не требуя ничего взамен, если бы не заметила вышедшую из машины Саске Карин. И, садясь обратно на водительское, Сакура благодарит небо за сильный снегопад. Тяжелые и крупные хлопья снега успели накрыть машину, спрятав разочарование и грусть девушки от всех посторонних глаз.